Фактор песца

Евгений Дегтярёв
  Малышка трёх лет увидела на стене
  плакат с роскошной полураздетой блондинкой.
  Долго  изучала его и резюмировала:
  «Ногти накрасила, а трусы одеть забыла!»
  Были аспирантских времён

         
1.

            Семён Панарин,  аспирант одного из престижных ВУЗов Москвы встал с утра с больной головой. И не потому, что вчера  с друзьями участвовал в традиционных посиделках – он почти не пил,  а от яростной дискуссии, разгоревшейся из ничего. 
      В буквальном смысле.
      В одном из телеэфиров  этой сумасшедшей  весенне-перестроечной  поры, какая-то дама «ничтоже сумняшеся» заявила, что в России «секса нет». Может она имела ввиду только себя и выдала сокровенное? Но поскольку комментарий не последовало, этой резко актуализированной темой она  завела не только Семёна, но и свела с ума половину страны.      Но, главное, тезис о том, что в СССР «секса нет» на телевидении не опровергли только, разве что в детских программах.
      Есть!
      И ещё какой!!
      А, одна  доморощенная ведущая с экзотическим цветом кожи, вместе с  коллегами по цеху считали своим долгом поделиться  откровениями такой физиологической глубины, что в огромной стране самые продвинутые и  матёрые в «этом» деле  мужики  нервно мусоля огрызки «беломорин» вынуждены были признать – жизнь прожита зря!
      Панарин вообще считал, что с начала 90-х годов в нашей стране начался процесс тотальной коммерциализации  культуры и она, вместе с целомудренным в большинстве ещё пока советским обществом, подверглась  всеобщей принудительной сексуализации. Неведомой доныне в нашей стране идеологии. Широко отработанной на Западе эстетизации животных инстинктов и всевозможных пороков человека.         
     С точки зрения наших доморощенных строителей капитализма «с человеческим лицом» это был самый простой способ ослабить социальную напряжённость общества и перетащить народ с баррикад и протестующих площадей в душные зальчики,  размножившихся тогда, как блохи, видеотек. Литература, кинематограф, театр пали один за другим. Церковь ещё мерцала одинокими свечами веры, но люди с промытыми партийной идеологией мозгами забыли дорогу к храму.   
Загнанный в подполье советской идеологией основной инстинкт  продолжения рода и удовольствий - торжествовал!
     Правда случился и побочный эффект: не владея духовным противоядием   homo sowetikus обвалился в  такую порнуху и чернуху, что хоть «святых выноси».
     В молодых  аспирантских  семьях эта тема была, что называется «на слуху»  вместе с проблемами воспитания чад в мегаполисах и, конечно,   столичной «продвинутостью» во всех, в том числе и «этих», вопросах.
     Как-то оказавшись с детьми (у аспиранта их было двое)  в гостях у москвичей, бывших провинциалов с удивлением обнаружили на столике игровой комнаты Детскую (!)  энциклопедию (!!)  секса (!!!).
      Огромную.
      В красочном переплёте.
      Быстренько перелистав её с женой тихо ахнули – на двухстах страницах великолепной вощёной бумаги с невиданными рисунками и фото была изложена эволюция всего живого. Это была история… соития. С разрешительным  индексом 0+.
     Энциклопедия педантично, страница за страницей, повествовала как это происходит у мошек, козявок, птичек, зверушек…  Не без трепета листали тяжёленький томик, желая быстрее увидеть историю экзерсисов вершины эволюции животного мира – человека!
     И дождались.
     На нескольких страницах с документальной подробностью были  увековечены в красках  все детали действа. Что из чего состоит. В разрезах и без них. Что куда вставляется. И что из этого получается.
     Деморализованные перестройкой - сказать, что Семён с женой были смущены, - ничего не сказать. А книга уже  привлекла внимание. Часть детей роилась вокруг неё, как пчёлы вокруг доброго пасечника.  Жаждущих знаний в игровой комнате оказалось много и Панарину с супругой ничего не оставалось как запустить и своих отпрысков  -  девчонок десяти и пяти лет – на эту тернистую дорогу познания. Ну, не слыть же в приличной компании деревенщиной…
     До самого ухода, родители  был  не в себе. Переживали.  Наконец представилась возможность пообщаться с младшей. Старшая Настя вообще не обратила внимание на щепетильную проблему интимного характера.  Младшая Даха задала маме только один вопрос: «Что такое критические дни?» И всё. Тема была закрыта.  А Семён всё забывал спросить  у дочерей – как дополнили эти знания их научную картину мира?
           Супруг, раззадоренный запретными доселе откровениями, поведал жене, что его поколение тоже «не пальцем деланное». Лично его, Панарина прорыв в сексуальную культуру человечества был совершён на девятом году жизни в объятиях  семилетней   подружки Ирки… 
          История случилась в 1964 году, в ГДР, где Сёмка  с мамой проживали с отцом, пребывающим в служебной командировке.  Как-то оставленные родителями дома вдвоём,  дети решили попробовать то, за чем  намедни наблюдали  по  западногерманскому каналу телевидения. А там,  в кино про Джеймса Бонда герои… обнимались и, даже  (!) целовались.       Положив руки на плечи своей vis a vis  Сёма внимательно (как в кино) посмотрел в серые смеющиеся глаза своей подружки и приложился к сжатым до синевы Иркиным губам, обветренным и холодным. Для приличия,  постояв некоторое время, счастливые «чады» помчались смотреть немецкие мультяшки про Песочного человечка. На следующий день ветреная подружка между прочим сообщила… что ждет ребёнка.
      Так всегда бывает, когда целуются!
       Менее продвинутый в этих вопросах малой не знал, как сообщить эту новость маме, и пережил несколько тяжёлых дней, пока более важные события дворовой жизни не предали забвению этот не самый памятный эпизод  сёмкиного  детства.

