10. Изменения в руководстве

Валерий Суханов 3
         Вскоре, к концу 1979 года в руководстве управления произошли изменения. Урал Загафуранович Ражетдинов перешёл работать начальником производственного отдела Башнефти. На его место, главным инженером был назначен Муса Губайдуллович Альхамов. Вместо него замом по капстроительству назначили Наиля Шайгардановича Тимерханова, бывшего моего начальника. Начальником ПТО стал Анатолий Сидорович Левченко. Ещё до ухода, по моей просьбе, Урал Загафуранович освободил меня от обязанностей председателя молодых специалистов.

         Изменение происходившие в НГДУ вскоре ощутили и мы. На окраине деревни Тугай, напротив совхозного машинного двора, заставленного полуразвалившейся сельскохозяйственной техники и поросшего сортовым бурьяном, находился куст из трёх скважин. Две дальние были нагнетательными, а ближняя к развилке дорог, 211-я – ШГНом, приводимым в действие 7СК-8.
 
         Устье этой скважины было оборудовано арматурой УАШГН, производства Нефтекамской базы производственного обслуживания, разработки группы авторов под руководством главного инженера объединения "Башнефть" Мунира Нафиковича Галлямова. Арматура была очень компактной и экономичной с точки зрения металлоёмкости, а соответственно и дешевизны производства. Большинство ШГНовских скважин было оборудовано такими арматурами.
 
         Наряду с преимуществами у неё были и недостатки. Перепускной клапан, расположенный в конусе, вставляемом в планшайбу, практически не работал и не стравливал давление газа затрубного пространства в нефтевыкидную линию. Поэтому его просто перекрывали. Операторам приходилось каждый раз при обходе скважин стравливать газ из затруба, открывая угловой вентиль арматуры. Нефтевыкидная линия, так называемая струна, без углового вентиля, напрямую вворачивалась в муфту планшайбы. При возникновении ситуации, когда появлялась необходимость в замене узла  манометра и пробоотборника, расположенного на струне, приходилось сначала продувать затруб, затем стравливать через перепускной клапан давление из НКТ в затрубное пространство. Если перепускной клапан не работал, что было в большинстве случаев, то приходилось подгонять бойлер и стравливать давление в него, иногда и глушить скважину. Поэтому мы, получив на складе дополнительные, не входящие в комплект арматуры УАШГН угловые вентили, переделали обвязки устьев скважин, ввернув их в муфту планшайбы, а в них в свою очередь, струну. Тем самым, как трактуют Правила безопасности нефтегазодобывающей промышленности, мы отсекли устья скважин запорной арматурой для обеспечения безопасности работ.

         При первой поездке по объектам нефтепромысла, новым главным инженером – Альхамовым, подверглась острой критике проведённая нами работа по переобвязке выкидных линий, на примере скважины 211. Несмотря на наши доводы, он дал указание в кратчайшие сроки "вернуть всё в зад". После его отъезда и обсуждения в конторе промысла, приняли решение выполнить переобвязку струны по старому на многострадальной 211-ой скважине, а остальные пока не трогать. Также Альхамов потребовал покрасить все качалки так, чтобы они были разноцветными как попугаи. Это распоряжение выполнить так и не представилось возможным. Во-первых, не было в наличии разноцветных красок. Во-вторых, начались морозы. Да и вообще не хотелось выполнять дурацкое указание.

         Вскоре, после принятия решения в объединении об опытной закачке в пласт углекислоты, и выбора в качестве опытного участка Правого берега из-за близости коммуникаций от места её производства, у нас развернулось бурение скважин по дополнительной сетке. В один из зимних вечеров, когда весь народ уже собирался идти на вахтовый автобус и ехать домой, пришло сообщение, что на 340-ом кусту буровики пробурили действующий нефтепровод. Сообщение это передала приходящая убирать помещения уборщица, проживающая в Нахаловке.
Она сказала буквально следующее:

- На буровой фонтан нефти.

Зная, что буровая на 340-ом ещё только монтируется и к бурению ещё не приступали, мы догадались, что вышкомонтажники, при забурке якоря для оттяжки буровой проткнули инструментом ямобура выкидную линию скважины. Через некоторое время пришло подтверждение от буровиков. Также они сообщили, что скважины этого куста они остановили.

