Вот, так и началась любовь.
Встретились две души, обратились в плоть единую и никак теперь друг без друга.
И знает теперь один другого, как себя, и если начнет кто из них говорить, другой и продолжит верно.
Повезло девке, вот уж повезло! Свалилось счастье откуда и не ведала.
Вот, ведь, кому-то всю жизнь не сыскать счастья, а другому, оно в ножки и кланяется. А бывает, с ним такого испытаешь, что упаси Господь.
Ну, а Манька нынче и не Манька вовсе, теперь к ней только по отчеству.
Вселил её Ворон в дом с прислугой. Повариха ей готовит, девки по дому кружатся в уборке, парнишка, лет девятнадцати за домом присматривает, навроде охранника.
И теперь к ней «Мария Петровна» и обращаются.
При богатстве девица, но без денег живых. А расчет близится и не исполнить его никак нельзя.
Слышала она перед отъездом в город, хвасталась Фенька матери о заветном перстне, что стоит больших денег и только время придёт продать его - заживет барыней.
Как-то вечером, возвращалась Маня с улицы и за приоткрытой дверью голос чужой расслышала. Ругалась тетка с кем-то.
Так, во дворе просидела, пока от тётки важная старуха в богатом платье не вышла, а может и не старуха, темно было.
А как вошла Маня в дом, тетка с табуретки и свалилась, засовывая сверток во вьюшку голландки. Бранилась тогда Фенька до ночи.
С утра и направилась Мария Петровна к тетке. Должна зухерша ответ держать за сотворённое. Перстень, не перстень, а деньжата какие есть, глядишь, за первый месяц и хватит рассчитаться.
У ворот столкнулась Маня с мужиком в потрёпанном картузе. Тот выскочил из калитки, больно плечом двинул и, не оглядываясь, исчез за углом.
Дверь в теткину комнату приоткрыта, а в ней разор полный.
Вещи на полу, посуда, шкаф в раствор и вьюшка на верху у голландки открыта. Сунула Мария в неё руку, как тогда, тетка; глубоко, по плечо и нащупала сверток на шнурке.
Заглянула за штору. На кровати сродственница лежит, глаза страшные на выкате.
Выскочила девка из дома и бегом со страху весь двор и обежала, покуда на калитку со второго раза не наткнулась.
А как до дому добралась, глянула в зеркало: рукав-то в саже, и сверток углями руку обжигает.
Развязала тесемку, на стол богатство и высыпалось.
Блестят камешки лучами разноцветными, а в них, перстень купается.
В середке его брильянт цвета неведомого: повернешь маркизу, а он лазорится, а то розовым светит, или блеснет зеленью, да обретется золотым отливом.
По краю перстня две змейки навстречу друг другу. Одна зеленым, другая рубиновым камнем глядит. И вьются под ними тонкой тесьмой серебряные лучи, сплетаясь в паутину.
Да, с таким богатством от Лизкиных претензий разом избавиться можно. Сунуть один камешек - видать и хватит.
Собрала она богатство в кисет и так же, как Фенька, уложила его в печной вьюшке.
К вечеру Ворон бесшумно явился, обнял.
- Собираться нужно, уходить,- и папиросу жадно выкуривает, глаза узкие вдаль смотрят, - соседи, поутру тебя во дворе теткиного дома видели, а вскоре труп её нашли. Получается, Маня, ты сродственницу придушила. Полиция тебя ищет.
- Не было такого! Не было, я к ней к мертвой зашла, - обмерла девка.
- Зачем же ходила? - губы Ворона напряглись, смотрит, не сморгнет.
Да, вопросец! И не знает Маня, как правду сказать, и соврать не может.
- Дак, сколько не виделись-то, вот и решила.
- И надо тебе было, именно сегодня!- проворчал Ворон, - одевайся Маня, фараоны вот-вот здесь будут.
Вышла парочка на улицу.
