Додя Вярьвильский. Учёба в Москве

Елена Витальева
«Итак, перед отцом возник вопрос, как дальше устроить жизнь, чтобы воспитать такую большую кучу малолетних детей. Начались поиски разрешения этой задачи.
«Старший мой брат был взят из гимназии, где он только что закончил 7 классов и начал помогать отцу в его торговом предприятии.

Следующим по возрасту был я. Чтобы поубавить число детей, отец решил меня и мою сестру Соню отдать для получения образования в какое-либо закрытое заведение. Отцу, благодаря знакомству с московским коммерческим миром, удалось поместить меня в «Александровское коммерческое училище»  с небольшим пансионом. Меня срочно начали снаряжать к поездке в Москву...
 
Вся семья приступила к обшивке меня платьем и бельём (по особому пансионному расписанию) и 20 октября меня, малыша, с одним нашим служащим, старшим доверенным А. А. Спириным, отправили в Москву. Одновременно со мной в эту же школу отправили и моего двоюродного брата, тоже сироту, Андрюшу Карпова. Жизнь моей тётки, Екатерины Михайловны Карповой протекала примерно так же, как и жизнь моей матери. Обескровленная, народив кучу детей, она тоже рано умерла...

День отъезда в школу сейчас стоит в памяти. Всё собрано. Из серой гимназической шинели переодели меня в новую чёрную шинель с красным кантом и тёмно-зелёным бархатным воротником на мундире (форма Министерства Финансов) с такой же фуражкой.

Всё добро уложили в чемоданчик и упаковали плед с подушкой и большим плюшевым одеялом розового цвета.
 
Разбудили меня очень рано, так как поезд в Москву из Пензы выходил в шесть часов утра. На вокзал поехали провожать меня отец со старшими детьми. Часто я ездил на вокзал встречать и провожать, что мне особенно нравилось, хотя я немного побаивался громкого свиста паровоза. Но никогда ещё не удавалось ездить в поезде самому. И вот, подошёл поезд, и меня посадили в вагон. Ударил колокол, свисток, и вижу в окно, что отец и все провожающие куда-то удаляются, а оказалось, что это мы тронулись в путь. Прощайте, все милые, прощай, родная Пенза!Всё. Птенец немного подрос и вылетел из гнезда на волю».
 
Вот таким образом, совершенно неожиданно, я покинул семью и родной город и очутился в Москве!».

1888–1895 годы

В московском среднем «Александровском коммерческом училище»* Давыд проучится восемь лет. Учился он хорошо, по ежегодным экзаменационным итогам занимал 4-е – 5-е места. Сначала жил в пансионе при училище, а потом в семье компаньона отца по коммерческой деятельности.

«Москвичи были очень гостеприимными и поддерживали добрые знакомства со своими провинциальными покупателями, – вспоминает Давыд. – Отец меня представил старику Кандырину, который очень ласково принял меня и несколько удивился, что отец так далеко отпустил от себя учиться такого малыша».
 
В Москве Додю, как звали его домашние, нередко навещали и отец, и родственники, но каждый год он с нетерпением ждал рождественских каникул, чтобы посетить родную Пензу и семью: «…Меня встречают родные, и я от радости просто дрожу. Мы садимся в сани, запряжённые нашими лошадьми, и скоро я уже в объятиях отца и моих братьев и сестёр. Дом и комнаты свои я не узнаю. После громадных московских помещений – жилищ, пансионских залов, дортуаров** наши детские комнаты и даже наша большая столовая и зал с гостиной мне кажутся совсем маленькими, и я спрашиваю, не переделали ли без меня дом?
 
Радость возвращения в своё родное гнездо я не могу и описать – так я скучал по своим близким и по домашней обстановке. Я испытывал особое счастье возвращения домой.

После долгой беседы и взаимных рассказов за вечерним столом я вновь оказался в своей прежней комнате и в своей кровати, рядом с моими братьями: старшим Мишей и младшим Борей.

Через три дня наступило Рождество и самое весёлое время святок и Нового года, которое у нас праздновались особенно торжественно. Весь сочельник 24 декабря, по обычаю, вся наша семья соблюдала пост без приготовления обеда. Только вечером, когда в небе появлялась первая звезда, у нас на столе накрывался чайный стол с белым пышным пшеничным караваем – «папушником», а кушанье было одно – винегрет из овощей на постном растительном масле. Спать все ложились рано, так как назавтра 25 декабря в 4–5 часов утра все взрослые и дети отправлялись в церковь на рождественское богослужение, которое заканчивалось ещё до рассвета. Помню, как по возвращению из церкви вся наша семья, в том числе и маленькие дети, собирались в зале, где перед образом во главе с отцом «славили Христа», то есть пели праздничные молитвы «Рождество твое, Христе Боже наш…», «Дева днесь Пресущественнаго рождает, и земля вертеп Неприступному приносит…». После этого все подходили поздравлять отца, который каждому давал новенькие, блестящие, заранее приготовленные серебряные монеты: кому по рублю, а малышам по двадцать коп.

