Последний в роду своем! Версия чтения по диагонали

Леонид Иванович Бессарабов
Последний в роду своём!









Судьба героев романа журналиста Леонарда и художницы Лорины пронизывает многие века и страны, и параллельные миры. Из века в век, из жизни в жизнь их  преследует неведомая сила. И каждый раз их жизни трагически обрывают убийцы, облеченные властью, силой, деньгами. Для убийц запрет не убивать не существует. В отличие от тех, кого они преследуют.
А собственно, что такое Человек? Биологическое  животное? Побочный дефектный продукт эволюции? Или программное произведение  Творца? Тогда какая цель была поставлена перед ним? В чем она? Ты подозревал, что Земля название не планеты, на которой живешь, а матрицы одного из Миров нашей Солнечной системы, находящегося на 96-м витке Галактики, с которой печатаются планеты-близнецы? Ты, когда-нибудь слышал, что  живешь на шестой ее версии?  Почему предыдущие стали параллельными мирами? 
Тебе известно о катастрофе, произошедшей 13, 5 тысяч лет назад, которая уничтожила существовавшую в то время на планете Сверхцивилизацию? Что именно она построила пирамиды,  методы, сооружения которых неизвестны? А почему вымерли динозавры?
Бессмертие! Ты хотя бы подозреваешь, что люди были созданы практически бессмертными? Что, умерев, они  рождались снова. Кто  лишил их этого дара? Ты когда-нибудь  подозревал, что малая горстка бессмертных  все-таки уцелела?
Ты не задумывался, почему бог не внемлет молитвам людей? И кто та могущественная сущность, сотворившая Вселенную и всех нас? Из чего?
Перед тобой трагическая сага о человечестве. И об утраченной им цели. Но задача, поставленная Творцом перед Человечеством  Мира Земли, не может быть не выполнена. Даже если для этого придется пройти через любые испытания. Ты еще не догадался, в чем ЗАДАЧА? Тебе интересно, в чем смысл и цель? Тогда начнем!
© Леонид Бессарабов, 2019



               
              Леонид Бессарабов




    Последний
                в роду
                своём!


               

















ПОСВЯЩЕНИЕ
                Кому посвящается? Тебе, конечно!
                Кто бы мог еще претендовать на это?
                Ты повсюду со мной! Ты  видишь, я
                выполнил волю твою? Я всегда готов
                к встрече с тобой налегке.

                Л. Б.
               

















Если роман вам понравится и вы захотите иметь бумажную книгу с автографом автора,  вы может сделать это на Авито, вбив название в поиск или заказав автору через личку.

               










                ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ
Мне совершенно непонятно, когда люди, называющие себя писателями, заявляют, что любые совпадения с лицами, жившими или поныне здравствующими, — совершенно случайны. После таких заявлений хочется просто закрыть книгу. Поскольку образы персонажей всегда составляются на основе черт внешности, характера и поступков, реальных людей  с которыми сталкиваются писатели. И это не только закон реализма, но всей литературы. А если в книге нет от действительности ничего, то следует ли читать ее вообще?
   
Книга, которую вы взяли в руки произведение в строгом смысле этого определения научно-фантастическое. Но не все в этой книге – фантастика. Не каждый персонаж является вымыслом автора. Многие персонажи, как и факты, частично или даже полностью взяты прямо из жизни. И не всегда  совпадения представляют  чистую случайность. Однако автор считает, что каждый имеет право видеть то, что хочет или способен увидеть. И вправе  идентифицировать героев и персонажей с реальными лицами. Но в этом отражается его личный опыт и его личное мнение, которые он, однако, не имеет права навязывать никому.
Эта книга не для людей, лишенных  воображения, соображения и логики. Они вряд ли найдут тут что-то для себя интересное.  Им не следует терять время. Она адресована тем, кто стремится понять, что такое Вечность, Искрящаяся Вокруг Нас. Тем, кто не разучился Думать, Сомневаться, Дерзать, Верить, Отвергать смердящие стереотипы. И  Любить! Это непременные условия.
               


                С надеждой — автор
 
               



                Я бы назвал тебя пророком, но я последний
                в роду своем!               
                пророк Мухаммед
    Хотя мы все более и более узнаем о человеке, его сущность, по-видимому, все менее и менее для нас ясна.               
                Г. Марсель.
    Мучит меня то, что они поставили истину на голову и что они ослепли к очевидности.
                А. Экзюпери.
                Всем известно, что тут ничего открыть
                нельзя! Но вот появляется некто, кто об
                этом не знает. Он-то и делает открытие.
                А.Эйнштейн
               



















PRО  GRAMMA

ЧТО ЛЕЖИТ В ШКАТУЛКЕ?
(Фрагмент из новой ежемесячной телепередачи 12-го Национального канала «Прикоснись к знаниям» с участием лауреата Сталлейской премии Роберта Керна 22 июня 19.. года)
— Господин Керн, вам присуждена особая премия за уникальную работу, дающую нам новое представление о Параллельных Мирах. Не будете ли вы любезны популярно изложить нам суть дела?
— Что касается самого популярного объяснения, его можно будет найти в повести замечательного американского писателя Роберта Шекли «Три смерти Бена Бакстера».  Там все настолько просто, что понять существо дела смогут даже полные невежды. Впрочем, кажется, эти господа книг не читают.   
— Надо ли это понимать так, будто именно упомянутая повесть натолкнула вас на идею, сделавшую вас лауреатом?
— Возможно, так оно и было бы. Но, к сожалению, Шекли ее еще только намерен опубликовать.
— Забавно! Тогда автор, надо думать, поделился с вами своими замыслами?
— Жаль, но я не имею чести знать этого неординарного человека.
— Но, простите, это вообще какая-то фантастика, господин Керн!
— Фантастика, знаете ли, обладает невероятнейшим свойством: она имеет обыкновение сбываться.
— Господин Керн! Я хочу, чтобы вы все-таки рассказали, как же вам удалось сделать свое открытие?
— Хорошо. Представьте себе нечто вроде огромной сферы. Но только без видимых стенок. В середине ее горошина – наша планета, лежащая, как в футляре. Это ведь просто, не правда ли?
— Допустим, представили. И что же это за «шкатулка»?
— Вы нашли весьма подходящее сравнение.  Жемчужина в ювелирной шкатулке лежит на бархате. Земля же в космической шкатулке лежит, окутанная «бархатом» так называемого информационно - энергетического поля. Оно простирается на одиннадцать миллионов миль вокруг планеты, которая является его центром. А теперь постарайтесь представить, что наша старушка Земля — электронно-вычислительная машина или компьютер, как недавно начали называть подобную технику. С той лишь разницей, что ее память на много порядков превышает возможности самой мощной ЭВМ, созданной человеком. Более того, свои виртуальные замыслы она способна делать реальностью. Сейчас это, наверное, понять сложно. Ведь даже 3D – печать еще не изобрели.
— Что дальше?
— В информационно-энергетическом поле заложены абсолютно все сведения о законах, движущих Землю, все события, связанные с этой горошиной Вселенной. Как на ее поверхности, так и внутри. Поле содержит все открытия, произведения и творения, включая и до сих пор несовершенные человеком, дожидающиеся часа, когда их обнаружат. Надо только проникнуть в это поле.
— И как же это можно сделать?
— По-разному. Менделеев, например, увидел свою периодическую систему элементов во сне. А Архимед с криком «Эврика!» выскочил из ванной.
— Именно в информационно-вычислительном поле вы и  отыскали свою теорию, сделавшую вас лауреатом?
— Выстрел в десятку! И сведения о Шекли, и о принтере 3D, кстати, – тоже. Но это как бы побочный продукт моего исследования. 
 — Чтобы попасть туда, надо непременно быть ученым?
— Я бы сказал, что дело обстоит несколько наоборот. Учеными люди становятся, побывав там.
— Значит, на этот «склад идей» может попасть любой?
— Боюсь, что нет. Вход открывается только тем, кто имеет для этого, скажем так, «специальное разрешение» или «доступ». Это способности к работе с информационными носителями Земли. И знает пароль для входа в систему.
 — Это объясняет, как вы попали туда. И много сегодня на земле с таких людей?
 — Необходимыми способностями обладает примерно один человек из миллиона.
— Так мало пока еще?
— Уже. Если говорить точнее.
— В каком смысле?
— Еще четырнадцать тысяч лет назад людей, знавших об устройстве мира, было неизмеримо больше. Но потом эта ветвь человечества начала вымирать. И сегодня они на Земле своего рода инопланетяне.
— Скажу, что слышать такое не очень приятно. Но это, думаю  тема отдельного  разговора. А сейчас давайте все-таки уясним, в чем суть вашего открытия.
— Хм, и вы полагаете, что у нас с вами прямо так это и получится? Теорию относительности Эйнштейна, например, до сих пор не могут понять даже те маститые ученые, которые написали о ней основательные диссертации. Хотя по большому счету теория она теория и есть – всего лишь ничем не подтвержденная точка зрения. Да что теория! Даже его простая формула Е = МС 2 у большинства коллег вызывает недоумение. Хотя все знают, что в ней: Е – энергия, М – масса, С2 – квадрат скорости света в вакууме, или постоянная Планка.
— Значит, и тут не все ясно?
— Ясно, да не совсем. Это формула разрушения материи путем превращения ее в энергию. И тут мы преуспели. Можно вспомнить хотя бы «Малыша», превратившего Хиросиму в пепел. Хотя физика стыдится вспоминать об этом. Но даже знаний в объеме школьной программы достаточно, чтобы преобразовать ее в М = Е/С2.
— А что нам это даст?
— Тогда мы получаем формулу сотворения материи. Но тут возникает неувязка. Формула есть, а вот творения, – увы, нет. Я имею в виду, со стороны человечества.
— Какое отношение это имеет к нашему разговору?
— Прямое. Мы подчас не способны уловить смысл совершенно очевидных вещей. Вот и вы еще не задали самый главный вопрос.
— Какой же?
— Где находятся Параллельные Миры?
— И где же?
— В этой самой студии, где сейчас мы с вами сидим.
— Вот прямо здесь? Почему же тогда мы  их не видим?
— Но мы не ощущаем и вращения Земли. Хотя она вертится, как минимум, с середины второго тысячелетия нашей эры с легкой руки Коперника.
— Вы полагаете, что мы не воспринимаем параллельные миры в силу многовековой привычки?
— Нет, здесь дело обстоит иначе. Они двойники Земли, которые появляются в одних и тех же пространственных координатах нашего мира и исчезают.
— Но как подобное возможно?
— Надеюсь, тут нам поможет кинематограф. Точнее старый аппарат для съемки на пленку движущихся объектов и проецирования изображения на экран. Этому изобретению, хотя и претерпевшему значительные видоизменения, мы, кстати говоря, во многом обязаны, что нас с вами в этот момент видят тысячи зрителей.
— Ну, господин Керн, это, пожалуй, мы еще помним. Действие аппарата, если мне не изменяет память, основано на скачковом механизме. Первоначально он  «продергивал» через окошко 18 застывших на кинопленке кадров в секунду. А маскировала их «прыжки» шторка-обтюратор, благодаря которой на экране создавалась видимость движения.
— Браво, вы поразительно быстро ухватываете суть! Движение, правда, поначалу выходило «нервным». Вспомним хотя бы фильмы с Чарли Чаплином. Вскоре изобретатели поняли, что надо увеличить частоту смены кинокадров до 24-х в секунду. В результате герои фильмов стали двигаться, совсем как в жизни. А теперь самое главное
— Господин лауреат, мы сплошное внимание.
— Можно по-разному изменять скорость пробега кадров. И получить разные эффекты. В ленту, снятую со скоростью 24 кадра в секунду вставили еще один дополнительный, 25-ый кадр. Движение на экране не изменилось. Но при этом в дополнительный кадр «записывали» совершенно другую тему. Например, призыв выпить лимонада.  И вот человек начинает ощущать внушенное ему подспудно ощущение жажды и желание утолить ее. Хотя зрительно совершенно не воспринимает 25-ый кадр.
— Думаю, это тоже понятно.
— Прекрасно. Тогда пойдем дальше. Нам кажется, что звезды во Вселенной мерцают. А на самом деле это осколочный эффект работы вселенского «кинопроектора». Но он продергивает «ленту» мирового «кино» со скоростью 300 тысяч кадров, которые пробегают в течение всего доли секунды.
— Такие скорости трудно вообразить.
— Этого и не требуется. Нам нужно понять другое. Очень простую вещь. Только часть кадров этой сверхскоростной «киноленты» и «проецирует» на экран нашего зрения ту Землю и весь мир вокруг нас, которые мы видим. Причем вместе с нами. Остальная часть для нас нечто вроде 25-го кадра. С той лишь разницей, что мы абсолютно не воспринимаем ее даже подсознательно.
— А остальной кусок «пленки» для чего?
— Ваша любознательность делает вам честь. На вселенской «киноленте», которую мы не воспринимаем, «отснято» еще много других «кинофильмов». Каждый из них начинается тут же после окончания предыдущего «сеанса».
— Почему же мы не ощущаем их хотя бы на уровне подсознания?
— Потому что, являясь принадлежностью этой Земли, исчезаем одновременно с ней. И не знаем, какой «сюжет» разворачивается тут, когда нас нет в «студии» нашей планеты. А в это время тут поочередно и идет «трансляция» других близнецов Земли – ее Параллельных Миров.
— Вы так детально рассказываете, словно вам довелось самому побывать в Параллельных Мирах.
— Это не главное. Мне многое удалось увидеть. И кое-что понять.
— И что же удалось вам разглядеть?
        — Все они представляют собой одну и ту же планету в разные космические эпохи, протяженностью в миллионы лет. Но в отличие от миров Шекли практически все они мертвы. За исключением одного - единственного. Но и в нем больше нет человека. По крайней мере,  homo sapiens’а в нашем понимании.
— А что же вы поняли?
— Из всех опасностей, которые когда-либо угрожали человечеству, несомненно, наиболее страшную представляет сам человек. Он все больше превращается в злобную насмешку над самим собой…














