Предыдущая страница: http://proza.ru/2022/01/14/1401
453. Нат. СИБИРЬ. Урман. Избушка Никиты.
Никита, услышав тявканье собак, выходит на крыльцо. Собачья упряжка подъезжает к избушке. В упряжке Угор и Мамарка. На нартах тяжелый сверток из верблюжьего одеяла. Угор с трудом несет его к избушке.
Никита
– Ловко вы обернулись.
Угор
– Так напрямки же. Пайза-то жив еще?
Никита
– Не ушел он в страну духов, тебя дожидается. Токмо плох совсем.
Вогул.
– Привез я ему бабу, пущай посмотрит.
454. Инт. В избушке.
Пайза приходит в себя, поворачивает голову. Перед ним на чурбаке стоит Золотая Баба. Дрожащей рукой остяк нежно трогает золотое изваяние.
Пайза
– Вот и увидел я тебя, Золотая Женщина. В стране духов, повстречав отца и деда, поведаю им, какая ты красивая.
Голос за кадром
Пайза ушел в мир духов тихо. Не убирая руки с изваяния Золотой Бабы, пару раз шумно вздохнул и затих.
Действие:
Никита поднимается с лавки, подходит к усопшему и пытается закрыть ему веки. Одно веко никак не поддается. Тогда ведун прикладывает на непослушное веко бухарскую монетку и, отойдя к печи, присаживается на лавку.
Угор
– Я буду петь священную песню, а ты смотри за Мамаркой, чтоб его дрем не одолел. Душа Пайзы должна переселиться в спящее животное. Душа может поселиться и в теле ребенка, если он будет спать рядом. Мамарка сейчас уведет и привяжет собак за рекой. Дух далеко не пойдет и поселится в птице или белке, что спят рядом.
Действие:
Вогул поджигает палочку-лучинку от огня в печке. Втыкает ее в земляной пол избушки и, вытащив из второй корзины бубен, поет заунывную песню предков, которые, услышав ее, должны были встретить Пайзу в ином мире.
Вогул перестает петь, откладывает бубен в сторону, за оконцем темнеет. Угор плюет на пальцы, тушит тлеющий фитилек.
Угор
– Его душа нашла себе тело. Духи говорят, оно больше белки или птицы.
Никита
– У меня же в землянке за поленницей Хвомка спать завалился!
Тут кто-то толкает дверь в избе. Она скрипит, и в проеме появляется мокрый нос медведя. Вогул, припирает дверку плечом, кричит.
Угор
– Давай, уходи Пайза, иди на Чудо-Озеро!
Голос за кадром
У Никиты пробежали мурашки по спине, и он, забыв, что давно уже проповедует ведическую веру, три раза широко перекрестился. Мамарка зажался за печку, широко раскрыв глазенки.
Угор
– Уходи, сказал. Зимой в пещере спи, весной привезу тебе Бабу Золотую!
Действие:
Слышится вздох и удаляющийся хруст лап по насту. Раздается лай и визг привязанных на том берегу собак.
Никита приоткрывает дверь и осторожно выглядывает на улицу.
Никита
- Ушел на тот берег.
Вогул
(раскуривает свою трубку, успокаивает)
– Вас он не тронет, но ежели чужой на остров сунется, загрызет. Тебя, Никита, он и так помнит, а ты, сынок, возьми поясок Пайзы с ножом на память, он тебя по нему и признает. А когды придешь на остров провожать меня в страну духов, дождись, чтоб уснул мудрый ворон, и споешь песню предков. Так делали мои деды и отец, так сделают и твой сын и внук. Так будет вечно, пока живут остяки и вогулы, пока храним мы Золотую Бабу и поем песню предков.
Угор
(подносит олений пух к лицу Пайзы)
– Сур атым ко , кайоных улетела.
Действие:
Шаман расплетает умершему другу волосы, омывает лицо чистой водицей. Надевает одежду и обувь, и делает на них надрезы, пояснив Никите с Мамаром:
Угор
– Это чтоб частички наших душ, которые Пайза нечаянно прихватил с собой, вышли и вернулись к нам.
Угор отрезает у себя клок волос и кладет в кожаный мешочек.
Угор
– Когда весной вернутся птицы, сожгу. Птицы наши души в небо забирают, к духам наших отцов и матерей. Только не знал я, что медведь твой залег рядом – теперь Пайзе быть до весны медведем. Но он и вожделел им быть. А вот чтоб не пришел к нам более, надобно порог и крылечко разобрать и выносить Пайзу, не открывая двери.
455. Нат. Недалеко от избушки.
Свежая могилка у валуна.
Вогул уходит последним. Он гладит валун у могилки и шепчет заговор.
Угор
– Есть каменный медведь, есть живой. Я пойду к живому. Живой живет, где солнце всходит, каменный живет, где солнце садится. Каменный у мертвых, живой у живых.
456. Инт. ЮЖНЫЙ УРАЛ. Изба гостевая.
Вбегает караульный стрелец. Голосит.
Стрелец
– Коней увели лихие люди! Татар двоих в ночлежке нет!
Иван Никитич
(отдергивает занавеску на печке, якобы удивляется сотник)
– И Ванюшка пропал. Кода ты, Василий Афанасьевич, вчерась государеву тайну сказывал, он на печке и слушал! Кто тебя хмельного за язык тянул? Теперь ищи ветра в поле. А как государь узнает? Ходить тебе, Василий Афанасьевич, с ноздрями рваными!
Боярин Куракин
(Московский боярин испуганно выпучивает глаза на Ивана Никитича, всю его думскую спесь как бабка отшептала)
– Не губи! Споймаем. Ведьм как будто наваждение нашло на меня. Увидал мальчонку на печке с шаром на цепке – и память отшибло.
Иван Никитич
– Тебе не только память, а и ум отшибло напрочь.
457. Инт. СИБИРЬ. Урман. Избушка.
Действие:
Входит Угор с пучком сухой полыни. Поджигает пучек от огня чувала, тушит. Пучек продолжает дымить. Угор ходит по избушке, окуривает дымом углы, дымит под лавками. Никита лежит на лавке, усмехается.
Никита
– Ты что, опять дударика гоняешь?
Угор
– Полынь нужна, дабы горесть из хаты вывести. Это пользительная трава, из жилища плохой дух выгоняет. Когда баба ворчит, или муж недовольный, или все у них не ладится, избу надобно полынью окурить – и жизнь наладится. Можно даже в воде запарить и стены да посуду помыть, раздор в доме враз пройдет.
Действие:
Никита поднимается, подходит к кадушке, ополаскивает лицо, промывает усы и бороду, приглаживает волосы. Лукаво глядит на товарища, смеется.
Никита
– Я тоже знаю одну чародейскую траву.
Угор
– Какую?
Никита
– Мокрицу.
Угор
– К коленям прилагать, чтоб не ныли?
Никита
– Нет.
Угор
– Кушать, чтоб печень не болела?
Никита
– Нет.
Угор
– Ну, глаголь, от чего, сдаюсь.
Никита
(улыбается)
– В отхожее место сыпешь – мух не бывает.
Действие:
Друзья громко смеются, и своим смехом разбудили мальчика.
Никита
(Угору)
– А гляди-ка, лешак, полынь-то твоя помогла, созерцай, как в избе весело стало, ты и впрямь лавку-то, где Пайза лежал, промой водой с полынью, а то как-то боязно на нее садиться, тем паче спать.
458. НАТ. ЧУДО-ОЗЕРО
Действие:
Мудрый ворон, сидит на ветке одинокой разлапистой сосны. Вдалеке темная точка, которая приближается.
Ворон
– Кар.
Действие:
Ворон слетает с ветви и поднимается ввысь. Внизу бредет в полудреме огромный медведь. Косолапый зверь упрямо идет по льду озера к острову.
Ворон
– Кар!
Действие:
Ворон стремительно, сложив крылья, идет с высоты в атаку.
Но, когда до медведя остается саженей девять, птицу отбрасывает внезапный поток воздуха. Пернатый повторяет попытку, и вновь его отталкивает неведомая сила. Тогда мудрая птица, отлетает к острову, садится на пути медведя, преграждая ему путь.
Голодный Хвома, увидав ворона, кидается было к добыче, но, ударившись носом в невидимую стену, отскакивает назад. Повторяет попытку и вновь натыкается на невидимое препятствие.
Голос за кадром
На ледовой поверхности Чудо-Озера встретились духи – духи предков Угора и пращуров Пайзы. Они теперь никогда не смогут навредить друг другу. – Кар! – каркнул на всю округу ворон и, взлетев ввысь, закружил, сопровождая медведя.
А в темной пучине бездонного озера, в образе огромной, поросшей водорослями и пиявками щуки, скользило им вослед огромное чудовище Сорт Лунг, которое с удовольствием проглотило бы их обоих, но толщина льда позволяла лишь созерцать из холодной бездны недосягаемые жертвы. Сорт Лунгу оставалось лишь наблюдать жадным и хищным взглядом Гришки Расстриги за жизнью на поверхности.
Ведь по преданиям народов Севера, как человек жил, кем он был – тем и станет, такое место обитания и приготовлено его душе.
Коли был ты змеюкой подколодной, ей и окажешься в следующей жизни.
459. Нат. ТОБОЛЬСК.
Действие:
Двор Архипа. Ксения выходит с тазом обмывок во двор.
Слышится топот лошадей, замедляющих рысь. Женщина оборачивается на ворота.
Ксения
– Кажись, к нам.
Действие:
В калитку громко стучат.
Голос Ивана
– Матушка! Дядька Архип! Отворяйте скорее! Это я, Ваня!
Действие:
Медный таз с обмывками выпадает из рук Ксении и с грохотом катится по деревянному настилу переднего двора. Ксения бросается к воротам, открывает запоры.
