Мир чудесный, мир прекрасный...
Дом, в котором нет книг,
подобен телу, лишенному души.
Цицерон
Этот мир мне дарили книги. Я до сих пор влюблён в них. И это обоюдное, разделённое чувство. С маниакальной настойчивостью я умножаю количество книг в своей библиотеке. Извините за пафос, но вслед за смеющимся А.С.Пушкиным могу утверждать, что «разоряюсь на книги, как стекольщик на алмазы».
Это как болезнь.
Как цыган не может не украсть хорошую лошадь, так и я не могу не купить хорошую книгу. А они почти все хорошие. В моей квартире они везде. Уже некуда ставить. И я периодически отдаю - дарю их «в хорошие руки». Хотя сам читаю всё меньше. Перебор с информацией и шквалом эмоций. Мозг уже не «всасывает». Поэтому теперь больше пишу: освобождаю файлы.
С книгами у меня сложные диалектические отношения. Они пускали меня в своё Зазеркалье, туда, где не было занудного менторства учителей, мелочного родительского угнетения, подлого предательства «друзей». Да и других гадостей не было. И ещё – там я был абсолютно свободен!
Уже с начальной школы у меня появилась совсем не детская страсть. Книгочейство. То есть я стал читать, как ненормальный: бессистемно и запойно. Вследствие чего, как я уже писал, пришлось одеть очки. Жизнь конечно не закончилась, но сильно осложнилась. Ещё вчера «свой в доску» во всех дворовых игрищах я вдруг превратился в очкарика и стал изгоем. Бандерлоги не прощают физических изъянов членам стаи. Меня дразнили – я обижался. Замыкался. Искал компенсации утерянным друзьям – балбесам и нашёл.
В книгах.
Правда, с горьким привкусом. Из книг мне стало понятно, как сложен и несовершенен этот мир. Но есть люди - герои, они берут на себя ответственность, стремятся его переделать, сделать простым и хорошим. У этих людей есть идеалы. И они преобразуют мир, иногда ценою собственной жизни.
Сильные люди.
Спасибо книгам, понял, что я «полный ноль».
Ну, вот, - никто!
Слабый физически, хлюпик, ленивый, хитрый, ябедник, лицемерный, эгоистичный, занудный, врун, - в общем, мерзкий. И это малая толика моих прозрений. Комплексы прибавлялись по мере освоения сначала отечественной, а затем и зарубежной литературы. Ещё вчера цельный и счастливый, один из многих, я превратился в очкарика-неврастеника.
Тем не менее, сколько себя помню, всегда предпочитал хорошую книгу компании. Хотя точно не гнушался последней. Не имея представления о телевидении, да и позже, когда был сыт им по горло, долгое время путешествовал с книгой не только в пространстве по городам и странам, но и во времени. С тех пор история мой любимый предмет.
Раз за разом переворачивая страницу за страницей я постигал мир книг, его красоту и богатство, прежде всего в человеческих отношениях. Но был ли он настоящим? Нет. Зачастую это был иллюзорный мир. Такая в моём детстве была литература.
К счастью.
Она воспитывала романтиков.
Были и издержки воспитания.
Принимая всё «на веру», очень скоро и естественно столкнулся с неразрешимыми проблемами: жить по идеалам безнадёжно, без них – невозможно. Пепел этих сожжённых жизнью и обстоятельствами книжных идеалов до сих пор кружит в моей душе ветер воспоминаний.
Парадоксально, но в моем раннем детстве в нашей квартире не было книг. Они были неподъёмной, самой тяжёлой частью багажа в частых служебных переездах военнослужащего отца. Даже в Болграде, где семья перед Германией «задержалась» на целых четыре года, я не помню, чтобы книги стояли на наших полках. Да и самих полок в этих квартирах не видел. Баба Оля – папина мама, замечательно вышивала кружевами салфетки-скатёрки (скатерти) и дарила нашей семье: помню везде кипенно-белые их кристаллы на столе, этажерке, подоконнике. Они чуть скрашивали спартанскую простоту и скромность съемных офицерских жилищ.