2.

      А теперь о факторе песца.
     О нём Панарин вычитал   в каком-то толстом журнале с оборванными страницами начала  и конца. Главная мысль статьи была в том, что песцы «в этом деле» - «впереди планеты всей». «Не пустая информация, пригодится, – думалось при этом «озабоченному», как всякому молодому человеку и  будущему кандидату культурологии.
     А, что  такое аспирантские будни?  В основном - серая беспросветная пахота. Даже в Москве. Где столько возможностей хорошо провести время. Отдушиной,  были не частые вечера «отдыха». Когда, обременённые детьми и жёнами аспиранты ходили в гости друг к другу.      
     И, после короткого вступления о работе над «нетленкой» (обратите внимание – Ленки нет! Нет!! И нет!!!)  с головой отдавались Бахусу. Что делать было всё труднее, имея ввиду, организованный  коллегами из совсем уж верхних эшелонов власти, горбачёвский антиалкогольный беспредел. Отрыв от народа и падение товарища минерального секретаря уже тогда был жёстко, но справедливо мотивировано.
     Однажды, Семён с женой были приглашены  к  приятелю из параллельной группы, где долго и плодотворно «употребляли» принесённые с собой напитки, но как верёвочке не виться…
    В общем, эти дары имеют обыкновение исчезать в самый неподходящий момент.      
    Но хозяин быстро успокоил всех, достав и закромов малой Родины  четверть (кто не знает 2,5 литра) неизвестного мутного напитка в прямо-таки реликтовой какой-то  бутылке конца XIX века. Под  таёжные дары из грибов, ягод, орехов разных мастей  (дорогие товарищи по работе побеспокоились, подогнав под праздник «посылочку») половина амброзии из чудесного бутыля  была быстро «съедена».    
     Как ни расспрашивали хозяина, что это за божественный напиток – маслянистый и немного тягучий, с неуловимым ароматом чего-то знакомого, вкусного, настоянного на чистом спирту, -  ответа не получили. Только хитро улыбался добрый друг и под конец признался – сам не знает, даже письмо прочитать не успел.
    «Длинной дороги» домой – с 11-го этажа на 9-ый аспирантской общаги  хватило, чтобы «боевая подруга» пропала в одном из туалетов. «Отряд» заметил потерю бойца, но  за жену Семён не беспокоился, поскольку туалеты в общаге  просто прекрасные, а люди все свои.
     Дети мирно спали, сморило и Сёму, добитого экзотическим напитком. Неожиданно среди ночи выпивоха очнулся и не обнаружил рядом любимого человека.      Это было отмечено, лишь  краем воспалённого сознания потому, что всё оно кричало, вопило, орало – атас! горим!! Подушка и простыни просто полыхали. Тело плавилось. Мозг закипал. Горелым правда не пахло. Почти в неглиже будущее светило науки добралось до ближайшего душа, благо, что несло  его сквозняком недалеко, метров пять, где впал в нирвану под прохладными струями хрустально чистой, и главное – мокрой воды.
     Семён недоумевал – что с ним? Где дорогая половинка?
     Это оказалась не главная проблема. С супругой он  всё же встретился в коридоре во время его третьего вояжа в душ и её пятого в туалет. А главная…
     Утром, после попыток разобраться со странной гендерно-выборочной реакцией организма на угощения,  оставил дорогую половинку с навечно задумчивым лицом у унитаза, сам же,  нетвёрдой походкой двинулся  к Альма-матер.  Он же староста группы… Надо…
     И вот тут, уже спускаясь в метро, почувствовал неладное.
     Ох, уж это  неладное!
      Ну, как вам сказать.
      Прямо там…
      В штанах.
      Что – то путалось в ногах.
      Непотребное возбуждение организма – ни вовремя, ни к месту и ничем не мотивированное  - современные эскулапы приговорили бы: спонтанная эрекция.
       Ни больше – ни меньше.         
       От такой дикости, вслед за органом остолбенел и  Панарин. И самое странное, что плоть эта  жила, как бы отдельно от него. На все   волевые импульсы, что всегда работало – обращения по-хорошему,  понукания  и попытки пристыдить, -  клал он свои волевые импульсы. Даже на знаменитый посыл Жванецкого: «Альберт, к ноге!», всё равно клал.  Торчал сволочь бесстыдно и безобразно, рельефно выделяясь на гладко-округлой и однообразной архитектуре  панаринского тела.  Семён забился в угол вагона, повернулся спиной к людям и сгорбился, пытаясь прикрыть срам складками одежды.
     Фиг вам!
     Сам ведь модничал – всё приталено! Люди входили и выходили, толкались, шутили, смеялись и даже, выясняли отношения и только  несчастный–  погибал. А как быть дальше…  Ему казалось, что все в вагоне, в метро, на улице видели  этот позор и  ужас. Тыкали пальцами и ржали… Ржали!

