(отрывок из романа)
- Боже мой, Саша, неужели это ты?!
Он резко остановился. Перед ним стояла улыбающаяся блондинка среднего роста, лет пятидесяти, с коротко стриженными и аккуратно уложенными волосами. Ее, задетое беспощадностью времени, лицо все еще напоминало о былой красоте: выразительные карие глаза, очерченные сверху изящной линией ухоженных бровей, правильной формы нос и, будто рисованные, губы. Все в ней, даже низкий голос, свойственный курящим женщинам, было до боли знакомо, но он никак не мог ее вспомнить.
- Что, не узнал?
Он стоял, растерянный, напряженно пытаясь вспомнить.
- Лариса, ты, что ли?!
- Она самая. Здравствуй!
- Привет! Какими судьбами? Ты вроде в Москве должна быть.
- Да мама болеет, инсульт у нее. Третий месяц я здесь.
Лариса была одной из его пациенток, которую он прооперировал несколько лет назад. У нее был очень сложный перелом костей правого предплечья. А здоровая правая рука для парикмахера – это вопрос жизни и смерти. Операция была сделана настолько филигранно, что через два с половиной месяца она уже вовсю работала.
Она была лучшим в городе парикмахером. Потом уехала в Москву, где быстро сделала отличную карьеру, став стилистом знаменитостей шоу-бизнеса. Сильно изменилась, даже постарела. Только лишь в глазах был все тот же озорной огонек.
- Ну, как ты, все в клинике Илизарова работаешь?
- Да, все там же. А ты надолго к нам?
- Не знаю, скорее всего, надолго. - вздохнула она – А это что за красавица с тобой?
- Познакомься, Вера, моя супруга, недавно поженились.
- Очень приятно! - она не отрывала своего изучающего взгляда от смущенной Веры, - А у тебя губа не дура! Боже, какая прелесть! - Лариса заходила, спереди, сбоку и даже сзади, осматривая Веру, тем самым вгоняя ее в краску, - Ты хоть понимаешь, какая красота в твоих руках?! Те девицы, которые смотрят с обложек глянцевых журналов, ей в подметки не годятся! Поверь, я знаю, о чем говорю. Кстати, чем вы занимаетесь завтра?
- Наверное, пройдемся по магазинам. Поищем что-нибудь подходящее для Веры, собираемся в Париж.
- Что ты говоришь?! Здорово! Париж – это моя слабость. Никак им не могу насытиться, хоть и была там много раз. И что это вдруг в Париж?
- Да французы приезжали к нам. Во главе с неким профессором по имени Мишель Анри. Посмотрели, послушали, походили на операции. Сам профессор четырежды ассистировал мне. Уезжая, заявил администрации, что хотел бы пригласить одного специалиста из нашего центра к себе в Париж. Предложенные ему варианты мягко отверг и почему-то назвал мое имя. Ой, что было, что было! В чем только меня ни обвиняли – продажности, предательстве, обозвали холопом, претендующим на трон… А я вообще ни причем, веришь, нет? Это было так неожиданно! У нас ведь привыкли ездить по зарубежам избранные. А тут на тебе – человек без роду и племени, сопляк, согласно их же словам. Но француз настоял на своем. Наша переводчица болеет, вот и пришлось взять вместо нее Веру, она хорошо владеет французским. Вот так и получилось.
- Да знаю вашу кухню. У вас там вечные склоки и дрязги. Кстати, чем завтра занимаетесь?
- Опять по магазинам.
- Короче, жду вас завтра к обеду в гости. Улица Ленина семнадцать, квартира тридцать три. Договорились?
На следующий день в назначенный час они были у Ларисы. Она встретила их в длинном шелковом халате коричневого цвета, с бигуди на голове:
- Здравствуйте, здравствуйте! Рада вас видеть. Проходите.
Она жила в элитном доме в самом центре города. Квартира была большая, сложно было даже сказать, из скольких комнат. Ее убранство поражало чистотой и роскошью – эксклюзивные мебель, ковры, люстры.
Они прошли в зал и расположились в больших, переливающихся черным лаком, резных креслах, оббитых толстой кожей цвета слоновой кости. Напротив стоял аналогичный диван, а посередине – низкий журнальный столик с толстым стеклом, поддерживаемым снизу фигурками пухленьких ангелочков.
- Будьте как дома, - с улыбкой произнесла она, устроившись на диване с подставленной под собой ногой. - Ну, как ваш вчерашний поход по магазинам? Нашли что-нибудь?
- Ровным счетом ничего, - ответила Вера – вроде есть все, а не то, что надо.
- Наивные! Откуда в Кургане взяться хорошим вещам? В Москве и то сложно найти что-нибудь нормальное, а здесь и пытаться не стоит. Так, что пить будем?
- Да мы, собственно, особо и не пьем, - попытался возразить Александр.
- Ан, нет, не для того вас звала в гости, чтобы мы смотрели друг на друга. Вообще, Саша, я безумно рада, что встретила тебя. Скажу тебе по секрету, в Москве у меня есть один постоянный клиент, тоже ортопед-травматолог, доктор медицинских наук. Работает в ЦИТО. Так вот, я показывала ему снимки моей руки, я их до сих пор храню. Как ты думаешь, что он ответил? Сказал, что с таким переломом у меня должна была быть гарантирована инвалидность и что он, как коллега, снимает шляпу перед тем, кто меня вылечил. А без здоровой руки у меня, сам понимаешь, не было бы той карьеры, благодаря которой я чувствую себя комфортно и не нуждаюсь ни в чем. И в этом твоя заслуга, Саша. Я буду обязана тебе всю жизнь.
- Ой, не надо, Лариса! Извини, не люблю я громкие слова. Я делал то, что обязан был делать. И все! Давай на этом остановимся!
- Обязаны все, но, увы, делают единицы. Ладно, пусть каждый останется при своем мнении. Что-то мы все о себе, а Верочку как-то забыли.
- Да я и не чувствую себя ущемленной, - робко произнесла она, - мне приятно вас слушать…
- Так что мы пить будем? Все равно я вас просто так не отпущу.
- Тогда давай на твое усмотрение, - махнул рукой Александр.
- Хорошо, - лукаво улыбнулась Лариса и, включив огромный телевизор, стоящий на подставке, аналогичной по стилю со столиком, куда-то удалилась.
Вера молча тала осматривать интерьер помещения. Все вокруг было особенным, роскошным, высокохудожественным, и подчеркивало отличный вкус хозяина. Да и его состоятельность тоже. Особо ее взгляд задержался на большой, сверкающей позолотой и переливающейся бликами хрусталя, люстре с двенадцатью лампами. У стены, на всю длину зала, стояла массивная стенка из красного дерева, полки которой были до отказа забиты подобранными по высоте томами книг – Стендаль, Достоевский, Пушкин, Ремарк…
Появилась Лариса, толкая перед собой тележку, обе полки которой были уставлены разными по высоте и форме бутылками, фруктами, конфетами, орешками…
- Итак, повторяю, что будем пить?
- Раз уж так, я буду коньяк, - на этот раз уверенно произнес Александр.
- А ты, Верочка?
- Тогда мне немного ликера.
Из бутылки с надписью «Martell» золотистый напиток мягкой струйкой потек в широкие бокалы. Вере же она налила «Amaretto».
- За нашу встречу, что ли? Саша, я безумно рада, что встретила тебя. Рада видеть рядом с тобой Верочку, эту сказочную красавицу. Будьте счастливы, мои золотые!
- Спасибо…
Лариса одним глотком выпила содержимое бокала и, положив в рот дольку лимона, спросила:
- Вы не против, если я закурю?
- Да нет, конечно.
Глубоко затянувшись, она выпустила дым струйкой в сторону.
- Ну, и как тебе живется, Саша? Как работа? Кстати, если не секрет, сколько получаешь?
- Живем счастливо, - улыбнувшись, он бросил многозначительный взгляд на Веру – не жалуемся. Работы много. Зарплата в пределах двадцати тысяч. С премиальными чуть больше.
- Сколько ты сказал?! – она вытянулась вперед, предельно расширила глаза и изогнула дугой брови.
- Двадцать, - несколько растерянно повторил он.
