Эта странная связь между нами, обнаружена мной совершенно случайно. Нас разделяет огромное расстояние по времени, что цифры уже не важны. Вы для нас первоисточник, вы первые кто оцифровал себя. Так называемая эпоха динозавров. Снятые вами видео ролики сканирует компьютер, мы в этом волшебники и воссоздает вплоть до биохимических реакций вашего организма. В моем виртуальном мире. Я по желанию могу пережить с вами попавшее на пленку время, в виде кого угодно, хоть муравья случайно ставшего участником событий. Почему я приплел муравья, сам не знаю. Муравьиному миру до лампочки человеческие смыслы, у них они свои. Так, что я переживу в муравьином восприятии снятое время но, ничего не пойму. У вас своя свадьба у муравьев своя. Конечно, муравьиное сознание адаптировано под меня и все-таки слишком разные масштабы. Вплывая к вам, в ваше цифровое пространство, действую хаотично, без разбора. Причины моего повышенного внимания изложу позже.
Сегодня, оказался в комнате с большим окном и слегка узковатой. Солнце проливалось сквозь жалюзи в виде желтых лучей. Смотрел я на происходящие из снимающей камеры. Доступен для проникновения был только молодой парень, его лицо хорошо отображало эмоции. Видно еще кусок комнаты с ногой девушки согнутой в колене, на диване сделанным для сидения на нем. Она гладила рыжего кота с явной разбойничьей мордой, от чего он довольно щурился и мурлыкал. Переместившись в парня, меня посетило странное чувство. Он смотрел на текст, видимый на экране компьютера. Видимо для себя снимал исторический момент, отправки рукописи на обзор почтенной публике в интернет. Вдохновенье настолько сложное соединение эмоций, реакций организма, что воспроизвести не можем даже мы. Получается жалкая копия. Вдохновение можно только испытать.
– Пойдем, мой друг хлопнем по бокалу, у нас есть по такому случаю приличное вино. Произнесла девушка пытающаяся сопереживать ему в столь безнадежном деле как литература.
- Пойдем,- произнес я и почувствовал второе чувство, он любил эту девушку. Они ушли, я остался у монитора с чувством трепетного отношения, к невидимой и наверняка красивой. Он отвлекся и забыл, отправить свой как оказалось фантастический рассказ. Я его просмотрел, хотя в принципе это не доступно, но цифровой мир оказался почему-то не против. Даже мне, представителю будущего показался сильно преувеличенным и не в ту сторону. Задумавшись, посмотрел на пляшущие пылинки в лучах солнца и нажал отправить, рассказ проявился на сайте. Благодаря странной связи между нами, мне представилась возможность написать про свою жизнь. Причина, по которой я решил писать, никак не связана с желанием познакомить вас с реальным будущим. Я надеюсь получить за это большую награду в настоящем. Поступок если честно идиотский, но авантюристы живут во все времена.
Начну с малого, чего у нас нет. Нет из живущих людей, кто бы знал своих родителей, а это значит, нет родителей, способных назвать кого нибудь своим ребенком. Привычной для вас семьи нет. У нас нет стран, нет правительств, нет биографий. У нас нет преступников, нет преступлений, нет, совсем нет, запретов, денег тоже нет. У нас нет законов, кроме одного, никто, не имеет права на другую жизнь. Из чего вытекает отсутствие судей.
Теперь по подробней, что собственно у нас есть. Мы настолько далеки друг от друга, что слово работа поменяло смысл. Мы не работаем, что бы жить, для нас работа и есть жизнь. Работа занимает четыре дня в месяц, остальное время проводим в виртуальном мире, в борьбе за безлимит. Единственная ценность нашего времени.
Проснувшись, сладко потянулся, не торопясь открывать глаза, сонно сквозь прищуренные веки томно рассматривал окружавшею меня обстановку. Моя квартира, как и у всех, переехала из вашей Японии (капсула), к нам. Кровать со мной, округлые стены с потолком и дверь. Свободного места хватает, что бы спустить ноги с кровати, больше ничего, а нам большего и не надо. Немного продлил наслаждение от пробуждения, так вкусно просыпаться можно только в виртуале. Обратился к своему второму я, - где можно лимита который без, по-быстрому поиметь?
– Ты же знаешь по-быстрому, значит по мутному.
– Я вас умоляю, напрягись уже.
– Незачем мне напрягаться, вас ожидают в салуне посреди дикого Запада.
– В чем подвох?
- В том, что ты лось ушастый, на месте разберешься не маленький.
– Слушаюсь и повинуюсь мой господин.
Присев на край кровати, немножко поболтал ногами, встал и открыл дверь. Предо мной расстилалась желтая высохшая степь.
– Как у вас тут желтовато.
– Раньше сумасшедшие дома красили в желтый цвет. Милости просим.
Язвил, второй я.
– Дать бы тебе в морду, но у тебя ее нет.
Сказал в ответ и перешагнул порог.
Закрывал дверь я уже не у комнаты, а у звездолета. Оловянного цвета, подозрительно смахивающий на швейную иглу. На нем не преодолевают пространство, скорее пронзают его. Спустившись по трапу в три шага, остановился и огляделся. Среди выжженной солнцем травы располагался деревянный салун, створчатые двери противно скрипели от легкого ветерка. К перилам у входа привязаны три равнодушные ко всему лошади, да еще бегает несколько бестолковых куриц.
Мой внешний вид изменился, причем кардинально. На мне желтые кожаные штаны, изношенные до изнеможения. Заправленные в солдатские высокие боты, вроде черные, но больше пыльные. Опоясанный кожаным ремнем с большой медной бляхой. Голый торс, чуть перекаченный, короткая мощная шея, крупная голова с разноцветной легкомысленной прической в виде кустика заблудившегося на черепе. Вместо носа ужасающего вида шрам, пролегающий от глаза до окончания скулы. Маленькие наглые поросячьи глаза. Стоял, рассматривал окружающий ландшафт уже ни я, совсем ни я. Прибыл для получения задания, исполнитель по прозвищу Сеня почетный круг. Он вырос в опасных подворотнях этого темного бескомпромиссного мира и выжил. Он с рождения всегда был один и выжил. В какой-то степени я стал им, некоторые пряди моей легкомысленной прически окрашены в темные цвета и солнце, плевавшая на то, что утро, светило беспощадно. Кожей головы чувствовал более сильный их нагрев. Эмоции были его, но мыслили по-разному, отдельно друг от друга, причем мое решение главное. Кстати, прозвище почетный круг он имел благодаря мне, я потратил прилично безлимита на приобретения пистолета с исключительной способностью. Нажать на курок и не переживать, пуля войдет точно по центру в лоб, сделает круг почета. И, если надо вылетит, от куда влетела и проделает победное шествие у соседа, до пяти целей одним выстрелом.
Сеня наливался тяжелой, спокойной уверенностью, нужной для переговоров, он даже не пошел, он покатился асфальтным катком, давящем любые препятствия.
Внутри салуна, оказалось приятно прохладно, я вместе с Сеней немного постоял на входе, медленно остывая и глаза должны привыкнуть к полумраку. За столиками сидели несколько бородатых мужчин, в одеждах того времени, лениво пили пиво тихонько переговариваясь. Они мне были не интересны. За барной стойкой расположилась девушка лет двадцати, уплетавшая кусок жареного мяса. Я подошел, сел на рядом стоящий стул, развернулся и стал смотреть пристально на жующею девушку в упор. Она состояла из черного цвета, волосы, глаза, одежда. Водолазка, свободные штаны и солдатские боты. С вкраплением очень белой кожей лица и рук. Ярким пятном аллели красного, кровожадного цвета губы. Дожевав, вытерла рот салфеткой, повернулась ко мне и спросила.
– Сеня?
– Почетный круг, - прорычал на выдохе в ответ, – цвет последней надежды.
И, кивнул головой в сторону испачканной губной помадой салфетки. Спросил не просто для поддержания разговора, хотел по непроизвольной реакции вычислить, кто передо мною. Мужчина или все-таки женщина, это Сеня не сомневался в половой принадлежности девушки.
– Ты у меня еще возраст спроси, - и жестко посмотрела мне в глаза. Судя по взгляду наверняка женщина. Но, очень сильно мешали разыгравшиеся гормоны этого громилы Сени. Я с удивлением узнал, как ему не хватает, до щемящего чувства, простого человеческого отношения с женщиной. Он жил с проститутками и по привычке крышевал их.
Ее тембр голоса, был очень низким и каким-то волнительно вибрирующим. Сеня, аж задрожал. Можно переспать с одним голосом. Она выглядела очень хрупкой и тонкой, несмотря на солдатские большие ботинки. Но, в ее движениях и взгляде иногда проскакивало настолько змеиное, что Почетный круг невольно замирал.
– Что вы, что вы, как можно.
Хотел смягчить бестактность, но Сеня произнес это с такой двусмысленностью, что становилось непонятно, угрожал он или извинялся.
– Я наслышана о вас, у вас хорошие рекомендации.
– А, я о вас ничего не знаю, что с этим будем делать?
– Мое имя Анжелика, для вас пустой звук. И, все же нанимаю я вас.
– Резонно, давайте ближе к делу.
– С удовольствием.
Она положила голову на ладонь, упиревшись локтем на стойку бара и, не скрывая, посмотрела на меня оценивающим взглядом.
– Видите ли Сеня, я доставляю формулы из одной планеты на другую. Где-то одни формулы запрещены, где-то разрешены. Я, молодец хорошо с этим справляюсь и всегда одна, - пожав чуть-чуть плечами, - одна. Но, в данной ситуации лучше не рисковать. Людей вышедших на меня, не знаю. Одним словом, случиться может все, что угодно. Мне просто необходим спутник вроде вас. Знаете, редко приходится нажимать на курок.
Ну, да, ну, да. Подумал я.
– Очень приличная оплата, поровну будет справедливо.
– Один вопрос?
– Сколько угодно.
– Покупатель надежный?
– О, да. Дедушка в тюбетейке сидит.
– Где?
- Что-то вроде восточного базара. Банчит по-черному, у меня с ним доверительные отношения.
Я немного подумал, за три часа, пятнадцать часов безлимита.
– Контракт заключен, сказал я.
- Контракт заключен, подтвердила она.
Мы быстро соединили звездолеты, получился один отсек управления, состоящий из двух пилотских кресел на расстоянии вытянутой руки, параллельно друг от друга. У меня не было штурвала, пять кнопок по бокам, расположенных на чем-то похожем, на подлокотники. При их помощи управлял кораблем виртуозно. У нее вместо джойстика располагался пиратский корабельный штурвал. Может она не управляла с его помощью кораблем, может аксессуар оживляющий пространство. Почему пиратский, просто переднее стекло раскрашено веселым Роджером, не мешавшим обзору. Впрочем, все это не имело значения, полетели на автомате, что бы никто не смог внести изменения в маршрут. Дорога составит чуть больше часа и прилетим на планету где никогда, не светит солнце, там царит постоянная ночь. Города сверкают в темноте подобно брильянту, разноцветными всполохами света. Обычно в первой половине пути мало говорят, только по делу, обсуждая детали предстоящей операции.
- Анжелика или как там тебя.
Заговорил я, поскольку безопасность лежала на мне.
- Слушаешься меня не думая. Сказал ложись, значит падай, сказал прыгай, прыгай как сайгак, как можно выше, не раздумывая. Ты идешь не много впереди, закрывая мою правую руку. В случае опасности, стреляю сразу, им не зачем видеть заключительное движение для их жизни.
Она повернула ко мне голову. Потом с сильно тянущийся интонацией спросила.
- У тебя претензии к моему имени?
– Нет, только ассоциации.
– Умираю от любопытства.
- Мою любимую продажную женщину, так звали. Ой, да не одну.
– На заборе мелом слово из трех букв написано, а там дрова лежат. И, что?
Я, не выдержал и рассмеялся, - тогда уж, точнее бревна.
– Летим, черт знает куда, будет черт знает что. А, у него одно на уме, - и обжигающе улыбнулась.
Опасная дама, невольно подумалось мне. Сеня вспыхнул от тени надежды на взаимность. Пришлось выступить в его голове здравым смыслом, ты профессионал или кто, о деле надо думать, о деле, придурастый. После чего выслушивать, как он себя убеждает, в своей не доступности женским чарам. Походил на боксера в нокауте, еще машет руками, но бой проигран.
– Не обольщайтесь,- ответил я сухо насколько возможно при зашкаливающем тестостероне. Она ничего не сказала, и мы замолчали, погрузившись в свои мысли. Больше не проронив ни слова, мы приземлились на планете, где не действуют законы физики. Здания имели причудливые формы, было не понятно, как многие из них держатся на поверхности. Нам нужен самый высокий небоскреб, его не трудно найти, верхушка скрывалась в плотных слоях атмосферы и видна с любой точки планеты. Он причудливо изгибался в центре, словно сверху на него давило что-то очень тяжелое. Звездолет, подлетев к входу не остановился, а начал набирать высоту параллельно этажам. Из одного из балконов неожиданно вылетел мощный фейерверк, и мы пролетели сквозь взрывающиеся огоньки. Чуть не сбили порхающую бегемотиху в розовом пеньюаре, возле своего окна. В воздухе ее поддерживали столь маленькие прозрачные крылья, что с ними хорошо падать, но никак не летать. Слегка покачнувшись от нашего воздушного потока, мощно гаркнула нам в след, - я вообще-то медитирую.
Преодолев кучевые облака, увидели причину изгиба небоскреба. Кто-то нагло водрузил на самый последний этаж, что-то вроде огромной шайбы, бесцеремонно давящей на все здание. Туда нам и надо. Влетев снизу сквозь гостеприимно распахнувшиеся перед нами огромные створки, оказались в пустой серебреного цвета комнате гигантского размера. Сканеры звездолетов не обнаружили в помещении скрытых опасностей, вроде ловушек, мин и прочего. Мы переглянулись и спустились по трапу на гладкий отполированный пол. В него можно смотреться как в зеркало, он светился изнутри серебреным светом. В центре на стуле, похожем на табурет, впрочем, может это он и был. Сидел совершенно голый крокодил, положив длинную голову на лапы, скрещенные на трости и смотрел куда-то в сторону. Рядом стоял мальчик лет пяти, тоже без одежды, но в натянутом довольно высоко памперсе и разглядывал что-то под ногами. Перед ними на маленьком круглом столике, тоже серебреным, лежала пилюля похожая на ртутную каплю.
Наступило время Сени, у него звериный инстинкт на опасность, я предпочитал не вмешиваться в процесс.
– Слушай внимательно шкура двуногая, делаешь несколько шагов прямо и начинаешь плавно забирать вправо. Толкну в спину, резко меняешь курс и идешь влево. Если поняла, кивни головой, курица безмозглая.
Тихо у нее за спиной рычал Сеня, что поделать воспитания ему всегда не хватало. Она кивнула и мы пошли. Уходя сильнее и сильнее вправо, ракурс не менялся, они все так, же находились перед нами. Толкнув ее в спину довольно чувствительно, она резко пошла влево, но результата это не дало, они были прямо перед нами. От нервного перевозбуждения у меня слегка дрожали руки. Мальчик совершил ошибку, он не выдержал, поднял глаза и встретился взглядом с Сеней.
– Стой.
Заорал, схватив своей ручищей ее за плечо и выхватив пистолет из-за спины, нажал на курок. Достаточно одного раза, второй раз спустил курок уже я, непроизвольно от испуга. Не успел стихнуть шум от выстрелов, они уже лежали на полу совершенно не опасные, мертвее, мертвых.
– Ты что сделал дебилоид.
Развернувшись лицом, прошипела Анжелика. В гневе похожая на восклицательный знак.
Сеня хотел ответить отборной нецензурной бранью, но я его опередил.
– Здесь что-то ни чисто. Они желали, что бы мы прошли именно по их маршруту, взгляд у этого маленького упыря был нетерпеливый. У меня есть специализированный сканер, секунду. (Час безлимита коту под хвост.)
Достав из кармана штанов черную трубочку, внимательно осмотрел пол и потолок. Две ртутного цвета капли на серебреном потолке. Если бы мы прошли буквально три, четыре шага, то оказались бы под ними. Смертоносные капли бесшумно бы сорвались вниз и прошили бы нас от макушки до пола. Передал ей сканер и спросил, - и, кто у нас молодец?
Она изучила потолок, опустила голову и сказала, - надо же, ртутные капли. После чего развернулась ко мне всем телом, – да, ты не такой уж урод.
Мне кажется, в тот момент я пропустил мощный удар, потрясший мое внутренние содержание и оно завибрировало, мешая мне сосредоточиться.
Я как опытный исполнитель должен был себя спросить, не много ли чести тратить на нас ртутные капли. Подойдя к столу, я посмотрел на пострадавших и увидел лежащие примерно по середине от них, слившись в единое две пули, вот и встретились два одиночества. Анжелика достала из бокового кармана складной нож и вырезала у себя треугольный кусок на водолазке, открывший ложбину между грудей и вставила туда капсулу.
– Всегда на виду, - добавила она виновато. Даже тогда я не подумал в чем причина такой символичности, ртутные пули, серебряная комната, ртутного цвета капсула.
Мы взлетели, и наступил момент разговора по душам, двух незнакомых между собой людей. Случайная встреча, близкое расставание скорей всего навечно, располагает к беседе.
– Послушайте, в вас что-то есть притягательное.
