Предыдущая страница: http://proza.ru/2022/01/16/556
565. НАТ. АТЛЫМ-РЕКА. Урман. Костер. Трое подьячих спят, один по имени Прохор, сидит у костра, сторожит. Вздрагивает. За спиной раздается голос Никития.
Действие:
Прохор от неожиданности вздрагивает. За его спиной слышится сухое покашливание. Прохор резко оборачивается. Он видит старца, который, опершись на посох, стоит подле столетнего кедра.
Никитий
– К костерку-то пригласишь? Али так и будешь на меня пялиться?
Прохор
– Подходь, мил человек, чем богаты
Голос за кадром
Всю зиму прорыскали в урмане люди дьяка в поисках неуловимого старца, а он, на-кось, возьми да и выйди сам. Тут и дар речи потерять можно.
Никитий
– В Тобольск вам поспешать надобно. И мне теперь туды дорога. Помер ваш Севастьян позапрошлой ночью, а знамо, вместе и идти веселей будя.
Голос за кадром
Прохор окаменел. Мысли, словно путами стреноженные, завертелись у него в голове: «А как же мы? А как жалование? Зачем Севастьян преставился? Да не имеет он на это права такого!».
566. НАТ. ИШИМСКАЯ СТЕПЬ. Два верховых Ваулихан и Гаджи-Ата едут рядом с друг другом.
Действие:
Из мелколесья выскакивают косули. Ваулихан пытается выхватить из короба луки свою пищаль.
Но Гаджи-Ата, уверенным движением пускает чакру, и попадает своим орудием прямо под рога убегающему животному.
Косуля падает, а железный диск, описав дугу и блеснув на солнце, уходит глубоко под снег, оставив на нем только маленькую черточку.
Всадники, подъезжают к упавшему животному, спешиваются.
Ваулихан
– Ловко ты пользуешься чакрой, отец, прям как из лука.
Гаджи-Ата
– Время меня, сынок, научило. Ты тоже преуспел в деле этом, да беда в том, что не признаете вы, младые, старого проверенного оружия, вам пищали и аркебузы подавай, а у меня же, старика, чакра всегда под рукой.
Действие:
Индус снимает малахай, вытаскивает из-под подкладки бечевку с привязанным к ней медным шариком и, пройдя по снегу, останавливается на том месте, где грузик принялся описывать круги. Он толкает ногой снег и поднимает из сугроба свой железный бублик.
Ваулихан
– Занятная забава.
Действие:
Гаджи-Ата подходит к своей лошади, достает из притороченной к седлу клетки почтового голубя. Вкладывает еще вчера написанное Ваулиханом послание в торбочку на спине птицы и, присев на корточки около занимающегося разделкой туши спутника, хвалится:
Гаджи-Ата
– Я этим шаром на бечеве могу даже определить, голубь это или голубка.
Ваулихан
– Покажи-ка, интересно.
Гаджи-Ата
– А вот, гляди, аркар Ваулихан коли медный шарик раскачивается от головы до хвоста, тобишь, вдоль тельца птицы, то это, стало быть, голубь, а ежели кругом пошел бы, знамо, голубка в руках у меня была бы.
Действие:
Гаджи-Ата целует голубя в клюв и легонько подкидывает.
Птица, захлопав крыльями, уходит столбом ввысь под облака и, выбрав направление, вскоре исчезает из виду.
Гаджи-Ата
– Высоко-летная порода, иранская. У царей и султанов таких голубей нет, как у меня. Ни дождь, ни снег им не помеха.
Ваулихан
– А скопец не собьет? Не жалко, коли по дороге сокола встретит?
Гаджи-Ата
– Может и выбить. Но редко это случается. Ведь только на взлете или посадке сможет хищник такого голубя взять, в полете же не подняться соколу в высоту, на которой почтарь летит. Говорю же, иранские у меня голуби. Нет птиц лучше. Только в войске великого Александра такие были. Больших денег они стоили. Сам великий Ну-Ад-Дин за пару моих вестников просил когда-то целых две тысячи динариев, а он знал в птице толк. И почта голубиная налажена у него была лучше, чем в самой Александрии. Верил правитель в предание, что время, которое человек проводит, наблюдая полет птиц, не засчитывается в отмеренный ему срок жизни. Но не продал я ему ни одного из моих голубей. Вот токмо морозов не переносят они, горячие шибко, чахотку могут подхватить при перелете от холодного воздуха. Тут не Египет и не Сирия, а Сибирь.
Ваулихан
– Так ныне уж весна, уже не страшно.
Гаджи-Ата
– Пойду, хвороста для костра нарублю, ты уж косулю освежевать успел, а я заболтался, стемнеет ведь скоро. И майну в ручье пробить нужно, коней напоить, да нам водицы набрать.
Ваулихан
– Осторожно, отец, не провались, лед уже хрупок у берега.
Голос за кадром
Вскоре уже горел костерок, и в походном ермаке булькала шурпа. Путники же, расседлав и стреножив лошадей, привязав к их мордам торбы с овсом, мирно беседовали.
Быстро стемнело, и весенняя степь зажила обычной ночной жизнью.
Где-то потявкивали вечно голодные корсаки, изредка доносился крик сойки, фыркали, побрякивая расстегнутыми удилами, стреноженные лошади. Высоко в небе с криком проплывали над путниками невидимые перелетные стаи журавлей и казарок.
Гаджи-Ата
– Воды нет еще, приземлиться им на ночлег некуда, вот и летят, горемыки, потому и жалятся.
Ваулихан
– Так сидели бы они в теплых странах, что им неймется.
Гаджи-Ата
– Не дано им жить на одном месте, и каждую весну возвращаются птицы в места, где на свет появились. Не испив талой водицы, не смогут они потомства дать, вот и тянет их, ошалевших на чужбине, на родные шалые воды. А меня-то как тянет в родной Индостан, хоть бы еще разок краем ока увидеть милую родину. Испить водицы из священного Ганга.
Ваулихан
– А ты почему царю Ну-Ад-Дину голубей не продал? Ведь сто динариев – это же великое состояние, а он давал в двадцать раз больше.
Гаджи-Ата
– Тогда второй крестовый поход Папа снарядил. Не мог я помогать Ну-Ад-Дину. Не моя это война. Не мне менять ход событий. Иногда ведь одно послание, доставленное в срок, может изменить судьбы миров.
Ваулихан
– А нынче, Гаджи-Ата, что тебя заставило идти со мной в даль далекую? Что не сиделось тебе у очага в теплой юрте?
Гаджи-Ата
– Прежде чем уйти в Индию, мне суждено обезопасить ее с Севера. Колыбель человеческую нужно беречь от людей жадных и алчных. Империи создаются и распадаются, а моя Индия вечна. И любая империя когда-то рухнет. Это закономерность. Так случилось и с царством Великого Александра, и с державой Чингисхана, пали Византия и Рим. Падет и Османская империя
Ваулихан
– Значит, и урусы пришли в Сибирь ненадолго?
Гаджи-Ата
– Я тебе, сынок, не про народ, а про империю толкую. Народ раз пришел, то тут и останется. А вот любая империя рано или поздно рухнет, словно подгнившая в основании башня, как бы ее ни подпирали распорками и откосами. Ведь порабощая народы и захватывая земли, невольно несут завоеватели знания, культуру и ремесла. Возрастает на захваченных землях своя опричная знать – когда-нибудь она сбросит опеку императора. Но чтоб освободиться от гнета, не нужно тратить силы и лить кровь, а надобно ждать. А ждать я могу, мог ждать и князь Гостомысл. В мире не так уж много людей, которым дано свыше участвовать в строительстве и разрушении миров. Порой достаточно одного слова, буквицы, чтоб направить бурную реку жизни в другое русло. Пройдет немало времени, и в армию британцев, которые порабощают мой народ, станут набирать воинов-индусов. Они-то, обучившись и постигнув грамоту ведения баталий, став сотниками, тысячниками, поднимут великое восстание. А чтобы родители отдавали своих детей в сипаи, я и вернусь на родину предков. То будет мое слово.
