По мнению историков правление Екатерины II — это расцвет фаворитизма. Пожалуй, что такого не было в истории России со времени царствования Петра 1, который часто вел себя как необузданный жеребец. Однако в своих мужчинах шальная властительница хотела видеть не только любовников, но и помощников в ее честолюбивых планах.
Будущая императрица писала в своем дневнике, что чувственность проснулась в ней очень рано, уже в тринадцать лет. Время от времени, особенно по ночам, ее охватывали приступы непонятного возбуждения. Тогда она садится верхом на подушку и, по собственному признанию «скачет галопом» в кровати «до полного изнеможения». Эти ночные скачки снимали возбуждение и успокаивали нервы. Что было причиной такого состояния, она тогда еще не догадывалась.
Но со временем она разобралась, что к чему. Первым ее любовником стал придворный ее мужа красавец Сергей Салтыков. "Был он прекрасен как заря и равного ему не было при дворе императрицы"- вспоминала Екатерина. Но не только дела любовные связывали их, Салтыков, по просьбе Екатерины, помогал ей в закулисных переговорах с английским двором, осуществляемых через канцлера Бестужева. Позже в Швеции Салтыков распускал ужасные слухи про распутство русской цесаревны и уверял, что она сама вешалась ему на шею, назначала свидания, а он, мол, обманывал и не приходил, чем заставлял Екатерину несказанно страдать.
Его сменил на этом посту Станислав Понятовский, которого представил ей английский посол. Екатерина в молодости обладала привлекательной внешностью, и на Понятовского она произвела самое благоприятное впечатление: «Тёмные волосы, атласная кожа, голубые глаза с длинными ресницами, точеные руки и плечи, легкая, но благородная походка, очень приятный тембр голоса, игривый смех». Позднее Станислав Понятовский был щедро вознагражден ею, как и все ее любовники, и через 10 лет она сделала его королем Польши.
Но вот отзыв известного дамского угодника француза Фавье о внешности Екатерины был не столь благожелательным: «Никак нельзя сказать, что красота ее ослепительна: довольно длинная, тонкая, но не гибкая талия, осанка благородная, но поступь жеманная, не грациозная; грудь узкая, лицо длинное, особенно подбородок; постоянная улыбка на устах, но рот плоский, вдавленный; нос несколько сгорбленный; небольшие глаза, но взгляд живой, приятный; на лице видны следы оспы. Она скорее красива, чем дурна, но увлечься ею нельзя».
С Григорием Орловым Екатерина сблизилась, когда ей исполнилось 30 лет, а ему- 25. Когда Екатерина забеременела от Григория Орлова, это уже нельзя было объяснить случайным зачатием от мужа, так как общение супругов прекратилось к тому времени совершенно. Беременность свою Екатерина скрывала, а когда пришло время рожать, её преданный камердинер Василий Григорьевич Шкурин поджёг свой дом. Пётр с двором ушел из дворца посмотреть на пожар; в это время Екатерина благополучно родила. Так появился на свет Алексей Бобринский, которому великодушный сын Екатерины Павел I впоследствии присвоил графский титул.
Как известно в 1762 году Екатерина 11 добилась своего и с помощью Григория Орлова и его братьев свергла мужа и взошла на русский престол. Однако через 10 лет, когда Орлов уехал на мирный конгресс с турками, его покои во дворце занял Алексей Васильчиков. Красота и грациозность юного поручика конной гвардии пленили Екатерину. Но Васильчиков чувствовал себя использованным и униженным и позже писал: "Я всего лишь был продажной девкой, так ко мне и относились". Екатерина со своей стороны писала, что у него голова была «набита соломой». Через полтора года они разошлись.
