С этими соседями с четвёртого этажа, особенно с хозяйкой одной из двух квартир отношения не заладились с самого начала, то есть с нашего переезда в новый многоквартирный дом. Но, по жизни, всякий раз обустраиваясь на новом месте – при переезде ли, в командировке или на отдыхе, стараюсь максимально расширить свои представления об окружающем мире и наладить с ним, по возможности, гармоничные отношения.
Вот такое испытываю непреодолимое стремление к комфорту в непростой области межличностных отношений. И у меня есть серьёзная мотивация. С раннего детства, путешествуя из гарнизона в гарнизон вслед за папой, я каждый раз становился объектом пристального внимания со стороны «старожилов».
Не всегда объективного и зачастую недоброго.
Как камень, брошенный в пруд, я невольно поднимал волну и нарушал полусонное спокойствие «водоёма», подернутого ряской местечковой культурной традиции: чужаков не впускать и держать на дистанции. Могу констатировать, что прожив большую часть жизни в нашем южном городке, так и не стал здесь своим. И обрёл комплекс «переселенца». Но борюсь до последнего.
В этот раз, довольно скоро, познакомился со всеми жильцами в подъезде, кроме немолодой четы, (той самой!) на четвёртом.
Вообще-то дом у нас непростой.
Дорогой.
Раньше бы назвали его номенклатурным.
Живут в нём, в большинстве своём, «бывшие». Ну, начальники всякого рода или родственники оных. И вот эта принадлежность к избранному кругу накладывает свой отпечаток не только на лица, но и поведение некоторых жильцов.
С чем мне пришлось познакомиться очень скоро.
При всём, при том, что дом особенный и жильцы не из бедных, договориться и скинуться на уборщицу в подъезде никак не удавалось. Пока, суть да дело, (благо «окна» в университетском расписании позволяли) мне приходилось убирать и мыть «свой» первый этаж и его холл, чтобы не зарасти грязью по самые уши, как говаривала моя матушка.
Это, был мой выбор, и я ни у кого не спрашивал разрешения и тем более не договаривался ни с кем об очерёдности уборки. Просто так повелось по жизни – делай дело, желающие подтянутся.
Свидетельницей первых моих потуг на поприще борьбы за образцово показательную чистоту нашего этажа и стала известная чета. Убелённый благородными сединами и немалого роста мужчина в силу принципиальной несклоняемости головы гордо прошествовал мимо меня, не удостоив даже взглядом. Тем не менее, пропуская семейство на узкой лестнице я по-гвардейски отсалютовал шваброй и поприветствовал соседа.
Как в песне, «а в ответ, тишина».
Зато спускающаяся следом из поднебесья четвертого этажа царственная половина, с застывшим навеки брезгливым выражением лица приободрила новоявленную «техничку»: «Молодец! Давно было пора тебе прибраться. Молодец…».
Почему на «ты»?
Ё-маё, у меня уже борода седая …
Она за кого меня приняла?
И на что мне её стимуляция.
В общем и пол дня не хватило чтобы угомонить разгулявшихся бесов гордыни и честолюбия. А это, согласитесь, серьёзная компашка. С большими потугами пожар-то я погасил, но, как оказалось, уголья ещё тлели.
Дальше – больше.
Уж не знаю, что произошло, но соседка начала убираться в подъезде. Может мой дурной пример заразил? Вроде бы хорошо! здорово!!, но начала она с того, что переругалась со всеми жильцами на этажах. Конечно, часть из них вообще не занимается уборкой. Бог им судья! Но объектом своих гневных претензий она сделала меня: я убираю не так как надо и не тогда, когда надо. Наверное, у меня лицо потенциального слушателя вот она меня и выбрала. Да, ладно только это, но подметала она подъезд только до нашей квартиры и демонстративно оставляла кучку мусора под дверью.
Как говорится, атмосфера начала сгущаться.