         Султан Мингазыч, старший механик промысла, очень редко выезжающий на скважины, сказал, что это очень серьёзно и ликвидация аварии будет нелёгкой. К тому времени, постоянно участвуя во всевозможных работах на объектах нефтепромысла, я уже приобрёл кое-какой опыт, который позволил мне высказать мнение перед старшим товарищем, что мы ликвидируем эту аварию через два часа. Заключили пари на бутылку коньяка.

         Уверенность моя основывалась на некоторых соображениях. Во-первых, "вышкари" нарушили только верхнюю образующую трубы диаметром 102 на 5,5, значит, не придётся варить потолок. Во-вторых, скважина остановлена, значит, давление в трубе стравилось. В-третьих, в  месте порыва грунт оттаял. Остаётся только аккуратно вскрыть трубу, наложить хомут, обварить его и запустить скважины.

         Передав с едущими в Тугай на вахтовом автобусе задание Ханифу гнать бульдозер на 340-ой, сам, со сварным Валеркой и оператором Саитом Мухаметовым, на "газушке", с подцепленным к ней сварочным агрегатом, напрямую через Нахаловку поехал туда же. Прибыли на место аварии почти одновременно с бульдозером. Ханиф ювелирно вскрыл трубу. Дальше пошло как я и планировал. Скважины были запущены в седьмом часу вечера. Тут же, с куста, используя Володину трубку, через ЛТМ и коммутатор "Башнефти", позвонил Мингазычу домой и сказал, что коньяк он проиграл. Успели даже вернуться на базу промысла к вечерней вахте, отъезжающей в 19-15.
 
         Одну из аварий пришлось ликвидировать 8-го марта. Похоже, что через образовавшийся в трубопроводе свищ, утечка водонефтяной смеси продолжалась очень долго, возможно не один месяц. Обнаружили порыв по запаху. Мы с Альбертом и Саитом полдня откапывали уплотнившийся за зиму снег, пока не приблизились к месту аварии. Решили не вскрывать до понедельника место порыва, а накопившуюся в овраге нефть сжечь. Остановили две скважины, так-как точно было неизвестно, от какой из них пропускает трубопровод. Перекрыли задвижки. С большим трудом вроде бы зажгли нефть. Нам показалось, что она потухла. Стало темнеть. Решили отложить всё это до понедельника, который должен был наступить через три дня. Когда утром в понедельник приехали, то увидели, что овраг, где был обнаружен пропуск трубы сухой и без снега, хотя всю окружающую местность покрывал его метровый слой. Видимо, незамеченный нами язычок пламени, где-то горел. Место глухое. Заливные луга, покрытые толстым слоем снега. Бездорожье. Вот и выгорел овраг за три дня. Естественно, об этом мы никому не сказали. Пропуск ликвидировали. Скважины запустили.

         По весне начались работы по приведению в порядок кустов скважин, где были пробурены дополнительные под закачку углекислоты. В один из дней, наводили порядок на одном из дальних, вновь пробуренных кустов. После буровиков куст был в ужасном состоянии. Отовсюду торчали трубы, кабели. Прямо на берегу Белой, рядом с кустом располагался шламовый амбар с плёнкой нефти. Пришлось заниматься рекультивированием амбара. Бульдозером вытаскивали из обваловки, торчащие в разные стороны трубы, планировали кустовую площадку. В разгар работ над кустом начал кружить вертолёт Ми-8. Потом он сел на вершину обваловки куста. В открытую дверь показался Альхамов. Показав на меня пальцем, приглашающе махнул рукой, чтобы я сел в вертолёт.

         Внутри, в вертолёте находились Бикеич и Володя Николаев – старший инженер цеха КПРС, мой однокашник. После облёта объектов право- и левобережного участков, приземлились на базе промысла. В актовом зале собрался персонал нефтепромысла. Альхамов в очень жёстком тоне, почти крича, подверг критике весь коллектив цеха, начиная с начальника. Володя Николаев тоже нас покритиковал.