При дворе шептались, что Екатерина может заснуть только в объятиях мужчины. И действительно, в краткие периоды «бесфаворитья» Екатерина становилась придирчива, кричала на слуг и принимала опрометчивые решения. Так что интересы государства требовали присутствия рядом с ней проверенного «случая». Отбором таковых занималась ее верная камеристка Марья Саввишна Перекусихина, доносившая госпоже обо всех молодых, красивых и высоких (не ниже метра восьмидесяти) мужчинах, появлявшихся в столичном свете. Сама же императрица была маленького роста- 157 см и к 40 годам располнела, но, по-видимому, все еще оставалась привлекательной для мужчин. Хотя немалую долю этой привлекательности несомненно обеспечивала магия власти и денег. Помогали в выборе фаворитов и ее фрейлины, пробовавшие будущих фаворитов "в деле". Придворные врачи Екатерины, в своих дневниках намекают, что царица якобы страдала нимфоманией или "бешенством матки". Как бы то ни было, известно, что первая мадам страны не пренебрегала случайными связями даже с простолюдинами. «Беда в том, что я и дня не могу быть нелюбимой», — оправдывалась она в своих воспоминаниях.
***
Отношения между Григорием Александровичем Потемкиным и императрицей, по воспоминаниям очевидцев, начались в 1774 году, когда Потемкину было 34 года. Императрица была старше его на 10 лет. Тогда Екатерина обошлась без помощи Перекусихиной и сама пригласила героя русско-турецкой войны Потемкина во дворец. На Екатерину произвел впечатление внешний вид гостя - его громадный рост, грива нечесаных каштановых волос, чувственные губы и безупречно белые зубы — большая редкость по тем временам. Правый глаз был серо-зеленым, левый, незрячий, постоянно прищурен, что придавало лицу горделивое выражение. Глаз он потерял в молодости, по причине неудачного лечения примочками некоего глазного заболевания.
Екатерине он понравился, и уже в ближайшее время всезнающие европейские дипломаты отправили в свои столицы донесения о том, что у Екатерины появился новый фаворит или «случай».
Английский посол Гуннинг сообщал: «Его фигура огромна и непропорциональна, а внешность отнюдь не притягательна. При этом он прекрасно знает людей и более проницателен, чем его соотечественники». Немец Сольмс сплетничал: «Генерал Потемкин почти не покидает покоев государыни… При его молодости и уме ему будет легко занять в сердце императрицы место Орлова, которого не умел удержать Васильчиков».
После ночи любви Екатерина произвела Потемкина в генерал-лейтенанты, подарила ему великолепный дворец и миллион рублей на его обустройство. Вот так за одну ночь делались постельные карьеры при Екатерине.
Для придворных высокое положение Потемкина было еще нагляднее: он переехал в Зимний дворец, в покои, соединенные винтовой лестницей с будуаром Екатерины. Такие же покои фаворит получил в Большом Царскосельском дворце, но там его путь в спальню царицы пролегал по длинному холодному коридору, и она тревожилась: "Вперед по лестнице босиком не бегай, а если захочешь от насморка скорее отделаться, понюхай табак крошичко». Надо сказать, что Екатерина писала по-русски с ужасными ошибками и умудрялась в слове из 3 букв сделать 4 ошибки: вместо "еще" она писала "исчо".
Иногда пеняла Екатерина ему на то, что он разбрасывал в ее комнатах свои вещи: «Долго ли это будет, что пожитки свои у меня оставляешь. Покорно прошу по-турецкому обыкновению платки не кидать». Однако сердилась Екатерина притворно – ей были милы и небрежность Потемкина, и его немудреные шутки: «Миленький, какой ты вздор говорил вчерась. Я и сегодня еще смеюсь твоим речам. Какие счастливые часы я с тобою провожу!» Едва расставшись с ним, она начинала скучать, если он не приходил к ней вечером, заигравшись в карты, не могла спать; однажды два часа простояла на сквозняке у его покоев, не решаясь войти — там были люди. И жаловалась: «Я искала к тебе проход, но столько гайдуков и лакей нашла на пути, что покинула таковое предприятие… Границы наши разделены шатающимися всякого рода животными». "Животными", светлейшая царица, конечно же, называла своих подданных.
Сохранились сотни писем Екатерины и Потемкина друг другу, составившие отдельный том «Литературных памятников». В основном это короткие записки влюбленных, которые они писали по несколько раз в день, когда из-за дел не могли остаться наедине. Императрица писала чаще и ласковей, придумывая для любимого десятки шутливых и нежных прозвищ — «родная душенька моя», «дорогой мой игрушоночек», «сокровище», «волчище», «золотой мой фазанчик» и даже «Гришефишенька». И признавалась ему: «О, господин Потемкин, что за странное чудо вы содеяли, расстроив так голову, которая доселе слыла одной из лучших в Европе? Стыдно, дурно, грех, Екатерине Второй давать властвовать над собою безумной страсти!» Потемкин был по-мужски сдержан и называл Екатерину исключительно «матушкой» или «государыней».