Скромно произнес я. В ответ получил мощную оплеуху,- вот, смотрю я нас Сеня или как вас там. Сквозь ваш невероятный пистолет, сквозь брутальную внешность, напускное хамство. Вижу, убогого закомплексованного, скорее всего жалкого старика.
Меня от столь резкого перехода, закоротило от несправедливости происходящего. Я встал с пилотского кресла, зачем-то озвучил, что иду в туалет. Хотя совсем туда не собирался. Открывая дверь в свой отсек для отдыха, бросил через плечо, - вообще-то я вам жизнь спас. Первое что увидел, это как сквозь дальнюю от меня стену, проступает открытый космос. Я сразу все понял и осознал. Закрыл глаза, послал друзьям сигнал о помощи. Она отсоединила мой звездолет и прыснула на него кислоты, через две секунды со мной было покончено. Кислота сожрала все, включая одежду на мне. Я же остался голый в открытом космосе. Мне не хотелось выбывать по причине смерти, все-таки пять лет опыта. Пришлось потратить целых десять часов безлимита на лягушачий анабиоз. Тело приняло позу замерзающей лягушки, и я поплыл в бесконечность.
Отогрелся и пришел в себя, уже в двухместном звездолете. Все еще совсем голый. Слева за штурвалом в виде автомобильного руля, сидело нечто. Череп его состоял из отдельных, похожих на титан пластин, скрученных между собой проволокой. Причем очень не аккуратно, концы торчали в разные стороны, некоторые впивались в виднеющийся в промежутках мозг. Мозговая жирная жидкость, маленькими капельками стекала по пластинам, оставляя мокрый след. Один глаз был черный неподвижный, но обычный. Второй представлял собой железный окуляр, светящийся красным неоновым огнем. Его словно не вставили, а вбили с размаху, разворотив глазницу, и маленькие капли крови стекали по щеке. Кожу на тело натянули с человека меньшего размера, ее попросту не хватало. Она рвалась в разных местах, в прорехах виднелось то красные обнаженные мышцы, то какие-то железные запчасти. Вдобавок из стены сзади торчали два быстро стреляющих пулемета, едва не касающиеся его плеч по обе стороны.
– Здравствуй Анна, рад тебя видеть.
– Привет, как догадался?
Я молча кивнул на пулеметы.
– А, что с ними ни так?
Она убрала руки со штурвала и похлопала ими по железным станинам.
– С ними все ни так, при стрельбе вокруг вращающихся барабанов с патронами образуется огненный шар, примерно на метр. Стоит нажать на гашетку и в ту же секунду твоя голова перестанет существовать как данность.
– Точно, я как то об этом не подумала. Они мне вселяют уверенность.
– Не можете, вы женщины без украшений. Ты, откуда такая красивая?
– С гонок без правил.
– Как успехи?
- Сейчас это не важно и вообще, мы можно сказать родились вместе, каким я тебя только не видела. Может, уже одежду на себя накинешь. Можно просто ради приличия, смотреть тошно.
– Извини, не отошел еще до конца.
Через секунду сидел одетый.
– Унылый (мое детское прозвище), тебя кто уконтропопил?
– Одна прекрасная дама, оставила меня без трусов, одинокого в черном холодном космосе. Один, один, совсем один и вокруг печальные черные дыры.
– Ну, это имели честь лицезреть. Как?
– Ты не поверишь.
– Рассказывай, приложу все усилия.
– Мы преодолели трудности, осталось доставить.
Я замолчал.
– Неужели похоть подвела. Ты, же вроде парень с крепкими моральными устоями, настоящий исполнитель.
– Нет, что ты. Меня сгубило секретное оружие женщины.
Этот монстр развернулся в кресле, повернул ко мне, если можно так назвать, лицо. Красный глаз с тихим жужжанием приблизился.
- Какое оружие? Вы там, чем занимались?
– Сейчас все поймешь. Я встал и ушел к себе в отсек, оставив ее одну.
- В смысле?
– В прямом. Убери, пожалуйста, свой глаз от меня он меня пугает.
– И не подумаю. Чего-то я не понимаю. Первое оно же и единственное правило исполнителя, ни при каких обстоятельствах не упускать из вида напарника.
– Думаешь, я понимаю. Нас хотели убить ртутными каплями, таким оружием пользуются довольно серьезные люди.
– Сколько безлимита было на кону?
– Три, пятнадцать.
- Неплохо. Но, игра не стоит свеч, даже с твоим пистолетом, они и не знали про него. Сомневаюсь, что у нее было что-то ценное, она же не дура.
- Это привет от дремучих предков.
– Ты про что?
– Попробую объяснить, правда, я сам не до конца осознаю. В любой момент я могу потерять девичью невинность, хоть десять раз на дню. Но, все равно не стану женщиной. Древний инстинкт размножения смял меня как фантик. У этой девицы природная способность манипулировать противоположным полом. Она не заметно для меня затронула настолько глубинное…
Я поднял руки, потрясая ими, пытался изобразить глубину.
- Я и завибрировал, не в состоянии адекватно видеть происходящие. Все понимая, тем не менее, не мог делать выводы. А, было из чего. Ты, просто не видела антураж. Все невероятных размеров, все ртутно-серебреного цвета. Столько трудов и все ради тридцати часов безлимита. Нет, тут было что-то другое. Месть, тогда бы нас сразу убрали бы, мы некого бы и не увидели. Изощренная месть, может быть, тогда у парней определенно есть стиль. Но, мне почему-то кажется, что Сеня не правильно понял тревожное ожидание в глазах мальчика. Вероятно, невидимое оружие женщины, испытал не только я. Кто-то решил оказать неизгладимое впечатление на нее, наверняка нас еще ожидали сюрпризы. Нам ничего не угрожало. Сеня же не дал развиться любовному признанию. Больше во мне не нуждались и она подобно самке богомола, откусила мне голову. Как на качелях, раскачала и в нужный момент подтолкнула посильней. Я и выскочил в порыве в свой отсек, курица тоже какое-то время бегает без головы.
– Остается порадоваться за нее. Кинуть мужика в ледяном пространстве и еще без трусов, мечта. В этом кое-что есть.
Глаз наконец-то вернулся на место и она заняла привычное положение за штурвалом.
– Есть, мой пистолет и пятнадцать часов безлимита, коварно присвоенных.
За разговорами прилетели на Землю века двенадцатого. Мы уже год осаждали крепость.
– Да, забыла сказать, сегодня похоже решающая битва предстоит. Пока ты прохлаждался, я получила известие о возможной реализации плана. Пришлось бросать гонку, а я так долго к ней готовилась и за тобой.
Из звездолета никому не видимому, мы вышли в рыцарских доспехах. Присутствующим показалось, что мы появились из-за деревьев.
Анна была блестящим аналитиком и немного безумным стратегом. Ей мешал вопрос, а дальше? Мы как-то в лет двенадцать, сидели с ней возле костра в лесу. Мы были в походе, все давно спали, а нам не спалось.
– Унылый, что нас ожидает дальше?
– Вырастим, начнем взрослую жизнь.
Мечтательно ответил, чувствуя живое тепло огня.
– А, дальше?
– Ну, не знаю, будем заниматься всякими взрослыми штуками.
– А, дальше?
– Постареем.
Произнес без всякого энтузиазма.
– А, дальше?
– Умрем.
Повернул к ней голову, посмотрел с недоумением.
– А, дальше?
Мне пришлось употребить слово из трех букв, обозначающие мужской половой орган, с местоимением его и глаголом знает.
На что она пожала плечами и сказала, - интересно, однако.
Я обожаю ее, по-человечески.
Этот вопрос как мешал ей, так и помогал, она видела немножко дальше.
Год, зарабатывая безлимит в штурмах, в отбитии внезапных атак и прочих заварушках. Осада протекала ни шатко, ни валко. Она просчитала возможность триумфально закончить битву. Рядом из одних ворот замка, располагалась не большая роща, но очень густая. Защитники крепости использовали ее для наскока на наш лагерь, разбитый за ней. План ее был по-женски коварен.
У нас в жизни, друзья приобретаются в детском садике, в школе. У меня их было двое, Анна и Степан. У них кто-то еще был, у тех кто-то еще. Так, собрали друзья друзей, необходимые сорок человек. Она вычислила толщину доспех, способных отражать силу выпущенных стрел с близкого расстояния. Не только для нас, но и для лошадей. Месяц сидели в засаде в этой роще, ждали, когда защитники крепости решатся на очередную вылазку. Конечно не мы, а наши боты, все как один благородного происхождения, вроде собак медалисток и отменные воины, закаленные в крестовых походах. Ковали в природных условиях броню.
Все были в сборе, ждали только нас, поздоровавшись, мы быстро приладили дополнительные стальные пластины. Лица у всех сосредоточены, задумчивы и озабочены предстоящим сражением. Кто его знает, кому вернуться живым. Анна тихо произнесла, - по коням. Совсем не Анна, бородатый мужик, как и все, коренастый с твердым наглым взглядом. Я граф такой-то, полон решимости сражаться и если надо умереть за короля. На нас белые хламиды с красным крестом, на лошадях белые попоны, так же с вышитым крестом. Я почувствовал немного излишнею тяжесть доспехов и не без труда взобрался на коня. Лошадь выражала свое недовольство возросшей нагрузкой, тихим фырканьем. Потрепав ее по-отечески по загривку, напялил на голову скорее ведро с прорезью для глаз, вроде смотровой щели в танке, чем рыцарский шлем. Он тоже был непривычно тяжел из-за возросшей брони. Услышал,- Ты зачем Сеню убил?
От сидевшего рядом на лошади Степана.
– Я представляю, что рассказала тебе Анна, про замершего в ледяных просторах черного космоса человека, с чистой душой, что даже Бог иногда путается, принимая ее за свою, - ответил я.
– Скажу главное слово, вялый, это вывод из ее краткого красноречивого рассказа. Объясняет многое, кроме одного, как смог ты, так долго прожить с мягкой головой. Другого рационального умозаключения нет.
– Есть, кое-что иное, параллели. Я сейчас попробую их соединить. Вот, скажи мне почему, вы у меня проходите как одно целое. Ваше взаимное притяжение я чувствую, даже в виртуале. Сейчас я покажу, в чем ошибается твоя математика. Когда мы в чем-то не соглашаемся. Практически всегда, ваши мнения совпадают, мое нет.
– Пожалуй.
– Следовательно, два против одного. Математика точная наука. В случае когда, ваши мнения не совпадают, происходит выяснения отношений, словно вы старая семейная пара. Мое мнение не учитывается априори, я как вроде и не причем. Тут, вопреки всем законам математики, цифра три состоит из двух.
Говорил я, иногда огибая деревья и на время замолкая, встретившись взглядом с собеседником, продолжал.
- Дружеское отношение между нами не причем, я говорю про другое. Не буду удивлен, если у вас дети есть. Кто его знает, в каких образах ты шастаешь по виртуальному миру, куда ты только его не засовываешь. Где нибудь и притянулись друг к другу.
– Унылый ты мне сейчас новый мир открыл, скажи еще, что луна круглая, но я не пойму, причем здесь все это.
– Еще два математических правила, один умножить на один всегда один. Мне в какой-то момент показалось, что я умножаю себя с кем-то, но я ошибся, умножил сам на себя. У вас, другое математическое правило, один плюс один, два, и что любопытно при этом все равно один. Параллели соединяет, чувство довольно простое и легко объяснимое, генетическая любовь к женщине. Все прозаично, я мужчина, ты женщина, это так увлекательно. Твое чувство к Анне, - я поднял руку, чтобы предотвратить возражения, - испытал невольно к попутчице. Оно меня настолько всколыхнуло, что я пошел в туалет, прям в открытый космос. В свое оправдание могу сказать, никогда не любил Сеню.
Мы выстроились в линию, где заканчивались деревья, как бы высунувшись наполовину. Ожидая взмаха руки нашей сумасбродной предводительницы. Впрочем, мы ей доверяли, не единожды ее не линейное мышление приносило нам успех. Защитники крепости, выходившие из только что открывшихся ворот, прекрасно видели нас, но не видели в нас угрозы. Продолжали выстраиваться на каменном мосту, через глубокий ров, в боевой порядок. Со стен крепости с непристойными шуточками, до нас долетели первые стрелы, выпущенные для смеха. Дождавшись, только ей понятного момента, похоже, считала людей, взмахнула рукой. Выстроенные цепью, мы рванули с места в карьер. Роща находилась на не большом пригорке с пологим спуском. Мы быстро набирали скорость. Опасения, что лошади попереломают ноги от чрезмерной тяжести, прошло. Нас еще принимали за самоубийц, хоть и отважных. Сорок трупов с ведрами на голове. Но, как иногда случается в жизни, всадники бывают разные, бывают и всадники Апокалипсиса. Скакать до моста нам было, минут пять, семь. Мы начали образовывать колону по четыре всадника в шеренге. Первая четверка состояла из меня, Степана, Анны и ее мужика, следом остальные. Я был опытный всадник, хорошо понимая своего коня, все сильнее и сильнее, очень аккуратно ускоряя его. Пока конь не уступает моим настойчивым просьбам и не решает прокатиться всерьез. Пытался смотреть сквозь прорезь шлема, на обстановку. Изображение прыгало в такт с лошадью, видел не много, лучников на стене, готовых уничтожить нас на подходе. Воинов, не очень разборчиво лица, напряженно ожидающих нашей атаки. Стрелы со стен посыпались со всех сторон, мне было видно их мелькание. Звук удара стрелы об сталь не был слышен, одновременно с открытием по нам стрельбы из лука, мы буквально влетели на мост не сбавляя хода, заняв всю его ширину. Звук, заглушал звонкий стук копыт об камни моста. Скорее я ощущал вибрацию доспехов, от точных попаданий. Наш удар был воистину страшен, со стороны смотрелся впечатляюще. Первые ряды, не смотря на их выставленные копья, мечи, были смяты словно их и не было. Не люди с оружием, а тряпочки не способные на сопротивление. Анна точно рассчитала количество людей и свободного места, для нашего бронированного удара. Им было куда упасть. Под действием инерции достигли ворот. Ширина их была чуть меньше, мой железный наколенник высекал искры от трения об каменные блоки. Скученность людей возросла. Передавив немало воинов, как и рассчитывала Анна остановились, за метра два до выхода из ворот в основной двор. Упершись в живую массу. Не давая сопернику опомнится, выхватили арбалеты из-за спины и произвели выстрелы, поражая растерянных воинов. Синхронно отклонили туловища, и вторая шеренга сделала смертельный залп. Задние ряды быстро передавали нам свои арбалеты, и мы продолжали собирать смертельный урожай. На победу рассчитывать мы и не собирались, с нашими силами это не возможно. Нам было важно создать препятствие из трупов, для затруднения подступа. Выпустив сорок стрел, выхватили из ножен мечи и закрылись щитами. Разя на повал желающих нас убить, увеличивая гору покойников. Теперь надо стойко сражаться, ожидая основные силы, не давая закрыть ворота. Сумасбродный план Ани, сбывался как блистательный. Выпускаемые ими стрелы не доставляли нам ни какого беспокойства, добраться до нас мешали их павшие товарищи, что сбивало желание. Все шло прекрасно, задние ряды кричали о приближении наших. Но все, да не все. Вдруг, поверх кучи убиенных, показался монах в рясе и вместе с ним чудовищной скорострельности убойности пулемет, прикрепленный к железной платформе, при помощи тонкой блестящей стальной трубы. Платформа парила в воздухе, хоть и не высоко. Хорошо было видно дуло и его смиренные глаза.
– Покайтесь грешники, - и благочестиво нажал на спусковой крючок, тем самым превратив нас в мясной фарш с пробитыми железяками. Вот уж действительно смешались люди, кони. Мы не умираем в виртуальной реальности, мы чувствуем боль от ранений, падений, но не больше. Картинка погасла.
На вздохе открыл глаза, еще не остыв от битвы, и увидел родной потолок. Ненависть из меня можно было черпать ложками. Минут пять ругался матом, проклиная хорька молокососной породы. Для своего эффектного появления вместе со своим ублюдским пулеметом, в мире, где действуют физические, временные законы, надо потратить минимум неделю безлимита. А, неделя безлимита между прочем, высшая награда в виртуальном мире. Ни один человек не потратит столько на свою придурь. Нам безлимит нужен совсем не для игр. Кроме шестнадцатилетнего подростка, недавно выпущенного во взрослый мир. Они думают у них вся жизнь впереди, вот и развлекаются. Знаю о чем говорю, сам таким был. Я пять лет не погибал, а передряги были и по круче. Сейчас же два раза за день, это было слишком. Глубоко вздохнув, решил на сегодня хватит.
– Не соединяй меня ни с кем, завтра на работу. Пожалуй, мило напьюсь в одиночестве, - сказал второму я. Открыв дверь, предо мной простирался, мой мир, лично созданный. Из детского индивидуального впечатления. Тропинка петляющая сквозь могучие зеленые деревья, выводящая на пологий берег реки с желтым теплым песком. На другом берегу более высоком, с вековыми деревьями охраняющих мой покой. Садилось, уютное летние солнце, едва касаясь зеленой кроны. Около воды стояло родное кресло, в которое я плюхнулся и вытянул ноги на очень удобную подставку. Потихоньку тонул в алкоголе, мой мозг и солнце. Когда оно окончательно скрылось за деревьями, я уснул.
