* * *
Яков сидел на качелях и, запрокинув голову, вглядывался в ночной снегопад. Глаза его слезились, руки и лицо покраснели, а припорошенные снегом волосы напоминали пух отцветшего чертополоха.
Со всех сторон воронками вертелись белые хлопья. Словно чаинки в невидимых гигантских чашах они кружили и кружили, превращая обыкновенный воздух в ароматный морозный напиток.
- Ух ты, - улыбка не сходила с лица Якова. - Интересно, какие они на вкус? Может сладкие?
Он высунул язык и зажмурился.
- Как ты здесь оказался? - из дома выбежала белокурая девочка лет семи
и накрыла его одеялом. - Сидишь полураздетый на холоде. Хочешь заболеть и умереть как бабушка?
- Умерла моя бабушка? - губы Якова задрожали.
- Не твоя, а моя.
- А ты кто?
- Я - Тильда, мы с тобой ходили на рождественскую ярмарку. Помнишь леденцы и серебряный колокольчик?
- Какие леденцы?
- Ладно, пойдем в дом, пока родители не проснулись и не бросились нас искать. Они и так недовольны твоим поведением.
- Недовольны?
- Ты устроил пожар на кухне, а до этого утопил в ванной папин телефон,
выпустил в окно говорящего попугая и отдал мамины бриллианты почтальонше. Но я тебя не брошу и в обиду не дам. Приют - для одиноких, а ты - мой… наш.
Девочка взяла Якова за руку и тот послушно двинулся следом, высоко поднимая ноги и продолжая вглядываться в снегопад. А одеяло королевской мантией потащилось сзади, заметая бахромой снежные дюны и истоптанную ими сердцевину двора.
* * *
Они устроились у сверкающей ели. В глазах Тильды мелькали цветные огни гирлянд, а золоченая шишка отбрасывала золоченую тень на нос Якова.
- Перекусим? - девочка сняла с ветки два имбирных пряника. - И поиграем в “сказки на ночь” Помнишь такую игру?
- Конечно, - Яков сосредоточенно жевал пряник. - Когда ты была маленькой, мы часто в неё играли. Только ты первая выбирай игрушку и придумывай про нее историю.
- Хорошо, дедушка, а ты не спи. Жуй и запоминай, а то мама говорит, что ты помнишь только события столетней давности, а что случилось вчера - для тебя загадка.
Яков с недоумением вскинул брови и посмотрел на свою внучку, пытаясь сообразить кого она ему напоминает, но лишь махнул рукой.
Она тем временем обошла елку со всех сторон и потянулась за яркой оловянной птичкой с ключиком в боку.
- Жил-был в темном лесу молодой щегол, - начала она. - Вроде бы обычный - черноголовый, с красной каймой вокруг клюва и бело-желтыми крапинками на крыльях. Но всё же - особенный, потому что был влюблён в солнце. Каждый вечер на закате щегол, предчувствуя разлуку, страдал, тосковал и выводил трели неземной красоты. А солнце, в утешение ему, оставляло пару своих лучей на кусте цветущего жасмина. Всю ночь, до самого утра куст светился и сиял, спасая от ночных хищников тех, кто заблудился в лесу. Но однажды дух ночного охотника выследил птицу и пронзил смертоносной иглой. Только сказка не была бы сказкой, если бы чудеса в ней не выручали друг друга. Нашелся мастер, который превратил иглу в ключик, а певчую птицу в заводную игрушку. И не беда, что живёт она теперь не в лесу, а в доме и поёт не по своей воле, а по желанию того, кто повернёт ключик в её боку. Главное, что после птичьих трелей всю ночь светится и сияет новогодняя елка, спасая от ночных страхов тех, кто заблудился в своих сновидениях.
Яков какое-то время задумчиво шевелил бровями, обдумывая услышанное, а потом как бы с облегчением вздохнул:
- Что ж, слава мастерам, дарящим шанс на новую жизнь.
