Дуэльная история А. С. Пушкина 1835-1837. Введение

Поль Чтецкий
  Дуэльная история Пушкин (ДИП)
  Введение в тему

Многие поэты именно на 37-летнем возрастном рубеже ушли в Не-Бытие, решив более не искушать себя проблемой Сущего и Смерти, из которой греки Древности родили философию. Именно этот странный репер - возраст "37" - стал предельным для целой галереи имен зала славы поэтического Парнаса - Бодлер, Рембо, Байрон, Пушкин, Одоевский, Гумилев, Маяковский, Хлебников, Хармс, Шпаликов ... Некоторые ушли еще раньше как Есенин или несколько позже как Мандельштам.

Уходили с дантевой дуги, не желая далее по ней спускаться, по разному. С веревкой на шее ли, с пулей в груди, с ядом в животе… Каждый выбирал сцену финала по- своему. Пушкин ушел в конце дуэльной истории 1836-1837 гг. С него (ибо это Наше Всё и уже навсегда) мы и начнем исследование рисков "эпсилон-окрестности" у репера "37 лет" = "Пора, брат, пора...".

Под ДИ - дуэльной историей А.С. Пушкина и Ж.-Ш. д-Антеса мы будем понимать все события и явления, происшедшие с декабря 1835 г и до окончания суда над участниками дуэли 27 января 1837 и исполнения решений Государя императора России по постановлению этого суда, а также предшествовавшие этому уже финальному периоду жизни Пушкина. Об этой дуэльной истории (ДИ) не писал только ленивый. Материалов профессиональных, любительских, дотошных и поверхностных исследований этой ДИ предостаточно.
Но ответа полного и ясного на комплекс вопросов о ее причинах, ходе, финале и последствиях не существует. Но зато существует проблема, которую с полным основанием можно назвать «тайной». 
 
Наличие этой тайны объясняется просто – ДИ задевала самым прямым образом репутацию императора Николая 1 (далее Ник1 или Никс1), дипкорпус и высших чиновников полновластного самодержца. Поэтому было запрещено сразу и затем два десятилетия публично об этом даже упоминать …  Суд был корпоративным и фактически  формальным. Пушкин погиб и исчез из публичного поля зрения, главный организатор дуэли и секундант ЖШД виконт Оливье д-Аршиак бежал из России еще до суда под дипломатическим заранее подготовленным прикрытием, К. Данзас - секундант Пушкина – был нестрого наказан, молчал и ничего правдивого не рассказал и через 20 лет, смертельно ранивший Пушкина барон д-Антес не был казнен, как того требовал закон, а лишь потерял российский офицерский патент и был выдворен за ее пределы России. Всё было сделано споро и в интересах держателя трона, власти и сильных семей Империи. Публично возмутился поэт Лермонтов  М.Ю. и быстро за то поплатился … жизнью.  Появившиеся со смертью Никса1  материалы о жизни, творчестве и гибели поэта и человека Пушкина А.С. быстро обросли мифами и легендами, чему способствовало присвоение Пушкину титулов «Наше всё» (1857), «Заклинатель и властитель многих стихий» (1855), «чрезвычайное и м.б. единственное явление русского духа и к тому же пророческое (1880) и «пушкин — наш, советский» (1937). Безусловный Гений словесности и один из основателей русской литературы на удобоваримом русском литературном языке был «выдвинут за эпоху» (по Тынянову Ю.) в общенациональные гении Империи, прошел ритуал обожения, казенного глянцевого обмундирования и попал в ранг «неприкасаемых»…

Но вопросы причин гибели остались…  Чем больше версий, следствий, пыток и дознаний, тем этих вопросов только больше.