- Господи Иисуси! – она перекрестилась.
- А что?
- За день я зарабатываю раза в два больше! И у всех так? У начальства тоже?
- Конечно, разница есть, а вот насчет начальства я не знаю. Но в других больницах получают и того меньше.
- Боже, неужели эта страна так и не выйдет из этой ямы?! Неужели можно так относиться к врачам, от которых зависят судьбы людей?! С ума сойти!
- Ничего, нам с Верой хватает. Влюбленным и в шалаше рай. Правда, Верочка?
- Не сомневаюсь, ты сделал замечательный выбор, - она посмотрела на смущенную Веру – Не буду хвастать, но у меня глаз – алмаз. Знай, что в твоих руках драгоценный самородок. Ее бы в мои руки и на подиум – успех был бы гарантирован на сто процентов. Однако подиум – это мерзость, грязь, даже думать противно. Но это, увы, моя работа, которая меня кормит.
- Не уж-то все так плохо?
- Гораздо хуже, чем вы можете подумать. Через мои руки проходят политики, крупные бизнесмены, знаменитые певцы, модели, их дети и жены… Я знаю, что говорю. Такое ощущение, что на землю спустился сам сатана и вселился в людские души. Современная Москва – это олицетворение библейских Содома и Гоморры. Проституция, наркомания, педофилия, власть, деньги, кровь… Боже, как это мерзко! Все продается и покупается – совесть, честь, достоинство, целомудрие… И ничего святого! Лучше, как вы, жить в своем маленьком мире и наслаждаться жизнью. После того, что мне довелось увидеть, никто не сможет убедить меня, что деньги и счастье ходят в обнимку. Ой, что-то меня занесло?! Прорвало! Саша, наливай, поухаживай за дамами, – Лариса лукаво посмотрела на Веру.
- Ничего, - Саша взял в руки бутылку, - все будет хорошо. Извини за вопрос, Лариса, ты все еще одна?
- Не скрою, много раз мне предлагали руку и сердце, но это все было не то. Ощущение мерзости того мира, в котором я кручусь, сделало свое дело. Из меня попросту исчезла вера в людей. Но год назад я встретила замечательного человека, преподает в школе русский язык и литературу. Пишет мне такие стихи, аж с ума сводит. Живет в райцентре, ютится с матерью в однокомнатной квартире. Любит, но пытается скрывать. И старается держаться на расстоянии, быть независимым от меня. Видите ли, стесняется своего материального положения. Я знаю, он считает, что в моем окружении нет места настоящим чувствам и я, может быть, такая же, как и все. Но любит, и ему все труднее это скрывать. А я его обожаю и никуда уже не отпущу. Уговорила-таки, летом переедет ко мне.
Лариса вдруг неестественно умолкла, повернула свой взгляд в сторону окна и глубоко затянулась сигаретой:
- А вот детей мне бог не дал и уже не даст никогда. Боже, какая я глупая?! Карьера, деньги, признание… Все это, по большому счету, фикция, гнусный обман. Ничто на этом свете не заменит детей. Все это понимают, но зачастую скрывают от самих себя, расплачиваясь потом горькими слезами. Саша, Верочка, рожайте детей, ни в коем случае не откладывайте. Дети – это счастье, их отсутствие – настоящее горе.
- Думаю, что мы с Верочкой это дело в долгий ящик не отложим. Не так ли, любимая? – он рассмеялся, мягко ущипнув ее за щеку, тем самым вогнав в краску.
- А давай-ка, Саша, выпьем за нашу Верочку. Вот смотрю на нее и думаю, как права я была, когда твердила старпёрам от шоу-бизнеса, что истинную красоту надо искать в российской глубинке. За тебя, Верочка, счастья тебе и благополучия, хотя понимаю, что с таким мужем это скорее не пожелание, а констатация факта.
- Спасибо Вам... Но я обычная, как все…
- Боже мой, Саша, вот смотрю на нее и никак не могу успокоиться. Три месяца делом не занималась, аж руки чешутся. Ты не будешь против, если я с ней немного поработаю?
- Да нет, конечно. Но лучше мы у нее самой спросим.
- Ну, что скажешь, Верочка?
- Даже не знаю…, - засмущалась она – а в чем это будет заключаться?
- Всего-навсего в подчеркивании твоей естественной красоты.
- А ты как думаешь? – обратилась она к Александру.
- Я - за!
- Тогда и я не против.
Было странно видеть реакцию Ларисы: она визгнула от радости и захлопала в ладоши. Затем, взяв Веру за руку, повела в комнату напротив.
Он остался один на один с хмельным напитком, который нравился ему все больше. Налив себе еще немного, взял бокал в правую руку, пульт в левую, и, откинувшись в кресле, стал переключать каналы. У Ларисы, по-видимому, стояла спутниковая антенна. Остановился на каком-то канале, где была передача про целителей и экстрасенсов. Хоть пик их популярности и был позади, люди никак не могли расстаться с мечтами и верой в возможность исцелиться магическим жестом или мимикой. И он погрузился в размышления: «Кашпировские, Чумаки и Малаховы, эти новоявленные волшебные целители, есть ни что иное, как показатель психического здоровья общества, - думал он, делая очередной глоток, – сгусток его пороков, связанных с безразличием власти к нуждам и чаяниям людей. Это, по сути, те же самые новоявленные собственники с одной лишь разницей, что нефтяных скважин на всех не хватило, и им пришлось довольствоваться более скромным капиталом – суеверием и безграмотностью больных людей, по сути брошенных государством на произвол судьбы. И, не было сомнений в том, что власть понимала полный абсурд этого театра, ей это просто было выгодно. Поэтому и выдавала карт-бланш на такие безобразия. Проникнув через экраны телевизоров в сознание людей, эти шарлатаны уводили их мысли в сторону от тяжелых раздумий о своем настоящем и будущем. Что же они не попытаются своими жестами или мимикой, допустим, срастить перелом? Хоть вопрос и смотрелся наивным, но он олицетворял собой момент истины, когда уже невозможно черное обозвать белым, или наоборот…».
Прошло больше часа, а Ларисы с Верой все не было. Уровень жидкости в бутылке опускался все ниже, он основательно захмелел, чего он не позволял себе очень давно. Но было великолепное настроение, что-то среднее между легкой эйфорией и блаженством. Он взял пульт и снова стал переключать каналы, остановившись на концерте группы «ABBA».
- Внимание! – вдруг он услышал голос Ларисы, - А вот и мы!
Повернув голову, в двух метрах от себя он увидел Веру, которую еле узнал. Он инстинктивно привстал, чуть не выронив бокал из рук:
- Mamma mya! – почему-то вырвалось у него, хотя он этой фразой никогда не пользовался и даже не очень понимал, что она означала. Видимо, это хмель вытащил ее откуда-то из дебрей подсознания.
Преображение, которое он созерцал, явно не укладывалось в голове, претендуя на сказку или фантастику. Перед ним на высоких каблуках стояла стройная, изящной красоты, девушка. Ее белое, в мелкий черный горошек, платье было приталено черным лакированный ремешком, подчеркивая прекрасно сложенную фигуру. Воротник платья, также обрамленный узкой черной полоской, стрелками внахлест сходился внизу, заканчиваясь тремя пуговицами, по бокам которых контурировали дурманящие своими формами груди. Ее волосы, скрученные в плавные завитки, богатым и широким шлейфом спускались до самых ягодиц, пружиняще и грациозно качаясь при движениях. Но, пожалуй, сильнее всего преобразилось лицо. Он не мог понять, что именно изменилось, но ее глаза, брови, ресницы, утопавшие в игре красок, теней и полутеней, смотрелись завораживающе красиво. Ее лицо сияло каким-то странным сочетанием обаяния и сексуальности, и было в нем нечто повелительно-привлекательное, что явно украшало его, и чего не было в обычной Вере.
- Вера, это ты?
- А что, нравится? – кокетливо спросила Лариса.
- Не то слово! Лариса, я только что сделал для себя открытие! Всегда думал, что вы, как там вас называют, стилисты, не в обиду будет сказано, просто занимаетесь хернёй. А сейчас вижу, что это настоящее искусство.