               
               

















               

                ВОЗМУЩЕНИЕ  ПЕРВОЕ
                НОСТАЛЬГИЯ ПО БУДУЩЕМУ
         

СОЛИТОН - 1.    СЛЕДИТЕ ЗА ПРЕССОЙ! 
— Летопись новостей! Инопланетяне среди нас! Потоп в Европе! Ядерная бомба в руках террористов! Римский папа отрекается от престола! — Визгливый голос подростка, продающего газеты на оживленном в этот утренний час перекрестке столичного Бакувера, у светофора, притягивает прохожих. Битком набитая сумка, перекосившая худенькую фигурку мальчишки, быстро пустеет.
Уличный зазывала в мир новостей ловко изымает из протянутых рук деньги и тут же протягивает покупателям газету со сдачей. Все это делается настолько виртуозно, что, кажется, будто ни пешеходы, ни автомобилисты, приспускающие у перехода стекла дверец машин, не только не останавливаются, но даже и не замедляют движения.
Я притулился недалеко от треугольного шпиля  билборда, на котором красуется прикрывшая интим кусочками ткани красотка в обнимку с бутылкой «Пепси». По всему ее виду эта близость вызывает в ней отрешенность, экстаз предвкушения грядущего слияния с ее содержимым и почти осязаемый скорый оргазм.
Мне очень хочется надеяться, что красавица отвлечет внимание от меня, которому оно сейчас нужно, как зайцу мотоцикл. Дождавшись, когда светофор ненадолго прервет сплошную полосу движущихся авто, я поманил газетчика, и, бросив ему смятую купюру, получил за нее несколько газет.
Развернул сложенные в овал утренние  номера по одному. Многие ведут такую рубрику: «в этот же день столько-то лет назад». Кто сообщает о «новостях» годичной, кто пятилетней и даже  почти тридцатилетней давности. Человечество, к сожалению, ничего не помнит. Но все равно несчастливо.
В многостраничном газетном хаосе ориентироваться даже мне, профессионалу с солидным опытом и стажем, непросто. Упрощает задачу только то, что я знаю, что хочу найти.
Королевское величество открывает новый терминал аэропорта. На церемонии… (Поистине королевское занятие!)
Пепел Джордано Бруно стучит в мертвом сердце Коперника! Четверть населения страны, еще четверть века назад считавшейся одной из самых грамотных в мире, сегодня уверено, что именно Солнце вращается вокруг Земли. Массовый опрос, проведенный Институтом... (Доучились!)
Беспрецедентное избрание президента. На очередной срок, не предусмотренный Конституцией, президентом стал любимец народа! Это беспрецедентный случай в мировой практике, когда… (Интересно, народ какой страны избрал его любимцем этой?)
Инопланетяне среди нас. По одному только Сератонскому округу в истекшем году бесследно исчезли более 400 человек. Многие  пропали при странных обстоятельствах. Их больше никто никогда не видел. Троих жильцов дома, принадлежащего  Клэр Рицман, хозяйка видела беседующими с людьми, в точности соответствующими описанию инопланетян. Рабы и доноры …(Раньше это приписывали дьяволу!)
Ирод Великий уже четыре года лежал в Иерихонском склепе, скончавшись после продолжительной болезни, когда Спаситель появился на свет. Об этом свидетельствует дата, выбитая на найденной гробнице правителя, которому приписывают поголовное избиение младенцев в надежде, что среди них окажется и новорожденный Иисус Христос… (Еще одна  жертва репрессий!)
«Золотой миллиард» – все, что останется от человечества, после его запланированного сокращения. Известный ученый считает, что Мировое Правительство, продолжающее насиловать планету ради получения сверхприбылей…  (В бухгалтерии мирового правительства одни глупцы, если думают, что это действенный способ решить созданные проблемы!)
Катастрофы. Землетрясение в китайской провинции разрушило 130 тысяч жилых домов. По масштабу это можно сравнить только с полным разрушением такого крупного мегаполиса как Москва. 100 тысяч жителей погребено заживо.
Ураган превратил  город в призрак. Мэр погибшего города считает, что подобные катастрофы прямые  признаки приближающегося конца света. ( Иногда их осеняет!)
Кто разделался с агентами службы разведки? (И кто же?)
Вчера, около семи часов вечера в квартире дома на проспекте Нефти нашей столицы обнаружено два трупа. (Поиск завершен!) Как всегда, похоже, меня выручила газета, к которой питаю особо добрые чувства. Хотя  мне никогда не доводилось сотрудничать с ней. Но, по-моему, она одна из самых интересных и полезных. Поэтому и выстояла в газетном мире СМИ, когда многие ее бумажные собратья пали, превратившись в свои электронные призраки. Обычно здесь всегда можно отыскать  практически все важнейшие и самые свежие новости за сутки. Я начал читать, поглядывая одним глазом по сторонам.
 «Корреспондент газеты, сумевший побывать на месте происшествия утром, всего на полчаса опередив полицию, увидел людей, лежавших в лужах крови, с оружием в руках. Пол рядом с ними был усыпан стреляными гильзами.
Опрошенные журналистом соседи, вызвавшие полицию, поскольку дверь в квартиру была подозрительно приоткрыта, шума разыгравшейся трагедии не слышали. Что, впрочем, можно понять. Поскольку все оружие было  снабжено глушителями.
Удалось установить, что убитые были оперативниками Государственной Службы Безопасности. Кого они поджидали на частной квартире? Кто и как сумел застать  врасплох людей, о профессиональной и физической подготовке которых ходят легенды, и так мастерски разделаться с ними?
Ответов на эти вопросы пока нет. Нам удалось выяснить, что квартира была снята некоторое время назад неким Д. Хотя имя, возможно, вымышленное. Он появлялся тут довольно часто. Но в тот вечер, похоже, его вообще не видел никто. Не исключено, что жилище снималось им не для себя, а для других лиц, о которых пока ничего не известно.
Я снова свернул все газеты в трубку и воткнул ее в глотку ближайшего вечно голодного железного «пингвина», раззявившего свой металлический клюв, без устали вымогающего мусорные подачки. И вытер ладонью взмокший лоб.
Дело начало проясняться, хотя и не очень сильно. По крайней мере, понятно, что вчера вечером на проспекте встречу в мою честь организовали «рыцари кинжала и плаща». Судя по тому, как, минуя любые возможные объяснения, они быстро перешли к делу, агенты знали, кого именно ждут. И что нужно им сделать с этим человеком. И этот кто-то был я.
Все произошло так быстро, что я едва успел принять меры, включив энергетическую защиту, неким седьмым чувством ощутив, что за дверью притаилась грозная опасность. И, слава Богу! Иначе вместо двух трупов сегодня бы там обнаружили только один. И это был бы мой собственный. Хотя я сильно сомневаюсь в точности такого определения. Покойник ничем не может владеть, даже собственным трупом.
В неожиданно развернувшемся почти бесшумном кровавом аду, я просто не смог выяснить, кто именно караулил меня тут и зачем. Теперь, надо признать, я знаю не намного больше. Точнее всего один факт: за всем этим стоит ГСБ. Это, пожалуй, все.
Но зачем агенты службы затеяли стрельбу?  Кто и зачем отдал приказ убить меня? Как и где пересеклись мои пути с этой организацией настолько непоправимо, что меня решили убрать? Для кого в могущественной Службе я представляю такую опасность, что со мной решили разделаться раз и навсегда?
Ответов пока нет. И тех, кто бы мог внести в мои спутавшиеся извилины хоть какую-то ясность, пока тоже не видно. Хотя мне, возможно, хватило бы самого легкого намека, как решается эта шарада.
Трупы, несомненно, уже «висят» на мне или их вскоре «повесят» на меня. Словом, я влип по уши. И гораздо серьезнее, чем предполагал еще несколько минут назад. И куда основательнее.
Служба никогда не оставляет  безнаказанной смерть своих людей. На розыск загадочного Леонарда Деброва, обозначенного в корреспонденции безобидной буковкой Д., то есть меня, если говорить без обиняков, всего вероятнее уже  брошены силы.
Знаю, что мое имя приводит в восторг далеко не всех. Мог бы набросать даже хоть и неполный, но весьма емкий список с именами героев моих публикаций, которые с удовольствием отправили бы меня отдохнуть на курорты Леты или Коцита.
Но вчера, похоже, кто-то вплотную приблизился к исполнению этого славного намерения. И этот mon ami inconnu , возможно, и осуществил бы его, имей обо мне чуть больше информации. Но, к счастью (моему), ее у него или у них просто нет. И быть не может.
Всю ночь в моей голове рисовались, откровенно говоря, самые фантастические версии. Но чтобы сама могущественная Служба? Да, ситуация не позволяет испытывать особый оптимизм. Малейший просчет  - и там постараются закрыть мое дело. Быстро и бесшумно. Сезон охоты открыт.
Я пришел на проспект Нефти в поисках исчезнувшей Лорины. Лучик мой! Где ты? Я все бы отдал, чтобы узнать это! Твой сотовый молчал. И я попытался найти тебя везде, где ты могла бы оказаться. С этой целью, собственно говоря, я и наведался в злосчастную квартиру.
 Безусловно, я сглупил, начав искать ее подобным образом. Как говорится, потеряв голову. Ведь Лорина не маленький ребенок, чтобы заблудиться в городе, который она знает, как свои пять пальцев. И не глупенькая девочка, чтобы, намереваясь пробыть где-то  долгое время, не поставить меня в известность.
Ох, ведь предупреждали меня, чтобы в странных случаях, никогда не действовал в одиночку! Слишком я стал самонадеян, оттого и нарвался на засаду, из которой едва унес ноги.
Почувствовав, что там чужаки, я вошел, подняв руки, чтобы показать, у меня нет оружия. И даже сообщил об этом, находившимся внутри людям. Но они начали стрелять, едва только за мной закрылась дверь.
А теперь, дружище, собери мысли в горсть и думай! Крепко думай! Соображай быстро и, главное, правильно! Где, когда и что ты натворил, что столь серьезная и могущественная организация приговорила тебя к смерти? Но ликвидацию осуществить не удалось. А потому опасность для тебя лично не миновала. Если не возросла.
Лен, дружок, ты, кажется, вытянул не самый удачный билет на очередном экзамене жизни. С задачей, условия которой представляют настоящее ассорти:  а) поезд несется под откос, б) время взбесилось и сорвалось с цепи. Требуется: любым способом  предотвратить  катастрофу.
И ответ с помощью скудных и весьма разнородных данных, придется найти тебе. Потому что больше некому. А еще потому, что на кону две жизни – самого дорогого тебе существа и твоя, теперь почти ничего уже не стоящая. Не говоря уже о том, что под ударом выполнение и главной задачи, важность которой куда выше просто двух жизней – проекта «Семена»…