Приведем один пример (см. ниже выписку из главы 15 знаменитой книги Щеголева П.Е.)
25 Пушкин якобы отправил оскорбительное письмо новоиспеченным фиктивным «отцу и сыну» баронам Геккерн и Геккерн-д-Антес. 26 января к Пушкину в кв.на наб. р. Мойки явился д-Аршиак как секундант д-Антеса, который письменно подтвердил вызов отцом Пушкина на дуэль и своё согласие заменить отца в качестве стрелка. Гекерн делает акцент, что не знает ни почерка, ни подписи Пушкина = он будто намекает = Александр Сергеевич, можно сделать вид что это подлог и анонимка и договориться по-свойски.. .  Хотя он всё знает – у них же с сынком есть письменный отзыв Пушкиным ноябрьского вызова… Но дает шанс компромиссно выкрутиться? Д-Аршиак требует безотлагательной сатисфакции не позднее 27 января. Пушкин соглашается и якобы приступает к поискам секунданта… Получается, что за короткий срок (менее, чем в один день (!),  Геккерны снизили риски до минимума - проконсультировались с компетентными лицами Двора ЕИВ, приняли роковое решение и получили его одобрение уполномоченным на то лицом Империи, согласовали всё и получили «ok” в дипкорпусе и военном ведомстве, получили дуэльную пару во французском посольстве (!), выбрали место и время дуэли, отработали тактику и технику стрельбы на дуэльном поединке с учетом дуэльного опыта и поведения Пушкина, разработали договор и согласовали его с Пушкиным, согласовали показания на следствии  … а Пушкин нашел себе секунданта, которого … увидел случайно в окно уже тогда, когда надо было садится в сани 27 января!  А потом он в полдень вышел из дома … три часа где-то пропадал…и встретил Данзаса якобы в нейтральной (швейцарской) кондитерской Вольфъ&Беранже, что напротив игорного дома, винных погребов купцов Елисеевых и  магазина военных вещей А.Куракина на Невском … в 700 метрах от дома… Мистика искривленного пространства-времени, доступная для понимания только «городскому сумашедшему и сшедшему»! Хочется крикнуть: «Чорт! Да стороны договорились и заранее!»  Договорились…. К такому выводу автор приводимых ниже разных заметках пришел в ходе долгого изучения и освоения материалов по теме «Дуэльная история».
Эта версия остается одной (просто последней по хронике) из многих, которые будут изложены в первом разделе форума

I - «Дуэльная история Пушкина и д-Антеса  1836-1837»

 Странности этой истории и самой дуэли и составили проблемную сторону конспектов, размышлений и оставленных записей и заметок, которые возникли как самостоятельно, так и в ходе общения с моим партнером – г. АИЯ из СПб.
Все тексты «постов» - это конспект изучения разных публикаций пушкинистики или пушкиноведения и заметки о его ходе с впечатлениями, вопросами и разными предположениями…   
 В ходе этой работы мы с моим партнером убедились, что, кроме материалов самой дуэльной истории, надо рассмотреть материалы профессионалов по патографии, психо- и судьбоанализу Пушкина и его жены, а также попытаться найти следы к тропе на Черную речку в литературном наследии поэта, драматурга, прозаика и мыслителя Пушкина – оно, как известно, автобиографично и может многое рассказать как и куда шел автор от одного Перекрестка Судьбы к иному и потом роковому  конечному….  Это привело к разработке двух иных частей записей наших бесед и обсуждения нами итогов прочтения и возникших при этом версий:

II - Патография, психо-  и судьбоанализ  Пушкина и его творчества

III- Литературный след к тропе на Черную Речку в наследии поэта
Приложение к Введению

О Щеголев П.Е. Дуэль и смерть Пушкина (1928). История последней дуэли Пушкина. Глава 15
 

2

1 Дуэльная история Пушкина. Введение в тему (версия 2)

рис. Непринцев Юрий. Пушкин.