- Короче, слушай свою подругу. Париж – это Париж, и появляться там в образе неотесанной деревенщины – это грех. Тем более, когда природа наделила вас такой красотой. К тому же вам придется там общаться с непростым контингентом, который трудно чем-то удивить. Сколько вам осталось до отъезда?
- Двенадцать дней.
- Так вот, отдашь Веру в мои руки, я научу ее чему надо. Понятно?
- Конечно, я не против. А ты, Верочка, как смотришь на это дело?
- Замечательно смотрю, - ответила она с нескрываемой радостью и улыбкой на лице.
- Вот и прекрасно. Садитесь, продолжаем. Саша, налей дамам, что обязательно тебе напоминать?!
- Ах, да, да, да, сию минуту…
Каждый день после учебы вера отправлялась к Ларисе, а возвращалась затемно.
Жила она недалеко, не более пятнадцати минут ходьбы. Иногда они, если позволяли его время, шли к ней вместе и обязательно пропускали по рюмочке-другой коньяка. В последний день перед уходом Лариса протянула им две большие сумки:
- Здесь все, что тебе понадобится в Париже, да и потом тоже.
- Что это? – подозрительно спросил Александр.
- Вещи для Веры – платья, кофты, юбки, туфли, косметика. «Versace», «Gucci», «Valentino»… Покупала и покупала, не могла насытиться. Но так ни разу и не надела. А Верочке они подошли, ну просто идеально.
- Нет, Лариса, это мы взять не можем, извини.
- Хватит из себя изображать кого-то! Я тебе дам не возьму! Олигарх мне нашелся! – она грубо всучила Александру сумки в руки и открыла дверь.
- Лариса, ты ставишь меня в неудобное положение.
- Разговор окончен. Пока, Верочка, пока, моя золотая! - и поцеловала ее, - Как приедете, обязательно покажитесь.
Двадцатое декабря 2000 года, аэропорт Шереметьево. До начала регистрации оставался почти час.
- А давай-ка попьем кофейку, - предложил Александр.
- Замечательная идея!
Они присели за один из столиков ближайшего кафе. Подошел молоденький и симпатичный официант:
- Здравствуйте, что будете заказывать?
- Два кофе.
- Какой?
- А какой у вас есть?
- Капучино, эспрессо, по-турецки, американо, латте...
- Наверное, два эспрессо. Ты не против, солнышко? – Александр обратился к Вере.
- Да нет…
Через несколько минут две маленькие чашечки на блюдечках легли перед ними:
- С вас тысяча триста двадцать рублей.
- Сколько?! – глаза Веры расширились до предела.
- Тысяча триста двадцать.
- Может, Вы ошиблись? Может, тридцать два?
Официант устало покачал головой и недовольно поднял глаза кверху:
- Нет, девушка, ровно тысяча триста двадцать рублей. А тридцать два кофе стоит, наверное, в каких-нибудь Нижних Васюках.
- Не надо, Вера. Вот, возьмите, - Александр протянул деньги.
На выходе из кафе он рассмеялся.
- Что с тобой? – Вера толкнула его в бок.
- Я подсчитал. Оказывается, я зарабатываю в месяц на тридцать чашек кофе, по одной в день! – и продолжил смеяться.
«Объявляется регистрация на рейс М-440 Москва-Париж» - слова диктора заметно оживили их. А еще через два часа их А-320 плавно оторвался от земли, вырвав их из психологических тисков мегаполиса, жизнь которого почему-то ассоциировалась у него с законами существования раковой опухоли.
Напряжения как и не бывало. На душе стало комфортно и уютно. Вся людская суета осталась далеко внизу. Они, словно птицы, окунулись в небесную синеву, свободные и влюбленные, летя навстречу новым, волнующим душу, ощущениям.
Вера сидела, не в силах оторваться от иллюминатора. Вскоре гигантский город, похожий на огромного серого паука, исчез из вида, будто это был мираж. Мимо медленно проплывали небольшие облака. Вдалеке параллельным курсом летел другой самолет, оставляя за собой ровный белый шлейф, который затем искривлялся и разрывался на куски, тоже похожие на маленькие облака. Она смотрела на все это с ликованием, периодически поворачиваясь к нему с какой-то детской улыбкой, от которой светилось все ее лицо. Как-никак летала первый раз.
На спинках передних кресел были вмонтированы мониторы. Немного покопавшись, Александр включил их. Транслировалась французская комедия «Разиня», причем на французском, что тут же оторвало Веру от иллюминатора. Чуть позже он в подлокотнике нашел наушники, через которые можно было слушать синхронный перевод фильма на русском. Он смотрел этот фильм раньше, но Вера видела его впервые. Ее смеху, казалось, не было конца. Она продолжала смеяться и во время тех эпизодов, в которых, вроде бы, юмором и не пахло. Иногда ее смех становился каким-то вульгарным и она, стесняясь этого, пыталась закрыть рукой себе рот. Александр сначала смотрел на нее с удивлением, даже чувствовал себя неловко, поскольку он ее такой еще не видел. Но скоро ее заразительный смех сделал свое дело и уже до самого конца они хохотали вместе. Фильм закончился, но они еще какое-то время продолжали давиться смехом, вспоминая эпизоды из него и привлекая к себе взгляды пассажиров.
После ужина они заснули. Очнулись от голоса бортпроводницы: «Уважаемые пассажиры! Наш самолет начал снижение и через двадцать минут совершит посадку в аэропорту Шарля де Голля. Температура воздуха в районе аэропорта восемь градусов тепла».
«Боже, неужели Париж?! – ее сердце забилось часто-часто, - Неужели моя мечта так близко?!»
Александр смотрелся более спокойным. Но и он переживал, просто не подавал вида. Все же, его беспокоила неизвестность, которая их ожидала впереди. «Я не знаю, что нас там ждет, - думал он, - но чувство собственного достоинства превыше всего! Я самодостаточная и уважающая себя личность, и не собираюсь кому бы то ни было позволять помыкать собой! Так и только так!»
Встречать их приехал сам господин Анри. Увидев их, он засветился улыбкой. Сначала поздоровался и поцеловал руку Вере.
- Добрый вечер, мадемуазель. Позвольте узнать, как Вас зовут? – к ее удивлению спросил он на русском, с явным акцентом французского.
- Здравствуйте. Вера.
- Замечательное имя! Позвольте выразить Вам свое почтение. Рад, что нога такой красавицы ступает на французскую землю. Я всегда говорил, что красивее русских женщин в мире нет и быть не может.
Вера зарделась румянцем. Опустив глаза , еле слышно произнесла:
- Спасибо…
Затем, играя бровями и сияя от радости, он повернулся к Александру.
- Добро пожаловать в Париж, мой друг! – с этими словами крепко обнял его, - Ну, как доехали? Наверное, устали?
- Да нет, нисколько.
- Что это я вас здесь держу? Поехали. Отвезу вас в отель, там для вас заказаны два номера. Отдохнете, а чуть позже выйдем и поужинаем.
- А зачем? – спросил Александр.
- Ну, как, переводчица… - господин Анри как-то осекся, переводя свой вопросительный взгляд с одного на другого.
- Не надо было двух. Вера – моя супруга.
- О-ля-ля! Друг мой, извините, я не знал. Весьма рад за вас, Александр, у Вас просто изящный вкус. Но ничего, на месте мы исправим эту ошибку.
Было уже темно, по парижскому времени семь тридцать вечера. Господин Анри, извинившись, оставил их на выходе из здания аэропорта и пошел за автомобилем.
Было прохладно, но не холодно, поэтому свои дубленки они держали в руках. Через несколько минут рядом остановился черный «Peugeot» и господин Анри, выйдя, уложил их чемоданы в багажник, не обращая внимания на «ну, что Вы, я сам» Александра.
Вечерний Париж утопал в огнях иллюминации. Дороги, фасады зданий, столбы, деревья, все было окутано разноцветными гирляндами. Город готовился к встрече нового, 2001 года. Уже издалека, переливающаяся бегущими и мерцающими огнями, видна была Эйфелева башня.
Напряжение растаяло как-то само собой, уступив место восторгу и ликованию. Вера сидела на заднем сидении, стараясь не упустить ничего, поворачивая голову то налево, то направо. Застывшая на ее лице мягкая улыбка в сочетании с огнями большого города, которые живописно отражались в ее глазах и освещали лицо, она выглядела счастливой и умиротворенной.