Ксения
– Сынок! Ванечка!
Ваня
(обнимая мать)
– Тише, матушка, тише! Не стоит нам ныне посад поднимать. Чай не с доброй вестью я воротился.
460. Нат. ЮЖНЫЙ КАЗАХСТАН. РАЙОН ЖАНАТАСА
Степь. Движется отряд всадников. В середине отряда арба. На арбе тяжело раненный Исатай. Рядом сын Ваулихан.
Арбу качает и трясет. От каждого резкого толчка Исатай морщится от боли. Укрытый овчинами, он, то впадая в беспамятство, то приходя в сознание, беспомощно лежит на сене.
Голос за кадром
Его поредевшее войско возвращалась из дальнего похода.
Год назад, видя, что на Руси не утихает смута, и ей не до помощи казахскому ханству, заручившись поддержкой южных султанов, хан Бухары Имамкули напал на районы Каратау и Аспары, нанеся неисчислимые бедствия степному народу.
Но благодаря хану Есиму, его настойчивости и стойкости, на следующий год собралось огромное войско, в которое вступил со своей тысячью и Исатай.
Храбро сражался воин, иногда забывая, что ему далеко не тридцать девять лет, каким читатель его узнал в начале повествования, когда, преследуя бежавших рабов, он натянул поводья на берегу реки Ишим.
Но, несмотря на старость, Исатай был еще сильным и здоровым воином и сам повел своих батыров к Самарканду.
Только вот при штурме города ему не повезло. Когда он шел на первый приступ цитадели, узбекская стрела угодила ему под мышку, попав в незащищенное место между доспехами.
Его табиб долго не решался извлечь стрелу, до оперения вошедшую в тело батыра, опасаясь последующего внутреннего кровотечения.
Самарканд войска хана Есима взяли уже без него, наголову разбив бухарские отряды.
461. Инт. Тобольск. Изба Архипа. Архип, Иван и Ксения в горнице.
Действие:
Архип, поднимается с лавки. Тяжело облокачивается на столешницу, прокашливается.
Архип
– Вот Севастьян, вот опарыш! Воду мутит за спиной воеводской. Не мытьем, так катаньем, себе пользу выискивает. Все же донес паскудник. Поди и воеводу очернил, выслуживаясь.
Ксения
(выставляет на стол чугунок, всхлипывает).
– Что же теперича будет, Архипушка?
Архип
– Покамест боярин не прибыл с царевой грамотой, пойду до князя, разведаю. У нас же на Руси кто первый прибег, тот и безвинен.
462. Нат. Тобольск двор Архипа.
Ванюшка выводит лошадку из конюшни, запрягает в сани. Подходят Архип и Ксения.
Ваня
– Может, мне с тобой, дядька Архип?
Архип
– Не стоит тебе пока на вежды народу являться. Ты лучше, покуда я до воеводы езжу, свинью зарежь да кур поруби. Видать, и впрямь дорога дальняя нам вскоре предстоит. А ты, (обращается к Ксении),
– пробеги по посаду, якобы корову собралась продавать, и слух пусти, что к Максиму на Енисей уезжаем. Зовет, мол, давно, вот и дерзнули туды податься.
463. Инт. Изба воеводы.
Воевода, поднимается с лавки. Раскрывает оконце. В светлицу врывается поток свежего, морозного воздуха.
Воевода
– Не избавлю я тебя, Архип, от происков дьяка думского. Мой совет: покуда тучи не разойдутся, схоронись на время. Коли уж и государь в байку про Еремино золото поверил, так ничего не сладить тут, как токмо укрыться тебе в урмане. А потеплеет – я знать дам. Сегодня вечером жди сватов. Давно твоя Полина и мой Олешка глазки друг другу строят. Вот подворье свое в приданое и отдашь, и не отберут его тогда.
464. Нат. Тобольск. Двор воеводы.
Архип, спускается со ступенек крыльца, лукаво усмехается:
Архип
– Вот плут воевода! И рыбку съел, и на трон сел! Все, чем одарил меня, назад себе и вернул. Видать, загодя рассчитал все. А я-то, дубина стоеросовая, думал, все от души дарено. Действительно молвит народ, дураков не сеют, не жнут, они сами растут.
Голос за кадром
А воевода из раскрытого оконца, прищурившись, взглядом прожигая тулуп на спине Архипа, рассуждал:
Воевода
– Коли не суждено у тебя мне выведать про Еремино злато, то все одно, передашь ты тайну по наследству. А окромя Полинки, никого у тебя нет. Не я, так сын мой, Олеша, выведает место схрона. Не зря же я с грамоты государя пыль сдул и в бояре тебя произвел, подворье и мельницы, изъятые у опальных людей, тебе в дар отдавал. Можно было бы, конечно, и на дыбе все выведать. Но тебе, старому лопуху, не сдюжить пыток. Неладом околеешь, и уйдет в могилу тайна твоя. А я ждать умею Архип, и тайну хранить могу, я не болван, как дьяк Севастьян. Государь далеко, Бог высоко, а в Сибири я голова, и сын мой по праву местничества тут воеводить станет.
465. Нат. ЮЖНЫЙ КАЗАХСТАН.
Степь. Движется отряд всадников. В середине отряда арба. На арбе тяжело раненный Исатай. Рядом сын Ваулихан.
Арбу качает и трясет. От каждого резкого толчка Исатай морщится от боли. Укрытый овчинами, он, то впадая в беспамятство, то приходя в сознание, беспомощно лежит на сене.
Исатай просит остановить арбу.
Терпеть тряску он уже не в силах. У него жар, лоб покрылся мелкими капельками пота, а тело бьет легкий озноб.
Еле заметным движением пальцев он просит сына наклониться.
Исатай
– Передай Ботагоз, что твоя мать была любимой и единственной женщиной. Я буду ее ждать в цветущих садах. Дед Валихан и я оставили тебе все, что имеем, управляй с умом. Джунгары, бухарцы – наши враги, у нас много врагов, и только с орысами наш народ может их одолеть. Когда я покину этот мир, похороните меня там, где это произойдет. Сынок, складывая камни на мою могилу, говори с ними и проси у Всевышнего для меня рая
Исатай
(кашляет и продолжает)
– Сегодня ночью ко мне явился старец. Он поведал, что род наш прославится, а внуки твои станут великими людьми, будут служить русскому царю. Я ему верю, старец являлся мне и раньше, и все, что он предвещал, сбывалось.
Действие:
Исатай вновь потеряет сознание.
Отряд движется дальше.
Голос за кадром
Воин умер тихо, ночью, во время привала.
Утром Ваулихан подошел к отцу поправить овчины, но душа аркара была уже далеко.
К полудню следующего дня отряд двинулся далее, оставив в степи небольшой курган из камней.
Действие:
Ботагоз опускает руку, из-под ладони которой она вглядывалась вдаль. На горизонте показывается конный отряд.
Верхом на коне едет ее сын Ваулихан, держа в поводу оседланного жеребца без седока.
У женщины подкашиваются ноги, и она безвольно опускается на снег.
466. НАТ. СИБИРЬ. Урман. Берег речки. Никита, Угор и Мамарка ловят рыбу.
Голос за кадром
Наступил жгучий морозами декабрь.
Обь начинала гореть. Вся рыба, которая еще не задохнулась, поднялась в малые речки и встала в ямах у живунов, чтоб хоть как-то выжить. Ей было уже не до еды. В ямах, сбившись в плотную стаю, стояли рядом, бок о бок, хищники и травоядные. Наступил загар, а значит и сезон рыбной ловли.
Действие:
Никита выдолбил, запустил сак в воду. Выгреб им плавающий лед. Запустил глубже. Вытаскивает полный сачок рыбы. Мамарка, ахает от восторга.
Следом запускает снасти Угор.
Мамарка складывает рыбу в нарты. Сгущаются сумерки.
Рыбаки двигаются в обратный путь.
Угор
– Богатый улов нынче, можно в Тобольске хорошо выменять. Мука нужна, соль нужна.
Никита
– В Тобольске будешь, к Архипу загляни да упреди, что донос Севастьян отписал на нас и на него. Чтоб он нос по ветру держал. Мне Пайза об этом, умирая, поведал. А я с Мамаркой покамест тут побуду.
Угор
(суеверно смотрит по сторонам)
– Не поминай мертвых в полнолуние!
Светит полная луна. Подходят к избушке, в оконце которой горит свет.
Вогул
(шепотом, испуганно)
– Стой! Огонь в избе. Это дух Пайзы за нами вернулся! Зачем ты его на ночь-глядюче помянул?
Никита пятится назад, Мамарка укрывается за Никиту.
Дверь в избушке отворяется, и на крыльцо выбегает помочиться Ванюшка.
Никита тискает в объятиях своего любимца:
Никита
– Возмужал, возмужал ты, Ванечка! В плечах раздался и подрос малость!
Ваня наконец-то освобождается из цепких рук ведуна и, шагая к крыльцу избушки, поясняет.
Ваня
– Дядька Архип с матушкой обратно в лог переехали. Никак в Тобольске им жительствовать нельзя. Уж и государь про злато Ермака выведал да боярина думского послал, чтобы он сыск учинил. Мы Полинку замуж выдали – и тикать оттуда. Матушка-то слух пустила, будто на Енисей подались, до Максима. Пущай там теперича нас отыскивают.
Никита
– Жених-то кто? Поди, сын боярский?
Ваня
– Выше бери. Воеводский.
Никита
– То-то я и смотрю, не зря он мельницы дарил Архипу. Все, поди, приданым обратно и выманил. Ну и плут же воевода! С концов обрезал, а посередине ничего не оставил.
467. Инт. Избушка Никиты.
Никита снимает с крюка корзину и достает оттуда лепешки.