Многие поэты именно на 37-летнем возрастном рубеже ушли в Не-Бытие, решив более не искушать себя проблемой Сущего и Смерти, из которой греки Древности родили философию. Именно этот странный репер - возраст "37" - стал предельным для целой галереи имен зала славы поэтического Парнаса: Бодлер, Рембо, Байрон, Пушкин, Одоевский, Гумилев, Маяковский, Хлебников, Хармс, Шпаликов ... Некоторые ушли еще раньше как Есенин или несколько позже как Мандельштам.
Уходили с дантевой дуги, не желая далее по ней спускаться, по разному. С веревкой на шее ли, с пулей ли в груди, с ядом ли в животе, с полетом в окно небоскреба … Каждый выбирал сцену финала по- своему.
Пушкин ушел в конце дуэльной истории 1835-1837 гг.
С Пушкина (ибо это Наше Всё и уже навсегда) мы и начнем исследование рисков "эпсилон-окрестности" у репера "37 лет" = "Пора, брат, пора...".
посмертная маска Пушкина
Под ДИ - дуэльной историей А.С. Пушкина и Ж.-Ш. д-Антеса мы будем понимать все события и явления, происшедшие с декабря 1835 г и до окончания суда над участниками дуэли 27 января 1837 и исполнения решений Государя императора России по постановлению этого суда, а также предшествовавшие этому уже финальному периоду жизни Пушкина. Об этой дуэльной истории (ДИ) не писал только ленивый. Материалов профессиональных, любительских, дотошных и поверхностных исследований этой ДИ предостаточно.
Но ответа полного и ясного на комплекс вопросов о ее причинах, ходе, финале и последствиях не существует. Но зато существует проблема, которую с полным основанием можно назвать «тайной».
Наличие этой тайны объясняется просто – ДИ задевала самым прямым образом репутацию императора Николая 1 (далее Ник1 или Никс1), дипкорпус и высших чиновников полновластного самодержца. Поэтому было запрещено сразу и затем два десятилетия публично об этом даже упоминать … Суд был корпоративным и фактически формальным. Пушкин погиб и исчез из публичного поля зрения, главный организатор дуэли и секундант ЖШД виконт Оливье д-Аршиак бежал из России еще до суда под дипломатическим заранее подготовленным прикрытием, К. Данзас - секундант Пушкина – был нестрого наказан, молчал и ничего правдивого не рассказал и через 20 лет, смертельно ранивший Пушкина барон д-Антес не был казнен, как того требовал закон, а лишь потерял российский офицерский патент и был выдворен за ее пределы России. Всё было сделано споро и в интересах держателя трона, власти и сильных семей Империи. Публично возмутился поэт Лермонтов М.Ю. и быстро за то поплатился … жизнью. Появившиеся со смертью Никса1 материалы о жизни, творчестве и гибели поэта и человека Пушкина А.С. быстро обросли мифами и легендами, чему способствовало присвоение Пушкину титулов «Наше всё» (1857), «Заклинатель и властитель многих стихий» (1855), «чрезвычайное и м.б. единственное явление русского духа и к тому же пророческое (1880) и «пушкин — наш, советский» (1937). Безусловный Гений словесности и один из основателей русской литературы на удобоваримом русском литературном языке был «выдвинут за эпоху» (по Тынянову Ю.) в общенациональные гении Империи, прошел ритуал обожения, казенного глянцевого обмундирования и попал в ранг «неприкасаемых»…
Но вопросы причин гибели остались… Чем больше версий, следствий, пыток и дознаний, тем этих вопросов только больше.
Пирожков В. Пушкин на дуэли
Один этот этюд Пирожкова из необъятной иконографии дуэли Пушкина с Дантесом говорит нам о странностях этой дуэли, которых столько, что она стала и осталась по сути тайной...
Приведем один пример (см. ниже выписку из главы 15 знаменитой книги Щеголева П.Е.)
По принятой версии 25-го января Пушкин отправил оскорбительное письмо новоиспеченным фиктивным «отцу и сыну» баронам Геккерн и Геккерн-д-Антес. 26 января к Пушкину в кв. на наб. р. Мойки явился виконт д-Аршиак - секундант д-Антеса, который письменно подтвердил вызов бароном Луи ван Геккерном Пушкина на дуэль. В письме ван Геккерн делает акцент, что не знает ни почерка, ни подписи Пушкина (он будто намекает = Александр Сергеевич, можно сделать вид что это подлог и анонимка и договориться по-свойски.. .). Хотя он всё знает – у них же с сынком есть письменный отзыв Пушкиным ноябрьского вызова. Дает шанс компромиссно выкрутиться? Д-Аршиак требует безотлагательной сатисфакции не позднее 27 января. Пушкин соглашается и якобы приступает к поискам секунданта… Получается, что за короткий срок (менее, чем в один день (!), Геккерны успели проделать кучу дел, снизив свои риски до минимума: (1) проконсультировались с компетентными лицами Двора ЕИВ, (2)приняли роковое решение (3) получили его одобрение уполномоченным на то лицом Империи, (4) согласовали всё и получили «ok” в дипкорпусе и военном ведомстве, (5) получили дуэльную пару во французском посольстве (!), (6) выбрали место и время дуэли, (7) отработали тактику и технику стрельбы на дуэльном поединке с учетом дуэльного опыта и поведения Пушкина, (8) разработали договор стрельб и согласовали его с Пушкиным, (9) согласовали показания на следствии … Пушкин лишь нашел себе секунданта, которого … увидел случайно в окно уже тогда, когда надо было садится в сани 27 января! А потом он в полдень вышел из дома … три часа где-то пропадал…и встретил Данзаса только в 16-00 в нейтральной (швейцарской) кондитерской Вольфъ&Беранже, что напротив игорного дома, винных погребов купцов Елисеевых и магазина военных вещей А.Куракина на Невском … в 700 метрах от дома… Мистика искривленного пространства-времени, доступная для понимания только «городскому сумашедшему и сшедшему»! Хочется крикнуть: «Чорт! Да стороны договорились и заранее!» Договорились…. К такому выводу автор приводимых ниже разных заметках пришел в ходе долгого изучения и освоения материалов по теме «Дуэльная история».
Эта версия остается одной (просто последней по хронике) из многих, которые будут изложены в первом разделе этого канала - форума:
I - «Дуэльная история Пушкина и д-Антеса 1835-1837»
Странности этой истории и самой дуэли и составили проблемную сторону конспектов, размышлений и оставленных записей и заметок, которые возникли как самостоятельно, так и в ходе общения с моим партнером – г. АИЯ из СПб.
Все тексты «постов» - это конспект изучения разных публикаций пушкинистики или пушкиноведения и заметки о его ходе с впечатлениями, вопросами и разными предположениями…