СОЛИТОН  2  ТРИ ВЕТВИ HOMO SAPIENS 
В то прекрасное августовское утро у входа в здание столичного университета царило необычное оживление. Необычное, поскольку вступительные экзамены остались позади. Победители конкурса зачислены. Традиционная встреча ректора с будущими студентами тоже прошла. И на оставшиеся до начала занятий дни жизнь в университетских стенах практически замерла. Почти все ушли в отпуска.
Однако в упоминаемый день, к тому же еще и в выходной, когда университет был пуст, у входа непрерывно появлялись пары, группы и одиночки. Они что-то спрашивали у охранника. Тот в ответ кивал и говорил им, как и куда им пройти.
Люди спешили по тротуарам некой цепочкой. А возникали неожиданно. И словно из неоткуда. Но сторож этому совершенно не удивлялся. К назначенному времени зал был полон. Крепкий молодой человек лет двадцати трех-двадцати пяти на вид, среднего роста спокойно прохаживался перед амфитеатром кресел, в ожидании, пока соберутся почти триста человек, на которых был рассчитан актовый зал.
Вид у него был вполне академический. Черный костюм, белоснежная сорочка, затянутая у воротника широким черным галстуком в мелкий белый горошек. Пиджак, правда, переброшенный через плечо, он надел, только велев закрыть дверь, когда собрались все. Несмотря на жару.
Большие серо-зелено глаза с карей искоркой с интересом разглядывали прибывающих. Черные волнистые волосы хорошо оттеняли белое, с гладкой кожей лицо с высоким лбом великомученика – слегка вдавленными висками. Греческий, с небольшой горбинкой нос выдавал в нем человека волевого.
Но этому, впрочем, немного мешал маленький пухлый, почти женский рот. Он придавал лицу  некую чувственность, старавшуюся преуменьшить волевое начало. Губы были вычерчены в форме правильного сердечка. И обладатель его постарался замаскировать столь неуместный штрих, густыми черными усами. Хотя это ему не вполне удалось. Но как бы то ни было, а он мог, безусловно, претендовать, чтобы считаться человеком красивым.
Когда последнее кресло оказалось занято, он, громко прокашлявшись в кулак, как это делают преподаватели и лекторы перед началом выступления, чтобы привлечь аудиторию, громко сообщил приятным баритоном:
—Меня зовут Жорж Бруни. Не исключено, что вы где-то видели мой портрет. Или я вам кого-то напоминаю...
В зале воцарилась полная тишина. Триста пар глаз впились в его лицо так цепко, что он, казалось, физически ощущал эти взгляды. И тут тишина взорвалась возгласом, почти криком: 
 — Джордано Бруно! — Этот громкий, полный восхищения вскрик выстрелил откуда-то из задних рядов.
— Вы совершенно правы! — Улыбнулся  Бруни. — Так меня звали в предыдущем физическом рождении.
 Он прошелся вдоль полукруга первого ряда кресел, внимательно вглядываясь в лица прибывших и как бы прислушиваясь к ним, одновременно давая возможность им лучше рассмотреть себя. Бруни строго придерживался правила, которым руководствовался всегда. Если хочешь быть услышанным – говори! Если хочешь услышать – слушай! Если хочешь, чтобы увидели – дай разглядеть!
— Так называемыми исследователями моей деятельности, эта самая деятельность отражена весьма однобоко. Большинство из них утверждают, что я сожжен за отстаивание гелиоцентрической системы. Это правда. Но всего только малая ее часть. И уж если говорить начистоту, меня предали огню за знания, называвшиеся тогда эзотерическими.
Он поведал собравшимся то, что зафиксировал донос на него. Он, Бруно, мол, утверждал, вечность Вселенной. Существование бесконечных миров. И считал, что Христос совершал мнимые чудеса и был магом. Что умирал сын божий не по доброй воле. Он всеми силами старался избежать смерти. Что дева Мария не могла зачать столь странным образом. Монахи позор мира. Все они — ослы.
У нас нет никаких доказательств, что наша вера нравится Богу. Возмездие за грехи существует совсем в другом виде, нежели то, что обещает церковь. А души, сотворённые природой, переходят из одного живого существа в другое. И что, наконец, он собирался стать основателем «Новой философии».
Бруно  вспоминал минувшее, к которому обращался крайне редко, а перед его внутренним взором заново разворачивалась вся картина его жизни, закончившейся на костре. Языки пламени, лижущие его голые ноги. Жесткость стали в голосах его мучителей, требующих раскаяться, пока огонь пожирал его тело. Боли, правда, он не помнил. Ее начисто стерли из памяти его матрицы.
Но невыносимую муку души, рвущейся прочь от пламени, он забыть не смог, несмотря на глубину чистки. Он глядел на оскалы рож, своих мучителей, и его последней мыслью было: бездарность и подлость обычно выступают в союзе.
Своим рассказом он сумел достичь главной поставленной на тот момент цели. Аудитория была завоевана и готова внимательно слушать его дальше. И посчитал, что пора завершать воспоминания.
Да, сказал он напоследок, ему поставили памятник в Риме. Но католическая церковь не раскаялась в убийстве. И по-прежнему считает, что он заслуживал казни. И именно такой жестокой. 
— У меня мурашки по телу! — Прошептала красавица с длинными, до талии волосами цвета спелой пшеницы в крайнем кресле третьего ряда своему соседу. А громко добавила: — Вы сказали в предыдущей жизни? Значит, целых четыре сотни лет вас здесь не было?
— Наоборот! — Галантно поклонился ей Бруно (оставим за ним его известное имя) — Я существовал почти непрерывно. За исключением того небольшого срока, пока моя Душа проходила очищение в Ноосе. Из нее вычистили все негативные воспоминания, вроде боли, которую испытывает живое горящее тело. А затем, в соответствии с моим желанием, она вернулась сюда. Но уже  без тела.
— Вы все эти годы жили в качестве так называемого Духа? — Спросил мужчина из середины предпоследнего ряда. — Нам говорили, что получить новое тело после добровольного отказа от него практически невозможно!
— Это не совсем точное название матрицы, — поправил Джордано,— которое идет от людского суеверия. Она называется не духом, а Душой. И правила, как известно, держатся на исключениях. То, что произошло со мной год назад, весьма примечательная история. И, в общем, вполне вписывается в ту тему, что я намереваюсь вам развернуть.
Здесь, в стенах этого университета, в физической лаборатории, где изучались свойства молний, во время физических опытов был поражен ударом электрического тока студент. Сердце его остановилось. Пока приехала скорая помощь, прошло больше десяти минут.
Уже давно известно, что в мозге, в который перестает поступать кислород, обычно спустя четыре - пять минут начинаются необратимые реакции. И о спасении думать уже не приходится. Так говорили и прибывшие врачи. Но они все-таки принялись за работу. И произошло чудо. Студент ожил. Вернее ожило тело, а его мозг на окружающую действительность не реагировал.
 Произошел так называемый неполный разрыв матрицы души и матрицы тела. Они оказались связаны между собой буквально тоненькой ниточкой. Впрочем, врачи не могли объяснить случившегося. Студента перевезли на больничную койку. Почти год искусственно поили и кормили. В надежде, что мозг все-таки начнет работать. Но этого не произошло. Зато появились признаки пролежней.
Раньше у людей было, как правило, несколько двойников в одних и тех же временных координатах планеты. И как минимум, один полный, которого отличить практически невозможно. Об этом много написано. Сейчас подобное встречается все реже. А в жизни этот студент оказался полным двойником Джордано, каким он был в свои двадцать два. И у него была Душа.
В Ноосе посчитали, что страдания этой Души, которая не может ни порвать с телом, ни соединиться вновь, надо прекратить. Однако убивать живое здоровое тело тоже не сочли возможным. Бруно предложили «взять» оболочку несчастного. До завершения ее земного пути.
— И вот,— я перед вами! — Завершил свой рассказ Джордано. И выдержав шквал эмоций, охвативших аудиторию, предложил перейти к тому, что нужно знать всем присутствующим, чтобы правильно понять свою роль и как вести себя в этом обществе, чтобы не попасть в переделку четырехсотлетней давности, подобно той, в которую попал он. Поскольку палачи современности ничуть не милосердней.
Надеюсь, продолжил Бруно свой рассказ, все заметили, что ему не инкриминировалось отрицание Бога.  Да и к чему? Как точно подметил философ, одно только крылышко бабочки способно развеять всякие сомнения в существовании Творца, который ко всему прочему еще и великий художник.
 Но когда речь заходит о таком мировом бестселлере, как Книга, которую все знают, но почти никто уже не читает, надо прямо признать, за всю историю человечества не было написано ничего лучшего в жанре ужасов  и глупости.
Здесь сплошь и рядом грех состоит в том, что кто-то не может мочиться у стены по своей половой принадлежности. И тому подобными «прегрешениями». И из наказаний в виде убийства за эти и подобные проступки.
Таким мог быть только «судья», придуманный жестокими и не обремененными знаниями людьми. Людьми, стремящимися подчинять своей воле тех, кто знает еще меньше. И это понятно, если учесть, что основа книги заимствована у еще более древнего, почти дикого народа. А как отмахнуться от того, что сегодня часть свитков, на основе которых создана книга, признана фальшивой? Поскольку написана в другие времена и в других странах.
Первыми людьми почему-то считаются Адам и Ева. Какие основания под утверждением, что всего два человека породили весь род людской? Никаких. Даже нынешние ученые подсчитали минимальное количество одного вида особей, когда популяция вообще способна выжить.
 К тому же такое происхождение указывает на тесное родство всех людей. Какое же моральное право имеют родственники относиться так кровожадно друг к другу? А, может, книгу кто-то сильно «отредактировал», не имея права на то?
По данным Скрижалей истории шестой версии мира Земли – Теллуры, которую привычно называют опять-таки Землей – людей, начавших заселение планеты, насчитывалось свыше десяти тысяч пар. Кстати от названия нынешней версии планеты они и зовутся теллуриане.
140 веков назад, иначе говоря, за тысячелетия до нашей эры, если принять за основу отсчет, введенный нынешней наукой, их насчитывалось около четырех миллиардов. А сегодня осталась всего горстка.
Люди новой планеты, были не просто homo, но и в высшем смысле этого слова sapiens. Эти существа были полностью лишены таких качеств, как зависть, одержимость стяжательством, желание паразитировать за счет других своих собратьев, похоть.
Зато безгранична была их тяга к знаниям. Особые духовные сущности –  Наставники учили первых обитателей Теллуры устанавливать энергетическую связь с Информационными полями планеты. И работать с ними, выделяя из общего космического потока нужную информацию. Принимать и считывать ее.  Словом, эти, первые люди, были существа с удивительнейшими способностями, невероятно высоким IQ. С высочайшей, как это назвали бы сейчас, социальной ответственностью.
В Книге сказано: созданы по образу и подобию Бога. Что касается образа, это полная чепуха. Думается, что многие начали понимать, что Творец по определению биологическим существом, этаким старикашкой, сошедшим с рисунков Жана Эффеля, быть просто не может. А вот насчет подобия, тут есть сермяжная правда. И отголоски действительной истории человечества.
Он создал людей своими помощниками на этом лоскутке Космоса. Хотя однозначно мощь Творца и человека не сопоставимы, своим созданиям он дал огромный творческий потенциал и способность работать с Энергиями.
— Извините, Учитель! — раздался голос, принадлежащий рыжебородому не по возрасту полному мужчине со стянутым на затылке пучком волос. Он сидел в самом центре этой необычной  аудитории и нежно гладил руку женщины рядом с ним. — А за каким дьяволом человечеству был сделан такой щедрый дар?
Если люди спрашивают, значит, у них возник интерес. Бруно решил не уходить от ответа. Он кивнул в знак того, что вопрос принят. Затем прошелся взглядом по рядам своей аудитории и, увидев сосредоточенные лица, продолжил.
Космос огромная компьютерная система. С изобретением компьютера учеными Теллуры это, кажется, стало ясно почти всем. Всё вокруг нас – программы, подпрограммы, меню и субменю. В том числе и мы, люди, тоже являемся программными продуктами, как говорят сегодня. Но даже самая совершенная компьютерная система и ее программы имеют обыкновение изнашиваться, ломаться и давать сбои.
После изобретения телескопа, этих «очков», которые помогли нынешним ученым увидеть многие ранее не замечаемые детали космической картины, стало ясно, что абсолютно бессмертных физических оболочек нет. Даже звезды гаснут, выработав свой ресурс. Это «новость» сравнительно недавних лет.
Но если взглянуть на звездное небо, то можно поразиться той жесткой, неизменяющейся  на протяжении всего существования человечества иерархической системе, которая царит среди звезд. Будто там всё и всегда постоянно. И Полярная звезда, и Гончие псы, и Малая Медведица, и все остальные светила, одиночные или объединенные в созвездия, которые мы знаем и видим, и те, которых мы не знаем, поскольку не видим.
Из века в век они существуют практически в одних и тех же координатах. Мы замечаем порой разве что небольшой сдвиг, или параллакс, связанный с положением наблюдателя в различных точках планеты. И, собственно, самого вращения Земли.
А звезды умирают, словно люди! Нынешним человеком еще не сделано серьезной попытки хотя бы вообразить, что произойдет, если всего одной звезды в ее системе вообще не станет. Каждая звездная структура, и вся космическая «этажерка» держится на сбалансированности. Центробежных и центростремительных сил.
С гибелью звезды даже в самой маленькой галактической системе, это космическая постройка просто рухнет. Хотя процесс этот затянется на тысячелетия в земном исчислении. И будет происходить, как в замедленной съемке.
Если достаточно четкий баланс взаимного притяжения – отталкивания полностью разрушить, «перетягивание» космическими телами близлежащих к себе звезд запустит процесс энтропии этих звезд. А дальше? Начнется уничтожение систем звезд, витков и целых галактик. А если мыслить глобально? Начнется цепная реакция, которая может охватить всю Вселенную.
Так могло бы случиться. Но Творец не позволяет процессам заходить так далеко. Сначала образуется то, что наука называет «черной дырой». Это не вход в иные галактики. И не иное время.
Это силовое поле, которое удерживает окружающие звезды на прежнем расстоянии. Затем рождается сверхновая. Что это такое? Это звезда, двойник погасшей, созданной по точным параметрам погибшей звезды и встроенная на место, которое та занимала.
Баланс восстановлен, катаклизм отменяется, Галактики вертятся. Для разрешения подобных ситуаций и создан человек. Как программа Творца по содержанию в полном порядке его главного творения – системы светил.
Следует ли объяснять пьяному грузчику или биржевому спекулянту, людям, далеким от Творчества, что собой оно представляет? Скорее всего, это была бы пустая трата времени. Если еще и не тяжкий грех. Но люди, способные думать и творить, должны вполне понимать, какими огромными способностями, навыками и знаниями об Энергии надо обладать, чтобы создать звезду!
