Побывала в гостях у экспрессивной девушки.
Ой, два месяца была в депрессии, говорит, и все мои прекрасные жизненные обстоятельства (однушка в Подмосковье) и неотложные обязательства (тройняшки дошкольного возраста) никак не пробуждали во мне ответственность жить, ага, вот так, и спасла меня только неутомимая любовь к самым первичным человеческим потребностям (сексу и еде).
Ух, ты!, думаю. Ничего ж себе, как можно, оказывается, называть вещи своими именами! И ни разочку не подумать, как тебе это вернут.
Смело.
Я тоже так хочу.
И, в свою очередь, рассказала, что…
Мне кажется - я хрустальный бокал в буфете, который вибрирует каждый раз, когда по улице перед домом проходит трамвай...
****
На одной из центральных улиц перед Оперным театром стоял большой, четырёхэтажный, каменный дом, построенный, своевременно раскупеченным, купцом N. Новые власти устроили в торговой галерее склад, а над ним Городской совет. Потом уже образовалась центральная аптека и коммуналки. Затем, первые кооператоры все выкупили - организовали первый частный гастроном и шикарные квартиры. Трудновато чувствовать себя шикарным, если то и дело шныряют тараканы и грызуны. Новое время вымело шикарных граждан в новые дома, а супермаркеты засели на каждом углу. И вот, перед Оперным театром нарядными витринами засияли Ювелирный магазин и Салон музыкальных инструментов. В квартирах с высокими потолками поселились обычные, хорошие люди.
Под самой крышей, в квартирке с мансардными окнами, посреди бабушкиной мебели, жил музыкальный человечек. В его буфете с посудой, на коричневой деревянной полке стоял последний уцелевший резного хрусталя бокал.
****
Экспрессивная девушка посмотрела на меня выразительно и говорит: Я знаю одного Волшебника. Он творит чудеса - задаёт вопрос, потом касается тебя и жизнь сразу начинает играть новыми красками...
Что Вас беспокоит? Спросит меня Волшебник.
Меня беспокоит хрустальный бокал. Отвечу я...
****
Мансардные окна пропускают самые ценные, самые редкие и самые яркие потоки света. Хрустальный бокал почти каждый день купался в лучах солнца - блики, пущенные резным узором, суматошные, хаотичные, разноцветные, плясали по стенам, полу, потолку, по всем предметам обстановки, прорезая огненными стрелами неторопливый танец невесомой пыли.
Волны полнолуния накатывали ритмично и протяженно, посылая холодные, серебристые струи, играя на резных гранях стенок бокала. Музыка, рождённая голубым ответным мерцанием, разливалась по комнате, проникала во все уголки, затекала в уши спящего музыканта...
Пронзительный металлический визг первого утреннего трамвая, сворачивающего за угол дома, разбивал спящий город на тысячи суетливых осколков. Музыкальный человечек подпрыгивал в своей постели, садился и, все ещё во власти сна, продолжал слушать незнакомую волшебную мелодию. В задумчивости вставал, варил кофе, разливал в две толстостенные глиняные чашки и спускался вниз. Там, на узком дерматиновом топчане бессонно грустил пожилой сторож. За кружку ароматного, горячего кофею, за человеческую компанию и душевное тепло одинокий старик пускал музыканта к самому лучшему в городе роялю и до рождения первого света успевала появиться новая песня.
Жизнь хрустального бокала была полна прекрасными моментами, упоительными мгновениями игры и творчества. Размеренное и предсказуемое существование обещало долгое и волшебное будущее. Да только городские трамваи катили свои железные вагоны по чугунным рельсам прямо перед домом, делали на пересечении улиц лихой разворот, дребезжали болтами на стыках и визжали ободами колёс. Механический такт ловил хрупкое, беспомощное хрустальное тело и заставлял его трепетать и вибрировать в своих беспощадных объятиях.
Изо дня в день.
Из часа в час.
****
... Волшебник скажет:
- Это Вам, милочка, к другому специалисту, к другому.
И не станет касаться волшебным касанием - ведь у него свой хрустальный бокал и хоть он упакован в "пупырку", а все равно может заразиться чужой вибрацией.
- Я вам лишь посоветую цветотерапию. Езжайте к синему-синему морю.
А муж отреагирует:
- Ну, в сказке, что-ли, живём? Ты же прекрасно знаешь, море - потом, а до моря ещё...(как до Пекина раком, но это не из моего лексикона)
Но я же не из тех, кто не получает того, что хочет. Я из тех, кто получает. Я могу, подумала я, достать своё самое синее на свете пальто, бросить его на диван и смотреть на него хоть весь день, а могу написать историю, которая произойдёт на фоне всей палитры синего цвета...
****
И однажды придёт к нашему музыканту большой и громкий человек.
Такой важности человек, что музыкальный человечек враз занервничает, засуетится: куда посадить, что подать дорогому гостю? И вынет из буфета самый красивый свой бокал и подаст в нем визитёру напиток.
Не с предложением, не с просьбой явится гость. Дурные намерения, нечестные помыслы. И откажет музыкант и укажет: подите вон!
Важный человек рассвирепеет, схватит бокал и швырнёт его прямо в окно.
Тяжёлое хрустальное ядро, сквозь клинья оконного стекла, вылетит прямо в небо и взорвётся в воздухе от накопленного внутреннего напряжения. Мириадами синих звёзд вспыхнет хрустальное облако и опустится на землю бриллиантовой пылью.
В этот момент, у ног стройного молодого человека, черный, с палевыми бровками френч Лила понюхает красный кленовый листок. Облако коснётся треугольников ушек, осядет хрустальной короной.
- Лила, Лила, ты куда это опять влезла?
Лила задерёт мордочку, чихнёт и серебристая пыльца растает в воздухе.
****
... И я напишу рассказ "Синева".
Я буду счастливым свидетелем и описателем жизни на острове посреди синего моря, под синим небом, на улице с синими дверями. Я многое придумаю, пошучу и подколю.
И мне опять и снова станет ясно, что если ты пишешь то, чему нет слушателей, то этому нет и читателей.
Новые события вытащат мой хрустальный бокал из глубин синевы. А потом меня спросят: ты не знаешь, когда начнётся война?
В масштабах вопроса стихнут мелкие вибрации, я стану синей-синей пылью свинцового хрусталя и окутаю всё своё: Никогда-никогда.