Глава 1
Каждый раз, когда все начиналось сначала, он выползал из области тьмы и с удивлением смотрел на то, что случилось в его отсутствие. Как будто-бы метафизический каток прошелся по всей его жизни, сметая то, что было ему только что было якобы важно и дорого. Но к вечности конечно это не имело никакого отношения.
Предметный мир все еще пугал его своим разнообразием и он никак не мог справиться с тем, что предметы никогда бы не смогли ему заменить реальность жизни. Одиноким кактусом ощущал он себя посреди пустыни жаждущих и мечущихся среди песков выжженной солнцем пустыни. Но к сожалению и сам был обычно ничем не лучше.
Область света и область тьмы, все чем он не был, все это обрушилось на него с неистовой силой и он снова ровным счетом не мог выполнить ни одного своего обещания перед собой. Но как ум мог обещать самому себе? Смотря на себя в зеркало?
Нужно ли бесконечно вариться в чреве кита обычной жизни, вместо того, чтобы выйти на свет и там уже сгорать под еще холодным солнцем неума.
Это Солнце пугало его своей значительность. Он понимал, что сразу же начинал умирать, так и не дождавшись того, когда свет поглотит его слабую душу.
Нельзя было просто так взять и вернуться домой, потому что дом поглощал своим величием и он был не готов к нему. Рыба, попавшая волной на сушу нового мира, вот чем он мог бы быть.
Возможно нужно было просто отказаться от чего-то, но сделать это в состоянии сна было невозможно. Во сне можно было лишь мечтать обо всяком разном. Страдать, воообщем жить своей привычной жизнью. Как это было нужно назвать на космическом языке?
Мысль не могла схватить все на свете. Но очень хотела. Она была бесконечная близка к жизненности, но никак не могла ухватить себе лакомый кусок. Как мышка тянулась она бесконечно к мышеловке реальности, но попадала в свои же собственные цепи.
Сидя в угаре после только что прошедшей ночи он отчаянно пытался прийти в себя, но технически это было невозможно. Предстояло еще прожить порядка десяти часов прежде чем тело стабилизирует свои функции.
Да, фантазии ума успокаивали, но дальше он проваливался в другую реальность. Реальность ада.
Было тяжело жевать сопли и жаловаться на жизнь. Это конечно было тем, чего не хватало каждому добропорядочному нытику. И возможно также было и в других жизнях, которые в рамках данного повествования не рассматриваются по очевидным причинам.
Вещи не могли заменить простое человеческое счастье. Поиск вещей не мог заменить поиски счастья. Но материальная вселенная обладала несравнимой и невыносимой магией своего иллюзорного бытия.
Поэтому пока не было веры и мотивации к действиям иного порядка, то оставалось только страдать, пока вещи заменяли радость.
Рано или поздно душа могла дозреть до смены мировоззрения и сама, и это был бы для нее огромный переворот, который ей пришлось бы сделать.
Нытик в нем ныл и не хотел искать корень проблем в себе. Но ведь он как микрокосм (и другие микрокосмы тоже) должен был научиться отвечать за себя, а не сваливать все на богов, чертей или вселенную.
В жизни всегда находились причины того, почему не получилось то или другое. Практически они заполняли собой все его дневное существование. Они были той самой ткань жизни эго, подсказывающего ему что и как делать, как реагировать на жизнь, как думать и как дышать и все такое прочее. Практически он и жил именно этим, а не тем, чтобы хотел.
Вероятно на космической тарелке его бы преследовало тоже самое уныние. Потому что какая разница где именно было бы находиться этому или другому телу.
Быстрое привыкание к хорошему и желание еще большего были подспорьем для души, чтобы не останавливаться из-за постоянной неудовлетворенности до тех самых пор, пока не найдет себя истинного, Бога в себе, высшее Я.
Быть неудовлетворенным было нормально и не зазорно. Он открывал в себе то, что все ему постоянно надоедало. И это тоже было частью его страдания. Ведь в отличии от других он не мог быть постоянно привязан к чему-то одному. Это было частью огромного айсберга его жизни.
Если бы не было страданий, связанных с потерей возможности долго наслаждаться чем-либо, то не было бы возможности для осознания собственной жизни. Конечно же были и другие страдания, потому что тело не выдерживало такой поток депрессии и осознаваемых мыслей.
Это был один из самых сложных вопросов. Вопрос о том, почему пока не было страданий, то не было и возможности для осознания своей собственной
Поэтому пока не было страданией, то не было и возможности для осознания своей собственной жизни. Страдания давали тот самый толчок для осознавания, что внутри есть проблемы гораздо более существенные.