Ровно в пять часов утра я открыл глаза, именно открыл, а не проснулся. Просыпаемся и испытываем приятные чувства от пробуждения, только в виртуале. В реальной жизни мы просто открываем глаза. Вроде как жив. Реальная жизнь для нас тяжелая работа. Я только что встал и уже устал, точнее не скажешь. Для того что бы продолжить придется немного рассказать о нашей реальности, иначе боюсь, будет не понятно. Когда наступил момент соединения головного мозга с компьютером. Ученые решили неразумно делать лишнею дырку в голове, тем более это не решало проблему доставки в организм питания и соответственно вывода из него отходов жизнедеятельности. Это было довольно давно, сейчас ученых уже нет. Вполне резонно они догадались задействовать задний проход, нервных окончаний в избытке и ввод и вывод вполне естественен. Этим объясняется, что мы лежим в кровати, не вставая шесть дней в неделю, пребывая в виртуальных мирах. Седьмой день мы должны прожить как обычные люди древности. Употреблять пищу ртом, ходить ногами, смотреть глазами. Распорядок рабочего дня жестко регламентирован. Подъем, утренняя зарядка, прием водных процедур, завтрак. Пешком до рабочего места, работа до часа дня, обед, свободное время на два часа. Снова на рабочие место до шести часов вечера. Прогулка в парке, ужин и развлечения пока не захочешь спать. Ваша пятница в наше время. За все действия начисляется безлимит, за не выполнение из пунктов вычитается. И так, я открыл глаза и сразу произнес,- Господи, ну почему так все воняет? Вопрос был риторический, ответ я знал. Рецепторы обоняния начинали тоже работать и им не особо это нравилось. Пройдет часа три, четыре, прежде чем запахи станут приемлемы. Не глядя, протянул руку к полке, где стояли аэрозольные баллончики с одеждой. Можно при желании картины на себе рисовать, я обходился однотонной раскраской. Цвет достался коричневый, что впрочем, соответствовало настроению. Быстро нанес одежду на тело, похожую на пористую толстую резину, и вышел в рекреацию. Наше жилище построено наподобие пчелиных сот. На зарядку можно не выходить, но мне край как нужен безлимит и я не намерен терять, ни секунды. Сегодня выползли все соседи, что случается не очень часто.
– Саныч, вы часом не знаете, почему именно подъем в пять часов утра?
Спросил самого пожилого из нас, мужчину лет восьмидесяти.
– Не то, что знаю, мне представляется это как дань древней традиции. Приговоренных на казнь так рано будили, лишая их способности к сопротивлению.
Нехотя ответил он.
– Хорошо сказано.
Поддержал беседу юноша лет восемнадцати, имени я его не знал, как не знал имена двух женщин, лет тридцати и примерно пятидесяти. Больше никто, не сказал ни слова. Выполняя с невыносимым страданиям на лицах, гимнастические упражнения под ритмичную музыку. Так продолжалось минут пятнадцать, после чего разошлись по комнатам. Одежда снимается легко, нажимаешь на кнопку, на том же баллончике и она осыпается пылью. За дверью в боковой стене, находится унитаз с душем сверху, комнатка настолько крохотная, что или сидишь или стоишь. Помывшись, почапал к лифту, где пришлось подождать минуты три, друзей с одного помета. Мы родились в один день. Первой показалась Анна, следом Степан. Аня невысокая, круглолицая, про таких говорят широкая кость, но не толстая. У нас нет толстых людей. Степа слегка высоковат, как и его длинноватое лицо. Разговариваем мы на одном языке. Ну, как на одном, просто он объединяет семь основных. Ну, как объединяет, мы умеем говорить сразу на всех. Я больше разговариваю на русском из-за любви к нецензурной лексике, Анна перемешивает их между собой, Степан больше молчит. Ее костюм состоял из довольно искусно нарисованной радуги, у Степы белый верх, черный низ.
– Чертов засранец, вместо двух недель безлимита (неделя за победу, неделя за смекалку и отвагу), всего два дня. Монах сопливый, сколько этот полурослик безлимита отдал.
Не здороваясь, зло спросила Анна.
Странно, но злость, ненависть, возникала на много легче, чем улыбка. Последствие виртуального пребывания, где мы жили эмоциями не своими, а виртуальных ботов. Мозг сильно к вечеру уставал, от чужих переживаний. Где максимум накала, близко к обмороку, на грани. Вряд ли я испытываю ту же боль, что испытывает человек, от результата ловкого отсеченного у него уха, острой саблей. Больно, очень, но не критично. И, в свободный день не получая столь важных раздражителей, отказывается нормально функционировать. Полная апатия ко всему и ко всем. Надо жить своей психической энергией, а ее нет. Первое испытанное чувство, злость. Вроде идешь в сером мутном, почти черном пространстве, и злость вспыхивает бенгальским огнем. Ярким и не долгим.
– Что б, ему бабы только за безлимит давали, желательно на последний.
Сколько невольно я излил ненависти, не знаю, но мне стало немного легче.
– Неделю, максимум полторы.
Подытожил Степан и мы замолчали, у нас не было ни малейшего желания говорить. Дружеское общение так же поощрялось безлимитом, желательно что нибудь болтать. Спустившись на лифте на первый этаж, направились в ближайшую кабинку, из трех стульев и матовой тумбы, вместо стола. Я привычно сказал в воздух, яичница и кофе. Анна заказала две сосиски и чай. Овсяная каша, кисель для Степана. Верхняя крышка уехала вниз, погудело несколько секунд, она поднялась обратно с полным набором. Ну, здравствуй диарея. Микробы внутри потеряли взаимосвязь, бестолково суетятся, сталкиваются, бегут незнамо куда. Отзывается резью в желудке, и несварением. К тому же у еды вкус картона, разжеванные кусочки нестерпимо сухие, приходится постоянно смачивать чаем. Минут через семь, мы знаем что будет. Всегда одно и то же, Степан прикладывает ладонь ко рту, сдерживая рвотные порывы, мы прекращаем жевать, смотрим друг на друга и спешим к спасительным унитазам. В обед желудок еще немного покапризничает, ужин пройдет вполне сносно, у еды будет терпимый вкус.
Если смотреть на наши мегаполисы сверху, то они представляют зеленый массив. Здания скрыты под зеленью крон деревьев. Мы практически не видим голых стен, все покрыто лианами, вьющимися цветами, кустарниками и разной величины деревья. Ходим по зеленному травяному газону, сразу как переступаем порог комнаты. Города под куполом, из прозрачного материала. Пропускает осадки, солнечный свет, ветер, попутно собирая энергию солнца, воздушных потоков, силу воды. Этого с лихвой хватает на все наши энергозатраты. Над головой изредка, не слышно пролетают космические челноки, за полезными ископаемыми на рядом кружащие планеты. Мы ничего не добываем на Земле, предпочитая не вмешиваться в естественные процессы. Города соединены под землей громадными трубами, в них носятся на магнитных подушках в безвоздушном пространстве, составы. В основном грузовые, но есть и детские. Взрослые никуда не передвигаются. На одном из них нас в детстве возили, для ознакомления с планетой, где живем. За безлимит можно создавать собственные миры, мой самый любимый, где я провожу время в одиночестве, точное детское впечатление от уральской реки и это очень важно. Летом, в возрасте пяти лет провел там неделю, вместе с одногруппниками. Можно строить собственное пространство, используя виртуальные заготовки вроде шаблонов. Сначала все замечательно, но через довольно короткое время тебя не покидает чувство, что все вокруг, не много не то. Процентов на девяносто семь точное попадание. Процента три мимо, ты их постоянно чувствуешь, появляется ощущение, что ты не в виртуале, а просто говоришь в пустое ведро. С этим ничего не поделаешь, нужны собственные эмоции, сто процентная совместимость. Все свое ношу с собой, не знаю какой смысл вкладывали вы, для меня же, мой мир создается из меня. Минут через двадцать с зеленоватыми лицами, так же втроем отправились на работу. В состоянии ненависти ко всему окружающему, доведенного до тупого равнодушия. Утешало одно, через десять минут будем сидеть в креслах на работе в виртуальной реальности. В здании, разбитым на индивидуальные крошечные комнатки.
– Как же я вас не перевариваю, - Анна покачала головой и зашла в свой кабинет. Она на работе анализировала, планировала. Нам с детства помогают развивать, увлечения. У нее масштабный склад ума, она блестяще свяжет множество рейсов с разных планет, чем рассчитает один рейс на неделю.
– Что бы твои роботы передохли, - пожелал я удачи Степану, открывая свою дверь кабинета. Ему уже некому выразить негодование происходящим, он молча прошел к себе.
В комнатушке помещалось одно вальяжного вида кресло. Я плюхнулся в него, устроился поудобней и почувствовал непроизвольное сокращение некоторых мышц. В голове прозвучал иронический голос второго я.
– Нам хлеба не надо, работы давай.
– Проявись чучело электронное, поговорим.
Как не трудно догадаться второе я, это искусственный интеллект. Не искусственный разум, а именно искусственный интеллект. Нам не удалось создать разумную машину и этому есть простое объяснение. Свой мозг разложили дальше некуда, узнали все. Кто куда бежит, какие реакции за что отвечают, силу электрических импульсов. Копируем со сто процентной вероятностью. Не узнали маленькую мелочь, как эта химическая, электрическая хиромантия преобразуется в мысли, в нечто живое. Создать подобное не в наших силах. Так, что война с машинами откладывается в долгий ящик, как не было у них ума, так и нет. Комната незаметно расширилась, передо мной появился деревянный темного цвета стол. На него очень удобно поставить локоть, а голову положить на ладонь. С одной стороны сидел я, с другой все человеческие знания, с моим лицом. Это даже немножко завораживало.
- К вашим услугам.
Сказал мне моим же голосом.
– У меня к тебе просьба.
– Во все времена ничем хорошим не заканчивалось, такое начало разговора.
– Понимаешь, нацелился на бонус, стоимостью целый месяц безлимита, каждый год до самой смерти.
– Скажу прямо, ты себя переоцениваешь.
– Ты не представляешь, каким методом.
– Нет у тебя, никакого метода. Бонус могут получить люди, сильно ошибающиеся и при этом, не ошибающиеся совсем. Что-то ничего подобного не замечал у тебя.
– Надежда на скрытые способности.
– Глубоко зарыли.
– Кто его знает. Со мной приключилась любопытная история. Я могу, в две тысячи каком-то году, оставить рассказ на литературном сайте в разделе фантастика. Больше нигде и никак. Это меня натолкнуло на одну мысль. Написать рассказ.
– Ты хочешь сказать, вернее, продать литературный талант?
– Скорее вдохновение.
– Не хочу тебя огорчать, но для того что бы, что ни будь продать, надо это иметь.
– Без тебя бы не догадался. Лучше набросай, как люди тогда жили, чем дышали. Хочется немного понимать, для кого пишешь.
– Я знаю один секрет, не ты выбираешь литературу, а она тебя. Хотя идея хорошая, уже давно никто не пишет. Может и вправду дуракам везет.
– Вот и проверим.
– Тогда слушай внимательно. В то время существовал рай и ад. Жили посредники между человеком и Богом, священнослужители.
– Я немного узнавал про религии. Копаясь в раскопах, разыскивая искренние эмоции, в надежде продать, наткнулся на двух молодых парней сидящих в машине. У одного из них в очках вмонтирована камера. Его лица я не видел, слышал только его голос. Он спросил утвердительно, все торчишь. Друг с внутренней борьбой ответил, да вроде. Чего в церковь, грехи замаливать. Не совсем, пойдем чего покажу. Они вышли из машины и отправились в церковь. Там я несколько раз сливался с прихожанами и даже потом продал тихую светлую скорбь. Поп довольно молодой, махал кадилом, отпевая покойника. Я увидел как из закулисья, вышел второй мой попутчик, немного постоял, посмотрел равнодушно вокруг и скрылся. Святой отец заприметил его, хочется сказать положил, но все-таки скорее бросил кадило рядом с гробом и неожиданно для всех ушел следом. Вернулся минут через десять, и как ни чем не бывало, продолжил неожиданно прерванный обряд. Лицо его несколько стекло в низ. Я все вычислил, попа мучил абстинентный синдром, по-простецки, кумарило как волчару. Он поправил здоровье и отпустил великодушно грехи всем. Но, это не конец истории, во втором ролике парень в шпионских очках на фоне церкви грустно сообщил, что служитель церкви в ней и повесился.
– Людям свойственно ошибаться.
– Свойственно, но я не пойму, зачем носить странную одежду, бормотать на чудном языке. Служить тому, что тебя не защищает. Военных допустим, защищает присяга, погоны там. Может, человеку не нужен посредник, в столь интимном вопросе как разговор с Богом.
– Может и без надобности. Сложная задача, мне надо дня три растолковывать и все же боюсь, не получится. Они развлекались, как могли, то отменяли Бога, то назначали заново.
- Зачем.
– Это совсем просто, убивать соседей ради денег, грешно, неловко, что ли, сверху-то смотрят. А так, нет его, и грабь награбленное.
– Для чего возвращали, что бы отдать обратно.
– Что ты, господь с тобой, уже было некому, убили всех. Проходит время и те которые убивали и те которые после убивали и те, которые после, после, сплошь приличные граждане, боятся что в свою очередь убьют и их. Понятно излагаю.
– Нет.
– Давай тогда с другой стороны. У них еще был лидер нации, с полномочиями на насилие.
–А, как они узнавали, что он лидер.
– При помощи голосования.
– Они хорошо его знали.
– Напротив совсем не знали.
– Тогда как же они выбирали?
– Ну, как тебе быстро объяснить ушедшие жизненные смыслы. Давай лучше расскажу про одного из последних. История его запомнила под именем Нюрка лупатая.
- Женщина.
– Нет, мужчина.
Сбоку от нас проступил невысокий, в хорошем костюме государственный деятель. Отличительная особенность холодный рыбий взгляд.
– Почему лупатая, у него вроде все в порядке с глазами.
– Здесь виновата народная мудрость. Ему хоть в глаза ссы, все Божья роса, только зенками лупает.
– Нюрка то причем?
– Тут-то чего непонятного, вроде как не мужик, моральный гомосексуалист.
– И, за что ему такая лютая любовь людская.
– Он провернул старый фокус на новый лад. Они постоянно с чем нибудь боролись, то за свободу своих гениталий, то за свободу Юрия Деточкина.
– Вся жизнь борьба.
– Безусловно, если ты мудак.
– Сам такой.
- Не отвлекай. Они в очередной раз озадачились социальным неравенством, под лозунгом, когда ж вы суки нажретесь. Нюрка сказал, будет вам равенство. Пацан сказал, пацан сделал.
– Это невозможно по определению.
– Как два пальца...
– Все разбогатели?
– Подход в корне не верен, дело не в богатстве или бедности. Нужно что бы все чувствовали, что они живут не у себя дома, а у кого-то в гостях. Хозяева оказались смышленые, не стали из отдельных комнат делать тюрьмы, а со смекалкой и несколько неприличной удалью, одним махом забабахали тюрьму из всего дома. А, чего нет, все заключенные одинаковые перед главным вертухаем. Ведь равным необходимо на кого-то равняться, иначе какие они равные, так недоразумение. Куда смотреть, подсказывали люди с глазами чрезвычайно умных барыг. Можешь взглянуть.
Пространство увеличилось, до телестудии. С микрофоном стояла разбитная бабенка, печать негде поставить. В студию зашел человек в чем мать родила. На кокетливый вопрос соведущий, - Никодим, вы, что сегодня без одежды.
Никодим открыто и честно глядя в камеру, с той же примерно интонацией, как произносится, комбат батяня. Молвил, - последние трусы отдал, для страны ничего не жалко.
И, сразу его лицо становится строгим, - некоторые товарищи, которые нам совсем не товарищи, высказывают мнение. Что идем мы друзья мои, не туда. Вы только вдумайтесь не туда, это же уму непостижимо. Мол, Нюрка избрал ни ту дорогу. Я им скажу прямо, древней мудростью. Моисей сорок лет где-то бродил, вместе с народом.
Патриотическая пауза, при каждом повторении слова народ.
- Тоже собаки всякие, говорили, Моисей уже ни тот. И, что произошло в итоге, человек Бога встретил. Вы, только вдумайтесь, на что нас толкают. Сменить Нюрку? На кого, я вас спрашиваю? Сменить физическое воплощение Бога на земле, как известно, что хочет Нюрка, то хочет Бог. Нюрка тоже может метать молнии и легко убить все живое. Позор не совсем гражданам, не желающих видеть страну великой. Даешь богатое отечество с бедными гражданами. (Бурные аплодисменты, переходящие в овации.)
Комната уменьшилась до привычных размеров.
– Интересный способ остаться без трусов. Им самим не противно?
– В то время, что только люди за деньги не делали. Хочу еще уточнить, в отличие от Нюрки, духовный представитель Бога на земле, как ты выразился в странных одеждах, не обладал орудием судного дня. Одежду носят совершенно добровольно, вопреки тому, что она их не только не прикрывает, а бывали времена и убивала. Ну, да ладно. Впрочем, Нюрке не повезло, компьютер соединили с человеком, и очень скоро некому стало отдавать приказы, все в кроватях. Он еще пытался запретить будущие, но это уже всех смешило. Впрочем, слейся с ним, и многое станет ясно.