И обязательные, у зеркала: вершина папиного парфюма одеколон «Шипр» и бесценные мамины духи «Красная Москва». Впрочем, я не комплексовал от скромности нашего быта, поскольку эта часть жизни почти меня не касалась и пребывание в квартире терпел, чтобы утром опять вырваться на простор уличной свободы. Среди «дворовых» семья наша слыла зажиточной и, даже, состоятельной. Всё-таки глава её - офицер, капитан.
Странно в кого, но папа был книгочеем, при всём при том, что в доме его детства не было ни одной книги. Слишком дорогое удовольствие. Откуда у него эта тяга к чтению не могу себе представить, но теперь понимаю откуда она у меня! Как понимаю и то, что в безнадзорном своем детстве отец воспитывался больше улицей и… книгами, чем мамой. В отличие от меня, неблагодарного, он хорошо помнил имя человека, - учительницы, которая «завлекла» его книгами. Её звали Зоя Николаевна. Фамилию он запамятовал.
У папы была поразительная тяга к знаниям, и не только к профессиональным военным, а вообще. Он хорошо учился до войны, и в школе, и в железнодорожном училище. Затем в «ремеслухе» - ремесленном училище в Омске. Там же, в сорок втором – сорок третьем, прибавив себе год, (так стремился на фронт!) закончил 2-е Омское военно-пехотное училище. Затем, после целого года войны, в сорок четвёртом – сорок пятом отучился в Полтавском танковом. После Победы, завершив среднее образование экстерном, отец прошёл бесчисленные курсы повышения квалификации и даже получил «красный диплом» по окончании Московской Высшей партийной школы при ЦК КПСС. До самой своей кончины в девяносто два года папа был активным читателем моей тысячетомной библиотеки, прекрасно эрудированным и глубоко интеллигентным человеком. Меня всегда удивляло его радушное, заинтересованное отношение к людям. Он не разочаровался в них, не смотря на войну, лихие времена и тяготы военной службы.
У мамочки была другая судьба. Кроме неё, младшенькой, в семье было ещё четверо детей. С четырёх лет она уже работала «на подхвате». Семья была зажиточной, из староверов, которые в незапамятные времена во множестве расселились на юге Украины. В 1932 году их раскулачили. Глава семейства бежал и на целых пятнадцать лет, до самой своей странной и страшной смерти, исчез из родного дома.
Все эти тяжкие годы мой прадед не оставлял родных и во время странствий по разным «городам и весям» необъятной нашей Родины, хоть и редко, но помогал, чем мог, осиротевшей враз семье: где деньгами, где, через доверенных лиц – посылкой. Что он такого сделал власти и за что был преследуемый ею – не могу понять, но бабушку несколько раз вызывали в районное НКВД, где подолгу (однажды больше недели) держали, томили в камере, допрашивали - всё искали, есть ли связь с мужем. Она, набожная и сердечно добрая женщина, безропотно, как могла, тянула разоренное хозяйство. Как они тогда выжили, одному Богу известно! Все дети, не смотря на малый возраст, работали, где могли и как могли. Питались иногда крапивой, лебедой, да подачками родственников, которые, боясь доноса, подкармливали семью по ночам: бросали через плетень во двор узелок с нехитрой снедью.
В «пролетарском» государстве дети «раскулаченных» не имели право на образование. Бабушка и изредка заходившая добрая женщина, местная учительница, научили маму читать и кое-как писать. Родненькая моя с детства знала много молитв, заученных «на слух» и всю оставшуюся жизнь, не доверяя современным книгам, тайком творила молитву по памяти «старыми» молитвами. На людях, и особенно рядом с отцом, стыдилась своей «темноты» и делала всё возможное, чтобы её дети получили хорошее образование. У всех нас, - и детей, и отца - высшее образование, у некоторых их два и защищённая кандидатская. Со временем и я понял, что моя необразованная мама воспитанее и тактичнее, куда как, многих «образованцев».
Несмотря на занятость по службе (офицеры часто служили круглосуточно, а не восьмичасовой рабочий день), папа находил время и читал маме книги. Помню, как она слушала «Всадник без головы» Майн Рида и «Консуэло» Жорж Санд, которые матушка потом пересказывала своим подружкам.
