В день Победы у обелиска погибшим землякам собиралось много празднично одетого люда. Был митинг, который, как правило, открывал директор школы. Говорил о ратном подвиге людей, многих из которых знал лично. Говорил красиво, вставляя в речь стихи собственного сочинения. Потом выступали все желающие, кому было, что сказать о величии подвига нашего народа в годы той страшной войны, о героях-земляках, о тружениках тыла.
На одном из таких митингов был и я. Подойдя к Семену Кольцову, поприветствовал:
- Здравствуйте!
- Здорово, коли, не шутишь,- ответил он.
- Да какие шутки, в такой день скорби,- сказал я.
Семен стоял, переминаясь со здоровой ноги на протез-деревяшку. Он принял уже свои 100 «фронтовых» законных грамм и был навеселе, красовались на его стареньком потертом пиджаке боевые награды, надетые по случаю дня Победы.
Жизнь много раз оборачивала этого человека «из куля в рогожу». Воевал не за страх, а за совесть. Хлебнул Семен лиха – на троих и то по ноздри и выше.
В сорок первом чудом спасся из горящего танка, был в окружении. Терзали органы, но все обошлось. На Курской дуге оторвало Семену ногу почти по пах, да тяжелейшую контузию получил из- за которой страдал эпилепсией.
Пенсия у ветерана была маленькой, приходилось сапожничать. Ремонтировал обувь, шил тапочки.
Тут кто-то из митингующих заговорил о том, что все-таки мало мы уделяем внимания ветеранам – фронтовикам, порой и вспоминаем о них только 9-го мая, а их становится все меньше и меньше.
Что случилось с Семеном, не знаю: то ли воспоминания нахлынули, то ли обидно за что- то стало. Он вдруг резко сорвал с себя медали и бросил в сторону, те только звякнули. Семена качнуло, и он как сноп упал на спину, затрясся, глаза закатились, изо рта пена, протез стучал об асфальт. Народ опешил! Кто-то крикнул:
-Держите ему голову!
Потом кричащий подбежал и сунул Семену в рот обувной рожок, чтобы язык не откусил. Семен бился в судорогах, но его уже держали. Пришла скорая помощь, Семена увезли, митинг закончился.
Мне уже было немало лет, но я впервые в жизни увидел эпилептический удар. Это страшно.
Митинг был испорчен бесповоротно.
За душой у Семена было три класса бывшей церковно – приходской школы. Но хваткий крестьянский ум, не привередливость и отменное здоровье позволяли Семену браться за любую физическую работу и, худо-бедно, зарабатывать на свой кусок хлеба. Несколько лет Семен работал слесарем на машинотракторной станции, потом пересел на трактор. Освоил сапожное ремесло. Вскоре Семен женился, встретив красивую молодую деревенскую девчонку. В положенный срок, родилась дочка. Семен сам пошел в сельсовет, зарегистрировал ребенка, дав имя по названию замечательной северной реки: Лена. Жена его Варя еще больше расцвела. Часто Семен с внутренней радостью задавал себе вопрос: «Как мне досталась такая красавица?».
Неожиданно удача повернулась лицом к Семену: появилась возможность переехать в поселок, где Семен купил маленький домик, распродав все свое небольшое хозяйство. Варя, будучи неплохой швеей, вскоре тоже устроилась работать. Казалось бы – живи и радуйся. Но… пути Господни неисповедимы. Часто самое малое событие в жизни оборачивается непредсказуемыми последствиями.
Пошел как-то Семен в магазин, глянул на пустые полки и невпопад сказал:
- Были царь и царица, ели ярицу и пшеницу, а пришла советская власть – нечего в квашню стало класть.
Вот за эти слова и поплатился. Народу-то в магазине было три человека: продавщица да двое каких-то ханыг.