В ходе этой работы мы с моим партнером убедились, что, кроме материалов самой дуэльной истории, надо рассмотреть материалы профессионалов по патографии, психо- и судьбоанализу Пушкина и его жены, а также попытаться найти следы к тропе на Черную речку в литературном наследии поэта, драматурга, прозаика и мыслителя Пушкина – оно, как известно, автобиографично и может многое рассказать как и куда шел автор от одного Перекрестка Судьбы к иному и потом роковому конечному….
Это привело к разработке двух иных частей записей наших бесед и обсуждения нами итогов прочтения и возникших при этом версий:
II- Патография, психо- и судьбоанализ Пушкина и его творчества
III- Литературный след к тропе на Черную Речку в наследии поэта

рис. Щеголев П.Е. - первый исследователь дуэльной истории Пушкина

Приложение к Введению

Щеголев П.Е. Дуэль и смерть Пушкина (1928). История последней дуэли Пушкина. см. Глава 15

В путь. По дантевой дуге Пушкина ... к берегу Черной Речки

ps/
Есть вопрос: почему мною из океана тем пушкиноведения выбрана именно тема дуэли, гибели , смерти. Ответ прост:
1) Философия рождена др. греками в их размышлениях о Сущем и Смерти. Всё остальное в ней - наносное...литература.
2) Мишель Монтень уверял: все философские учения сходятся к вопросу о Смерти...
3) О чем мне еще остается думать ... Уж полночь близится, а Германа всё нет ... Но два архетипа - Белый Старец и призрак Белой Дамы - уже готовят свой реквизит для моего личного Судного Дня.

