Мы с мужем тем временем не забывали, что человек смертен — вот и решили заранее позаботиться о месте последнего упокоения. Разговор завел муж, хотя я и сама часто об этом думала. Ни для кого не секрет, что на «последние почести» нужны средства, да не маленькие. Муж и нашел Агентство, самое что ни на есть обычное — это не роскошный «Шелестящий дол», описанный когда-то в повести Эвелина Во. Здесь не было ни подстриженного английского газона, ни роскошных деревьев, ни дорожек посыпанных гравием, ни стихов какого-нибудь бельгийского поэта, вдохновленного смертью, наподобие тех, что сочинил поэт из той же повести Эвелина Во:
«Полувлюблен в целительную смерть,
Я в юности просил ее в стихах
Позволить вздоху тихо отлететь.
А ныне мне желанней, чем всегда,
Без боли в мрак полночи отойти»
В нашем случае все было намного прозаичнее — маленькое Агентство в маленьком Королевстве Бельгии. Перед тем как туда отправиться, надо было продумать все наши пожелания. Так как ко всем этим вещам я отношусь серьёзно, то сама и разработала схему, при этом было решено, что я сама её и озвучу.… Не скрою, — меня когда-то поразила история третьей жены Эдуарда Лимонова -— певицы и модели. Многим известно, что в восьмидесятые годы она пела в Париже — в ресторанах «Балалайка» и «Chez Raspoutine»; пела она тогда вместе с Алешей Димитриевичем. Хотя и была она молода, но о смерти, как видно, думала. Вот она и захотела, чтобы её прах был развеян в четырех городах — Париже, Лос — Анжелесе, Москве и Санкт — Петербурге.
Мои пожелания были намного скромнее, ни о какой Москве я даже и не думала, несмотря на то, что там похоронены мои родители — врозь — мама с мужем, которому изменила, а папа с обманутой им женой — как видно обоими руководило чувство вины. А вот мы с мужем захотели быть похоронены вместе, вернее — развеяны.
Помимо истории с бывшей женой Эдуарда Лимонова, была еще одна -— история моей бывшей соседки — там речь шла о ней и её коте. Кота звали Rouki, что означает рыжий. Это был огромный кот, которого соседка просто обожала. Он был долгожителем, однако и его долгожительству пришел конец -— его кремировали, как и мою собаку — колли — индивидуально. По завещанию Мадам, урна с его прахом должна была храниться в Агентстве ритуальных услуг, с которым у неё был заключен Договор. По этому контракту было предусмотрено, что после её собственной смерти, её собственный прах должен был быть смешан с прахом любимого кота, а потом развеян на каком-то кладбище, на зеленой лужайке.
В нашем же случае речь шла не о коте, а о нас с мужем. Вот я и подумала, что прах с урной мог бы оставаться в Агентстве, как это было в случае с соседкой, а когда будет второй, то и смешать оба, а потом выдать близким — кроме дочери у меня никого нет, а у мужа -— сын. Вот они и могли развеять наш прах — частично в Брюсселе — в Парке пятидесятилетия, рядом с Европейской комиссией, а частично в Париже, на любимом нами кладбище — Пер — Лашез. С парком в Брюсселе у меня связано много воспоминаний — там я выгуливала свою собаку — колли, там я и развеяла его прах — развеяла под японской вишней, так красиво цветущей в апреле. Этого дерева давно уже нет — лишь фотография напоминает о том, что когда-то оно там было.
Да и на кладбище Пер — Лашез хотелось бы витать в вечности. Там, на пригорке, не только открывается прекрасный вид на Париж, но покоятся французские поэты и писатели. Когда-то мы мечтали найти своё последнее прибежищем именно на этом кладбище, — муж работал тогда в Париже, да и жил как раз в округе, где располагалось само кладбище. Более того, и место было как раз на пригорке, не говоря о том, что и цена была невысокой. И вот тогда в Париже, когда я вошла в контору для оформления заказа, выяснилось, что мы официально не женаты, так что вместе быть похоронены не имели права. Ну а позже, я поняла, что хотя цена была невелика, но я тогда еще не понимала, что существует такое понятие как «концессия». Концессия предлагалась на 15 лет, — пятнадцать лет прошло, а мы все ещё живы.. Был и ещё один не маловажный вопрос, — можно ли развеять прах тайно; в Америке, как мне рассказала дочь, сделать это невозможно. Однако кто будет заглядывать к вам в сумку. Я-то хорошо помню, как сама вскрывала урну, а потом брала в руку прах и развеивала — так и покоится мой любимый рыжий колли под кустами роз, расцветающих летом.
Войдя внутрь Агентства, мы увидели служащего огромного роста — мысль о его росте не давала мне покоя во время всего разговора, кроме того в помещении стоял странный запах — вероятно, запах карболки. Муж сказал агенту, что все наши пожелания озвучу именно я. Вот я и попыталась изложить агенту свой план — он не перечил — клиент — барин, тем более в таком деликатном вопросе как смерть. Я принялась рассказывать историю с котом и соседкой, подразумевая себя с мужем. Агент, как видно, такого никогда не слышал и смотрел на меня с изумлением, а муж, понимая, что тот в полной растерянности, попытался меня остановить. В итоге, он нам объяснил, что прах передается родственникам, а те делают с ним, что хотят. Сказав это, он попросил наши документы и, сняв с них копию, перешел к выбору ритуальных услуг, начав с выбора гроба. Мне все более и более становилось не по себе, а муж, как раз наоборот, начал во все вникать — и в цвет, и фактуру, а главное — в цену.
Тут я вспомнила торжественную церемонию похорон в Париже Джони Халидея, — я её смотрела по телевидению — именно тогда я увидела вот таких, похожих на агента, высоких, крепких, в черных костюмах мужчин. Они и несли гроб. Понятно же, что усопший может весить под сто килограмм — вот и нужны высокие и спортивные молодые люди. При этой мысли меня затошнило, голова затуманилась, и я сказала, что подожду мужа на улице. Муж вышел из Агентства, и сказал, что обычная церемония, без изысков, на двоих стоит приблизительно 7000 евро. Он был доволен и пообещал агенту внести половину — пока на одного человека, то есть на того, кто умрет первым.
По дороге домой, я решила заглянуть в магазин биологических продуктов — дверь в дверь с нами. Там работал армянин Алик — он прекрасно говорил по-русски, и мы довольно часто беседовали на самые разные темы. Вот я ему и рассказала всю эту историю. Он тотчас же начал меня ругать, сказав, — «Зачем Вам думать о смерти, лучше вообще про неё забудьте». Вернувшись домой и вспомнив всю атмосферу Агентства, я решила вообще ничего не оформлять. Мужу я так и сказала, что за меня платить не надо, пусть за себя одного платит. Он не удивился и даже обрадовался — стоить будет дешевле. Когда же через пару дней он снова отправился в Агентство со своими документами, то сказал, что жена решила вообще не думать о смерти, а копию моих документов попросил уничтожить — тот так и сделал — разорвал и выбросил в мусорное ведро. С тех пор тема моей смерти была отложена на неопределенный срок, —я стала жить в вечности