Два самых вежливых дня в году
19 глава из книги "Юнона и авось, или Развод длиною в четверть века"
К сожаленью, день рожденья
Только раз в году.
А.Тимофеевский.
Из песенки Крокодила Гены
Были, однако, в каждом году особенные дни, когда Юнона вдруг становилась тем, кого в Польше принято называть «до раны пшилуж»*.
Таких особенных дней было два. Накануне каждого из них, а иногда даже дня на два раньше, полька менялась до неузнаваемости. Становилась очень приветливой по отношению к Андрею, тон её голоса менялся на приторно-вежливый. Она как бы возвращалась в те старые времена, когда она только начинала работать у россиянина, те времена, когда каждое поручение шефа она исполняла с огромной готовностью и удовольствием, всеми силами стараясь, чтобы её усердие было замечено и оценено.
Эти два дня в году были День рождения и именины Андрея. В Польше именины считаются более важными праздником, чем День рождения, и их отмечают более торжественно. У Андрея День рождения был в августе, а именин, как таковых он никогда не отмечал – не было в России такой традиции. Но имя россиянина легко решило эту проблему в Польше: тридцатого ноября каждый год здесь шумно праздновали так называемые «Анджейки», то есть именины всех Анджеев (Андреев). Причём почему-то, в отличие от других имён, эти празднества традиционно были поводом до шумных веселий для всех без разбору. В ресторанах в этот день зарезервировать столик было нереально.
В первые годы их знакомства, когда Юнона ещё не начала менять своё поведение и отношение к Андрею, её особенная предупредительность в эти дни была чем-то натуральным и, что греха таить, приятным для россиянина. Но с течением времени, когда каждый новый год приносил только ухудшения в отношениях, такие перепады в поведении начали раздражать россиянина. Он, во-первых, помнил, что ещё несколько дней назад та же Юнона, например, ему надерзила и не извинилась, а во-вторых понимал, что через пару дней опять сделает что-то подобное. Оттого медовый голосок польки накануне и в сам День рождения или именин вызывал теперь уже только горькую усмешку.
--------------------------------
*Do rany przy;;; (польск.) – дословно «Приложи к ране». Означает человека необычайно отзывчивого, безукоризненно вежливого, предупредительного, готового охотно исполнить любую просьбу.
По этой же самой причине и походы в ресторан или принятие подарков перестали быть чем-то приподнимающим настроение, а превратились скорее в рутинный ритуал. Не раз в минуты раздражения Андрей пытался объяснить польке, что не покупных подарков ждёт он от неё, а чего-то совсем другого. Того, что, как говорит поговорка, не стоит так дёшево и не ценится так дорого. Причём не два раза в году, а постоянно. Таким подарком мог бы для него стать хотя бы один-единственный, но фундаментальный серьёзный разговор, имеющий целью исправить то, что омрачает их жизнь, проанализировать старое, вычистить всё и начать заново, словно пробудившись поутру в один прекрасный летний солнечный день. Таким подарком могло стать хотя бы самостоятельное, без понуканий и припоминаний, выполненное какое-нибудь старое-старое служебное задание, связанное с аналитикой. Таких неосуществлённых, нереализованных идей, связанных с фирмой, у Андрея было много – некоторые из них «стопорились» из-за занятости Юноны. Так это, по крайней мере, объяснялось вначале. Но потом проходили неделя, месяц, год, и задание само-собою как-то «растворялось», что никак не беспокоило польку. А россиянину всего-то и надо было, чтобы она хоть раз сказала – да, я помню, переживаю, что нет времени, но как только смогу, сразу же сделаю. И важно здесь было не собственно выполнение какого бы то ни было поручения, а именно отношения Юноны к этому. Но... времена такого подхода к заданиям шефа, видимо, ушли в безвозвратную даль, что, как услужливо подсказывает цитата из песни, вызывало в душе Андрея «лишь тоску да печаль».
Пару раз за всё время их отношений Андрей даже пытался использовать такой (как ему казалось) сильный по эмоциональному заряду способ как возвращение Юноне ранее полученного подарка. Надеялся таким образом вызвать у неё какое-то потрясение, заставить задуматься над степенью десперации «самого дорогого» ей человека. Но... нет. Эффекта, на который рассчитывал россиянин, не достигалось. Она просто принимала этот жест как данность и никаким образом не испытывала душевного дискомфорта. Короче, не происходило вообще ничего.
