Книжка «Пушкин без глянца» (2007) некоего П.Фокина, собравшего в сборник воспоминания об А.С. Пушкине его современников, «факты из первых уст», говорит как бы о любви составителя к Пушкину, взявшего на себя труд собрать эти мемуары.
Однако П.Фокин удивляет своей вступительной статьёй «Об Пушкина», совсем не в пушкинском духе, а с долей похабщины по отношению к якобы любимому им поэту. Обращается для этого к опыту спиритов: вызываемые ими духи начинают сквернословить, когда их спрашивают: «Пушкин — это наше всё?» А чего вы ожидаете от нечистого спиритического духа?
Продолжает наш составитель советским анекдотом: в загробном мире загробный дух (опять дух!) объясняет новичку, что покойники Петька и Василий Иванович потому время от времени ворочаются, что их поминают на земле. И подставляет в этот анекдот Пушкина: «Вот уж кто на том свете неустанно обороты накручивает, как какой-нибудь турбогенератор». Это что такое? Любовь к поэту, или зависть, скрываемая за загробными духами из анекдотов?
Нашего составителя неприятно удивляет, что в интернете ежедневно появляется якобы до десяти новых статей о Пушкине, и не только ведь серьёзных пушкинистов, но и «разнородных любителей», которые то допишут что, то опровергнут. А меня именно это радует, что не только серьёзные пушкинисты любят Пушкина, но и разнородные любители, пусть и по-своему, слепо — любовь ведь «слепа»! Это и есть народная, неформальная любовь. Она всегда выражается в мифах и в легендах, как о Петьке с Василием Иванычем.
Во Франции ежегодно, а может и ежедневно, появляются десятки новых, иногда очень любительских статей о Наполеоне, и «за» и «против», и, представьте, серьёзные историки этому радуются: не пропадает интерес к истории Франции, её историческим высотам, а то, что они часто очень дилетантские — так ведь фамилии авторов есть, а серьёзные историки всё разъяснят при необходимости. Почему так? «Суха теория, мой друг, а древо жизни вечно зеленеет», однако, наш любитель «духов» этого явно не понимает. Или понимает? - и тогда дело обстоит много хуже.
Конечно, он не один такой, многие писатели и поэты продолжают и сегодня спотыкаться «об Пушкина», а простой народ, и профессионалы и графоманы, и публицисты и президенты — и подавно. И ошибаются порой, и поминают, хоть так, других поэтов: у Пушкина от этого не прибавится, от них — не убудет. А вот Хармса, который заставил Гоголя спотыкаться «об Пушкина», не поминают, кроме немногих.
Кстати, Гоголь не спотыкался «об Пушкина», он восхищался Пушкиным. Это Хармс спотыкается об Пушкина, и об Гоголя: предчувствовал, что об него не будут «спотыкаться». И ведь наш составитель споткнулся об Пушкина, чтобы хоть так «причаститься»?
Что это всё? Обыкновенное чувство зависти, дотянуться не могут, и стараются опустить высокое. Пушкин на эти обвинения ответил: «Толпа... в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего... Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врёте, подлецы: он и мал, и мерзок не так, как вы — иначе».
«Любовь к Пушкину — наша национальная болезнь» - заключает П.Фокин, и указывает на её виновника, критика Аполлона Григорьева, отлившего в граните: «Пушкин — наше всё». Вот где Григорьев, и где наш составитель?.. Но, в данном случае, «мы прекрасно больны», и «больной Пушкиным» мне много ближе, чем его «пристальные» и холодные исследователи.
Чего стоит его «понимание Пушкина»? Он тоже цитирует: «Выпьем добрая подружка, бедной юности моей» - и уличает поэта: «Арина Родионовна не скакала с ним в садах Лицея»! «Спой мне песню, как синица тихо за морем жила», - это «песня», объясняет он нам, а не «сказка Пушкина», за которую её выдают! «Наша ветхая лачужка и печальна и темна», - в «барском доме в Михайловском нашлось место и рабочему кабинету поэта, и гостиной, и бильярдной — не так чтобы «лачужка», - обличает наш составитель.
О Боги, в запале он забывает даже о понятии «художественного образа» и требует фотографической правды жизни. И тут же видит в этом большую философию: «трагедию несостоявшейся судьбы, тоскливую одинокую жизнь в заметённой снегом русской деревне, когда остаётся только пить горькую». Ну, у кого какая философия, тот так и трактует Пушкина. А у поэта на следующий день: «мороз и солнце, день чудесный!»
«В СССР были две партии: одна за Ленина, другая за Пушкина», - продолжает анекдотическое исследование Пушкина наш составитель. И сожалеет, что «Пушкин стал иконой советского сознания, которому поклонялись и коммунисты, и диссиденты и народ. Толпы паломников. В каждом городе — улица Пушкина. Библиотека имени Пушкина. В каждом доме — портрет Пушкина»...