     На учёбу он прибыл в  шерстяной куртке, которую  завязал рукавами на своих чреслах. Не по сезону.  Понятно – бантиком вперёд. Ну, вот такой  спортсмен. Жарко ему. В марте. Прибыл  сильно бледный. Потому, что вспомнил, где-то прочитанное, что  «там», от перенапряжения может начаться отёк. И тогда… страшно подумать, что тогда.
     Сославшись на недомогание,  провел целый учебный день в аудитории, благо в группе  было всего восемь человек и у каждого огромное мягкое кресло и, наглухо перекрывавший подходы, небольшой столик. Занятия были связаны с релаксом, потому такая и вычурная мебель.

      И тут  Семён Семёнович опозорился ещё раз. Задремал на мяконьком, измученный бессонной ночью и тяжкими раздумьями. Правда перед этим поступил грамотно -  под столом распустил ремень и расстегнул несколько пуговиц на брюках. Чтоб совсем "там" всё не отвалилось. Но, как быть? Кому открыться с этой бедой?
     В этот день занятия по истории театра вёл мэтр N N . Известный советский и российский театральный критик, историк театра, Доктор искусствоведения. Заслуженный деятель искусств Российской Федерации  и  лауреат Государственной премии РФ – между прочим. Вот что такое настоящий интеллигент!  Аспирант и отец семейства храпел целый час – он даже глазом не моргнул, терпел, пожелав,  однако,  Семёну на ушко, приятного пробуждения. Ну, хоть повесься…

     День прошел просто кошмарно. Он был, как всякое несчастье, бесконечным.  Дома  ждала совсем обезвоженная жена.    Вечером, в  911 комнату зашёл дальневосточный друг с  «непрочитанным письмом»:
     «Привет Иваныч! Шлём тебе братский привет и  дары края, который без тебя хиреет и хиреет. К слову, посылаем  чудодейственную настойку на крайней плоти песца. Действует безотказно – проверено. Завязывай со своей Виагрой. Но не переборщи с дозировкой – пять капель на рюмку водки.  Иначе сработает  фактор песца и тогда нам тут писец. Гы-Гы-Гы. Шутка.»