Никита
– Мыши совсем одолели – приходится все провизии на стены да на крюки развешивать, а то везде снуют, достают, окаянные. Вишь, и корзинку чуток погрызли, пока к майне ходили.
Ваня
(берет в руки лепешку)
– Мукой ржаной разжились где-то? А вот в Тобольске голодно, хлеба нет, мельницы стоят, лебеду и осоку люд ест, только рыба и спасает, да и то токмо тех, кто рыбалить могет и у кого снасть да бударки имеются. Остальные на воду глядят да слюной давятся.
Никита
– Нет, это не мука хлебная, – это Угор рогозника по осени накопал да корни сушеные перемолол на жерновах, вот мука-то и получилась. Теперь на рыбьем жире и жарим, когда в охотку.
Иван
– Это какой рогозник, что камыш шишками?
Никита
– Ну да. Коими камышинами ты малым пух по ветру пускал, по берегу играючи.
Никита поднимается и, кряхтя, выходит в сени, из которых приносит чугунок.
Никита
– Лепеху икрой щучьей намажь, так посытнее будет.
Ваня намазывает деревянной ложкой икру на лепешку. Кушает.
Никита
- А пошто голод-то в Тобольске? Тайга и река ведь всех прокормят.
Ваня
– Дак, то дьяк Севастьян начудил. Издал он по осени указ: всем остякам и вогулам возы с рыбой и мясом да другой снедью везти ему на двор. Да и сбил цену, живоглот. Вот и повезли рыбоеды снедь всю на Пелым. Кому оно хочется продешевить-то.
В избушку входят Угор с Мамаркой.
Угор
(подбрасывая дрова в печь)
– След я приметил свежий на речке, тут недалече. Самка с теленком прошла. Собак нужно утром привязать всех, не то увяжутся за нами и поднимут загодя лосей, потом бегай за ними по урману. Как рассветет, пойдем.
Угор снимает Ванино ружье с крючка и, рассматривая его, интересуется:
Угор
– Не пойму, куды фитиль прикладывать.
Ваня
– Так это же ружо заморское, аркебузой зовется. Тут фитиль не надобен.
Ваня, вынимает ключик из кармашка рубахи, разъясняет устройство ружья:
Иван
– Тута-ка колесико, а тама-ка пружинка железная. Вот сюды ключик вставлять. А эта штука курком зовется, курок колесико держит, покамест не нажмешь. Как колесико завертится и искру даст, так ружье и стрельнет. Ну а коли ключик потеряешь, то это ужо не ружо оно, а дубина.
Никита
(берет у Угора иностранное ружье)
– Вот завтра и проверим, как оно стреляет. Я смотрю, ствол-то длиннее, чем у нашей пищали, а знамо дальше и пуля полетит, токмо потяжелей оно нашего будет. А в урмане лишний вес обуза.
468. НАТ. Урман. Никита, Угор и Ванюшка ходко на лыжах идут по болотистому мелколесью.
Следы выводят к небольшому острову на болоте, поросшему молодым осинником. Вогул указывает варежкой на остров.
Угор
– Тама-ка они. Ты, Никита, зайди с другой стороны. Она подветренная, лоси тебя учуют, да колотушки услышат, и на меня с Ванюшкой по своему следу выбегут.
Никита, пошел обходя остров. Вогул с Ваней нарезают из снега кирпичики и выкладывают из них скрадок.
Вогул подсыпав на полку сухого пороха и запалив фитиль, изготавливается к стрельбе, положив ствол своей пищали в проем обуха бердыша, краем глаза посматривает на юношу и его иноземное ружье.
Ванюшка, вырубает тесаком осиновую рогатину, тоже втыкает ее в снег и прилаживается щекой к резному прикладу.
Угор
– Вот заморские мастеровые недотепы-то! Ружо узорами изрезали, а про подставку забыли. Попробуй-ка без упора ствол подержи! Руки отсохнут! А у нас, на Руси, бердыш, он и копье, и топор, и подставка под ствол!
Доносятся звуки ударов колотушек, которыми поднял шум Никита. Тут же в осиннике на краю острова поднимается облако снежной пыли.. Первой бежит огромная самка, а за ней вослед несется годовалый бычок.
Угор
– Когда бока подставят, бери бычка, а я лосиху,.
Ванюшка кивает головой и прицеливается.
Лоси бегут по своим следам мимо скрадка. Гремит выстрел вогуловской пищали, и самка, пробежав еще метров пять, тяжело падает в снег. Бычок на мгновение встает, не решаясь перепрыгнуть через упавшую мать, но тут же, почувствовав удар под правую ключицу, бежит дальше.
Вогул, приставляет пищаль к стенке из снега, выходит из-за скрадка, достает трубку, набивает ее и раскуривает от фитиля.
Подходит к лежавшей лосихе, достает тесак и перерезает еще бьющемуся в конвульсиях животному горло. Иван стоит рядом.
Угор
– Ты тоже, Ваня, попал, но твоя пуля пробила бычка насквозь. Видишь, с обеих сторон тропы кровь на снегу? Заряд шибко сильный у тебя, а пуля меньше пищальной, навылет прошла она. Я-то свою еще и ножом до середины разрезал, чтоб она, лопнув, всю свою мощь погасила в теле лося. Тогда наповал всегда бьешь. Но теленок все одно далеко не уйдет. Пока разделываем самку, он ослабнет и заляжет. А коли сейчас за ним пустишься, то угонишь его на край света. Да и бежит он к реке, а знамо к избе, тащить нам его меньше.
Ваня
– Ага, лишь бы в избу не забежал, а то все лавки переломает.
Подошел Никита.
Никита
– Давай-ка, Ваня, покуда совсем не стемнело, беги за упряжками к избе. Гоните их с Мамаркой сюда напрямки. Волоком нам столько мяса не вытащить, а бросать половину жалко, зима-то еще вся впереди.
Ваня заряжает аркебузу и, закинув ее за спину, вскоре скользит на лыжах к избушке.
Никита
(Угору)
– Слышал? В Тобольске голод. А это значится, купцы вскоре к нам за мясом и рыбой прибудут. Можно на соль и порох выменять что-нибудь, а другое на ткань и прочее.
Угор
(обдирая шкуру)
– Нам еще и сбруя нужна для упряжек, надобно шкуру тоже забрать, – кивнул вогул, по локоть засунув руку под шкуру, отделяя ее от мяса.
469. НАТ. ТОБОЛЬСК. Крыльцо избы воеводы.
Воевода стоит на крыльце с чаркой, позади его девка с караваем.
Гость въезжает во двор верхом, как и подобает думскому боярину и человеку высшему по чину. Подбегает холоп, принимает коня, и помогает грузному седоку с него слезть.
Следом, ведя своего коня под уздцы, входит в ворота сотник Иван Никитич.
Воевода
– Добро пожаловать, Василий Афанасьевич. Давненько, давненько тебя поджидаем. Отведай с дороги чарочку.
Протягивает полный ковшик медовухи, кланяется воевода.
Думский боярин
– Здрав будь, княже.
Гость выпивает до дна преподнесенное, крякает от удовольствия боярин. Он отламывает кусочек от каравая, макает его в солонку и, проглотив, не прожевывая, целует в губы девку, отчего щеки той покрываются румянцем.
Далее воевода и боярин троекратно целуются.
Воевода
– Будь гостем, Василий Афанасьевич. Прошу к нашему столу, окажи милость.
470. Инт. Горница воеводская. Стол, вдоль лавки. Стоят холопы в ожидании распоряжений воеводы.
Воевода
(постельничему)
– Ну, что зенки вылупил? Стоишь истуканом! На стол подавай! –
Воевода и думский боярин скидывают шубы на руки холопов. Присаживаются за стол напротив друг друга. Холопы расставляют яства.
Голос за кадром
Тут же, как по взмаху волшебной палочки, на столе появились изысканные сибирские блюда. Фаршированный осетр украшал стол посередке, вокруг его, как амулет на шее фараона, красовалась стерлядь горячего копчения. Принесли и щучью икру со сметаной и чесноком.
Воевода
– Ты, батюшка, вкушай, вкушай, а опосля и отобедаем. Фазанами да рябчиками тебя побалую. Да ты пей, пей медовуху. Ядреная она у нас, словно квасок пьешь, а встанешь – ногами-то не идешь.
Воевода
– Дело надобно бы сладить, по царскому указу я тут.
Воевода
– За государя выпил, за хозяина выпил, а за веру нашу сущую как же не выпить?
Боярин
(соловея)
– За веру? Надобно.
Гость, подставляя свой ковш, пытается его удержать ровно, пьяно водя рукой вкруговую и разбрызгивая медовуху по столу. Пьет.
Голос за кадром
Василий Афанасьевич и вовсе осоловел. Он, пуская пузыри и тряся бородой, в которой запутались рыбные кости, требует веселья. Но пока девки бегут за дударями и гусляром, боярин, отхлебнув за дорогу дальнюю, утыкается лбом в скобленую осиновую столешницу.
Воевода потирает довольно руки.
Постельничий.
(смотрит на мертвецки пьяного гостя, улыбается)
– Жил султан, и собрался он войною на другого султана. Созвал звездочетов и молвит: «Ну-ка, мужи мудрые. Что звезды мне сулят?». Все разом заголосили: «Победу, великий, победу!». И токмо один старый мудрец упредил: «Не ходи, разобьют твое войско, а сам ты с позором без коня на осле вернешься». Не поверил надменный султан, послушал он подхалимов и был бит. Привели ему старого звездочета. «Казнить его немедля! За то, что накаркал беду!» – «Воля твоя! Токмо задумал я ишака научить в шахматы играть, чтоб лучше тебя в этом деле мыслил». – «Сколь времени надобно тебе?» – спрашивает султан. «Десять годков хватит». – «Иди, учи, но коли я его обыграю, не сносить тебе, звездочет, головушки!»
