Кома
Давнее знакомство с алкоголем и с его последствиями научило Макса приходить в себя постепенно. Не вскакивать, лишь только обнаружив себя живым, а прислушиваться сперва к ощущениям, мысленно трогать и исследовать разные части организма и, прежде всего, непременно больную голову.
Эта привычка сегодня, похоже, спасла ему жизнь.
Сначала в сознание вошёл ритмичный писк. Пи-пи-пи-… с равными промежутками, механически и настойчиво.
Вдруг выяснилось, что ритм точно совпадает с биением сердца. Посчитал. Да, около пятидесяти, даже несколько ниже. Обычное дело, особенно с тяжёлого похмелья. Ему даже ставили диагноз, типа брадикардии… Но давно.
Пи-пи-пи…
А как там наша черепушка? Осторожно повращал закрытыми глазами. Вроде, не болит. Бедная моя башка. Сколько бреда и дичи влилось в неё за последние сутки.
Вспомнилось всё. Почти до деталей. Бегство. Электричка. Забытьё. Старик. Путешествие в кота. Путешествие с чёрным человеком… Жуткие планы восточного принца…
Боже, какой систематизированный бред. Так, но что это, однако, пищит? Так назойливо и безостановочно?
Встаём? Ну, на раз-два-три…
- Доктор, когда мы сможем его забрать?
- Вы с ума сошли, я же вам говорил его нельзя трогать…
Оппа… Голоса как будто из-за стенки, но достаточно разборчивые… Повременим со вставанием.
- Вы понимаете, что это дело государственной важности?
- Я всё понимаю, но пациент находится в коме. Причина коматозного состояния пока неясна. Трогать его категорически нельзя.
- Кто его обнаружил?
- Утренняя бригада по уборке поездов. Они же вызвали скорую.
- Что было при нём?
- Всё в кастелянской. Впрочем, было немногое. Паспорт. Десяток монет. Старый ключ. Всё. Судя по отсутствию денег и карточек, а также телефона и часов, возможно, его обокрали. Но я уже дал показания полиции.
- Это замечательно, но это наш клиент, с полицией мы уже всё решили.
- Так же говорили и представители госбезопасности. Майор, я уже совершенно ничего не понимаю. В больнице не ступить шагу, чтобы не натолкнуться на вооружённых людей. Вы пугаете пациентов!
- Уважаемый… Как вас? Николай Степаныч? Поймите, это очень важно, чтобы с ним ничего не произошло. Поэтому нужно как можно скорее его перевезти в военный госпиталь, понимаете?
- А вы понимаете, что трогать его категорически нельзя?
- Как его состояние?
- Физически, если вы это имеете в виду, почти хорошо. Печень несколько повреждена, но тут, скорее всего, давняя дружба с зелёным змием. Остальное функционирует и делает это вполне хорошо. Ваши люди ведь взяли все необходимые анализы и пробы? Кстати, профессор Филимонов из Москвы ведёт его онлайн и постоянно консультирует, за это вашему ведомству большое спасибо.
- В госпитале ему было бы лучше!
- Чем лучше? Природа комы до сих пор не изучена медициной! Как и моменты выхода из комы и попадания в неё. Как только что-нибудь произойдёт, я имею в виду улучшение, я сразу вам сообщу.
- Да, это очень важно. Прошу сообщить мне раньше, чем об этом узнают госбезопасники.
- Майор, извините, но я не могу этого обещать. Вы- третий, кому я давал подписку…
- Хорошо. А как женщина с ребёнком?
- Это что, тоже ваши подопечные? Ничего хорошего, к сожалению, сказать не могу. Оба в реанимации, причём, состояние критическое. Счастье, что успели довезти к нам. Тяжелейшее ДТП, спасатели вырезали их из машины. Там всё очень, очень плохо… Делаем всё возможное. Вот если есть возможность прислать нам …..
- Доктор, всё, что необходимо. Я всё организую. Давайте список. То есть, по ним прогноза никакого?
