— Потому что со всех сторон слышны стоны. Вот же лица интересной национальности — он еще спрашивает! Да если твоя женщина может довести тебя до нервного срыва, значит — это женщина тебе не принадлежит. А ты (см. картинку над текстом) мне деньги на карточку «Мир» переводишь за то, что я с тобой сплю — ну какая тут может быть истерика? До такого святотатства даже сами Гоги и Магоги не додумались бы. И для меня «Возьмёмся за руки друзья и вперед по шпалам» уже хватит. Робота на ферме в деревне под Рузой не только меня многому научила, но и воспитала как девушку адекватную.
Как говорит моя мама: «Нет ничего более грустного, доченька, чем тяжелый труд за смешаю зарплату». Как же она права! Пахота годами без отдыха за макарошки сказывается на здоровье и сокращает жизнь. А, также, делает ее безотрадной.
Ты знаешь — чучмеки для меня всегда были проблемой. Но у нас, в деревне под Рузой, все как один нечучмеки часто выпивали и мало зарабатывали. «Сбор блатных и шайка нищих», — как говорит моя мама.
— Но той весной было и одно прекрасное утро…
— Ты прав. Тогда у меня как раз тогда начались большие финансовые сложности, и я влачила особо жалкое существование. Мама болеет, Антошка сосем маленький… А тут ты со своей любовью подвернулся. На белом Мерседесе. Нанес, тем самым, мне в самое сердце удар немыслимой силы.
Хоть бы хоть машину помыл, прежде чем приличную девушку на заднем сидение раскладывать. Вот же хам трамвайный. Брала то тебя хорошим человеком, кто бы мог подумать… Лапает он меня.
— Еврей, кукла Лена, всегда крут, обычно брутален и, как правило, с легкостью доводит девушек до визга лишь одним своим видом.
— Угу. Именно это твое качество и привело к крайнему возбуждению всех жителей деревни под Рузой. Как тебя тогда не побили — для меня до сих пор остается загадкой.
— Я тогда, как раз, участвовал в выборах в мэры Нового Уренгоя от партии «Наш дом Биробиджан». Правда не набрал победное число голосов.
— Представители Малых народов Севера не смогли выговорить слово «Биробиджан»?
— Они даже и не пытались. Но, всё равно, кукла Лена, побить меня — это было бы покушением на общественное лицо при исполнении им его гражданского долга. Что я и объяснил твоим темпераментным односельчанам.
— Угу. Все взгляды устремились наверх. А там, в свете скрещенных прожекторов, как бы из ничего возник немолодой мужчина с ведром. Нечто победное я и предполагала.
— А с затаённой радостью в душе, кукла Лена? Соседки то?
— Да без этого у них никак. Особенно одна, которую ее муж иногда идентифицирует в качестве табуретки. Ну телосложение у нее такое.
— Тетя Клава, что ли?
— Она, родимая. Через дорогу живет и очень принимает в моей судьбе участие. Ну и как тут Золушке в резиновых сапогах устоять?
— Вот ты, кукла Лена, одета обычно в провокационных образах и являешься мечтой многих мужчин. А рассуждаешь при этом адекватно.
— Вот же загадка века без ответа, блин. «Перед начальством надо вид иметь лихой и придурковатый», — как завещал великий кто-то, уже не помню кто именно. Да, когда-то я была без внутреннего стержня внутри. Но потом я встретила тебя и все изменилось. И, с тех пор, при всей моей яркой внешности, на самом деле, я — женщина застенчивая и скромная.
Послушно легла, под кого команду получила. Потом послушно встала и пошла готовить кофе. Пока ты, старый и обессиленный, потерявший способность ходить после эпизода любви, постепенно приходишь в себя в сидячем положении…
А, ты, христопродавец, этого всего не ценишь.
— Еще немного больше женской ласки спасут положение, кукла Лена.
— Окончательно стукнулся головой? Умоляю тебя одуматься! Потому что я считаю, что плакат «Слава лежачему труду!» сейчас неуместен. Пока у меня кастрюля на плите стоит по крайней мере. Так что не лапай меня.
Не-ет. Такое, да еще и с большой нежностью, может сделать только законченный подлец. Дай хоть плиту выключу…