Все, нужные для такой работы знания были предоставлены Человеку, созданному именно с этой целью. Будучи самовоспроизводящейся матричной системой, первоначальные десять тысяч людей превратились в несколько миллиардов.
Они учились действовать коллективно в так называемых Волнах, а затем в Приливах. Человечество Теллуры становилось реально способным объединить свои усилия для реставрации звезд.
Бруно при этом обратил внимание своих слушателей на само число тринадцать. Это минимальное количество человек, входящих в Волну. Кто-то назвал его числом дьявола! Зачем? Чтобы оно вызывало страх и отвращение. Сколько стран, где это число своего рода табу. Там нет тринадцатых мест, квартир, даже этажей.
А ведь и апостолов было вместе с Христом тринадцать. Пришлось пожертвовать даже Иудой, который, если включить простую логику, был исполнителем Того, без чьей воли ничего произойти не могло бы по определению. Чтобы человечество навсегда отреклось от ненавистной цифры.
«Дипломной» работой Человечества Теллуры должна была стать реконструкция солнца нашей системы, карлика, который уже близок к выгоранию. А до тех пор надо было ждать, когда нужный час пробьет. Учиться и готовиться к выполнению сложнейших задач, для осуществления которых оно и было создано.
В Супергалактике случаются катаклизмы, представляющие собой сбой программ. Примерно через десять миллионов лет Человечество Эоллы, планеты, представлявшей собой первую версию мира Земли, погибло. По причинам, которые так и не стали нам известны.
То же произошло еще с четырьмя версиями планет этого мира. Теллура стала шестой по счету. Ничто вроде не предвещало беды. Но примерно четырнадцать тысяч лет назад тут тоже начинались странные изменения.
Что мы знаем об этом? Ничего. Мы стоим перед глухой стеной, за которой скрыты глубинные причины этого процесса. Хотя и вправе предположить, что очевидно произошел сбой неких программ. В результате его человечество, жившее большим и слаженным коллективом, распалось на части.
Около тринадцати с половиной тысяч лет назад среди людей появилась новая ветвь. Люди этого ответвления выглядят, как и остальные их собратья. Но только внешне. А по существу у них все признаки деградации. Фактически нет Души. Вместо нее некая синтезированная матрица, отдаленно напоминающую Душу.
Они владеют разговорной звуковой речью. Но у них отсутствует логика и стройность мышления. И абсолютно прервана связь с Космосом. Они больше не способны черпать из него информацию. Не способны они ни получать, ни перерабатывать, ни использовать его Энергию. И поэтому вынуждены питаться чужой. Отсюда и их название – пожиратели полей, или полееды.
Несколько признаков отсутствия Души, помогающие понять, что это за вид. Конечно, это не характеристика ветви в целом, а, так сказать ее концентрированной части. Они не имеют развитого воображения, оно у них действует на самом примитивном уровне.
 Любая умственная деятельность им представляется каторжным трудом. К физическому труду они тоже не тяготеют. Но очень хитры. И стремятся любую работу переложить на плечи других. И в этом, кстати, преуспевают.
Уже в следующем поколении они утратили многие способности, которыми обладали все люди. И перестали подчиняться запрету Творца на убийство себе подобных и животных. Людей они убивают при не согласии подчиняться их требованиям. Животных – в пищу. Поскольку утратили способность синтезировать солнечную энергию. И даже научили убийству животных.
Ненависть у них вызывают люди доброжелательные. И особую неприязнь они испытывают к тем, кому сами причинили зло. Но при этом ангельски им улыбаются.
Вскоре началось массовое уничтожение теллуриан. И здесь полееды достигли больших успехов. За какие-то пару – тройку веков количество теллуриан сократилось наполовину. Но преследования продолжались и продолжаются в наши дни.
Защититься теллуриане не могли. Поскольку на них продолжал лежать запрет на убийство. К тому же они проявляли явную беспечность. И не старались скрыть свои способности и отличия от полеедов. Их попытки сделать это оказались запоздалыми. А сегодня их осталась всего ничтожная доля процента среди обитателей планеты.
Полееды заняли лидирующее положение. Они узнают друг друга с первого взгляда. Почти мгновенно объединяются. И действуют в тесной связке. Степень прочности этой связки высочайшая, управляемость идеальная. Полееды любят власть до безумия. Безудержна их страсть к богатству. К намеченной цели они спокойно идут по трупам, не считаясь ни с чем.
Человеческая жизнь для них ничто. Ради власти и денег они готовы убивать даже своих. Размеры богатств небольшой группы достигают астрономических цифр. На деньги, которыми владеет всего одна достаточно серая по умственным показателям семья, могло бы целый век безбедно жить целое государство, значительных размеров.
Зачем же им столько? Единственный вразумительный ответ, который мы услышали: чтобы делать еще больше денег. Деньги — инструмент заставить других работать на себя и вместо себя. Они дают власть. Власть это возможность принудить к работе других, чтобы делать все больше денег. Круг замкнулся.
 — Сколько же их всего сегодня? — полетел к Бруно вопрос из первого ряда.
— Боюсь, что у нас нет точной статистики. Но их около половины. И этого достаточно, чтобы учредить такой институт, как власть. И захватить ее в большинстве стран мира! Но пойдем дальше!
Возникает вопрос, сегодня одна часть обитателей планеты полееды, А теллуриан – единицы, что же представляет другая, достаточно значительная часть?
Полееды не все жестоки и кровожадны. Иные подспудно понимали и понимают неестественность сложившегося положения. Некоторые оказались при этом даже милосердными.
Часть их, приложила определенные силы, стараясь спасти первоначальную ветвь от полного уничтожения. Между ветвями не было, да и не могло возникнуть непреодолимого барьера. Между ними заключались браки. От этих связей появилась третья ветвь – инфирматы. 
Эта ветвь наделена Душой, но в более скромном виде. Ее связь с Космосом не всегда полноценна. Большая часть информации, – а через каждого из нас ежесекундно проходят сотни тысяч бит ее – от рождения травинки до гибели звезды, – этими людьми воспринимается слабо. Космические знания усваиваются не достаточно глубоко.
 Зато инфирматы имеют то, что можно назвать сильной интуицией. И она позволяет им ухватить основы знаний. Это привело к становлению наук нынешнего механического мира взамен энергетического. Правящая ветвь к этой науке отношения фактически не имеет. Хотя немалое число полеедов имеет научные звания и степени.
Но для развития науки они успешно используют инфирматов. Хотя главные сведения, вроде ньютоновской механики, всегда исходили от теллуриан, осколки которых объединило в целях сохранения вида общество, к которому имеет честь принадлежать каждый находящийся тут.
Новая модификация человека – homo  latest  – сформировалась. Новый вид  оказался весьма общественным животным. Появились целых три формы сотрудничества – коллективность, стадность и стайность. Коллективность не слишком нравился новым хозяевам.
Она могла привести к решению задач переустройства мира, которые одному были не под силу. С коллективностью шла решительная борьба. А там, где кончается коллектив, начинается стадо. А уж, где появилось стадо, всегда рыскают хищные стаи, стремящиеся что-нибудь урвать у быдла.
 Жизнь была чертовски простой. Но стадо ее упростило обыдленностью. А стая усложнила хищностью. Да уберите к черту все эти ни чего не значащие определения - цивилизация, урбанизация, технический прогресс! Что выпадет в чистом осадке? Ничего! На катоде останется безумное обогащение, на аноде - малокровная нищета. И, заметьте,  что и на одном, на другом электродах жизни, выделяется, как летучая фракция, о которой предпочитают не упоминать, — нищета духа!
Вся история человечества была извращена. История стала своего рада синонимом политики. Как и пропаганда. Она была старательно переписана в интересах новых хозяев жизни. А о предыдущей говорят, как о никогда не существовавшей.
Каста влиятельных полеедов хочет уверенности, что ее права прочно защищены. С этой целью она подкупает часть из своих, менее обеспеченных слоев. И из нижних, которые готовы защищать ее в качестве солдат, полиции, идеологов всех мастей, ученых и политиков.
В последние два столетия наука стала их служанкой, а идеология – девкой по вызову. Периодически провоцируются различные столкновения, имеющие разную подоплеку, но позволяющие стравливать пар из кипящего социального котла. И получать деньги во все большем количестве.
У материи во всех ее проявлениях есть только один источник рождения. Она возникает в результате управляемого воздействия Энергией на Энергию. Однако новое общество пошло по совершенно другому пути – в обход.
Оно сжигает материю – газ, нефть, уголь, древесину, чтобы получить энергию. А потом эту энергию использует, чтобы механическим путем переделать одну форму материи в другую разновидность. И получить  вещи, которые используются обществом в повседневной жизни.
 Этот путь чреват множеством побочных эффектов, в результате которых возникают огромные количества отходов. Планета превратилась в свалку отбросов механического производства. В программах Теллуры все сильнее проявляются сбои. Многие из них, включая программу «Человечество», настолько замусорены и заражены, что их остается только закрыть.
Массовый «человек последний» и властители, которым он разрешил встать над собой, сколько угодно могут обманывать себя и друг друга, что прилагают все силы, чтобы жизнь на Земле стала лучше. Но от этих заклинаний никакой пользы нет. Тут, наверное, у многих возник вопрос: почему Творец взирает на это равнодушно?
Нет, Он не равнодушен. Но с разными видами Человечеств работает напрямую не сам Творец. А его Программы. Они рассчитаны на очень долгий срок. А потом подвергаются либо замене новой модифицированной версией, либо стиранию. Когда какая-либо программа перестает нормально выполнять свои функции, она закрывается. Взамен автоматически инсталлируется новая.
Десятки  миллионов лет существования человечества в мирах Земли можно сопоставить со всего одним мгновением существования Творца. Иначе говоря, это совсем не так уж много. Но мы сегодня уже вплотную подошли к моменту, когда работе программы Теллуры будет дана соответствующая оценка.
— Как видите, первоначальная ветвь не вся уничтожена. — Бруно обвел рукой ряды сидящих перед ним, не забыв ткнуть в грудь и себя. — Мы научились сопротивляться, продолжая нести в себе  великие знания. По нашим сведениям программа «Теллура» скоро будет закрыта. Взамен появится новая версия планеты. А мы с вами это те семена, из которых должно возродиться Человечество в следующем мире Земли. Человечество, способное справиться со стоящей перед ним Задачей! Ведь нельзя же начинать каждый раз сначала.
 Бруно завершил свое выступление. В аудитории повисла тишина. Потом раздался робкий вопрос:
— Значит, мы должны переселиться на другую планету?
— Это вполне можно назвать и новосельем! 
Тут достаточно грузный для своих тридцати пяти лет мужчина  с пучком рыжих волос, стянутых на макушке резинкой, и окаймлявшей лицо густой бородой, уже известный  Бруно по прежней реплике, явно с насмешкой бросил ему:
— Я лично, как и моя жена, не хотим никуда переселяться. Нас никто не трогает. Нам нравится жить здесь, нравится любить друг друга, пить вино, есть жареное мясо. Да и планета вряд ли умрет в ближайшее время! На наш век ее хватит! А вникать в тонкости Космической энергетики нам кажется не слишком развлекательным занятием!
Бруно не стал вступать в полемику, кому и во что обходится любовь к жареному мясу. Не стал убеждать, что животные были созданы совсем с другой целью – для идеального создания экологического баланса, при котором человек только и может нормально жить и выполнять свои задачи. Но обратился к остальным:
— Скажите, есть еще среди нас те, кто придерживается таких же взглядов?
Аудитория ответила гробовым молчанием. Бруно постарался заглянуть в каждое лицо. Но встречал только открытые честные взгляды.
— Хорошо! — подвел он итоги своего наблюдения. И добавил. — Вы, видимо, попали не туда. Вас давно ждет бифштекс с кровью. Он остывает! Вам следует поспешить!
Пара начала пробираться к выходу. Когда они оказались у двери, Бруно задумчиво произнес им вслед:
— Кстати, я хочу, чтобы вы оба полностью забыли все, что тут говорилось. И что вы вообще тут побывали! — И добавил, обращаясь к остальным, когда за этой парой закрылась дверь:
— Может быть, так и начиналось перерождение теллуриан в полеедов? — И помолчав, вновь обратился к аудитории. — Вам всем примерно тридцать пять лет. Мы с вами последнее поколение истинных жителей планеты. Но есть еще и человек, являющийся самым последним в нашем роду. После него уже не родился и не родится ни один подобный нам. Это знак! Поданный свыше. Чтобы мы знали, программа «Теллура» подошла к своему логическому завершению. Позвольте представить его вам. Леонард, ты, как всегда, легок на помине!
И все головы повернулись в сторону двери, куда Бруно приветственно протянул руки.
 — Я буду краток! — Сказал вошедший, высокий стройный, красивый атлетически сложенный человек в сером костюме. — Вы уже услышали о программе «Семена». Я должен конкретизировать, что это такое и как пройдет это переселение. 
Всем известно, что такое аддитивное смешение цветов. Красный, синий и зеленый, накладываясь друг на друга типографскими матрицами, создают картинку со всеми оттенками цветов. Это основа цветной печати.
Человека тоже можно назвать результатом печати. И тоже с трех матриц. Это матрицы Души, Духа и тела, физического. Он подчеркнул, что не ошибся Дух в данном случае – матрица дыхания. Растения дышат углекислым газом, мы с вами кислородной смесью. Но есть дыхания и других форм. Бросьте камень в стакан. И вы увидите, как он покроется пузырьками. Дышит все живое и то, что мы привыкли называть неживой материей.
Тело может умереть в связи с износом или в результате стечения обстоятельств. Но матрицы Души, если они не испорчены, – бессмертны. Как и матрица Духа. Кстати говоря, это пусковая матрица, если можно так сказать. Она запускает жизнь в теле. Оповещает нас об этом крик новорожденного.
Однако она дается телу раньше Души, и как ниточка, впоследствии, после достижения двенадцати лет, поможет Душе быстро и безошибочно найти свое тело. И покидает его на мгновение раньше нее. Наша задача – научить матрицу Души покидать тело при жизни и возвращаться в него.
 Потому что тело перенести на другую планету нельзя. Это чрезвычайно энергоемкий процесс. Да и в нем нет смысла. На новом месте вы получите тела, точно такие же, как сейчас.  А Душу с Духом не только можно перенести туда. Но и нужно. Поскольку это особые матрицы и энергетически очень ценные. Специальная новая программа создаст вам новое тело.
— Как высвобождать душу из тела? Этому я и должен научить вас. — Леонард, улыбаясь, закончил свое обращение к людям в зале. И его улыбка словно включила аудиторию. Улыбались все. — Умея делать это, в нужный момент вы сможете покинуть тело навсегда. А если кто-то заметит преследование, или по другим причинам захочет покинуть телесную оболочку, будет способен перебросить свою душу за пределы планеты и раньше. Времени нам  на это отпущено, к сожалению, не так уж много…