- Совершенно никакого. Дай Бог, если останутся живы. Хотя у парнишки сломан позвоночник, в трёх местах, и совершенно нет надежды, что его удастся восстановить… Да и женщина в жутком состоянии. Но мы делаем всё, что возможно на данный момент.
- Забрать их у вас?
- Да вы совершенно сошли с ума! Абсолютно. Это вам что, картошка? Речи быть не может. Они на аппаратах. Я вам тоже непременно сообщу, когда что-то изменится.
- Хорошо, доктор, только тише, и прошу держать меня в курсе. Можно взглянуть на Котова?
- Вы и так его видите. Входить не надо. Там стерильно. Для ваших людей я организую пару кресел снаружи. Но пусть спрячут оружие, я не хочу нервировать больных…
Собеседники расстались, и шаги обоих удалились. Остался писк медицинского аппарата, неподвижность и огромное недоумение.
Вот так дела… Последние сутки стали просто бесконечными, а с учётом того, что я видел в бреду… Или это не совсем бред? Или совсем не бред? Но Люцифер (я для ясности, всё-таки, назвал его так) сказал ведь мне, что я уже не в электричке. Откуда знал? Или это знал я, а моё знание оказалось в устах моего нового друга?
И что это он там сказал про родителей? Сердце попыталось ускорить ритм, пришлось задержать дыхание и успокоить его, чтобы не привлечь внимание персонала. В коме - так в коме…
Доселе мне не удавалось думать на тему родителей спокойно и тем более, взвешенно и разумно. Слишком всё это было отвратительно… Гнусно, подло и низко.
В тот день мама позвонила и пригласила приехать на дачу. Голос её был торжественным и взволнованным, и она сказала, что ожидается важное событие. И большой сюрприз, в связи с чем родители готовят небольшой стол. Брат тоже будет, даже со своим святым семейством.
Дел было полно, но я, естественно, поехал. Запланировал остаться на ночь (как же, небольшой стол всенепременно должен быть увенчан папиной настойкой), а к обеду, когда пробки рассосутся - и в клинику. Или задвину завтрашний день, поваляюсь на тёплой мансарде, полистаю старые книжки…
Я приехал первым. И, как получилось позднее, единственным.
Ровно через десять минут после приветственных объятий я уже рвал и метал.
- Мама, папа, и вы звали меня, чтобы объявить о таком? И вы думали, что мне это будет приятно? Нет, правда? Нет уж, спасибо большое, порадовали!
- Макс, ты опять думаешь только о себе. Брату так нужны деньги. Они смогут, наконец, расшириться. У него же трое детей!
- Трое детей у него от глупости. И от безответственности. И это не оправдание его нищебродства. Нет, я, конечно, понимаю, я ведь богатый, у меня всё есть, зачем мне какие-то участки? Тем более, участок, на котором я с детства вкалывал. И забор ставил, и сарай строил. Конечно, зачем мне???
- Да, мы так решили. Мы что, не имеем права? Это наш участок, папа его получил от министерства. Тебе он зачем?
- Да ради Бога! Хоть приюту отдайте. Для алкашей. Меня зачем было звать? Чтобы поиздеваться? Всё, я поехал. Да, на секундочку. Вообще-то, это было реально наследственное имущество. Мама, папа, я ничего не хочу сказать, но это, как бы, было общее! Да не надо мне ни хрена! Да всё у меня есть! Да всё я заработаю сам. Всё равно, вот увидите, ничего хорошего не будет. Прожрут они это всё, как есть прожрут!
