Истории Евсея. Часть 1. Глава 18

Вадим Редькин
       Осень. Пора молодого вина. Свадьбу сыграли быстро – торопились не откладывать счастливое время.
       Любимого Деда, виновника нашего предначертанного соединения, посадили во главе стола. Мы с Ани расположились по сторонам от него. Это помню хорошо.
       А дальше… Были ведь близкие друзья, мы знали друг друга с детства, вместе встречали корабли. Были уже пожилые друзья, которые касались наших судеб с заботой о нас. И было много вина. При таких друзьях и объёмах молодого вина можно было ничего не придумывать – не создавать видимость трезвого поведения. Ну, я и не создавал, ясно понимая, что женюсь в первый и последний раз на единственной любимой. И Дед не создавал видимость, потому что он – любимый Дед и тоже единственный. Ани – девушка, ей нельзя так, как нам можно. И она так не умела…
       Помню только, что в день свадьбы мне было двадцать семь лет, а ей шёл семнадцатый год…
       Я не предполагал, что с любимой женой можно быть друзьями. Я вообще мало что предполагал по этой теме, не было опыта. А чувство к Афине оставило обжигающие воспоминания, в такие не хочется возвращаться. Я имел лишь расплывчатый общий мужской родовой взгляд на мир женщины, точнее, жены, который заключается приблизительно в следующем: женщина видит мир совсем по-другому, главным для неё является совсем не дружба, как у нас, мужчин, а наличие в доме еды и монет для пропитания детей и себя. Что и должен обеспечить мужчина, которому для исполнения этих обязанностей необязательно часто находиться дома. Я понимал с высоты своего возраста, что в таком взгляде не хватает каких-то важных нюансов и не упоминаются чувства, а они являлись для меня жизненно важным компонентом.
       Этот мой взгляд на женщину не распространялся на память о маме. И это было понятно – ведь я был ей сыном, а не мужем. Но мама была женщиной и отдавала мне то, что имела в себе – заботу, нежность, любовь без условий. Она не требовала, она любила. Именно такой я помнил родную женщину – маму. И я помнил её обещание мне, ребёнку: вернуться со своей звезды…
       Эта мысль мне пришла сразу, утром после свадьбы: а не есть ли Ани возвращение моей мамы? Или мама, к примеру, попросила женщину-ангела, свою подругу, родиться на Земле и додать мне настоящей любви? Я, конечно, улыбнулся своим мальчишеским размышлениям. А что? И такое может быть.
       В моей жизни именно так и произошло. Ани любила меня без условий. Цветок источал аромат, совсем не думая о воздаянии, и аромата не становилось меньше. А я рядом с ней быстро становился заботливым, зрелым мужчиной.
       – Евсей, расскажи о своей маме, – иногда просила она.
       И я выуживал из головы далёкие воспоминания, запахи детства. Ани задумчиво слушала и улыбалась. Ей было интересно всё, что я любил делать. Она умела жить этим. Могла, например, узнавать у меня детали кузнечной работы: как я определяю, что металл в печи уже готов для ковки, чем отличается и отличается ли металл для ножа от металла для больших гвоздей, можно ли в кузне сделать железную тарелку или чашку. И ведь я пробовал делать тарелку, вытягивать металл до похожей на тарелку формы.
       Ей было любопытно, что и как я делаю, когда изгоняю бесов, как молюсь и что при этом представляю. И если в кузню я иногда брал Ани с собой, на битву с бесовщиной брать её не решался, да и не видел нужным. Мои решения Ани не оспаривала, соглашалась легко, с улыбкой.
       Она даже ходила со мной и Гектором два раза с вестью в недалёкие селения, внимательно и задумчиво слушала мои рассказы, как будто погружаясь воображением в сказанное.
       Во Фригию я не взял её с собой, это было сравнительно далеко, а дальняя дорога с единственной любимой в незнакомое место настораживала, и такая настороженность мешала делать главное. Ани совсем не расстроилась, что любимый ушёл без неё. А потом, к моему удивлению, сама рассказывала мне некоторые детали нашего с Гектором путешествия, переспрашивая у меня:
       – А вот такое у вас там было?
       – Было, – отвечал я. – Как это у тебя получается?
       – Я люблю тебя, вот и весь секрет, – улыбалась Ани.
       Она мало чего боялась, так мне виделось. Ани не боялась смерти. Это было удивительно: ведь она женщина и сильнее привязана к жизни, чем я. Я относился более настороженно к уходу из тела – как к чему-то неизведанному.
       – Жизнь удивительное событие, особенно с тобой, любимый, – говорила она. – Мы уже вместе, мы сплетены чувствами. Представляешь, расстояния, разлуки не могут убрать эти чувства, они уже есть, они живут. И будут жить всегда, наши чувства, пока они дороги нам – ведь мы думаем о них.
       – Всякое может произойти, всё в воле провидения. Мы не можем изменить час своего ухода, как и час рождения, – подначивал я её.
       – Поэтому надо торопиться радоваться любви и складывать наше счастье. Оно однажды, если оно уже есть, снова притянет нас. Ведь смерть – это как временная разлука. Это так же, как ты ушёл далеко на восток, а потом вернулся…
       Анина жизнь, её мысли были для меня прямым подтверждением предсуществования – существования жизни до нынешней жизни. Или по-другому, реинкарнации. Как ещё можно объяснить, что семнадцатилетняя красавица рассказывает мне такое?!
       От неё исходил удивительный аромат, от которого у меня, бывало, слегка кружилась голова.
       – Ани, у тебя восхитительный аромат. Ты знаешь об этом? Это какая-то неповторимая смесь запахов весенних цветов, а может, и летних, и осенних. Там как будто присутствует и запах кедра ливанского.
       – Это твой аромат, Евсей. Я цвету из тебя.
       – Не думал никогда, что мужчина может так удивительно пахнуть, – улыбнулся я. – Такого быть не может. Мужской организм не создан источать такое. А если начинает источать – что-то с ним не так… Кузня не может так пахнуть.
       Ани засмеялась:
       – А вот и может! Только чувствую его одна я. Он притягивает меня к тебе. Это как запах почвы, влаги, которые мне необходимы, чтобы жить – и цвести. Ты моя жизнь. Из твоего мира я распускаюсь, как цветок из нужной ему почвы. Какая земля, какой в ней вкус, сок – такой и цветок.
       Вот так, любимый! Ты любишь мой аромат, потому что я расту из тебя. А я могу цвести и источать такой аромат только из тебя. Я просто твой цветок…
       Наш медовый месяц продолжался почти два года. До моего ухода на восток. Там у персов я узнаю, что «медовый месяц» означает не месяц после свадьбы, а долгую счастливую любовь…
       Своим прикосновением, своими разными прикосновениями она могла и снять усталость, и вызвать во мне огонь сильного желания. Как красиво и глубоко мы могли сплетаться в одно, описывать здесь не стану.
       При всём рассказанном выше, Ани готовила очень вкусную пищу. И не только мне одному, но и Деду. И он тоже жмурился от удовольствия, иногда приговаривая: «Вот такими богини и должны быть».
       Кто-то может сказать: «Ну и выдумал ты женщину, таких не бывает». Да, друзья, я тоже не мог даже в мечтах представить, что так бывает.
       Но такое вот непридуманное счастье почему-то свалилось на меня. А я ещё пытался сопротивляться этому или делать вид, что пытаюсь.
       Однажды я пойму, почему такое счастье было даровано мне. Но это будет не скоро.