- Ты не понял. Без мастеров, конечно, - никак. Но моя сказка о любви.
- По-твоему, свет былой любви в последующих жизнях хоть и меркнет, но всё ещё согревает сердце?
- Хочу, чтоб так было. Ты очень любил бабушку?
- Твою, которая умерла? Я с ней даже не был знаком.
- Дженни…
- А вот красавицу Дженни прекрасно помню. Впервые я сделал ей предложение, когда мне было десять лет.
Кряхтя, старик поднялся с пола и коснулся веток узловатыми пальцами. Его взгляд заскользил вверх-вниз по шарам, звёздам, полумесяцам и остановился на снеговике. Старик снял игрушку и осторожно положил на ладонь:
- Давным-давно, лет сто назад на свет появился Снеговик. Маленький, с соломенным чубом, глазами-угольками и еловой шишкой вместо носа. Он был улыбчив и приветлив со всеми, кто подходил к нему и хвалил его синюю фетровую шляпу. Жил он недалеко от театрального сквера и поэтому часто наблюдал как конные экипажи развозят после спектакля почтенную публику и как восхищаются дамы игрой актеров и роскошью декораций. Что такое театр? - задавался вопросом Снеговик и мечтал во что бы то ни стало побывать в нём. И однажды морозным вечером ему повезло. Усталый подвыпивший фонарщик принял Снеговика за замерзающего ребёнка и надел на него свою рабочую куртку, намотал клетчатый шарф и даже оставил ботинки, купленные для сына. Как только фонарщик водрузил на плечо свою лестницу и скрылся за углом, Снеговик отбросил метлу, обулся и побежал к театральной афише.
- В ботинках? - Тильда рассмеялась. - Хотела бы такого увидеть.
- Да вот и он, смотри, - Яков кивнул в сторону окна, в которое заглядывала веселая незнакомая рожица.
- Быстрее за мной, скоро начнётся! - звонко прокричал нежданный гость.
- Что начнётся? - Тильда с восторгом смотрела на него: еловая шишка вместо носа, синяя широкополая шляпа, клетчатый шарф. - Куда ты зовёшь?
- В театр, конечно!
Окно распахнулось и ураган снежных хлопьев ворвался в комнату, оборвал штору и выдул её наружу. Плотная шелковистая ткань надулась парусом, от холода покрылась пупырышками, потом - изморозью и, в конце концов, изогнулась бесконечной обледенелой трассой. Снеговик потянул Тильду за руку и они на диванных подушках, как на скоростных санях, помчались по крутым виражам над заснеженными городскими крышами.
А Яков остался стоять у открытого окна, вглядываясь в ночной снегопад. Глаза его слезились, руки и лицо покраснели, а припорошенные снегом волосы напоминали пух отцветшего чертополоха.
* * *
В фойе было людно. Горели люстры и свечи, в зеркалах отражались дамы в вечерних платьях, дети в рюшах и усатые господа в смокингах. Билеты и контрамарки в их руках напоминали рождественские открытки, а номерки из гардероба - старинные золотые монеты.
На белокурую девочку в ночнушке и чудака в куртке с чужого плеча никто не обращал внимания. Даже когда они, поскользнувшись на мраморных ступенях, сбили с ног именитого критика, погрозил им пальцем лишь выцветший портрет какого-то драматурга.
Прозвучал третий звонок. Тёмный зал до отказа заполнился силуэтами в платьях, рюшах и смокингах, а сцена засияла в свете софитов.
Тильда и Снеговик уселись на полу в одной из боковых кулис. Тут и там сновали куклы, похожие на людей и люди, похожие на кукол. На заднем плане полыхал салютами нарисованный город, чуть ближе - гостиная, наполненная музыкой, а на авансцене - детская комната, в которой брат с сестрой распаковывали подарки. Из коробок вылетали и парили в воздухе пупсы и кукольные дилижансы, книжки с картинками, бальные платья и даже замок из стекла. Но самым необычным был деревянный человечек в красном мундире - с большой головой, широко открытым ртом и саблей в руке.
