- Быть Приведением, скажу тебе, задача не простая. Ну что тебе объяснять, всё равно ведь не поймёшь. Это им сперва стать нужно и вот тогда, можно в полной мере понять наше существование. Ведь жизнью это уже и назвать-то нельзя более.
Дорофей Егорыч замолчал ненадолго, словно подбирая правильные слова.
- Паришь себе сгустком тонкой энергии в пространстве. Однако, есть несомненный плюс, ноги мыть не нужно – проговорил он и захихикал, покачиваясь в потоке воздуха.
Тебя, вроде как и нет, но вот стоит кому-нибудь вспомнить о тебе, и ты уже есть.
Примечательное здесь то, что сознание твоё, как и воспоминания о жизни - есть.
Скажу даже больше, теперь ты помнишь себя, с самого момента зарождения, у мамы стало быть в животике.
А вот это уже великая ценность. Правда, кому она сейчас нужна? – со вздохом сказал он.
- Многое о себе открыл, да поздно уж. При жизни не видел, а тут разглядел. Да не поправить уж более ничего.
Что ж, как говорится: «Лучше поздно, чем никогда». Может и сгодится ещё, истина эта, Там – проговорил он, ставя ударение на последнее слово и указывая рукой в небо. - Ну да ладно, отвлёкся я.
Так вот, существование наше в новом обличии, может быть весьма интересно и продуктивно.
Правда, это если освоишь управление материальным миром посредством мысли.
У йогов и мистиков разных есть всякого рода практики, это если потренироваться вдруг решишь, так сказать на будущее.
Мало ли, вдруг пригодится – проговорил Дорофей Егорыч, хитро сощурив глаз.
- Но, что-то я опять отвлёкся, эх рассеянность.
Признаться честно, со мной эта беда совсем недавно приключилась. Видно срок мой, в Межмирье подходит к окончанью, скоро пора придёт моя значит – сказал и как-то прозрачнее сделался.
- Так о чём это я? Ах, да. Хотел рассказать о буднях рядового Приведения.
Спать-то нам и не нужно вовсе, так что времени вагон, да тележка. Не то, что при жизни.
А вот чем ты его займёшь, это вопрос насущный, так сказать.
Я вот, ночами порядок блюду. Да-да, ещё со времён жизни, привычка осталась.
Дворником я, так сказать, был. За порядком следил, цветочки там разные сажал.
Ох, и любил я это дело.
Бывало, как разойдусь, как насажу разных сортов да видов. Да так, чтоб с ранней весны, да до поздней осени глаз радовали. Красота, да и только.
А красота, как говаривали мудрецы, Мир спасти может. Вот, так сказать, я и спасал, в силу возможностей своих.
Да вот и сейчас продолжаю, в Межмирьи-то. Ну, положим цветов тут особо не посадить.
Так я озорников, да хулиганов разных гоняю. Чтоб не повадно им значит было клумбы разорять, да пакостить. Уж не знаю, из глупости, аль из вредности, аль просто от скуки.
Не знаю, не знаю, но на вверенной мне территории такого паразитства, я не допускаю. Блюду, блюду порядок – проговорил Дорофей Егорыч и погрозил пальцем.
- Так что, можно сказать, при мне парк-то этот и расцвёл по-настоящему и зажил.
Утром помогаю местному смотрителю, обход делаем. Я ему на больные деревья указываю. Сор, кой какой убираем тоже вместе. Да поливом цветников занимаемся.
Днём здесь детки малые с мамашами гуляют, а я вроде няньки что ли. Кому игрушку потерянную укажу, кого успокою, кому сказку почитаю, да и слежу, чтоб чего худого не приключилось.
Мамашки-то всё в толк не возьмут, отчего дети тут спокойные такие. Да и нужно ли? Спокойные и славно. Верно же – не то вопросительно, не то утвердительно высказался он. - А всё оттого, что ладно здесь стало. Пространство вон как искрится, любовью да радостью.
А мне что, мне ж в радость с малышами рядом побыть. Они смешливые такие, а смех-то, друг мой, это сила.
Смехом вон даже болезни всякие лечат. Это тебе не того, наука понимаешь! – Дорофей Егорыч многозначительно поднял бровь и потряс пальцем.
- Да и не только дети чувствуют благодать места этого.
Старики вон, на скамьях стайками собираются. Кто книги читает, кто в шахматы играет, а кто и вовсе сюда душу лечить приходит.
Посидит такой «больной», вон под той рябинкой, и легче на душе-то его становится, светлее что ль.
Вот, этот свет он потом домой и уносит, а в следующий раз с благодарностью приходит, птичек значит подкормит, белочек.
Клавдия Ивановна, помощница моя, она по весне рассаду цветов парку подарила. Премилая старушка, скажу я тебе, столько лет уж одна, а свет в душе сохранила и делится им, не жалеет – с особым теплом в голосе проговорил он.
- Затейница та ещё, на праздники хороводы заводит, вон вкруг той древней ели. Встречи разные проводит, эти как их, ну, по интересам что ль.
Скворечники тут строили папки с мальчишками, да повесили прям в парке. Красота! – сказал он и стал показывать новые птичьи домики, на разных деревьях.
- А вечерами здесь влюблённые гуляют, за ручку держатся, слова всякие шепчут.
Я б сказал, да кабы конфуз не случился. Так что, уж лучше промолчу. Молодость, она такая – добавил он, словно вспомнив своё прошлое.
- Вот вроде и рассказал, чем занимаюсь.
Ведь тут, почти как в обычной жизни, у кого какие способности, тот за то и берётся, коли хочет. А коли нет, никто ведь и не заставляет. Можешь и не задерживаться в Межмирьи, а сразу Туда отправляться.
Вольному воля. Свобода выбора, так сказать.
А теперь разреши откланяться. Ко мне пришли – проговорил Дорофей Егорыч, всматриваясь в калитку парка.
Тем временем в парк вошла та самая старушка-затейница, в руках у неё была маленькая котомка.
Клавдия Ивановна прошлась по аллее, подошла к своей любимой раките и присела на скамеечку.
Достала из котомки узелок и термос. Развязала полотенце с ещё тёплыми золотистыми пирожками. Налила морса в две чашки.
Минутку молча посидела и взяла в одну руку пирожок, а в другую чашку.
Со стороны казалось, что она ведёт неспешную беседу с очень близким человеком.
А ведь так оно и было.
Рядом с ней сидел Дорофей Егорыч, ловил каждое её слово и улыбался.
Тёплый ветерок разнёс аромат жаренных пирожков с капустой и смородинового морса по парку.
#писакль#ваша_Я