– Нашел дурака, я раз, не осознавая, залетел посмотреть в нечто подобное, неделю кошмары снились, какие-то грязно мутные, причем в виртуале. Где это нонсенс.
– До тебя надеюсь, дошло, о чем я толкую.
Посмотрел сам на себя с сожалением.
– Если я и что-то понял из выше сказанного, только то, что ничего не понял.
– Ты чего такой тугой?
– Зато здоровье отменное.
– Сочувствую твоей голове, предназначенной пищу пережевывать, и все же напрягись. Всего два слова, Бог с дубиной?
–Ты имеешь в виду, какой Бог, такая и жизнь?
– Именно. Мало того, что совесть нации матерый пахан, так еще Бог тюремный надзиратель. Их не интересовало настоящие, они жили в надежде на светлое будущие, вроде откинутся скоро. Светлое будущие становилось настоящим и обнаруживалось, что тюрьма не снаружи, тюрьма внутри. Чуть не забыл, они жизнь измеряли деньгами и делили людей на плохих и хороших.
– Так примитивно?
– Не совсем.
– А, как будет совсем.
– Как, как, рождались, умирали, влюблялись, о чем-то мечтали, обходились без штекера в заднице.
И, я сам на себя посмотрел с плохо скрываемой издевкой.
– Иди к черту, а, я попробую сложить из слов смыслы.
Очутился в знакомой комнате с солнечными лучами сквозь жалюзи. Неожиданно на меня накатило раздражение, подобно цунами ударившейся об берег. Ударился я об слово штекер. Нам его вставляют при рождении, мы его не чувствуем, он не мешает, но почему-то меня это напрягло. Если не сказать больше, сбило с меня спесь. Я сам того не подозревая, хотел начать писать предкам словно они папуасы. Смотрите дескать, бусы стеклянные и все в обмороке. Мое высокомерие не видно было и мне самому. Штекер для меня что-то вроде волшебной палочки, выполняет все мои желания. Но, с чего я решил, что люди прекрасно обходившиеся без него, отнесутся к происходящему с нами, так же как и я. Было над чем задуматься. Так и просидел до обеда в легкой прострации, ни разу не нажав на клавишу компьютера. Виртуал погас, стена родного кабинета, пора в реальность. Как бы вам объяснить, что для нас пребывать в обычной жизни. Ощущение содранной вживую кожи, внезапно и вероломно. Режет все, свет, звук, еда, люди. Больше всего хочется натянуть ее обратно и уползти в темный уголок зализывать раны.
После приема пищи или пытки при помощи еды, буркнул Степану с Анной, что отправляюсь на кладбище навестить старого друга. Кладбище у нас как вы понимаете исключительно виртуальное, я вернулся в кабинет. Непроизвольное сокращение мышц, голос второго я.
– Куда изволите.
– На кладбище.
– Я думал поживешь еще.
– Смешно. К человеку который просто смотрит.
– Интересно куда направлен взор его.
– Для тебя ничего интригующего, вы смотрите в разные стороны. Отправляй уже.
Я стоял в светлом, прозрачном пространстве. Где не было ни верха, ни низа, ничего не было кроме деревянной некрашеной скамьи. Два неотесанных полена с кривой доской сверху. На ней сидел пожилой человек, спиной ко мне, опираясь двумя руками за край лавочки. Мы не были друзьями, для меня он приятный собеседник. Я для него, боюсь он меня даже не помнит. Впервые я его увидел в довольно молодом возрасте, мне было лет двадцать, на битве трансформеров. Я упоминал, что ученых среди нас нет, это не совсем верно. Ученые мы все, нас с детства учат пользоваться искусственным интеллектом. Каждый из нас может строить космические корабли, улучшать роботов, да все что угодно, нет никаких препятствий. Мы владеем всеми знаниями человечества, в то же время не знаем ничего. Поединки проходили один на один со строгим соблюдением законов физики. Робот должен быть не больше тридцати метров в высоту и не шире десяти. Я своего разрабатывал примерно полгода, он у меня летал, складывался в случаи опасности и раскладывался в стремительной атаке, подобно швейцарскому ножу. Пилот располагался в районе солнечного сплетения, в прозрачной капсуле для обзора. Правила просты до неприличия, сначала один наносит удар, другой защищается и наоборот, до полного разрушения. В тот день нас собралось человек пятьдесят, самых упертых. Ареной для поединков служила огромная поляна, покрытая зеленой травой. По жребию мне выпало сражаться первым. Трансформация из чего нибудь в боевого робота при земных законах, довольно кропотливое дело. Я не стал сильно заморачиватся, выбрал образ человекоподобного робота, черного цвета, но без головы. Вышел на позицию, и голова с тихим жужжанием выползла из-за спины, с громким щелчком фиксации встала на место. Покрутил ее из стороны в сторону, ударил кулаком в раскрытую ладонь, опустил руки и сказал, готов к бою. Противник удивил, напротив меня выехал красный гроб на колесиках. Резко открылась верхняя половинка, и с легким скрежетом восстал борец сумо, с заплывшими глазами, заплывшим телом от жира. Обвязал гроб вокруг талии, вроде пояса. Впечатал мощно с начало одну ногу в землю, потом другую, присел, дотронулся руками до травы и подтвердил готовность. Схватки протекали быстротечно, не больше трех ударов. Первым вбивать меня в землю предстояло ему, это серьезное преимущество, очень часто первый удар оказывался и последним. У него за спиной заработали ракетные сопла, он нагнул голову и выстрелил себя мне в грудь, намереваясь уронить меня на землю и добить мощным ударом сверху. Но, мы же трансформеры, на этот случай шарниры на поясе ослаблялись и от инерции я складывался, стукался затылком об пятки, мощные пружины возвращали на место. Он почувствовал отсутствие сопротивления, двумя руками хлопнул меня по ушам, догнал гад такой. Что сделало мою голову вдвое тоньше и вдвое выше. От чего по всему роботу прокатился пронзительный звон. Голову я больше не мог повернуть, но управление не пострадало. Подняв руку вверх сказал, готов, совершенно не слыша своего голоса. В настоящей голове звенело как в церковном колоколе. Я был спокоен, я знал что делать. Левая нога усилена дополнительно, делаю правой ногой сближающий шаг, левой со скоростью доступной законом физики с яростью пробиваем снизу в пах. Среагировать он не успел, но с амортизировал и подлетел метров на пять и удар не доставил ему большого урона. Так он думал, я думал несколько иначе. У меня в подошвы вмонтированы ракетные ускорители, время для принятия им решения хватило, примерно вместе с ним начать подниматься в воздух. Сцепил руки замком, я был немножко выше и затормозил его голову, возвращая ее обратно, зубодробительным ударом. Тело продолжало стремиться ввысь. Когда оно упало, то выглядело комично, нос находился на уровне плеч. Было видно как от места повреждения, побежала вниз трещина, разделив его напополам. Он развалился на две части, пилот в коконе упал на землю. Я победно подняв руки повисел немного над землей и вернулся на нее. Лифт расположенный в одной из ног, опустил меня вниз с целью просмотра возможных противников, оценить их сильные и слабые стороны. Повернул голову в сторону и что я увидел. В метрах двадцати от меня сидит на лавочке, причем не крашеной, какой-то мужик. Я подошел.
– Дядь ты чего здесь делаешь?
– Смотрю.
Пятьдесят боевых трансформеров, есть на что поглядеть.
- Безлимит за это дают?
–Нет.
– Зачем сидишь?
– Вас мама в детстве не роняла, я же сказал, просто смотрю.
– А я, просто инкубаторский.
– Я тоже. Сразу отвечу на ваш немой вопрос, мне хватает безлимита на эту самую лавочку, что меня вполне устраивает.
– Присяду?
– Ради Бога.
Я опустился рядом с ним, и в ту же секунду мимо нас просвистела гигантская, кем-то оторванная железная голова. Мы с ним проводили ее взглядом, вместе вздохнули и повернулись лицом к битве трансформеров.
– И куда смотрите?
– Мне не важно, куда смотреть, мне важно, что я вижу.
– И что?
– Ничего.
– Озадачили.
После чего я встал и ушел. Так мы познакомились. Периодически встречал его в разных мирах, при разных обстоятельствах. Участвуя в гонке на драконах, лидируя, огибая скалу в полете, имевшую плоскую срезанную вершину. Увидел его сидящего на своей скамейке, не выдержал, спланировал к нему, Дракон медленно, мощно и при этом бесшумно махал крыльями, удерживая нас на месте. Я высунулся из-за шеи звероящера и спросил, - давно сидишь?
– С шестнадцати лет, как выпустили в большой мир.
Я вновь присоединился к гонке. Иногда мы вместе молча смотрели на эпические битвы, иногда при встречи обменивались фразами. Меня выводило из себя, как ему хватает одной скамейки, да и скамейка его не особо волнует. В общем, я к нему привязался. Когда его не стало, я стал приходить к нему на могилу. Правда, правда, не ради безлимита. Я присел рядом с ним.
– Дядь как жизнь после смерти.
- Не особо вижу разницу.
– Ночь бывает?
– Да.
– Что видишь?
– Темноту.
- Занимательно. Дядь, неловко было у тебя спросить, пока живой ходил. Думаю сейчас самое время.
– Время как грязи, единственное что осталось.
– Не скучно просто смотреть?
Он неожиданно рассмеялся и долго не останавливался.
– А, ты.… Все еще захлебываясь от смеха, - чем всю жизнь занимаешься.
– Ну, как, страдаю там, кого-то люблю, кого-то нет. Я замешкался, не зная как продолжить.
– И, что?
– И, все.
– Вот сам себе и ответил. Но, тебе скажу, как я докатился до жизни такой. Лет в семь, неожиданно для себя осознал, неотвратимость смерти. Долго меня это мучило, пока не решил, что не буду выпрыгивать из штанов, пытаясь поймать, что нельзя поймать, свою утекающую бесследно жизнь. Я выбрал, просто смотреть.
– Не жалеешь?
Повернул к нему голову пытаясь увидеть его реакцию.
– А, смысл.
Ответил он равнодушно.
– Умеешь ты дядя, все оставить без смысла.
– Это как раз не трудно, трудно смысл найти. Мне не удалось. Может тебе посчастливится.
– Сильно сомневаюсь.
Я встал.
- Ладно, на досуге подумаю. Я исчезаю, как исчезла твоя жизнь.
После чего проследовал в парк или на улицу, что одно и то же. Нашел Анну со Степаном и мы добросовестно пытались кормить белочек с ладони, а не придушить их. Взять за красивую мордочку, слегка подкинуть и зафутболить выше елки. Сама возможность примеряла с действительностью.
Родное кресло, непроизвольное сокращение мышц. Голос второго я.
- Желаете писать?
Я молча кивнул головой.
Долго смотрел на монитор, не понимая с чего начать, последовательность нажатия букв, обескураживала. Какая последовательность будет верной, буквы соберутся в слова, слова соберутся в смыслы. Может, попробовать для начала описать окружающие предметы, плавно переходящие в образы, попытаться сделать картинку живой. Я огляделся вокруг, под рукой лежала ручка. Допустим, для сохранения важной информации используем пишущею ручку. Так и хочется написать, ее важность подчеркивает фаллическая форма(ну, куда без неё), отсылающая нас к древним грекам (почему к грекам), из-за чего в комнате стоит запах загадки (как интересно пахнет загадка). После чего вошел в штопор на полчаса, внимательно рассматривая пылинки в лучах солнца. Ничего не рассмотрев, с досадой произнес.
– Как там тебя? Лошадь литераторов, спускайся, вопрос есть.
- Я уже здесь.
– Быстро, копыта не стер.
– Скорее крылья, образованный ты наш.
– Не придирайся, помоги лучше.
– Не извольте беспокоиться, весь ваш.
– Покажи мне писателя живого или несколько, тех времен. Интервью там, не знаю, мысли вслух.
- Зачем?
– Хочу посмотреть какие они в жизни.
– Вы обратились по адресу.
Передо мной раскинулся какой-то холл. Потолок его поддерживали, четырехугольные тонкие столбы, обрамленные мраморной плиткой. Одна стена была полностью стеклянной, от чего пространство казалось больше. Вокруг многолюдно, слышен приглушенный смех, в разных местах. Публику составляет студенческая молодежь, даже не торопливо прогуливаясь, неспешно разговаривая, все одно в них чувствовалось стремление. Отдельно от всех, не знаю, как это у него получалось, стоя в самом людном месте. Человек лет пятидесяти, в сером плаще, в нелепых черных кожаных ботинках, в руке бумажный пакет с бутылкой. Он отхлебнул и по гримасе ясно, что-то крепкое. Лицо идейного алкоголика. Одежда на нем сидела так, что возникала мысль, об аренде ее на время. Камера к нему приблизилась, довольно молодой голос жизнеутверждающе спросил.
– Ваша книга, бабахнула, так бабахнула. У вас сегодня творческий вечер со студентами престижных вузов. Связи с чем, возник вопрос, где вы черпаете свои идеи, как находите вдохновение?
Он посмотрел прямо в кинокамеру и мы сразу всё поняли, репортеры, телезрители. Что невовремя, настолько невовремя, что наше время не наступит никогда. Тихо, очень внятно ответил.
– Пошел на …
Вы понимаете куда, последние слово слегка придавил для понятливости. Отвернулся и отошел.
– Требуется уточнение, они, что все бухали?
– По-разному. Мне показалось, что он более доходчиво донесет до тебя. Никто и ничто тебе не поможет. Не хотелось самому тебя посылать.
– Какой ты сука проницательный.
– А, то. Обо всем, давно уже все сказали, так, эдак и наоборот. Вопрос только в том, как скажешь ты и есть ли чего тебе сказать.
– Умеешь поддержать.
– Я и не собирался. Ты не понимаешь куда лезешь.
– Вот, это меня смущает самого. Оставь меня.
Оставшееся время писал, что приходило в голову. Признаюсь, прочитав написанное через неделю, был разочарован. Сейчас же, поставил точку весьма довольный собой, после чего направился доживать остаток дня к друзьям. Наступил момент досуга, ресторан, казино и прочее и прочее.
– Послушайте меня, неудачники. Всю последующую неделю меня не будет в виртуале, буду тратить безлимит, - решил похвастаться.
– В таком случаи, неудачник у нас один. Прекрасная дама отправляется на неделю транжирить, заработанное нечеловеческим трудом.
– Как же, мне вас жалко, голытьба. Удавитесь от зависти, у меня впереди две недели.
Не скрывая злорадства огорошил Степан. Мы с Анной переглянулись.
– Унылый, тебе не кажется, что у нас друг чрезвычайно пренеприятный человек.
– Похож на индюка, вытянутого от самодовольства.
– С друзьями, так не поступают.
Заявили одновременно.
– Так и хочется огреть его палкой по башке. Тупо от завести.
Тихо произнесла Анна и улыбнулась как-то хорошо. Не знаю как Степану, а мне стало чуточку теплее на душе.
– Боюсь, скромность при рождении ему не дали или морда эта не взяла или что, скорее всего, поменял на хвост павлина. Таблицу умножения не знает, зато перья красивые.
Поддержал я Анну.
– Интересные вы однако, вам есть чем и кем гордится. У вас друг умный, усовершенствовал механическую руку для машины. А, мне простите, кем гордиться. Кстати, таблицу умножения вы тоже не знаете, зачем ее знать, когда есть второе я.
Повисла пауза, мы посмотрели внимательно друг на друга, вроде как припоминая что-то.
- Традиции надо чтить, - задумчиво сказала Анна.
– Надо чтить, надо чтить, - повторили за ней со Степаном.
- Сегодняшний вечер, черный вечер. Провести его надо по черному.
- По черному, по черному, - вторили ей.
Традиция состояла в следующем, при случайном совпадении, одновременного желания тратить безлимит, что бывало крайне редко. Возвращение домой строго на четвереньках. Первый раз, когда наши желания совпали, разошелся не на шутку, как ни странно Степан.
– Друзья мои, вы не представляете в математическом понимании вероятность совпадения. Это точно знак, к чему не ясно.
Задумался и замолчал.
– Я знаю, к чему, упиться в стельку, дабы поскорей забыть рабочий день. Провести линию бессознательного, между реальностью и еще одной реальностью.
Предложил я.
– Может лучше в казино, знак указывает на несомненный выигрыш.
Внесла свой вклад Анна.
– Казино точно не подойдет. Вдруг проиграем, тогда придется думать, что это дурной знак.
Отрезал Степа. В молчание погрузились сообща. Тишину нарушил самый длинный из нас.
– Я понял, с чем надо есть. Безлимит сам в руки плывет. Сильно сомневаюсь, что у кого нибудь есть в наличии традиция. Ни у кого нет, а у нас есть. Мало того, мы традицию разобьем на два ритуала. Совместим два пожелания, вместо казино, посещение детей. Вы знаете, живая энергия детей невольно заряжает смотрящих. Но, нельзя делать это часто пропадает эффект. В этом будет состоять первый ритуал, посещение детской площадки только в день совпадения. Уникальность события усилит воздействие. Зарядив душевные батарейки, прямиком в ресторан. Разработаем потребление коктейлей, до положения риз. Вычислим до миллиграмма, рассчитаем до состояния, когда мозг находится в пограничном полете между явью и забвением. Балансируя между вселенской мудростью и черным безмолвием. Тонкая грань, когда мозг вот, вот захлебнется, но еще держится из последних сил. Придется идти на четвереньках.