Иначе Бобик навечно бы мог остаться Бобиком, а его душа недоумевала почему ее путь растянулся на тысячи жизней, но он настойчиво стремился на флот.
К сожалению или счастью дороги назад уже не было. Полность назад в неосознанность или в беспробудный сон. Не было у Нео дороги обратно в матрицу к тем, кто так его раздражал.
Его степень снисхождения к унылому человечеству заканчивалась на эпизодических приятелях, которых он видел раз в год, а дальше общаться ему было тяжело.
Люди находились в своем измерении на болезненно невротическом уровне . Они привычно гнут свою мирскую линию и не одобряют что-то другое, потому что оно подсознательно напрягает их.
Они боготворили сами себя, насыщались эгоцентризмом, присущем каждому живому существу в этом мире и бежали как могли быстрее по социальной лестнице вверх, чтобы быть сильными и независимыми. На этом и был основан мир иллюзий вечно зацикленного и ненасытного ума.
Какая пропасть от оболтуса, жующего сопли до Человека. Вершины, подумал он, останутся навсегда вершинами. К ним нужно будет стремиться. Тысячи, миллионы лет эволюции из бобика в человеки.
Ну а пока только бобики. Смотреть на человеческую жизнь в суете было еще той скорбью. Если вы когда-то смотрели на спящего, то понимаете, что такое спящие. Но если спящий болен, например в тифозном бреду, то вы смотрите на него уже по другому. Теперь представьте, что по улице идут спящие люди. Представьте что это сон и вы знаете, что все они тяжело больны, но они не знают ни о первом ни о втором. Как будто б мотыльки, летящие на огонь, не понимая того, что с ними происходит. И эти мотыльки гиперактивны и суетливы.
И тут вас охватывает озарение. Некая мысль, что вы никогда ничего не сможете объяснить, что все останется таким же, как оно было. Что никто не сможет никогда им объяснить это. Поэтому если войны не будет, то скорее всего вообще никто не спасется. Люди просто не смогут выйти из замкнутого круга никогда и их душа останется в своем вечном бреду, как таракан в айфоне.
Вдохнув холодного сибирского воздуха можно проникнуться чистыми и высокими чувствами и понять, что жить то еще и не начинал. Не было еще этой самой живой жизненности и высоких чувств.
В этом мире двойственности ему казалось, что он и творец отделены друг от друга, но на деле дихотомии творца и твари не было. Ему только казалось, что он сделал сам себя и сам себя творит в Творце, но в этом мире все было едино и он, и любая чупакабра. Поэтому и обижаться было совершенно не на кого, кроме как на самого себя.
Дальше его ум начинал отчаянно тормозить, потому что тонкие вещи для ума, оперирующего во времени последовательной логикой, были абсолютно непонятны. Нужно было переместиться туда, где времени не было (ведь его не было совсем ).
Он мог только представить, как был крайне смешон социум, нелеп с этой постоянной трагикомедией обезьян. А если еще добавить то, что все обезьяны давно умерли. Ну а другие, вроде него, просто не могли справиться с собой.
Вырасти над самим собой, превзойти самого себя, все это было бы ростом для него. Он вспомнил о том, что страсти побеждают людей. Каждого побеждала своя страсть. Даже страсть к жалости, идущей от глубинного самолюбования этим творением-собой.
" И пойдут туда, где огонь ИХ(страстей) не угасает и червь ИХ(ума) не умирает".
Червь сомнения это чурвь и змей ума.
Перед его мысленным взглядом появились странные низшие сущности, которые питались негативом и страданиями, как конфеткой. Этот негатив они высасывали из него, как патоку и никак не могли насытиться. Бесконечные фермы простирались на всю Землю.
Там где все страдали (ведь жизнь была страданием) всегда была пища или энергия для кого-то еще. Батарейки, питающие матрицу. Пища для низших сущностей. В этом и была суть фильма матрица.
Замкнутый круг, который было невозможно разорвать, потому что он истинно верил в то, что не будет самим собой, если снова не будет страдать и гнусить, то есть выражать недовольство миром и собой, если говорить по простому.
В этом была иллюзия ложной самости и привязанности к ней. Она жила постоянно на автомате, генерировала печаль, обиды весь день и была той самой батарейкой матрицы к которой приятно было присосаться А теперь для порядка следовало немного погнусить, посмеялся он. .
Нельзя было за кого-то другого прожить эту жизнь, можно было прожить только свою жизнь и ни чью-то другую.
Глава 2
Когда он переставал умирать, то его жизнь становилась очень скучной. И хотя он опять все еще чувствовал себя куском мяса и костей, завернутым в пластиковый пакет, нужно было двигаться куда-то дальше.
