12 февраля 2011 г.
Поздравляю с Воскресением Христовым. И я почти пережил что-то вроде, побывал вблизи и так оказалось это приятно, легко и просто все, один небольшой и легкий шажок до перехода. Но, воскрес. Воспоминание было бы страшным, если бы не воспринимал тогда все, как во сне. Решил погреть ноги, старый рецепт лечения горла. Но не взял тазик к кровати, как делала когда-то тетя Варя для меня, а поставил таз в ванну, рядом чайник с кипятком, сел на край ванны, поставил ноги в таз и только подливал кипяток по мере остывания. Погрел и свалился с края ванны на пол. И не могу подняться. В такой неудобной перекореженной позе, не могу дотянуться до какой-нибудь опоры, просто смертный бой, боролся, боролся, в конце концов удалось выбраться. Ощущение очень своеобразное: и забавно и понимаю, что смешно должно быть и как-то не смешно и никак не выбраться. Глупейшее положение и все очень серьезно и смешно одновременно. В общем, в конце концов добрался до своей постели. А на другой день температура уже 39,6 и состояние, с которого начал: так хорошо, легко, просто и впереди – еще лучше. И нисколько не страшно. Но все же чувство долга, дурацкое, всю жизнь меня преследующее, сработало, и заставило позвонить в «Скорую».
Из дневника:
Ночь была ужасная, почти не спал, кашель разрывал горло. К утру сообразил, отчего так дерет горло – придумал сдуру пить чай имбирный, а он естественно раздражал горло. Прополоскал рот и горло раствором соды и попил теплой воды с прополисом на масле, лет двадцать стоявшим на полке, отчего вкус вполне специфический. Стало легче и к утру вроде пригрелся и успокоился. Все же под душ не полез, позавтракал, дождался пенсии и лежал, читал Фрейда. Вроде ничего, только голова болит и глаза слезятся. Смерил температуру – 38! И так весь день, не снижаясь. Лекарств никаких нет, пью воду, доел оставшиеся вчера две картошечки. Больше ничего нет, как нарочно. Придется есть каши, благо круп запас хороший. Надеюсь на лучшее, температура свидетельствует, что организм борется. Откуда только эта зараза?
Температура растет и ощущения лучше не становятся и, главное, становится все более пугающей перспектива на ночь. Выпил таблетку аспирина, растворив ее в воде и съев при этом полпакета риса. Кажется какие-то ощущения в желудке появились и первые признаки жара, так что ночью, похоже, пытка будет пострашнее вчерашней. Но, может быть это будет кризис и после пойдет на спад. Хотя пока никаких признаков этого. Помилуй Бог. А может быть все и кончится?
В общем сразу стало ясно, что это вирусная инфекция, от которой лекарств нет, надо только побольше пить. Ну и пил чай с черносмородиновым вареньем и аскорбинку , грамм пять в день, если не больше, как учил Лайнус Полинг , нобелевский лауреат, когда-то. Позвонить кому-нибудь не хотелось – чем они могут мне помочь? И беспокоить зря людей неудобно, и незачем. Пройдет.
Но было довольно хреново, особенно ночью. Но потом вдруг стало удивительно хорошо, и кашель успокоился, так тепло, уютно и ничего не надо вроде. Поставил градусник – 39 с верхом. Удивительное состояние, не помню, чтобы было так хорошо когда-то. Потом снова появился кашель, смерил температуру – 38. И так дня три или четыре. К пятнице уже слегка забоялся, что выходные можно и не пережить, и начал звонить.
Скорая вместо инфекционной, о которой я с врачем говорил, привезла в больницу «Гайльэзерс», что в переводе значит петушиное озеро. Огромная суперсовременная больница, просторные коридоры, стерильная сверкающая чистота. Из машины повезли на кресле, потом переложили на кровать на колесах и все время возили на ней, пока делали анализы всякие, рентген и прочее, а потом оставили, и я часов не знаю сколько, но в общем целый день, лежал на этой передвижной кровати в коридоре перед этими лабораториями, наблюдая за активной больничной жизнью. Что-то мне вкололи, так что чувствовал я себя прилично, но как-то отстраненно. Не выдержал, остановил врача, пробегавшего мимо, поинтересовался, оказывается, я не их пациент, мне надо в инфекционную, и теперь ждут санитарную машину, чтобы меня перевезти. Так я весь день и пролежал там, уже около одиннадцати вечера пришел кто-то и повезли меня на выход, оказывается машина была очень загружена и даже отсюда со мной еще что-то ехал в другую больницу, благо они все там недалеко находятся. Привезли, выгрузили, уже без кресла и кровати прошел в приемное отделение, маленький домик, уютный и напоминающий прежнюю жизнь. Старушка врач (даже хотелось спросить ее о маме, наверное были знакомы) осмотрела меня и выданные в Гайльэзерсе бумаги с результатами анализов, потом дали мне пижаму и халат и повели своим ходом в другой домик, в отделение гриппа, в палату. Таким образом заполночь я оказался в своем новом временном жилище. Будь я здоровый, такую поездку я бы конечно не выдержал, а так сквозь сон-не сон но вроде ничего и есть, хоть с утра ни крошки, желания не возникло. Палата, я все, попав в больницу в первый раз в жизни, воспринимал с удивлением, так вот палата – огромная комната с очень высоким потолком и четырьмя свободными огромными кроватями, видоизменяющимися по потребности и со специальной с разными ящичками и какими-то устройствами тумбочкой рядом, из которой выдвигался столик для приема пищи и что-то еще вроде можно с ней сделать. Выбрал самую удобно расположенную кровать на мой взгляд и устроился. В палате просторный «санузел» – то есть туалет, душ и умывальник. Все очень чистое и светлое.
Через некоторое время проснулся – на дальнюю кровать поместили новенького – пожилого мужчину, принесли и поставили под его кровать ночной горшок. Утром проснулся – никого, только горшок под кроватью. Умер ? Спросить постеснялся, естественно.
Потом, постепенно палату заселили молодыми людьми: двое лет по двадцать с небольшим, один постарше, лет тридцати. Все соответственно возрасту веселые и разговорчивые. Один из молодых – цыган, сразу прозванный бароном, владелец нескольких гектаров земли в пригороде Риги, где он выращивает картошку и что-то еще, о чем он рассказывал, как и о прибыли, которую это приносит. И у остальных свои истории и занятия, о чем они охотно рассказывали. А я под их лепетание дремал, просыпаясь, чтобы вызвать с помощью звонка сестру для замены опустевшей капельницы.
Но более всего удивило и поразило – персонал, врачи, сестры и санитарки в меньшей степени. Любезные – не то слово, просто ласковые, такие заботливые, что я просто стеснялся, внимательные и просто милые, так и излучающие заботу и тревогу за твое состояние и желание помочь.
Подумал о читателях и останавливаюсь . Весеннее обострение графомании. Простите.