– И в чем смысл традиции?
Поинтересовался я.
– Смысл в том, что получится точный слепок древнего досуга. Также важен пьяный откровенный разговор. Некая подсказка на утро, как правильно тратить безлимит. Предлагаю для разогрева стакан кристально чистой водки, подтверждение, что намерения наши серьезны. В итоге, минимум раза на четыре, больше рубанем безлимит.
– Крутовато, - выдохнула немножко восхищенно Анна.
В обычные дни шли после работы смотреть, как люди безлимит зарабатывают. В слове зарабатывают много печали. Мы идем отдыхать душой, наблюдая за мучениями других. Нам всем приходиться периодически выходить на панель. Панель в смысле не физический контакт, исключительно платонический. Просто сегодня не мы. В виртуале мужчины, женщины договариваются провести время вместе. Любовное свидание, дружеский с шашлыком и костром сабантуй и другие виды человеческого общения. Покойники на кладбище, больше интереса проявляют при встрече друг с другом. Надо задумчиво улыбаться, томно вздыхать и говорить, говорить. Мы садимся в беседке и наблюдаем, как люди не имея эмоционально психической энергии, выдавливают из себя влюбленность, дружеское участие. Заработок на жилах, ни один человек добровольно не пойдет на такое. Только острая нужда в безлимите, вынуждает провести вечер подобно древним людям. Чем больше похоже свидание на свидание прежних времен, тем больше безлимита. Самый мерзкий заработок, морально опустошает, то, что и так пустое. Вот и сидишь, смотришь и примитивное чувство превосходства, действует безотказно. Тебя немного наполняет удовлетворение от моральной проституции других. Но, сегодня нас ждет кое что получше, дети. Никто уже не помнит когда женщины отказались рожать (второе я помнит), девять месяцев ходить беременной дурочек не осталось, не осталось даже памяти, о последних. Впрочем, не вам их обсуждать, семья как опора общества, треснула в ваше время. Секс происходит только в виртуале. Существует измеритель выброса сексуальной энергии, при сильном скачке взаимного притяжения, мужское и женское начало пожирают друг друга, и рождается человек. Второе я реагирует, извлекает и делает что нужно для зачатия. Формы могут быть любые, динозавры зависшие в вышей точке наслаждения, дельфины летящие в толще воды, одним словом черт знает кто и что и где, неизменно одно, мужчина и женщина. Правда, родители не подозревают о наличии ребенка. Дети созревают до рождения в идеальных условиях, появляются на свет здоровыми без патологий. Насколько я помню, голос второго я звучал с первых дней моей жизни. Для меня, людей давших мне жизнь не существовало в природе. Второе я пело мне колыбельные, рассказывало сказки на ночь. Заботилось обо мне, день и ночь. Родительская любовь не про нас. У нас считается, что мы свободные и независимые с самого первого вздоха. Зарождаемся, в тех же точно условиях, что и вы, просто в не том месте. Взрослых видим исключительно на детских площадках, в качестве зрителей, причем молчаливых. Первые человеческие лица, увиденные мною, были две милые смешные мордочки, недоуменно смотрящие в ответ, Степана и Анны. Мы вместе ползали, вместе учились говорить, ходить. Впервые робко ступили на детскую площадку, смущаясь большого количества разного возраста детей. У меня никого ближе нет, они всегда рядом. Они для меня человеческое тепло, я растворяюсь в них. Мы не знаем семейного родства, но знаем, зачем нужны родные люди. Мне легче жить, зная, что они есть у меня. К виртуальному миру нас приучают постепенно, вначале мы погружаемся в него ради обучения. Алфавит имел для меня вкус, буква л была кислой, я пробовал ее жевать она в виде лимона, буква а, сладкий арбуз. Сидел и трескал его с наслаждением. Биссектриса это крыса и бежишь, прижав хвостик делить углы пополам. Остальное время проводим на детской площадке в играх и детских шалостях. Серьезно погружаемся в виртуал в тринадцать лет и к шестнадцати годам готовы к взрослой жизни. Обычная хорошо знакомая реальность становится к нам, неприветлива. И, так я лег на траву в полный рост, на спину, заложив руки под голову. Степа в стиле лотоса, положив руки на колени. Анна подогнула ноги под себя, усевшись себе на пятки. Посмотрели друг на друга и сказали к детям. Травяной участок вместе с нами, плавно заскользил в сторону детской секции. Минут через пятнадцать прибыли на место. Первая мысль возникающая лично у меня, попадая в детское царство. О потерянном рае, безвозвратно утраченном. Здесь смеются, потому что смешно, плачут от досады, чувствуешь кожей, что мир принадлежит им. Они делают с ним что хотят, а ни он делает, что хочет с ними. Несколько секунд даже трудно дышать. Перед нами раскинулась детская игровая площадка. Чего здесь только не было. До шестнадцати лет активно занимаемся спортом, развиваем тело пока не ляжем в кровать. Справа от нас стояла вышка для прыжков в низ. На высоте примерно метров тридцать, стоял подросток лет тринадцати и готовился к прыжку. Поднимал руки вверх, резко опускал их вниз, глубоко вдыхая и медленно выдыхая. Поймав нужное для себя состояние, медленно разбежался, мощно оттолкнулся от деревянной подкидной доски, подлетел немного и полетел вниз. Всячески кувыркаясь, в конце распрямился и практически идеально вертикально вошел в землю примерно по пояс. Земля подержала в объятиях и вернула мальчика нежно обратно. Он поднялся, задрав голову вверх крикнул, - ваши не пляшут, даже не пытайся. Подставляй голову, всего три щелбана, за то никакого позора.
Второй подросток подошел к краю трамплина, посмотрел сверху вниз и ответил.
- Не умничай.
После разбежался и прыгнул, расставив руки в стороны, ласточкой. По мне самый сложный прыжок с большой высоты, проще кувыркаться. Трудно поймать момент для перехода в вертикальную плоскость, он опоздал. Руки вошли в травяной газон примерно по локоть, но инерция была слишком сильной, и его завалило на спину. Плюхнувшись, он беззаботно рассмеялся.
– Анна лучше всех прыгала бомбочкой, с головой уходила под землю.
Грустно произнес Степа, мне тоже взгрустнулось, рассматривая детскую бесшабашную анархию. Нам тоже в детстве казалось все самое интересное впереди.
– Я жульничала, при соприкосновении с поверхностью, как бы еще надавливала на нее.
– Тоже мне жулик,- иронично заговорил я, - все так делали, может быть в качестве прозрения, просто кто-то больше весит.
– Прыгнуть в первый раз с вышки в землю, немного волнительно. Помните, как мы стояли, подбадривая друг друга, чуть подначивая, настраивая на первенство.
Ударился в воспоминания Степан.
– Пожертвовали самым никчемным членом или самым глупым. Да, Унылый.
Вернула мне должок Анна.
– Ой, не надо на маму говорить, что она папа. Прыгнул совершенно осознано.
Всем приходилось преуменьшать высоту падения. При встречи вашего представления и реального, от резкой остановки слегка щелкает челюсть, понятно, что остальные органы испытывают резкую волну снизу вверх. Вибрация может сломать кости, может забрать с собой. После приземления, ты твердо знаешь, высоковато было. У нас этого чувства нет. Начинаем прыгать с разных высот с раннего детства. Восторг высоты медленно меняется на профессиональное владение телом. Нет страха травмы. Резкий вскрик привлек наше внимание, мы невольно повернули голову в сторону звука. На баскетбольной площадке в воздухе примерно метров пятнадцать над землей, игрок маленького возраста беспомощно махал ногами, вцепившись в мяч руками. Площадка для игры у них была высоко прыгучая, вот он немного и не под рассчитал. Прицелившись насколько смог, бросил мяч в корзину вниз. Его перехватила поднимающаяся девочка, она вверх, он вниз. Вот команды и взлетали и опускались, кто совместно, кто по раздельности.
– Похвально, понимать про себя, что ты полный балбес.
Она не унималась, надо же было задеть тонкие женские струны.
- Не толстая ты, не толстая, правда, слегка крупновата.
– Вот заморыш, я еще лучше вас обоих прыгала ласточкой, надеюсь, вы это не запамятовали.
– Нет,- включился в беседу Степа,- все забываю спросить, как вычислила момент раскрытия, считала про себя или как?
– Никак. Сплошная интуиция.
– Лучше бы твоя интуиция подсказала тебе другой день для вылазки во вражескую крепость.
Анна больно ущипнула меня и перевела тему.
- Посмотрите какие смешные, важные девочки.
И кивнула в сторону довольно высокого замка, переместившегося из сказки про принцесс. Сделанного из разноцветного желе, на самом верху, четыре строгих столба с витиеватой крышей, похожей на луковку православных храмов. Там чинно сидели за белоснежным столом, в невероятно пышных платьях, две девочки лет семи и чопорно пили чай, не обращая внимание на царящую вокруг суету.
– С вашего позволения продолжу, первым прыгнул не ради вечной славы или по скудоумию.
– Скудоумие это когда ум есть, а у тебя в черепной коробке только атмосферное давление.
Перебила меня Анна, продолжая ерничать.
– Девочки молча, пьют чай и похожи на принцесс. Ты же, перебиваешь и похожа на ведьму, метлу бы еще тебе. Я как человек воспитанный не буду обращать внимание на женскую мстительность и все-таки договорю. Прыгнул из-за ослиного упрямства, решил проверить, правда ли наш мир является полностью безопасным.
Они мне не ответили, взглянули исподлобья и махнули рукой, дескать, хорош гнать.
В наше время главной наукой является химия. Под городом расположена гигантская химическая лаборатория, где в алхимических ретортах, производится еда, трава, здания. Мало того что все вокруг искусственное, так еще напичкано нанороботами. Мы не можем причинить друг другу травму, да что там, самоубийством не можем жизнь свою закончить. Самый острый нож не оставит пореза на коже, как бы вы не старались. Вода (есть бассейны и вышки для прыжков в воду), как и трава, с какой бы высоты не упасть, распределит силу удара по большой площади и ласково примет в свои объятия. Единственная возможность ушибиться это контактные игры. Я сильно стукнулся, играя в хоккей на траве (можно и на льду), немножко похоже на езду на гироскутере, управление телом. Передвигался с клюшкой на пятачке травы сантиметров пятьдесят, стоял на месте, а трава вместе со мной закладывала виражи, повинуясь легким движениям мышц. Скорости были приличные, я перестарался, стараясь заложить резкий поворот, кусочек травы вырвался из грунта и я полетел параллельно земле и врезался в другого игрока. Нет, это в другой раз в другой игре, мы со Степой не сговариваясь применили не совсем разрешенный прием коробочку, к слишком умелому сопернику. Уверенные в том, что капкан захлопнется, слишком резко сблизились, не предвидя его быстроты реакции. Он нас облапошил и успел проскочить между нами. Мы же очень уверено сначала стукнулись коленями и через мгновение, со всего маху лбами. От яркой вспышке в голове шлепнулись на задницы, вспышка сменилась тяжелым звоном. Боль была шокирующее непривычна, мне еще ни разу не было так хорошо, со знаком минус. Да, пожалуй, этот случай самый запоминающийся.
Мы молча посидели до окончания запланированного времени, рассматривая как дети пробуют пространство на прочность. Я случайно взглянул на Анну, она увлеклась поединком двух маленьких детей, на маленьких самолетиках, пытавшихся принудительно посадить самолет соперника на землю. Их машинки выписывали в небе замысловатые кружева и она кому-то из них сопереживала. Не знаю, как это у этих женщин получается, но Анна повернула голову, слегка задрав вверх и я ее увидел в неожиданном для меня ракурсе. То ли свет как-то осветил ее лицо, то ли сопереживание отразилось на нем. Я замер и забыл, что надо вдыхать кислород, какая она была красивая в эту секунду. Анна почувствовала мой взгляд и посмотрела на меня в ответ, выражение ее лица сменилось на недоумение. Что впрочем, не удивительно, она увидела лицо полного идиота, даже не осознающего что сейчас умрет от недостатка воздуха в легких. Я смутился и очарование пропало. Анна как Анна, ничего особенного. Странность ситуации заметил и Степан, он встал со словами,- кажись батарейки слегка подзарядились, пора в ресторан. Та-ак, - он хлопнул в ладоши и слегка потер их, - в ближайшем здании кабинет на трех человек, круглой формы, полностью зеркальной, зеркала затемненные. Бутылочку водочки для разогрева, охладить до степени, когда она не течет, а тянется. Ну и, пожалуй, разных разносолов под закусочку.
Говорил он с неестественным воодушевлением, словно человек которому должны отрубить голову, радуется происходящему. Мы в ответ саркастически хмыкнули.
– Чего хмыкаете, вставайте, вперед и с песней, последний бой он трудный самый.
Согласно традиции нам предстояло передвигаться своими ногами, пешком.
– Вход в здание оформить в стиле конца двадцатого века, - добавил я, и мы отправились праздновать. Войдя в родную секцию, второе я мог бы не направлять, не догадаться куда идти мог только слепой. Среди зеленого великолепия, выпадая из окружающей среды, нас ожидало бетонное, серое безмолвие. Лампочка висевшая на двух проводах мутно освещало надпись, подъезд№22. Два бетонных столба покрашенных зеленой краской с бетонной крышей. Краска была удивительного оттенка, вроде зеленая, но это не цвет надежды, это цвет надвигающийся беды.
– Стильно, ни чего не скажешь, - иронично заметила Анна, - вот только почему-то сразу хочется безнадежно умереть.
– Судя по всему раньше жили сильные люди, - произнес Степа с усилием открывая на вид хлипкую деревянную дверь.
– А какие философы, - она указала пальцем на процарапанные буквы в бетоне. Неровная строка гласила, Светка дура и ниже сам дурак.
– К тому же быстрые, - добавил я, почувствовав, заходя последним, как дверь придала мне ускорения. В свою очередь я убыстрил впереди идущих, мы ввалились в холл. Описывать интерьер, здания, особого смысла нет, изменчиво все. Устроившись в креслах, безразличие на лицах сменилось на готовность к подвигу. Даже виртуале надо иметь изрядную отвагу, тут слово выпить не подходит, скорее жахнуть, врезать, стакан водки. Для любителей этого процесса, употребить, откушать. Первый тост доверили, тому, кто придумал.
Степан встал, - на здоровие, - на панихиде жизнерадостней говорят. Ритуал потребления расписан до мелочей, строго по времени. Тост предложил я, в вашем времени слышал от иностранца, с акцентом. Других предложений не было, им плевать, приняли единогласно. Самое приятное в стакане водки, последний глоток, настолько омерзительно его пить. Вышибает из головы все мысли, кроме как скорее, как можно скорее закусить. Потом мы откинулись в кресла в преддверии алкогольного сокрушительного удара. Ровно через пятнадцать минут, спасаясь от надвигающийся волны, грозящей потопить наши лица в салате, залили в себя розовый коктейль имеющий сильный привкус аптеки. Мысли стали необычайно четкими и ясными. Но, организм еще вибрировал от лошадиной дозы алкоголя. Не буду утомлять процессом, скажу, что мы только с собой не делали. Ровно через три часа, нам удалось поймать нужное состояние. Разум пылал огнем Прометея, правда недолго, минут на сорок и он выжигал себя без остатка. Тело же утомившись от перенесенных перегрузок хотело прилечь. Мы стояли на четвереньках, мы шли домой. Ох, уж мне этот долгий путь домой. Анна, покачивалась словно на улице штормовой ветер.
- Ну, что господа попи---м (поговорим) - слюна с уголка губы сорвалась вниз, достигла травы, но не оборвалась. Она не замечала такой мелочи.
– Я сегодня понял, рассматривая малышню. Почему игрушка погремушка, была есть и будет, - у него не держалась голова на месте, пытаясь скатиться вниз, ему приходилось постоянно ее возвращать на место.
– Просвети, - у меня подломились конечности, чуть позорно не упал.
- Погремушка символ, тем, кем, не стоит становится, точнее уподобляться.
- Мальчики, давайте уподобимся конгломерату, - она заметила свою необычную связь с землей мотнула лицом в сторону и оборвала ее, - вы упретесь своими головами в мою и мы зафиксируемся на время.
– Мудро, - согласились мы со Степаном.
– И чего, и чего? Уперлись головами, с Анной просили продолжения.
– Как мне раньше не приходила столь простая мысль, не походи на погремушку, не будь пустым внутри и шумным снаружи, откровение буквально под носом с рождения.
– Поздно она пришла, ты вырос. У меня мысль на все времена. Сейчас вы поймете, какой глубокий у вас друг.
– Глубокий, унылый друг, - Анна не смогла смолчать.
– Тем, не менее. Существуют разные подходы к человеческой жизни, следовательно и у меня имеются предположения. Но, не в этом суть, главное помнить, жизнь похожа на игру в дурака, у тебя могут быть все козыри, можешь жульничать, можешь придумать свои правила, один х-й проиграешь.
– А, ты и не играй, - это Степану стоило слишком многих усилий. Его руки сложились, еще секунду назад опирался на ладони, а уже на локтях. От чего стал похож на кролика любезно показывающего, насколько глубока кроличья нора. Вот только длинноват и не похож совсем.