Не увидели больше они, не узнали никогда…
Правда, так всё и вышло впоследствии… В смысле, деньги за немедленно проданный участок улетучились, как вода сквозь песок, не оставив даже воспоминания…
- Нет, почему? Почему, скажите мне, так всегда? Почему родители любят больше именно сирых и убогих? Вместо того, чтобы дать люлей ещё в юности да выгнать зарабатывать? Да, он несчастный, да, он бедненький. А он почему несчастный? Потому что на дуре этой женился по залёту? Вместо того, чтобы пинком её под зад? И то что на залётном чаде не остановился, а дальше продолжил размножение без гроша за душой? Конечно, дорогие мои, это же внучкИ! Грёбаные внучкИ, которые дороже всего на свете! Разумеется, от меня ведь приплода быть не может, слава богу… Вот и тетешкайте, вот и кормите дальше эту ораву за свой счёт. А вы думаете как? Он сам прокормить не может. Он сам голь перекатная. Да, папа, я выпил! Да, не мог не выпить. Да чёрта с два я уеду. Дай мне ещё настойки. А с этой рожей видеться не хочу.
Я остался. Брату велели не приезжать. А родители уехали в ночь. Навсегда.
Родители нам кажутся почти вечными, их, вроде бы, трудно потерять. Они всегда где-то за спиной. Их мнение всегда витает в воздухе. И вдруг… Да ещё так внезапно. Да ещё так вот, вместе. Как жили всю жизнь, так и ушли.
И вдруг не стало никого. Ни извиниться, ни объясниться. И остаётся только винить себя. День за днём, час за часом. И вспоминать, и прокручивать одни и те же слова. Ведь других не появилось, только те, что были выкрикнуты, сказаны в запале, вылетели, обожгли, рассеялись в воздухе, как рассеивается пламя из огнемёта, и, вроде нет их больше. Но, в отличие от пламени, которое только лишь ничтожно подогрело окружающий воздух, слова остаются навсегда. Они, как лава, исторгнутая истеричным вулканом - вырвалась, сожгла вокруг всё живое, да застыла и осталась на века. Это потом только, столетия и тысячелетия спустя, лава покрывается землёй, травой и деревьями, но долго ещё оплавленная вулканом местность внушает ужас и уныние…
И ты-то готов. Ты всё осознал. Ты понял, что ерунда это всё, главное, чтобы все были живы. Всё чепуха. Можно объяснить, можно повиниться. Можно даже понять. И, конечно, простить. Но только, пока живы.
Сколько раз я хотел крикнуть, завопить на весь мир, насколько я идиот, насколько я виноват, и попросить простить меня, и попросить забыть мои слова, и самому постараться забыть, как это бывает после извинения. Хотя, конечно, совесть не даёт забыть сказанное навсегда.
Совесть. То немногое, что отличает человека от животного.
Да только некуда кричать. Нет там уже никого.
Люди тешат себя надеждой, что сумеют объясниться потом, где-то там, на небесах. Только вряд ли есть эти самые небеса. Вряд ли они существуют в том лубочном виде, в коем преподносятся нам жрецами всех конфессий…
Надо всё делать здесь. Да, согласен, лучше вообще никогда не ругаться. Конечно, идеальный вариант, разумеется, это ведь практически буддистский образец. Ага, ничего не сказал Будда оскорбляющим его, а после ученики от….дили обидчиков.
И вдруг. Эта странная информация. Про убийство. То есть что, есть шанс, что это не МОЯ вина? Ладно, не это сейчас моя самая большая проблема, хотя тоже важно. Чертовски важно. Но ведь жил я с этим десять лет, и выжил. Пару дней точно ещё проживу.
Я очень аккуратно стал приоткрывать глаза. Осторожно, по доле миллиметра в минуту, раздвинул ресницы. Как бы оглядеться, не поворачивая головы… Ага, кое- что есть. Жутко скосив глаза в стороны, так что заныло в висках, удалось определить диспозицию. Палата. Небольшая. Одна стена, в торце и в моих ногах - стеклянная. За стеклом видны силуэты. Больше ничего не видно. Больничное оборудование на столике, капельница на стойке, рядом с кроватью. Окно, судя по всему, сзади, свет идёт оттуда. Негусто.