Но и это не всё. Соседи на четвёртом, в начале весны затеяли крупномасштабный ремонт квартиры, размах которого с соответствующим звуковым сопровождением будоражил не только меня на первом. В конце Великого Поста приехала из столицы младшая дочка с недавно народившейся внученькой и в приятной суматохе встречи и радостных заботах–треволнениях мы пропустили начало Страстной недели. Забавная наша малышка отнимала у нас всё время, как это всегда и бывает, восторженным причитаниям не было конца. Все мы, лучились от переполнявшей нас радости. Просто светились, сияли добром и лаской к маленькому нашему чуду, к друг другу, нашим старикам, и, казалось, ко всему миру…
В один из счастливых этих дней, младшенькая моя, расположившись на лоджии, почти прижавшись к стеклу что-то объясняла малышке о весне на дворе, о грядущем лете и благих солнечных днях, которых пока ещё так мало… Вдруг в метре от их лиц со страшным грохотом, откуда-то сверху, рухнула огромная, рама, развалившись в прах и осыпав строительным мусором наше окно в чистый Божий мир. Дочка шарахнулась от окна, чуть не уронив ребёнка на пол. Женских причитаний, детских криков и слёз мне хватило чтобы быстро дойти до кондиции и, полыхая праведным гневом, броситься разбираться с нерадивыми строителями и их организаторами.
Куда мчаться я уже знал.
Выскочив в коридор и поднявшись на лестничный пролёт столкнулся со спускающейся по лестнице царственной особой немного потерянного вида и двух работяг, следовавших за ней с виноватыми выражениями лиц. Еле сдерживаясь я выразил категорический протест методами ремонта вообще и способами подготовки к утилизации строительного мусора, в частности. Судя по всему, даже к таким сдержанным и просительным интонациям, соседка не привыкла, и её понесло.
На что я….
В общем, меня тоже понесло.
Надо ли говорить, что остаток дня был посвящён воспроизведению наиболее обличительно–обидных частей её выразительной композиции и небесталанным вариациям моих упоительно–совершенных ответов. Мир для меня и без того серенький – конец тяжёлой рабочей недели, – потускнел, его краски были смыты ядом желчи, которую щедро подкачивала услужливая память. «Во власти тяжких дум» отправился в супермаркет за продуктами для малышки, как вдруг остановился, поражённый как молнией мыслью: сегодня же пятница!
Страстная!!
Сегодня Христа распяли …
Что же я творю…
Неведомое до сих пор по глубине чувство вины охватило меня.
Ну, кто я после этого?
Это ж я Его распинаю… страстями своими…
Боже мой.
Я был в смятении.
Бродил по бесконечным улицам, переулкам и тупикам огромного магазина, что-то выбирал, с кем-то рассчитывался и всё думал о том, что надо быстрей найти соседку, объясниться, извиниться…
Как можно быстрее.
Успеть до службы в церкви.
Как, в скорбный день, приду к Нему?
С чем?
Как найти соседку?
Приметил, что она с мужем по пятницам всегда выезжает куда-то на все выходные. Наверное, на дачу. Всю неблизкую дорогу домой молился как мог своими словами и просил Его чтобы успеть, чтобы сказать… Под конец бесконечного этого марафона, вбежав по ступенькам крыльца лоб в лоб столкнулся с соседкой в неожиданно открывшемся в последнюю секунду дверном проёме.
Оба остолбенели.
Тень пробежала по её лицу. Она отступила на пол шага в подъезд, пропуская меня… А я, путая слова, бросился объяснять: всё говорил и говорил, извиняясь за свою несдержанность, она же женщина, мне так нельзя, сегодня Великая Пятница, такой день… Потом говорила она, кляня бестолковых рабочих и как при живом муже ей приходится решать мужские дела; про взрослых уже детей, которым ни до чего нет дела и про то, как тяжело стало жить. Растроганные неожиданной искренностью, почти со слезами на глазах расстались, простив друг друга…
Через несколько дней, случайно встретились в магазине и… отвели глаза, стесняясь той минутной слабости своей. Но, поздоровались, а значит пожелали здоровья друг другу!
«Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророческий, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто. И если я раздам всё имение моё и отдам тело моё на сожжение, а любви не имею – нет мне в том никакой пользы.
Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит. Любовь никогда не перестаёт. Хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знания упразднятся…».(1 Кор.13:1–10,12–13).