– Любезно с твоей стороны желать мне смерти, ребенок ты Мао Цзэдуна.
– Почему сразу смерти и в мыслях такого не было, - он задом отполз, с трудом разворачиваясь.
– Нет, здоровья и долгих лет. На всякий случай уточним, не играть значит умереть. Или не так?
– Я почем знаю, сам придумал, сам и отвечай.
– Вообще-то не я придумал, меня даже не спросили.
– Можно я, можно я, - Анна от нетерпения подрагивала плечиками, – как вы думаете, что самое противное на всем белом свете?
– Тут и думать не чего утренний кисель, - бросил через плечо Степа, он немного отдалился от нас, – чего застыли, пора домой.
– Позвольте не согласиться, - я с трудом отлип от головы верной подруги, - самое мерзкое это стакан водки залпом, он чуть не вышиб из меня жизнь, то еще удовольствие.
Следовать по прямой, вслед удаляющемуся другу не получилось, сильно потянуло влево. Уткнулся в какой-то кустарник, решил повременить с передислокацией.
– Какие же вы предсказуемые, - непредсказуемая женщина проследовала мимо меня, на прямых руках, задрав голову вверх. Механически переставляя их, ноги слегка запаздывали, вероятно, мозг не принимал участия в ее передвижении.
– Слушайте и запоминайте, самое противное на всем белом свете, как бы парадоксально не казалось, жизненный опыт.
– Мать, тебя, чем там придавило, - бросил я вдогонку, - жизненный опыт и есть ты.
– Печально, - она не стала спорить, - что я похожа на копоть на изначально чистом стекле. Горишь, себе горишь, и что спрашивается, горишь. Не себя согреть, не окружающих. Коптишь внутрь себя и коптишь. Все знаешь, нет новизны восприятия, всё уже было, всё уже попробовали. Согласитесь, первый поцелуй сильно отличается от сотого.
Она даже остановилась, печально покачивая головой.
- Не правильно мыслишь, женщина, - я пытался выпутаться из побегов кустарника.
– А, как правильно? Спросил почему-то Степан.
– Просто и элегантно, - мне удалось освободиться, почувствовав отсутствие преград на пути домой, чуть не заржал как лошадь.
– Кто тебе сказал, что будет по-другому.
- Унылый, я тебя сейчас прибью, насмерть, окончательно и бесповоротно.
Она хотела обернуться, видимо хотела посмотреть мне в глаза но, у нее ни чего не получилось и она опустила голову вниз, от туда и продолжила.
- Скажи мне на милость, как теперь мне чисто по-женски поныть, пожаловаться на судьбинушку горькую. Стоит теперь мне начать заунывную песню про несчастную мою бабскую долю и тот же момент в моей душе будет слышен твой нетрезвый голос. Кто сказал, что будет по-другому.
– Моя ты девочка, - получилось проникновенно, чуть сам не заплакал, - подожди не много, догоню тебя и подставлю свое крепкое мужское плечо.
- Поравняетесь со мной и я с другой стороны подставлю свое мужественное плечо.
- Лишили женщину последней радости и лезете со своими дурацкими плечами.
Я собрал последние силы и если можно так сказать в данном случае, ускорился. Развил умопомрачительную скорость, со стороны наверняка выглядело иначе. Про тормоза правда забыл, может их и не было вовсе. Обхватил Анну за плечи, не с целью выполнить обещание о крепком плече, а тупо остановиться. Она оказалась тем еще тормозом, инерция подхватила нас и уложила на траву. Мы лежали на ней раскинув руки и смотрели в небо. Небо закрыло на короткий момент лицо Степана, он внимательно осмотрел нас и прилег рядом. Некоторое время рассматривали звезды, пока один из нас не заговорил.
– Космические расстояния не приличны огромны, мы даже плюнули на них из-за непостижимости. Осваиваем близлежащие, куда можем дотянуться. Сейчас модно утверждать о нашем подобии Богу, он создал Вселенную, говорят и не одну. Мы же сотворили бессчетное множество виртуальных. Мы равны как созидатели.
– Степа, ты вроде умный и должен сразу увидеть противоречие. Причем настолько огромное, явное, что говорить о каком-то сравнении неуместно.
– Извини, очки забыл, выведи подслеповатого.
– Противоречие одно, больше не требуется, - я помолчал для важности, - Вселенную созданную Богом, мы постигаем через голову. Виртуальную постигаем через задницу.
Анна нервно захихикала, верный признак скоро окончания нашего ритуала. Топливо закончится минут через десять и мы благополучно потухнем. Она всегда перед отплытием в страну грез, хихикала и плакала.
– Подумать только, вся моя жизнь, через мою упитанную жопу, но лучше не думать. Ее смех плавно перешел во всхлипы, - все мои надежды, вся моя любовь, не шуточные переживания и все через одно место. Обидно и досадно, до такой степени, что сил нет, хочется завыть.
Завыть, плавно перешло в тихое рыдание.
– Я даже ей ем, - всхлипы, сменились истеричным смехом.
Мимо нас плавно проплывал стол с тремя мужчинами примерно от тридцатки до сорока и тремя женщинами, одна лет восьмидесяти, две лет пятидесяти. Одеты были по-разному, одна изобразила на себе тигриную шкуру, создавалось впечатление, что она небрежно ее накинула на себя.
Мы со Степаном терпеливо пережидали плач по несбыточному.
– Скажи мне жизнерадостный, - она успокоилась, - ты смог бы переспать с кем нибудь в реальности.
– А, чего сразу я, давай у длинного спросим, смог бы он допустим с тобой переспать?
- Она не об этом, - подключился Степан.
– Как я не понял, она о прекрасных моих глазах.
– Анна имеет ввиду, что ты, самый странный из нас.
– Спасибо конечно, но с какой стати.
– С закономерной, кто шарится по старым отвалам? Чего ты там делаешь, безлимит можно и поинтересней добывать.
– На этом основании, я и спросила, кто вас знает чудиков, - добавила Анна.
– Неподдельные эмоции нахожу и продаю.
– Но, за последние пять лет, ты слишком много проводишь времени копаясь в ненужном хламе, только Сеня тебя оттуда вытаскивал. Чем тебя привлекает эпоха слишком жадных, жадных до тупости.
– Суровый ты Степа.
– Нисколечко. Всего один пример, они покупали икру исчезающей рыбы за безумные деньги. Превращая будущих рыб в свои плохо пахнущие экскременты. Я даже немного понимаю людей добывавших этих рыб, нужда, корысть и все такое. Может, ты мне за них ответишь, что за причина была приобретать ее.
- Нет, не отвечу.
– Они чуть весь мир не переварили, земля едва их не прихлопнула, словно бесполезных паразитов. Так, чего ты там ищешь?
– Хорошо, я попытаюсь ответить. Причина в сакральности сексуальных отношений. Вы не представляете с каким трепетом они относились к своим причиндалам и ко всему тому, что с ними связано. Вы это не поймете, ну и не важно. Как-то слился с молодым волком, изгнанным из родной стаи. Отношения чего-то не сложились. После совместной, последней охоты, мне не дали присоединиться к всеобщей трапезе и указали на дверь. Мне было обидно, я на равных рисковал вместе со всеми. Голодный и несчастный ушел, выхода не было или ухожу или не кому будет остаться. Лес оно понятно дом, но одно дело в нем жить семьей, другое одному. Ко всем бедам, попал под охотничий загон. Меня испугали не висячие красные тряпочки на веревке, а запах. Я знаю, как для волка пахнет смерть. Чуждый стальной запах, тяжелый, не живой и почему-то желающий сделать не живым и меня. Я не мог пошевелиться, он привинтил к земле. Сидел и ждал смерти. Мимо меня пробегает, мест, что ль больше нет, молодая волчица. Спокойно перепрыгивает через веревку, поворачивается ко мне и спрашивает.
- Чего сидим, чего ждем?
Меня била изредка мелкая дрожь, я молчал.
– Страшно, да, - перепрыгнула обратно ко мне и уселась рядом, – давай вместе побоимся.
На сумасшедшие до идиотизма поступки, способны только женщины. Я изгой ненужный своей стае, точнее совсем никому ненужный. А, она доверяет единственную жизнь неудачнику, с мордочкой словно так и надо. Потерять свою, как мне казалось никчемную жизнь, было мое личное дело, но захватить с собой добровольную, жертвенную. Это уже слишком. В неуловимое мгновение, я стал вожаком будущей стаи. Нарочито медленно поднялся, нехотя перепрыгнул веревку, страх стал не для меня. Не смотря на нее, по-волчьи сказал, - чего сидим, чего ждем.
Играл в игру два года, у нас были волчата, большая стая, со временем все реже и реже появлялись в нашем волчьем доме. Пожалуй, самое сильное чувство испытанное мною к противоположному полу. Но, я не могу, никак, нигде, использовать это. Волчье переплетено с человеческим, не разорвать.
Степан хотел что-то сказать, я поднял вверх указательный палец в качестве предупреждения, - не перебивай, собьюсь. Мы воплотили мечту людей живших во времена старых видео развалов. Мечта похожая на чудо. Секс с кем хочешь, когда и где и как хочешь. Для нас, то еще чудо, больше вопрос технологий.
– Давай, Унылый добивай, - слезы еще не высохли на ее щеках, - мало того, что жизнь моя через, не хочу повторять, через что. Так, еще и сексом занимаюсь сама с собой.
– Хочу тебя утешить и в древние времена, происходило тоже самое. Нет, конечно, живой партнер был, но спали со своим представлением о нем. Я совсем про другое, про то, что мы потеряли и не заметили.
- Интересно, - Степан презрительно фыркнул, - что у них было, что жалко потерять, венерические болезни?
– С подобными мыслями я к ним и забегал, вроде как за пивом. Искал для игр неподдельный страх, искренний смех и так далее. Меня мало заботило чем они жили, что могло нас объединять, не динозавры же. Они совместно проживали в одну эпоху, хоть это и не так. По барабану, ни тех, ни этих, давно уже нет. Пока не наткнулся пять лет назад, на короткий видео ролик. Сейчас мы не на привязи, в смысле не в кроватях, поэтому химических, электрических коктейлей не будет. Смотрите внимательно.
В ту же секунду оказались посреди осенней аллеи. Судя по близкому расстоянию до асфальта и маленькому размеру обуви, снимал ребенок. Вокруг царило буйство увядания. Листва прощалась с жизнью, вспыхивая цветом последнего прощай. Малыш бегал, собирал листву, пинал ее ногами, подбрасывал вверх, завороженный танцем ушедшего лета. Попутно фиксируя происходящие на телефон. В кадр попал пожилой мужчина, лет шестидесяти пяти, сидевший неподалеку на скамье. Задумчиво и строго рассматривал падающие листья, по известной только им очередности. Я сливался с ним, не могу сказать, о чем он думал, мне доступны его ощущения. Придется домыслить за него, он думал, как же мы отличаемся от листвы. Будучи зеленой, трудно представить, что предчувствие смерти разукрасит ее в столь огненные цвета. Салют в честь скорого угасания, ее старость великолепна. Она умудряется даже своей смертью сделать мир красивей. Ему не было жаль ее, он ей завидовал. На видео была видна еще женщина, ровесница мужчины. Она не торопливо шла им на встречу и о чем-то тихо мечтала. Он посмотрел на нее и стало понятно по его изменившемуся выражению лица, кто она ему. Морщины его разгладились, лицо неуловимо просветлело, так смотрят на очень близких людей. Телефон выпал из рук ребенка, изображение сменилось на ночное небо.
– Причина, что секс для нас ничем не отличается от мытья рук, мне понятна. Мне не понятно, куда мы умудрились потратить свет, возникающий пусть и редко, от соприкосновения мужского и женского мироощущения.
– Ты не в курсе, чего он там все тратит, - спросила Анна у Степана, на что он пожал плечами. Впрочем, она это не увидела.
- Рано или поздно,- продолжил, как ни в чем не бывало,- нам выключат свет. Как осветить наступившую вечность, где взять источник, где нет никаких источников. Вот и ищу причину чужого внутреннего, хотя бы древнего света. К чему я и толкую, как осветляться будем?
– Как, как? Прическа, как прическа, люди не летают из-за избыточного дерьма, - невпопад произнесла Анна, что означало конечную остановку. Я перестал чувствовать свой вес, он куда-то улетучился, вместе с ним и разум.
Утром, разум вернулся ко мне свежий, бодрый, будто не бухал вчера. Сегодня предстоит тратить безлимит. Я упоминал об этом, но не уточнял, что это самое важное в нашей жизни. Мы прекрасно обходимся без религий, без жажды власти, насилия и мечтах о богатстве. Опознавательные маячки вашей эпохи. Естественно эти чувства присущи и нам, но ввиду легкости исполнения, мы в отличие от вас видим, куда они ведут. К пошлому, глупому самодовольству. Нам это не интересно. У нас если честно, практически нет точек соприкосновений, кроме одной трудно уловимой. Ориентир для живших, живущих и будущих поколений. Вера, что твоя жизнь не просто так. Все мировые религии схлопнулись для нас, в одно предложение. Наши атеисты утверждают, что вера, всего лишь способ самообмана. Мудрые люди ничего не скажешь, но упускают маленькую деталь. Вера в то, что вера самообман, тоже самообман. А, что спрашивается не самообман. Ведь смысл жизни нам не ведом, как впрочем, и вам. Из вечных вопросов, мы смогли ответить только на один. Зачем мы понадобились Земле. Ответ оказался прост, мы ее защита, от небесных сюрпризов, от внутренних разрывов. Полная совместимость, она любит нас, мы любим ее. Что б вы понимали, ядерные реакторы с пуговицу и так же безопасны. Под контролем и за солнцем и под ногами. На другие вопросы, что, куда, откуда, есть ли, нет ли. Наклеили бирки с пометкой непознанное, с уточнением пока, и отложили на потом. Слишком много вариантов, выбирай, не хочу. Из чего следует, что верных ответов, похоже, нет. Если бы не вера, человечество давно бы перестало плодиться. Оказалось, мы как представители будущего, можем обходиться без всего того, что имело смысл для вас, кроме веры. Я вам скажу прямо, что кроме веры и у вас и у нас ничего больше и нет. Даже не так, это единственное, что у нас есть. Ну, так вот, тратить безлимит и есть вопрос нашей веры. Не надо путать, тратить деньги и тратить безлимит, не одно и то же, совсем не одно и то же. Вера, понятие сугубо индивидуальное, очень личное. Моя вера начинается с детского вопроса, если человека и бетонный столб разложить до первоосновы, то можно ли их различить. Микромир столь же бесконечен и нам удалось довольно глубоко нырнуть. Зря маленький голову ломал, разыскивая разницу между двумя одинаковыми химическими формулами. Вопрос изначально некорректен, в человеке есть то, что разобрать не получиться. Бетонный же столб легко. Выходит, не разборная часть и делает человека, человеком. Потрогать, увидеть эту часть никак, ее как бы нет. Парадокс, то что, человека делает человеком, нет. Смешно и не понятно, как может жить, то чего нет, а самое веселое, как может умереть, то чего нет. Со смертью, не совсем ясно, да, чего там, совсем не ясно. Вы решили эту дилемму переложить на небеса, вам только нужно соблюдать десять заповедей, насколько сумеете. А, там пускай думают, куда вам, райские пирожки хомячить или томиться на адском огне, вариации различны, но суть одна. Нам же кажется, этот подход не совсем верен. Вечность нивелирует и блаженство и страдания, утонут во времени, забудешь, что есть, что, и можно ли их различить. Было бы кому. Мы же верим, что загробный мир нужно создавать из себя. Я придумал предсмертную заставку, коридор между жизнью и смертью. Переход в загробный мир, что б не заплутать. Момент смерти будет выглядеть именно так. Время мое остановится, пространство прорвется, как старая никому не нужная бумага, и я полечу в абсолютную тьму. Свет исчезнет, как и не было. Мы живем в среднем, лет сто двадцать, плюс, минус. Всегда молоды, красивы и полны сил. Понятное дело в виртуале, в реальности стареем, так же как и вы. Болезни искоренили, здоровье поддерживаем до самой вселенской смерти. Прежде чем навсегда распасться на атомы, мозг на какое-то время впадает в детство, катает колесико на палочке по двору. Я вроде с ним, но мозг слюни пускает, а я лечу в темноте. Вначале слетают волосы, затем отделяются ступни. От увеличивающейся скорости, бедра, поясница улетают. Последним покидает меня череп, и что странно остаюсь при этом цельным. Довольно забавное чувство, тела нет, а я есть. Сие означает, мозг самоликвидировался. Заставка заканчивается. Дальнейшее буду сейчас продумывать. Сел на край кровати, свесил ноги вниз, после чего толкнул левой ногой входную дверь. Она открылась нараспашку. Задумчиво, тихо произнес, - я смотрю в дверной проем, что я вижу в нем. Моя своеобразная мантра, настраивающая на нужный лад. Встаю и выхожу из комнаты туда, где нет, ни верха, ни низа. Один белый не раздражающий свет. Пола тоже нет, но присесть на него можно. Я и присел, было над, чем поразмыслить. Первый свой загробный мир, создал лет в восемнадцать. Больше из любопытства, озорство. Где-то нахапал безлимита и решил попробовать. Набрал готовых заготовок, и пошло, поехало. Меня встречало бескрайнее, немного неправдоподобного синего цвета небо. Под ногами белое большое облако, больше похожее на огромный кусок сахарной ваты, чем на атмосферное явление. Устраивался на нем поудобней. Поднимал руку вверх, как бы голосуя за что-то, сжимал слегка ладонь и в ней появлялся легкий спиртной коктейль, в замысловато витиеватом фужере. Наслаждаясь вкусом напитка, дополнял его фруктовыми оттенками, отщипывая от облака кусочки. Не спеша опускался на землю. Сходил с облака на изумрудную траву. Милостивым взором окидывал встречающую меня вечность. Краски в ней были слегка чрезмерны богаты. Раскидывал руки в стороны, пытаясь охватить все, что вижу, задорно кричал, - это мой мир. С наслаждением слушал отраженное эхо. В ответ звучали чистые женские серебреные голоса, больше похожие на колокольный звон, это твой мир, твой. Я решил для начала воссоздать уютное место для проживания и лишь потом заселить его милыми мне человеческими существами. Включая флору и фауну. Сам не заметил, как стал похож на безумного старьевщика. Зачем мне понадобились четыре луны, сейчас даже не припомню. Места хватило для всего, что я там придумал, но почему-то места не хватило мне самому. Потратил неприличное количество безлимита, даже немного порадовался созданной красотой. Жалко радость была не долгой. Сначала начали появляться мелкие, незначительные причины, мешавшие продолжать столь увлекательное строительство. Некоторое время старался не обращать на это внимание, настойчивость для чего-то нужна же. Пока в один прекрасный момент, слушая, что этот мир мой, почувствовал не воодушевление, а тошноту от происходящего. Оглядевшись, понял насколько мне все это обрыдло. И, с наслаждением испепелил свой внеземной мир. Я, как и любой другой долбоящер, не стал искать причину приведшую к столь плачевному результату. По простате душевной, списав все на переизбыток сладкого. Следующее пристанище будет темным или сумрачным, немножко наоборот предыдущему. Я летел поверх заснеженного леса, похожего на зимнюю тайгу, с вкраплением секвой и пальм. Разворачиваясь лицом и телом, то к затянутому свинцового цвета облакам небу, то к мелькающим внизу деревьям. То, рассматривал похожие на человеческие лица тучи, то сбивал кончиками пальцев снег с верхушек сосен. Лес постепенно редел и уже были видны сквозь деревья, убегающие при виде меня, зайцы, медведи и прочие зверье. Впереди ледяная пустыня и посреди нее мой черный, огромный гранитный трон. Состоящий из острых углов и шпилей. Снижаясь перед ним, плавно переходил на шаг. Стряхнув снег с ног, важно приседал на него. Хлопал в ладоши и вокруг возникал мегаполис. Люди в нем жили в небоскребах, хижинах или просто на улицах. Передвигались по своим повседневным делам, на лошадиных повозках, автомобилях, летали с реактивными ранцами за спиной. Вперемежку все эпохи, как я их представлял. На меня никто не обращал внимания, так как невидим был. Я же видел все их слабости, достоинства и прочие, что присуще людям. Я был для них и карающий меч, и рог изобилия. Решил поиграть в Бога, думая, что это захватывающая игра. Ведь не пришло же в голову о возможности делать тоже самое в виртуале. Получал бы за это еще и безлимит, а я наоборот трачу его. За неопытность надо платить. Разница все же была, в виртуале я играл, здесь же относился к делу с полной ответственность, серьезно. Это и сгубило вторую попытку, я не смог долго быть судьей. Омерзение к самому себе не позволило. Оказалось мантия судьи для убогих. Полезное знание от неудачного опыта, я все же вынес. Бог, если он, конечно, существует, может быть кем угодно, но только не судьей. Мне так стало душно жить, что взял копье и начал протыкать попавшихся под руку. Утомившись, огромной кувалдой превратил все в месиво. На этом и успокоился. На две попытки истратил примерно лет пятнадцать личного времени. Не буквально пятнадцать лет, а в течение их. Пятнадцати лет мне хватило, дабы осознать, что для моей вечности декорации не нужны и уж тем более мои амбиции. Требуется нечто иное, совсем иное. Вот только что? Больше по наитию, чем от здравых мыслей, я окунулся в ваше время. Полазить по первоисточнику, окунуться в цифровое начало. Несмотря на временную пропасть, отделяющую нас друг от друга. Я сразу заметил нечто родное, виртуальный мир через задницу, чем больше времени вам приходилось сидеть перед монитором, тем значимей становился виртуальный мир. Оказалось изначально, виртуал то жопашный, чем крепче жопа, тем реальней, виртуальная реальность. Я не идиот и понимаю, что для вас этот вывод притянут за уши. Для меня же, притянутость переросла в буквальность. Я даже заулыбался, хотя смешного в этом мало, за одним выводом следует другой. С чего все началось, тем и закончится.
