АЛЛА ЛАРИОНОВА. НЕВЗЯТОЕ ИНТЕРВЬЮ
Слишком уж много мы суетимся. Все торопимся… И не успеваем! Планируем, зарекаемся. А вдруг, бац!..
Не стало Аллы Дмитриевны Ларионовой. Неожиданно не стало. Казалось, она еще поживет, поиграет, еще ого-го! Такая это была искрящаяся энергией и оптимизмом женщина.
Она позволяла мне называть ее Аллочкой Дмитриевной… Знакомство наше состоялось в сентябре девяносто пятого года. Причина была деловая - ее творческая поездка в Орел, которую я решился организовать.
И эти два дня повернули многое, мы стали приятельствовать. Она, эта супер-мега-звезда нашего кино, оказалась на редкость общительной женщиной, без звездного снобизма и условностей. Поэтому все, что происходило вокруг нас в эти дни, было таинственно и одновременно просто.
Мы о многом говорили в дороге, в Орле, по возвращении в Москву. Больше, конечно, рассказывала она. Я слушал, внимал и мечтал написать. Даже решил, что она даст мне обширное интервью об их жизни с Рыбниковым. И оно станет первой главой моей книги под условным названием “История любви”. Она согласилась. Вот вернемся в Москву, доделаю ремонт, сядем у меня, и поговорим…
В Орле случилась накладка. Там проходил какой-то аграрный слет, и мест в гостинице не оказалось.
- Успокойся, - обрезала Алла Дмитриевна, - поселимся на вокзале в комнате матери и ребенка.
Вот так просто. После концерта, многочисленных интервью, банкета от местного культурного начальства, мы оказались в вокзальных комнатах отдыха в четыре койки с туалетом в коридоре.
От волнения спать не мог. Взял в буфете бутылку водки, какие-то бутерброды и упросил дежурную составить компанию. Как вдруг в сумраке плохо освещаемого обшарпанного коридора неожиданно появилась блистательная Ларионова. В третьем часу ночи!
- А меня что бросили? – игриво заявила она, запахивая халат. – А поговорить…
Помню аромат прелой листвы и спелой антоновки, наполнивший сад бывшей усадьбы Фета в Клейменове. Туда нас с Аллой Дмитриевной привезли мои орловские друзья. Она медленно собирала яблоки, разглядывала их, подолгу всматривалась в живописные орловские дали, глубоко вдыхала влажный прохладный воздух. Когда местный художник, хозяин сада, позвал всех в дом к дымящимся шашлыкам, она вдруг преобразилась и задорно принялась подгонять нас.
Перед окончанием ужина в дом постучала соседка. Местная крестьянка приняла Ларионову за вернувшуюся из эмиграции барыню. Алла Дмитриевна долго и звонко смеялась. А удивленная старушка, сконфуженная тем, что не признала московскую знаменитость, быстро ретировалась. Но вскоре появилась вновь с банкой огурцов и вязаными носочками. Этот жест примирения растрогал Ларионову до слез. Все оказалось опять так просто и так душевно. И мы в этот миг ощутили себя причастными к чему-то большому и важному.
В Орел вернулись прямо к поезду. Нагруженные подарками, картиной, яблоками. Массивный пакет с антоновкой разорвался посреди зала ожидания, и десятки яблок врассыпную разлетелись по полу. Мы стояли, растерянно хлопая глазами, а люди уже протягивали Ларионовой пакеты и лезли под скамейки собирать яблоки. Какой-то мальчуган набрал их три штуки и пока шел к нам, падали они у него, он их ловил, собирал, нес, они опять падали. Было просто и весело. Смеялись все…
Потом мы мельком встречались на концертах, перезванивались. То она продолжала у себя на Банном ремонт, и мы шутили, что он никогда не кончится, то я обещал позвонить, но не мог в тот день. Незадолго до ее кончины мы встретились на концерте Дня Москвы в Тропарево. Решили, что все – надо садиться с диктофоном и рюмкой чая за долгий душевный разговор…
Интервью я так и не успел взять. И книги уже не получится без Ларионовой. Не может быть книги о Любви без главы об этой восхитительной Женщине.
Простите меня, Аллочка Дмитриевна!
Владлен Дорофеев. Осень 1999 года