Ну что сегодня за погода! Октябрь ведёт себя, как вылитый ноябрь или, ещё того хуже, март…
Впрочем, до марта ему, октябрю, далековато — нет в его арсенале Женского дня, в который запросто может пойти первый и последний за всю нашу туапсинскую зиму снег. Зато в октябре у нас, как правило, начинается бабье лето, но в этом году оно прямо-таки скандинавское.
Вот и сегодня небо затянуто мрачными тучами. Злой морской ветер, которому следует быть ещё тёплым или, на худой конец, приятно освежающим, продувает насквозь мою фирменную ветровку, сшитую, между прочим, в США, а не в каком-нибудь Китае. В этой ветровке я разгуливала по Сочи перед Новогодними каникулами, а теперь мёрзну в Туапсе в разгар октября. Слава богу, не вышла из дома в летних бриджах и джинсовой рубашке. А что, не на Северный же полюс собралась — у белых медведей рыбу воровать! Иду на соседнюю улицу в свой любимый магазин «Афалина» за арахисовой пастой и кошачьим кормом. Какие-то пятьдесят метров от дома — говорить не о чем... Хорошо, сообразила перед выходом глянуть в окно, а там — не лето! Чудеса.
В последний момент прихватила пакет с мусором.
Контейнеры стоят на фоне старого, оплетённого вьюном забора, отделяющего наш двор от железной дороги. Две колеи: одна заброшенная, с полусгнившими деревянными шпалами, другая новая, сверкающая, посыпанная гравием внутри и по обеим сторонам, — тянутся через центр города мимо жилых домов и рынка, офисов и гипермаркета «Магнит», набережной и стадиона, уходя в открытые ворота грузового порта.
Я ни разу не видела, чтобы кто-нибудь когда-нибудь закрывал и запирал створы этих ворот. Порт работает по графику двадцать четыре на семь и будет работать так, пока существует. И железная дорога будет доставлять к его причалам грузы, пока люди не изобретут иной способ доставки или город не опустится на морское дно, как легендарная Винета.
Возле мусорных контейнеров ко мне устремляются бездомные кошки. Я всегда угощаю их чем-нибудь вкусным. Во дворе у них свой уголок, где стоят миски с едой и водой. Кошек кормит весь дом. Живут они в подвале и подъездах. Охотятся на крыс и мышей. На бродячих совсем не похожи — сытые, красивые, ласковые. Пока насыпаю им корм, трутся о мои ноги.
Полюбовавшись кошачьим разноцветьем, окружившим миску с «Феликсом», бросаю мусорный пакет в ближайший контейнер.
Раздельный сбор мусора в нашем городе не прижился. Кое-где стоят контейнеры с надписями «пластик», «бумага», «стекло», но что в них выбрасывается на самом деле и в каком порядке вывозится, мне неведомо, да и не интересно. Куда больше меня сейчас волнует резкий свисток и тяжёлый гул поезда, идущего в порт. «Афалина» находится за железной дорогой, и если не поспешить, то длиннющая цепь товарных вагонов надолго отрежет мне путь к любимому магазину.
Поезд не торопится. Он ползёт со скоростью бегущей трусцой собаки, а может и остановиться минут на десять – пятнадцать, если по какой-то причине в порту его не примут сразу. Конечно, не обязательно ждать, пока он пройдёт. Арахисовая паста продаётся не только в «Афалине», кошачий корм есть в «Магните», но я не люблю менять свои планы, поэтому бегом устремляюсь к переходу.
Тепловоз уже показался из-за поворота. Идёт медленно, торжественно, как на параде. Можно и мне не спешить.
Миновав железнодорожный переход, направляюсь вдоль ограды хлебокомбината и здания вещевого торгового центра к «Афалине». Я иду, и поезд идёт в том же направлении. Старые, давно не крашенные вагоны громыхают вдоль улицы. Под низким серым осенним небом всё вокруг кажется давно не крашенным.
В «Афалине», как обычно, много народу. Здесь продают всё, что считают съедобным люди, животные и птицы. Маленький магазинчик с большим ассортиментом и доступными ценами соседствует с такими гигантами, как «Светофор» и «Магнит», но смотрится в этом непростом обществе весьма достойно. По крайней мере, печенье, шоколад, консервы, сметану я часто приношу домой именно из «Афалины», сходив всего лишь за кошачьим кормом.
Минут через двадцать выхожу из магазина с полным пакетом продуктов и утыкаюсь взглядом в уже знакомую вереницу вагонов. Поезд стоит, загораживая пешеходный переход к моему двору и железнодорожный переезд со шлагбаумами, перед которыми с обеих сторон в два ряда застыли машины. На узких тротуарах тесными кучками сгрудились недовольные прохожие.
Судя по всему, это надолго. Следовательно, есть два варианта. Первый — двигаться на север в сторону гор, до самого последнего вагона, теряющегося где-то за пределами видимости. Второй вариант — идти на юг, к пристани, где плещется море и дует вольный ветер из Турции. Если повезёт, и какая-нибудь лавочка окажется свободной, можно расположиться на ней с тяжёлым пакетом и спокойно ждать, когда тот самый последний вагон прогромыхает мимо, открывая выход в город.
Тропа, ведущая к морю вдоль железной дороги, не предназначена для прогулок. Ни асфальта, ни плитки на ней нет — только кое-где сохранился гравий, втоптанный в мокрую после дождя землю. Обочины заросли бурьяном.
Обходя лужи, выбираюсь на набережную, непривычно пустую, особенно после лета, когда жизнь кипела здесь круглосуточно. Впрочем, курортный сезон подходит к концу. Будний день, плохая погода, вот и людей почти нет. Чайки тоже куда-то попрятались. Ветер им, что ли, мешает? Все лавочки свободны, но сидеть на них не хочется — холодно. Море слегка штормит, цвет у него мрачный, серый, и разного мусора в бухту нанесло порядочно. В порту двигаются стрелы кранов — чёрные на фоне хмурого неба. Поезд, вытянувшийся вдоль набережной, органично вписывается в общую нерадостную картину: вагоны допотопные, из моего советского детства. Не знаю, ностальгировать или ругаться…
Ага, наконец-то! Далеко, возле проходной порта, засвистел тепловоз. По цепи вагонов прокатился грохот, и в этот момент облака над морем раздались, открыв узкую полоску ясного неба. Свет, хлынувший оттуда, был тёплым, праздничным, летним. Волны засияли, и мусор, качающийся на них, как-то сразу исчез, будто растворился в сверкающих бликах, рассыпавшихся по волнам. Зато я увидела чаек. Никуда они не делись, просто сидели небольшой белой стайкой на воде недалеко от набережной.
Справа, в нескольких шагах от меня, полыхнула молния. Это закатное солнце блеснуло золотом на стальных колёсах. Поезд тронулся с места и — чудо — теперь он напоминал не унылую громаду старого металла, а нарядное ожерелье из разноцветной яшмы. Город радостно улыбнулся ему, отразив окнами и витринами солнечные лучи.
Поезд шёл в порт, а по набережной вместе с ним шло внезапно вернувшееся лето.