Действие:
Внезапно лошади, фыркнув, заржали. Из темноты слышится ответное ржание.
Вскоре к месту стоянки подъезжают всадники. Осадивши коней у костра, они, опускают пики, встают полукругом.
Казак
– И хто такия?
Ваулихан
– К воеводе Тобольскому. Вот охранная грамота от хана Есима.
Казак
– Ну, тогды собирайтесь, мы туды из дозору и ворочаемся. Токмо ружо от греха подай-ка сюды. Не шибко-то вы и похожи на послов хана, без свиты и подарков, больше на голытьбу татарскую смахиваете. Ну, не нам решать. Наше дело ратное, покой в степи сторожить, да воеводам ублажить.
567. НАТ. ПОЙМА ИРТЫША.
Голос за кадром
Как и полагал Никита, связали его людишки дьяка его же маутом. На стойбище, кроме двух упряжек Паршука, Прохор и его люди ничего не отыскали. Хитрые остяки, только проведав о приближении царевых слуг, дали деру. Они испарились так быстро, что даже сам староста Паршук порадовался за расторопность сородичей.
– Ай, молодцы! Подгонять не надобно!
Медведь уже седмицу шел, чуть приотстав, высоким берегом. Выходя на лед, по которому двигался обоз, только в ночное время, он ожидал команды своего хозяина.
Никиту на остановках стражники ненадолго развязывали, чтоб старец по нужде сходил да перекусил немного.
Прохор
– Я бы тобя и не в путах вез, да креста на тобе нет, сам виноват, ибо поклясться, что не убежишь, нечем тобе. А твое честное слово, мне, язычник, до одного месту,
Никитий
– По пути нам пока. Служба такая, понимаю. Вдруг убегу я, тогды спустят с вас, ярыг, шкуру в награду за труды ваши.
568. НАТ. У стен МАНГАЗЕИ
Князь Алексей, обходит место, отведенное для стоянки его отряда, слышит гогот казаков.
Макар Савватеевич
– Не ходи туды, опять Антип про попов побасенки брешет.
Действие:
Молодой воевода подходит к кружку людей, расположившихся у костра. Антип сидит спиной к подошедшим воеводе и сотнику, не замечает их.
Антип
– Таки вот, и стучится остяк в буран к батюшке в оконце. «Дрова, батюшка, тобе нужны?!» – «Нет, не нужны! Ступай прочь, новокрещен, отсель. Ты меня козой одолел, теперича дровами докучаешь...»
Действие:
Антип замолкает, разглядев в потемках начальство.
Алексей
(присаживается у костра на корточки)
– А соль-то в чем байки?
Антип
– А соль одна, Лексей Семенович: утром поп вышел, а дров-то и нет, сам же сказал, что дрова не нужны.
Макар Савватеевич
– Пороть тебя надо, богохульствуешь.
Алексей
(поднимается с корточек)
– Отдыхайте, служивые, отдыхайте, а на седмицу в путь тронемся, там уж не до басен будет, идтить нам в страну вечного холода. Медведи, сказывают, и те белыми там ходют, выцвели, горемыки. Коней сдадите на постой, под присмотр, нечем кормить их ни в дороге, ни на волоке песчаном.
Антип
– С чего ж дома-то рубить будем? И как без коней быть?
Алексей
– Упряжки наймем. Чумы шаман поможет поставить. С Божьей помощью лето выдюжим, а зимой, по льду, в обратный путь двинемся. На следующее же лето, там, на уже обжитом месте, печорский воевода со своими людьми встанет. Так по очереди волок мангазейский и станем стеречь.
Антип
– От кого стеречь-то? Тута один человек на сотню верст, как гость долгожданный.
Макар Савватеевич
– Государь, поди, умнее нас с тобой, десятник, раз указ издал о запрете морем на Мангазею ходить. Видимо, не хочет Михаил Федорович иноземцев к прямому торгу допускать, все учтено должно быть, и доход для казны государевой тоже должон быть. Нас недаром на корм поставили на казенные денежки, знать, и служить надобно, где укажут. А мыслить государю нашему оставь право.
Антип
– Да вроде не конь арапский, с первого слова постигаю. Кто ж супротив воли царской-то тут… Все «за», как един. Правду я изрекаю, казаки?
Голоса служивых
– Истинно, истинно.
569. ИНТ. АПРЕЛЬ. ХОЛМОГОРЫ. Харчевня. Казимир сидит за столом. Рядом Мартын. Входят и выходят посетители.
Голос за кадром
Казимир не подал виду, что узнал вошедшего в харчевню торговца матрешками и свистульками. Сидя за столом с Мартыном и потягивая из крынок мед, он одним глазом неотрывно следил за наконец-то объявившимся долгожданным связным пана Сапеги.
Мартын, приняв уже изрядно на грудь, опустил свою косматую голову на могучие кулаки. Пан Казимир толкнул его в бок:
Казимир
– Давай-ка выпьем.
Действие:
Мореход, глянув на знакомца мутными очами, тихонько, бочком, заваливается на лавку. Поляк нагибается над сотрапезником и подкладывает ему под голову шапку.
Казимир
(торговцу матрешками)
– Эй, человек! Подь сюды.
Торговец
(подсаживается рядом, шепчет)
– Доброго здравия Вам, пан вельможный.
Казимир
– Козьма, просто Козьма.
Торговец
– Доброго Вам здравия, пан Козьма.
Казимир
– Дурак, накось, отведай медка. И не зови меня паном, я просто Козьма. Уразумел?
Торговец
– Слушаюсь, пан…Хорошо, Козьма, как повелишь, таковому и быть. Передали Вам, чтоб устроили бунт самоедов на песчаном волоке, да такой дерзкий, от которого ушли бы москали с речки Мутной. Ибо не будет нам, чужестранцам, прибыли в Сибири, коли путь морем перекроют в Мангазею. По суше-то кругом уж таможенные посты, приказы, да Строгановские заслоны выставлены.
Казимир
– Так и Мангазея лопнет, как пузырь мыльный, ведь она на торговле с Европией токмо и держится, начнут обдирать торговый люд, и побежит он, а без него и русские уйдут с мерзлой земли. А нам, после реками Сибири и на Китай дорога свободна, и на Индию открыта станет. Любой корвет может по Оби и Иртышу вглубь неизведанных земель зайти со стороны студеного моря. А уж коли по далекой Ионесси пройти сможем, то до золотых гор точно дойти можно, тунгусы их Алын Таем кличут. Злато, бают, там ногами сбирают, ровно как грибы в лесу.
Торговец
– Наказали вам после учиненного бунта самоедов убыть в Речь Посполитую. И немедля.
Казимир
– Пошто так скоро? Наверно, король Сигизмунд считает, что у меня, как у китайской кошки, семь жизней отмерено, и я могу еще десятка два годиков в Сибири пробыть? Кабы не митрополит Филарет, так и обо мне не вспомнили.
Торговец
– Его величество собирается отпустить Федора, отца государя Михаила. А Вас он в лицо знает и не забудет того, кто ему плен учинил своими кознями.
Казимир
– Что с жалованием? Слышал ли?
Торговец
– Еще велено было передать, что за семь лет вам выплачено будет с казны его величества, и за год – от Владислава. Также пан Сапега желает вам устроить выгодную партию: невеста просто красавица, и приданое – замок под Вильно.
Казимир
– Неужто панове Шимчинские мне в сваты набиваются?