         Ругать, конечно, нас было за что. Нефтепромысел уже давно не выполнял плановых цифр по добыче нефти. Но зачем в присутствии подчинённых воспитывать начальника и ИТР промысла. Причины этого должны были анализироваться не на собрании коллектива. Выводы из произведённого анализа тоже. Рабочие, выходя с собрания, неуважительно отзывались о новом главном инженере.
Самый старый, авторитетный оператор, Хайрутдинов Зуфар Хайретдинович сказал про Альхамова:

- Голова больная, поэтому и кричит.

         Всё что от нас, как от линейного персонала нефтепромысла зависило, мы делали. Однако критику восприняли конструктивно. В течение летних месяцев 1980 года была проделана большая работа по наведению порядка на приустьевых территориях скважин. Восстановлены обваловки, разрушенные сильнейшим паводком 1979 года. Покрашено оборудование, станки качалки.

         Из-за отсутствия требуемого количества необходимых красок, применили алюминиевую пудру с олифой, разбавленной бензином. Для ускорения трудоёмкого процесса покраски станков-качалок использовали краскопульты. К концу лета все скважины вдоль дорог и по берегу Белой были покрашены. Получилось очень даже неплохо. Особенно эффектно выглядели качалки вдоль берега реки. Взгляд на них с воды ассоциировался с белыми лебедями, наклоняющими и поднимающими свои головы на длинной шее.

         В один из дней конца августа, к нам на промысел приехали начальник ПТО Анатолий Сидорович Левченко и старший инженер ПТО Юрий Павлович Скоробогатов. Всегда я ездил по промыслу вместе с операторами или слесарями. В этот день Бикеич выделил лично мне ГАЗ-66, водителем которого был Володя Стрельников. Кузова всех ГАЗ-66 – "шишиг", работающих на промыслах, были оборудованы фанерными будками, внутри которых вдоль бортов находились скамьи. В центре будки, в основном для прохождения ежегодного техосмотра, находилась лебёдка для спуска геофизических приборов в скважины - ЛС-8. За ней, вплотную к стенке, примыкающей к кабине водителя, ящик для инструментов, используемый тоже как сиденье. Всё это было замаслено одеждой операторов, ежедневно ездивших внутри этих будок. Правда Володя содержал всё это в относительной чистоте и ежедневно протирал внутренности будки. Вот в эту то, не очень чистую будку, несмотря на мои возражения, и залезли Левченко и Скоробогатов. Я спросил их куда ехать и что показывать. Сидорыч сказал, чтобы я занимался своими обычными каждодневными делами.
 
         Сев в кабину к Володе, и поехав по промысловым объектам, пытался понять, чем вызвана столь странная ситуация. Пребывал в задумчивости   недолго. Навстречу нам, по лесной дороге, периодически включая фары, ехала телевышка на шасси ЗИЛ-131. В кабине сидел начальник сетевого района Розалин Ахметгалин. От него я узнал, что на горе, в районе 1002-ой скважины, упавшим деревом оборвало провода 0,6 киловольт. Отключён весь северный участок месторождения. Нужен был автокран.

         Подъехав к 336 "Спутнику", по Володиной трубке я вышел на связь с Альбертом, у которого работал автокран, и вызвал его. Авария была устранена оперативно. За день проехали почти весь фонд скважин, и всё это время, в будке, на ухабах, болтались Сидорыч и Палыч. Загадка?

         Она вскоре оказалась разгаданной. В начале сентября Мухтара Бикеича направили на полгода, на курсы повышения квалификации в Баку. Исполнение обязанностей начальника нефтепромысла было возложено на меня. Вот она и отгадка. При этом работающий старшим инженером, уважаемый мной, да и всем коллективом НГДУ Владимир Петрович Унру, считающийся официально заместителем начальника, стал моим заместителем. Опять загадка!

         Впрочем, разгадывать её было некогда. Надо было работать. Добыча нефти по промыслу была падающей и вдобавок нестабильной. Да и по всему НГДУ тоже. Одни сутки мы почти выполняли план, другие отставали без видимых причин тонн на двести. Каждый день Альхамов собирал оперативку начальников цехов в 19-00 в ЦИТС в Курасково. Обстановка на оперативках была гнетущая. Главными виновниками всех несчастий в НГДУ были, конечно, начальники нефтепромыслов, в том числе и я. Начальники цехов вспомогательного производства при этом чувствовали себя спокойно. А с какого-то времени их вообще освободили от вечерних оперативок. Получилось разделение на "белых" и "чёрных". Я, как и остальные начальники нефтепромыслов, естественно относился к "чёрным". Домой  приезжал после девяти вечера. А утром надо было вставать в шесть.
 