Из зала все приходили в столовую и садились за чайный стол со сдобными булками и сливами. Тут же присутствовали и служащие отцовского магазина, которым он обыкновенно в этот день подносил подарки за их годовую работу. Подарки большей частью состояли из отрезов материала на костюм или брюки. Отец у нас был очень религиозный человек и нас всех он воспитывал в том же духе. Он долгое время был церковным старостой в Спасском кафедральном соборе и мы, дети, были постоянными посетителями всех праздничных богослужений. В день Рождества мы посещали церковь дважды, так как в девять часов утра начиналась в соборе торжественная обедня, куда съезжалась вся губернаторская администрация. Церковь наполнялась такой массой народу, что в храм было трудно войти. Около часу дня вся наша многочисленная семья садилась в столовой за громадный, во всю комнату стол. Каждый член семьи занимал своё определённое место по старшинству от отца, который сидел на переднем конце стола.

Подавался праздничный обед с пирогами, бульоном, было жаркое из птиц, соленья и пирожные.
Это было разговенье после Рождественского шестинедельного поста, который, хотя и соблюдался нами не очень строго, но, по крайней мере, мяса во время всего поста на столе не было. А после обеда редко кто из нас не ложился спать.
 
С первого же дня праздников начинались свидания с кругом родных и знакомых. Днём был обыкновенно приём мужчин-визитёров, которые на короткий срок заезжали к отцу с поздравлениями. Приезжающие отмечались прислугой в особом листе, чтобы отец мог затем взаимно ответить визитом всем посетившим его в последующие три дня праздника. Вечера были у нас заполнены поездками к родным и близким знакомым на Ёлку. А поскольку их было у нас значительное количество, то иногда не хватало святочных дней, чтобы побывать у всех, приглашающих нас.

Традиционно вечером на второй день праздника у нас было «славление Христа» всем причтом – духовенством кафедрального собора. Приходили настоятели собора: старик протоиерей с тремя священниками, протодиакон и пять диаконов, и тогда наш зал наполнился громким хором праздничных песнопений, покрываемым густым басом нашего красивого протодиакона, который по внешности очень походил на рисованный портрет «Протодиакон» художника И. Репина, висящий в Третьяковской галерее.

После короткого богослужения, на котором присутствовала вся наша семья и близкие родные, духовенство приглашалось отцом в столовую, где был приготовлен закусочный стол и чай. Большей частью наши «духовные отцы» к концу вечера уходили пьяненькими.
 
Второй традиционный вечер в нашем доме был на Новый год, когда кроме общего праздника чествовались именины нашего отца. На этот вечер съезжалось очень много званых гостей.
 
В первый мой приезд на Рождественские каникулы я особенно ощутил отсутствие своей матери, так печальна, скучна была наша жизнь без неё. Отец наш был очень серьёзный человек, кроме своего торгового дела он был много занят общественной работой и по городскому хозяйству, и по службе в комитетах государственного банка, и других общественных организациях. С детьми он виделся мало, только в часы обеда и ужина мы были вместе. В силу этого мы почти не видели его ласк.
 Вместо матери в это время у нас были две старшие сестры Лёля и Клавдя, которые и были хозяйками дома. Им помогала в качестве экономки одна наша дальняя родственница, Александра Ильинична».

ПРИМЕЧАНИЯ:

*Московское Александровское коммерческое училище, открыто в 1885 году – среднее специальное учебное заведение для приготовления к торговой деятельности юношей из купеческих, мещанских, ремесленных и крестьянских семей

**Дортуар – общая спальня для воспитанников в закрытых учебных заведениях (устар).


ПРИЛОЖЕНИЯ:

На фото учащиеся Московского Александровского коммерческого училища, Давыд Вярьвильский (в центре) и его двоюродные братья Михаил и Одря Карповы. 1890г.

ДАЛЕЕ:http://proza.ru/2022/01/22/1472

К СОДЕРЖАНИЮ: http://proza.ru/avtor/79379102895&book=11#11