И вот стрелки на лунном циферблате слились, часы пробили полночь. Тишину разорвали грохот барабанов и многоголосый писк. Погасли огни рампы и в полумраке сцены, словно лава, потекло мышиное войско. Огненно-красными точками горели тысячи вражьих глаз, а остроконечные короны их семиглавого короля казались кровавыми зубами.
Суфлёр по пояс высунулся из своей будки и неустанно твердил:
- Нам объявлена война! Мы принимаем бой!
За кулисами метушились и кричали:
- Где Дженни? Куда подевалась Дженни?!
Кто-то заметил Тильду:
- Что с тобой? Твой выход, бегом на сцену!
Девочка не раздумывая выбежала из-за кулис.
- Нам объявлена война! Мы принимаем бой! - воскликнула она.
Снеговик бросился на помощь, выстраивая в колонну гусар, механических кукол, плюшевых котов и медведей и сооружая смотровую башню из кубиков. Армию игрушек повёл в атаку человечек в красном мундире и саблей наголо, а Тильда хорошенько прицелившись, запустила свой тапок прямо в Мышиного короля…
Осветитель направил луч света на задний план, имитируя восход солнца и снежный куст в декорациях стал походить на куст цветущего жасмина. В глубине его синела шляпа с птичьим гнездом, а рядом стояли детские ботинки доверху наполненные орехами.
Из театральной пушки залпом вырвался искусственный снег. Он сыпался крупой, завивался лентами, скручивался жгутами и вот уже снежное торнадо взмыло вверх, пробило потолок и смешалось с ночным снегопадом.
Тильда летела, подгоняемая метелью, вслед за Снеговиком. Правда, теперь он был просто мальчиком, который держал её за руку и даже в головокружительном полете не сводил с нее глаз.
- Станешь моей женой, когда мы вырастем? - спросил он.
- Да, - прозвучало в ответ.
* * *
Утром Тильда забежала в столовую - отец готовил завтрак, мама возилась с цветами.
- А дедушка где? - спросила она, - В комнате его нет.
Девочка подошла к окну и первым делом глянула на качели - там было пусто.
- Вы отвезли его в приют? Как вы могли? Он хороший… я его люблю… и никакой он не Альцгеймер, у нас с ним одна фамилия!
- С ним всё в порядке, - мать пыталась её утешить, но Тильда плакала и плакала.
- Прекрасное солнечное утро. Давай-ка выйдем во двор, - отец снял фартук.
Они пошли по узкой протоптанной тропинке, свернули к беседке и увидели снеговика - маленького, с соломенным чубом, глазами-угольками и еловой шишкой вместо носа. Сердце Тильды сжалось и она опять заплакала.
- Слава мастерам, дарящим шанс на новую жизнь, - раздался голос Якова, с трудом пробирающегося через сугробы. - Сегодня я - именно такой мастер! Мой снеговик, мой зимний ангел, развалился и мне пришлось его слепить заново. Смотрите, я даже шляпу ему купил - синюю, фетровую. У меня в детстве была похожая. Сейчас нашепчу ему своё заветное желание и он передаст его на небеса. Когда растает, конечно.
- Откуда ты это знаешь? - Тильда прижалась к деду.
- Как откуда? Такой снегопад всю ночь, а снег - это письмо с небес, написанное тайными знаками. Моя дорогая Дженни его мне послала, а я взял - и разгадал.
Старик потешно поднял одну бровь:
- До чего ж ты на неё похожа! Те же волосы, те же глаза. Впервые я её
увидел в театре - она играла девочку Мари в старой волшебной сказке. Завтрак, надеюсь, готов? Что-то я проголодался… и пряников имбирных хочется - таких, как мы вчера ели, помнишь Тильда?