Год проходит, два, а звездочет к ишаку и не подходит. Молодой ученик и спрашивает: «Что ты делаешь? Ты ведь так не научишь ишака ничему, и голову отрубят». – «Тяни время! – улыбнулся мудрец. – Или ишак сдохнет, или султана зарежут».
Воевода
(грозно взглянул на постельничего)
– Умен ты шибко, братец, и язык у тебя без костей, а потому легче отрезать его. Как Василий Афанасьевич очухается, так ему молочка-то топленого и поднеси.
Постельничий
– Ужо готово, княже, со свежей конопляной веревкой выварено.
Воевода
– Ну а коли угодишь, то жалую тебе маслобойню, изъятую нынешним летом.
Постельничий
– Не пекись княже, он у меня до весны кренделя по терему будет выписывать.
Воевода
– Ну и ладно, поехал я, а ты тут приглядывай за гостем московским. Растолкуешь ему, что на Вагай якобы воевода с отрядом выехал, мол, татары бузу подняли.
471. Нат. АТЛЫМ-РЕКА
Ваня, широко ставя шаг, скользит на лыжах по следу раненного им бычка. Заряженная аркебуза за спиной немножко стесняет движения.
Голос за кадром
Юноша, в надежде повстречать глухаря или косача, специально зарядил оружие не пулей, а сечкой. Лось никуда от него не уйдет. Метель вроде не поднимается.
Поездка в Крымское ханство сильно изменила юношу. Он возмужал, раздался в плечах. Одно смущало его: никак не желали отрастать усы и борода. Щеки его покрывал только легкий рыжий пушок.
«Вот кабы не поймал я хворь, да не дал мне Никита каменную смолу, может быть, и жизнь сложилась бы по-другому. Даже подружка Айша, что на два года младше, и та уже вышла замуж, переехав на стойбище. А я как был мальчишкой, так и остался, только жизненный опыт приобрел, лечить людей и оленей научился. Много книг старинных прочел, с собой из Казани еще прихватил, только вот никак времени на чтение пока не выбрал. Зимой на улице не почитать, а в избе уж больно темно. Да и язык старинный чудной, костлявый порой, слова шибко мудреные, все нужно домысливать», – рассуждал на ходу Ванюшка.
Ванюшка
– Да куды же ты бежишь, не угнаться, волки бы тебя побрали.
Голос за кадром
Крови по бокам тропинки становилось больше и больше. В одном месте бычок даже завалился на бок, но нашел в себе силы подняться. Видимо, чуял за собой идущего охотника или иную опасность.
Юноша внезапно остановился.
Неглубокой бороздой в след раненого бычка влились волчьи следы.
Ваня
– Не зови лиха, пока оно тихо.
Действие:
Иван, снимает со спины ружье.
Снимает кожаный ремень с черкески и, приметив по пути подходящую осинку, срубает ее. Присев на корточки, он приматывает нож ремнем к палке. Вышло неплохое копье.
Оглядевшись по сторонам, он тихонько скользит дальше. Выходит, к реке. Юноша останавливается. Впереди русло речки.
Ваня идет берегом. За вторым поворотом Атлымки раздаются звуки грызни. Волки нагнали раненое животное и грызут жертву.
Голос за кадром
Стая была небольшая: два-три взрослых самца, несколько самок и летний выводок. Огромный вожак белого опала вцепился мертвой хваткой лежащему лосю в горло. Рядом, никого, не подпуская к добыче, выплясывала танец смерти доминирующая самка. Остальные самцы и самки, топчась вокруг и рыча, ждали, когда вожак напьется первой крови и разрешит подойти всей стае. Сороки, подняв галдеж, прыгали поодаль, созывая своих крылатых братьев со всего урмана.
Действие:
Ваня, присаживается на упавшую сосну, подсыпает сухого пороха на полку, достает ключик и взводит пружину.
Голос за кадром
Расстояние для прицельного выстрела было предельным. Юноша уже успел пожалеть, что не зарядил свое ружье пулей.
Ваня
– Косачатинки захотелось, дубине стоеросовой. Сечку-то уже не перезарядишь. А вот дерево-то хорошо упало. Верхушкой в другой берег уперлось, а основная лесина над яром на четыре косых сажени повисла. Всегда на нее залезть можно. Волки не росомахи и не рыси, по деревьям не лазят.
Действие:
Иван, опасливо поглядывая на стаю, принимается рубить ветки для костра. Костер он разводит у корней упавшего дерева.
Голос за кадром
Иван знал, что зверь боится огня и никогда к костру не подойдет, а значит не сунется на ствол дерева. Идти к избушке, до которой оставалось версты четыре, было небезопасно. Волки, отлежавшись, легко могли его настигнуть в мелком кустарнике, где укрыться от них и отбиться было непросто. Тем более уже начинало смеркаться.
Вожак, наевшись и подпуская стаю, отошел в сторону, хотел было улечься на снег, но почуял запах дыма.
Его голодные товарищи пока человека не замечали. Они пришли из заполярья, многие молодые особи отродясь не видали человека и даже не знали запах дыма. В тундре пожары и люди редкость. Нынешней зимой в заполярье выпал большой снег, добраться до корма травоядным животным становилось все сложнее и сложнее. Особенно страдала молодь. То тут то там волкам попадались замерзшие или выбившиеся из сил оленята. Стада дикого оленя, мигрировав в поисках ягеля к югу, разбрелись по урману. За ними потянулись и хищники, не привыкшие к охоте в лесу, они, порой голодая по нескольку дней кряду, рыскали по урману в поисках пропитания.
Сегодня им повезло: наткнувшись на лосиный след и почуяв запах крови на снегу, стая ринулась в погоню.
472. Нат. Болото.
Угор
– Давай-ка, Никита, сбираться в дорогу. Мясо, которое не сможем унести, завернем в шкуру и привяжем к веткам сосны, чтоб зверь не достал. Остальное положим на лыжи, сделав из них нарты, да за плечи сколь сможем возьмем. Видимо, задерживается наш Ваня с выездом. Может, случилось что. Мы по его следу легко пойдем и при полной луне не потеряем.
Никита
– Давай, Угор, я и сам уже подумывал в путь тронуться. Олухи мы с тобой царя небесного, нарты с собой не взяли под мясо. Все в предзнаменования и приметы темные верим. Перед рыбалкой – рыбу не кушаем, на охоту идем – сани дома оставляем. Вот и надрывайся теперь.
Действие:
Разделанное мясо подтаскивают к выбранной сосне, что растет на берегу болотца. Угор ловко перекидывает через выбранную ветку кожаный тензень , и они вдвоем, привязав мясо, поднимают его на достаточную высоту, чтоб до него не добрались соболя, колонки или росомахи, от сорок и ворон завернув его в шкуру.
Собираются в путь. И идут по следу Ивана. Огромная, как поднос для бешбармака, луна освещает охотникам дорогу.
След Ивана, не сбиваясь с пути и петляя между деревьями, ведет прямо к избушке.
Никита
(шагает во след Угора)
– Знамо, ночевать лег в избе наш Ванюшка, чтоб с рассветом вернуться.
Действие:
Неожиданно, рассматривая следы, вогул останавливается.
Никита, на всем ходу налетает на приятеля, чуть было не упав. Возмущается.
Никита
– Ну, ты чего встал, как баран перед новыми воротами?!
Вогул
(рассматривает следы)
– Волки.
Никита
– Может, собаки?
Вогул
– Нет, это волки. Ваня по их следу пошел, бычка отбить захотел, как бы сам не попал, как кур в ощип.
Никита
(опускает палец в рисунок следа)
– Они рядом, след еще коркой не покрылся, давай-ка, Угор, шаг прибавим.
473. Нат. Пойма реки. От берега до берега лежит ствол сосны. На нем сидит Иван.
Волк, подойдя к корневищу дерева, на упавшем стволе которого укрылся Ванюшка, встал, не решаясь перепрыгнуть через угли и искры костра.
Под лесиной закружилась остальная стая.
Иван прицеливается в вожака. Светит полная луна, но сумерки смывают очертания ствола; боясь промахнуться, подросток опускает себе ствол на колени и, распускает варежку, протягивает вдоль ствола аркебузы белую шерстяную нитку, закрепляет ее одной стороной к мушке, другой к замку. Прикладывается вновь и, наметив между глаз зверю, спускает курок. Из-под колесика брызжет сноп искр, раздался выстрел.
Ваня на несколько мгновений ослеп от вспышки. Остальные волки, присев от неожиданного грохота, застыли как каменные, не понимая суть происшествия.
Их огромный вожак, получив в голову и грудь заряд свинцовой сечки, падает замертво.
Волчица, подбегает к упавшему вожаку, тыкает ему в бок носом. Затем, поднимает морду к небу, издает ужасный вой.
Действие:
Ванюшка, озирается на все четыре стороны, сидит на стволе дерева. Под стволом на снегу крутятся волки.
Молодой волк подпрыгивает, пытается ухватить Ваню за ногу, но, получает удар в шею смастеренным копьем, вертится волчком.
Но и копье выпало из рук юноши, втыкается в снег под сосной.
Волчица сбегает с яра и, пробежав под бревном, пытается пролезть со стороны макушки к месту, где сидит Ваня.
Иван разворачивается в сторону волчицы, поднимает уже заряженное пулей ружье.
474. Нат. Мелколесье. Никита и Угор бегут на лыжах. Слышется звук выстрела. Останавливаются прислушиваясь.
Голос за кадром
Никита и Угор, услышав первый выстрел, бросив поклажу, кинулись со всех ног на помощь Ване. Вогул на ходу зарядил пищаль мелкой сечкой, Никита взял наизготовку бердыш. Увязая в снегу, они спустились на лед речки.