Да, и у меня дома есть портрет Пушкина, а рядом цветы. Всё так, и я вижу в этой Пушкиниане громадную заслугу СССР, это будет одно из его культурных оправданий перед Богом: во многом благодаря этому мы победили в войне с фашизмом, и выжили после крушения СССР. «Ибо не хлебом единым жив человек», но словом. Верующие живы словом божьим, а неверующим советским людям хоть пушкинское слово дали.
Наш же составитель считает, что СССР «зализал образ Пушкина до глянца, имя Пушкина истерли до немоты». Какая же немота, когда то там, то тут, средь шумной суеты, звучат слова великого пота? Даже там, где он никогда не был! Пушкин оживляет собой всё, и задаёт высокую планку слову везде, так что «об Пушкина» продолжают спотыкаться фокины, и недовольно брюзжат: почему везде Пушкин?
Его, как духов, бесит, что и сегодня продолжается «Мойпушкин», а что в этом «безответственного» и даже «беспринципного»? Каждый имеет право на своё собственное прочтение Пушкина, не оглядываясь ни на какие авторитеты. У меня - «Мой Пушкин», и я принципиально на этом настаиваю. Почему можно коллекционировать живопись, и предосудительно коллекционировать пушкинские изображения, издания, монеты? Это ведь посмертная жизнь Пушкина в памяти людей.
«Где же Пушкин?» - риторически восклицает в конце своего вступительного слова наш составитель, и отвечает: «В стихах. В письмах. В документах». Да нет, врёшь, не только. Он и в огромной Пушкиниане, о которой можно сказать пушкинское: «Пусть ругают, лишь бы читали».
Потом он вдруг говорит: «Как ни странно, Пушкин в сердце каждого русского человека», - и странно не замечает, что это результат «глянцевого Пушкина». Стихи Пушкина без почитания Пушкина не будут так читать — и не будет Пушкина в сердце каждого русского человека. Да разве и не достоин Пушкин нашего глянца?
Обкорнать Пушкиниану только до стихов поэта, мемуаров о нём и исследований серьёзных исследователей — значит нанести удар по «народному Пушкину», резко сузить круг его читателей, и почитателей, вымарать все легенды, мифы и даже анекдоты о Пушкине, но мы надеемся, что фокиным не удастся этого добиться. А его сборник мемуаров «Пушкин без глянца» можно приветствовать как «ещё одну попытку описать неописуемое». Прибавилось ещё одно мнение о Пушкине, и только.
Слова В.И.Даля по этому поводу: «Пусть бы всякий вносил в складчину то, что знает не только о Пушкине, но и о других замечательных мужах наших. У нас всё родное теряется в молве и памяти... Хорошо ли это?» - можно только приветствовать. Я совсем не против писателя-абсурдиста Хармса (Ювачёва), чтобы его любители собирали то, что знают о нём, могли бы и спасибо сказать, что о Пушкине уже собрали, есть прецедент.
Однако, проблема не только в таких вот «составительских» мнениях. Действительно, Пушкина народ любит больше, и «спотыкаются» об него чаще, чем даже об Гоголя и Лермонтова вместе взятых. Почему? Любовь не справедлива, и любому поэту на Руси придётся потягаться с Пушкиным в глазах читателя. Читатель ведь один, а поэтов — много, всех не перечитаешь, приходится выбирать. Вот только и Гоголь, и Лермонтов почитали Пушкина, им бы и в голову не пришло «споткнуться» об него.
А.П. Чехов в своих дневниках жалуется: «Мопассан так высоко задрал планку художественности, приходится соответствовать...» Сегодня таких жалоб от писателей и поэтов не услышишь. Вместо этого — жалобы на классиков: их читают, а вот современных творцов читают так мало. Но что же удивительного в том, что каждый человек хочет прикоснуться к поэтическому гению? Да, прикасаются порой неловко, так ведь народ филологические факультеты не заканчивал.
Когда-то меня поразил немецкий классик Томас Манн, представляете, он сказал: «Русская литература не великая!» Потом поразил меня ещё раз, когда продолжил: «Она — святая!» Здесь действительно сокрыта проблема нашей литературы, заболевшей после Пушкина тягой к святости. Пушкин был просто велик, он не претендовал на святость, в отличие от многих других великих наших писателей, поэтому, наверное, и остался просто «солнцем» нашей литературы, «нашим всем».
Виктор Каменев,
лауреат премии им. Бориса Полевого журнала «Юность» за 2006 год
P.S.
Двадцать первый век идёт,
Лукоморский дуб растёт,
Белогорский Кот Учёный
По златой цепи бредёт...
Я Учёного Кота
Погулять беру всегда,
На златой цепи веду,
Вдохновения ищу,
Притомлюсь — и пригублю...
Князь Гвидон, Руслан, Бова
Гулять с Котами мастера,
Белогорье всё в дубах,
Коты Учёные — в кустах!..
Зачем нам сдался Кот Учёный,
С своею цепью золочёной?
Скажу вам это по секрету:
С ним веселей бродить по свету!..