         На работу продолжал ездить на вахтовом автобусе. В Уфе, к тому времени начал застраиваться новый район – Зелёная Роща. Многие работники Правого берега стали получать там квартиры. Вахтовый же автобус продолжал ездить из Дёмы напрямую через Центральный рынок и Проспект Октября. Люди вынуждены были общественным транспортом выезжать на Проспект. А там их подбирала вахта. Проработал изменение маршрута в НГДУ и УТТ. Вопрос был решён. Вахта стала ездить через Зелёную Рощу и Новиковку с выходом на Проспект.

         А вот с работы, в связи с такими экстраординарными событиями, ездил на закреплённом за начальником нефтепромысла УАЗ-452 – "буханке". Водителем на нём работал Федя Арифуллин, живший недалеко от промысла в Старой Александровке. УАЗик был разбитый. Запчастей на ремонт легковых машин в УТТ не давали. Выручал Кушкуль. Оформлялась "липовая" командировка на 2-ой нефтепромысел. Начальник Кушкульского промысла Кинзябаев, по договорённости подписывал её. Затраты на приобретение запасных частей компенсировались полученными деньгами на командировочные расходы. Схема в НГДУ была отработана. Практически все начальники, имеющие служебные машины, закреплённые за ними, пользовались этим.

         Обстановка с добычей нефти не улучшалась. Решил посоветоваться с подготовщиками нефти. Начальником нашего правобережного нефтепарка работал Анатолий Брязгин, крупный рыжеватый мужчина, с бельмом на одном глазу. Одним из старших операторов нефтепарка работала его жена – Валентина. Она, как и баба Лиза, курила "Беломор", и не стеснялась применять для связки слов местные идиоматические выражения.

         Обсудив как-то вечером за рюмкой чая дела наши скорбные, договорились с Анатолием о следующем. Устанавливаем показной, передаваемый в ЦИТС НГДУ уровень фактической добычи, замеряемой по резервуарам, на сто тонн в сутки ниже обычного и придерживаемся его в течение месяца. Тем самым сглаживаем резкие всплески и падения в месячном графике. Работа промысла, хотя бы на бумаге кажется стабильной. За месяц спокойно, без накачек и комиссарских рейдов из НГДУ, разбираемся в причинах фактических срывов, готовим и защищаем режим на следующий месяц, учитывающий фактическое падение уровня добычи. Таким образом, постепенно, примерно через квартал, промысел выравнивает добычу и должен заработать стабильно. При этом надобность в двойной бухгалтерии пропадёт. Обо всём этом должны были знать только мы вдвоём с Анатолием. Надо отметить, что выбранная нами тактика себя оправдала. К концу года нефтепромысел стал работать стабильно. А с первых месяцев 1981 года вышел на план.

         Помимо самого главного вопроса – добычи нефти, пришлось заниматься и другими, вроде бы второстепенными, но, с другой стороны, не менее главными вопросами. Территория базы промысла была какой-то неухоженной. Туалет, расположенный на улице, имел ужасный вид снаружи, а особенно внутри. Не хватало складских помещений. Вот с туалета я и начал.

         На Правом берегу работала бригада СМУ Наиля Бакиева. СМУтьяне занимались строительством нефтесборных сетей, строили бомбоубежище. Поговорив с Наилем, попросил его построить новый туалет из шлакоблоков и провести туда электричество. Затем новый большой склад. Возникли разногласия в подписании объёмов. Дело дошло до взаимных оскорблений. После приезда начальника СМУ Асхата Габитовича Хафизова, все разногласия были сняты. Просьбы мои были удовлетворены.

         Вроде бы исполнение обязанностей начальника нефтепромысла получалось. Однако в душе была какая-то неуверенность. Каждое, принимаемое мной решение вызывало массу вопросов у меня же самого. В глазах окружающих я видел какой-то особенный интерес к моей скромной персоне. Это сковывало. Работа мастера мне больше нравилась. Участвуя в работе непосредственно на объектах, вместе с рабочими, я чувствовал себя более уверенно.