Действие:
Никита и Вогул спускаются в русло реки. В это время доносится звук второго выстрела.
Стая, потеряв вожака и волчицу-мать, мечется по берегу. Но напоровшись на выстрел вогула, бросается наутек.
Никита, подойдя к лесине, на которой, обняв ружье, сидел Ваня, ткнув древком бердыша ему под зад, приказывает:
Никита
– Спускайся давай, лосенка глянем, поди, не всего разбойники съели. Нам тоже малость оставили.
Иван
– Я в жизнь теперича, дядька Никита, с энтого бревна не спущусь.
Вогул осмотрел остатки бычка.
Вогул подходит к остатками лосенка.
Вогул
– Остались только рожки да ножки. Теперь, коли стаю всю не изведем, они нам покоя не дадут. Старый вожак их сюда привел, его Ваня подстрелил. Так и будут рыскать, пока по одному не разбредутся по урману. Молодняк одного помета – трудно им будет нового вожака выбрать. Вот и будут сами по себе жительствовать, покамест не прибьются к сильной стае.
475. Инт. ТОБОЛЬСК. Горница воеводской избы. Не убранный стол. За столом сидя спит думский боярин. Шевелится, поднимает голову. Озирается по сторонам. Подходит к зеркалу.
Голос за кадром
(действие одновременно)
Василий Афанасьевич глянул на себя в зеркало. Опухоль лица и набухшие под глазами синяки говорили о длительном запое. И как его угораздило на хмельное дело? Всегда он отличался степенностью и здравым умом. Растерев трясущимися руками виски, он плеснул в лицо из рукомойника водицы. Крякнув от удовольствия, взял со стола крынку топленого молока, сдул пенку и тремя глотками выпил содержимое. Вытер ладонью куцую бороденку и присел за стол на лавку. Мысли его скомкались, в глазах поплыли круги:
«Молоко-то горьковато», – успел подумать думский боярин и, положив руки на столешницу, блаженно вздохнув, уронил на них свою нечесаную голову.
В горницу тихонько входит ворожея Яга и, присев на лавку, кивает постельничему, чтоб тот вышел.
Яна
– Слушай сюды, боярин. Завтра, когды очухаешься, вспомнишь сон, будто хмельной ты кричал, что царь-де не указ тебе. Кулаком стучал по столу. Сигизмунда и семибоярщину славословил. Бахвалился, что государя Михаила Федоровича ты на царствие назначил, ты и снимать будешь.
Действие:
Яга поднимается с лавки, подходит к боярину, и ножницами срезает прядь волос Василия Афанасьевича. Подходит к печи и, открыв поддувало, кидает туда прядь со словами:
Яна
– Так и быть тому, слово проговорено, обратно не воротится.
Действие:
Входит постельничий.
Яна глядит на управляющего и тяжело вздохнув, глядит ему в глаза.
Яна
– На тебе грех.
Постельничий
– Молчи, ведьма! Коль поведаешь кому, утоплю в проруби.
476. Нат. Степь притобольская.
Голос за кадром
(действие одновременно)
Гонец настиг воеводу при повороте на татарскую деревню Узгун. Поклонившись, сообщил:
Гонец
– Не вели казнить, княже. Утром зашли в светлицу, а боярин висит в петле на задвижке хайла, руки на себя наложил, допился, сердешный.
Воевода
(обернулся к сотнику)
– Разворачивай дружину, Иван Никитич. В Увате более нам ладить нечего.
477. Инт. Казахское ханство. СТАВКА ХАНА Есима. Юрта.
Хан Есим показывает взглядом на шелковые подушки, приглашая присесть подле него молодого богато одетого вельможу. Это Ваулихан.
Хан
– Раздели со мной трапезу, уважаемый Ваулихан. Разговор у нас с тобой будет долгий и важный. Ты был при послах в Московии еще при царе Борисе и нашел общий язык с царевичем. Наших послов приняли и выслушали только благодаря тебе, Ваулихан. Знаю, что овладел ты языками и грамоте чужеземной.
Ваулихан
– У меня хороший учитель, повелитель.
Хан
– Гаджи-Ата разве не ушел в Индию?
Ваулихан
– Нет. Он хотел забрать свою жену, но решил пока остаться у нас, так как старая Сауле не выдержит дальней дороги.
Хан
– О его долголетии ходят легенды.
Ваулихан
– Никто не знает, сколько ему лет.
Хан
– Но оставим Гаджи-Ату в покое. Ты мне нужен не как воин. Батыров у меня хватает. А вот мудрых, сведущих и рассудительных в ханстве не так много. Мы вернулись из похода на Бухару, но я уверен, что хан вновь нападет, когда выгадает время и наступит подходящий случай. Нам нужен мир и согласие с урусами. Если мы будем уверены, что с северных краев не придет на наши земли враг, то можем противостоять Бухаре. Я осведомлен, что воевода Тобыла послал своих людей на восход, в земли тунгусов. Пусть они туда и идут да служат живым щитом супротив джунгар. Пока ты, Ваулихан, посетишь воеводу Сибири, я начну готовится к новому походу на юг. Мне очень жаль, что батыр Исатай так рано ушел в страну предков. Он бы мне оказал великую услугу в сборе войска. Мы много раз на привалах обсуждали с твоим отцом разные вопросы. На многие до сих пор я не могу найти ответа. Например, как царю Ивану удалось переломить гордыню своих знатных вельмож.
Ваулихан
– Гордыню переломил не Иоанн Васильевич, а его верные помощники опричники. При первом походе на Казань никак родовитые бояре не могли поделить свое положение в войске. Каждый кичился своим родом и не желал быть под рукой у менее родовитого воеводы. Один отказывался командовать полком левой руки, другой не хотел уступать полк правой руки. В итоге Иоанн прекратил поход и вернулся в Москву. Собрал он тогда опричную тысячу из неродовитых сынов боярских. Пожаловал им земли. И назначали в этой опричной тысяче старших батыров только по силе, уму и мужеству, а никак не за родовитость и глупость.
Хан
– Я не сомневался в твоей рассудительности, Ваулихан. Потому и назначаю тебя старшим посольства, несмотря на твою молодость. Ты по отцу потомок Чингисхана и имеешь право повелевать взрослыми. А в охрану возьмешь сыновей наших баев, у которых нет права наследства. Вот и назначишь из них десятников, сотников и тысячного. Заодно поможешь воеводе Тобыла разогнать отряды сына Кучума – Алея, чтоб он не ударил в спину нам, когда двинемся в поход на Бухару.
478. Инт. СИБИРЬ. Сотниковый лог. Изба.
Архип встает с лавки, прислушивается:
Архип
– Кажись, собаки тявкают. Упряжка пришла.
Ксения
– Ванечка вернулся из Урмана!
Ксения, скидывает передник на лавку, берет ухват, радуясь и достает чугунок.
Ксения
– А у меня в печи как раз репа пареная поспела!
В избу входят Иван, Угор и Мамарка.
479. МОСКВА. Царские палаты. Длинный стол. За ним государь Михаил Федорович. Пишет.
Голос за кадром
Михаил Федорович, будучи слабым и болезненным человеком, участия в делах государственных почти не принимал, доверяя решать вопросы своим родственникам. Он все же надеялся, что отпустят из польского плена его отца Федора Никитича, и родитель поможет ему в правлении, оттеснив ненужных советчиков.
Государь еще осенью отписал королю Польши о выдаче своего батюшки. Но Сигизмунд с ответом оттягивал, надеясь, что Михаил Федорович, как и его предшественники, на троне долго не удержится.
Брат шведского короля, Карл Филипп, также давно претендовал на русский престол, и у него были все шансы занять его в ближайшее время. Он удерживал захваченный Новгород и города на побережье Балтийского моря – Ям, Копорье, Орешек, Корела. Но набрать наемное войско и выступить в победоносный поход супротив Московии пока не позволяла пустая казна Швеции.
Католическое духовенство Польши, в обход короля, все же тайно прислало посла с предложением отказаться от Юрьевской дани, Рижских соглашений от 1200 года, договора Ливонии и Пскова от 1473 года и остальных последующих договоров взамен на свободу Федора Никитича.
Государь помнил, как еще в детстве ему поведали про рыцарей-крестоносцев, побитых в битве при Хаттине, полный разгром для которых закончился чудовищной резней. Двести тридцать рыцарей, отказавшиеся принять ислам, были зарезаны там же, на поле брани. Остальных, менее знатных, продали в рабство. Не помогли рыцарям и последующие крестовые походы на восток. Пришлось обратить взгляд на северные земли.
Князь Владимир Полоцкий тогда опрометчиво дал согласие монаху Мейнхарду проповедовать в землях ливов христианство, отведя им удел для проживания и кормления. Но с первыми монахами-католиками, как с первыми лучами солнца, поползли на славянские земли воины Христа – крестоносцы, мечом и катаньем расширяя и захватывая все новые и новые земли.
При неразберихе, которая творилась в годы Смутного времени, переметчиком князем Курбским был похищен договор с Дерптским епископом, который и подтверждал прежние долговые обязательства ливонского ордена перед Московией.
Действие:
Государь поднимается, подходит к окошку, толкает створку, открывает слюдяное окошечко. В светлицу врывается поток свежего весеннего ветра.
Государь оглядел пожар (красную площадь. Кое-где с крыш под воздействием солнечных лучей уже скатывается посеревший снег, создавая то там то тут облака снежной пыли.
В безветренную погоду дымок из печных труб ровно, как березки в лесу, тянется вверх. Золотом блестят купола собора. Трижды осенив себя крестом, монарх прикрывает окошко и в сердцах вздыхает:
Михаил Федорович
– Ох уж эти заботы государственные. Видать, век мне нести свой крест. С креста не сходят – с него снимают.