Деревья, фонарями подсвеченные, сверкают инеем, словно камешки на перстне, ветви стрелами в небе прячутся. Луна сапфиром меж облаков белых, и звезды в небе бриллиантами разбросаны. И тишина - вздохнуть боязно.
Долго в пролетке ехали, к рассвету на станции в поезд сели.
За окном поля бегут снегом припорошенные, деревья на ветру кланяются, будто прощения просят.
Сердчишко у Мани бьется часто, в голове мысли разные и видит себя в каморке с небом зарешеченным и противный скрип двери слышит, и голос следователя с холодными глазами.
К ночи сошли на станции, и на санях до вторых петухов в село въехали.
У крыльца ладного встали. Чернявый мужик с серьгой в ухе Ворона обнял. Маню за руку взял, да так глянул глазищами черными – сердце зашлась у девицы. Красив, как Ворон ладный и голосом схож.
- Проходи красавица, будь, как дома, - и улыбнулся хитро.
И вот, неделю живёт Маня в гостях. Хозяйке Дарье помогает по дому.
- Я думала городская ты, к работе непривычная, а оно вона, как, деревенская значит. Такая племяннику и нужна, - статная, белокурая Дарья руки полотенцем вытерла, -
городские - вертихвостки. Они же бестолковы в семейной жизни. Им развлечений подавай, театры всякие. Ездила в город, насмотрелась. Губы накрасят, меж пальцев папироску сунут, или порошок какой нюхать начнут и смеются, как полудурошные.
Тьфу! На таких и денег не напасешься, и беды какой жди.
Дарья скорая на руку, как мамка Манина, и пальцами похожа и движениями.
И от того девице на душе славно, будто дома и живет.
А как-то посетовала женщина, видать глянулась ей Маня.
- Эх, девка, красив Егор, ладен и душой добр. Но воровского племени,- вздохнула, присела у стола.
А та и бровью не повела.
- Знаю, - говорит, - но люб он мне…
- Да, вот оно как бывает,- вздохнула хозяйка,- семья-то одна, а близкие в ней и разные.
Елисей-то мой, остался здесь, дело отцовское продолжать. Не богачи мы, но и бедности не знаем. А Карп, брат его родной, в город подался, связался с мазуриками по молодости. И понесла его нелегкая по воровским притонам.
Отменный мастер сейфы открывать из него сладился. Так и жил тем. Говорят, уважаем в миру воровском был.
Дарья глянула в окно и продолжила тихо: «Рассказывали, лет десять тому, заказали Карпу открыть сейф у банкира, где навроде, перстень какой дивный хранился, что мильон и стоил. Открыл он той сейф, а в нем ничего и нет!
Заказчик тогда шибко осерчал. Говорили, у себя держал Карпа. Пытал, где богатство из сейфа, видать, думал, Карп себе его прибрал. Да так и не выведал ничего. С того и пропал отец Егоркин.
А Егорка к тому времени сам в воровское дело пошел. И кажется мне, ищет он перстенёк этот. Видать, на самом деле утаённый он.»
Хозяйка вышла из-за стола.
- Разболталась я с тобой, видать, близка нам будешь, коли рассказала эдакое. Хотя, кто знает, может и выдумки это.
- А что же за перстень такой, какой он с виду-то, - поинтересовалась Маня.
- А кто ж его видел-то, дочка?
Утром Егор с Маней на ближнюю заимку на лыжах пошли.
Вокруг снег чистый, бегут поля безбрежные, с небом голубым вдали равняясь, и не понять, где высь лазурная, а где твердь земная, и солнце ли слепит, или зазимок глаза застит.
А тут заяц из-под ног выскочил. Испугалась Маня, споткнулась и в снег носом. Егор же, вдогонку беляку из нагана стрельнул.
- Дай, я спробую, - девка руку к нагану протянула.
- Ну, испытай,- усмехнулся Ворон.
Так и стреляла Манька, пока все патроны не перевела.
Маркиза* -(жарг.) перстень.