Это было очень странно смотреть со стороны как он сам засовывает свою голову в петлю и выбивает из под ног табуретку. Конечно дело не касалось тяжелой и неподатливой плоти, а речь шла о его уме, который вечно загонял плоть до полнейшего бесчувствия.
Ум был готов поглотить целую вселенную, чтобы доказать свою значимость, но так и тело стремилось фактически к тому же поглощая пищу.
Питон ума-тела засыпал, глотая кролика желаний, пока наконец-то не переваривал его полностью. Кто из них больше забирал силы, тело или ум, наверное одинаково.
И вот уже не первый год он сидел расстроенно за черным роялем своей жизни и не мог понять, какая мелодия должна выйти из под его рук.
То ли он был игроком нижнего мира, погрязший в бесконечных делишках, то ли настоящим человек, отрекающимся от мира ради того, чтобы быть ближе к своей душе. Двойственность продолжалась постоянно.
Но что было делать дальше наступающего каждый день сейчас? Все эти вопросы крутились много лет у него в голове и не получали никаких настоящих ответов.
То есть ответы иногда приходили, но не проходили дальше его ума. Жизнь в фантазиях и иллюзиях была его коньком и основой этого мира, который никуда не мог деться и оставалась такой же постоянной, как вековое сияние телевизора в многоквартирных домах. Увы не всем это казалось странным.
Нужно было проснуться, чтобы оценить странность этого мира. В такие моменты сонным взглядом смотрел он на обитателей этого подлунного мира, не понимая что он тут делает. Все они были совсем далеки от него по духу.
Все было бесконечно материально и бесконечно иллюзорно. Даже если бы он перепрыгнул через самого себя один раз, то вероятно оказался бы снова во власти иллюзий. Как же можно было нагнать тень самого себя, дурацкую призрачную тень, вечно мешающую ему. Нужно ли ей было давать имя, давать имя тому, что рождалось утром, а вечером уставало и умирало.
Глава 3
Что может сравниться с человеком теряющего себя?
Только он представлял, что он это не он, так тотчас же уносило его в сторону большой волной и он оказывался не в том месте в котором предполагал, что будет находиться.
-Не иначе квантовое смещение, - жестко усмехнулась душа.
-Может быть и квантовое, но больше похоже на телепортацию от одной мысли к другой, - еле сдерживаясь вежливо ответил он.
Его утренний ум отличала от ночного полная неопределенность. С утра он еще не цеплялся отчаянно за любую возможность идентификации, не ползал на коленях перед телом, не страдал фантазиями. Он просто пытался проснуться.
Это был момент, когда можно было просунуть жирную руку под черепную коробку и изрядно там покопаться с целью вычистить мусор.
Тело привычно болело после ночи. Оно четко знало, что ближайшие несколько часов лучше никуда не дергаться и сидело достаточно спокойно.
-Да, и лучше бы ты меня не трогал, - сказал Тело.
Он подумал, а чтобы оно услышало не нужно было говорить вслух, что оно так давно устало под гнетом ума, что радостно знало о том, что двигаться пока никуда не нужно. Обычно ум заставлял его делать невообразимые кульбиты, даже когда ему не нужно было двигаться, поэтому создавалось такое впечатление, что тело могло двигаться не двигаясь.
Он снова задумался над тем больно его тело или нет Может быть его функционирование было нарушено неизвестной силой или он распадался на разные части? Может быть что-то еще?
Снова что-то сильно скакнуло внутри него и стал меркнуть свет перед глазами. Он догадался, что снова засыпает. В бездну еще однако было рано возвращаться.
Пространство внутреннего взгляда было темно-серым, вглядываясь в него он чувствовал, что там находится его смерть.
В юности он представлял смерть своего эго, как легкий перелет от земной жизни к жизни небесной. Все должно было стать легче и приятнее. Волны энергии оживляли его. Наверное тогда он стремился к экстазу.
Тогда конечная цель жизнь была совсем непонятна ему. Странно, что и сейчас он не понимал ее до конца. Ему было все еще не слезть со старой телеги ума.
Задержав дыхание на горле он почувствовал очередную мысль, которая пришла донимать его и разжевал ее также тщательно, как бутерброд с сыром. Однако штука была в том, что за день нельзя было съесть тысячу бутербродов.
Все существование для него было страданием. Страдание прекратится, он слышал, после выхода в нирвану.
Можно преодолеть страдание и достичь счастья,
хотя сансара и нирвана суть одно и тоже, тот же мир, одно и тоже Бытие.