Около окованных высоких дубовых ворот епифанской крепости собралось разноликое ополчение. Из разрозненной толпы явно выделялись всадники на добрых конях: донские казаки. Основная их часть уже пылила московскую дорогу, а небольшой отряд свернул сюда, чтобы склонить тамошних казаков и люд простой идти с ними супротив поляков.
Однако большой нужды сшибать епифанцев на ратное дело не было: у главного входа уже толпились сотни служивых и оседлых людей. Среди возбуждённого народа стояла и подвода Ефима Гречи. Вокруг неё - хозяин с женой и их сыновья со своими жёнками. Поставив их супротив себя, Греча сказал:
- Данилка, ты - старший, значит, тебе и командовать своими братьями. А вы, младшие, слушайтесь его во всём. С него спрос особый. Даю вам по коню каждому, амуницию в придачу. А ты, Михей, отойди в сторону. Есть обычай такой на нашей земле: последнего сына на войну не отправлять. Будешь мне по хозяйству подсоблять. А если что, - Ефим помолчал, затем продолжил, - примешь дело. Годы-то горбатят меня. Скоро уже на покой. На вечный.
- Что ты, батя, что ты, - в один голос взмолилась родня.
- Ладно, ладно, - нестрого остановил их Ефим. - Слушайте меня, кровиночки.
Война - дело серьёзное. Воевать завсегда треба с умом, с хитринкой. На рожон не лезьте, а то первыми получите стрелу али пулю в грудь. Но уж как сойдётесь с врагом стенка на стенку, то не жалейте жизни. Прогоните нечисть и возвращайтесь домой живыми и здоровыми. Дай, мать, мне икону, я благословлю наших сыновей на ратное дело. Идите с Богом и возвращайтесь.
На Покров день Ефим женил младшего Михея. Война войной, а у жизни свои законы: надо трудиться не покладая рук, надо рожать воинов для будущих войн. А они непременно будут. Это тоже участь жизни каждого поколения.
Когда на дворе устоялась зимняя погода, умер Ефим Греча. Теперь большим хозяйством стал управлять Михей. Он стоял в овчинном полушубке на высоком крыльце, когда вдали показался одинокий всадник. «Какую-то весть везёт», - подумал молодой хозяин и вышел из ворот ему навстречу. Не слезая с взмыленного коня, наездник объявил:
- Кланяются тебе твои братья. Они живы и здоровы. Я из харчевого отряда. Что можете дать им, везите к крепостной стене. Сбор завтра поутру.
- Как там? - быстро спросил Михей, видя, как конь норовисто кружит на месте, вот- вот готовый сорваться в галоп.
- То мы их, то они нас. Но мы их всё равно побьём, вот увидишь! - уже на скаку крикнул всадник.
Михей снова вошёл на крыльцо и посмотрел вдаль. Воина уже и след простыл. Скромное зимнее солнце освещало снег бледно-розовым светом.
- Эй, племяши, одевайтесь, берите лопаты, воевать пойдём.
- Что взаправду? - оживились трое сыновей братьев, ушедших на войну.
- А как же,- улыбнулся в усы родной дядя.
- Что лопатами станем драться? - снова спросил старший племянник - Пахом.
-О-о-о! Ежели лопатой ребром жахнуть, то получится что саблей. Оделись? Пошли.
Жена умершего Ефима Агафья, сидевшая у окна за прялкой, глянула на веселую домашнюю дружину. Михей всё больше стал походить на своего отца. Рассудительный, весёлый, хорош собой, он напоминал ей мужа в молодости.
- Бабуля, можно мы тоже пойдём с братьями? - спросили две внучки.
- Потом погуляете, касатки. А сейчас займитесь домом, - приказала добродушная казачка.
Михей привёл племянников к схрону. По едва заметной только ему метке очертил лопатой квадрат на снегу и скомандовал:
- Расчищайте. А ты, Прошка, как самый малый, сгоняй и запряги в сани «Красавку». Сможешь?
- Смогу, смогу, - сказал обрадованный таким поручением племянник.
- Ну, беги. Посмотрим, какой ты конюх.
Запыхавшийся от быстрого бега Прошка, войдя в тёплый дом, на выдохе сказал:
- Бабуня, - дядька Михей приказал мне «Красавку» заложить.
- А ты сможешь?- с улыбкой поинтересовалась та.
- Не знаю…
- Пошли, я тебе всё по порядку обскажу, только оденусь.