Торговец
– Они самые. Осиротели ныне. Сам пан Юзев в море погиб, когда послом шел к крымскому хану, а сыновей им Бог не дал. Вот и просили они милости его величества. Меня, пан Козьма, зови Никишкой, когда понадоблюсь, стригунка, сына боярыни, пришли в посад, он меня знает. Емелька часто забегает матрешек поглядеть.
Казимир
– Знаешь сына боярыни?
Торговец
– А как же. Когда идет гнезда зорить по берегу, завсегда забегает матрешек поглядеть. А я не прогоняю.
Казимир
– Пошто сразу меня не нашел?
Торговец
– Ждал, когда поправишься.
Казимир
– Гляди чтоб не стащил у тебя товар, ушлый он больно, не по своим годам дерзок, он мою трость взял, я и моргнуть не успел, как сей шельмец рукоятку отвернул да шпагу вынул, и ну тыкать ею в печь.
Действие:
Шляхтич с этими словами поворачивает рукоять тросточки и на полдюйма приподнимает ее, обнажив начало клинка.
Торговец
– Эко ловко придумано. Кто ж умелец-то?
Казимир
– Вон, что на лавке спит. Мартын смастерил по моей просьбе.
Торговец
(выставляет матрешку)
– Все, я пошел. В матрешке гроши от пана Сапеги.
Казимир
– Ступай, коли понадобишься, Емельку пришлю. А покамест людишек шальных подбери с дюжину да кафтаны им стрелецкие закажи пошить. Чтоб супротив государевых слуг самоедь поднять, тут уловка нужна. Ряжеными озлобить тамошний народец надобно.
570. НАТ. СЕРЕДИНА ИЮНЯ. РЕКА ТАЗ
Ваня спускается к берегу, где Мамарка, укладывая вещи в челнок, напевает песню:
– Лодка мой, весла мой, я гребу к себе домой.
Ваня
- Рано пташечка запела, кабы кошечка не съела.
Мамар
(ополаскивает руки за бортом, вздыхает)
– Поздно петь. Зря пошел в поход, ох зря. Духи говорят, плохая дорога выпадет нам. Много зла и ненастий окружает наш путь. А за молодым воеводой и тобой Ваня, опричная черная тень стелется, не как у других. Быть беде, Ванюшка.
Ваня
– А мы с тобой на что? Нам-то и надобно помочь князю лето в дозоре отстоять. Да опосля живыми и здравыми с ним вернуться и людей назад всех привести. Тогда и почет, и уважение, и милость государя.
Мамарка
– Ладно одно – то, что князь в Мангазее жену с сыном оставляет, хоть мальца не мотать по тундре, за такими стенами отсидятся, вон облом как выпирает, где ж самоедам лестницы такие подобрать, чтоб на штурм идти.
Ваня
– Итак, кое-как упросили мы Полину. Токмо ведь и осталась из-за того, что за матушкой уход надобен. Ведь совсем она состарилась, впрочем, как и тетушка Рамиля.
Мамарка
– Да, Ваня, как отец Угор ушел в страну духов, и моя матушка шибко сдала, это хорошо, что наши матери вместе держатся.
Ваня
– Нам тоже вкупе держаться надобно, как отцы наши, друг за дружку стоять.
Мамарка
– Подскажи-ка ты, Иван Сотников, воеводе нашему, чтоб распорядился он загодя рукояти у всех греблей по нову стругнуть. Ведьм всю негожую утварь, что в амбарах гнила да пылилась, купцы нам подсунули. Сотрут казаки руки до крови в перший же день. Да смоляных веревок пусть велит поболее в каждый струг положить, конопатить борта в дороге придется. Доски-то, не просушенные толком, рассохнутся, течь дадут струги.
Ваня
– Вчера в приказе допрашивали вогулича, который пытался поджечь амбар с пушной казной. Зачем это ему, а, Мамар? Ты же был при допросе толмачом у воевод, расскажи.
Мамарка
– Пытали его, однако. Шибко пытали. От боли чуть не двинулся он рассудком. Кричал на дыбе, что белая кызымка его послала. На юрт его напали стрельцы, всех побили, даже баб и деток малых не пощадили, а его к белой кызымке привели. Дала ведьма ему пиалу отпить, и опомнился он токмо тогда, когда его у амбара взяли с трутом и огнивом. Даже как на обласке море переплыл, не помнит. Вот так заколдовала его ведьма.
Ваня
– И Полинке привиделась Яга, что от наших стрельцов ушла у Поснокорта, когда ватагу ее споймал князь Алексей. Может, ворожея наша вновь объявилась?
Мамарка
– Большой бунт назревает в тундре, а это в той самой стороне, Ванюша, куды мы путь с тобой держим. У воевод-то власти токмо того, токмо по острожкам, а за китаем ужо своя жизня кипит. А коли самоеды поднимутся супротив воевод, худо и черному люду придется. Окружат острожки, не стрелами, так измором возьмут. Своих припасов-то в крепостях мало, а других не будет. Вспомни Тобольск, как там, в осаде стрельцы с казаками ворон за милую душу уплетали да ремни и уздечки пареные глодали. Так там Кучум был, узбек. А ежели местный люд озлобится? Ни в коем разе такого допустить нельзя. И сдается мне, Ваня, что не стрельцы это были, а лихие люди, так как никаких грамот об усмирении самоеди в приказ не поступало нынешним годом. Да и сам государь указал, чтоб подъясачному люду зла не чинить, а решать их тяжбы и споры с пользой и полюбовно.
Ваня
– Ты пошто солонины на нас не взял?
Мамарка
– Гнилая она, вот и не взял, и Антипу Серьге, и Макару Савватеевичу присоветовал солью и мукой взять пай на стрельцов и казаков.
Ваня
– Знаю. Купцы уж и до Алексея Семеновича приходили, чалились, ублажали его. Возьми солонину, якобы оболгал нас шаман. Тобя в шайтанстве обвиняли. Только вот от ворот поворот получили. Вытолкал их Антип в шею.
Мамарка
– А то, как же им камень за пазухой на меня не держать? Я ведь торговцам убыток принес. Гнилую солонину, что уксусом отмочили и вновь просолили, я понюхал и этот уксус учуял да смекнул. А они в том колдовство и шайтанство узрели.
Действие:
Мамар переворачивает бубен тыльной стороной. Водит пальцем по синим линиям, поясняет другу.
Мамарка
– Вот тут, Ваня, волок песчаный. Там князь со своими людьми встанет. А это река Мутная, она поперек земли идет, от моря до моря. По нему и проходят струги в море Мангазейское. Округ Конца Земли морским путем даже летом не пройдешь, там льды сплошные. Потому государь и указал тут заслону быть. А вот место, где якобы стрельцы юрты разорили. И одна у них дорога теперь к озеру, через которое речка Мутная протекает. Надобно упредить шайку, а самоедь супротив лиходеев поднять. Тогда и воеводе будет легче. Ты бы, Ваня, у воевод вогулича, что в подклети сидит, выпросил. Он все тропки знает. Поручись за него.
Ваня
– А коли сбежит?
Мамарка
– Я его вокруг березы заставлю трижды пройти и трижды клятву дать. Не посмеет он такой обет нарушить.
Ваня
– Кабы все так исполняли обещанное, какая же блажь тогды наступила бы средь людей, обошел березу трижды, и живи честно, не шельмуй.
571. ИНТ. ТОБОЛЬСК. Сторожевая изба при остроге. Клеть.
Никиту вталкивают в подклеть.
Никитий
– Развяжите хоть, ироды. Руки ведь затекли.
Прохор
– Таперь мы тобе не хозяева, доложим, развяжут, коль соизволят прислушаться к нашим словам. Прощевай, язычник.
Никитий
– Тьпу, живоглоты, даже по нужде не дали справиться.
Ваулихан
– Сейчас развяжу я тебя, дядька Никита, обожди, пущай твои стражи уйдут.