Как гворыца, кто о чём - а вшивый о бане...
Пока

***
Во вторник, 26 января, Пушкин отправил барону Геккерену письмо, в котором, по выражению князя Вяземского, "он излил все свое бешенство, всю скорбь раздраженного, оскорбленного сердца своего, желая, жаждая развязки, и пером, омоченным в желчи, запятнал неизгладимыми поношениями и старика, и молодого"101*. Письмо было нужно лишь как символ нанесения неизгладимой обиды, и этой цели оно удовлетворяло вполне, - даже в такой мере, что ни один из друзей Пушкина, ни один из светских людей, ни один дипломат, ни сам Николай Павлович не могли извинить Пушкину этого письма. "Последний повод к дуэли, которого никто не постигает и заключавшийся в самом дерзком письме Пушкина к Геккерену, сделал Дантеса правым в сем деле" - заключил император Николай Павлович в письме к брату своему, великому князю Михаилу Павловичу. Н. М. Смирнов позднее отзывался об этом письме: "оно было столь сильно, что одна кровь могла смыть находившиеся в нем оскорбления".
Приводим это письмо в переводе, сделанном (не вполне точно, зато стильно) в следственной по делу о дуэли комиссии.
"Господин барон! Позвольте мне изложить вкратце все случившееся. Поведение вашего сына было мне давно известно, и я не мог остаться равнодушным.
Я довольствовался ролью наблюдателя, готовый взяться за дело, когда почту за нужное. Случай, который во всякую другую минуту был бы мне очень неприятным, представился весьма счастливым, чтобы мне разделаться. Я получил безыменные письма и увидел, что настала минута, и я ею воспользовался. Остальное вы знаете. Я заставил вашего сына играть столь жалкую роль, что моя жена, удивленная такой низостью и плоскостью его, не могла воздержаться от смеха, и ощущение, которое бы она могла иметь к этой сильной и высокой страсти, погасло в самом холодном презрении и заслуженном отвращении. Я должен признаться, господин барон, что поведение собственно ваше было не Совершенно прилично. Вы, представитель коронованной главы, вы родительски сводничали вашему сыну; кажется, что все поведение его (довольно неловкое, впрочем) было вами руководимо. Это вы, вероятно, внушали ему все заслуживающие жалости выходки и глупости, которые он позволял себе писать. Подобно старой развратнице, вы сторожили жену мою во всех углах, чтобы говорить ей о любви вашего незаконнорожденного или так называемого сына, и когда больной венерической болезнью, он оставался дома, вы говорили, что он умирал от любви к ней; вы ей бормотали: "возвратите мне сына". - Вы согласитесь, господин барон, что после всего этого я не могу сносить, чтоб мое семейство имело малейшее сношение с вашим. С этим условием я согласился не преследовать более этого гадкого дела и не обесчестить вас в глазах вашего Двора и нашего, на что я имел право и намерение. Я не забочусь, чтоб жена моя еще слушала ваши отцовские увещания, не могу позволить, чтобы сын ваш после своего отвратительного поведения осмелился обращаться к моей жене и еще менее того говорил ей казарменные каламбуры и играл роль преданности и несчастной страсти, тогда как он подлец и негодяй. Я вынужден обратиться и просить вас окончить все эти проделки, если вы хотите избежать новой огласки, пред которой я верно не отступлю.
Имею честь быть, господин барон, ваш покорный и послушный слуга А. Пушкин"102*.
Князь Вяземский - очевидно, со слов д'Аршиака - приводит сказанную ему Пушкиным за час до поединка фразу: "С начала этого дела я вздохнул свободно только в ту минуту, когда именно написал это письмо". В тот день, когда письмо было отправлено к Геккерену, Тургенев видел Пушкина раза, и оба раза Пушкин был весел. Он провел с ним часть утра и видел его веселого, полного жизни, без малейших признаков задумчивости; Тургенев и Пушкин долго разговаривали о многом, и Пушкин шутил и смеялся104*.
Почти никто из окружавших Пушкина не знал о письме, которое было послано 26 января барону Геккерену. Веселость его, так запомнившаяся А. И. Тургеневу, могла обмануть все подозрения. Один только человек в доме Пушкина знал об этом письме: то была Александра Николаевна Гончарова105*.
Каких результатов ждал Пушкин от своего письма? Конечно, он должен был предвидеть, что может последовать вызов на дуэль, но можно ли думать, что Пушкин, зная характер Геккерена, мог рассчитывать и на то, что Геккерен не пойдет на дуэль, промолчит о письме и только примет меры к действительному прекращению флирта и каких-либо сношений с домом Пушкина? Такое мнение было высказано в литературе о пушкинской дуэли, но вряд ли с ним можно согласиться. Пушкин жаждал именно развязки, а пока существовал свет и в этом свете были своими Геккерены, до той поры не мог бы успокоиться Пушкин. Наоборот: если бы письмо не подействовало, Пушкин, конечно, не остановился бы и перед дальнейшими воздействиями.