Однако страстные письма императрицы совсем не означала ее верности. Вот какие воспоминания оставили современники. "Как-то раз Потемкин на несколько дней уехал по делам в Петербург. Екатерина проснулась ночью от холода. Была зима, а все дрова в камине сгорели. Она спала одна – Потемкин был по делам в Петербурге.
Не найдя за ширмой прислуги, Екатерина вышла в коридор, по которому как раз шел истопник с вязанкой дров на плечах. От вида этого молодого Геркулеса огромного роста, несшего дрова как пушинку, у Екатерины захватило дух.
– Кто вы такой?
– Придворный истопник, ваше величество!
– Отчего же я раньше вас не видала? Затопите камин в моей спальне.
Юноша пришел в восторг от такой милости императрицы и развел в камине огромный огонь. Но Екатерина осталась недовольна:
– Неужели вы не понимаете, как нужно согревать императрицу?
И истопник наконец понял. А на следующее утро он получил приказ о пожаловании ему наследственного дворянства, десяти тысяч крестьян, повелении никогда не возвращаться в Петербург и сменить фамилию на Теплов – в память о том, как он согрел императрицу".
Существует версия, что Екатерина тайно повенчалась с Потемкиным. Документальных подтверждений их венчания нет, однако именно после этого Екатерина в своих письмах стала называть Потемкина «дорогим мужем», а себя «верной женой». Кульминацией их романа стало длительное путешествие в Москву, где предполагалось отпраздновать победу над турками и исподволь — над Пугачевым, грозное восстание которого только что было подавлено.
На два года, с 1774 по 1775 гг., Екатерина и Потемкин стали неразлучны. Этапы его возвышения прилежно фиксировали царские указы: в марте 1774-го фаворит быт назначен подполковником Преображенского полка (полковником была сама императрица), в июне стал вице-президентом Военной коллегии, в следующем году получил титул графа.
В январе 1775 года императрица торжественно въехала в старую столицу России вместе с Потемкиным. Влюбленные всюду появлялись вдвоем: вместе они посетили подмосковное село Черная Грязь, где Екатерина решила выстроить грандиозный дворец — в честь этого строительства место переименовали в Царицыно. В июле на Ходынском поле устроили праздник, при подготовке которого Потемкин превзошел сам себя. На поле разбили парк, проложили ручьи с названиями «Дон» и «Днепр», выстроили крепости, минареты и колонны. Это была наглядная модель русско-турецких баталий. Фейерверки выписывали в небе вензель императрицы. Десятки тысяч гостей пили вино из фонтанов и угощались зажаренными на вертелах быками и баранами.
Двенадцатого июля императрица покинула празднества, сославшись на боль в животе. Появилась она через пару дней сильно постройневшей. В эти же дни родилась девочка, известная позже под именем Елизаветы Григорьевны Темкиной: воспитывалась она в семье графа Самойлова, и Потемкин проявлял к ней постоянный интерес. Ходили слухи, что это их совместная дочь, получившая, по тогдашнему обычаю, усеченную фамилию отца. Правда, сама царица Темкиной не интересовалась, не больше внимания она проявляла и к своему сыну от Григория Орлова — графу Бобринскому, тоже отправленному на воспитание в приемную семью.
***
Статус тайного мужа не успокоил Потемкина: он стал вести себя с императрицей еще более свободно, а порой и дерзко. Талантливому полководцу и государственному деятелю претила роль комнатной собачонки, к тому же одолевали его и приступы ревности. Их встречи становились все реже: теперь он просиживал за картами не только вечера, но и ночи. Своему племяннику Энгельгардту Потемкин признался как-то за обедом: «Может ли человек быть счастливее меня? Все желания, все мечты мои исполнились как по волшебству. Я хотел занимать высокие посты — я получил их; иметь ордена — все имею: любил играть — могу проигрывать без счета;… любил драгоценности — ни у кого нет таких редких, таких прекрасных. Одним словом — баловень судьбы». С этими словами Потемкин схватил со стола «тарелку драгоценного сервиза», швырнул ее об пол и заперся в своей спальне.