Через два дня Семен уже оправдывался за сказанное. Правосудие в те годы было скорым, без лишних проволочек. Дали Семену в соответствии со статьей 58 - 10 шесть лет исправительно - трудовых лагерей. Прошло 3 года. Отсидел бы Семен свой судом, обозначенный срок, но не было бы счастья, да несчастье помогло… Вскоре наступил кровавый 1941, грянула война. В те годы широко применялась отсрочка исполнения приговоров с отправкой осужденных на фронт. Отличившиеся в боях освобождались от наказания, с них снималась судимость. Вот Семен и попал под эту «амнистию».
Пока Семена не было дома, Варя его пустилась во все тяжкие. У домика Семена по вечерам была толпа народа. Все, у кого была бутылка водки могли свободно побывать в гостях у Вари.
Женщины, спиваясь, деградируют гораздо быстрее мужчин. Не была исключением, и его Варя От былой красоты вскоре остались одни пеньки. Вышла замуж за какого-то проходимца. После аборта были какие-то осложнения по чисто женской линии. Детей рожать больше не могла. Это еще дало дополнительный толчок пристрастия к Бахусу. Время шло, Ленка подрастала в семье двух алкоголиков. Была, как затравленный волчонок, слишком рано узнав всю житейскую грязь неблагополучной семьи, о которую невозможно было не испачкать сознание и душу.
Мать подрабатывала частным образом, когда уж совсем в рот положить было нечего. Отчим изредка ездил на заработки. Небольшие деньги, которые зарабатывали от случая к случаю после покупки самого необходимого по обоюдному согласию пропивались все. Вот так и жили какими-то мелкими заячьими прыжками: где сена клок, где вилы в бок. Вскоре муж Вари, впав в алкогольную горячку так из нее и не вышел, преставился в пьяном виде.
Об измене жены Семен узнал случайно, встретив земляка, служившего сапером в том же полку. Земляк рассказал такое, что лучше бы Семену с ним не встречаться. А с другой стороны- лучше горькая правда…
Мысли о жене Семен гнал прочь. Одна была беда –тяга к дочке. Скучал по ней аж до какой-то внутренней физической боли. Хоть и говорят, что мужчине нужен год, чтобы тяга к отлученным детям улеглась. Семен в это не верил, потому что скучал по своей Ленке, как только вспоминал о ней. Все пытался представить, какой стала, а в голове возникал образ похожий на молодую Варю.
Воевал Семен механиком – водителем танка Т34 в составе 181 танковой бригады подполковника Пузырева 12 июля в 8.30, после залпа гвардейских минометов, бригада Пузырева пошла в атаку. На Прохоровском поле, от реки Псёл до железной дороги, немецкая противотанковая оборона встретила плотным огнём, танки выбывали из строя один за другим. Танк Семена после нескольких касательных попаданий по лобовой броне не успев расстрелять половину боезапаса был подбит. Последнее, что помнил Семен: скрежет металла да душераздирающий мат командира танка.
Очнулся уже с культей. Долго мучили фантомные боли. Пройдя большой фронтовой путь и видевший много смертей и увечий и свое горе воспринял как должное. Добрался на крепком березовом костыле, сделанном госпитальным плотником до родного поселка, в надежде увидеть дочь. Но ни бывшей жены, ни дочери в поселке не было. Не было и домика: жильцы сожгли по пьяному делу.
Долго Семен жил один. После Вари никого не надо было, да и увечья своего стеснялся, не хотел быть кому-то в тягость. Семен говорил иногда: «Жениться надо за неделю до смерти – и то наживешься».
Со второй женой Семен встретился возле водовозки. Раз в неделю, по средам, молодой парнишка водовоз привозил питьевую воду на машине с огромной стальной бочкой, стучал большим ключом по бочке, которым открывал кран, оповещая о том, что желающие могут «наводниться». Жильцы запасали воды кто, сколько мог. Семен тоже заполнял под крышку четырехведерный бочонок водой. Для инвалида это было не просто, но все-таки лучше, чем возить воду из колодца соседа в алюминиевом бачке из-под молока на тележке, сделанной из досок и четырех старых подшипников от шахтовой вагонетки. Иногда, когда народу за водой было немного, шофер - водовоз помогал ветерану дотащить ведро воды до калитки Семена. Как-то раз, когда Семён стоял с набранным ведром воды, поправляя ремни протеза, к нему подошла уже немолодая женщина и предложила: «Давайте помогу». Пока Семен отнекивался, женщина, взяв ведро, помогла Семену. Вот так и познакомились. Вскоре и жить стали вместе. Зарегистрировались.