- Кстати, - прервал молчание господин Анри, - во мне ведь тоже течет русская кровь, чем я очень горжусь. Именно поэтому я долго изучал русский. Моя бабушка русская, аристократка из рода Ермоловых. Звали ее Анна. Это была писаная красавица с большими голубыми глазами и такой же, как у Веры, косой. Мы как драгоценные реликвии храним все ее фотографии. Ее семья эмигрировала в Париж после революции. Здесь она влюбилась в моего дедушку, Жозефа Анри, ювелира по профессии. Отец бабушки, Александр Ермолов, потомственный дворянин, был против их брака, считая, что русские, тем более в эмиграции, не имеют права распылять свою кровь. И, поскольку она была воспитана на жестких патриархальных принципах, то не могла перечить ему. Но тайно встречалась с дедушкой. В 1922 году ее отец, мой прадедушка, умер, и мать дала добро на брак. Прадеда похоронили на русском кладбище в Сен-Женевье-де-Буа. Я регулярно посещаю его могилу. Венчались они, кстати, в самом соборе Парижской Богоматери. А уже через год родился мой отец. Такая вот у меня история. Может, именно поэтому я так люблю Россию и болею за нее?
- Вы не поверите, - воскликнул Александр, - и моя мать из рода Ермоловых. Ее дед был помещиком в тамбовской области. После революции его с семьей раскулачили и выслали на Дальний Восток, там она и родилась.
- Что Вы говорите?! – оживился господин Анри, - Может мы еще и родственники?
- Кто его знает? Начало рода, насколько я знаю, относится где-то к 1500 году. В последующем он разделился на несколько, независимых друг от друга, ветвей. Это очень большой род, который на протяжении всей истории верой и правдой служил на благо России. Маловероятно, что мы родственники, хотя счел бы это за честь.
- Александр, а как Вы относитесь к истории современной России? Как Вы думаете, куда она идет – к демократии или диктатуре.
- Это очень сложный вопрос. Ответа на него, наверное, не знает никто. И, может быть, не знали никогда. Потому, что Россия – это загадка. И в этом нет преувеличения. Лично мне кажется, что Россия такая, какая она есть, к ней неприменимы категории демократии или диктатуры. Она такая, какой была всегда, и, думаю, что годы советской власти не изменили ровным счетом ничего. Коррупция, нищета, внутренние и внешние противоречия – все это было всегда. И будет впредь. Конечно, она развивается не по какой-нибудь прямой, а волнообразно, с периодами подъема и спада, но историческая линия ее развития удивительно постоянна. Сегодня мы находимся в наиболее нижней ее точке, но нет никаких сомнений, что она будет преодолена, и Россия обязательно станет той великой державой, какой была всегда. Вы понимаете, о чем я говорю? – с улыбкой спросил Александр.
- Так доходчиво все это мне еще никто не объяснял, но вопросов от этого не меньше. Тогда объясните мне, чем же питается это самое величие России, ведь все, что Вы сказали, противоречит логике.
- Конечно, я не специалист в этих вопросах. Но над тем, что вы спрашиваете, периодически задумываюсь, причем давно. И у меня есть свои размышления по этому поводу, но не думаю, что они претендуют на абсолютную истину. Попробую объяснить свои мысли медицинскими аналогиями. Представьте человека, который по каким-то причинам регулярно теряет кровь. Это стимулирует его кроветворную и целый ряд других систем, в результате чего он эти кровопотери переносит легче. Таким же образом история воспитала русских, которые любые катаклизмы переносят легче, чем другие народы. Теперь представим двух людей, которые к одной и той же боли реагируют по-разному. Один ее практически не чувствует, другой же может страдать неимоверно. Все зависит от болевого порога - у одного он высокий и он может терпеть эту боль, а у другого он низкий, поэтому и переносит ее с трудом. Так вот, такую же аналогию можно провести и со счастьем. Русским для счастья нужно во много крат меньше, чем, например, французам. Нередко и бутылки водки достаточно. Это печально, но факт. Но, вместе с тем, это великое дело, дающее колоссальную силу целой нации. Поставь рядового француза в те условия, в которых живет русский, так он вряд ли их вынесет. Другое объяснение парадокса русских – это их несметные природные богатства в отличие от практически истощенной Европы. Настолько колоссальные, что трудно даже представить. И эти богатства, увы, делают нас расхлябанными. В духовном плане русских, безусловно, питает их, сложившаяся веками, православная культура. Только не путайте ее с религией, это существенно разные вещи. В основе православной культуры лежит патриархально-монархическая сущность сознания русских. Но эта сущность в результате тысячелетнего сосуществования с народами других культур и конфессий, претерпела определенные изменения, которые воспитали в нас толерантность и позволили ассимилироваться с ними, превратившись в новую общность. Кстати, Вам известно, что у рода Ермоловых татарские корни? А среди генералов царской армии, воевавших против наполеона, было немало французов, немцев, ирландцев, датчан, грузин… И все они считали себя русскими. Так-то! В общем, - продолжал Александр, улыбаясь, - если Вы войдете в русскую избу и увидите, что живут там небогато, – не спешите делать вывод, что тамошние жители несчастны, поскольку велика вероятность того, что Вы ошибетесь. Вот это и есть Россия.
- Спасибо большое. Этими вопросами я интересуюсь давно в силу своего происхождения, читаю литературу, разговаривал со специалистами, но таким образом никто еще не объяснял. К сожалению, у нас, в Европе, к России относятся с какой-то демонстративной нелюбовью и пренебрежением. Но я всегда понимал, что страна не может стать великой только из-за того, что называет себя такой. Конечно же, для этого необходим фундамент, как экономический, так и духовный. А разве то, что я увидел в вашей клинике, не является ярким тому подтверждением? Я надеюсь, что у нас еще будет время поговорить на эту тему. Кстати, мы уже приехали.
Они вошли в сверкающий позолотой и полированным мрамором холл отеля «Cecilia». Огромные вазы, резные украшения и скульптуры создавали ощущение аристократизма. В просторных креслах вальяжно сидели постояльцы и гости. Одни беседовали, другие курили и читали газеты, третьи разговаривали по телефону. Атмосфера была удивительно спокойной и, вместе с тем, непривычной для Александра и Веры, поэтому они смотрелись немного подавленными.
Господин Анри усадил их на диване, а сам подошел к reception, где что-то выяснял. Минут через пятнадцать вернулся:
- Все улажено, - произнес он, - номер вашей комнаты тридцать четыре, на третьем этаже. Располагайтесь, приведите себя в порядок, а часа через два я подъеду и мы пойдем поужинаем. Договорились?
Подошел портье и, взяв их чемоданы, пригласил следовать за ним.
Номер оказался непривычно просторным и роскошным. Большую часть его занимала огромная двуспальная кровать с прикроватными тумбочками, на которых в небольших вазах стояли букетики из маленьких живых роз. Не меньше их удивила просторная ванная комната с большой, овальной формы, белоснежной ванной, сверкающими никелированными кранами и душем. Здесь же, на полках, лежали аккуратно сложенные белые махровые халаты, куча разных размеров полотенец такого же цвета и одноразовые туалетные принадлежности.
Окно было занавешено массивными шторами золотисто-желтого цвета, раздвинув которые, они с удивлением для себя увидели ярко освещенную Триумфальную арку. Она была буквально рядом, большая и величественная, словно мифический гигант.
- Боже мой, Саша, неужели это наяву?
Он укусил ее в плечо. Вера вскрикнула.
- Ну вот, значит наяву.
- Любимый, я чувствую себя счастливой. Ведь даже за пределами Курганской области не бывала.
- Я очень рад, милая.
- А давай-ка мы каждый вечер будем целоваться под Триумфальной аркой!
- Давай! И пусть эти поцелуи станут невидимым комочком наших чувств, счастья, нашим сокровением, которые мы будем хранить в памяти всю свою жизнь…
- Боже, милый, я обожаю тебя!
- Так, не забывай, что нам надо побыстрее привести себя в порядок и спуститься вниз.