Возможно, опять играла роль пресловутая разница менталитетов. Если подарки в Польше трактовались как передаваемые во владение вещи, а не как символ внимания и не несли никакого «сакрального» потенциала, заряженного частичкой души дарующего, то и ожидать какого-то потрясения не следовало. Недаром так ударила Андрея однажды услышанная по радио в Польше реклама (это было в первые годы его жизни в этой стране). Реклама, в которой звучал преувеличенно радостный молодой голос, призывала: «Получил неудачный подарок? Не проблема!!! Выставь его на продажу на нашем портале...» – и дальше шла реклама торговой площадки, похожей на российский «молоток.ру». С одной стороны Андрей понимал логику практичных поляков – творцов этого рекламного текста, но с другой стороны, такое трактование именно подарков его почему-то тогда покоробило.
Ближе к 2010 году отношения с Юноной находились уже в такой безнадёжной (с точки зрения россиянина) стадии, что конфликты происходили всё чаще, а периоды размолвок становились всё длиннее – до нескольких дней. Потом необходимость решать какие-то служебные или бытовые вопросы заставляла всё-таки общаться и, с точки зрения Юноны, жизнь возвращалась в нормальное русло. В августе этого года Андрею исполнялось пятьдесят лет. Для мужчины значительная веха, заставляет задуматься о достигнутом, о том, с чем подошёл к этой круглой дате. В общем, юбилей. Но настроение у Андрея в силу вышеописанных причин было уже вовсе не юбилейное.
Он пасмурно ожидал – когда же начнётся трансформация Юноны, связанная, как это всегда бывало, с предстоящим торжеством. Тем более что в этот раз оно должно было быть отмечено как-то по-особенному. И вот он начал замечать, что к концу июля полька начала, пребывая с ним в торговых центрах, задумчиво заглядываться на витрины с дорогими наручными часами. Кажется, даже как-то попыталась деликатно начать выяснять у Андрея – какие часы ему бы понравились. Поняв, к чему идёт дело, он сказал: «Я не хочу от тебя в подарок никаких дорогих часов. Лучше задумайся над тем, чего мне на самом деле больше всего хочется». На этом тема часов закончилась навсегда. Но, к сожалению, вселенский закон сохранения энергии не сработал, и место темы фирменных часов никогда не заняла тема «чего мне на самом деле больше всего хочется».
Но, несмотря на ясные и выразительные сигналы, чего ожидает от неё Андрей в эту юбилейную дату, полька пользовала принцип «война войной, а обед по расписанию». То есть, как бы ни плохи были отношения, ритуал обязывает организовать мероприятие – и всё тут! И, конечно же, торжество было организовано. Причём с масштабом. Юнона и её подруга Моника, также очень доверенная и преданная фирмам россиянина (см. гл. «Ты помнишь, как всё начиналось?..») сняли зал в пригородном ресторанчике и втайне от Андрея собрали туда всех сотрудников всех фирм – в том числе и всех водителей транспортной компании, которые приехали на юбилей шефа из разных районов Польши). Сюрприз, конечно, удался, хотя настроение у юбиляра было совсем не приподнятое, как тому полагалось бы быть. Не желая обижать своих работников, шеф улыбался и с благодарностью принимал поздравления. Застолье удалось – атмосфера была непринуждённой, и рядовые сотрудники – все, кроме Юноны и Моники – считали, что юбиляр веселится вместе с ними.
А вместо часов, на которые Андрей наложил Юноне «эмбарго», она вместе с Моникой преподнесла ему в подарок золотые запонки. Подарок этот пробыл у россиянина недолго – спустя уже пару дней и Юнона, и Моника опять крепко подвели его в чём-то служебном, и Андрей, раздосадованный возвращением всего в старое русло, вернул коробочку с запонками подругам. Он сделал это в день отлёта в командировку в Москву, прикрепив к коробочке записку с коротким комментарием – почему он это делает. Но... как и предвидел, не получил никакого отзыва на свой жест. Ни будучи в Москве, ни после возвращения не услышал он ни слова о запонках. Как Андрей и предполагал (с пророческой грустью), они выбрали традиционный вариант – замалчивание факта. Как будто и не было никакого подарка. Возможно, запонки, согласно призывам жизнерадостных рекламодателей были проданы практичными польками или возвращены в ювелирный магазин, в котором были куплены. Об этом россиянину никогда никто ничего не сказал. Андрею вспоминалась шутливая присказка его отца: «Не хочешь – как хочешь. Ходи голодный».