Муж жены Семена Валентины погиб под Вязьмой зимой 41-го, детей не было. Может из чисто русской женской жалости Валентина пошла на этот поступок, может самой одиночество осточертело, а может и чувства какие-то давние проснулись. Женская душа – потемки.
Три дня своей жизни Семен помнил наиболее отчетливо: день свадьбы с первой женой, последний свой бой и совсем недавний скандал с когда-то любимой дочерью Ленкой. Нашлась дочь, когда ей было уже 19. Нашла отца сама. Внешне – красавица. Материнские гены сказались. Образование: «пять классов, шестой коридор». Работать дояркой или скотницей не хотела, не любила физического труда, зато была с патологическим влечением к алкоголю и мужским компаниям.
К своим 19-ти совсем скурвилась, до такой степени, что в народе прозвали Коброй. Для нее не было ничего ни святого, ни праведного. Гулящей была - негде клейма ставить! Видно в маму пошла… Жила с матерью в деревне. Обе пили, жили как кошка с собакой, существовали непонятно на что. После того, как встретились – познакомились, Кобра часто приезжала к отцу, как сама выражалась «разговеться».
Валентина была доброй, тихой, покладистой молчаливой женщиной, всем угодить старалась. Относилась поначалу к падчерице хорошо. Накормит, напоит, да еще и денег даст. Но как говорится «не споя, не вскормя врага не наживешь». Молодуха все больше и больше не жаловала мачеху. Придет, бывало пьяной, и начинает стариков гонять, так что ее визитов стали они бояться. Терпение Семена лопнуло тогда, когда какой-то «доброжелатель» принес ему сорванную со стены магазина фотографию: на фотографии мужчины играют в карты, вместо стола живот Кобры, лежит она в одних плавках и шляпе, на солнышко щурится. Лица парней были заретушированы, зато Кобра в - полной красе. Ей все это было «до лампочки», для отца – позор! У ветерана чуть инфаркт не случился.
Когда Кобра пришла, саданул Семен ее сапожной колодкой между глаз, да костылем по хребту перепоясал и со словами: «Чтобы глаза мои больше тебя не видели! Ласковое дитя две матки сосет, а постылое ни одной не видит». Окончательно за ней полуживой захлопнул дверь.
Мать Кобры вскорости умерла, сама она переехала в поселок, поближе к отцу, поселившись в пустую заброшенную хибару недавно умершего одинокого старика, и тут в нее влюбился сосед – Вовка. Великая сила – красота! Все ему: «Куда ты голову суешь? Не видишь, какая она?»
Но Вовке как шлея коню под хвост попала. Как говорят: «Приглянулась сатана лучше сокола ясного». Поженились, уехали куда- то в Якутию алмазы добывать. Сын родился. Но в какой бочке деготь побывал, его оттуда ничем не вытравишь…
Приходит Вовка домой с работы голодный как собака. Дома – застолье. Кобра с якутами водку пьют. На столе беспорядок, поесть нечего. Якуты быстро ушли. Стал Вовка ее ругать, она - оправдываться. Начал снимать сапоги, тут Кобра и ударила его столовым ножом в живот. Его откачали, ее посадили. Впоследствии она вышла из тюрьмы и убила человека. Села на этот раз очень надолго.
Как-то вечером Семен пошутил: «Сапожник и без сапог». Насучил дратвы для подшивки своего единственного валенка. Лег спать и не встал больше. Умер тихо, во сне. И. как сказал поэт: «…Заслужил за труд посильный уравновешенный безмен – крест из ошкуренной осины».