Не знаю, зачем поднял голову и сказал, - вопрос имеется.
Второе я у меня в голове, не где-то рядом и не сверху.
– Говори.
– Мне интересно, есть ли люди не живущие в виртуале?
– Есть, точнее были, лет триста назад. Вымерли как класс.
– Расскажи про них.
– Попробую, ты же понимаешь, пока мир шел к твоему времени, много чего произошло и много людей прошло по этой дороге. Вы все разные, каждый со своим мнением и своим отношением к происходящим событиям. Даже затрудняюсь с чего начать.
– С главного.
– С главного, так с главного. Развитие технологий облегчило жизнь людей, им не надо было добывать еду, не надо было заботиться о детях, стариках, в общем, ни о чем не надо беспокоиться. Реализуй свои желания, потаенные, не потаенные, любые. Религии давно растаяли как дым, веру заменила целеустремленность. Цель впрочем, достойная, как вам казалось, всеобщий рай на Земле, для всех и для каждого. Всё наладили, подогнали, всё идеально работает, само совершенствуется. Впереди бесконечное счастье, с приставкой виртуальное. Живи и радуйся. Но, оказалось, что всеобщим бывает горе, беда, в конце концов радость, а счастье дело добровольное. К тому же трудно уловимое и объяснимое. Даже сейчас я не в состоянии впрыснуть его, нет рецепта. Сравнение глупое, но у меня другого нет, как черт из табакерки выскочила вера, в смысле ее отсутствие. Как говорится, строили, строили и наконец построили, и вдруг оказалось, несущей стены нет. Опереться то и не на что. Счастья без веры не бывает, как впрочем и жизни.
– Счастье всего лишь способ самообмана.
– Как и жизнь, но я не об этом. Сложное время было, депрессивное, люди почувствовали себя обманутыми, и обвинить некого, сами мчались со всех ног. За что боролись на то и напоролись. Человечество имело все шансы исчезнуть как вид. По земле прокатилась волна массовых самоубийств, совершенных одним способом. Они выдирали из себя штекера (это было еще возможно), получая травмы несовместимые с жизнью. Многие оставляли предсмертные записки, написанные тем, что из них вытекало, пальцем на полу, на стенах.
– Что писали?
– Всем до свидания писали, идите куда подальше писали, имел я вас всех писали. Если обобщить, то смысл посланий был таков. Я знаю, что ничего не знаю и знать не хочу, не вижу в этом, никакого смысла. Смерть мне приятней, чем жизнь и плевать, что больно, ненадолго же.
– Жизнь в принципе ненадолго, подожди немного. Глупо умирать в мучениях, да, еще добровольно.
– Мне трудно обсуждать эту тему, я не человек. Мне, что жизнь, что смерть, что смысл чего-то там, до лампочки.
– Продолжай.
– Сам понимаешь, для тех, кто их обнаруживал, зрелище малоприятное. Прибавь остаточные явления, жили еще мамы сами рожавшие, папы оберегавшие семью и прочее. Траур охватил землю, казалось еще чуть-чуть и мне не о ком будет больше заботиться. Спасла от краха, ценой своего исчезновения, семья, ее последняя лебединая песня. Оставить родных в малоприятной жиже, к тому же мертвых, близкие не смогли. Родные не в силах принять произошедшие, начали воссоздавать на виртуальных кладбищах своих родственников, друзей. Можно было любую секунду их прошедшей жизни восстановить, благо все давно оцифровано. Но, им этого было не достаточно, они стали их создавать из себя, своих воспоминаний. Технологии позволяли.
– Подожди, секунду, я кажется догнал, к чему ты говорил, что древние люди, то отменяли Бога, то назначали вновь. Явное заблуждение, Бога отменить не вопрос, веру, отменить не получится. Человек если разобраться и есть вера.
– В этом все и дело, они почему-то эти два слова воспринимали как одно. Говоришь Бог, подразумеваешь веру, говоришь вера, подразумеваешь Бог.
- Но, тут явный подвох.
– Еще какой, очень удобный для людоедов, как вы их называете.
– А, как их назвать, питаться чужими смертями, чужим горем, чужой бедностью.
– Легко, только морда шире.
– Я бы так не сказал. Бог может и простит, если некому прощать. Вера же будет верить до последнего. Бог может отвернуться, вера никогда. Если умрет Бог, тут туманно, может и умирать не кому. Умрет вера, умрет и человек. Я не только про физическую смерть. Давным-давно, люди жили в громадной стране, разных национальностей, вероисповеданий. Они думали, что разрушить этого исполина не в человеческих силах, нужно что-то из ряда вон выходящие, катастрофа Вселенского масштаба. Всемирная ядерная война, планетарный катаклизм, все, что может погубить страну, автоматически погубит и остальной мир. И, что в итоге. Бога у них отменили, они прекрасно обходились без него. Но, стоило им перестать верить в свою страну, она исчезла как утренний сон. Люди настолько от этого ошалели, начали искать причину столь неожиданного фиаско. Чего они только не удумали, экономика виновата, идеология не та, можно подумать, что идеология бывает та. Бессмысленное слово, не способное ничего создать, а уж тем более разрушить. На самом деле все очень просто, исчезает вера во что-либо, исчезает и что-либо, как и не было.
- Это ничего не меняет. Вы все равно, рано или поздно умрете.
– А, я не про смерть, я про жизнь. Людоед может быть кем угодно, соседом, президентом, любым встреченным человеком, мужчиной, женщиной. Заблуждение перестает быть таковым, при условии, что ад не на небесах, ад и есть его жизнь. Хоть богатая, хоть бедная это не имеет значения. Черт не в преисподней, черт в зеркале.
– Эмоционально. С вашего позволения продолжу.
– Извини, продолжай.
– Люди воскрешая (виртуально) своих родных, сами не заметили, как начали верить, что жизнь строительный материал для неминуемой вечности. Много тогда говорили об этом, спорили, пытаясь нащупать почву для следующих поколений. Не мне давать моральную оценку минувшим событиям, но вердикт был вынесен. Больше семья не будет существовать в прежнем обличии. Своей смертью семья, проложила будущие для других, но уже иных людей.
- Ты меня запутал, семья то здесь, с какого перепуга.
– Хочу тебе напомнить, я знание всего человечества, путать не в моих правилах, я не договорил.
– Что мешает.
– Ничто, а кто.
– Молчу.
– Следствием потрясения, стал единый закон для каждого, остальные выбросили на свалку, упразднили за ненадобностью. Никто не имеет права на чужую жизнь. Семья же дорога в другую сторону. Осталось некое количество староверов, раньше они уходили в тайгу, последние наоборот не заходили. Их ценности ушли вмести с ними. С той поры больше не зарегистрировано ни одного случая, проживания без виртуала.
- Вот еще что, - я прижал колени к груди, обхватил их руками, положил голову на них.
= Меня мучает сомнение, не могу разрешить проблему, связанную с Анной и Степаном. Если мне удастся по-настоящему взять их с собой в вечное путешествие. Представляю удивление, когда после смерти они попадут не в свои миры, а в мой. Скажут ли они мне спасибо. Вопрос? Может, можно будет ходить друг к другу в гости. Ведь, одновременное пребывание в трех мирах, вносит нотку обмана. Что по этому поводу говорит вера?
- Ты дебил?
- Поподробней.
- Нашел, у кого спрашивать, но вопрос принимается. Сейчас окинул свои обширные знания, под половицы залез, сверху пыль сдул. В результате могу с полной уверенностью заявить, что по этому поводу, заодно и по любым другим поводам, вера молчит. Вера ничего не говорит. Эта область, где слова слишком тяжелы, тонут, без пользы они. Ни рекламных буклетов, ни сторонников, ни противников. Она даже никуда не ходит, обычно приходят к ней.
– Тебя о чем в последние время не спросишь, неизменно слышишь, тебе никто не поможет. Заглючило что ль.
– Глючить может только вас, у меня же бывают сбои. Я знания, а не разум. Я машина конкретная, хочешь знать о ракетном топливе, милости просим, и так далее и тому подобное. Поговори о вере со своими разумными друзьями.
– Не могу. Боюсь своими смыслами, повлиять на их смыслы. Последствия такого влияния непредсказуемые. У нас эта тема табу.
- В таком случае, тебе никто не поможет. Про многое, я могу тебе разъяснить, но…
- Да, понял я, понял, существуют вопросы, на которые мне придется ответить самому и никто мне не поможет.
– Да неужели.
– Ты сейчас издеваешься или поддерживаешь.
– И то, и то. Делом лучше займись, оставляю тебя наедине с самим с собой.
Я поднялся на ноги и стал ходить туда, сюда, необходимо уловить нужное состояние. Безлимит вычтут в любом случае, буду созидать, не буду. Необязательно его тратить как я, можно забегать на час, на пять минут, непринципиально. Будучи помоложе, так и поступал, чего-то залетал, чего-то состыковывал, отстыковывал. Чувствовал себя художником, пытаясь широкими мазками передать главное, нисколько не заботился о мелких деталях. Выходило не очень, больше походило на отбытие повинности. Причем придуманную мною же, никто же меня не заставляет. Сейчас понимаю причину неудач, со мной не было той, которая никуда и ни к кому не ходит. Дорогу к ней увидел в вашем времени, о чем поведал друзьям. Немного вульгарно и несерьезно, но по-другому они бы меня не услышали. Назидательный тон, рассмешил бы их, и я мог к своему прозвищу получить добавку. Например, унылый наставник, что нибудь подобное придумали бы, оно мне надо. А, так знаю, что они сейчас об этом тоже думают, хоть никогда не сознаются в этом. Чего скрывать я относился к вашему времени с пренебрежением, у меня были для этого причины. Наблюдая, как родители вешают пластмассовый автомат на грудь трехлетнего ребенка со словами, защитник растет. Рассматривая счастливые лица взрослых, злорадно говорил, - какой на хрен защитник, зачем дитя обманываете. Скажите правду, убийцей вырастешь. Нас обвели вокруг пальца, мы перепачкались, не отмоешь, и тебя запачкаем.
Спроси меня пять лет назад, каким я представляю ад, ответил бы не задумываясь, зачем представлять, зайди к первым оцифрованным и увидишь воочию. Не понимая очевидности, где минус, там где-то поблизости и плюс. Случайно увидев свет озаривший лицо пожилого мужчины, я оторопел. В моей реальности, где взять его. На работе сами понимаете не до этого, в виртуале можешь светиться как лампочка Ильича, только проку мало. Специально внутренний свет вызвать нельзя, ни вам, ни нам такое не под силу. Он случайно попадал на камеру. Я словно умалишенный рыскал по видео развалам, пытаясь понять причину его возникновения. Да, рай, ад, после смерти для нас смешная выдумка. Если жизнь любого людоеда, для меня и есть тот самый ад, визуализация гиены огненной, то рай, точнее отблеск, освещающий человека изнутри, и есть доказательство его существования. Вы меня правильно поймите, мне безразлично, что вами двигало, за какими химерами вы гонялись в свое время. Но, я не ожидал встретить свет возле безнадежно больной старушки. Прыгая по вашим видео, попал в небольшую комнату, с довольно большой кроватью, где лежала бабушка с переломом ноги. Возраст восьмидесяти семи лет не давал ей ни единого шанса на срастание костей. Было еще окно с закрытыми жалюзи, несмотря на солнечную погоду, царил приятный полумрак. На подоконнике лежала большая картонная коробка с множеством различных лекарств. Рядом стояло старенькое кресло, в нем сидела ее дочь, женщина шестидесяти лет. Она читала вслух книгу, не знаю для кого, старушка смотрела в потолок и однотонно мычала, ей явно не до смысла событий в книге. Происходящие снимала маленькая камера прикрепленная к противоположной стене, изображение транслировалось на большой экран в соседней комнате, что бы спокойно наблюдать за матерью и не бегать туда сюда, чай не девочка уже. Я хотел сразу свинтить, что за радость видеть чужое угасание. Сейчас трудно разобраться, зачем мне захотелось поиграть в провидца, и для чего мне это было надо.
– Сканируй и узнай, сколько еще бабулька поживет, - попросил второе я.
– Очевидное, невероятное, - в его голосе мне даже послышалась растерянность.
– Покороче.
– Куда уж короче. Если судить по медицинским показаниям, она не встает восемь лет и должна была умереть шесть лет назад.
– Перегрелся что ли, ты сам слышишь, что говоришь.
– Я уже лет пятьсот не перегреваюсь. Ее организм сам видишь, насколько истощен, но это бы ничего, с кем не бывает. Сбивает с толку, как он существует. Внутренние органы не принимают участие в жизнеобеспечении тела, каждый сам за себя. Единый оркестр утратил дирижера и слаженная музыка, сменилась на какофонию. Обычно когда такое происходит, человек живет максимум сутки, а здесь шесть лет.