В светлицу входит дьяк:
Дьяк
(Раскладывает грамоты)
– Государь, скорбное известие из земли Сибирской. Боярин Василий Афанасьевич, посланный тобой сыск вести, руки на себя наложил.
Михаил Федорович
– Что так?
Дьяк
– Сказывают, что по хмельному делу тебя хулил да семибоярщину хвалил. А очухался – тогда и осознал, что не уйти ему от ответа.
Михаил Федорович
– Стало быть, ушел пес от дыбы! Еще что?
Дьяк
– Послы прибыли в Сибирь от хана Есима, дружбу предлагает вечную. Хан просит подсобить в войне супротив Бухары.
Михаил Федорович
– Эко дело, подсобить! Кто б нам помог… Тут вот, зрю, нужно бы Новгород с другими городами для начала воротить. Не до Есима ныне. Но отпиши воеводе, пусть с послами поласковей будет. Ничего не сулит, но и не отказывает. Что еще прислал воевода?
Дьяк
– Соболей до триста штук. Лис бурых сто пятьдесят, лис черных двадцать. Икры осетровой четыре кадушки. Рыбы два воза, да коня-арапчонка тебе в подарок от хана Есима. И ашо посуды серебряной и шелка китайского разных цветов. Просит воевода пороху, свинца, пушек и пищалей, скоб, да гвоздей десяти перстных для возведения храма.
Михаил Федорович
– Арсений, все добро привезенное перепиши, да смотри, чтоб к рукам боярским ничего не прилипло. А насчет просьбы воеводы, кое-что дам я ему. Указ готовь, чтоб от каждого двора боярского привезли необходимое оружие и припасы. Гвозди да скобы пущай купцы соберут. С последними морозами надобно отправить обоз вспять. Вон уж днем с крыш капает на солнышке, пущай время не тянут, пока дороги зимние не расквасило, должны успеть вернуться. Лошадей казенных на ямах предоставлять по моему указу. Князь Пожарский пусть ко мне явится со старостой обоза. Что еще воевода пишет?
Дьяк
– На Кутуй-городок охочих людей послал. Тунгусы одолели. Нападают на обозы остяков, деревни жгут.
Михаил Федорович
– Вот Пожарскому и накажу. Пусть стрельцов пошлет на подмогу. Тех, что давеча бузу в немецкой слободе затеяли да заезжих купцов из Литвы поколотили. Нехай забияки годика три тунгусам дули в Сибири повертят. Да скажи там, пусть лекаря покличут. Опять в ушах заложило и в глазах темнеет.
Дьяк вышел.
Через некоторое время в светлицу входит царский лекарь. Он вносит серебряный поднос и инструменты.
Лекарь
– Гасутарь, кровь пускайт ната.
Михаил Федорович
– Ну, ната, так ната, мне и отвар медового цвета недурственно помогает.
Лекарь
– Трава не помогайт, кровь пускайт ната.
Михаил Федорович
– Да пускай ты, черт нерусский. Токмо побыстрее, дел у меня еще невпроворот.
480. Инт. Москва. Сарай. На полу лежат связанные стрельцы, лица у них побиты.
Молодой стрелец Терешка.
Голос за кадром
Терешка попал в стрелецкую сотню случайно, прибившись к стрельцам при осаде кремля. Ну не гнать же сироту в шею. Приодели, обогрели, поставили в помощь конюшему. Жалование покамест не получал, столовался, спал в своем углу на сене. Спал да и горя не знал.
Но вчера, получивши жалование, стрельцы сунулись в немецкую слободу отметить это дело.
И вот теперь он лежал в подклети приказной избы связанный, и припухшим языком облизывал разбитые, пересохшие губы.
Терешка
– Эко угораздило нас с литовскими купцами зацепиться. Запорют плетьми, видит Бог, запорют, распоясались последнее время заморские купчины. В кабаках задираются, на улице могут и плечом зацепить, а то и в лужу да в грязь оттолкнуть. Бывшие опричники и те с ними стараются не связываться. Куды уж стрельцам.
Дверь подклети распахивается, и в помещение падает яркий свет.
Стражник
– Выходь по одному, вурдалаки!
На пороге стоит сотник Иван Никитич. Связанные стрельцы шевелятся, присаживаются и обращают взгляд на боярина.
Иван Никитич
– Слухай сюда! С обозом я прибыл из Сибири. Кто вожделеет туды идтить, чтобы шкуру не почесали плетьми за бузу, устроенную вами в слободе, выходи. Вы в харчевне столы поломали, купцам заморским челюсти вывернули. Мне такие дерзкие позарез в Сибири нужны.
Один из стрельцов
– А сколь жалование установят, коль в Сибирь пойдем?
Иван Никитич
– Тут четыре рубля в год. А в Сибири – пять, коли в стрелецкой избе или в острожке службу правишь. Ну а в походе и до семи платим. Стрелецкий налог с северного народишка берем, оттого и жалование у нас поболее московского.
Несколько стрельцов
(отошло в сторону)
– Ну, мы к порке привычны. Тут как-то спокойней, да и хозяйство имеется.
Остальные, согласившись, вышли из подклети.
Терешка
– А меня возьмете? Я конюшему помогаю, кони завсегда чистые.
Иван Никитич
– Годков сколь?
Терешка
– Шаснадцать, поди. Точно-то не ведаю, дядька. Сирота я сызмальства.
Иван Никитич
– В тамбур бить могешь?
Терешка
– А то ж! Барабань себе да барабань, что заяц на пеньке, тревогу могу и построение.
Иван Никитич
– Повернись, развяжу. По душе ты мне, малец, пришелся. Был у меня мальчонка на тебя ликом схож, Ванюшкой звали. Да ушел он на восток, к Катуйскому острожку, не попрощавшись.
481. Нат. Идет обоз.
Голос за кадром
Иван Никитич, пройдя по Китай-городу и Воробьевской слободе, набрал еще охочих людишек, да стрельцов два десятка переманил.
Обоз ушел через два дня.
Иван Никитич специально выбрал утреннее время для выхода, зная, что за ночь тракт подмораживает и до обеда можно было спокойно двигаться санным обозом. Перейдя Пермские горы, сотник рассчитывал уйти на Пелым, и уж потом, выйдя на Обь, подняться к Тобольску. Назрел и кой-какой план – втайне от воеводы и Севастьяна посетить Архипа.
Действие:
Обоз, вытянутый в длинную вереницу движется в сторону восходящего солнца. Рядом с возами идут стрельцы и охочие люди. Иван Никитич, поравнявшись с идущим Терентием, шепчет ему на ухо.
Иван Никитич
– Ты мне нужен, Терентий. Еще не научила тебя жизнь лукавить и хитрить. Обязательно дьяки своего человека в обоз пристроили. Гляди внимательно. Может, приметишь, что кто-то, таясь пишет писульку или варежки с ней якобы случайно у бивака оставит, а может, на яме шептаться зачнет. Будешь служить верой и правдой – стану я тебе опорой и отцом приемным.
Терентий
– Да я ради вас воробья в поле загоняю! – прослезился сирота.
Иван Никитич
– Вот и ступай вперед, да каждый день мне докладывай. Кто чем дышит, не намечается ли буза какая, – легонько толкнув Терешку в спину, хитро прищурился сотник Иван.
482. Нат. Сибирь. Движется обоз. Впереди поселение.
ТИТРЫ: ПЕЛЫМ.
Голос за кадром
Василий Кондинский в Пелыме встретил обозников из Москвы радушно. Разместил, накормил, помог с фуражом.
Ивана и двух сынов боярских, посланных в острожек на Енисее, пригласил к себе в светлицу испить братчины, отведать угощенье.
483. Инт. В избе князя Василия Пелымского. Сидят за столом.
Князь Василий Пелымский
– Не пойму я тебя, Иван Никитич. Пошто ты на северные земли повернуть собрался? Ведь на Тобольск ближе югом через Морткинские Болота пройтить. Они еще ведь промерзшие, не растаяли, и санная дорога есть. Сам недавно обоз отправил воеводе.
Иван Никитич
– Ясак собрать нужно с одного стойбища. Совсем от рук отбились. Одного шамана даже пришлось прилюдно выпороть, много языком молол. Да и за службу верную названному боярину Архипу Сотникову награду везу от государя Михаила Федоровича.
Князь Василий Пелымский
– Чем же наградил его государь?
Иван Никитич
– Пистолем заморским о двух стволах жаловал. И кафтаном парчовым с плеча князя Дмитрия Пожарского одарен. Так что хошь не хошь, а крюк придется сделать. Я тут оленей возьму, а лошадей оставлю. С Пелыма на Уньеган пройду, а там уже рекой и сором до речки Хугот – и на стойбище Постнакорт выйду.
Князь Василий Пелымский
(Князь пододвигает братчину Ивану Никитичу и, хитро улыбнувшись, спрашивает)
– Ты, Иван, мои владения лучше меня скоро знать будешь.
Иван Никитич
– Владения-то твои, а землица Сибирская под государеву руку положена, так что все дороги ныне перепись прошли. Охочие люди уже за Енисей ступили. Говорят, к богатому озеру вышли.
А на тебя и брата твого Федора кое-кто донос прислал государю, будто, приняв веру православную, ты справляешь шайтанство,
Действие:
Иван Никитич достает из рукава грамотку, читает опешившему от страха вогульскому князьку:
Иван Никитич
– «…живучи в юртах, делает шайтаны и по первой своей вере тем шайтанам кланяется. Впал в неистовое житие не единова, уподобляя прежние бесовские и темно образные прелести».
Князь Василий Пелымский,
(трижды перекрестившись, лепечет)
– Так, однако, навет это, Иван Никитич. Каюсь, справляли мы день ворона давеча. Дерево наряжали, воде, земле и небу кланялись. Так и вы, урусы, масленицу празднуете, которую из комоедицы переделали языческой.