Предоставим слово барону Геккерену. 30 января в донесении своему министру он следующим образом излагал историю дуэли:
"Мы в семье наслаждались полным счастьем; мы жили, обласканные любовью и уважением всего общества, которое наперерыв старалось осыпать нас многочисленными тому доказательствами. Но мы старательно избегали посещать дом господина Пушкина, так как его мрачный и мстительный характер нам был слишком знаком. С той и другой стороны отношения ограничивались лишь поклонами. Не знаю, чему следует приписать нижеследующее обстоятельство: необ'яснимой ли ко всему свету вообще, и ко мне в частности, зависти, или какому-либо другому неведомому побуждению, - но только прошлый вторник (сегодня у нас суббота), в ту минуту, когда мы собирались на обед к графу Строганову, без всякой видимой причины я получаю письмо от господина Пушкина. Мое перо отказывается воспроизвести все отвратительные оскорбления, которыми наполнено было это подлое письмо. Все же я готов представить вашему превосходительству копию с него, если вы потребуете, но на сегодня разрешите ограничиться только уверением, что самые презренные эпитеты были в нем даны моему сыну, что доброе имя его достойной матери, давно умершей, было попрано, что моя честь и мое поведение были оклеветаны самым гнусным образом. Что же мне оставалось делать? Вызвать его самому? Но, во-первых, общественное звание, которым королю было благоугодно меня облечь, препятствовало этому; кроме того, тем дело не кончилось бы. Если бы я остался победителем, то обесчестил бы своего сына; недоброжелатели всюду бы говорили, что я сам вызвался, так как уже раз улаживал подобное дело, в котором сын обнаружил недостаток храбрости; а если бы я пал жертвой, то его жена осталась бы без поддержки, так как мой сын неминуемо выступил бы мстителем. Однако, я не хотел опереться только на мое личное мнение и посоветовался с графом Строгановым, моим другом. Так как он согласился со мною, то я показал письмо сыну, и вызов господину Пушкину был послан".
Эти строки подтверждают рассказ Данзаса: "Говорят, что, получив это письмо, Геккерен бросился за советом к графу Строганову, и что граф, прочитав письмо, дал совет Геккерену, чтобы сын его, барон Дантес, вызвал Пушкина на дуэль, так как после подобной обиды, по мнению графа, дуэль была единственным исходом". Этот граф Григорий Александрович Строганов (1770-1857) был родственником Натальи Николаевны: он был по матери двоюродный брат матери Натальи Николаевны - Н. И. Гончаровой. В свое время, будучи посланником в Испании (1805-1813), граф Г. А. Строганов приобрел шумную известность своими победами над женскими сердцами.
Вызов Пушкину от лица Дантеса передал в тот же день виконт д'Аршиак вместе с письмом Геккерена.
"Милостивый государь! - писал барон Геккерен. - Не зная ни вашего почерка, ни вашей подписи, я обратился к виконту д'Аршиаку, который передаст вам это письмо, с просьбой удостовериться, точно ли письмо, на которое я отвечаю, от вас".
Начало письма неудачное и фальшивое. Геккерен пишет, что не знает ни подписи, ни почерка Пушкина, а тремя строками ниже, упоминая о письме с отказом от вызова, он говорит, что это письмо, писанное рукою Пушкина, налицо: значит, почерк и подпись Пушкина были ему знакомы, и удостоверяться в подлинности письма Пушкина от 26 января было делом лишним106*.
"Содержание письма, - продолжал Геккерен, - до такой степени переходит всякие границы возможного, что я отказываюсь отвечать на подробности этого послания". - Но менее всего Пушкин хотел бы объяснений Геккерена! - "Мне кажется, вы забыли, милостивый государь, что вы сами отказались от вызова, сделанного барону Жоржу Геккерену, принявшему его. Доказательство того, что я говорю, писанное вашей рукой, налицо и находится в руках секундантов. Мне остается только сказать, что виконт д'Аршиак едет к вам, чтобы условиться о месте встречи с бароном Геккереном; прибавляю при этом, что эта встреча должна состояться без всякой отсрочки. Впоследствии, милостивый государь, я найду средство научить вас уважению к званию, в которое я облечен и которое никакая выходка с вашей стороны оскорбить не может".
Под письмом, кроме подписи барона Геккерена, находится еще подпись Дантеса: "Читано и одобрено мною".