Екатерина долго не могла понять, что случилось с ее «Гришефишенькой». Пыталась то ублажить его подарками, то подольститься, то, напротив, сурово отчитать. На пару дней наступало примирение, потом он снова вспыхивал или впадал в меланхолию, слоняясь по дворцу как привидение. Наконец, она поняла, что им надо расстаться. При этом Екатерина не собиралась давать ему «полную отставку», дабы не лишиться его советов и помощи.
По взаимному соглашению было решено, что он покинет дворец, но сохранит право появляться там в любое время и главное — подберет Екатерине достойного преемника. Так и случилось: в декабре 1775 года в ее покоях появился 36-летний офицер Петр Завадовский — мужчина красивый, видный, к тому же преданный Потемкину. Петр Васильевич был тут же произведен в генерал-майоры и назначен генерал-адъютантом императрицы.
46-летняя государыня теперь строчила нежные письма новому фавориту: «Сударушка Петруша, решительно есть то, что я тебя люблю и любить буду и твердо в том пребываю, а ты скорбишь по пустому», «верь мне для своего спокойствия: право я тебя не обманываю, я тебя люблю всею душою», «любовь наша равна; обещаю тебя охотно, пока жива, с тобою не разлучатся»; «с нетерпеливостью ждать буду вечера, чтоб тебя видеть»; «ты сердцем и душою питаешь мою страсть»; «нежность и чувствительность твоя ни с чем несравненны суть»; «любовь твоя утеха души моей».
Однако через каких-нибудь восемь месяцев он был удален не только от «тела», но и от двора, получив щедрое вознаграждение: 80 тысяч рублей единовременно, 5 тысяч рублей пенсии, 1800 крестьян в Малороссии и 2000 в Польше.
В конце концов, Екатерина решилась отпустить Потемкина из Петербурга, ей нужен был помощник на юге России, и более ценного помощника в делах государственных было найти трудно. Он получил назначение генерал-губернатора Новороссии, почти безлюдной из-за татарских набегов. Несколько следующих лет Григорий Александрович почти не появлялся в Петербурге. Ему приходилось делать великое множество дел: от основания крепостей до регулирования цен на товары. Деятельность Потемкина была настолько плодотворной и важной для России, что о ней мы остановимся в отдельной главе.
Дело в том, что фаворитизм Екатерины был в том числе и методом правления, далеко не всегда неэффективным. Фавориты были Екатерине нужны отнюдь не только для плотских радостей. Своих фаворитов она тщательно сортировала: умные руководили империей и служили государству, не очень умные — удовлетворяли в постели и не лезли не в свои дела. Станислав Понятовский помог Екатерине осуществить раздел Польши и отхватить для России значительную ее часть. Григорий Орлов храбро воевал с турками. Григорий Потемкин оказался самым толковым и полезным фаворитом императрицы. Он отвоевал Крым и Причерноморье, освоил и застроил Дикое поле. Интимная близость императрицы и фаворитов являлась определенной степенью доверия к ним, своеобразной инициацией.
***
Историки писали, что даже основных и длительных связей у Екатерины 11 было не менее 23. Завадовского быстро оттеснил Ермолов, потом Зорич, потом юный, безвременно умерший Александр Ланской (его смерть злые языки приписали любовной ненасытности Екатерины). Он принимал сильные препараты для возбуждения мужской силы, и от этого, по заключению врачей, умер. А кроме основных увлечений было много побочных и случайных.
Современники в России и за рубежом отмечали, что хоть появились у Екатерины новые фавориты, но позиции Потемкина во власти ничуть не пошатнулись. Ему были пожалованы новые земли с тысячами крестьян. Екатерина даже обратилась с просьбой к европейским монархам, большинство из которых приходилось ей родственниками, чтобы они вручили Потемкину высшие ордена. Она планировала сделать его герцогом Курляндии, но этот план сорвался, поскольку гордый Григорий вдруг заявил, что более не желает подобных подарков от императрицы.
