На следующий день дождь не прекратился. Кристиан проснулся очень рано, циферблат его наручных часов показывал без нескольких минут шесть. Небо затянуло бесконечным слоем туч, отчего ни о каком рассвете и не могло идти речи. Закутавшись в одеяло, мальчик просто лежал и ждал, когда в комнату зайдет его отец, чтобы разбудить. Сон полностью ушел из головы, и Кристиан бессмысленно глядел в потолок, наблюдая за плывущими рисунками от включенного ночника.
Сьюзи вчера пришла домой очень поздно и, встретившись с Кристианом на кухне, выказала полное отсутствие желания общаться и хоть как-то контактировать с братом. Порой мальчик задумывался, почему его семья, имеющая достаточно хорошую репутацию в маленьком городе, настолько лишена изнутри взаимопонимания и сплоченности. Иногда мысли приходили в безысходный тупик, в котором становилось ясно, что ни в школьных стенах, ни под крышей родного дома Кристиан не чувствовал себя уютно, спокойно, на своем месте.
В полседьмого, как по расписанию, в комнату зашел мистер Гранчестер.
-Поднимайся, Крис! – произнес он, лишь просунув голову в открытую дверь.
Мистер Гранчестер называл сына сокращенным именем. Он был единственным, кто так делал. Мальчик нахмурился. Все, что он понял, что завтрак ожидает его на столе, а отец с минуты на минуту должен был уехать на работу. Выглянув в окно, Кристиан отметил, что погода сегодня ничуть не лучше вчерашней. Вдоль дороги уже бежали люди с зонтиками, гнувшимися от порывистых потоков ветра, кто-то на противоположной улице выгуливал несколько крупных собак на поводках, местный дворник, мистер Гришшим, заканчивал свою утреннюю работу и уже направлялся куда-то в конец улицы, очень странно выглядевший в своем прозрачном дождевике. Сыро и склизко. Желание вылезать из кровати окончательно отпало. Где-то на первом этаже послышался хлопок двери: это мистер Гранчестер вышел из дома и, сев в свою машину, уехал в сторону пригорода. Затем Сьюзи, громко топая, спустилась на кухню.
Прошло около десяти минут. Дождавшись, пока приедет школьный автобус и увезет Сьюзи в школу, Кристиан поднялся с кровати, натянул на себя штаны и рубаху, с трудом отыскал в шкафу пару одинаковых носков и спустился вниз. Оказавшись на кухне, от плотно позавтракал (сегодня это были жареные сосиски и бутерброд с сыром). Мальчик долго думал, чем ему сегодня заняться. Он отлично знал, что Сьюзи опять будет гулять допоздна с подругами, а отца раньше десяти часов вечера можно даже и не ждать. В одиноком доме, тихом и мрачном, оставаться тоже не хотелось. И вдруг идея сама собой осенила Кристиана. Допив второй стакан вкусного молока, мальчик вышел в гостиную, пересек её и, надев куртку, вышел из дома.
Сумерки так и не рассеялись. Наверное, стало только немного светлее, чем ночью. Утро так и не наступило в Темплморе. Кристиан даже увидел, как несколько человек, спешащих к автомобилям, освещают свой путь портативными фонариками. Беспросветная пелена туч не давала солнцу ни единого шанса осветить окрестности. Дрожа от холода, мальчик пересёк двор, вышел за калитку, заперев её на засов, и, чтобы не быть узнанным соседями, натянул капюшон куртки на голову, пытаясь проскользнуть мимо близ лежащих домов как можно быстрее.
Шел около пятнадцати минут вдоль главной улицы, потом свернул налево, переступил через невысокую старую ржавую ограду, за которой находился заброшенный городской парк. Засунув руки в карманы и сутулясь, Кристиан передвигался очень быстро, не глядя по сторонам, ведь боялся, что наткнется на кого-то из знакомых. Но, оказавшись в глуби парка, он снял капюшон и немного расслабился. Это место было нелюдимо уже много лет, хотя когда-то давно, когда семья Гранчестеров только переехала в Темплмор, по рассказам отца, здесь располагался большой городской парк, куда по выходным выбирались местные семьи чтобы отдохнуть, приготовить шашлык на открытом воздухе и поплескаться в тогда еще чистой реке, которая ныне стояла без течения и превратилась в замутненный пруд, где даже утки не хотели плавать.