В назначенный час господин Анри сидел в холле отеля и увлеченно читал какой-то журнал. Чувство такта не позволило ему напомнить им о своем присутствии. Однако долго ждать не пришлось. Среди присутствовавших вдруг наступило странное оживление, все уставились куда-то в сторону, толкая друг друга в бок. Подняв голову, он увидел, как к нему приближается, держась под руку, великолепная молодая пара. Он не сразу узнал их. Вера была в распахнутом легком манто темно-зеленого цвета с меховым воротником с одним длинным, свободно свисающим, концом. Из-под пальто выглядывало длинное вечернее шелковое платье, тоже зеленого цвета, облегающее ее прекрасную фигуру. На ногах были легкие туфли на шпильках из покрытой зеленым лаком кожи. Со стороны спины пальто почти не было видно под прядями пышных, желто-золотистых волос, скрученных в крупные завитки. Неброский макияж смотрелся ненавязчиво, лишь подчеркивая естественную красоту лица.
Александр был в светло-сером костюме, рубашке болотного цвета и темно-сером галстуке со светлыми косыми полосами. Ему, как врачу, было не привыкать к пристальным взглядам людей, поэтому он смотрелся невозмутимым. Но внутри все было не совсем так. Конечно же, он волновался, но это было что-то другое, какая-то странная смесь волнения и природно-эгоистического ликования. Его поразила способность Веры к преображению, будто это была совсем не та девушка, которая сидела в этом же холле два часа назад. В ее грациозной походке и светящемся улыбкой лице читалась уверенность в себе и тонкое обаяние. «Неужели это результат работы Ларисы? Если так, то она гений!».
Сопровождаемые десятками пар глаз, они прошли через весь вестибюль к господину Анри, который выглядел немного растерянным. Еще раз поздоровавшись, он вновь поцеловал Вере руку.
- Знаете, Александр, - после небольшой паузы произнес он, - меня только что осенила догадка. Наверное, Россия такая же, как Вера - загадочна и чарующе красива. Только в одном я хотел бы, чтобы они были разные – я желаю Вере более счастливую судьбу.
Они проехались по Елисейским полям. Мириады огней, иллюминации, отражающиеся в окнах зданий, на асфальте. Предпраздничное настроение, украшенные новогодние елки на каждом шагу, счастливые лица людей, улыбки…Вера сидела на заднем сидении и вела себя как избалованная вниманием кокетка. Вскрикивала, иногда повизгивала, то по-французски, то по-русски называя достопримечательности и коротко пересказывая историю их создания. Господин Анри молчал, периодически улыбаясь и приподнимая брови в знак удивления. Александр не выдержал:
- Солнышко, откуда ты все это знаешь?
- А вот и не скажу!
Они припарковались перед небольшим, но весьма приличным зданием в стиле барокко, на фасаде которого красовалась большая светящаяся надпись «La chasse du tsar» (царская охота). Как объяснил господин Анри, это был русский ресторан, куда он частенько заглядывал с семьей.
Однако внутренне убранство заведения из полированного дерева и мрамора ничем Россию не напоминало. Это был типичный французский ресторан.
У гардероба господин Анри помог Вере раздеться. Та застыла в кокетливо-томительном ожидании этого жеста. В зале произошло то же самое, что и в холле отеля. Посетители, кто жуя, а кто забыв об этом, толкали друг друга уставились глазами в сторону Веры. Во взглядах присутствовавших мужчин читалось восхищение, дам – трудно скрываемая зависть.
На вопрос господина Анри «что будете заказывать?» они растерянно переглянулись. После паузы Александр сказал:
- К сожалению, мы не знакомы с французской кухней, поэтому полностью доверяем Вам.
- Мне бы какой-нибудь стейк из говядины, - добавила Вера.
- Тогда мне то же самое.
- А что будем пить? – не унимался Господин Анри.
- Мне немного водочки, граммов сто.
- Пожалуй, к моей телятине больше подойдет бургундское вино. А Вы как думаете, господин Анри?
- Мне просто нечего добавить, - развел руками он, - Ваш выбор идеален.
- Тебе откуда это известно? – несколько застенчиво и почти шепотом спросил Александр.
- Ни за что не скажу! – кокетливо вскинув бровями, ответила она.
Подошел официант в мундире гусара с перекинутым через руку вышитым полотенцем. Слушая внимательно господина Анри, он быстро что-то записывал в блокноте, временами уточняя что-то у клиента. Минут через пять он удалился.
- Вы во Франции, наверное, не привыкли так поздно ужинать, господин Анри? - прервала минутное молчание Вера, - А я, признаюсь, очень хочу есть. Тем более что мне трудно описать, как я рада находиться здесь. Наверное, я просто счастлива.
- Если ужинать поздно во Франции и не принято, в чем я серьезно сомневаюсь, то считайте, что имеете дело с нетипичным французом. А если принять во внимание, что нахожусь в компании таких симпатичных людей, то в этот замечательный вечер нам не избежать перспективы насладиться великолепным французским вином и общением друг с другом.
Вере настолько понравились его слова, что она хлопнула в ладоши и визгнула, затем по очереди наклонилась и поцеловала их, вызвав небольшое смущение у господина Анри.
После ужина они попросили оставить их недалеко от Триумфальной арки.
- Вы хотите прогуляться перед сном? – спросил он, немного искоса поглядывая то на Александра, то на Веру.
- О, да! – воскликнула она, - Это наша мечта побывать в этом месте, тем более в такой час. К тому же у нас есть сокровенная тайна, которой, увы, мы не можем с Вами поделиться, - добавила она и многозначительно улыбнулась.
- О-ля-ля! Тайна – это прекрасно, тем более сокровенная. Думаю, вам известна история этой достопримечательности. Она была возведена по приказу самого Наполеона в ознаменование своих военных побед. Опять же, повод для размышления. Ведь странно получается: столько шума и помпы, а русские-то победили нашего зарвавшегося гения. Именно русские, неотесанные, дикие и нелюбимые Европой. Которую, кстати, он без особого труда поставил на колени. А разве не то же самое вы сделали с Гитлером? И в этом я вижу великую сущность русских – ставить на место зарвавшихся и распиаренных «гениев», деловито, без шума и пыли. Причем во всем – литературе, искусстве, спорте, на поле боя… Разве это не удивительно? Так что величие русских неизмеримо выше всяких Триумфальных арок. Именно поэтому я и горжусь своими корнями. И очень рад тому, что обрел таких вот прекрасных русских друзей.
- Смотрю, Вы о России высокого мнения. Если бы Вы знали, сколько у этой красавицы недостатков!
- Ну, недостатки есть у всех, ну, например, у меня, - и его лицо засветилось типичным французским обаянием.
Было около полуночи. Высадив их, он объяснил, как добраться до гостиницы, которая находилась буквально рядом, и предупредил Александра, что в девять утра заедет за ними. Затем спросил:
- Вера, как Вам наш ужин?
- О, это было прекрасно, господин Анри! Мы очень признательны Вам за столь великолепную атмосферу и компанию!
- О-ля-ля! Поверьте, мадемуазель, находиться в компании такой красавицы и умницы – честь для любого француза! – и поцеловав томно протянутую ему руку, широко заулыбался, сел в автомобиль и уехал.
- Теперь я понимаю, что уроки Ларисы не прошли даром, – Произнес Александр, глядя вслед за отдаляющейся машиной, - тебя просто не узнать, милая!
- Так-то! Вот такая я!
Было около пяти градусов тепла, прохладно, но не холодно. Несмотря на поздний час, в городе было много транспорта.
Взявшись за руки, они зашагали в сторону ярко освещаемой прожекторами Триумфальной арки. Изначально казалось, что она буквально рядом, но это была иллюзия из-за ее гигантских размеров.
- Боже, Саша, время без семи двенадцать!
- И что?
- Наш поцелуй! Хочу ровно в полночь!
Широко улыбнувшись, он зажал ее руку в своей ладони и они ускорили шаг.
