Наверное, нет надобности говорить тому, кто помнит те годы, что Советский Союз восемьдесят пятого и восемьдесят девятого года – это две разные страны. По-другому и я себя ощущал. И не только потому, что сам был уже не молодой выпускник института, а прошедший войну боевой офицер, а потому что остро ощутил свою ненужность.
Это чувство мне до того было незнакомо, что я даже не знал, как реагировать. Нет, никакой обиды я не чувствовал, скорее некоторое удивление. Будучи в отпуске, время я проводил, валяясь на диване, изредка выбираясь на встречи с друзьями по институту или по службе в Афгане, проходившие, как правило, в ресторанах, а там уже сидела, вылезшая из всех щелей шантрапа, которую раньше можно было увидеть только в подворотне.
Лишь один раз маме удалось вытащить нас в Большой театр на её любимую Майю Плисецкую. Чтобы подарить ей приятный вечер, мы с отцом посмотрели балет «Кармен-сюиту», о чём я, конечно, не пожалел, вечер в театре перенёс меня в другую атмосферу, хотя бы на короткое время.
Атмосфера театра – явление особое, она создаётся архитектурой, обстановкой и всем остальным, начиная с вешалки. Сколь ни был я далёк от балетов девятнадцатого века, но смотрел с удовольствием и с двояким ощущением: праздника и пребывания в музее.
На улицах Москвы были другие ощущения и другая атмосфера. Люди ходили на митинги, как на работу, заранее заготавливая плакаты: «Егор, ты не прав!» «Долой Лигачёва и его клику!», «Руки прочь от Гдляна и Иванова!».
Арбат, гнездо московской гласности, был полон экстравагантных художников, «психотропных» поэтов, торговцев сувенирами и порнографией, и просто жуликов.
Очереди были везде: от киосков «Союзпечати» до овощных магазинов. Если очередь за газетами я воспринимал естественно – люди с утра хотели получить порцию свежей информации, чтобы было, что потом пережёвывать весь день с соседями и коллегами, то очередь за бананами и огурцами у меня вызывала приступы гомерического смеха, особенно когда продавец кричала: «Граждане в конце очереди, больше не стойте! Бананы кончаются!» Может быть, сказывалось детство, проведённое в банановой республике? А может быть, мне казалось смешным, что бананы были зелёные, а огурцы и газеты – жёлтые?
Иногда в гости приезжал дядя Коля, и мы с ним и с отцом проводили долгие часы в разговорах, сидя в гостиной, где когда-то он благословил меня на военную стезю. Генерал-лейтенант Самохин был уже в отставке, как и мой отец, но информацией старики владели в достаточной степени, поэтому и разговоры наши оптимистичными не были. Страна неизбежно катилась в политическую яму.
Посмотрев очередной «Взгляд» с Владом Листьевым со товарищи, дядя Коля ворчал:
– Этим «акулам пера» ветром перестройки крышу сносит. Они, видимо, слова о том, что СМИ – это четвёртая власть воспринимают буквально. И теперь им мало свои перья продать задорого, они на полном серьёзе хотят соревноваться с теми, кто действительно власть за ниточки дёргает. Ох, ощиплют их тушки до единого пёрышка!
Интересовали и меня, и отца события не только в Союзе, но и в далёкой Эставалье. А там в результате последних выборов, проведённых в этом году, президентом стал Николас Риверо, который был в народно-революционном правительстве Эставальи самым молодым министром. Я и об этом не знал – что он был министром. Много чего не знал, пока воевал.
Дело в том, что Николас учился со мной в одной школе, только двумя классами старше. Мы в одной команде играли в футбол и были, если не близкими друзьями, то хорошими приятелями. Он был в числе пяти моих друзей, которые пришли проводить меня, когда наша семья отъезжала в Союз. В то время он уже был студентом университета.
Немало удивившись и порадовавшись за своего приятеля, я отодвинул эту новость на второй план, но через некоторое время отец меня огорошил:
– Кирилл, друг твой в Москве, мне товарищи из МИДа сказали…
Я даже не сразу сообразил:
– Какой друг?
– Твой амиго – президент Эставальи …
Признаюсь, эта новость меня взволновала. Подумал, что неплохо было бы увидеться.
– А что его привело в Москву? По-моему сегодня нашему перестроечному правительству наплевать и на Кубу и, тем более, на Эставалью…
– Ну, камарадо Риверо тоже не держится радикально социалистического курса. Наряду с тем, что дружит с Фиделем, побывал с визитом в Штатах, был в Лондоне, теперь вот в Москве. Пытается придерживаться прагматичной многовекторной политики.
– Не знаешь, надолго он здесь?
– Не знаю. Думаю, ненадолго. У меня спросили разрешения дать ему номер телефона, я разрешил.