Заброшенный парк, однако, казался Кристиану большим и привлекательным, но не он интересовал мальчика в это пасмурное утро. Пройдя через парк, он перешагнул через очередную ограду и оказался на городском кладбище. В ранние часы оно пустовало, даже местные рабочие, следящие за порядком, должны были появиться лишь ближе к вечеру. Кристиан отнюдь не блуждал: он точно понимал, куда идёт, ловко обходя наставленные слишком близко друг к другу ограждения могильных плит. Наконец, открыв одну из калиток, мальчик зашел в пределы ограждения и присел на небольшую скамью, забравшись на нее с ногами. Еще пару минут он молчал, вдыхал тяжелый сырой воздух, кажущийся невероятно вкусным, прислушиваясь к тишине, в которой изредка слышался шум ветра и клич каких-то птиц. Затем глаза скользнули по могильной плите.
-Привет, мама, - негромко произнес Кристиан. – Сегодня я прогулял школу. Плохо чувствовал себя… Ну, ладно. Совсем немного расхворался. На самом деле, я просто ненавижу туда ходить, ты же знаешь. По мне, какая-то трата времени на то, что я бы смог сделать дома самостоятельно. Да, кстати, дома все как-то не так, как хотелось бы. Сьюзи держится от меня подальше, отец вечно занят. В общем, не круто, если честно… И с каждым днем все хуже и хуже. Знаешь, я даже не всегда понимаю, где хуже, дома или в школе. Наверное, это жутко глупо. Вот снова пришёл и опять ною без конца. Понимаю, так нельзя…
Кристиан говорил с могилой так, словно та ему беззвучно отвечала. Здесь была похоронена его мать, Алиса Гранчестер. Мальчик не помнил о матери совсем ничего, ведь она умерла, когда Кристиан был еще совсем маленьким и не мог помнить ничего из того, что происходило вокруг. Все, что сегодня от нее осталось – это лишь выцветшая старая фотография, на которой была изображена молодая улыбающаяся девушка с густыми длинными волосами, совсем, как у Сьюзи, только черными, большими глазами, немного непропорционально выделяющимися на ее скуластом лице, и широкая добрая улыбка. Кристиан любил здесь бывать. Многие боялись кладбища, считали это место страшным, но у мальчика не было никаких плохих ассоциаций с этим местом. Совсем наоборот: каждый раз, приходя сюда, он видел улыбку мамы со старого фото, разговаривал с ней, как с живой, и только здесь Кристиан на самом деле чувствовал себя уютно и осознавал себя услышанным.
-Мне начали приходить странные послания, - проговорил мальчик: он, как и всегда, делился с матерью всем, что произошло с ним с момента последнего визита. – Но знаешь, как бы это ни казалось забавным, каждый раз что-то мешало мне прочесть содержимое. В общем, я считаю, что кто-то пытается со мной связаться. Ладно, не суть, мам. Я даже ни с кем не могу этим поделиться, представляешь? Отец и слышать не хочет ничего о моей жизни. Несколько дней назад ему звонил учитель по географии, рассказал о драке, в которую я ввязался из-за школьных хулиганов. А он мне такой: «Не влезай в неприятности». И все. Даже не поинтересовался как я, из-за чего драка. Мам, ему даже все равно, что его сыну очень тяжело ужиться со сверстниками. Я знаю, он упорно и много работает, чтобы обеспечить меня и Сьюзи, но ведь детям нужны не деньги, детям нужны родители.
Кристиан вздохнул, перевел дыхание, перебирая в руках брелок с ключами от дома.