Никитий
– А как ты-то в темнице оказался? Ведь знамо мне, что послом ты у хана Есима пребывал.
Ваулихан
(развязывает путы)
– Дозорные навет на нас навели, что в поле нас повстречали. Перстни с рук да серебро с халатов, поснимали, и закрыли в зиндан. Оговорили нас перед воеводой, будто разведчики мы хана Алея. Уже три седмицы тут сидим на воде и мякине.
Никитий
(поглаживает затекшие запястья)
– А с тобой кто.
Гаджи-Ата
– Это я, Гаджи.
Никита
– Гляди-ка, вот ведь оказия какая, однако, в темнице нам встретиться пристало, другого места не нашли, слыхивал, слыхивал я о тебе, дед Гаджи, еще от вещего князя Гостомысла слыхивал. Токмо место для встречи негожее нами ныне выбрано. Да и времени для лобзаний не осталось. Завтра вывезут вас на Иртыш и утопят. Как говорится, и концы в воду. Потерялись в пути послы, да и спросу нет. Я от стражников слышал, но не думал, что про вас они разговор ведут.
Ваулихан
– А какой воеводе прок от гибели нашей?
Никитий
– С мурзой Алеем рассорить хана Есима. Пока ханы грызутся, воеводе покойней как-то. Пустят слух, что в степи пропали, а там Алей хозяйничает, с него и спрос. Вот и прок весь. Не зря Гостомысл велел мне в Тобольск идтить, поспел я вовремя. Давайте-ка мыслить, как нам побег устроить, утром, зрю, поздно будет.
Голос за кадром
Вечером того же дня служивый, стороживший узников, услышал жалобный голос Никития, который сквозь щель в двери просил подойти.
Никитий
– Слышь, человек, купи у нехристя шарик медный на цепке. Поменяешь на что-нибудь. Ему все равно ужо не пригодится. А нам бы хлебушка немножко, авось и сторгуемся.
Действие:
Дьяков служка, отряхивает полы тулупа от ореховой шелухи, открывает засов. Перед ним медленно вращается шарик. Описывая круги, он парализует волю охранника, и тот, шаркнув варежкой по дверному косяку, медленно опускается на пол.
Никитий
– Забирайте вещи и выходите к калитке, там остяк Паршук в нартах спит, я вас догоню.
Никита, обращается к загипнотизированному стражнику, ласково спрашивает
– Как величать тобя, малый?
Стражник
– Семка я.
Никитий
– Любишь ли ты, Семка, на огонь созерцать?
Стражник
– Да. В отрочестве пал в Москве пускал по указу князя Шемяки. Полста домов тогды сгорело, а меня тогды не сыскали, за меня ворожею-княжну Глинскую на костре сожгли.
Никитий
– Вот и ныне, Сема. Я тебя сейчас в подклеть закрою, а ты от лучины сенцо-то и подпали. Вот знатно будет.
Действие:
Никита проводит под руку в дверной проем клети служку, подает в руки мерцающую в горшочке лучинку, и затворяет за ним дверь на засов.
За дверью раздается счастливый смех:
Стражник
– Гори-гори ясно, дабы не погасло…
572. НАТ. ЯМАЛ. Разоренное стойбище. Вдалеке от берега на якоре стоит коч.
Действие:
Казимир оглядывает разоренное его людьми стойбище. Тати, принаряженные в стрелецкие кафтаны, бродят между пострелянных и порубленных тел, снимают со своих жертв ожерелья, золотые обереги и другие украшения. Всюду стоит треск отрываемых от одежды меховых воротников и оторочек.
Один из разбойных людишек Казимира спускается в овражек, нагибается над лежащим ничком телом шамана.
Присев на корточки, разбойник за рукав подтягивает кисть, на безымянном персте которой серебряным отливом мерцает кольцо.
Оглянувшись вокруг и поняв, что за ним никто не наблюдает, он выворачивает руку шамана так, чтобы тесаком перерубить запястье, но неожиданно шаман открывает глаза и вонзает костяной нож в грудь разбойнику.
Шаман
– Се, урус? Колечко моя шибко понравилса? Иди в страну духов, тама много колечка. Тама холосо. А мне твоя кафтана тута нада. –
Шаман переворачивает обвисшее тело, снимает шапку и кафтан с убитого. Одевает на себя.
Шаман
– Мне в самая раза, как по мне сосыта, молодеса стрельца.
Действие:
Шаман, еще раз ехидно улыбнувшись, вырывает жертвенный нож из груди остывающего лиходея, вытирает лезвие о рубаху убитого и, встав спиной к стойбищу, медленно, чтобы не привлекать резкими движениями к себе внимания, подходит к стоящему невдалеке оленю. Садится.
Шаман
– Ну, посол, посол.
Емелька
– Уходит, уходит!
Действие:
Казимир резко привлекает мальчишку к себе и, зажимает ему рот ладонью. Шаман на олене уезжает.
Казимир
– Тише ты. Пущай бежит шаман. Должон же ктой-то ужас навести и самоедь к бунту подбить.
573. НАТ. ТОБОЛЬСК. Берег реки. Светает. В посаде зарождается пламя горящего сруба. Гаджи-Ата появляется из темноты.
Никитий
– Дед Гаджи, ты куды пропал?
Гаджи-Ата
– Свою торбу и клеть с голубями искал в приказе, как я без них?
Никитий
– Себя спасать надобно, а ты о птице печешься!
Гаджи-Ата
– Нельзя. Прилетит птица без весточки к хану, повелитель подумает, что с нами худо случилось. Хан знает, что мы у урусов. Быть беде, если голуби письмо не пришлют. Мир и так хрупок, чтоб его искушать.
Паршук
– Оленей жалко, не успел продать.
Никитий
– Да брось ты сбруи, прыгай в будару, отчаливаем.
Паршук
– Нельзя, Никита, нельзя, по упряжи найдут, чьи олешки. У дьяков ведьм теперича и остяки в служках пребывают. Они и определят, чьи это олени.
Действие:
Между крыш замерцало зарево. Завыли собаки, и заревела подворная скотина. Не успел остяк перекинуть за борт вторую ногу, как Никита налег на весла.
Крики в посаде
– Воды!!! Воды!!! Бадьи подай!!! Пожар!!!
Действие:
Стремительные паводковые воды Иртыша подхватывают бударку и легко несут ее вниз по течению.
Вскоре утренний туман поглощает беглецов, окутав их и схоронив в своей липкой мокрице.
574. НАТ. РЕКА ТАЗ. В малом ушкуе находятся три человека. Ваня, Мамар, и вогулич. Поднят парусок, судно движется по реке.
Мамар, сидит на корме у прави, каждый час наносит зарубки на корме.
Ваня
– Ты пошто борт колупаешь?
Мамарка
– По солнцу и тени зарубки ставлю. Ныне мы по реке на север идем, тут не заплутаем. А вот коли от лодок отстанем или волной разбросает, то надобно нам, Ваня, самим на закат путь держать. Вот и ставлю зарубы, где солнце стоит в полдень, вечером и утром. В Мангазейском море пригодится, там брегов не видать, без зарубок заплутать можно.
Вогулич
– Не заплутаете, я дорогу знаю. По волне и ветру даже в туман выведу кудой надобно.
575. Нат. ЯМАЛ. Разоренное стойбище. Вдали на якоре корабль. Казимир нервно ходит по берегу.
Голос за кадром
Казимир, нервно теребя пояс, прохаживался вдоль берега. Он искал выход из сложившейся ситуации. Мартын, который на своем ушкуе доставил его к берегам Конца Земли, отказался принять на борт разбойников.