От того события прошло десять лет. Следующий юбилей – возраст, когда мужчина обычно подводит итог своей трудовой и семейной жизни – Андрей «отмечал» так, как никогда себе не мог прежде представить. Один, в лесу. Это был год, когда весной Юнона окончательно осуществила своё решение «освободиться» от россиянина (см. гл. Почему польские прокуроры не любят статью УК о мошенничестве). Накануне этого самого грустного в своей жизни Дня рождения Андрей решил выехать из Варшавы куда-нибудь. Десять лет назад, когда размолвки с Юноной стали невыносимо частыми и всё более безнадёжными, и он начал искать утешения в книгах. Теперь же, оставшись в одиночестве уже и физически, а не только ментально, россиянин пытался заживлять свою рану целительной, утешающей силой природы. Находясь один в лесу, Андрей хоть на какое-то время освобождался от гнёта мыслей, связанных с событиями последних лет и той развязкой, которую преподнесла ему полька. Он предчувствовал, что если бы он остался в день своего шестидесятилетия один дома, в пустой квартире, то настроение было бы вовсе упадническое. В офисе также пребывать в тот день не хотелось – после ухода Юноны все ритуалы, связанные с поздравлениями и пожеланиями вовсе потеряли для Андрея какой бы то ни было смысл – везде мерещились фальшь и притворство.
"Когда женщина говорит, что не сможет без тебя жить, надобно понимать и помнить, что говорит она то, что думает в данную минуту. Необязательно она так же будет думать завтра. И не обязательно завтра она будет помнить то, что говорит в данную минуту".
(Анджей Перовски)
Сидя на прогретой августовским солнцем лесной поляне, следя взглядом за мерно колышущимися верхушками берез и слушая убаюкивающий шелест листьев, Андрей думал свою тяжкую думу. О том, к чему он пришёл в свои шестьдесят лет, что окружает его, что составляет смысл его жизни. Прожитой и ещё предстоящей. Она – та, предстоящая – уже не несла того радостного предчувствия ожидания чего-то великого, яркого, безмерного и нескончаемого, как это ощущалось в детстве. Груз пережитого, помноженный на осознание вариантов будущего, отнюдь не окрылял, а скорее давил.
Андрей с грустью думал о том, что итогом его четвертьвековых приключений в чужой стране есть ментальное одиночество. Та единственная, которая спасла его в трудные девяностые, одновременно оказалась и самым большим разочарованием в его жизни. Ни бандитские наезды, ни обман партнёров по бизнесу, ни идиотские подзаконные акты, которые творческие головы Европарламента периодически насылали на головы несчастных предпринимателей – ничто так не потрясло его, как ментальное предательство польки. Впрочем, думалось ему в лесной тиши, сам в этом виноват – ведь сигналов жизнь давала ему немало. Не хотел видеть, думать, сделать выводов.
Перед глазами россиянина шумела зелёная стена леса, а сознание его в тот момент было в Москве – он вспоминал шестидесятилетний юбилей своего отца. По иронии судьбы торжество отмечалось в ресторане отеля с названием «Варшава» – того, что рядом со станцией метро «Октябрьская». Чтобы поздравить юбиляра, со всех уголков России (и не только) приехали родственники, друзья и коллеги. Поволжье, Татария, Урал, Западная Сибирь, Белоруссия, Казахстан – в той московской «Варшаве» собрались делегаты с территории, на которой спокойно уместилось бы двадцать Польш. Все они говорили тосты (отсутствующий в Польше обычай), в которых вспоминали заслуги и достижения отца, произносили лестные слова – в общем происходило всё то, что обычно происходит на таких торжествах.
И вот он, Андрей, сын этого заслуженного человека, спустя двадцать пять лет от шестидесятилетия своего отца сидит один в чужой стране, на безлюдной лесной поляне и думает думу на тему своего уже шестидесятилетия. Сравнение не добавляло оптимизма.
Конечно, близкие родственники не забыли о юбилее в тот день – из Москвы и Сибири были поздравления по телефону. Но сказать, что это как-то изменило общее философски-грустное настроение Андрея, нельзя. А в 18:30 (видно долго собиралась с духом) пришло СМС от той, которая была причиной такого его настроения. В переводе с польского звучало оно так: «Этот день определил когда-то начало необычайной Пана собственной истории. В этот Пана день желаю Пану спокойствия и счастья, а также радости. Пусть будут достигнуты все Пана цели. Пусть радует Пан мир собою ещё долгие годы. И чтобы здоровье всегда было с Паном. Юнона»
После того, что произошло буквально пять дней назад (см. гл. Круг замкнулся, мозаика сложилась), текст польки вызвал у Андрея бурю эмоций. Ощущая, как молотом валит по вискам бешено участившийся пульс, он отписал Юноне: «Оставь уже такие СМС и вымученные пожелания. Я узнал твоё настоящее отношение ко мне. Поэтому эти поздравления звучат, как издевательство. Я вспоминаю, как выглядело 60-летие моего Папы. И вижу своё».
Ответа от польки, естественно, не последовало. Да Андрей на него и не рассчитывал. Год 2020 закрыл навсегда тему двух самых вежливых дней в году.
Скачать и прочитать правильно отформатированную книгу целиком можно на Литрес.ру