Войдя в небольшую конюшню, мудрая казачка назидательно произнесла:
- Смотри, внучок-казачок, и запоминай хорошенько. Первой завсегда одевается уздечка. А ну-ка, «Красавка», стой смирно. Лошадь надо сразу взнуздать, пусть пожуёт удила. Дальше бери седелку, резко пихай её вперёд, а потом уж подвигай потише назад, на своё место, оно видно на спине, это чтоб шерсть на место встала.
- Вижу, - шмыгнул носом внук.
- Посля седелки подтягивай подпругу. А тепереча бери хомут вверх ногами, надевай, а потом переверни. Гриву-то, гриву из-под хомута вынь, а то ненароком шею натрёшь. Шлею дальше расправь. Таки, бери «Красавку» за уздечку и заводи в оглобли. Правильно. Снимай дугу с крючка, закладывай её сперва в этот гуж. Та кож. Перекидывай, давай перекидывай через холку. Поди так. Заходи с той стороны. Давай и я с тобой, закрепляй дугу правым гужом к оглоблям, вкладывай конец дуги в петлю гужа. Давай сильней. Та кож. Что устал?
- С непривычки, - ответил Прошка, вытирая со лба трудовой пот.
- Теперь затягивай супонь, чтобы дуга твёрдо стояла, не болталась. Продевай через вот эти две скобки колодок седелки гуж седельника. Так, а дальше через вот эти подпруги - подбрюшник. Не спеши, Проша, полегоньку. Конец-то чересседельника, вон он, завязывай на оглобле. Запомнил?
- Вроде, - поправляя ушанку, изрёк окончательно вспотевший подросток.
- Ладноть, давай дале. Повод подтяни, Хорошо, хватит. Это шоб она свободно головой могла мотать. Та кож. Ну и последнее. Пристёгивай вожжи к удилам, клади их в сани. Вроде всё.
- Нет, бабуня, не всё.
- А что ж это я, старая, могла забыть, а ты помнишь? Мотри, меня учить собрался.
- А вот и помню, - похвастался внук.
- Говори, чего уж.
- За голенищем у казака завсегда плётка торчит. Можна мне взять отцовскую?
- Ох, милок, ты мой. От горшка два вершка, а тоже - в казаки. Бери, бери, казак.
Когда Прошка подъехал на «Красавке» к своим родичам, те уже осторожно клали мёрзлую землю на снег. Михей подошёл к повозке, внимательно осмотрел и потрогал на лошади упряжь. Слегка подтянув подпругу и супонь на хомуте, сказал:
- Небось, бабуня помогала, а, Прошка?
- Немного, - слегка краснея, ответил подросток.
Спустившись в схрон, Михей зажёг факел. От него ребятня зажгла ещё два. Обошли подвал, по пути пересчитали бочки со съестным. Сверившись с зарубками на дубке, Михей качнул слегка головой и сказал вслух:
- Добро. Возьмём муки, солонины, мёда, круп. Завтра отвезём провиант в крепость.
- А зачем, тятя? - спросил Прошка.
- Был гонец сегодня, передал поклон от ваших отцов. Война-то затянулась, харч нужен каждый день. Вот и пошлём с отрядом его нашим родичам.
- Я попрошу мамку или бабуню испечь им пирожков, - нашёлся заботливый племянник.
- Они уже пекут пирожки и кур рубают. А мы приедем, зарежем двух валушков. На войне мясо - первая еда. В обиде не будут на нас наши воины. Поняли?
- Поняли, поняли, - оживлённо ответила ребятня.
Весь провиант погрузили на сани. Осторожно, чтобы не разломилась земля, накрыли лядо и набросали сверху снег. Отряхнувшись, Михей сказал:
- Ивашка, сходи в тот березняк, наломай веток и, как следует, размети снег, чтобы скрыть наши следы. Понял?
- Понял, как не понять.
- Давай.
- Сполню, сполню, - кричал на ходу Ивашка.
Накрыв гружёные сани пологом, Михей скомандовал своим помощникам:
- Идите счас в стойла. Почистите у скотины, задайте им сена вволю. День сегодня ясный.
- Ясный, ясный, - почуяв для себя доброе занятие, наперебой загалдела ребятня.
- Можете выпустить и погонять потом голубей.
- Ура! Ура! Ура! - закричала поросль.
Стряхнув остатком метлы снег с валенок, довольный Михей вошёл в сени, где его встретил знакомый с детства запах пирогов.
Продолжение
http://proza.ru/2022/01/16/867