В полночь под резными сводами каменной громады тела и губы двух молодых людей переплелись в длительных и страстных объятиях. Это был не просто поцелуй, а слияние душ, внутренних миров, мыслей, момент единения двух влюбленных в одно целое, красивое и чистое… В этом действе были некая тайна и символизм, понятные только двоим. Он представлял собой слепленные в одно целое мечты, сокровенные желания и ауры их душ. Они не обращали внимания на взгляды и многозначительные улыбки снующих вокруг туристов. Не потому, что им было безразлично мнение окружающих. Они были просто счастливы…
И так будет семь дней. В полночь они будут приходить под каменные своды для того самого поцелуя, который станет для них неким концентрированным выражением красоты их чувств и останется яркой вспышкой в памяти на всю жизнь. Те мгновения позже будут напоминать: красоту отношений можно не только слышать и созерцать. Это где-то даже примитивно. Есть гораздо более высокий ее уровень - когда ощущения проникают в сознание совершенно неведомым никому образом, через кожу, волосы, губы, таинственные фибры, преображая до неузнаваемости внутренний мир влюбленных…
Во время завтрака в отеле, Александр вдруг явно чем-то терзаемый, заговорил:
- У нас есть одна проблема, и я не знаю, как с ней быть.
- Что за проблема?
- Вот, представь, они спросят, сколько я зарабатываю. Понятия не имею, что ответить. Врать не хочу, а сказать правду не смогу. Мне почему-то кажется, что здесь другой мир и к людям относятся сообразно их кошельку. Что скажешь?
- Кстати, мы с Ларисой разговаривали на эту тему. Сказала, что здесь не принято задавать такие вопросы и что брендовая одежда на мне должна ввести их в заблуждение. Но если вдруг спросят, советует уйти от ответа, потому что, да, к зарабатывающим мало относятся неважно. Это, говорит, у них на уровне подсознания. Но мы с тобой ведь не относимся к мало зарабатывающим.
- А к кому?
- Нищим, - и рассмеялась.
Господин Анри заведовал ортопедическим отделением из двадцати коек в частной клинике, где, по всей видимости, лечились состоятельные пациенты. Помимо него, в отделении работали еще четыре врача. По предложению профессора, администрация клиники решила внедрить у себя метод Илизарова, поскольку в ряде сложных клинических случаев применяемые ими методики лечения были бессильны чем-либо помочь.
После знакомства с сотрудниками, они быстро прошлись по отделению, представив приезжему доктору больных, получающих там лечение. В основном это были пациенты с переломами, у пятерых была несложная ортопедическая патология.
Бросались в глаза предельно уважительные и учтивые отношения между персоналом, в отличие от таковых в родной клинике, где грубость и хамство вышестоящих над теми, кто рангом пониже, были обычным явлением. Этим даже умудрялись бравировать. Со временем молодыми докторами это воспринималось как нормальное явление, и они начинали перенимать повадки старших коллег. А те, кто не мог к такой атмосфере приспособиться, рано или поздно покидали клинику. И такое положение вещей не могло пройти бесследно.
Уровень сервиса и оказания медицинской помощи в отделении господина Анри Александру показался приличным. Правда, в одном случае он заметил грубые ошибки в тактике лечения, на что акцентировать внимание не стал. Обратил внимание и на то, что вопросам асептики и антисептики в отделении уделялось меньше внимания, чем в Кургане. Зато антибиотики применялись гораздо шире.
После обхода ему представили двух пациентов, подготовленных к операции на следующий день. У одного имелся ложный сустав костей голени, второго – посттравматическая деформация бедра. Совместно наметили план операции, подобрали аппараты Илизарова.
Во второй половине дня он провел мастер-класс по остеосинтезу голени аппаратом Илизарова, одновременно с этим разъясняя коллегам теоретические основы метода.
В конце рабочего дня совместно с коллегами осмотрели семерых пациентов на предмет возможности их лечения методом Илизарова. У всех была тяжелая ортопедическая патология, справиться с которой в клинике не было возможности, в связи с чем и обратились за помощью к методу Илизарова.
Последним осмотрели девятилетнего мальчика с тяжелой формой артрогрипоза. Он был из семьи арабов алжирского происхождения. Ребенок, по-видимому, самостоятельно не мог ходить, его на спине занес в кабинет отец – сухощавый и очень смуглый мужчина лет сорока с асимметричным лицом и неправильным прикусом. Он был небрит и не совсем опрятно одет. Положив сына на кушетку, стал раздевать его, одновременно с тревогой посматривая в сторону беседующих докторов.
Руки и ноги ребенка были настолько деформированы, а кисти и стопы так вывернуты внутрь, что он не мог не только нормально стоять на ногах, но и самостоятельно снять с себя одежду. На коленях, по тылу кистей и стоп имелись большие натоптыши, свидетельствовавшие о том, что мальчик передвигался на четвереньках.
Ребенок остался в одних трусах, по всей видимости, недавно купленных - на них все еще присутствовала приклеенная этикетка от магазина. От него шел неприятный запах.
Как выяснилось, помимо этого ребенка, в семье у мужчины было еще шестеро детей. На вопрос господина Анри «чем он занимается?» ответил, что торгует жареными каштанами на улицах города.
После совместного осмотра пациента господин Анри обратился к Александру:
- Ну, что Вы скажете, коллега?
- Случай сложный, но ребенка поставить на ноги можно. Смущают очень ригидные суставы, но это преодолимо. Думаю, что на первом этапе можно устранить деформации нижних конечностей и обеспечить им опороспособность. После этого мальчик сможет ходить самостоятельно и в какой-то степени обслуживать себя. А далее можно подумать и о верхних конечностях. К сожалению, лечение будет длительным и сопряжено с массой сложных моментов.
- С какой целью Вы обратились к нам? – господин Анри задал вопрос отцу ребенка.
- Вылечите, пожалуйста, моего сына. Куда только я не обращался – везде отказывают.
Профессор на секунду задумался. Затем спросил:
- А Вам известно, сколько будет стоить лечение?
- Сколько, доктор? Скажите, мы что-нибудь придумаем. Родственники готовы помочь.
- Как нам говорит наш коллега из России, это не менее двух этапов лечения, каждый из которых будет стоить около двадцати тысяч франков. Но это цена ориентировочная. Если Вас интересует точная стоимость, я дам задание и подсчитают.
- Конечно, доктор. А когда будет готов ответ?
- Зайдите дня через три.
- Хорошо, профессор, - и тут же принялся одевать ребенка. Тот шепотом стал о чем-то расспрашивать отца на арабском. Его глаза наполнились слезами, лицо перекосила гримаса печали, а когда отец взял его на руки и направился к выходу, расплакался и крикнул на ломаном французском:
- Docteur, s'il vous pla;t, soignez-moi! Je veux marcher! (Доктор, вылечите меня, пожалуйста! Я хочу ходить!).
Только они скрылись за дверью, как в полной тишине раздался голос Веры:
- Профессор, неужели этого ребенка нельзя полечить в Вашей клинике?
В ее глазах был влажный блеск. Александр незаметно дернул ее за рукав халата, намекая на то, что такие вопросы с ее стороны нежелательны.
- Понимаете, Вера, это частная клиника, поэтому владелец не станет что-то делать себе в убыток. Тем более что случай сложный и ожидаются значительные затраты. К сожалению это так.
- А в государственной клинике? – не унималась она.
- Во-первых, речь идет о выходцах из бывших французских колоний, у которых, как правило, нет страховки, или же имеется, но она не может покрыть всей стоимости лечения, поэтому они имеют право получить квалифицированную помощь только в экстренных случаях. Во-вторых, здесь большой объем работ, а финансы, выделяемые государством на одного пациента, весьма ограничены и менеджеров больниц могут наказать и даже снять с работы за растрату государственных средств. А, в-третьих, не владеем мы технологиями, способными вылечить столь тяжелую патологию. Вот поэтому мы и пригласили к себе Александра.
- Неужели нет выхода? – она была вся в слезах.
- Вера, прекрати, - вмешался Александр.
- Увы! – развел руками профессор. – Я понимаю Вас, но, как говорят французы, C'est La Vie (такова жизнь). Я еще дам задание подсчитать стоимость лечения этого мальчика с учетом небольшой скидки, которую мы можем ему сделать, но из того, что увидел, ясно, что оплатить его им будет не по силам. Метод Илизарова прекрасен, но его большой минус в том, что лечение обходится дорого.