Предполагаю, что это по прежнему Александров. Хотя, откуда у меня такая уверенность? Нет, не уверенность, предположение. Если меня нашли в электричке, в Александрове, что я уже знаю точно, то логично предположить, что в местную больничку и отвезли. Ага, гениально, Холмс!
Так. Так-так-так! А ведь этот майор, не тот ли это самый майор, про которого говорил заточённый в коте Андрей? Да ладно. Так бывает только в дурных сериалах- развитие событий чётко по канонам сценарного мастерства. Даже если вдруг это тот самый майор, что ему нужно от меня? Предположим, что вся эта канитель завертелась после моих странных снов. Снов, навеянных Андреем, прячущемся внутри кота… И Ксюху, земля ей, похоже, пухом, хотя её тушки я лично не видел. Кстати! А вдруг это всё лажа?
Майор, что логично, связан с моими снами, вернее, с их подоплекой. Косвенно это говорит о том, что я не совсем в бреду. И, по крайней мере, большая часть увиденного и прочувствованного мною не является наркотическим сном.
Нет, батенька, наличие здесь того самого майора как раз таки предполагает, что мои сны - не совсем сны. Или совсем не сны. (ага, или предполагает, что вы, уважаемый, окончательно допились, спятили и сейчас общаетесь со своей взъерошенной белочкой…)
Хороший, кстати, вопрос.
А как понять, сплю я или нет? Вообще в сознании или только грежу?
Тело что-то чувствует? Только медленно, могут смотреть. Да, пальцами рук и ног могу пошевелить. Наверное, и ногу согнуть могу. Глаза, как я уже мог проверить, смотрят и шевелятся. Да нет, думаю, что с самим организмом ничего страшного не произошло.
Я думаю. А разве во сне я не думаю? Да, но не так ясно.
Так. Ощущаю ли я что-то ещё? В смысле, физически?
Да, вроде, в желудке что-то шевелится, намекая, что не жрамши давно.
Нет-нет, это, думаю, ерунда. Такое и во сне возможно.
Значит, как мы можем видеть, господа присяжные заседатели, провести границу между явью и бредом мы не можем. Да, в свою защиту могу сказать, что раньше я думал, что явь - это очень чёткие и явные ощущения. Но то, что я пережил сегодня (или вчера? Или сто лет назад?) было не менее явным. Хоть и фантастичным. М-да…
Ну, что же, предлагаю относиться к происходящему как к яви и ничему более не удивляться.
Однако, надо понять, что делать дальше.
Допустим, майор тот самый. Чтобы проверить это, у меня есть пароль. Помню я его? Да, осталось в голове. Но зачем мне майор? Ведь я принял решение ничего не делать для спасения мира. О, как пафосно звучит! Но майору нужен я. Зачем? Интересно, конечно, но, похоже, весьма и весьма опасно. А чем опасно? В чём, вообще, опасность для меня? Если я какой-то там особенный? Полная хрень. Долго притворяться коматозником я не смогу. По-любому, не смогу. Подключат энцефалограф, и всё, приплыли. Можно сказать, что осталось мне пребывать в этом блаженном виде совсем недолго.
А дальше что? Приходить в себя? Здороваться с майором, рассказать ему то, что мне известно от Андрея? Этого я не хочу. Гори оно всё огнём.
Тогда просто приходить в себя и поинтересоваться, что ему нужно от меня? И не только ему, судя по разговору с врачом.
Но, опять же, я ему зачем-то нужен. И не только ему, а и КГБшникам. И тем, кто замочил Ксюху…
Как я не люблю, когда я так страстно кому-то нужен. Уже давно никто не испытывал во мне такой вот насущной потребности. И я уже к этому привык. А тут вдруг такой интерес. Ой, не нравится мне это, как не нравится…
Сознание начало медленно уходить, уплывать, сон стал наваливаться на меня…
А когда Макс пришёл в себя через какое-то время, разбуженный неведомым образом, напротив, на стуле, сидел Он…
Макс Димур.
16 января 2021 года.