СОЛИТОН – 3    КОМПЬЮТЕРНЫЕ РАСПЕЧАТКИ
Сначала я подумала, что это похищение связанно с выкупом, как это распространено сейчас, в эпоху чистогана. Когда серебристого цвета машина поравнялась со мной, я поначалу даже не обратила на нее внимания. Но из нее на ходу выскочили двое крепких парней. Выкрутили  мне руки, предупредив: тихо, Лорина! Хотя я все равно не смогла бы закричать.
Неожиданность парализовала меня. Да и напавшие на меня первым делом зажали мне рот. Сопротивляющуюся, меня втиснули в машину, защелкнув руки наручниками сзади. И машина рванула с места. Все произошло так быстро, что, по-моему, никто ничего и не заметил.
Мы ехали недолго. Хотя в тот момент мне казалось, что это целая вечность. И въехали в просторный двор, где стояло еще несколько автомашин такого же типа. С меня сняли стальные браслеты, и повели, крепко держа за руки, словно я была особо опасным преступником, через двор, к дальнему подъезду.
По дороге нам встретилось несколько мужчин, кивавших головами моим спутникам в знак приветствия. Это было мускулистые, спортивного вида люди.  Все они были в гражданских костюмах. Но большинство с подмышечными кобурами, которые даже не пытались скрыть.
Я поняла, это какое-то военизированное учреждение. Хотя вопрос, для чего я ему понадобилась, оставался без ответа. Меня провели вглубь и вниз, где вдоль коридора тянулись многочисленные двери. Одна из них была открыта. Оказалось, она ждала меня.
Меня легонько подтолкнули к ней. Я вошла. Глазам моим предстала тюремная камера. Не совсем обычная, по моим книжным, представлениям, даже, наверное, с комфортом. Поскольку рассчитана она была всего на одного человека, а кровать застлана довольно чистым бельем.
Мои конвоиры сняли с меня наручники и собрались уходить. Но я решила напоследок спросить, кому обязана своим похищением. Хотя на честный ответ не надеялась. Тем более была поражена, услышав:
— Служба Безопасности!
— Но за что? – попыталась я добыть еще хотя бы кроху информации. И наткнулась на глухую стену.
— В свое время узнаешь. Если, конечно, не догадываешься…
Конечно, не догадываюсь. Зато мне очень ненавязчиво кажется, что я ступила на ту зыбкую грань, где уголовный мир плавно трансформируется в национальное правительство.
Дверь за моими похитителями захлопнулась. Обычная лампа под потолком в металлической сетке погасла. На смену ей вспыхнула фиолетовая, начавшая мигать в странном режиме. Одновременно со световым «фейерверком» началось мерзкое гудение. Нарастающее, когда свет почти гас. И затихающее, когда освещенность достигала максимума.
Где-то по соседству раздавались крики, вызванные болью и ужасом. По тому, что интонация и высота их не менялась, я догадалась, это магнитофонная запись. Для того, думаю, чтобы запугать тех, кого привозили сюда.
Я начала терять чувство реальности. Время словно решило остановиться в этой камере. Если бы в этот момент меня спросили, что сейчас на дворе – день или ночь – я вряд ли бы смогла ответить что-нибудь вразумительное.
Учение дается дорого. Еще дороже обходится невежество. А у меня за плечами школа, в которую не всякому открыт доступ. Я быстро сообразила, что происходит. Мою психику стараются основательно расшатать, если не сломать. Хотя пока непонятно с какой конкретно целью.
Нет, сказала я себе, ты этому вполне можешь противостоять. И должна это сделать. Приступай!
Я перекрыла канал мозга для звуков частоты гудения и криков. Эффект оказался большим, чем если бы заткнуть уши ватой с воском. Так, говорят, поступил Одиссей, подплывавший к острову сирен, манивших его броситься с корабля. И стала недоступной для шума.
Потом я начала медленно про себя произносить: мои глаза все больше и больше расслабляются, они становятся пустыми, они ничего не видят… Весьма похоже на мантру, которую используют решившие следовать путем ниндра-йоги. И с удовольствием убедилась, что мои способности к самогипнозу достаточно высоки. Будто бы волшебная сила, как в сказке из детства, перенесла меня за тридевять земель отсюда.
И теперь, когда этот мир уже не мог дотянуться до меня сквозь оболочку моего искусственного сна, оставалось думать о чем-нибудь хорошем. А самое лучшее, что у меня есть – Леонард. Мой любимый муж, преданный друг и чудесный любовник.
Он как-то сказал мне: вехи нашей судьбы неотвратимы. Мы не выбираем их. Рождение, любовь и смерть сами выбирают нас. Генетический зов!
 Я долго размышляла над его словами. Особенно над тем является ли любовь генетическим зовом. И пришла к неожиданному выводу: все в этой жизни как любовь – либо она есть, либо ее нет! И что теперь я уверена в этом!
 Леонард долго взвешивал  мое определение. И признал, что, пожалуй, я права. И талант, и сила, и ум, и храбрость или трусость – да любое качество личности и ее характера любо рождается с человеком, либо напрочь отсутствует у него. Хотя, конечно нужна и определенная среда или раздражитель, чтобы  они проявились.   
Времени у меня, кажется, много. Я могу позволить себе вспомнить и нашу первую встречу в нашем нынешнем воплощении.
Незадолго до нее меня начали посещать странные сны. Настолько схожие, что мне поначалу казалось, что это вариации одного и того же сна, навеваемого мне три ночи подряд. Словно кто-то извне хотел, чтобы я лучше вникла в то, что мне снится.
В этих снах появлялась одна и та же женщина в одеждах разных времен и народов. Сначала это была горожанка Константинополя, сгоревшая со служителями Никейского Собора, отказавшимися признать Христа богочеловеком. Так император Константин Великий, язычник до конца дней своих, расправился с теми, кто мешал ему насаждать новую религию. Следующий Собор оказался сговорчивее.
Потом это была леди из средневековой Англии, где полыхала война. Во Франции она оказалась последней представительницей старинного дворянского рода, писала картины и сама позировала какому-то художнику. И, как я теперь понимаю, это была только часть ее воплощений в земной жизни.
Я все тщательнее вглядывалась в черты ее лица, в фигуру. И сначала поняла, что между нами есть сходство. Причем огромное, неоспоримое.  А потом до меня неожиданно дошло, что это даже не мои двойники, а я сама, собственной персоной. Вот откуда у меня страсть к живописи!
Тогда я еще не догадывалась, что эти сновидения совсем не работа внезапно пробудившихся клеток спящего мозга, как уверяют нейропсихологии. И не отражение каких-то прошлых воспоминаний или агглютинаций, сплетенных из реальности и воображения.
Они посылались мне откуда-то извне. И преследовали какую-то вполне определенную цель. Я сначала силилась хоть как-то предположить, кто их посылает? Но потом отказалась от этих попыток.
Зато когда я идентифицировала себя с пришедшей в мои сны женщиной и убежденно признала, что это я и есть, сюжет «фильмов» сразу сменился. 
Теперь в «роликах» мне снились все та же я, но рядом со мной во всех моих существованиях неизменно присутствовал один и тот же стройный, элегантный, темноволосый, с глазами цвета терна мужчина, римлянин в профиль. На этот раз я уже с легкостью поняла, что это тоже один и тот же человек. И он мой муж. Во всех воплощениях у него, как и у меня, были очень схожие имена.
Сны прекратились так же неожиданно, как и начались. Похоже, мне дали время переварить «кино». А затем начались «киносеансы» совершенно иного характера. Их можно было бы назвать пророческими. Хотя такое название вряд ли было бы совсем правильным.
Они не просто что-то предрекали недосказанными намеками. А показывали кусочки моей жизни в следующий день. Причем, в действительности все происходило с такой ошеломительной точностью, что моя реальная жизнь, в которой воплощалось все, увиденное во сне, мне казалась дежавю.
Потом я узнала, что почти так пробуждали матричную память и у Леонарда, подготавливая нашу встречу в нынешнем воплощении. Да и у каждого из нашего «племени», разумеется. 
Потом Леонард скажет мне, что эти сны называют компьютерными распечатками. Это фрагменты наших прошлых и будущих судеб. Что уже было или должно обязательно случиться вскоре.
Эти сведения добываются в компьютерном образовании, называемом Ноосом, и находящемся за пределами Земли, своеобразном космическом хранилище человеческих душ, их памяти,  мыслей и разных сведений о нас. Оттуда можно непосредственно получать «фильмы» о прошлом.
А вот о будущем – только через компьютер Теллуры. Так называется наша версия Земли в Космическом каталоге. Она как бы и планета, и компьютер одновременно. Такой, по убеждению наших легендарных древних предков, то ли очень тонко чувствовавших, то ли знавших наверняка, была и богиня Теллура. Она считалась одновременно и самой планетой Землей, и матерью всего сущего, из лона которой произрастает и кормится все, что на ней живет и находится.
Позже мне удалось узнать, что сведения о будущем с некоторых пор добывать стало очень сложно. Приходится действовать, как бы в обход. Через систему особых фильтров. Чтобы компьютер ни о чем не проведал. Так что получение сведений о будущем дело не безопасное. И производится с особой осторожностью. И кто-то, как мне кажется, очень сильно рисковал, чтобы я увидела эти сны.
Накануне памятного дня – тогда мне было непонятно зачем – мне показали улицу, по которой пройду. Я и так по ней ходила почти каждый день. Потом перекресток, где я обычно переходила дорогу. Потом я услышала визг тормозов и рев мотора, набирающего скорость автомобиля. На этом «сеанс» закончился.
Проснувшись, я долго не могла понять, с какой целью это «кино» мне показали. Но, подумав, решила: меня хотят предупредить об опасности.
 На следующий день я старалась быть предельно внимательной. Особенно на перекрестке, который мне демонстрировали во сне. Я дождалась, не просто когда загорится свет, разрешающий пересечь улицу, но даже помедлила немного. Пока не начался на светофоре обратный отсчет оставшегося для перехода времени. И только тогда двинулась в путь.
Но все мои предосторожности оказались напрасны. В следующий момент я услышала визг тормозов. Почувствовать удара практически не успела. Меня отшвырнуло в сторону. Вой двигателя явно набиравшей скорость автомашины был последним, что я еще смогла воспринять. И тут же рухнула в вечность тишины. Как развивались события дальше, я узнала уже со слов Леонарда.
В то утро он добирался в редакцию на своем стареньком, видавшем виды, но надежном «Фиате». Миновать перекресток, ставший для меня роковым, ему помешала толпа. Перекресток был запружен людьми. Ему пришлось вылезти из машины, чтобы выяснить, надолго ли  тут застыло движение.
Какая-то непонятная, но властная сила заставила его протиснуться сквозь живое кольцо. Он увидел хрупкую женскую фигурку в красном, отлетевшую к бордюру тротуара. И замершую, как тряпичная кукла, брошенная ребенком, которому игрушка надоела. Это была я.
Он услышал, что меня сбил черный «Мерседес», успевший притормозить во время наезда, но после удара резко набравший скорость. Чтобы скрыться за углом.
Можно удивляться, как места происшествий быстро обрастают людьми! Все, что еще недавно размеренно и чинно шагало и ехало по своим неотложным делам, мгновенно забыло о них. И вскоре само место напоминало плотное кольцо, состоящее, главным образом, из любопытных – что случилось? И  горстки  сострадающих и желающих помочь.
 Леонард заворожено смотрел, как любопытствующий водоворот втягивает все новых и новых прохожих, разрастаясь настолько быстро, что рост людской толпы казался ирреальным. Но из оцепенения его вывел сердитый голос, прозвучавший в его голове.
—Что ты стоишь? Ей нужна помощь! 
Этот окрик, как удар кнута, вывел его из ступора. Он мгновенно вспомнил свою  ночную «компьютерную распечатку». И бросился к людскому кольцу.
— Наглец! Сбил и скрылся! Бросил женщину без помощи!
— Есть кто-нибудь, кто запомнил номер?!
— Врач! Тут есть хоть какой-то врач?!
— Да вызовите же скорую!
— Остановите какую-нибудь машину!
— Она истечет кровью, пока придет помощь!
Леонард врезался в людское кольцо. И оно податливо расступилось.
— Это врач. — С облегчением неслось ему вслед. Он не стал разубеждать их,  — Дорогу! Дайте доктору пройти! — Люди охотно признают тебя кем угодно. Если почувствуют, что ты готов снять с них груз той общей ответственности, которую они подсознательно взвалили на себя, примкнув к чьей-то беде, и взять его на себя.
Я была без сознания. И тяжело дышала. Мои глаза отрешенно смотрели в небо. Левое колено в точном соответствии с его последним сном было вывернуто голенью наружу. Из разорванной плоти на бедре точками торчали обломки кости. Нога напоминала галифе. Ткани разорваны.
Травма, он понял, стала причиной шока. Открытый перелом. Так это, кажется, называется. А судя по быстро прибывающей луже крови, перебита артерия.
Леонард сдернул галстук. И изо всей силы перетянул мне бедро повыше старающегося выглянуть из разорванных мышц обломка кости. И ринулся к своей машине.
Толпа податливо перелилась влево, уступая ему место. Он подрулил почти вплотную ко мне. И до предела опустил спинку переднего сидения.
Вновь оглядев свою «пациентку», склонился надо мной, и, собрав всю свою энергию, в тугую струю, направил в мой мозг импульс с приказом: спать, ничего не ощущая! И только кровь продолжала медленно сочиться из разорванной артерии! 
Конечно, шину он наложить не мог. Но когда не можешь делать то, что хочешь, надо делать то, что можешь. И как можно лучше. Так он говорит всегда. Леонард еще туже перетянул сломанную ногу своим галстуком.
Затем правой рукой он обвил мои ноги, старясь быть максимально осторожным с поврежденной. Левую руку подвел под мои плечи, аккуратно прижав мою голову к груди. Поднес к своей машине и бережно уложил меня на сидение.
— Я отвезу ее! — бросил он громко и словно в никуда.
Толпа расступилась в последний раз, чтобы быстро рассосаться. Конечно же, в больницу, наверное, подумало большинство из них, где врачи сделали бы из меня калеку. Но он меня туда не повез. А отправился прямиком к себе домой.
Леонард внес меня в свою скромную квартирку. И бережно опустил на свою кровать. Чтобы не тревожить рану лишний раз, разрезал платье, которое уже местами начало присыхать к коже, ножницами. А затем последовала очередь всего остального.
Нога вздулась и посинела. В клинике, не колеблясь, ее бы просто отсекли. Но Леонард не был ни специалистом в этой сфере, ни ее поклонником. Он знал, что куда быстрее и эффективнее окажется энергетическая хирургия. Она позволит не просто придать телу первоначальные формы. Но даже не оставит следов.
Позже мне довелось собственными глазами увидеть, как это делается. Я даже ассистировала ему в такой «склейке». И полностью убедилась, что у нее единственный недостаток. И это же непременное условие успеха.
А оно состоит в том, что ты не можешь работать со своим собственным телом. Потому что ты находишься в состоянии, когда не способен ни получить Энергию, ни правильно распоряжаться  ей. Это может сделать только кто-то другой, посторонний…
Я не знаю, сколько времени прошло. Но очнувшись, ощутила на себе взгляд. Леонарда, с нескрываемой нежностью и восторгом глядевшего на меня, – нагую и целехонькую до неприличной новизны. Он откровенно любовался мною. Увидев, что я открыла глаза, он сказал:
— Здравствуй, Лорина! Родная! Мы снова вместе!
Господи, как мне знаком этот голос, который я слышала в своих снах-распечатках! Я неожиданно открыла для себя: господи, как же я люблю этого человека! И почувствовала, как каждая клеточка моего тела узнает его и тянется к нему.
Хотя в нынешнем воплощении я слышу и вижу его впервые, неодолимая сила бросила меня к нему на грудь. Он прижал меня к себе, покрывая поцелуями мое лицо, грудь, шею, руки. И едва только и смог прошептать:
— Как же долго не было тебя!
Потом мы долго лежали рядышком и не могли надышаться друг другом. Ведь от последней встречи нас отделяло почти столетие.
И все же я не удержалась, чтобы не задать глупый вопрос:
— Неужели твои всесильные друзья не могли нас соединить без кровавого инцидента с наездом?
Он задумчиво глядел в потолок, словно искал там ответ. Я терпеливо ждала, пока он заговорит. Но неожиданно услышала слова, которые зазвучали в моем мозгу, а не в ушах.
— Не мои, а наши общие. И, значит, друзья не могли ничего поделать. Рок, Фатум... Ты понимаешь, о чем я говорю, не раскрывая губ. Как видишь, мы с тобой способны к телепатии, поскольку принадлежим к последним остаткам нормальной ветви человечества нынешней Земли. К единственному виду некогда задуманному Творцом. В тех формах и с теми способностями, которые  должны иметь были все люди.
А теперь слушай внимательно. В каждой программе есть базовые элементы, которые, собственно, и определяют смысл программы. Все остальное обычно поддается замене. Но эти элементы изменять нельзя, ни в коем случае. Потому что тогда получится совсем другая программа.
Но у Судьбы выбирать особо не из чего. Наши судьбы – тоже программы. Вот тогда-то и сказал он, что их базы, или главные вехи – рождение, любовь, а порой смерть вообще нельзя ни отменять, ни изменять. Без серьезного ущерба для Общей Линии. Но некоторыми частностями некто научился управлять.
Этот некто страстно хочет укоротить нам жизнь. И у него это получается. Ты, наверное, уже знаешь, что нас убивали во всех предыдущих воплощениях? Неужели ты думаешь, что это было необходимо? Нет, но кто-то скрытно и незаметно, ввел, видимо, дополнительную программу, встроив ее в вехи нашей Судьбы. В результате они сжимаются, а наши жизни обрываются так однообразно и глупо. Но мы этому пока ничего противопоставить не можем.
Более того, мы даже не знаем, кто именно и чего этим добивается. Я выбрал столь непривычную для тебя форму общения, потому, что не знаю степень могущества этого существа или объекта.
Хотя знаю другое: считывать мысли из нашего мозга  без нашего согласия не может никто. Может быть, именно это его и бесит. Ты сама вскоре освоишь все тонкости, которыми обязана владеть по рождению. Поскольку это дается другой, внеземной программой.
Потом он заговорил вслух:
— Кто же это может знать – откуда в наших судьбах такие  виражи? – Я поняла, он это говорит для того, кто сейчас, возможно, скрытно подслушивает нас. Может, этот неизвестный самый опасный враг? А я и друзей-то еще не знаю! Даже того, кто пересылал в мой мозг компьютерные распечатки!
И я поняла: Судьба, Рок, Фатум, или как их там, не уготовили нам легкой жизни. И, возможно, нынешнее воплощение станет самым тяжелым…
Лязгнул ключ в замке. Это сигнал для моего «будильника», по которому мне надо выйти из состояния самогипноза. И я открыла глаза навстречу мерзким всполохам синего света и противному гудению.
Охранник почти швырнул мне в руки миску с какой-то едой и кружку с жидкостью.
— Это обед или ужин? – попыталась выяснить я у него, чтобы хотя бы примерно понять, какое время сейчас в моей тюрьме.
Однако «кормилец» не удостоил меня ответом. Он, молча, захлопнул за собой дверь. Ключ в замке снова заскрежетал. Не стану есть эту гадость! Не исключено, что в нее подмешали психотропные средства…   