В письме Геккерена останавливает внимание последняя фраза. Очевидно, Геккерен не верил в серьезность дуэли, если писал, что впоследствии, после дуэли, он найдет средство научить Пушкина уважению к его званию. Не лишенная интереса черточка!

Примечания
101* (<Остается в точности неизвестным, 26-го или 25-го января было послано Пушкиным его письмо к Геккерену. Подлинник письма не сохранился. В копии, сделанной Пушкиным для К. К. Данзаса, даты не проставлено. В другой, писарской, копии, хранящейся в "деле" военно-судной комиссии о дуэли, письмо датировано 26 января. В письме к голландскому министру иностранных дел от 30 января Геккерен сообщал, что письмо Пушкина было им получено во "вторник", т. е. 26-го. А. И. Тургенев в письме к А. И. Нефедьевой от 28 января также писал, что "3-го дня, в самый тот день, как я видел его два раза веселого, он написал ругательное письмо к Геккерену-отцу". С другой стороны, по словам кн. П. А. Вяземского в письме к Д. В. Давыдову (от 9 февраля), письмо было послано Пушкиным "в понедельник 25 января". В черновике письма к неизвестной (в первых числах февраля, не позднее 10-го) кн. В. Ф. Вяземская сообщала, что "в понедельник 25 числа" Пушкин был у них в то время, когда там был и Дантес, и передает такой разговор поэта с ней: "Пушкин вечером, смотря на Жоржа Геккерна, сказал мне: "Что меня забавляет, так это то, что этот господин веселится, не предчувствуя, что его ожидает по возвращении домой!" - "Что же именно? - сказала я, - вы ему написали?" Он мне сделал утвердительный знак и прибавил: "Его отцу". - "Как, письмо уже отослано?" Он мне сделал еще знаки. "Неужели вы думаете об этом?- сказала я. - Мы надеялись, что все уже кончено". Тогда он вскочил, говоря мне: "Разве вы принимаете меня за труса? Я вам уже сказал, что с молодым человеком мое дело было окончено, но с отцом - дело другое. Я вас предупредил, что мое мщение заставит заговорить свет" ("Новый мир", 1931, кн. XII, стр. 189). Этот же разговор и тоже относя его к 25 января передает в своих воспоминаниях сын кн. В. Ф. Вяземской кн. П. П. Вяземский. Наконец, третью версию разговора, также датированного 25 января, находим в сводке данных о дуэли Пушкина, составленной гр. М. А. Мусиной-Пушкиной, вероятно, со слов кн. В. Ф. Вяземской (см. "Пушкин. Временник Пушкинской комиссии", I, 1936, стр. 244-245). В примечании к этой сводке Б. В. Казанский довольно убедительно доказывает, что письмо было послано 25 января. (Прим. ре д.).>)
102* (Мы решительно отказываемся принимать это письмо за то, которое в ноябре 1836 г. читал Пушкин графу В. А. Соллогубу (срвн. выше, стр. 140-141). В. И. Саитов печатает это письмо дважды: под 21 ноября - № 1105 ("Переписка", III, стр. 412) и под 26 января - № 1138 (там же, стр. 444). По всей вероятности, основанием к такому размещению послужила наличность разночтений в обоих текстах. Оба текста восходят к пушкинским автографам. Последний текст (№ 1138) дан по копии, оставленной в военно-судном о дуэли деле и снятой с того подлинного письма Пушкина, которое было в руках Геккерена, от него поступило в следственную комиссию и затем было возвращено барону Геккерену (см. "Дуэль Пушкина с Дантесом-Геккереном. Военно-судное дело 1837 г., СПБ., 1900, стр. 51-52. Подлинное дело перешло из Пушкинского музея при Александровском лицее в Пушкинский Дом). Другой собственноручный подлинник был изготовлен Пушкиным для своего секунданта и вручен им К. К. Данзасу. В 1863 году факсимиле этого автографа дано в брошюре Аммосова "Последние дни жизни и кончина Пушкина". По этому-то факсимиле В. И. Сайтов дал первый текст № 1105. Явное недоразумение! Наличность разночтений, правда, весьма незначительных, чисто