А.Ю. Геровский. Украинский вопрос в Галичине и Буковине (1916г.)
Украинский вопрос существует в Австрии только в Галичине и Буковине. В Угорской Руси украинская идея не привилась даже в интеллигентных кругах, несмотря на все старания австрийского правительства.
Центром украинского сепаратизма была Галичина, в частности же город Львов, где развивали свою деятельность различные украинские общества и издавался главный орган мазепинцев, ежедневная газета «Дiло».
Против украинства необходимо бороться, так как украинский сепаратизм, направленный к ослаблению и расчленению России, является одним из самых серьезных вопросов внутренней русской политики.
Одним из главных результатов нынешней войны должно быть прекращение украинской ирреденты.
Успешная ликвидация украинского вопроса в Галичине - обезвредить отчасти также и украинцев в России, которые привыкли видеть в Галичине своего рода украинский Пьемонт.
Способы борьбы должны быть такие, которые не вызывали бы лишней оппозиции в крае и не создавали бы лишних мученников за украинскую идею. Следует показать, что украинское движение в Галичине и Буковине - явление нестественное, некультурное и нежизнеспособное, что оно поддерживалось искусственно врагами русского народа, и что лишенное этой поддержки украинское движение должно умереть естественной смертью.
Для достижения этой цели не следует бороться против украинства одними лишь запретительными мерами. Главным средством борьбы должна быть позитивная культурная работа в русском смысле, при одновременном правильном разрешении других вопросов, тесно связанных с украинским, а именно вопросов аграрного, религиозного и др.
Среди австрийских украинцев есть много слабохарактерных людей, которые против своих убеждений примкнули к украинской партии только ради карьеры, так как в Австрии это был самый верный способ обеспечить себе поддержку со стороны правительства. Этими людьми следует воспользоваться в борьбе против украинского движения в Галичине, потому что они как бывшие украинские общественные деятели скомпрометируют это движение, открыв перед обществом истинные причины своего прежнего украинства.
Борьба с украинским сепаратизмом сводится главным образом к вопросам о школе и о печати.
Что касается украинских газет, то прежде всего приходится указать на то, что ни одно из украинских повременных изданий, выходивших до войны, не существовало самостоятельно, что все эти издания получали пособия от центрального австрийского (венского) правительства, от автономных польских (галицких) властей или же из Берлина.
По этой причине после оккупации Галичины русскими войсками все украинские издания должны будут прекратить свое существование за отсутствием средств.
Ввиду этого едва ли придется закрывать украинские газеты, но нельзя допустить, чтобы эти газеты издавались на средства, присылаемые из Австрии или из Германии. Материальная поддержка украинского движения в Галичине будет продолжаться, несомненно, не только со стороны австрийского и германского правительств, но и со стороны польских и еврейских организаций, которые всегда систематически поддерживали это движение против «общего врага» - России. Даже такие патентованные польские русофилы, как профессор Грабский, не могут отказаться от поддержки украинцев даже теперь, в такое время, когда, казалось бы, у поляков достаточно своих собственных забот. В своих записках и советах бывшему галицкому генерал-губернатору графу Бобринскому профессор Грабский требовал прав Восточной Галиции не только для поляков, но и для украинцев и подчеркивал необходимость украинских школ. А польские газеты всех «ориентаций» продолжают и во время войны противоставлять интересы «русского» (т.е. малорусского) народа интересам «российского» (т.е. великорусского) народа.
Издание украинских газет может быть допущено только тогда, если будет доказано, что газета издается на собственные местные средства, причем в этом отношении должен быть учрежден постоянный строгий контроль. Дабы не придать этой мере исключительного характера, можно бы распространить ее также и на польские газеты.
Никто не может упрекнуть русское правительство в несправедливости, в угнетении украинского народа, если оно не разрешит австрийскому и германскому правительствам издавать свои газеты в завоеванном Россией крае. Это не будет борьба против свободного развития местного русского наречия, это не будет «ограничением малорусского печатного слова», а борьба против Германии и Австрии. Если в Галичине существует действительная потребность в газетах на украинском жаргоне, то средства должны найтись на месте среди читателей.