СОЛИТОН  4. КОНЕЦ СВЕТА СТРОГО ПО ГРАФИКУ       
Можно притвориться порядочным. Подлецом прикинуться нельзя! Так однажды заявил мой шеф Алекс Фрезер. Он сказал это вслух. Вроде бы не обращаясь ни к кому. И подчиненные оторопели, услышав его. Но я-то знаю, они адресовались мне, хотя ни жестом, ни мимикой лица он не выдал, кому эти слова предназначались персонально.
Мое имя он обычно произносит с оттенком некоторой незаметной торжественной брезгливости, которую не замечает или делает вид, что не замечает, никто, кроме меня. Причем величает он меня не просто по имени, а присоединяя к нему полное название моей должности: Гвалд Фареш, первый заместитель руководителя  Государственной Службы Безопасности.
Но меня это давно уже не смущает. Возмездие близко. День, когда я займу его место, уже не за горами. Четыре года назад, в тридцать два от роду я стал первым заместителем главы столь мощного ведомства. Самый молодой из всех своих предшественников. И надеюсь, что вскоре возглавлю Службу Безопасности.
Впрочем, надежда надеждой, а я предпринимаю в этом направлении реальные и нужные шаги. Хотя и тайно. Я подставил его. Вероятно, получится все очень неплохо. Надеюсь, он на этом и завершит свою карьеру.
А пока я сижу и жду. Нет, не его отставки. Механизм её запущен и должен вот-вот сработать. Я жду исполнения моего другого заветного желания. Я жду, когда приведут эту чудесную сучку, арестованную вчера.
В возбуждении я меряю шагами свой просторный кабинет, в котором могла бы свободно поместиться пара-тройка тяжелых автомашин. Периодически плюхаюсь в широкое кожаное кресло, давая небольшой отдых ногам. Сбрасываю немного жмущие, как вся новая обувь, фирменные туфли. И вытягиваю их в таком же кресле напротив. В целом к долгожданной встрече я готов.
Наверное, если бы довелось кому-то взглянуть на хозяина кабинета со стороны, он непременно бы отметил, что я волнуюсь, как охотник, на которого вот-вот выйдет зверь, гонимый егерями.
Не стоит обманывать самого себя! Секрет моего быстрого восхождения на служебный олимп не слишком связан с моими личными заслугами. Большей частью он в поддержке моего влиятельного и богатого семейства. Но свой выбор я делал вполне осознанно. Он был прост, как старая сказка с известным концом.
Я люблю власть. Мне нравится чувствовать себя всесильным. Распоряжаться жизнью и смертью множества других людей. И чего уж тут скрывать, страх моих подопечных, с которыми я работаю лично, действует на меня как долгожданная доза наркотика на наркомана в ломке.
Закон? Что такое закон? Всего-навсего бампер, Призванный смягчить удар. Он не существует для его влиятельных создателей, сосредоточивших в своих руках всю полноту власти.
Но беда нарушителям этих предписаний, всех мастей и рангов пониже, которые также захотят попробовать запретный для них плод закона. Не говоря уже о всякой мелюзге, которой до власти, как до звезд. Тут он обрушивается и придавливает их всей своей тяжестью.
Я получаю истинное удовольствие, ощущая себя этим самым бампером. Я готов сделать все, чтобы сломить тех, кто покушается использовать закон, не имея на то привилегий. Потому что они посягают даже не на закон, который с одинаковым успехом можно толковать справа налево и по диагонали. А на саму  власть. Я же один из обладателей этой власти. Поэтому, как ни крути, а они покушаются на меня лично. И подавив подобные попытки, я испытываю еще большее удовольствие, чувствуя себя почти богом.
Кто-то как-то сказал, что женщина естественный враг мужчины. Я не разделяю этого мнения. Для большинства жизнь – это поиск, чем бы заняться. Прежде, чем она окончится. Такие проживают свою жизнь, словно чужую. А я знаю, в чем смысл. Смысл в удовольствиях.
Для меня главное из них — женщины. Бабы лучшая вещь для чувственного наслаждения мужчины. Но главное подчинить себе самку, заставить ее приносить тебе удовольствие, наслаждение – вот в чем суть!
Те из них, на ком остановился мой глаз, изредка отказывали мне в близости. Бывало и такое. Но уже через денек-другой они оказывались в Службе под арестом.
Только коньяк от выдержки в наглухо закрытой бочке становится крепче и вкусней. Люди, запертые в тесной камере-одиночке, где тусклая лампочка на потолке, постоянно мигая, как миксер, перемешивает границы дня и ночи, не становятся более крепкими. Женщины особенно. Они быстро ломаются и тут же готовы на многое, чтобы я разрешил выпустить их отсюда.
Сколько чудесных аппетитных самок, еще недавно надменных,  предпочло тут же расплатиться собой. Не стыдясь ложно, я пользуюсь этим. И не считаю себя подлецом. Во-первых, у меня просто сюрреалистический взгляд на женщин. А, во-вторых, женщина должна удовлетворить моим вкусам. И удовлетворять мои вкусы.
Все остальное вторично. Да и наверняка глуп тот, кто не использует данную ему власть в собственных интересах. Власть только для этого и существует. Иного назначения у нее просто нет. И только извращенец может искать в ней что-то другое.
Иногда, впрочем, случались и попытки сопротивления. Но я гашу их проверенным методом – хорошей и достаточно болезненной оплеухой.
После этого на женщину находит такое оцепенение, когда какое-то время она вообще не способна сопротивляться. И тогда надо быстро пользоваться моментом – она тут же будет твоей. А многие чуть позже даже изнывают и стонут от удовольствия.
Но Лорина, безусловно, высший класс. Господи, я хочу ее так, как никого прежде. И это еще сильнее распаляет меня. Лучше бы, если дело не дошло до пощечин. Надеюсь, все пройдет как мирная демонстрация с заранее заданной целью.
Многие женщины считают, что меня можно без натяжки назвать красивым. При этом обычно подчеркивают, что эта красота на грани фола. В ней есть, мол, что-то дьявольское. Что одновременно вызывает и симпатию, и страх. Что ж внутренний мир всегда в какой-то степени накладывает отпечаток на внешность.
Я смолоду знал, что стоило мне только утратить контроль над собой, как мое лицо становилось злым. Со штрихами надменности и презрительности. Такое, конечно, отталкивало людей, с которыми приходилось иметь дело. Особенно женщин.
 Поэтому мне пришлось учиться контролировать выражение своего лица. Я достиг в этом большого успеха. Сегодня меня многие считают весьма обаятельным. 
Я стал притягивать женщин. У меня стройная мускулистая фигура, с кубиками мышц брюшного пресса. Черноволосый, всегда чисто выбритый. Мой рост выше среднего. Черты лица правильные. Или почти правильные.
На пляжах, где я люблю бывать, женщины буквально пожирают меня глазами. Глупые самки! Эти, пялящиеся, обычно никогда не ломаются и всегда готовы с удовольствием нырнуть в мою постель. Зато я крайне разборчив.  Похвастаться близостью со мной среди пляжных знакомых могут только избранные.
Длительные связи мне ни к чему. Брак вообще не входит в число интересующих меня вопросов. На ближайшие годы, по крайней мере. А многочисленные связи протекают в виде коротких бурных и насыщенных сексом встреч. В коттеджах этих гусынь. Или в отелях, где я снимаю специально для этого номера.
Но случается, что они вынуждены удовлетворить меня и в этом самом кабинете. Сюда, как правило, попадают самые строптивые. Лорина, правда, еще не оказала мне никакого сопротивления. Но внутренний голос подсказывает мне, что она просто так под меня не ляжет.
Пожалуй, я могу  считать себя коллекционером. Моя «коллекция» - свыше двухсот самых красивых самок. И примерно каждая десятая попадала в коллекцию из фигуранток, скоропалительно возникавших по моим указаниям дел.
 Они чаще всего сразу начинают понимать, что к чему. И расплачиваются со мной валютой тела. А «дела», которые и не были заведены, столь же быстро закрываются.
 Без преувеличения они все были очень хороши. Но Лорина исключение. Наши предки считали колдовством все, что не могли понять. Таким наваждением для меня является Лорина.
Втискиваю ноги в туфли и снова начинаю мерить шагами кабинет. Ткнул кнопку телевизора, экран которого развернулся в ухоженное лицо любимца публики Ли Гвамы, решившего на этот раз побаловать своих почитателей ставшей в последнее время весьма популярной темой конца света.
Передача, видимо, только началась. Пожалуй, стоит немного отвлечься, чтобы очистить голову от лишних мыслей перед лучшим занятием в жизни. Разворачиваю кресло к экрану.
— Откровение Иоанна Богослова, — с трагической ноткой в голосе возвестил Ли, — о том, что человечество по делам его ожидает страшная кара, воздействует на умы людей уже почти две тысячи лет! А в последнее время черные мысли и предчувствия, что чаши Божьего гнева, которые обязательно будут вылиты на планету и приведут к глобальной катастрофе, занимают мысли людей все больше и больше. 
 Тут его голос неожиданно взмыл вверх, словно призывая усомниться в достоверности откровений пророка:
— Но не стоит забывать, что концы света прогнозировали и великие умы человечества,  еще задолго до Богослова! И на протяжении всей христианской эпохи! (небольшая пауза). Но мы с облегчением можем вздохнуть! К счастью, ни одно пророчество так и не сбылось. Человечество успешно продолжает жить. Как и прежде, во грехе и усугубляя свои ошибки.
В последнее десятилетие предсказания конца света настолько участились, что апокалипсис ожидают буквально каждый год. Я не ошибаюсь, доктор Верн? — обратился он к известному физику, который был приглашен специально для данной передачи.
— Совершенно верно! — Мгновенно отозвался лысый человек в очках с такими минусовыми линзами, что глаза потеряли цвет и казались точками в золотой оправе. Лет он выглядел на пятьдесят или около того, в элегантном дорогом костюме. Как и положено выглядеть преуспевающему дельцу от науки в расцвете творческих сил.
 — В 2008-м году, например, — подключился к теме он, — который остался позади, ожидалось падение на землю астероида диаметром более восьмисот метров. Он должен был непременно стереть все живое с лица планеты.
Далее. Расшифровки центурий Нострадамуса Питером Лори, обещали Армагеддон в 2009-м году. А в 2010-м должна была закончиться нефть, после чего мир оказался бы уничтоженным всемирной войной за ресурсы. Вдобавок Солнце грозило отвернуть свой лик от Земли. Правда, это предполагало что-то вроде временного коллапса мира. В 2011-м конец света должен был наступить в результате столкновения Земли с астероидом 2005 YU55 и …
Звонок заставил меня повернуться к матово насупившемуся дубовому массивному столу, словно вросшему в кабинетный паркет. На нем посверкивала небольшая стеклянная этажерка с папками документов и полудюжиной разноцветных телефонов, разбросанных по всей поверхности.
 Я протянул руку к зеленому, внутреннему, телефону охраны.
— Да, Джеррис, как обычно! Подержите ее немножко перед дверью – для ощущения важности момента, а затем с напутствием, что через эту дверь лежит ее путь в прежний мир, к свободе, впустите!
Мой взгляд невольно перекочевал на двенадцатидюймовую статуэтку на моем  столе, рядом с полками для бумаг. Фигурка из популярного ныне среди ваятелей миниатюр полистоуна, изображала стоящую на коленях юную женщину редкой красоты всех форм, навсегда застывшую в момент, когда она начала взбивать свои густые темно - каштановые волосы с медным отливом.