Поздно разгадал шляхтич задумку архангельского дьяка, догадавшись о каверзе лишь сойдя на берег Ямала. Смекнул, что и Мартын объявился в друзьях у него неспроста, и людишек шальных при осмотре и отправке ушкуя никто не снял с судна, хотя многие за розыском числились. Всех татей, шальных да бродяжных, сплавили из Холмогорского острожка хитрые воеводы. Летом ведь каждый лишний рот в обузу. А тут, удача какая, сразу от двух десятка лиходеев избавиться, отправив их на верную смерть. Ведь летом, в болотной тундре, одна и есть им погибель. Ежели друг друга не пожрут, то самоедь добьет. Вот такой и был хитрый расчет дьяка.
Только не разгадал его вовремя Казимир. И теперь нервно ходил он туда-сюда вдоль берега, гадая, как бы выкрутиться из создавшегося положения.
Мартын согласился взять только боярыню с сыном, и то предупредил, что будет пребывать она в тесном содержании весь обратный путь, и сдаст он ее в приказ для ведения дознания.
Действие:
Шляхтич присаживается на нарты, заваленные теперь уже никчемным добром.
Голос за кадром
Паруса уходящего на восток ушкуя таят в морской дымке, как таял и призрачный замок Шимчинских под Вильно, молодая невеста и злотые, заработанные многолетним трудом у короля Сигизмунда.
Казимир
– Пся крев! Никишка, подь сюда, побалакать нужно.
Разбойник
– Говори, Козьма, что делать нам теперича?
Действие:
Подходят остальные разбойники. Казимир сталкивает ногой часть добычи и заскакивает на нарты.
Казимир
(Оглядев своих подопечных, опершись на трость двумя руками, властно произносит)
– Надобно нам, друже, по речке Мутной на восход идтить. По ту сторону мерзлой земли есть море Мангазейское, в него Обь впадает. Как выйдем, надобно супротив течения подниматься к Тобольску. Это единственный путь, чтоб выжить. На стойбище я насчитал семь обласков, на них по трое, и будем подниматься к озерам и волоку. Или кто другой путь ведает?
Разбойник
– Там же острожек и стрельцы?
Казимир
– Нет там стрельцов. А вот пока тут лясы точим, точно подойдут из Мангазеи. Поспешать нам надобно. Князь Кольцов, что назначен стеречь проход, хоть и молод, но дюже смекалист. Да и в помощниках у него люди битые, не лыком шиты. Порешат всех, ежели поперед нас на волок прибудут. А мимо них никак не пройти, топи да болота кругом.
Разбойник
– Бывал я на волоке и на заставе той. Вал там невысокий, но плети из прутьев глиной набиты, их и ядром не пробить. Куды нам с сабельками да пищалями? Коль на приступ идти, побьют всех из-за вала.
Действие:
Разбойник оборачивается к братии.
Разбойник
– Дохлый это помысел, надобно берегом на юг уходить и через Собскую заставу на Дон пробираться. Кто со мной? Отходь в сторону!
Действие:
Несколько человек отходит в сторону. Старший разбойник поворачивается к Казимиру.
Разбойник
– Ты уж не суди, Козьма. Крест тобе не целовали. Потому и вольны мы сами за себя решать.
Казимир
– Берите оленей – и в добрый путь, неволить не буду. Да и нам в обласках попросторнее будет. Верно глаголю, други?
Никишка
– И то верно. Лишний рот – пузу обуза! А добычу как делить будем?
Действие:
Лиходеи разом замолкают. Многие непроизвольно положили свои руки на рукоятки сабель и тесаков.
576. НАТ. МОРЕ МАНГАЗЕЙСКОЕ. Ушкуй идет под парусом. В ушкуе Иван, Мамар и вогулич
Голос за кадром
Молодой шаман оказался прав. Не обращая внимания на усмешки друга, он все-таки нанес зарубки на борту.
Ведь только струги вышли на открытое пространство, их сразу же встретил колючий северный ветер. Туман, клочьями повисший над водой, временами сводил видимость к нулю. И чтоб не столкнуться, кормчие отвели свои корабли на безопасные расстояния друг от друга. Вскоре путники потеряли из виду флот князя. Скрылся за спиной из виду и восточный берег.
Но Мамар, не обращая внимания на замешательство своих попутчиков, уверенно пользуясь самодельными солнечными часами, повел челнок к еще невидимому западному берегу.
Мамарка
(поет под свист ветра)
– Лодка мой, парус мой, я плыву себе водой
Ваня
(Обращается к вогуличу)
– Тобя как звать-величать?
Вогулич
– Тухта меня кличут. Так и зови, боялин.
Ваня
– Какой же я тобе боярин? Вольный человек я естьм. Иваном меня люди добрые величают, так и ты зови.
Вогулич
– Как не боялина? Сестра боялышня, шурин князь, а ты вольная человека? Так не бывает. Знамо, и ты боялин-князь.
Мамарка
(кричит с кормы)
– Вот те на! Ужо и князем стал! На том берегу государем уж будешь!
Тухта
(обернулся к шаману и, перестав улыбаться)
– Народ злой, очень злой. Селькуп злой, вогул злой, ненец злой, туго князю Алексею и его людям пристанет. Идти по стойбищам надобно нам, говорить, что народец били не государевы люди, а тати ряженые.
Ваня
– Вот для энтого тобя из пыточной избы и взяли, сметливый ты наш.
Действие:
В борт ударила набежавшая волна, окатив путников бисером брызг.
Мамар
– Сейчас на гребень выйду, и по нему, как по тропке, пойдем
Действие:
Мамар фыркает, утирается от брызг, и, навалившись на потесь, действительно ловит гребень волны.
Ветерок еще пуще наполняет парус, и легким ходом, скрипя и кренясь в разные стороны, челнок устремляется к невидимому в тумане западному берегу Мангазейского моря.
577. Инт. КАРСКОЕ МОРЕ. По морю идет под всеми парусами коч. Каюта. В ней Яна и Емелька. Мартын спускается в трюм коча и, открыв запор, протиснулся в низкую дверцу продуктового помещения, где находися Яна с сыном.
Мартын
– Ну, что? Как устроилась?
Яна
– С Божьей помощью.
Мартын
– Тебе велено передать, чтоб, когды на берег сойдем, в приказе не появлялась. Забирай дите и пожитки да поезжай с миром на посад, в избу, где и проживала. А за то, что помогла всех лиходеев из Холмогор сплавить, особая тебе благодарность от поморов. Сгинут оне теперича в тундре, без бузы и отпевания. Мы ведь их долгие годы выслеживали, а они, глядь, сами по трапу, как крысы на приманку, в западню заскочили.
Яна
– Тебе-то, Мартын, какой прок от содеянного? Ладно дьяку, у него служба такая, а твоя гребта в чем?
Мартын
– Хочешь верь, хош нет. Пригрезился мне старец дивный. Это сталось ровно в ночь на Ивана Молчальника, когда он явился. Кругом буря воет, света не видать, а он в дверь вошел в белой льняной рубахе до пола и, не обогревшись у печи, подошел к лавке, где спал я. «Здрав будь, Мартынушка. Помнишь ли меня?» – «Помню, отче, – молвил я во сне, – ты меня из урмана вывел, когда я отроком в лесу заплутал и чуть с голоду не помер».
Голос за кадром
Мартын взглянул на Яну, боясь увидать искорку усмешки. Но женщина, вместо привычной иронии, прикрыв уста ладошкой, испуганно прошептала:
Яна
– А дальше-то что? Сказывай, Мартын! Не уж и про меня с сыном толк был со старцем?
Мартын
– Велел старец беречь отрока твого, как зеницу ока. А татей и голодранцев вместе с Козьмой на земле студеной оставить.
Действие:
Мартын уставился в пол. Слышно, как шумит вода за бортом, скрипит мачта, хлопает наверху парус.
Яна молчит, ждет, когда лопарь продолжит свой рассказ.