– Не богохульствуй, Василий. Что тебе сказано? Постерегись и мотай на ус! Я-то пойму тебя, а государь осерчает. Гнев же его страшен. Ты священное дерево не спилил, как велено было патриархом, отсель и до сих пор там твои вогулы шайтанят. Вот потому в начале зимы и отказано тебе в походе на Тюльскую землицу, токмо по этой причине и отказано. Не верят воеводы в твердость духа твого.
Князь Василий Пелымский
– Свалю я лиственницу, ей-богу свалю.
Иван Никитич
(отхлебнув браги из братчины, звонко хохочет)
– И осеняешь ты себя крестом слева направо, видать, забыл , когда истинному Богу молился-то.
Действие:
В светлицу с облаком пара вваливается Терешка.
Терешка
– Скарб весь на нарты переложили. Олени сыты. Ягеля взяли с собой в каждый возок. Коней свели в почтовую яму. Когды выезжаем?
Иван Никитич
– Ну, бей походную дробь. Знамо, пора выступать.
484. Инт. Урман. Изба Никиты. АТЛЫМ-РЕКА.
Никите снится сон.
Гостомысл
– Ну, здрав будь, Никитушка. Давно я тебя не навещал, да и ты позабыл про колокольчик.
Никита
– Рад видеть тебя, отче.
Гостомысл
– Дело есть. Задумал сотник Иван игру мудреную. Знает, что не добьется он от вас места утайки злата Ермака. Решил он без ведома воеводы подослать человека. И чую я, будет подход тот к Ванюшке или Мамарке, так как наивные они еще, молодые. А стало быть, и засланец от сотника младой будет. Ты уж, Никитушка, зри в оба. Клад этот токмо для крепости Руси в тяжкое для нее время предназначен. Не должон он попасть в пакостливые руки. Звон бубенцов слышу. Упряжка по речке идет. Чую, Ванюшка к избушке подъезжает, пойду я.
Действие:
Образ Гостомысла растворяется. Дверь распахивается, в проеме Ванюшка.
– День ворона проспишь! Вставай, дядько Никита! Вон он, на березе сидит, каркает. Гнездо-то старое себе с северной стороны нынче выбрал, чтоб птенцы в тени были, а значит, лето знойное ожидается!
Никита
(поднявшись с лавки, улыбается Ванюшке)
– Здравствуй, отрок ненаглядный. С какими новостями явился ты сюды?
Ваня
– Да толком новостей и нету, отче. Обоз с Угором и матушкой покуда из Тобольска еще не вернулся. Дядька Архип брагу поставил. Я помог ему дров нарубить и сложить их в поленницу, да к тебе в избу подался. Ведьм скоро лед пойдет, а значит и чебак. Тебе помогу, себе навялю. Соли привез полтора пуда. Капканов дядька Архип тебе дюжину отковал и передал. Невод Угоровский привез новый, тот, что купец хворый ему отдал. Завесу поставим, глядишь, ежели подгадаем под скат рыбы, то улов добрый будет.
Никита
– Ты молодчина, что соли привез, а то в лабазе три осьмушки осталось. А я, пока ты дома был, полный ледник льдом набил. Так что не только повялим, а и свежую рыбу сохраним. Пока там токмо оленина лежит.
Ваня
– Ого! Охотился, что ли?
Никита
– Нет, случайно на оленей наткнулся. Пошел силки проверять, а тут два оленя шибко зло за самку бились да рогами-то и запутались. Вот и стояли ужо на коленях без сил, забияки, и капкана не надобно. Подстрелил обоих, все одно погибли бы. Мясо-то в ледник снес, а рога кое-как распутал да на вышку закинул, их китайские купцы выгодно меняют. Говорят, снадобья шибко целебные из них варят.
Ванюшка, вешает зипун на лосиные рога, служившие вешалкой, не оборачиваясь, отзывается.
Ваня
– Слышал я про то еще в степях кыргызских. Индус, Гаджи-Ата, снадобье из них варил и старому баю Валихану давал, чтоб он жил дольше. Токмо не из оленьих, а из сайгачьих рогов индус целебный отвар готовил. Оленей-то у них нет, да и ягеля животворного нет. А от верблюжьей колючки много пользы в рога не нагуляешь. Вот купцы-то с югов да из Китая в Сибирь и едут, зная, что панты оленьих рогов пользительней стократ. Токмо нужно-то брать молодые ветви, что кожицей меховой покрыты, а ты, отче, поди старые приволок на радостях.
Действие:
Иван, увидав колокольчик на одном из отростков вешалки, сняв его, покачал кистью.
Ваня
– Странно, отче. Вроде без била, а как бы звон далекий чую.
Никита
– Это с дороги тебя укачало. Ложись на лавку, отдохни. А бубенец на место повесь.
485. Нат. РЕКА НЯГАНЬ-ЮГАН. Обоз растянулся руслом.
Голос за кадром
(Действие по тексту)
Несколько верховых лошадей Иван Никитич все же оставил себе в дорогу.
Вытянувшись в длинную змейку, обоз медленно шел к берегам Оби. Впереди, на расстоянии полуверсты, верхом на оленях продвигались проводники, нанятые в Пелыме. Они протаптывали в плотном весеннем снегу дорогу остальному обозу. Следом шли упряжки. Позади, по пробитой дороге, ехали верхом на лошадях стрельцы.
Глухомань.
В течение светового дня можно было не встретить ни единого живого существа, и только любопытные сороки и кедровки, стрекоча да покрикивая, сопровождали обоз, стайками слетались в протоптанную колею позади обоза, чтоб поживиться шелухой соленого чебака или конским навозом.
Ночью, останавливаясь на бивак, все возки расставляли ромбом. Образовывался небольшой гуляй-город. За плетеными корзинами с поклажей и нартами можно было укрыться от стрел внезапно налетевшего недруга. Стрельцы поочередно выходили в караул на четверть версты, вставая попарно за деревьями.
Наступала тишина. И только отклики часовых: «Слуша-ай-й!» – нарушали ночной покой девственного леса.
Иногда обозные собаки подрывались и с лаем исчезали в темноте ночи. Это мартовские зайцы своим любовным гоном и писком портили всю вечерню, не давая лайкам уснуть.
Иван Никитич, сидя на стволе упавшей лесины, ворошил татарской саблей горящие в костре ветви и угли. Оставался еще один дневной переход.
Весна вовсю уже гарцевала впереди обоза, расставляя для путников на пути проталины и вскрывшиеся ручьи. Все чаще и чаще приходилось останавливаться в поисках обхода непроходимых болот, оврагов и иных препон.
Иван поднимал людей еще затемно, стараясь как можно больше преодолеть расстояния до полудня, пока весеннее солнце не подтопило подмерзший за ночь наст. Останавливал же обоз незадолго до наступления сумерек, чтобы люди успели обустроиться на ночлег.
Два дня вспять на обоз напала небольшая группа конных татар, невесть как забредших в эти непролазные дебри. Но обозники были настороже, и дружный залп навсегда отбил охоту к легкой наживе.
Сыпанув стрелами в небо, мазурики, оставив семерых товарищей и трех лошадей лежать на снегу, понесли своих коней прочь.
Пока стрельцы перезаряжали пищали, верховые проводники, развернув своих оленей и вынув ножи, пустились наперегонки к упавшим разбойникам, наивно полагая, что добыча по праву принадлежит им.
Но Терешка, стеганув коня нагайкой, опередил вогулов.
– Не балуй! Подь отсель, ушлое племя!
Одного татя поймал Терентий, который, удирая, стукнулся лбом о ветку и выпал из седла. Допросили с пристрастием, а после повесили на березе.
И вот сейчас, вороша татарским клинком угли, сотник с любовью поглядывал в сторону спящего рядом Терешки, который, нарубив лапника и завернувшись в овчинный тулуп, сладко посапывал во сне.
Иван Никитич
(разговаривает сам с собой)
«Шустрый постреленок. Дай Бог, доберемся до дому, там поглядим, куды его пристроить. У меня-то четыре дочери, сына Бог не дал, жена Господу преставилась. С женихами-то в Тобольске не густо. А этого по пути с Ванюшкой сведу, коли про злато выведает, то быть ему моим зятем, воеводе-то недолго осталось землю топтать. Еще годок-другой, и лапы надует. Сын его еще молод, да к тому же тюфяк. А я с самим государем разговаривал, дары ему привозил, с его кубка угощен был вином испанским. Да и боярам думским кое-что от меня тоже перепало. Гляди, и словечко замолвят. Князья Василий и Юрий Кондинские-Пелымские мною до полусмерти напуганы, ясак платить добрый будут. Ловко-то я грамотку им подметнул, кою мой Терешка чиркнул. Хитер малец, видел он оную у настоятеля монастыря, где по малолетству обитал. Токмо вот писана она была не о князьях Кондинских, а про новокрещенного Григория Ваюсева из Сугмут-Ваша . Тот, кто предал отца и родичей своих, что подняли бузу супротив государя Московского. Но Григорий, собираясь уйти в отстав, вновь обратился в шайтанство. И за это его желают отправить на смирение.