- Боже, не хочется верить!
- Повторяю, я Вас понимаю, мадемуазель. Мало того, в Вашей позиции опять-таки склонен видеть национальную черту русских – тягу к справедливости и равенству. Не поверите, в молодости и у меня были левые взгляды, я ходил на демонстрации и даже вставал на баррикады. Но современный мир такой, какой он есть. Да, он несправедлив, но мы с этим пока ничего не можем поделать. А, чтобы немного успокоить Вас, скажу, что увиденный Вами пациент наверняка получает от государства пособие по инвалидности. Зачастую им выгоднее получать эту помощь всю жизнь, чем вылечиться и лишиться её. Не исключено, что этого мальчика используют еще для попрошайничания. Поверьте, это приносит неплохие деньги, если, конечно, он не попадет в сети криминальных группировок.
Уже в отеле Вера продолжила тему:
- Боже, этот мальчик не выходит из головы!
- Вера, твои вопросы к господину Анри были лишними. Он всего лишь наемный работник в клинике и вопросы, связанные с финансами, не в его компетенции.
- Неужели нет выхода?
- Даже не знаю. Разве что он мог бы донести об этом до хозяина клиники и пролечить этого пациента хотя бы с рекламной целью? И, опять-таки, мне кажется, что связываться с таким случаем они не станут. Слишком сложно для них. Да и семья ребенка, видно, неблагополучная. А ведь за ним в процессе лечения нужен будет хороший уход.
- Боже, как несправедлив этот мир! Даже страшно становится.
- Ты-то чего боишься?
- За наших детей…
- Так их сначала родить надо, - заулыбался он.
- Кажется, я беременна…
- Что ты сказала?!
- Да, беременна…
- Повтори еще раз!!!
- Да, да!
- Моя любимая! Мое солнце! Не могу поверить! – и утопил ее в объятиях, - Это самый счастливый день в моей жизни!
Пребывание Александра в клинике, со слов господина Анри, было более чем плодотворным. Работали даже в выходные. За шесть дней они совместно прооперировали девять пациентов. По поводу каждого из них проводился детальный разбор послеоперационного ведения. В случае необходимости в дополнительных консультациях, связь договорились поддерживать по телефону или электронной почте. Помимо операций было проведено три мастер-класса, прочитаны две лекции по теоретическим основам метода и проконсультировано несколько десятков больных.
Профессор, да и доктора тоже, с жадностью поглощали новую информацию, во всем были энергичны и активны, не стесняясь задавать, кажущиеся на первый взгляд наивными, вопросы. По французским законам Александр оперировать не имел права, поэтому все делал профессор, руководствуясь указаниями своего русского коллеги. В сложные моменты и вовсе передавал инициативу в его руки.
Обедали в кафе при клинике. После работы господин Анри отвозил их в отель, где они немного отдыхали. Вечером в их программе было посещение достопримечательностей и ужин том же «La chasse du tsar».
Ее вечерние наряды ни разу не повторились. Не исключено, что по этой причине беспокоящая Александра проблема так и не стала темой для обсуждения.
Несмотря на напряженный график работы, они успели побывать и на Эйфелевой башне, и в Notre-Dame de Paris, и на Монмартре. А вот в Лувр им удалось попасть только со второй попытки. Там исполнилась еще одна мечта Веры - увидеть «Джоконду» да Винчи. Они стояли в толпе людей, молча, долго и неподвижно, созерцая самое великое и загадочное в истории произведение искусства, которое вот уже пять столетий является предметом споров, как среди специалистов, так и ценителей красоты. Позже Вера произнесет фразу, которая понравится Александру: «Это глупо оценивать женскую красоту, считавшуюся эталоном в средневековье, мерками двадцатого века. Но по мне она как была прекрасной, так и останется такой навсегда».
Непременной кульминацией каждого дня был полуночный поцелуй под Триумфальной аркой. Даже дождь, имевший место в один из вечеров, не смог им помешать. Тот поцелуй успел стать для них глубоко сокровенной и, в чем-то даже сакральной, потребностью.
В последний день перед отлетом господин Анри пригласил на совместный ужин хозяина клиники с супругой.
Так получилось, что профессор с русскими гостями появились минутами позже приглашенных.
Вера в тот вечер была в длинном шелковом платье малахитового цвета от Dior с декольте и высоким боковым разрезом. На ногах были туфли на шпильках аналогичного цвета. Её плечи покрывало манто леопардового цвета, отделанное по периметру светло-коричневыми соболями. Пышные волосы с завитками на концах, спускавшиеся до самых ягодиц, пружиняще качались в такт грациозной походки.
Присутствовавшая в ресторане публика тут же оживилась. Александр, который сталкивался с этим феноменом по многу раз за день, вновь погрузился в размышления: «Странно наблюдать такое здесь, во Франции, когда у нас, в России, слово «француженка» является чуть ли не выражением эталона женской красоты и привлекательности. И где же эти красавицы? Были ли они когда-то? Если да, то куда подевались? Вот уже неделю я созерцаю заурядных, особо ничем не привлекательных особ, одетых непонятно как, курящих и ведущих себя излишне шумно, даже вызывающе. Но, если внимательно к ним присмотреться, то нередко под этой, поражающей своей нелепостью, личиной непривлекательности можно заметить красивые глаза, губы, нос, стройную фигуру… Но все это исчезает непонятно куда под тяжестью чего-то искусственного, наносного и неженского… Почему так? Неужели они нравятся себе такими? А мужское мнение? Или оно их не интересует? Ведь то, с каким восхищением мужчины смотрят на Веру, говорит само за себя, а именно о том, что стержнем женской привлекательности всегда были и будут скромность и женственность. А если оно так, то почему заочно обожаемые в России француженки не примут это во внимание? Или я чего-то недопонимаю?».
Из-за одного стола встал мужчина в элегантном темно-синем костюме и светло-голубой рубашке с галстуком. Это был представительный человек около шестидесяти лет ростом чуть выше среднего, с седыми волосами, контрастирующими с ними черными бровями и аналогичного цвета тоненькими усиками, окаймляющими верхнюю губу. Большие, черные и выразительные глаза молодили его и, несмотря на морщины, придавали гладко выбритому лицу шарм и привлекательность. Направившись им навстречу, он подошел к Вере и, обаятельно улыбаясь, представился:
- Андре Морель. Рад приветствовать наших русских друзей на французской земле.
- Вера! – и тем же томным жестом протянула руку для поцелуя. Тот тут же припал к ней губами. Затем поздоровался за руку с Александром. Вера же обошла стол, подошла к его супруге и, сделав легкий реверанс, поздоровалась. Это была полноватая женщина в короткой прическе и черном костюме с брюками. Привстав, она широко улыбнулась и ответила легким рукопожатием.
- Господин Анри говорил мне, что из далекой, покрытой снегами России, к нам пожаловала сказочная красавица, - продолжил он, сев за стол и улыбаясь, - но я грешным делом подумал, что мой компаньон не совсем разбирается в женской красоте. А сегодня понял, что я недооценил его вкус.
- Как выразился обожаемый мной кутюрье Ив Сен-Лоран, - парировала его слова Вера, - для того, чтобы быть красивой, женщине достаточно иметь черный свитер, черную юбку и идти под руку с мужчиной, которого она любит. Так что все зависит от мужчины, находящегося рядом с женщиной.
- О, да, согласен. Тем более что наслышан о философском складе ума и золотых руках Вашего мужа. Александр, извините за любопытство, вот мне интересно, что в России за система образования, как так получается, что она выпускает таких вот докторов, глубоко мыслящих и высоконравственных профессионалов.
- Боюсь, что Вы, господин Морель, как и мой коллега, немного идеализируете Россию. В Европе обычно предпочитают обратное. Я являюсь, так сказать, продуктом советской школы высшего образования. Сегодня она немного деградировала. Но факт остается фактом: нам, как будущим врачам, давали такие знания, чтобы был понятен сам каркас мироздания. Ибо считалось, что советский врач должен быть образованной и высоконравственной личностью. И это было правильно. Но вот что из этого получил лично я, судить не мне. И поучил ли?