Мартын встает и, протиснувшись в двери, не оборачиваясь, громко предлагает:
Мартын
– Коле со мной жить будешь, дьяк не тронет. Отмолил я тебя у него. Так что думай: или на дыбу, иль под венец.
Яна
– Не велик выбор
Действие:
Ворожея ехидно усмехается, дверь за Мартыном закрывается. Яна трепет по космам сына, и прижавшись щекой к его вихрастой голове, спрашивает:
Яна
– А ты что скажешь, сын боярский?
Емелька
– Сама ведаешь, как быть, но ежели бить Мартын тебя будет, я его зарежу.
Яна
– Защита ты моя, Лютеранской он веры, оне баб не колотят.
578. Нат. МОРЕ МАНГАЗЕЙСКОЕ
Голос за кадром
К вечеру ветерок не на шутку разыгрался. Боковая волна била в борт хлипкого суденышка, обдавая людей бисером холодных брызг. Тухта, не останавливаясь, черпал из-под ног ковшом воду.
Тухта
– Борей, Борей, дуй послабей
Ваня
– Теперь и задница мокрая стала. Лавка-то морящая!
Мамарка
– Я давно до нитки промок, терпи, Ванюшка, скоро уж берег виден будет, а там в какой омут мож завернем, укроемся, переждем бурю. Берега, сказывает Тукта, там низкие, как на наших сорах.
Тухта
– Да, да, низкие берега, мох да грязь болотная. Но есть и камень, смотря куды вынесет.
Ваня
– Ты давай-ка черпай воду шибче, а то, не ровен час, затопит челн, и берега не дождемся!
Тухта
– Черпаю, князь, черпаю.
Мамарка
(показывает на летающих чаек)
– Вижу чаевник, знамо ужо берег близко.
579. МЕРЗЛАЯ ЗЕМЛЯ. Сборище разбойников. Казимир пытается навести порядок и погасить бузу.
Действие:
Бугай хватается за рукоять сабли. Казимир молниеносно выхватывает из трости клинок и, приставляет к горлу упыря.
Казимир
– Пшел вон, пся крев. Забирайте оленей, пушну и уходите берегом. Кто какую добычу взял, с тем и остается.
Разбойник
– Ладно, еще свидимся.
Казимир
– Не советую более меня встречать на пути.
Действие:
Казимир вкладывает в трость клинок, усмехается.
Разбойный люд, ловит оленей и навьючив на них добро, группа разбойников выдвигается вдоль берега. А Козьма с Никишкой и оставшимися людьми принимается сбираться в поход рекой.
Казимир достает свою коробочку из красного дерева, с которым никогда не расставался, нажимает кнопочку, крышка откидывается. Раздается восточная мелодия: «Динь, динь, дон…»
Оглянувшись по сторонам, он отодвигает пальцем крышечку потайного места, где должны лежать несколько шариков каменной смолы, и вдруг зеленеет от бессильной злобы.
Казимир
– Паскудна дзевка, ведьзма!
Голос за кадром
Тайник был пуст. Каменная смола похищена.
Дзинь, дзинь, дон, чвяк… – брякает коробочка, вдавленная ногой в мох.
580. НАТ. ИРТЫШ-РЕКА. На берегу еле тлеет костер.
Голос за кадром
Костер давно прогорел, и только угли при дуновении легкого ветерка иногда еще шаяли, мерцая бардово-алым свечением, переливаясь рубинами в предрассветном тумане.
Паршук, закутавшись в шкуры, мирно посапывал. Ваулихан, как и положено знатному человеку, спал на тюфяках, укрывшись верблюжьим одеялом.
Никитий с Гаджи-Атой, охраняя сон своих товарищей, тихо, вполголоса, мирно вели беседу.
Никитий
– Вот, ты, Гаджи, давеча про пчел сказывал, о жизни их благоразумной. А ведь я про них еще от старцев на Жаман Тау слыхивал. Но по неискушенности своей не придал тому разговору должного значения.
Гаджи-Ата
– Время твоим познаниям тогда не приспело, сынок. Каждому плоду свой срок. У всех, избранных для долгожительства, задача не в создании парадиза в нашем подлунном мире, а в недопущении на земле тартара. И не наша вовсе гребта, Никитушко, о том, когды и какой господарь на престол взойдет. Добрый он будет народу али злой. Народ и времечко сами в этом разберутся.
Действие:
Индус поднимает веточку тальника, ломает пополам и, положив один из обломышей поперек указательного пальца, поясняет.
Гаджи-Ата
– Вишь, лежит и не падает. Потому как равновесие я сотворил. А подвинь в одну или в другую сторону – враз и перевесит один из концов.
Действие:
Гаджи-Ата легонько двигает палочку пальцем, и она, задрав один кончик кверху, соскальзывает, упав ему под ноги.
Гаджи-Ата
– Вот это равновесие и бдим мы. Дабы доброе начало никогда не перевесило злое. Свет и тьма равными пребывали. Ведь перекрой запрудой ручей, и станется худо с обеих сторон, потому как внизу засуха наступит, вверху потоп зачнется. В сем деле кажная мелочь важна. Допустим, даже этакая с виду безделица, как то, что женское начало не должно преобладать над мужским, а мужье над женским.
Никита
(почесав затылок, усмехается над доводами старика)
– Это чтоб бабы верх над мужами не взяли? И всего-то?
Гаджи-Ата
– И всего-то? Так ты же сам давеча пчел поминал! Вот оно и есть преобладание. Царица – глава роя, рядом девки палатные, няньки, что вскармливают и ухаживают за потомством. Тут же евнухи бесплодные, охраняющие девок и саму царицу, а при входе воины, стерегущие их бабий закуток. А покорные рабочие пчелы – это рабы. Всё как у вдовой боярыни. Зажужжи не так – сразу крылышки-то и отгрызут. Царица на правах матери выстроила свое царство согласно женскому началу, покорив мужское. И любая женщина, сама того не сознавая, придя к власти, будет стремиться к сему идеалу. Человек – он свободен, он не должен быть рабом. Он сын Богов, а не раб Божий. Служил я при царицах Клеопатре и Эвридике Македонской, при Забибе Кедарской и Веронике Мудрой, при Ханум Бухарской да при Дидде. Много их повидал. Когда они при власти, то это еще сносно, но коль за спиной своего мужа-подкаблучника править будут да советовать, то рухнет даже самая могучая держава. Ибо нарушено будет равновесие, между женским и мужним началом.
К костру подходит Паршук.
Паршук
– Баба – это зло, однако. От нее все напасти. Толку мало, а снедает много. Вот возьми волков – встретят человека на пути и, коли не голодны, то пройдет вся стая мимо, как мимо пня. Ну, а коли волчица мать рыкнет в твою сторону, разорвут тогды волки, чтоб бабе угодить да себя показать. Так и выходит, что не вожак стаей правит, а его волчица. И ради похоти да угоды бабе много зла мужи сотворить могут.
Действие:
Паршук оглядывает сидящих у догоревшего костра людей и с улыбкой произносит.
Паршук
– Если бы Айша не заставила меня идти в Тобольск, то лежал бы я теперича в чуме и горя не знал. Баба, однако, виновата.
Все дружно смеются, разбудив Ваулихана.
581. ИНТ. МОСКВА. Царские палаты. В светлице государь. Входит боярин Салтыков.
Салтыков
– Государь, посланец твой, Хохлов Иван Данилович, добрую весточку с казанским обозом из Бухары прислал, пишет, что дошел он с великими притеснениями от туркмен и хивийцев. Много людей и лошадей погубил в бурях да в пустынных землях. Сам же Имамкули-хан поклон передает, пишет в грамоте, что дарит тебе, русскому князю, не злато и серебро, а плененного им посла Речи Посполитой Янука, что по важности и сану может стать разменной деньгой при выкупе отца твоего Федора. Замечен был Янук в кознях лазутчицких супротив хана. Казнить его сбирался. Но Иван Данилович, видя пользу государю, похлопотал за него у хана.