-Сьюзи на телефон пришло письмо, адресованное мне. Представь себе. Ну, вот как такое могло случиться? А она его удалила, даже не прочитав. Мне кажется, я самый большой неудачник в мире, мам. Вот бы мне попасть в мир, где люди не злятся друг на друга, где нет ни алчности, ни лицемерия, ни жестокости… Утопичные какие-то мысли, но c’est la vie.
Отец никогда не отвечал Кристиану на вопросы, связанные с его матерью. Сколько мальчик себя помнил, эта тема была под запретом. Поэтому Кристиан не знал практически ничего о том, как умерла его мама, какой она была, что любила и во что верила. Порой он думал, будь она сегодня жива, то все бы сложилось совсем по-другому. Возможно, своих родственников тогда мальчик бы смог назвать семьей, стены, в которых он жил, - домом, возможно, был бы рядом человек, которому можно открыться, попросить совет.
-Прости, мам, за это нытье, - подытожил Кристиан, - на самом деле, я все еще жив-здоров, хорошо написал тест позавчера. Лучший в классе. Правда, уважение в сегодняшней школе можно добиться отнюдь не академической успеваемостью, на нее всем наплевать, если честно. Вот так и живем. Знаешь, однажды на уроке физкультуры, когда все ребята занимались тем, что хотят, - наш тренер, кажется, с утра был болен, постоянно пил воду и держался за голову при любом шуме, - я смотрел, как Колин Фирс гонял мяч и пинал его в сторону одноклассников. Мяч бил больно, но никто ничего не предпринимал. Все боятся этого придурка, - тут мальчик остановился, и уголок его рта пополз вверх, образовывая странную ухмылку. – В общем, я смотрел и смотрел на это, пока Фирс не запустил мяч в меня. Представляешь, я его поймал. Столько раз упускал мяч в командных играх. Я вообще полный профан в этом, если честно. А здесь – поймал. И бросил в обратно. Мяч ударил Колина по лицу, причем так сильно, что остался синяк. Мне попало позже от него и его компании, но это того стоило. Иногда хочется взять и заставить этого Фирса почувствовать все на себе. Эх, ладно, ты, наверное, устала от моей болтовни, мам…
Конечно, она не устала, и Кристиан знал это, просто воображать себе, будто его мама слышит все сказанные слова, было намного легче. Такой приятный самообман.
-Зато те ужасные ночные кошмары перестали мне видеться, хоть что-то хорошее, - продолжал мальчик, наблюдая, как стайка воронов начинаю драку за брошенную кем-то на сырую тропинку корку сухого хлеба. Дело в том, что Кристиану постоянно снились странные сны, очень реалистичные, поскольку мальчик помнил даже мельчайшие подробности того, что привиделось ему, пока он спал. Одно время эти сны были настолько частыми и настойчивыми, что Кристиану казалось, что все происходит в реальности, ведь на утро у него не создавалось ощущения, что организм отдохнул, выспался и готов к новому дню. Как будто бодрствование продолжалось двадцать четыре часа в сутки. Кристиан уже подумывал, что страдает лунатизмом, но рассказать кому-либо об этом и посоветоваться, особенно с отцом, так и не осмелился. «Засмеют», - предполагал мальчик в мыслях. Хвала небесам, сны перестали беспокоить Кристиана уже больше месяца назад, после чего он начал чувствовать себя немного лучше.
–Я бы так хотел, чтобы ты мне приснилась хотя бы раз, – мечтательно продолжал мальчик. – Сколько бы меня не переубеждали, я верю в то, что ты всегда со мной рядом. Иначе, как бы я смог жить, в чём бы ещё нашел смысл существования? Внутри, где-то глубоко, я очень хочу что-то изменить. Себя, например. Но постоянно нахожу причины, которые тянут меня назад. Если бы знать, откуда люди черпают храбрость и смелость. Я не хочу быть трусом и постоянно ото всего прятаться. Но не знаю, как сделать так, чтобы всё поменялось.