Во время первой русской оккупации местная администрация сделала крупную ошибку, закрыв газету «Дiло», главный орган мазепинской партии. Между тем этой газетой можно было воспользоваться для нанесения решительного удара украинскому сепаратизму не только в Галичине, но и в России, где «Дiло» пользовалось большим авторитетом, нежели издаваемая в Киеве «Рада». Редактором «Дiла» был в то время некто Свенцицкий, человек русских убеждений, но слабохарактерный, поступивший в ряды украинцев только ради карьеры. После занятия г. Львова русскими войсками Свенцицкий сразу переменил направление своей газеты и напечатал даже очередной номер общерусской (этимологической) орфографии. В убеждении, что протекция австрийского правительства ему больше не понадобится, Свенцицкий хотел перейти в русский лагерь вместе с «Дiлом». Этот переход он хотел объяснить на столбцах своей газеты тем, что украинство в Галичине было необходимо при Австрии, чтобы хотя бы в этой признанной австрийским правительством форме спасти русский элемент в Галичине от ополячения и истребления, и что с освобождением Галичины украинство потеряло право на существование.
Какой бы это был удар для всего мазепинства, если бы их главный политический орган высказался в этом смысле!
К сожалению, местные русские власти, не ознакомленные с положением дела, и послушавшись плохих советчиков, не использовали этого редкого случая и закрыли газету.
Что касается школы, то следует иметь в виду, что простонародье, т.е. громадное большинство русского населения в Галичине и Буковине, совершенно не требует, чтобы в школе обучали на родном наречии. Единственное, чего требует народ, это то, чтобы школа учила и приносила бы реальную пользу. Этот взгляд народа получил яркое выражение в Буковине, где до последних лет не было национальной борьбы между коренными жителями края (русскими и румынами). В Буковине местное русское население было весьма недовольно украинской школой, обходившейся сейму дорого и не приносящей никакой пользы. Люди, окончившие эту школу, не могли читать ни Евангелия, ни русских книг, ни бумаг, получаемых из правительственных учреждений (на немецком языке). Они знали только официальный украинский жаргон, отнюдь не тождественный с местным русским наречием, и не могли найти ему никакого применения. Этот жаргон страшно не нравился крестьянам, недовольным, что школа совершенно бесцельно коверкает подлинный родной язык детей. Между тем при отбывании воинской повинности знание немецкого языка давало большие преимущества, а знание румынского языка также было полезно в Румынии, куда многие русские буковинцы ходили на заработки. Вследствие этого во многих деревнях начался бойкот украинской школы, дело доходило даже до форменных бунтов, до разгрома школьных зданий и насильственного удаления украинских учителей. В конце концов в целом ряде чисто русских деревень украинские школы были закрыты по требованию местных крестьян и заменены румынскими. Это движение против украинской школы в Буковине росло вплоть до начала войны. (У меня имеются подробные статистические данные.) В Буковине украинская школа и теория «родной мовы» потерпели фиаско.
В Галичине отношение местного русского населения к украинской школе было несколько иное вследствие вековой, обострившейся до крайности борьбы против полонизма. Между тем как русское население в Буковине, имея выбор между украинской школой и румынской, предпочло румынскую школу, русское население в Галичине, ненавидящее поляков, предпочитает польской школе какую угодно другую школу. Украинская школа с исковерканным малорусским преподавательным языком была для русского галичанина таким же суррогатом настоящей русской школы, как уния была для него суррогатом православия. То и другое было в газетах народа русским (русская вера, русская школа в противоположность польской вере и польской школе). Даже официальное название школ, народных и средних, было «руска народна школа», «руска гимназия».
Поэтому оппозиции со стороны местного населения против русской школы опасаться нечего, напротив, русский крестьянин ей обрадуется, тем более что эта школа будет не только настоящей русской школой, но что она научит его детей также государственному языку, к знанию которого стремится каждый простолюдин, совершенно не увлекающийся непонятной ему украинской идеей.
Оппозиция будет только со стороны небольшой кучки украинских интеллигентов и полуинеллигентов, которые при хорошей русской администрации и правильном разрешении аграрного вопроса не будут иметь абсолютно никакого влияния на широкие массы населения. Организовать же частные школы с преподавательным украинским языком у упорствующих (украинских интеллигентов) не хватит материальных средств, если не будет допущена материальная поддержка из-за границы или же со стороны тех российских «общественных деятелей», которые считают своим «гражданским долгом» поддержать всякое антирусское и антигосударственное движение.
При умелой постановке дела можно будет после окончания войны, когда населению будет уже нечего опасаться австрийских вешателей, ввести народные школы с русским литературным преподавательным языком, даже на основании приговоров сельских сходов.
На Угорской Руси не было никогда украинского вопроса, вследствие чего там отпадает и вопрос об украинской школе. В борьбе против украинского движения Угорская Русь сыграет выдающуюся роль...
Записка А.Ю. Геровского «По вопросам “украинскому”, аграрному и религиозному в Червонной Руси» была направлена в Ватикано-славянский отдел МИД России, где была зарегистрирована 4 августа 1916 г. под № 432
Источник: Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ). Ф. Особый политический отдел. О. 474. Д. 403. Л. 1-7 об.