Государь Михаил Федорович
– Разумен Хохлов, разумен, вовремя сие известие. Король-то польский все тянет с отпуском из плена батюшки. То-то толчок ему будет. А где ныне пан Янук?
Салтыков
– А где ж ему быть-то? В приказе посольском он, в подклети. В его же пользу ныне темница: не ровен час, прибьют его ненароком наши бояре за смутные лета. Вот и взял его за сторожи. Ведает он шибко много тайн, может, повелишь его в пыточную избу доставить?
Государь
– Попытай, попытай его, токмо не калеча. Выведай, с каким наказом от Сигизмунда к Имамкули-хану ходил. Кто из бояр был причастен к заговору об убийстве моем в деревне Домнино, кто тайно сношался с королем и королевичем. Посули ему обмен, коли по добру все поведает. Да пусть весточку своей рукой напишет Сигизмунду. Что так, мол, и так, готов государь обменять его на отца своего.
582. ИНТ. Москва. Посольский приказ. Пыточная изба.
Голос за кадром.
Доставленный в пыточную избу Янук не стал запираться. Попросив боярина, чтоб он услал за дверь двух мастеров заплечных дел, поляк выдал и пана Казимира, и взгляды Польши на московский престол. Рассказал о видах англичан и датчан на поиск пути в Индию и Китай по рекам Сибири в обход туркменских пустынь. Поведал и про связного купца Никишку в далеких Холмогорах. Не забыл упомянуть и о Севастьяне Тобольском, получающем жалование из Польской казны.
Действие:
Боярин Салтыков, сидит на лавке в душной избе, ожидает пока подьячий тайного приказа старательно запишет показания шляхтича. И как только писец заканчивает свое дело, он нетерпеливо поднимается с лавки, отряхивает полы своей собольей шубы, подходит к висящему на дыбе Януку, берет его за трясущийся подбородок, спрашивает.
Салтыков
– Все ли ты поведал, мил человек? Не утаил ли чего? Коли на углях постоишь, мож еще вспомянешь чего?
Янук
– Не треба углей, пан. Последнее, что и хотел утаить, поведаю, еще дзевка есть, при Севастьяне она в Тобольске. Но имя ее не ведаю. Ворожея она, лапланка-повитуха.
Салтыков
– Напишешь своей рукой эпистолу о том, дескать, выкуплен ты самодержцем всея Руси у хана Имамкули, но чтой-то медлит государь с выпуском твоим, не спит, не ест, все о батюшке своем печется, ужо восемнадцать годков, как его родитель в польском полоне томится. А также припишешь, мол, убивается наш молодой государь и по Михаилу Борисовичу Шеину, кой девять лет за сторожами ясновельможными. Пиши, как хошь, хоть слезьми, хоть кровушкой, но внять должон Сигизмунд о том, што ежели на Семенов день ответ не поступит, многое ты тогда под пытками выдашь. Пущай король твои земли в задушье отдает. Потому как тобе они более не пригодятся. А свиток с твоими признаниями пущай пока схоронит у собя боярин Морозов Борис Иванович, с ним и будешь сношаться, коль в Речь Посполитую живым вернешься. Нет? Тогда пану Сапеге твои признания на стол лягут.
Янук
– Я внял, боярин, распорядился бы ты колоды с ног снять, уж больно докучают они мне.
Салтыков
– Колоды снимут и в баньку сводят. Определят пока при дворе Морозова. Под присмотром ведьм и тобе безопасней, и нам покойней. Ты мне вот што напоследок поведай. Дюже интересно мне, сколь же лет вашему пану Казимиру? Помнится, как был он сухостойным жилистым старцем в мою юность, таким и остался. Никакая чума его не берет. Странно это.
Янук
– Сказывают, он душу дьяволу заложил. Про него токмо шепотом и молвят все, дабы нечистая не услыхала. В костел не ходит, ликов святых в дому не держит. Я сам был мальцом еще, а он уже при дворе дядькой королевича Владислава состоял. Так мне-то уж семьдесят три годочка пошло, а сколь ему, не ведаю, боярин. Бесноватое это. Многие паны, кто супротив Казимира шел, ежели не на дуэли с ним, так ненароком гибли. Его сам Его Величество остерегается, к себе не допускает, только через пана Сапегу наказы передает и якшается. Причастен он ко многим заговорам и смутам. К душегубству казаками Ляпунова прямое участие имеет.
Салтыков
– Ведаю про это, потому и спросил. Сейчас тебя с дыбы-то снимут, а ты, что на ней висел, никому не сказывай. И не хмурься, ако баран на празднике. Государя нашего, Михаила Федоровича, благодарствуй. Кабы не он, то быть бы тебе переломанному ныне.
Действие:
Боярин смахивает пот, нахлобучивает бобровую шапку, кивает головой вошедшему мастеру заплечных дел.
– Сыми со столба, пришлю стрельцов за ним к вечерне. Пожалуй, пойду, упрел я в вашей преисподней.
Янук
– Благодарствую, пан. Век помнить тя буду. Рассчитаюсь я за добродетель.
Салтыков
(Выходит)
– Ага, углями на том свете.
583. НАТ. КРАЙ ЗЕМЛИ. Стойбище самоедов. Шаман, который убежал от лиходеев Казимира, подъезжает на олене. Сходятся самоеды.
Шаман
– Белые люди идут берегом студеного моря к реке Собь-еха. Их мало. Когда диск солнца коснется воды, они встанут на ночлег. Мать, белая ночь, нашлет туман. Вы нападете на них и отдадите в жертву белому медведю – брату белой ночи. Только их зловонная кровь, пролившаяся на ягель, успокоит духов. Их оленей пригоните сюда, я сниму с них порчу духом огня и раздам самым храбрым воинам. Пушну и облачение чужих людей заберете себе. Отныне чужой человек, вступивший на землю предков, наш враг. И кто бы ни ступил на Ямал, будет убит, как росомаха, залезшая в лабаз. Охотник Елей поведет вас. Кто его ослушается, того покарают духи.
Толпа самоедов
– Эсс! Эсс! Смерть чужим людям!
584. НАТ. КРАЙ ЗЕМЛИ. Уставшие разбойники, которые бросили Казимира, устраиваются на ночлег на берегу.
Голос за кадром
К вечеру, выбившись из сил и измотав оленей, разбойники, покинувшие ватагу Казимира, устроились на отдых у ручья, впадающего в студеное море.
Разбойник
– Стеречь будем по очереди. Я вне счёту, мне дорогу угадывать завтра. Сами разберитесь, кому бдеть, кому почивать. Оленей не распрягать, разбегутся, не поймаем.
Голос за кадром
К утру с моря нашел липкий туман. Будто и вправду, поминая убиенных, прислала Мать Белая Ночь густую мокрицу.
Олени в упряжках мирно пощипывали ягель, фыркая и изредка переходя на новое место, перетаскивали за собой нарты со спящими в них лихими людьми.
В тот сладкий утренний час, когда веки самопроизвольно слипаются и сон обуяет каждого, дежурить досталось самому молодому лиходею Матюхе.
Остальные упыри, на правах старших завернувшись в шкуры, беспечно отдавшись в мягкие лапы предрассветных забвений, спали непробудным сном.
Действие:
Молодой разбойник Матюха съежившись сидит у еле мерцающего костра. В дымке тумана на нартах, и просто на земле спят остальные лиходеи. Фыркают не распряжённые олени. Изредка в поисках корма, перетаскивая нарты.