В ГДР, куда попал семи лет от роду и «прослужил» с отцом до тринадцати, условия жизни и быта были несравненно выше, чем в Союзе, но домашней библиотеки у нас тоже не было. Зато была великолепная гарнизонная. Почему меня так тянуло сюда, в почти всегда пустой читальный зал? Почему пренебрегал весёлой суетой и беготнёй любимых игрищ и полюбил тишину и покой чтения? Почему мне давали книги из «взрослой» библиотеки и я не помню школьной?
Не отложилось.
Наверное в библиотеке гарнизонного Дома офицеров работали необыкновенные люди. Здесь малолеткой познакомился с волшебным миром русских народных сказок. А затем влюбился в сказочные истории Е.Шварца, Ш.Перро, Г.Х.Андерсена, П.Бажова.
А мифы древнего мира?
А мир приключений Д.Дефо, М.Твена, Р.Распэ, а чуть позже Ж.Верна, М.Рида, Ф.Купера, Д.Лондона, К.Дойля, А.Беляева, А.Грина. Тут я буквально «пожирал» русскую и советскую детскую классику: А.Пушкин, М.Лермонтов, Л.Толстой, Н.Лесков, А.Чехов, А.Куприн, Л.Пантелеев, В. Катаев, Л.Кассиль, В.Короленко, А.Гайдар.
Стоп! Стоп!!
«Несть числа» этим замечательным книгам.
Этот перечень огромен и сам по себе мало заинтересует читателя. Но ведь не менее внушителен список макулатуры на которую я угробил столько времени и здоровья.
«Жаль моя» – Аркадий Гайдар. Какое замечательное слово «подслушал» среди своих донских Михаил Александрович Шолохов.
«Жаль моя».
«Нам не дано предугадать, чем наше слово отзовётся». Эти слова Ф.И.Тютчева в полной мере иллюстрируют трагическую судьбу Аркадия Петровича Гайдара.
Любимого моего в детстве писателя.
Настолько, казалось, искреннего и убедительного, что не раз накатывали слёзы, когда следил за перипетиями судеб дорогих моему сердцу героев в его повестях и рассказах. А, главный мой кумир и создатель мифа об "огромной счастливой земле", - Гайдар, в шестнадцать лет, командуя карательным отрядом особого назначения в Тамбове и Хакассии, через большую кровь утверждал новую власть. Лично «приводил приговор в исполнение». За невиданную даже для большевиков жестокость был исключён из партии. А, позже писал замечательные, трогающие душу книги для детей. «Чук и Гек», «Голубая чашка», «Тимур и его команда», «Сказка о Мальчише-Кибальчише», «РВС», «Школа», - которыми зачитывались миллионы советских мальчишек и девчонок. И подражали. «Тимуровское» движение родилось тогда. А излучавший на тысячах фотографий счастье в объятиях советской детворы писатель сходил с ума и заливал совесть водкой. «Мальчики кровавые в глазах» не давали покоя. Друзьям признавался, что 8-10 раз лежал в психушках. Неоднократно резал вены на руках.
Простите за длинную цитату: «Одна беда тревожит меня, - пишет А.Гайдар своему другу Р.Фраерману, - мысль – зачем я очень изоврался… нет никаких причин, оправдывающих и объясняющих это постоянное и мучительное враньё, с которым я разговариваю с людьми. Оно мне не нужно, оно меня тяготит. Я хочу людям в глаза смотреть прямо и открыто, но образовалась (когда?) привычка врать от начала до конца, и борьба с этой привычкой у меня идёт упорная и тяжёлая, и победить её я не могу. Иногда я хожу совсем близко около правды… но как будто какой-то голос резко предостерегает меня – берегись! Не говори! А то пропадёшь! И сразу незаметно, сверкнёшь, закружишь, сверкнёшь, рассыплешься и долго потом рябит у самого в глазах – эк, мол, ты куда, подлец, заехал!». Письмо это было написано в Сокольнической психо-неврологической больнице, куда талантливого писателя привело «обострение тяжёлого нервного расстройства». Трудно объяснить эти откровения сумасшествием писателя за месяц до этого награждённого высшим орденом страны – орденом Ленина.
Не сотворите себе кумиров, люди…