- Великолепно! Ход Ваших мыслей восхищает! Господин Анри доложил мне, что вы очень плодотворно поработали. Признаюсь, я не ожидал такого. Благодаря Вам наша клиника не только получила значительную прибыль, но и, надеюсь, это сработает на повышение ее престижа.
- Что Вы, господин Морель! Это заслуги господина Анри и других докторов клиники. Работать с ними было легко и приятно.
- Ну да, у меня прекрасные доктора. За это и ценю их. И, тем не менее, я останусь при своем мнении.
Затем, вытащив из внутреннего кармана пиджака конверт, протянул его Александру:
- Это Вам, мой прекрасный друг. Вы не против, чтобы я Вас называл так?
- О, нет. Даже приятно. Но, простите, что в конверте?
- Там четыре тысячи франков. Вы заработали их честно.
- Нет-нет, что Вы! Я не могу их взять. Нам достаточно этого роскошного приема и чести находиться с вами в этом прекрасном городе, который мы мечтали посетить!
- Саша! Вера так ведь Вас называет? - вмешался профессор, - Друг мой, прошу вас не путать одно с другим. И мы рады находиться в компании таких прекрасных людей. Но предлагаемые Вам деньги к этому отношения не имеют. Вы их заработали своим умом и трудом. Прошу Вас, не будьте такими альтруистом, во Франции это не ценится. Ведь мы пытались наладить сотрудничество с вашей клиникой и раньше. Приехал один ваш профессор, прооперировали с ним двоих пациентов и у обоих все пошло не так. Потому что технически операция была сделана, мягко выражаясь, не совсем идеально. Одного пациента кое-как довели до конца, а второй остался недоволен результатом - у нас с ним потом были проблемы. А тот профессор в первый же день напился. То же самое было и во второй, и в третий… Так что, друг мой, Вы для нас оказались большой находкой и даже представить не можете, как мы Вам благодарны.
- Все равно Вы ставите меня в неловкое положение, ведь на наше приглашение сюда и содержание в столь роскошных условиях, вы потратились немало.
- Мой русский друг! – воскликнул господин Морель, поглядывая на искренне улыбающуюся супругу, - Скажу Вам по секрету, что, благодаря Вашему труду в кассу моей клиники поступило почти двести тысяч франков. Так что эти деньги Ваши по праву.
- Господин Морель! – почти перебила его Вера, - У меня идея! Пусть эти деньги будут нашим взносом в лечении того мальчика, которого мы видели в клинике!
- Какого мальчика…?
Профессор коротко объяснил ему, о ком идет речь. С лица господина тут же исчезла улыбка. Он сидел молча, опустив глаза, и выглядел растерянным. Его супруга украдкой вытирала слезы. Чувствовалось, что сказанное Верой их сильно задело, но было непонятно, по какой причине. Гробовая тишина продолжалась больше минуты.
- Милые вы мои! – тихо заговорил он, - Мне, который годится вам в отцы, вы преподнесли урок достоинства и человечности. Ничего подобного я еще не встречал. Знаете, чтобы выбраться из нищеты, я работал чистильщиком обуви, продавцом газет, юнгой, грузчиком... И моя супруга с малых лет познала тяжелый крестьянский труд. Так что ваш урок запомнится на все оставшиеся годы…
На следующий день утром в номере зазвонил телефон. Это был господин Анри:
- Доброе утро, Александр. Напомните, во сколько сегодня вылет?
- В пятнадцать тридцать…
- Позавтракайте и будьте готовы, через час подъеду. Потом скажу, зачем.
Профессор всю дорогу молчал. Они терялись в догадках насчет столь раннего его появления, ведь накануне предупреждал, что заедет за ними в полдень. Часам к девяти были в клинике. Было воскресенье. В пустом коридоре отделения они увидели сидящими в креслах знакомого пациента с отцом. И все стало ясно.
- Вчера поздно вечером позвонил хозяин, - заговорил он, - и сказал, что клиника берет на себя все расходы по лечению этого пациента. Так что у нас мало времени – вы должны четко изложить мне план операции и тактику его послеоперационного ведения. Надеюсь, что осилю.
Вера расплакалась…
- Достойный поступок! – сказал Александр, взяв рентгенограммы в руки, - Пусть заходят.
Через две недели он получит от профессора фото, где он, как всегда, обаятельно улыбаясь, стоит рядом с койкой, на которой лежал, тоже улыбающийся, Али, так звали мальчика, с аппаратами Илизарова на ногах. Потом будет много других фотографий. А еще через полгода рядом с профессором уже стоял заметно подросший пациент с выпрямленными конечностями, уже без аппаратов. «Снимаю шляпу, профессор!» - напишет Александр в ответ.
В аэропорту господин Анри положил тот самый конверт Александру в карман плаща:
- Прошу Вас, примите от чистого сердца. Не подводите меня перед хозяином. Когда-то он потерял сына из-за того, что банально не хватало денег на его лечение, а делать это бесплатно никто не согласился. Поэтому он был так тронут вашим поступком. А это маленький презент от меня лично, – и протянул небольшой подарочный пакет с бутылкой внутри.
- Правда, мне очень неудобно, профессор! – пытался протестовать Александр.
- Все, тема закрыта, друг мой! Поверьте, таких людей, как мой хозяин, во Франции очень мало. Другие бы эксплуатировали Вас с большим удовольствием.
- Огромное вам спасибо за все! – вмешалась в разговор Вера, - Это были семь счастливых дней, настолько ярких, что станут украшением всей нашей жизни.
- Ну, что, прощайте, что ли? Надеюсь, что скоро увидимся! Даже не сомневаюсь! – и крепко обнял Александра. Затем оторвал его от себя и повернулся к Вере.
- Знаете, Вера, я тихо наблюдал за Вами со стороны, там, в Лувре, когда Вы смотрели на Джоконду. И меня осенила догадка: Вы - русская Джоконда! Напоминаете ее своей женственностью и обаянием. Вы могли бы быть примером для французских женщин. Счастья Вам и добра! – он поцеловал ей руку, но потом, метнув в нее искорку лукавого взгляда, крепко обнял, - А вот это по-нашему, по-русски.
Помня предупреждение Ларисы, что валюту на российской границе необходимо декларировать, они в зале ожидания подсчитали деньги. И были шокированы: в конверте было десять тысяч франков.
Рано утром следующего дня они приземлились в аэропорту Кургана, который встретил их двадцати пяти градусным морозом.
- Вот мы и дома! – произнесла Вера, переступая через порог родной однушки, - Такое ощущение, что вернулись из космоса, с какой-то другой планеты, куда улетали год назад. А может это был сон?
- Нет-нет, это был театр. Мы играли главные роли в спектакле, что-то шекспировское по глубине и смыслу. Сыграли блестяще. Всем казалось, что это вживую.
- И все-таки, я рада, что мы дома, любимый…
- Я тоже. Пошли спать. Устали, театр отбирает много сил…
Он проснулся во второй половине дня. Вера еще сладко спала. Сходил в душ, побрился, привел себя в порядок. Затем оделся. Перед выходом из квартиры услышал ее голос:
- Ты куда, любимый?
- Ааа, проснулась? Пойду, пройдусь. Заодно куплю хлеба, селедочки и водочки. А ты пожарь картошки и открой банку с огурцами и помидорами.
- Возьми еще докторской колбасы. Боже, как я соскучилась по жареной картошке!
- Вечером сходим к Ларисе. Думаю, ждет нас не дождется.
Лариса встретила их с детским ликованием. С порога бросилась им в объятия:
- Боже, как я рада! Не представляете, как я вас ждала! С утра всего наготовила, будем отмечать. Ой, как я жду ваших рассказов!
- Это тебе, - Александр протянул ей бутылку, подаренную профессором, - Честно говоря, это подарок от коллег, но я подумал, что ты в этих вещах больше разбираешься…
- Imperium Wooden box!!! Ты с ума сошел! Ты хоть представляешь, что это?!
- Думаю, коньяк…
- Нет, не просто коньяк! Такой пьют президенты и олигархи. Я ни разу не пробовала, даже не видела! Но знаю, что стоит где-то под тысячу долларов.
- Значит, сегодня будем играть президентов…
- Я вас обожаю!!!
Фото взято из интернета