Из тумана появляется рука сына тундры. Которая одним ударом попадает в висок сидевшему спиной к своей смерти разбойнику. Не издав и стона, молодой лиходей заваливается на левую руку охотника. Елей аккуратно опускает бестрепетное тело на мох, наносит две полосы в виде чума лезвием костяного ножа на лбу и шепчет заговор от мести убитого врага:
Елей
– Это твой чум, не ходи в мое жилище, не приходи ко мне ни при луне, ни при солнце.
Действие:
Из пелены тумана появляются остальные самоеды. В руках дротики и копья. Идут, пригибаясь к оленьим упряжкам. Расходятся группами к упряжкам и спящим на нартах убийцам.
– Эсс! Эсс!
Раздается в тумане, и разбойники трепещутся в руках нападавших.
Через несколько мгновений связанные кожаными ремнями по ногам и рукам разбойники уже лежат у ног самоедов. Охотник Елей пинает каждого тисом в бок, убеждается в прочности пут.
Снимает кожаную торбу, перекинутую через спину оленя, развязывает ее. Зачерпнув пригоршней тюленьего тука, самоед густо, не жалея жира, измазывает толстым слоем лицо и шею первому лиходею.
Самоеды, выстроившись полукругом, стоят, приплясывают и потрясывают копьями,
Елей, трудится медленно и степенно, проделывает то же самое действие с остальными.
Закончив работу, он завязывает кожаный мешок и перекидывает его через спину оленя. Хладнокровно вытирает руки о шубу связанного разбойника. И, довольный результатами содеянного, Елей щелкает языком, подмигивает ничего не понимающему упырю:
Елей
– Карасо и латна вышла, однака. Совсем как вкусная тюленя получилася. Белая медведиса очень довольная будет, однако. Я ее сейчас позову.
Действие:
Елей достает пустотелые витые морские раковины, раздает их своим соратникам. И все племя, присев на корточки, принимается дуть в раковины, издавая хрип и гомон моржового стада.
Так продолжается до полудня, пока где-то вдалеке не раздается рык белого медведя.
Самоеды, отдают в наступившей зловещей тишине Елею раковины-дудки и, караванным способом связав маутами оленей, сев кто верхом, а кто и шагая рядом с нартами, безучастно к связанным и лежащим на земле обреченным, уходят вглубь мерзлой земли.
Не успевает караван скрыться из виду, как в рваных облаках рассеивающегося тумана появляется силуэт белой медведицы с двумя добрыми, милыми медвежатами, которые, жадно вдыхая прибрежный воздух, уже почуяли едва уловимый запах тюленьего жира.
Медведица ходит среди связанных разбойников, обнюхивает их. И вдруг встречается с испуганным взглядом старшего упыря. Она прыгает на него и начинает рвать живую плоть.
Матюха открывает глаза и превозмогая дикую боль, приподнимается на корточки.
Голос за кадром
Страшная картина предстала перед его глазами. На земле под лапами медведицы корчилось, истошно вопя, тело человека. Остальных полумертвых рвали голодные медвежата, урча и огрызаясь на чаек, уже слетевшихся к месту пира. На некотором расстоянии сидел еще один медведь – это был самец, он ждал, когда медведица с медвежатами уйдет, оставив ему долю своей добычи.
Содрогаясь от ужаса, молодой лиходей задом, не отрывая взгляда от пиршества, пополз прочь, благо что ветер был в его сторону, и случай давал ему шанс умереть другой, голодной, но более счастливой смертью в тундре.
585. НАТ. Берег западного побережья Ямала. Приставшие к берегу кочи. Отряд воеводы Кольцова высаживается на берег. Располагается на отдых. Разводят костры, переодеваются в сухую одежду.
Младший воевода Кольцов Алексей, переодевается в сухое одеяние, открывает мешочек-оберег и достает оттуда сережки. Разместив их на ладони, томно улыбнувшись, вспоминает прощальные наставления Полины:
Голос Полины
– Серьги эти береги, ибо принадлежали украшения царице Сузгун. Будут оберегать они тобя от глаз лукавых да козней лиходейских. Сон мне придорожный привиделся вещий. Не снимай оберег, Алешенька, а надобно станет – так и отдай не жалея, так как воротятся они ко мне из любой дали. Коробочку костяную я себе оставила. Сердцем чую, пригодятся сережки тобе на краю земли.
Действия:
Князь складывает дар жены в мешочек, завязывает его и, перекинув шнурок через голову, надевает на шею.
Вокруг копошатся, отжимая мокрую одежду, стрельцы и казаки, развешивая ее на ветках мелкорослого кустарника.
Макар Савватеевич
– До ниточки, до портков промок, аж в куженьку водица попала, чистое белье по кайме промокло. Токмо Антипу на уме одно зубоскальство, никакая холера его не берет. Чешет метлой паскудные байки про попов да балует свой десяток.
Алексей
– Ничего. Ничего. У него люди стойкие, крепкие. Таким и послабить можно. На шею не сядут. Этот десяток я за сотню, а то и две не променяю. Рубаки лихие, не чета тем хлюпикам, коих в Мангазее нам приписали.
Антип
(сидит у костра, рассказывает очередную байку)
– Батюшка, пост начался… Так как теперь с жинкой – можно ли? - Можно, сын мой, коли нежирная, как моя….
Действие:
Дружный смех стрельцов и казаков прокатывается по берегу.
Сотник, Макар Савватеевич, усилием погасив улыбку, грозно кричит Антипу.
– Антип, углей для костра принеси, о воеводе думать надобно, совсем князь промок, а тобе токмо бы зубы скалить.
Антип
– Это мы мигом, Макар Савватеевич, у нас огонь-то уж бороды палит, а вы все без огня, вот оплошал-то.
Действие:
Антип ловко выхватил из костра уголек и, перебрасывая его из ладошки в ладошку, подбегает к сидевшим в стороне Алексею и сотнику.
Антип
(кивает в сторону стрельцов, сидевших отдельно от остальных),
- Не зубоскалю я вовсе Макар Савватеевич, сплотить я народец хочу. Совсем нам в поход забитых воев дали в Мангазее. Муштрой да зуботычинами безмозглых баранов из них воеводы сделали. Нам, коли бой вести, такие затурканные – только обуза. Вот и веселю я их, чтоб страх вышел из них, как дух татарина на Угре. Совсем стрельцов ныне прижали к ногтю. Где ж это видано, чтоб раньше жинка стрельца управляться ходила к бабе сотника, ровно холопка какая? А стрельцы по очереди навоз из овина десятника вычищали.
Алексей
– Ты мне бузу не разводи, Антип, а то быстро из десятника в скотники угодишь по возвращению. Я ведь по возвращению в Тобольск в сотники тобя предложу, да и Макар Савватеевич этого желает.
Антип
– К тобе, Алексей Семеныч, хоть истопником в преисподнюю, но токмо в наш, в русский ад. Ведьм в нем одна забава. То черти пьяные, то дрова сырые.
Антип,
(раздул наконец-то огонь в сложенном хворосте)
– Ну всё, готово, бояре, сейчас мои робяты вам еще хвороста принесут для пала, обсыхайте. А я караул выставлю. Береженого Бог бережет. А за надёжу, что в сотники выйду, благодарствую. Не подведу. Но токмо я отставку опосля похода буду просить.
Действие:
Воевода с грустью глядит в сторону востока, где на горизонте еще мелькают паруса уходящих кочей.
Голос за кадром
Старший кормчий умело в тумане вывел свой флот к устью реки Сеяха. На прощание, нарисовав палочкой на песке три разных по величине кружка, он пояснил:
– До озера Ямбу-то вдоль речки, а далее по правую руку бережком до волока песчаного к озеру Ней-то. Там свой Китай-город и найдете. По колеям да гатям пойдете, не заблудитесь. Но пищали держите наготове, ибо зверь лютый тут обитает, медведь белый, да и самоеды могут напасть, особливо на тех, кои от обоза отстанут.
Продолжение:http://proza.ru/2022/01/18/354