Механизм этого круговорота раскрыл француз Сен-Жан, бывший одно время секретарем Потемкина: «Князь на основании сведений, сообщаемых многочисленными клевретами, выискивал молодых офицеров, обладавших качествами, необходимыми, чтобы занять положение, которое он сам занимал в продолжение двух лет. Затем он заказывал портреты кандидатов и предлагал их на выбор императрице». Все они были моложе императрицы — кто на 14, а кто и на 25 лет.
Это доказывает, что Екатерина, по-прежнему, доверяла Потемкину и в делах государственных, и в делах постельных. Все об этом знали, поэтому именно к светлейшему, а не к министрам и сенаторам, являлись иностранные послы, присылались важнейшие бумаги, приходили с жалобами обиженные. Историками упоминается множество скандальных подробностей из личной жизни императрицы: «взятка» в 100 тысяч рублей, уплачивавшаяся Потёмкину будущими фаворитами императрицы, многие из которых являлись до этого его адъютантами, опробование их «мужской силы» её фрейлинами и т. д. Ради своих фаворитов денег из государственной казны Екатерина 11 не жалела.
Этот фаворитизм, который, по словам К. Валишевского, «при Екатерине стал почти государственным учреждением», может служить примером если не коррупции, то чрезмерного расходования государственных средств. Так, было подсчитано современниками, что подарки лишь одиннадцати главным фаворитам Екатерины и расходы на их содержание составили 92 млн 820 тыс. рублей, что превышало размер годовых расходов государственного бюджета той эпохи и было сопоставимо с суммой внешнего и внутреннего долга Российской империи, образовавшегося к концу её царствования. «Она как бы покупала любовь фаворитов», — пишет Н. И. Павленко, — «играла в любовь», отмечая, что эта игра обходилась государству очень дорого.
Кроме необычайно щедрых подарков, фавориты получали также ордена и чины, как правило, не имея никаких заслуг, что оказывало деморализующее влияние на чиновников и военных и не способствовало повышению эффективности их службы. Например, ещё совсем юным и не блиставший никакими заслугами Александр Ланской успел за 3—4 года «дружбы» с императрицей получить ордена Александра Невского и Святой Анны, чин генерал-поручика и звание генерал-адъютанта, польские ордена Белого Орла и Святого Станислава и шведский орден Полярной звезды; а также нажить состояние в размере 7 млн руб. Как писал современник Екатерины французский дипломат Массон, у её последнего фаворита Платона Зубова было столько наград, что он был похож «на продавца лент и скобяного товара».
Помимо самих фаворитов, щедрость императрицы поистине не знала границ и в отношении различных лиц, приближённых ко двору, их родственников, иностранных аристократов и т. д. Так, за время своего царствования она раздарила в общей сложности более 800 тыс. крестьян. На содержание племянницы Григория Потёмкина выдавала ежегодно около 100 тысяч рублей, а на свадьбу подарила ей и её жениху 1 миллион рублей. Приютила у себя «толпу французских придворных, имевших более или менее официальное назначение при дворе Екатерины» (барон Бретейль, принц Нассау, маркиз Бомбелль, Калонн, граф Эстергази, граф Сен-При и другие), которые также получили неслыханные по щедрости подарки (например, Эстергази — 2 млн фунтов).
Большие суммы были выплачены представителям польской аристократии, включая короля Станислава Понятовского (в прошлом — её фаворита), «посаженного» ею на польский трон. Как пишет В. О. Ключевский, само выдвижение Екатериной Понятовского королём Польши «повлекло за собой вереницу соблазнов»: «Прежде всего нужно было заготовить сотни тысяч червонных на подкуп торговавших отечеством польских магнатов…». С того времени суммы из казны Российского государства с лёгкой руки Екатерины II потекли в карманы польской аристократии — в частности, именно так приобреталось согласие последней на разделы Речи Посполитой.
***
Последним официальным фаворитом Екатерины 11 стал Платон Зубов. Он сменил на этом посту графа А. М. Дмитриева-Мамонова, ставленника князя Г. А. Потёмкина. До императрицы дошли сведения о том, что граф тяготится положением ее любовника, влюбился и вступил в тайную связь с княжной Д. Ф. Щербатовой. Это послужило причиной ее гнева и его смещения. Её последнему фавориту, Платону Зубову, было немногим более 20 лет, тогда как возраст Екатерины в то время уже перевалил за 60 лет.