 Взметнувшиеся вверх руки, слегка запрокинутая назад головка, придавали произведению столько динамики, что казалось, статуэтка вот-вот оживет. 
Мастер вложил в свое создание всю душу. Единственной одеждой красавицы было платье из прозрачного пластика. И скульптор, набрасывая его как бы в попытке скрыть великолепие нагого тела, сумел достичь совершенно ошеломляющего, прямо противоположного эффекта.
Платье, струясь по телу, не только не скрывало ни единого изгиба совершенной фигуры, но, по-моему, притягивало внимание и будоражило воображение куда больше, чем, если бы восхитительное тело было полностью обнажено.
Я уже два года отслеживаю каждый шаг Лорины. Эта статуэтка, сделанная с нее, досталась мне после смерти ее автора. Скульптор был человеком известным, но неблагонадежным. Так что Служба присматривала за ним.
Он едва успел окончить работу, когда с ним произошло несчастье. Правда, провидению нам пришлось немного помочь. А затем я оперативно изъял статуэтку из мастерской и из описи. И теперь она украшает мой стол.
Ах, Лорина! Эта женщина постоянно и помимо моей воли возникает в мыслях! С тех пор, как я увидел ее, все чаще начал ловить себя на том, что думаю о ней в самое неподходящее для этого время. Это мешает моей работе. И я вижу только один способ поправить дело.
Она не вписывается в мою широкую «коллекцию» красивых самок, отдававшихся мне по первому знаку или после оплеухи. В ней чувствуется порода. Особая, крайне редкая, непонятная, будоражащая.
И это делает ее еще более желанной. Я знаю, что она принадлежит другому. Пусть! Это мелкая помеха, которую устранить легко. Она только распаляет желание.
Внутренне я никогда не испытывал благоговения перед женщинами, которые отдавались мне. Лорина, пожалуй, единственное исключение, перед которым я, чего тут скрывать, чувствую себя не совсем уверенно. Хотя не могу уловить причины этого непонятного чувства, напоминающего легкий страх.
Любовь? Вряд ли. Но вызывающее дрожь желание, которое я испытываю, даже вспоминая о ней, можно назвать только неукротимым. Его можно погасить одним способом. И я принял решение воспользоваться им.
Мои люди получили команду уничтожить ее любовника. Он даже ни сном, ни духом не ведал, какого соперника себе приобрел в моем лице.
Что-то внутри моего сознания вроде бы попыталось шевельнуться: не слишком ли далеко я захожу в своем желании заполучить эту женщину? Но я тотчас прогнал эту мысль, как недостойную меня — ни как человека, ни как высокопоставленного чиновника, обладающего властью…   
—…Но самый долгожданный конец света пришелся на 2012-й год. Многие были уверенны, что пророчество исполнится, так сказать, со стопроцентной гарантией!  — Вновь вторгся в мои размышления Ли.  — Ведь последние годы проходили под знаком ожидания, сбудется ли предсказание индейцев давно вымершего племени майя? Оно уготовило нам целый мешок бед. От галактического парада планет и времени сверхактивного «пятого» Солнца до того, что сама солнечная система развернется по отношению к галактической оси так, что сместятся полюса Земли. Все космические циклы будут полностью нарушены. Дети индиго советовали основательно подготовиться к смерти. Шанс выжить у населения, как подсчитали поклонники апокалипсиса майя, всего полпроцента.
Но 21 декабря состоялся парад планет. И смертей в мире зафиксировали больше, чем в обычные дни. Впрочем, если не считать этого, то стало очевидно, что конец света и на этот раз пренебрег нами.
Но чтобы мы не расслаблялись, тут же график наступления судных дней был уточнен. Очередное светопреставление перешло на следующий год. Рагнарок. Он же Рогнарёк – кому как больше нравится. День начала и конца! Гиперпространственный переход в четвертое измерение. Для смертных — смерть, а для Богов — возврат в этот мир, сотворенный ими…
Я еще раз оглядываю свой кабинет, как полководец поле сражения перед битвой. Длинного стола, по бокам которого могла пристроиться дюжина стульев, как в кабинете у шефа, тут  нет. Совещаний здесь я никогда не проводил. 
Его место занимает диван. Красавец, сработанный под времена нумерованных французских Луи, не скрывающий своего кожаного родства с креслами, по-свойски расположившимися по соседству. В одном из них и нахожусь я.
Иметь такую роскошь считалось как минимум нескромным даже среди чиновников самого высокого ранга.  Впрочем, мне на скромность в высшей степени наплевать. Дорогая мебель – подарок родственников.
Этот мотив был соткан на живую нитку для предыдущего шефа Службы. Его дополнила моя решимость посвящать работе не только дни, но и ночи.
Прежний директор Службы дорабатывал последние дни. И ему все это было не слишком интересно. Так что разрешение он дал без проволочек и ненужных вопросов.
Диван, сделан по спецзаказу. Простым нажатием кнопки в подлокотнике он легко превращается в великолепное ложе любви, каковым он чаще всего и служит. Для таких случаев под рукой всегда есть и что-нибудь выпить. 
Среднюю из трех секцию шкафа, тоже словно вынырнувшего из старины, с десятком книг для конспирации, невидимый и бесшумный моторчик уводит в бок. Взору открывается бар с немногочисленными, но дорогими напитками…
— … Да, господа, — патетически вторгся в мои размышления голос Ли Гвамы, — нам с вами есть над чем подумать! Достаточно пораскинуть мозгами, чтобы понять: Господь ведает, что только жуткая всепланетная катастрофа способна вразумить людей, не желающих слышать Его слово и жить по Его заветам. Если человечество не сойдет с пагубной стези порока, это будет его конец …
Я подошел к экрану телевизора вплотную, где диалог телеведущего и ученого мужа, судя по всему, рука об руку с передачей подходил к концу.
— И я не могу не разделить ваших, уважаемый мэтр, убеждений. — Поддержал телевизионщика профессор физики. — В 2014-м году уже астрофизики предрекали конец человеческой цивилизации. Ученые считали, это произойдет, когда до нашей солнечной системы  доберется облако космической пыли. И все сметет на своем пути. Совсем никчемное светопреставление!
А 2015 -й общество Созвездий Зодиака считает завершением двенадцатитысячелетнего цикла, после чего гибель человечества неизбежна. В 2016-м, по утверждению ученых – исследователей климата Земли – должны были растаять ледники, и большая часть суши оказаться затопленной.
Проскочили? Не страшно! На следующий год нам была уготована ядерная война. Все опять же по очередной – самой точной и научной – расшифровке катерн Нострадамуса…
— Войдите! — не отрываясь от экрана, говорю я, едва раздается деликатный стук в дверь. И стараюсь выиграть время, чтобы заблокировать откровенное вожделение на лице, которое может нахлынуть на меня, когда я увижу Лорину.
Эти огромные изумрудно-зеленые глаза, придающие прекраснейшему лицу нечто колдовское, глядящие из-под копны роскошных каштановых волос, длинноногая точеная фигурка – все это я так долго разглядывал тайком, мысленно раздевая и ощупывая.
Теперь это прямо передо мной. Живьем! Я разглядываю ее, ощущая при этом неимоверное животное желание, давно не дающее мне покоя.  Это тело бросает меня в дрожь!  Сегодня вот она, эта женщина! Она здесь. И будет моей! Она не сможет покинуть этот кабинет никак иначе.
—  Вы невероятно красивы! — Я со всей галантностью, на которую способен немножко склоняю голову перед Лориной. — Красота, как верно заметил великий писатель, спасет мир!
— Я не разделяю убеждений Достоевского в данном случае! — Неожиданно возражает Лорина.
— Мир спасут люди с чистым сердцем и твердой безжалостной рукой, способной вычистить всю нечисть, обладающую властью и деньгами, которыми они методично уничтожают и сам мир, и красоту в нем.
Неплохое начало для сближения!  Ничего подобного я точно не ожидал. И решил, что будет лучше, если сделаю вид, что не обратил на нелестное замечание никакого внимания. И хозяйским  жестом руки предлагаю моей пленнице расположиться в соседнем кресле.
— Ли делает прекрасные передачи, — небрежно киваю в сторону телевизора, словно мы только об этом и говорили, — если не возражаете, досмотрим. До конца осталось чуть-чуть, — предложил я своей будущей любовнице.
Чтобы только слегка, почти прозрачно намекнуть, кто здесь хозяин положения. И стереть почти начавшееся противостояние, возникшее между нами, с первой же минуты, как она вошла сюда.
— … Как видите, уважаемые дамы и господа, ученые склоняются к тому, что конец света однозначно неизбежен, еще сильнее, чем религиозные деятели. — С видом человека, принявшего трудное, но нужное решение, выдохнул маститый физик.
— Еще Исаак Ньютон, исходя из предсказаний Иоанна Богослова, рассчитал, что конец света, о котором говорится в «Откровении», должен произойти в 2020 - м году.
Мои коллеги считают, что великий физик ошибся. Но не на много. Недалеко от Земли описывает круги астероид массой 50 миллионов тонн. Он устремится к Земле в 2029 - м году со скоростью 45 тысяч километров в час. Удар этого космического тарана вызовет разрушения, куда более непоправимые, чем пара сотен атомных бомб, мощностью сходных с той, что сброшена на Хиросиму.
Он проскачет по всем материкам и континентам. Но даже если он проскочит мимо, ученые полагают, что человечество все равно вымрет не позже 2040 года. Именно к этому времени на Земле больше не останется полезных ископаемых. Почвы будут полностью истощены. А воды отравлены химией.
— Да, дамы и господа, — подвел печальный итог ведущий, — Такова неизбежная расплата за то, что мы перестали думать о Боге. Мы стараемся только ради своей выгоды! Мы не заботимся о наших братьях и сестрах. Забыли начисто о детях своих! И наносим стяжательством своим непоправимый ущерб природе. В геометрической прогрессии множится зло. Человек низведен до положения скотов.
И кто сегодня помнит пророка: «Глянул Бог на сынов человеческих и увидел, что нет делающих добро, нет ни одного…»?  А ведь Бог пообещал Сыну: «Положу всех врагов Твоих в подножие ног Твоих». Легко ли  будет выжить без помощи Его и любви? И возможно ли это в принципе?
— Говорят, если дьявола часто поминать, он, в конце концов, появится! Не произойдет ли нечто подобное и с апокалипсисом?— Ли широко улыбнулся, призывая физика помочь ему закончить передачу на оптимистической волне. И тот понял его. А, может быть, это предусматривалось сценарием. В ответ он расцвел самой обаятельной улыбкой, на которую только был способен:
— Дьявол, конечно, очень колоритная фигура! Но давайте не будем на него валить и апокалипсис?
Что ж, каждый торгует тем товаром, который у него есть. Щелкнув пультом, я повернулся к Лорине. Наши взгляды пересеклись, и мне показалось, что Лорина всем своим существом ощутила, что сулит ей эта встреча. И благоразумно решила отвести глаза в сторону, чтобы в ее взгляде не читался вызов. Я принял это за добрый знак.
— Если верить Гваме, хорошего нас ожидает мало. — Я решил взять быка за рога.— Так стоит ли осложнять и без того такую короткую, а подчас и нелегкую жизнь? Наша предстоящая беседа мне не кажется слишком приятной. Но закончиться для вас она может весьма хорошо. Все зависит только от вас. Если вы проявите достаточно ума, прямодушия и откровенности, если вы готовы пойти навстречу мне… нам, — быстро поправился я…