Да и тать пойманный признался, что холоп он Кондинского Юрия, а значит, по указу князей промышляют разбоем темные люди. В доле пелымские князья от разбойного промысла. Я про это теперь ведаю…»
Сотник
(поправляет спустившуюся с плеч шубу и, мечтая, сладко вздыхает)
– Сын князя Михаила, Дмитрий Алычев, через Архипа и вовсе у меня в товарищах. Впрочем, и он к православной вере так же не охоч. Был и на Алычева извет, донесли царю-батюшке…:
– Новокрещеные живут в Сибири в своих вотчинах, меж остяков в православной христианской вере некрепко, к проклятым шайтанам мольбу прилагают и в скверное их требище бесовское шайтану в дар платье и лошадей дают, и люди ж его из пищалей на церквах по крестам стреляют. А сам княжич Дмитрий Алычев, поговаривают, жинку свою шайтану в жертву отдал. Так что и его к ногтю прибрать можно, коли супротив меня что замыслит. Вот токмо отца его, Михаила, в Москву услать нужно, он опасен, к воеводе близок. А Севастьян мне вовсе не помеха, он куды ветер, туды дым. Знамо суждено стать мне воеводой землицы Сибирской,
Действие:
Иван, взглянув на небо и светлеющую на нем полоску, толкает ногой спящего подростка.
Иван Никитич
– Бей подъем в тамбур, шайтан тебя раздери, лежебоку! Светает!
Голос за кадром
Разбудив Терешку, который, отбив дробь, побежал по легкой нужде в ельник, сотник сладко потянулся, зевнул и обомлел.
В утреннем тумане пригрезился Ивану Никитичу образ старца, с резным посохом. С седою бородой и длинными, вровень с бородой, усами. Одетый в длиннополую старинную рубаху, стоял волхв, как привидение, босиком на холодном снегу.
Гостомысл
– Смотри, Иван. И в меде кости попадаются
Гостомысл растворился вместе с утренним туманом.
Сотник, трижды перекрестившись, прошептал пересохшими губами:
Иван Никитич
– Чур меня, чур.
486. Нат. ОСТРОГ НА ЕНИСЕЕ.
К острожку крадутся тунгусы.
Голос за кадром
Тунгусы напали на острожек нежданно. Крадучись, они прошли к нему со стороны Енисея, обойдя секреты, не попавшись на глаза ни одному казачьему разъезду.
Они умели передвигаться большими отрядами, не оставляя за собой ни одной надломанной веточки, ни одного следа конского копыта. Передвигаясь на маленьких выносливых лошаденках, преодолевая порой за световой день по труднопроходимой местности до пятидесяти, а то и до семидесяти верст, тунгусы появлялись, как привидения, перед жителями острожков. Повстречавшихся на пути местных жителей или пастухов убивали, дабы не разошлась весть о приближающейся опасности.
Среди охочих людей, пришедших с Максимом из Тобольска, в отношении тунгусов ходили разные слухи. Будто они одинокие охотники, только при необходимости собирающиеся в войско. Иные поговаривали, что злобные они шибко, рабов и пленных не берут. А при нападении на их стойбища и поселения, для острастки, выпрыгивают через дымовые отверстия своих конусообразных жилищ, чем повергают в ужас нападавших.
Жен и детей своих оставляют, когда уходят на войну или промысел, в лабазных жилищах, и при появлении опасности жены затягивают лестницу внутрь, тем самым делая вход в жилье труднодоступным.
Знающие люди сказывали, что жительствуют они группами, и в каждой из них есть смелый охотник-гатакта, который своей добычей кормит остальных. А еще в каждой семье есть один или два шамана, которые лечат больных и узнают, кто убил человека, когда тот умер своей смертью. И шаман определяет, что его все-таки убил человек из другого рода, так как сам человек не умирает. Шаман указывает на убийцу, и отряд воинов идет мстить, и убивают они только одного человека. Как говорится, зуб за зуб. Перед тем, как начать поединок, обязательно дразнят противника обидными словами. Добивать раненого с открытыми глазами и вовсе запрещается, нужно на лицо что-либо набросить.
Но самое необычное заключается в том, что, уходя, отряд победителей оставляет на коре деревьев метки, для того чтобы мстители легко нашли след и отомстили.
Действие:
Максим поднимается на внутренние леса частокола.
Голос за кадром
К острожку подошел большой отряд. Умер шаман главнейшего племени. Во всем обвинили пришедших русских и их деревянный колдовской частокол вокруг острожка, так как огораживать частоколом у местных людишек принято было только капища шаманов. А значит и городок, возведенный русами, был колдовской, в коем должна водиться нечистая сила. Сжечь его! И все беды пройдут!
Действие:
Богато одетый тунгус, подскакав на лошаденке к закрытым воротам, что-то прокричал и под одобрительное улюлюканье своих соплеменников поскакал прочь.
Остяк
(стоит рядом с Максимом, переводит)
– Если я должен вас убить, то убью без сожаления. Если я должен быть убитым, то умру, не прося пощады. Они пришли умирать и не уйдут, пока это не сбудется.
Действие:
Переводчик наклоняется к сыну боярскому Рукину, и что-то долгое принимается рассказывать ему на ухо, изредка кивая на Максима.
Иван Рукин, выслушав остяка, смеется и, подойдя к Максиму, предлагает.
Рукин
– Ты бы разделся по пояс, Максим, да влез на частокол. Они пока стрелы пущать не будут. Ишь как разгалделись! Нас бранят. Ждут, когды мы их оскорблять зачнем.
Максим
– А раздеваться-то зачем? Чай, не лето.
Рукин
– Да былина у них есть про однорукого богодура. Якобы пришел он на их землю и не мечом и не стрелами победил, а поверг их громом и молнией. Вот и предлагаю тебе потешиться над иноверцами. Встань на частокол, помаши обрубком да пальни из пистоля с другой руки.
Максим
– А что. Можно для потехи. Я завсегда за любую бузу, окромя голодухи.
Действие:
Шаман, бивший в бубен и подзадоривавший своим боем соплеменников, выпучил глаза.
На стену поднялся богодур без одной руки и, подняв вверх культяшку, пустил с другой руки гром и молнию.
Тунгусы разом замолчали. Сбились в кучки, что-то обсуждая шепотом, периодически показывая указательными пальцами на частокол острога.
Шаман
– Утром он будет мертв! Я знаю сказ про однорукого богодура и ведаю, как его победить! Пошлите безоружных людей под стены, пусть одни смеются и кланяются, а другие ищут то, что с дымом упало около стены.
Рукин
– Глянь, Максим. Тебя признали, кланяться идут.
Рукин Иван поправляет стволом пистоля сдвинувшуюся на лоб шапку.
Все защитники острожка недоуменно наблюдают сверху на подошедших тунгусов, которые кланяются и, дружно поднимая к небу руки, смеются, как малые дети.
Остальные тунгусы ползают на коленях, как бы в поисках чего-то.
Неожиданно один ползающий тунгус вскакивает, вопит и бежит прочь от частокола. Остальные, галдя, мчатся следом.
Иван Рукин
– Что это они?
Максим
– Пыж войлочный нашли от пистоля. Раскусили, поганцы, нашу хитрость. Пойду, прилягу. Коли нападать станут, так пошли за мной, а я тебя ночью подменю.
Иван Рукин
– Добре, иди.
Действие:
Тунгусы передают найденный обгорелый пыж шаману. Тот распоряжается найти в лесу кедровый пень толщиной в три локтя и прикатить к его походному чуму.
К полуночи дело сделано.
Положив пыж посередине пня, шаман, как коршун, взлетает на пенек и, наступив на обгорелый войлок каблуком обуви, воздевает бубном к небу. Расплющивая пыж, колдун принимается бить в бубен, крича заклинания.
487. Инт. ОСТРОГ НА ЕНИСЕЕ. Комната.
Голос за кадром
(действие одновременно)
Максим просыпается в холодном поту. Кружится голова, пересохло во рту. Словно огромные пальцы сдавили горло; ему не хватало воздуха.
Он попробовал сесть на лавку, но беспомощно падает на пол.
Пробиваясь сквозь слюду оконца, зловеще светит полная луна, отражение которой, словно вырезанная тыква в рождественскую ночь, трясется и корчит рожи на противоположной стене комнаты.
Икры разрывало от судорожной боли.
У него стали появляться видения: то матушки, которая склонилась над его колыбелью, то отца, вставшего с вилами на пороге, не пускавшего озверевших татар.
Внезапно явился образ брата Ванюшки, который наряженный, как шайтан, прыгал около него с бубном, голося:
Образ Ванюшки
– Я тебе, Максимушка, на кой ляд крестик осиновый дал, когды в Крым уходил? Пошто его снял? Пошто меня не слухал?
Действие:
Максим из последних сил подползает к сундуку, открывает крышку, на внутренней стенке которой прибит гвоздиком мешочек с дареным ему братцем крестиком и родной землей.
488. Нат. ОСТРОГ НА ЕНИСЕЕ. Лагерь тунгусов.
Тунгусы охнули, шаман нечаянно обронил кость, которой бил в бубен.
489. Инт. ОСТРОГ НА ЕНИСЕЕ. Комната.
Максим, почувствовав минутное облегчение и, поднявшись на коленки, рванул на себя мешочек. Оберег порвался, и по вещам в сундуке рассыпалась родная землица, даденная матушкой. Найдя внутри оберега крестик, он трясущейся рукой принялся распутывать слежавшийся за годы шелковый шнурок.
490. Нат. Острожек на Енисее. Лагерь тунгусов.
Шаману подают кость, и он вновь принимается отбивать ритмичные удары.
491. Инт. Острожек на Енисее. Комната.
Максим пытается единственной рукой накинуть через голову шнурок с крестиком, Он в судорогах вертеться на полу. Но сильные костлявые руки невидимого колдуна цепко держат его за предплечье.
492. Нат. Острожек на Енисее. Лагерь тунгусов.
Шаман со всей силы давит на пыж каблуком и, завывая на всю округу, принимается неистово колотить в бубен.
Тунгусы, войдя в транс, присели округ пня и покачивались со стороны в сторону.
Вдруг все вздрогнули.
Наступившая тишина заложила уши.
Шаман, выпучив глаза, удивленно разглядывает лопнувшую кожу на бубне.
Продолжение: http://proza.ru/2022/01/15/1086