Поздним вечером следующего дня начался шторм с ураганом и плотным ливнем. Мы находились за высокими кустами уже не помню какого растения со спутавшимися колючими ветвями. Наблюдали, с какой периодичностью два стража лениво обходят темницу. Зарешеченный проём окна нужных нам узников смотрел в сторону моря – прямо на нас.
Шторм шумел так, что мы едва слышали друг друга. Ждали нового круга ленивого обхода. Две кузнечных кувалды средних размеров оставили до времени в кустах. В руках у нас были увесистые, скруглённые на одном конце дубинки. Дионис, как договаривались ранее, брал на себя одного стражника, мы с Гектором – второго. У каждого из нас была за поясом верёвка и кусок полотна. Мы были обнажены по пояс, лица наши были основательно замазаны смесью жирной сажи с дёгтем.
Когда стражники уже начали проходить под интересующим нас окном, мы, по команде Диониса, рванули к тюрьме. Это были пятьдесят-шестьдесят метров, заполненные ливнем, темнотой и свистом ветра.
Молния вместе с громом полоснула над нами в нужный момент, но совсем неожиданно. Стражников прижало к земле и развернуло в нашу сторону – а перед ними, тоже на корточках, находились мы, с измазанными черными лицами и горящими в свете молнии округлёнными глазами!
Мы опомнились первыми. Дионис нанёс удар дубинкой по верхней части шлема воина. Воин лёг сразу – то ли потерял сознание, то ли решил не валять дурака, нас всё же было больше, да и наши лица не внушали доверия. Второй стражник успел подняться с корточек. Гектор бросился ему под ноги, я сбил его на землю. Дионис помог заткнуть тряпкой рот стражника и связать его. Он не сопротивлялся, просто смотрел на нас широко открытыми глазами. Тогда мы завязали ему глаза и положили на бок, чтобы он точно не мог видеть нас. То же самое мы сделали с предыдущим стражником – тот решил не просыпаться во время наших действий.
Я сбегал за кувалдами. Начали разбивать кладку под решёткой, окно было на уровне наших голов. Дионис ломал кладку с левой стороны, мы с Гектором правым хватом и по очереди – с противоположной. Работали не останавливаясь, кладка поддалась быстро. Синхронными ударами мы вбили, вогнули решётку внутрь темницы.
Прохор протиснулся в окно вперёд головой, почему-то первым, руки узника были связаны за спиной. Мы вытянули его за плечи, Иоанн подталкивал Прохора из темницы…
Моё лицо почти соприкасалось с лицом Иоанна, нас разделял на уровне груди разбитый проём:
– Деда, надо уходить отсюда. Из дома тоже. Совсем уходить… Вытянем тебя за плечи.
– Евсей, я останусь. Господь решит… Если время, значит, пора к Рабби… Пусть Прохор сразу уходит в Сирию. Сразу! Мою Весть держи при себе. Если не увидимся, пойдёшь с Вестью на восток, спутника выбери сам. Благословляю, сынок… Если мне ещё жить – значит, будем вместе. Всё! Действуйте!
Иоанн говорил спокойно и убедительно. Его голова прикоснулась к моей. Слёзы текли по моему лицу.
– Эка вы разукрасились, – улыбнулся Дед. – Всё, идите.
– Дед, жди помощи. Ещё не всё! – сказал я, утирая слёзы, и дал знак друзьям, что надо уходить.
Народное собрание городка состоялось по просьбе уважаемого во всей округе кузнеца. На собрании Дионис предложил послать ходатайство через наместника к великому императору о замене смертного приговора добропорядочного старца Иоанна на пожизненную ссылку на остров. Деда Иоанна знали в городке, можно сказать, все: немалое число детей язычников были исцелены его молитвами. Находились в зале собрания и бывшие одержимые, имён которых Иоанн никогда не упоминал.
Собрание единогласно, лишь при нескольких воздержавшихся – это были близкие родственники наместника – поддержало ходатайство Диониса Кузнеца. Секретарь зафиксировал решение. И теперь ему вместе с кузнецом предстояло идти к наместнику. В те времена решение народного собрания уже не являлось руководством для исполнительного органа. Всё решал наместник провинции – проконсул императора, провозгласившего себя богом. Но наместник должен был прислушиваться или делать вид, что прислушивается, к решению народа…
Секретарь и кузнец пришли к наместнику с очень серьёзным довеском к мнению граждан в виде мешка серебра. Содержимое этого мешка состояло из добровольно сдаваемой общинной кассы и родовых сбережений отдельных горожан. Всё это преподносилось в помощь казне провинции и, конечно же, в первую очередь, казне великого императора, ведь даже «богу» для жизни в непростых земных условиях иногда требуется то, что кесарево…
Суд недолго принимал решение. Ходатайство полисного собрания и возраст преступника были признаны весомым аргументом в пользу замены смертной казни на пожизненную ссылку на остров Внутреннего моря. Я вызвался быть сопровождающим старца в неблизкую дорогу. Возражений, с учётом возраста Иоанна, не последовало.
В море отправились на одномачтовой галере – подвернулась оказия. На галере вместе с десятилетним сыном и тремя воинами находился наместник императора, правящий тем островом, где нам предстояло отбывать наказание. Наместник, главное лицо острова, возвращался с материка после важных дел. В его компании были ещё какие-то люди небедного вида.
Провожали нас близкие друзья. Крепкие объятия с мужскими слезами, пожелания скорого возвращения и здравия.
– Дионис, будешь теперь за старшего, пока я из пожизненной ссылки не вернусь, – улыбнулся Дед, обнимая кузнеца. – В совете вместе с тобой – Гектор и Марк.
Вместе с Дионисом нас провожала его дочь Ани, девочка девяти-десяти лет. Мы были, конечно, знакомы, она часто прибегала на общие трапезы и собрания, садилась рядом со мной и внимательно прислушивалась к происходящему. Ани обняла меня и заплакала:
– Вы вернётесь, я знаю, – всхлипывала она. Тут уже заплакал и я, взял её за руку, подвёл к Дионису, разговаривающему с Дедом, и вложил руку Ани в большую крепкую ладонь отца…
Провожала нас и Оливия. И не одна – рядом с ней появилась Хозяйка нашего моря, красивая, с восхитительной фигурой. Взгляд её был внимательным и строгим. Иоанн заметил их, подошёл ко мне. Кроме нас с Иоанном этих необычных женщин никто не замечал.
– Вы Аталия? – неумело поприветствовал я Хозяйку.
– Можно и так, – кивнула мне Аталия и посмотрела на Иоанна. – Будет шторм. Молитесь, чтобы все уцелели.
Затем богиня – назову её так – улыбнулась мне краешком губ и ответила на заблудившийся в моей голове вопрос:
– Молись, эллин, Тому, Кому веришь!
Оливия едва заметно провела рукой по моим волосам, потом коснулась моих стоп, улыбнулась:
– Кто же будет теперь собирать хворост в моей роще? Всё будет хорошо, Евсей. Позовёшь меня – я появлюсь.