словесных, без изменения смысла, может лишь свидетельствовать о том волнении, в котором находился Пушкин, оказавшийся не в состоянии снять точную копию своего письма. О душевном состоянии Пушкина ярко говорит и тот факт, что не сразу ему далось это письмо: после его смерти в его кабинете были найдены клочки бумаги; с большим трудом удалось расположить эти лоскутки так, что из них составилось два черновика, две первоначальных, - к сожалению, неполных, - редакции этого письма. Факсимиле этих черновых было дано в "Русской старине", 1880, июль, стр. 516-521. По этому факсимиле В. И. Сайтов дал свои черновые к № 1105, т. е. якобы к письму от 21 ноября. Не входя в сравнительный анализ черновиков и окончательной редакции письма, отметим основное отличие последней редакции от первоначальных: в черновиках Пушкин развивал тему об отношении Геккерена-старшего к анонимным пасквилям и категорически утверждал его авторство этих писем; в беловом не осталось даже намека на это обстоятельство. Важное отличие, указывающее, по нашему мнению, на то, что полной и решительной, основанной на фактах и могущей быть доказанной уверенности в авторстве Геккерена у Пушкина не было. Переходя к содержанию письма в окончательной редакции, можно отметить, что в нем самом есть указания, не позволяющие относить его к ноябрю 1836 года: упоминание о казарменных каламбурах, которыми потчевал Дантес Наталью Николаевну, заключает, очевидно, намек на каламбур о мозольном операторе, но эта острота могла быть сказана только после женитьбы Дантеса. Самое выражение "Je ne pouvois souffrir qu'il у eut des relations entre ma famille et la v;tre"103* могло быть употреблено опять-таки только после женитьбы Дантеса. Нелишне упомянуть здесь об ошибке В. И. Срезневского в его описании "Пушкинской коллекции, принесенной в дар Библиотеке Академии наук А. А. Майковой" ("Пушкин и его современники", IV, стр. 35). В этой коллекции находятся клочки письма Пушкина, отнесенные В. И. Срезневским к письму Пушкина к барону Геккерену, а на самом деле предстг вляющие черновик письма к графу А. X. Бенкендорфу от - 21 ноября 1836 года и напечатанные в "Переписке" т. III, стр. 417-418, № 1106. <Замечание П. Е. Щеголева об ошибке В. И. Срезневского , не совсем точно. Из десяти описанных В. И. Срезневским клочков (одиннадцатый - чистый) пять принадлежат к письму к Геккерену, четыре - к письму к Бенкендорфу и один - к неизвестному. (См. статью Н. В. Измайлова "История текста писем Пушкина к Геккерену" в "Летописях Государственного литературного музея", I, стр. 339.)>(Прим. ред.). )
103* (Я не мог допустить никаких отношений между нашими семьями.)
104* ("Пушкин и его современники", вып. XI, стр. 48. Внешняя веселость Пушкина бросалась в глаза сторонним наблюдателям. Стоит вспомнить, например, бесподобную сцену в мастерской К. Брюллова 26 января, записанную в дневнике А. Мокрицкого ("Современник", 1855, т. CIII, Воспоминания о Брюллове, стр. 165-166). Точно приняв бесповоротное решение покончить с ненавистным делом Дантеса, Пушкин действительно снял с души своей тяжкое бремя. Но по некоторым признакам, которые мы вскоре отметим, надо думать, что внутреннее его состояние было далеко не спокойным и не ровным. Веселость же была результатом не внутреннего спокойствия, а возбуждения, вызванного предпринятым важным решением. )
105* ("Пушкин и его современники", вып. VI, стр. 50. О дуэльных намерениях Пушкина знала еще, как мы отмечали уже, баронесса Е. Н. Вревская. )
106* (Таким образом из первых фраз письма Геккерена нельзя извлечь доказательство того, что первый вызов Пушкина был не письменный, а устный. Срвн. выше стр. 368-369. )


merci beaucoup pour votre attention