Поселился Платон Зубов, прозванный государыней «Чернявым», во флигель-адъютантских покоях Екатерининского дворца, которые специально предназначались для фаворитов, и где раньше поочередно размещались Потёмкин, Ланской и Дмитриев-Мамонов. Покои эти располагались на первом этаже флигеля, позже получившего название «Зубовского», а помещения второго этажа составляли личную половину самой императрицы. Надо сказать, что Екатерина с возрастом не потеряла полностью своей привлекательности. Посланник К. Массон писал о стремлении Екатерины казаться моложе своих лет, хотя она к концу жизни сделалась почти безобразно толстой, а ноги, всегда опухшие и часто открытые, были совершенно как бревна, по сравнению с той ножкой, которою некогда восхищались. Впрочем, он отмечал, что императрица все же сохранила «остатки красоты» и что, несмотря на излишнюю полноту, умела держаться «пристойно и грациозно».
"Воцарение" Зубова произошло 21 июня 1789 года при посредничестве камер-юнгферы М. С. Перекусихиной. Зубов, «через верх проведённый», удостоился особого приёма у императрицы, «ввечеру был до 11-ти часов» в её покоях и с того времени проводил там каждый вечер. Через три дня, 24 июня, он получил 10 000 рублей и перстень с портретом императрицы, а 4 июля был произведён в полковники и пожалован в флигель-адъютанты Екатерины II.
В часы досуга Зубов запускал бумажных змеев с царскосельских башен, или играл с дрессированной мартышкой, или же охотился. Однажды, Платон Зубов со своей свитой расположился прямо на оживлённой дороге, ведущей из Санкт-Петербурга в Царское Село. Движение было полностью заблокировано в течение целого часа, пока молодой человек выжидал зайца.
В письмах Екатерины того времени постоянно упоминаются «милые дети» — братья Зубовы, их прямодушие, честность, благородство. Эти «милые дети» возвышались на служебной лестнице с необычайной быстротой, и прежде всех — Платон, которого императрица считала «перлом семейства», обладающим неизменно прекрасным характером.
Императрица осыпала своего последнего фаворита милостями: 3 октября 1789 года Зубов получил назначение корнетом Кавалергардского корпуса с производством в генерал-майоры, 12 марта 1792 года произведён в генерал-поручики и назначен Её Императорского Величества генерал-адъютантом. Роль Потемкина при Екатерине стала ослабевать, а после его смерти в 1790 году полностью перешла к Платону Зубову.
Зубов стремился занять место Потёмкина не только в сердце императрицы, но и в государственных делах. Граф Завадовский писал о нём: «из всех сил мучит себя над бумагами, не имея ни беглого ума, ни пространных способностей, коими одними двигать бы можно широкое бремя… Прилежен довольно и понятен, но без опытности посредственные дарования лишены успеха, чем медления в рассуждении дел приносит, чему, однако ж, никак не внемлет. Весьма прилежен к делам и, опричь оных, чужд всяких забав, но ещё нов, и потому бремя выше настоящих его сил».
Начиная с 1793 года к нему переходят многие из тех должностей, которые прежде занимал Потёмкин, а его влияние на дела империи неуклонно усиливается. В частности, 19 июля 1796 года светлейший князь Зубов назначен начальником над Черноморским флотом. 25 июля 1793 года назначен екатеринославским и таврическим генерал-губернатором,
К 1794 году всё руководство внешней политикой и сношениями России с иностранными дворами перешло к Зубову, даже дипломатическая переписка стареющей императрицы проходила через его руки. Вот как описывал всесильного временщика Платона Зубова и его положение при дворе князь Чарторыйский:
"Это был ещё довольно молодой человек, стройный, приятной наружности, брюнет, на лбу его хохолок был зачёсан вверх, завит и немного всклокочен; голос он имел звонкий, приятный. Ежедневно, около одиннадцати часов утра, происходил выход в буквальном смысле этого слова. Огромная толпа просителей и придворных всех рангов собиралась, чтобы присутствовать при туалете графа. Улица запруживалась, совершенно так, как перед театром, экипажами, запряжёнными по четыре или по шести лошадей. Иногда, после долгого ожидания, приходили объявить, что граф не выйдет, и каждый уходил, говоря: до завтра. Когда же выход начинался, обе половины дверей отворялись, к ним бросались наперерыв все: генералы, кавалеры в лентах, черкесы, вплоть до длиннобородых купцов".
