Тетя Маруся и дядя Лёня, несмотря на то, что мы не были родственниками, да и вообще жили в другой деревне, очень близкие для меня люди. Летом мы виделись почти каждый день — в любую погоду мы ходили к тете Марусе за молоком. Когда мы немного повзрослели, мы ходили-ездили за молоком большой компанией — мы с сестрой, наш друг Дениска, его бабушка и дедушка, наша бабуля… Бабушки шли и говорили, дедушка их охранял, а мы ехали впереди на велосипедах — гонялись, выезжали на трассу…
Это удивительное ощущение, когда ты мчишь на своём двухколесном «транспорте» по деревенским дорогам, смотришь на вечернее небо, лес, помню до сих пор…
Вкус деревенского, парного молока, такого сладкого, тёплого и густого, сильно отличается от городского. И я так его любила, что могла выпить почти всю трёхлитровую банку, пока мы возвращались обратно домой! Однажды мы пришли, а молоко у тети Маруси уже разобрали.
- А ты нам на крылечке в следующий раз оставляй, — сказала я ей по-детски непосредственно. Было мне года три. И к моему желанию отнеслись внимательно. Хоть и посмеялись. И потом ещё долго, в шутку, «припоминали». Когда я пробовала молоко у других местных жителей, то без стеснения говорила: у тети Маруси лучше!
И тетя Маруся, и дядя Лёня меня любили, знали с полутора лет. Дядя Лёня в прошлом был конюхом. Помню, как он меня учил ездить на лошади. Мне тогда ещё не было двух лет… Сижу наверху, лошадь для меня — что-то огромное, сильное… Меня больно потряхивает, а вниз вообще боюсь смотреть. Посмотрела! И испугалась ещё больше! Так высоко я не сидела ещё. Но дядя Лёня держал меня крепко, правда, одной рукой.
У тети Маруси и дяди Лени было два сына — Петро и Сашка. Мне близок был Сашка. У него были золотые руки и кроткий нрав. Он всегда что-то строил, ремонтировал в родительском доме. Все выходные проводил у них, помогал. Своей семьи у него не было, жильё он не приобрёл. Мы никогда не общались. Он взрослый, я ребёнок. У меня в душе всегда была грусть, плохое предчувствие, когда я смотрела на этого печального и молчаливого человека…
Первая умерла тетя Маруся. Их дом, некогда полная чаша, словно осел. Дядя Лёня вскоре ушёл за ней, из жизнерадостного человека он вмиг превратился в старика, стал путать и забывать людей… Сашка умер вслед за родителями. Больше его, похоже, ничего не держало на этом свете.
Говорят, что дом продали другим людям. Каждое лето я приезжаю в свою деревню, хотя она вымерла уже как лет 15. Никто там не живет, дома пустые и заброшенные. Обязательно захожу в соседнюю деревню, вот она ещё больше ожила. Подхожу к дому тети Маруси и дяди Лени. Та же лужайка, где Лёня лежал и курил самокрутки, смеялся раскатистым смехом и рассказывал свои истории. Рядом с ним — его сын, Петро, удачливый и довольный, родительская гордость. У него семья, работа, дети, жена, квартира…
А вон лавочка, где наши бабушки обсуждали местные новости и дела на огороде. А вот и баня, которую построил Сашка. Я помню, как он ее мастерил, держа во рту сигаретку… Помню этот запах свежесрубленных деревьев и резвый звук электрической пилы…
И мое детство словно оживает. Воскресают и те, кто помогал мне делать первые шаги в эту жизнь. Вон они, около своего дома, снова живут, смеются, что-то громко обсуждают, ходят, много работают, ведь хозяйство большое: куры, петухи, корова, телята, овцы…
Простые, чистоплотные и трудолюбивые тетя Маруся и дядя Лёня, их угрюмый и такой глубокий, тонкий сын Сашка с его огромным любящим сердцем, наверное, встретились где-то там, в другом мире. И точно договорили то, что не смогли понять о друг друге тут, в своей земной жизни. Большое сердце и душевная чистота их объединяли.