Дав городу полчаса на отдых, снова начинал моросить дождь. Кристиан смел рукой влажную листву с широкой гранитной плиты, протер ламинированную фотографию и был уже готов уходить, как его глаза внезапно увидели какую-то фигуру, силуэт человека, который промелькнул примерно в ста метрах от мальчика и скрылся за высоким старым дубом. «Наверное, показалось», - подумал мальчик.
Кристиан очень замерз и жалел, что не надел толстый колючий свитер, который отец купил ему на пятнадцатилетие. Мальчик ненавидел этот свитер, хотя сейчас он помог бы ему перестать дрожать от каждого дуновения ветра. Сегодня, пожалуй, случилось то, чего Кристиан меньше всего ожидал: когда он уже собирался выходить из калитки ограждения участка, мальчик услышал глухие, чуть различимые всхлипы. То ли кто-то плакал, то ли вытирал простуженный нос. Недалеко, всего в нескольких десятках метров, у еще одной высокой, похожей на обелиск, плиты виднелся силуэт сгорбившегося мужчины. Обычно Кристиан предпочитал держаться в стороне от незнакомцев, да и с людьми, которых он видел ежедневно, зачастую общаться желания было не больше. Но сегодня мальчик решил поступить иначе.
Неспешно подойдя к участку, в ограждении которого находился тот мужчина, Кристиан подметил, что уже где-то его видел. Знакомая спортивная куртка черного цвета с желтыми вставками и отвесным капюшоном, накинутым на голову, потертые светлые джинсовые штаны и белые высокие ботинки, уже успевшие покрыться серыми пятнами грязи. Чуть позже взгляд Кристиана скользнул с этого человека на землю, и стало ясно, что на этом участке находится сразу две могилы, хотя плита в изголовье стояла одна, а на ней крупными буквами были выгравированы два имени: Эрин Кетлин Брунер (1965-1985) и Кристофер Элиот Брунер (1964 - 1985). Под именами была еще какая-то надпись, но её Кристиан прочесть уже не смог. Люди, погребенные здесь, прожили совсем короткую жизнь.
Странно, но стоящий спиной к мальчику незнакомец, не услышал ни приближающихся шагов, но того, как, кашлянув, Кристиан попытался привлечь к себе внимание. Наверное, этот человек пребывал в глубочайшей задумчивости.
-Простите, - произнес мальчик. – Не хотел вам мешать, но я услышал, как вы плакали, и подумал, может, вам нужна помощь?
-Все хорошо... – пробасил незнакомец, вытирая глаза. Все-таки это был плач.
-Простите, еще раз, - повторил Кристиан, в мгновении осознав всю бестактность того, что только что сделал. Как же можно было так бесцеремонно прервать молитву по усопшим близким? Проклиная себя за этот поступок, мальчик решил, что лучше всего сейчас будет просто уйти, не говоря ни слова. Но вдруг на него снизошло внезапное озарение: спортивная куртка, сутулость, этот низкий резкий голос…
-Фирс? – вопросительно произнес Кристиан. – Колин Фирс? Это, правда, ты?
И, действительно, так оно и было. Это был не кто иной, как Колин Фирс.
Колин понял, что только что произошло, а мысль о том, что школьный неудачник увидел его плачущим, привела его в ярость. Он повернулся и, сняв капюшон, взглянул на Кристиана и сквозь сжатые зубы процедил:
-Ты чего здесь делаешь, шизик?
-Вообще-то, это городское кладбище, - ответил мальчик, пожав плечами и пытаясь вести себя нейтрально. – Обычно на кладбище люди приходят к своим умершим близким. А если тебя интересуют подробности, то здесь недалеко находится могила моей матери. Я часто прихожу сюда и разговариваю с ней. Вернее, с её могильной плитой.
-Ах, да. Ты ж это, сиротинушка…
Кристиан почувствовал, как что-то кольнуло в его груди. Все-таки Колин был профессионалом в том, как ударить по самому больному месту и задеть за живое.
-А ко мне зачем подошёл? – продолжал парень. – Это что у тебя, прикол что ли такой, к людям приставать? Ты прям маньяк какой-то…
-Вот уж не думал, что ты в состоянии плакать и вообще способен на подобное. Ведь для этого нужно, как минимум, иметь сердце, - съязвил Кристиан, при этом впервые ощущая в себе хоть немного смелости в присутствии Колина.