Тот же князь зафиксировал одну отличительную черту настроений столичного общества, где всё и все подвергались обсуждению и осмеиванию. «В обществе этом, — констатировал Чарторыйский, — никого не щадили, не исключая и Цесаревича Павла; но едва произносилось имя Императрицы — все лица делались серьезными, шутки и двусмысленности тотчас смолкали». Все прекрасно знали, что Екатерина не забывает и не прощает никакой критики или даже острот по своему адресу.
Ростопчин уподоблял Зубова «мальчишке, осмеливающемуся представлять собой Нерона, которому трепещущий сенат воскуряет фимиам». Лишь полководец А.В.Суворов открыто говорил, что приказания зазнавшегося фаворита вызывают у него смех и возмущение. Он писал тему: «Ко мне — штиль ваш рескриптный, указный, повелительный, употребляемый в аттеставаниях?.. не хорошо, сударь!». Известно, что как-то Зубов 15 декабря 1795 г. принял старика-фельдмаршала в Зимнем дворце по-домашнему, в сюртуке. Тогда возмущенный Суворов принял фаворита в одном нижнем белье, когда тот явился с ответным визитом.
Все дела при дворе вершили три секретаря Зубова: Альтести, Грибовский и Рибас. Как и его предшественники на посту царского фаворита, Зубов был щедро одарен землями и крепостными. 18 августа 1795 года он получает поместья в новоприсоединённых польских областях — Шавельскую экономию в 13669 душ крепостных крестьян с доходом в 100 тысяч рублей. А вскоре, после присоединения Курляндского герцогства, Зубову был пожалован герцогский дворец Руэнталь, построенный Растрелли. На содержание Зубова императрица за 6 лет издержала больше государственной казны, чем на Потёмкина, который оставался её доверенным лицом в три раза дольше.
Уверенный в расположении императрицы, Зубов уже в 1793 году не боялся давать поводы к ревности своими ночными прогулками. Та, хотя и ссорилась с ним из-за этого, но вскоре они и мирились — тогда Екатерина «срывала сердце» на тех придворных, кого подозревала в причастности к любовным интригам своего фаворита. Платон даже ухлестывал за Екатериной Алексеевной, женой внука Александра, но делал это, во-видимому, по согласованию с Екатериной.
Ростопчин писал: «Никогда преступления не бывали так часты, как теперь. Их безнаказанность и дерзость достигли крайних пределов. Три дня назад некто Ковалинский, бывший секретарем военной комиссии и прогнанный императрицей за хищения и подкуп, назначен теперь губернатором в Рязани, потому что у него есть брат, такой же негодяй, как и он, который дружен с Грибовским, начальником канцелярии Платона Зубова. Один Рибас крадет в год до 500 000 рублей».
По желанию Екатерины 11 посол А. К. Разумовский, усиленно хлопотал, чтобы Платон Александрович Зубов грамотой римского императора Франца II от 22 мая (2 июня) 1796 года был возведён, с нисходящим его потомством, в княжеское Римской империи достоинство с титулом светлости. По наблюдению Массона, предшественники Зубова, в особенности Потёмкин, немало расходовали на нужды империи, тогда как Зубов «никогда не истратил и рубля» для общества. За короткое время заведования Зубовым разными военно-административными должностями дисциплина в войсках заметно пала. Офицеры и даже нижние чины занимались щегольством в ущерб служебным обязанностям. Гвардейские офицеры ходили в бархатных кафтанах, атласных камзолах, кружевных жабо и манжетах.
Список литературы.
1. Валишевский К.. Екатерина Великая, кн.2, ч. 1, гл. 3, II
2. Ключевский В. О. Курс русской истории. Лекция LXXX
3. Покровский М. Н. Русская история с древнейших времён. Москва, 1911, т. 4, с. 186
4. Павленко Н. И. Екатерина Великая. Москва, 2006, с. 140—144
5. Пушкарёв С. Обзор русской истории. М., 1991
5. Труайя А. Екатерина Великая. Москва, 2007, с. 454—455