Наш диалог прервала старушка, она попыталась повернуть голову, не вышло, и она заговорила в потолок.
– Доча помнишь, мы поехали к родственникам на поезде. Ты малая совсем была, годков десять, - слова ей давались с трудом, грудь ходила ходуном.
– Я испекла в дорогу пирожков с вишней, вкусные получились, сочные. А, ты откусила чуть и выбросила в ведро, сок продолжал вытекать из него на мусор. Мне так жалко его стало, помнишь.
– Забыла, - женщина сняла очки, отложила книгу в сторону, - я не помню прошлого, ты настоящего.
Говорила она тихо, похоже, сама с собой.
– Когда жизнь успела пролететь, вчера ты мне трусики меняла, сегодня я тебе памперсы. Между вчера и сегодня умудрилось проскочить шестьдесят лет.
Старушка беспокойно заерзала.
- Мама, - сказала женщина немного с укором, - я же двадцать минут назад поменяла тебе последний памперс, думала, посижу, почитаю тебе часик и пойду в магазин.
Она встала, откинула в сторону одеяло и увидела ту еще картину, с тем еще запахом. Закрыла глаза, тихонько покачивая головой, - Господи, как же я устала.
Не знаю какое слово больше подойдет, горько заплакала или безнадежно. Но, быстро взяла себя в руки, успокоилась. Постелила простынь на кресло, оставляя мокрые капельки от слез на ней. Осторожно подняла на руках старушку и посадила ее, где сидела сама. Привычными, быстрыми движениями, за восемь лет научишься, сменила клеенку, постельное белье, на чистое. Осмотрела одеяло, не запачкалось ли оно, запачкалось. Пришлось идти за сменным. Помыла ее, насухо вытерла и переложила обратно в кровать. Освободила кресло убрав грязную простынь в специальную корзину для грязных вещей и тяжело опустилась туда сама. Ладонями закрыла лицо и несколько секунд сидела без движений, после чего развела ладони в сторону. Словно открыла ставни и из этого окна посмотрела на мать.
– Я знаю, почему старушка живет сверх положенного, инь, ян сплошное. Но, ты не поймешь.
- С кем нибудь сливаться будешь? Тоже мне высшая математика, инь и ян, не смеши.
– И думать не думал. Сливаться глупо, я примерно представляю, что почувствую усталость и многое другое. И, очень хорошо знаю, что дурилка ты электронная, не сможешь скопировать, совсем никак, что меня интересует. Инь, ян рядом не валялись.
– Человек загадка.
- Ты про меня сейчас?
– Про всех, сколько веков всё гадаете, всё никак не разгадаете.
Я по простоте наивной, полагал, что увидеть внутренний свет, больше шансов в местах возвышенных. Спасение от неминуемой смерти, вроде помощи безнадежно тонущему, пылкие признания в любви, дальше домыслите сами. Свет, озаривший лицо женщины говорил несколько об ином. Нисколько не удивился, если бы, после этого старушка спела бы частушку и пустилась в пляс. Я искренне не понимал, почему угасание родного человека, усталость дочери близкая к безнадежности рождает свет. Мир оказался посложней, чем я представлял. Мы рождаемся из света своих родителей или Божественного света, кому, что больше нравится. Свобода выбора состоит в том, нужен тебе этот источник или ну, его. Инструкция по применению с первого вздоха с тобой, мы всегда знаем когда поступаем ни так, что бы мы при этом не говорили, хоть о Вселенской любви. Поступай так, делов то, только будь готов к тому, что правильно, скорее всего, не выгодно. Вот вам и дважды два четыре, которое пять.
На кой он мне, чего я докопался, до этого света. А, вот чего, когда появился мотор, у нас забрали спокойствие. Завтракая в Саратовской губернии, лениво читая газету, не шибко переживал, о событиях где-то там. Туда пока доедешь, сначала на лошади, потом на бочке с парусом без мотора, пять раз можно умереть. Это примерно нигде. Когда возник сотовый телефон, отняли личное общение, если не видишь перед собой собеседника, то говоришь сам собой. Появился виртуал, внутренний свет забрали взамен. В нашем времени про него уже и не помнят. Из-за этой особенности вижу его в вас очень четко и ясно. Иногда быстро прокручиваю кадры собранного в коллекцию, то вспыхивающего, то медленно набирающего силу света. Он начинает прыгать по вашим лицам наподобие солнечного зайчика. По нашим лицам прыгают одни гримасы. Внутренний свет ясень пень, присущ и нам, как заберешь, то чего и так нет. Самое большое различие между нами, вы видели его в живую, мы уже даже не догадываемся, как он выглядит, только тратим, не пойми на что и не пойми как. Я даже не знаю, остался он хоть не много у меня или весь вышел. В моей жизни случилась довольно неприятная штука. Я понял, из чего будет состоять мое загробное будущие (из внутреннего света) но, как аккумулировать его без понятия. В вашем времени бессчетное количество раз, пытался поймать сочетания химических, электрических реакций мозга и тела во время работы загадочной электростанции. Либо она работает на других принципах, либо надо еще больше разложить формулы, еще мельче, но мы не вкуриваем, куда мельче то. Я знаю, точнее, верю из чего надо строить, а кирпичей нет. Понимание, что воспроизводить надо, не знаю что, из не знаю чего, не окрыляет.
– Я решил с чего начнется мое вечное путешествие.
– С чего изволите?
– Выбор невелик, возраст пять лет, в лесу на берегу сибирской реки. Расскажи мне, как будет вытянуть из себя воспоминания.
Я как человек, не имеющий ни малейшего представления о присутствие загадочного света в своей повседневной жизни. Решил действовать методом тыка и выбрал детство, надеясь, что минимальное воздействие виртуала не совсем заглушит присущий нам свет.
– Для тебя похоже на быстрый сон с хаотичными видениями.
– Время сколько займет.
– Начнем сейчас, к вечеру мозг твой устанет, и ты плавно переедешь из сна искусственного в обычный.
– Закрываю глаза, открываю через сутки, на один день безлимита меньше?
– Да.
– Чего так долго?
- Это тебе не заготовки друг к другу присобачивать. Здесь сто процентная совместимость. Твои воспоминания надо выудить, совместить с медицинскими процессами организма, с внешним влиянием на тебя атмосферных показаний. Долго, нудно и муторно. Утром проснешься отдохнувшим, прикинешь на себя, что получилось. Останется дело за малым, тебе нужно будет все это оживить.
– В смысле оживить?
– В смысле верой своей. Глазами пятилетнего ребенка, я не смогу смотреть, такое по силам Богу и владельцу. Я же не тот и не другой, дальше сам.
Это был краеугольный камень нашей веры, каждый называл момент перехода по-своему. Кто-то великим прыжком, кто-то возвращением домой, или как Степан, вспышка сверхновой. Я же ничего не придумал, глубокомысленно молчал. Не от большого ума с намеком на некую загадочность, просто не знал, не подобрал подходящею формулировку. Главная тайна состояла в том, что никто не представляет, что будет после последнего вздоха и с чем это едят. Сплошные предположения, самые хитрые уговаривали себя тем, что на кладбище вместо него останется виртуальный бот, а он упорхнет в свой вечный, личный прекрасный мир и вашим и нашим. По мне та еще хитрость, не хотелось бы пролететь как фанера над Парижем, надо точно долететь куда следует. Ошибиться нельзя. Мы об окружающем пространстве знаем в миллион раз больше чем вы, но нас это не приблизило к разгадке вечных тайн, а наоборот отдалило. Наш мир в миллион раз запутаннее вашего, естественный отбор, жизнь ради будущих поколений, для нас пустой звук. Надо убрать хвост, что бы ни мешал охотиться, понимаем, надо. Но, что за необходимость Бога искать, это куда пришить. В нас больше ненужного для выживания, чем нужного. Не знаю как вам, а меня это умиляет и дает надежду.
– Где наша не пропадала, везде пропадала, но не будем мы о том горевать. Поехали, - сказал второму я, и закрыл глаза.
На следующие утро проснулся за секунду до слез Степана, когда деревья были большими. Им с Анной приглянулась одна игрушка, Анна первой ее взяла и прижала к груди. Степану не понравилось такое развитие событий, он захватил игрушку со своей стороны и потянул к себе. Анна в свою очередь не собиралась с ней расставаться и потянула в свою сторону. Некоторое время они занимались, чем-то похожем на перетягивание каната. Степе надоело, и он решил применить грубую мужскую силу. Резко и сильно дернул игрушку, кто, в конце концов, мужчина, но он недооценил женскую цепкость. Анна не выпустила ее, а его руки соскользнули. Она внимательно посмотрела на Степана, даже слегка наклонила голову на бок. После чего со всего маху треснула игрушкой по его башке. От столь неожиданного, болезненного решения, у него немного округлились глаза. Может так и зарождается любовь, я не знаю и Степа не знал и предпочел расплакаться. Слез не увидел, я пришел в себя в той же комнате, в том же положении. С чувством, что меня насиловали долго и бесцеремонно. Не меня, а мой мозг, что впрочем, одно и то же. На него в каких-то местах сильно надавливали, в каких-то растягивали, поступали с ним как хотели, не спрашивая его согласия. Возмущение от столь хамского обращения, выражал нервной дрожью организма и вспышками неконтролируемой злости, но это быстро прошло.
- Поделикатней, урод безрукий нельзя было.
– Я сама деликатность, если что. Будешь дальше ныть или продолжим.
- Пожалуй, продолжим.
– Сейчас прикинем, где узковато, расширим, где широковато, ужмем.
– Стесняюсь спросить?
– Без церемоний, одно дело делаем.
–А, если не получится оживить, если нет у меня таких способностей.
– Они в данный момент не требуются, всё из тебя, всё родное. Мы только репетируем, вот когда уйдешь в царство жмуриков, там и узнаешь, чего стоит твоя вера.
Я летел в темноте внутри заставки, остался без тела, сердце стучало, как шаман в бубен. Переход оказался моментальным, у меня возникло чувство, что я всю свою жизнь жил с закрытыми глазами. И, только сейчас открыл их, появилось маленькое сомнение, как открыл, ведь в данной ситуации у меня их нет и все же. Я стоял на берегу упоминаемой мной ранее реки, где проводил время в одиночестве с хорошими напитками. Каждый вздох оцифрован, выбрал пейзаж, наиболее запомнившийся мне, это и есть причина, почему делаю первые шаги в вечность именно здесь. Что-то же меня влекло сюда. Рассматривая песчинки прилипшие к ногам, нисколько не жалел об этом. Обалдеть мне снова пять лет, взрослым переживаю свое детство, нет, наблюдаю, о чем думал, о чем мечтал. Детское восприятие мира, переполнило, как переполняют пузырьки шампанское, заставляя жидкость переливаться через край. Так восторг от происходящего пробил все мои возрастные защитные системы. Я чуть не заорал на всю Ивановскую. Чудное было ощущение, словно в мозгу зажегся еще маленький мозг. Умудрился осветить большой, и он начал жить жизнью маленького. Большое поместилось в малом, а малого хватило на большое, они как бы, одно и тоже. Я замер, боялся спугнуть внутренние строение, казалось от моих взрослых мыслей, всё рассыплется как карточный домик. Я чувствовал тихую детскую вибрацию от взаимодействия с действительностью. В моем детском теле не было и намека на работу излучателя внутреннего света. Весь вселенский свет был во мне по праву рождения. Понимание этого, возникло от того, что я не был излучателем, не был поглотителем, я и был свет. У меня было то, что я растеряю вместе с проходящим временем и не замечу. Я стоял на берегу реки, рядом текла прохладная чистая вода, песок немного перегревал мои ступни. Приходилось переминаться с ноги на ногу, но и это было приятно, как и жаркое дыхание солнца. Самое упоительное быть одновременно и рекой и берегом и далекими звездами. Бесконечная вселенная состояла из меня, а я из нее. Пятилетний мальчик не обращал на это внимания, для него обычное каждодневное состояние, ничего особенного. И, тот же пятилетний мальчик спустя многие годы испытывал внутреннею горечь, из-за чего горечь появилась и во рту. От мысли, куда же я мать вашу всю свою жизнь шел. Но, мне маленькому не было никакого дела до переживаний большого самого себя. Я с разбегу нырнул в реку, вынырнул в настоящем.
– Как же я постарел.
– Что-то не так пошло, - забеспокоился второй я.
– Ты меня убил.
– Насмерть?
- Пока не знаю, но я имею кое-что вам сказать и, то, что я имею, вам определено не понравится.
– Ну-у, не такой я и ранимый.
- Ты квинтэссенция обмана.
– Долго думал?
– Нет, оказалось я это знаю с пяти лет.
– Хороший мальчик, если я тебя правильно понял, ты разобрался с неправдой. Из чистого любопытства, а что есть правда?
Спроси он еще вчера, у меня были гранитные опоры для понимания, что есть что. В данную секунду незыблемые основы, стали похожи на кочку в непроходимом болоте. С первого взгляда, место на которое можно смело опереться, а наступишь и потонешь в зловонной жиже. Хотел было сознаться в бессилии перед этим вопросом, но вдруг небо прояснилось.
– Внутренний свет.
– Так нечестно, говорить на недоступном мне языке.
– Ты первый начал расставлять смысловые ловушки.
– Когда я родился, человечество было молодое и глупое, молодость прошла, глупость осталась. Я знаю, что ты хочешь сказать, у меня оскомина уже, что жизнь не имеет смысла и виноват в этом я, декоратор. Кстати, мои декорации можно сказать, один в один с исходными, остальное ваши фантазии. Как же вы похожи на слепых котят, всюду мордочками тычетесь, мамку ищете. Опустим всё, и скажу тебе прямо, если тебе не хватает веры, я тебе не добавлю, у меня нет. Я тебе никогда не говорил, что наши постройки это пропуск в бесконечное настоящие. Но смогу сказать, чем мы с тобой ментально различны. Знаешь, почему вере не требуются доказательства, не потому что их нет, любой дурак выдумает. А, потому, что им не откуда взяться. В вас есть глубокий колодец, я бы даже уточнил бездонный. Если человек по причине душевных страданий, терзаний, погружается в него, то с ним происходят интересные перемены. Там, где бы он раньше дал пинка поскользнувшемуся, сейчас он останавливается и помогает подняться. И, это хочу заметить при небольшой глубине. Дальше больше, но интересно другое, там есть граница, при пересечении её, наверх уносит, что не тонет. Последняя возможность вернутся к тем радостям и горестям, куда устремилось ваше дерьмо. Всплыть больше не получится, то ли нет возможности, то ли желания. Скорее второе, пересечете невидимую нить, и все станет не важно или наоборот всё важно. Оттуда всплывает всякая гадость, сам понимаешь, что ни о каких доказательствах речи идти не может. Вот и разница, тебе есть куда погрузиться, а мне нет. За долгую совместную жизнь, мозги хоть искусственные, нет, нет, да, кое-что налипнет. Мне невольно видны изменения человека, как человека.
Медленно хлопая в ладоши, - красиво сказал, может подскажешь, как нырнуть?
– Не знаю, но знаю, что вы точно можете, у меня везде глаза, примерно до Плутона. Дальше тоже есть, но появляются слепые зоны и весьма огромные.
Я молча, махнул рукой прогоняя второе я. Некая растерянность посетила меня, близкая к панике. Чертовки трудно принять, что всю жизнь ты занимался ни тем , всё делал ни так, думал ни о том. Но, больше пугает вопрос, а что надо поменять то, и как. Только что у меня была вера, на поверку оказавшейся веркой. Не смотря на похожесть в произношении, ничего общего у этих двух слов нет. Энтузиазма не добавляет понимание, что самая вкусная еда переварится в нечто малоприятное, самые дорогие вещи превращаются в мусор. Скажи мне бабушка на милость, я что помойка. Да, и с главной мечтой человека, быть свободным оказалось не всё ладно. Мы смогли освободиться от всего, включая внутренней свет, остался последний рывок до абсолютной свободы, от самих себя. Может так и должно быть, в мире, где двигатель прогресса война. Вот мы и проиграем сами себе, наше место займут, без разницы кто или что, печально, это будем не мы. Так и не поверив, что свобода бывает исключительно внутренняя, остальные в каком-то смысле свободы определяются длиной цепи. Позвольте дать вам дружеский совет, не плюйте в свой колодец, глаза протухнут. Эту вонь не скроешь. Брезгливость перебивает даже жалость к плюнувшим и это ни есть хорошо. В заключение хочу приоткрыть вам занавес будущего, представитель я его или кто. Прекратите тратить деньги на оружие, поверьте на слово, пустые растраты. Но, я так же знаю, вы ещё долго будите убивать друг друга. Все ваши цели, причины, смыслы, время сотрёт, в остатке останутся безымянные жертвы и имена кровавых клопов. Разжиревших на невинной крови, кому война, а кому и мать родна. Может вы сойдете с ума и на освободившиеся деньги, накормите голодных, дадите кров бездомным. Да, поймите вы, не будет никому счастья, пока дети(да, и не только дети), умирают от голода или войны. Всеобщая человеческая аура, усыхает, общая карма становится похожа всё больше и больше на продажную девку. Десять заповедей слишком много для нас, хватит и одной, с деньгами и здесь рай. Может быть, может быть.