-Если трепанёшь кому-нибудь в школе – можешь попрощаться с жизнью, усёк? – изображая суровость, бросил тот, явно нервничая. Сейчас Колин был, как никогда, уязвим и прекрасно это осознавал. – А теперь вали отсюда подобру-поздорову! Ты понял, урод?
-Это твои родственники, Эрин и Кристофер Брунер? – этот вопрос пришёл в голову Кристиана скорее как защитная реакция, а слова сами соскочили с языка. Мальчик нарочито игнорировал любую попытку Колина оскорбить его, так как прекрасно понимал, что сейчас это единственное оружие злобного одноклассника.
-Это не твоё дело, ушлепок! Ты с первого раза не понял? Пошёл вон отсюда! Сейчас же! – грубо прокричал Колин. Его голос эхом пронесся по всему кладбищу.
Кристиан снова пропустил мимо ушей эти резкие слова. На самом деле, в эту минуту он даже не испытывал ни капли страха.
-Просто чтоб ты знал, я не собираюсь никому рассказывать ни о том, что видел, ни о том, что понял, а именно, что ты не конченный мудак, а еще способен на чувства. Молчать о лучшем, что в тебе есть, - это я могу. Не потому, что боюсь твоих кулаков, ну и, конечно, не потому, что испытываю к тебе симпатию, этому не бывать ни при каких условиях. Кем бы ни были люди, по которым ты плакал, эти слезы заслуживают сочувствия и уважения. Моя мама умерла, когда мне был всего один год отроду, и я тоже часто плачу по ней, и эти слезы уж точно не означают ничего постыдного. Плачу прямо на могиле. Иногда злюсь. Иногда просто сижу, закрыв глаза и думая о чем-то неясном. Эмоций не стыдятся.
Колин молчал, повернувшись спиной к Кристиану.
-Я хожу сюда примерно раз в три дня, только вот…
-Закрой уже, наконец, свой рот! – дрожащим голосом рявкнул Колин. – Мне наплевать на то, что ты думаешь и что ты чувствуешь. И мне абсолютно всё равно, что твоя жизнь настолько жалкая, что разговаривать в ней у тебя получается только со старым камнем на кладбище! Мне нужно только одно: чтобы ты не разевал свой рот и пошёл отсюда к чёрту! Всё!
-Я с первого раза понял, - сухо ответил Кристиан, хотя сочувствие до сих пор овладевало им.
Не ожидая больше ни минуты, Колин Фирс вышел за пределы ограды, грубо оттолкнув мальчика напоследок, и быстро зашагал прочь, не оглядываясь. Кристиан с силой потёр ушибленное плечо, понимая, что тоже нужно скорее уходить отсюда. Взгляд снова скользнул по высоким плитам и выгравированным именам. Люди, погребенные здесь, не носили фамилию Фирс. Возможно, Эрин и Кристофер были дальними родственниками Колина, но не мог же бесчувственный хулиган тайно проливать слезы над могилами людей, с которыми, судя по годам их жизни, даже не был знаком? Снова вздрогнув то ли от очередного порыва ветра, то ли от жуткого ощущения странности только что произошедшей ситуации, Кристиан больше не стал глазеть на памятники Эрин и Кристофера, и направился прочь с территории кладбища, погруженный в мысли о том, что, весьма вероятно, между ним и Колином Фирсом существует намного больше общего, чем обычные прогулы утренних школьных занятий.
Уже почти подойдя к дому, мальчик попытался разглядеть в окна, кто находится в гостиной. Все, что он понял, что на диване сидели два человека. Тут Кристиан совершенно запутался, поскольку Сьюзи и отец не могли быть дома одновременно в этот час. Мальчик открыл входную дверь и оказался на пороге прихожей, разувшись и пройдя в гостиную, пытаясь не волноваться и дышать ровно.