          СОЛИТОН 5  ВОЗВРАЩЕНИЕ В ДЕТСТВО
Говорят, красота в глазах любящего. Если тебя  любят, то таким, какой ты есть, со всеми твоими достоинствами и недостатками. Это и означает любить по-настоящему. И именно так я любил мой Бакувер.
Этот мегаполис стал огромным котлом, в котором в течение нескольких десятилетий перемешивались почти сотня больших и не очень больших национальностей и народностей. В результате само понятие «национальность» тут приобрело совершенно иной смысл.
Она стала сплавом, в котором люди соединились воедино, в новую нацию — бакуверцы. С единым языком, основа которого принадлежала самой крупной республике Конфедерации, но вобравшим в себя много слов из других языков людей, живших здесь.
Несмотря ни на что, я любил маленькие дворики старого города – исторического центра Бакувера, из которого полвека спустя вырос нынешний мегаполис. С их мусорными ящиками, и с крысами, обитающими около них.
Его тесные квартирки, с туалетами во дворе или "на галерее", с вечным отсутствием "напора" воды на этажах. Это был город, в котором мы родились и выросли. И он был мне милее величавых памятников Вечного Рима.
Я любил мой город со всеми его недостатками, которые казались мелкими и неразличимыми в море добра, тепла, мудрости и красоты человеческих отношений.
Тут чьи-то похороны были горем всей улицы. Тут свадьба была счастьем десятков домов, в которых жили дальние и близкие родственники, друзья жениха и невесты, просто их знакомые. И даже для незнакомых прохожих, мимоходом  увидевших свадьбу, гуляющую во дворе и выплескивающуюся на улицу.
 В моей памяти застрял день, когда я и Азри, восемнадцатилетние юнцы, отправились в центральную больницу навестить его мать, лежавшую там. В одном из переходов, связывающих отделения, нам навстречу попался мальчонка лет десяти, беззвучно плакавший и растиравший мокрое от слез лицо такими же мокрыми кулаками.
 Азри взял мальчишку за руки и присел перед ним с просьбой рассказать, о чем он так горюет. Старшему брату каждый день нужна свежая кровь, сказал малыш. Иначе он умрет. Все дни друзья и родственники приходили и сдавали кровь. Сегодня же никто не пришел. А брат уже потерял сознание. 
 Дети обычно тонко чувствуют мир. Они добры и логичны. И я всегда удивлялся, почему, взрослея, они превращаются в черствых, глупых и эгоистичных людей? В моем Бакувере, правда, это случалось очень редко.
 — Идем! — Скомандовал Азри. — Кровь моей группы подойдет любому!
Врач, к которому привел нас мальчик, сообщил, что у больного лейкемия. Тот все равно скоро умрет.
 — Но это будет не сегодня! — Твердо заявил Азри. И велел готовиться к переливанию.
— Ты понимаешь, что эта жертва напрасна? — Удивился врач.
— Разве такие горькие слезы стоят одного стакана крови? — Возразил мой друг. — А ребенка надо было отсюда убрать! Вы же врач!
Я тогда еще не знал, что обладаю скрытыми способностями, которые помогли бы легко вылечить эту болезнь. Но я уже чувствовал и даже был уверен, что в сердцах, в которых живет любовь, никогда не сможет поселиться корысть, расчет, страсть к наживе.
В Бакувере рождались самые красивые и самые умные дети, какие бывают только от смешанных браков. Здесь никто не был чужим никому. Хотя, конечно, всегда находились какие-нибудь отщепенцы. С которыми, впрочем, никогда не церемонились. И не относились к ним терпимо.
Мы были больше, чем просто люди, относящиеся друг к другу по-доброму. Мы были чем-то единым целым, которое потом, после развала Конфедерации, так мучительно и долго раздирали на куски новые хозяева жизни, захватившие власть, обещая всем несметные богатства.
Мы знали, вопреки расхожему мнению, богатство не состоит в родстве ни с умом, ни с сердцем. Его генетические корни – серость, наглость, безнравственность, умение сбиться в стаю.
Когда меня спрашивают, за что я любил и люблю Бакувер, я рассказываю о людях, которые жили здесь, и мои собеседники говорят, что мечтают когда-нибудь увидеть подобное. Потому что такого они никогда не видели. А мы так жили. И считали, что это абсолютно нормально. По-другому просто быть не могло!
Как давно это было! Одни умерли, другие сбежали в поисках лучшей жизни. Как будто она где-то есть! Тебя убили, мой красавец-город, ты стал призраком прежнего, хотя в тебе и сегодня бурлит жизнь.
Пусть даже ты стал величавее и красивее, помолодел и похорошел. Но ты утратил самое главное: ты перестал быть  тем городом щедрой души, каким был прежде. И только в памяти нашего поколения ты навсегда остался им…         
Утомительный бесплодностью ещё один день, проведенный в поисках Лорины, кровавые события на проспекте Нефти и последующая бессонная ночь, отразились на мне в полной мере. Публикация в газете, раскрывшая, кто за мной охотится, тоже не прибавила бодрости.
Прослонявшись всю ночь в окутанных зеленью аллеях старой части Приморского парка, я был на грани морального и физического истощения. К тому же весь запас Энергии, полученной из Источника, был потрачен на защиту от убийц.
А оказавшись среди трупов и крови, я постарался быстрее покинуть злосчастную квартиру, где пережил с Лориной столько волшебных часов. И просто упустил из виду, что надо бы пополнить заряд от Источника. А он там был.
Усталый и оказавшийся беззащитным, я пытался сообразить, что делать дальше. Выручил меня дождь. Мелкий и частый, создавший нечто вроде пелены тумана, явление крайне редкое в этих местах. Он разогнал прохожих и по-дружески скрыл меня от глаз, в поле зрения которых мне не хотелось бы попасться. Я двинулся вглубь старого города, пытаясь мысленно проложить маршрут к ближайшему Источнику.
И почти неожиданно для себя обнаружил, что стою у ворот дома, где прошли мое детство, юность, молодость. Построенный век с лишком назад дом, в детстве являлся предметом особой гордости мальчишек, живших в нем.
Единственный трехэтажный великан на всем небольшом старом квартале, гордо высившийся над остальными одноэтажными собратьями, был нашей визитной карточкой. Про нас так и говорили: это тот, из большого дома!
Когда-то он был доходным домом. Его проститутки  и их гости более четверти века кормили его владельца. Его имя, высеченное каменотесами на фасаде, красуется и поныне.
Но в одну апрельскую ночь, вставшую над городом задолго до моего рождения, в Бакувер вошел бронепоезд с вооруженными отрядами. И в республике, которую трепали все, кому не лень, наконец, установилась власть, способная защитить ее от иностранного вторжения.
Дом национализировали. Как и все остальные просторные дома городской знати, чиновничества, миллионеров, бандитов и спекулянтов, пригодные для жилья.
Просторные апартаменты были разделены на клетушки коммуналок, куда перебрались жильцы бараков и землянок, в которых до того протекала жизнь основной массы населения столицы.
Одну из комнатушек в этом доме получил мой дед. В то время он как раз защитил диплом капитана загранплавания, был женат, имел сына и вскоре готовился снова стать отцом.
Деда мне довелось увидеть только на единственной уцелевшей фотографии. С пожелтевшего листа в траурной рамке красавец в белой косоворотке, казалось, смотрел прямо мне в глаза. Причем так пристально, словно пытался сообщить нечто, крайне важное, что не успел сказать при жизни.
Дед был убит в числе других сорока девяти капитанов, своих однокурсников, теми самыми врачами-вредителями, которые, как уверяет кое-кто сегодня, никогда не существовали. В этом утверждении, что их вообще как бы и не было в природе, есть почти мистическая доля правды.
«Целители» успели вовремя скрыться. Их так отыскать и не смогли. Из рокового выпуска уцелел один - единственный человек, который случайно избежал шприца со смертельной вакциной.
Ее вводили, якобы, от опаснейшей для жизни тропической лихорадки, буйствовавшей в азиатских странах. Туда и должны были совершать рейсы молодые капитаны. Счастливчик остался жив из-за банальной простуды. Он просто почувствовал себя плохо и не пришел на вакцинацию.
Деда звали Ант. Но он не любил свое имя. И требовал, чтобы его называли Леонардом. И все так и обращались к нему. Вот, пожалуй, и все, что я о нем знал.
Не привелось мне встретиться и с дядей. В последний год тяжелейшей войны с государством, подмявшим под себя всю Европу, он сбежал из дома мальчишкой. Чтобы сыном какого-нибудь полка защищать наравне со взрослыми Родину. Его мечта быстро осуществилась. И столь же скоропалительно завершила его жизненный путь.
Первый и последний треугольный конверт, пришедший спустя три месяца, сообщил, что он убит в бою. Бабушка Анн от этих потерь слегка захворала головой. И долго вечерами то пела заунывные песни, то в голос оплакивала своих мертвых мужа и сына.
Но оставим мертвым хоронить мертвых. Моя мать выросла красавицей. Видимо, дед увидел ее такой еще в пищащем свертке. И дал ей имя древнеримской богини любви – Венеры, которому она, надо отдать должное, вполне соответствовала внешне.
Добрым характером, как и ее мифическая тезка, моя мать тоже не страдала. И в точности, как древнеримская богиня, была своевольна, вспыльчива, эгоистична и груба.
Мой отец, был человеком совершенно противоположного склада. Так что их развод выглядел гораздо естественнее брака. Став свободной, мать почти все свое время посвящала устройству новой личной жизни, которая у нее так и не сложилась. А на мою долю у нее почти ничего и не оставалось.
После переоборудования особняка в коммуналку в доме получилось целых двенадцать квартир. Несмотря на свое трехэтажное величие, он был совсем невелик. Построенный в стиле, весьма распространенном в восточных городах тех лет, дом состоял как бы из двух прямоугольных строений.
Поставлены они были параллельно друг другу. Широкий фасадный прямоугольник, где находились номера довольно большой площади. Для состоятельных людей. И узкий, внутренний, с маленькими комнатушками. Для клиентов с более тощими кошельками.
 В дом вели широкие массивные резные дубовые ворота. За ними начинался своеобразный тоннель, из которого можно было попасть во все квартиры первых этажей, а через претенциозный парадный вход внутри двора, по массивной лестницей с полированными крутыми каменными ступенями, и на верхние этажи.
Оба строения связывали между собой две навесные площадки, придававшие двору вид колодца, сруб которого при превращении в коммуналки обузили пристройкой деревянных остекленных галерей, выполнявших роль прихожих. Все жили, таким образом, друг у друга на виду.  Как почти и все бакуверцы.
В каждом доме все знали всё про всех. А порой даже больше, чем иные ведали о себе сами. Это, впрочем, не мешало жить очень дружно. Если порой и возникали дрязги между соседями, то двор не позволял дойти делу до пожара взаимоотношений.
Остужали соседи и порой накалявшиеся страсти. Они разводили ставшие враждебными стороны по противоположным углам. И там каждого в отдельности потихоньку приводили в добрососедское чувство. После чего мир быстро восстанавливался. 
По общему мнению жителей моего двора, из меня в столь шаткой семейной ситуации должно было вырасти дитя улицы. И так оно, возможно, и случилось бы, если судьба пустила дело на самотек. Но у нее были на меня свои виды.
Месяцев за пять до моего рождения неожиданно освободилась шестиметровая комнатушка, имевшая смежную дверь с нашей. А еще через месяц тут появилась новая соседка – Нинуэ Варт.
В каждом доме, так сказать, был свой старший, слово которого обсуждению не подлежало. Но соседи сразу признали Нинуэ тяжелой фигурой на шахматной доске нашего дома. И даже слегка побаивались.
Она была шведкой по документам, дочерью надворного советника, дворянина с десятком разных кровей – от восточных до европейских, – получила образование в известном заведении для самых благородных девиц, знала дюжину языков.
Несмотря на ее социальное происхождение и нынешнее семейное положение, а, может, и благодаря этому, новая власть оказала ей большое доверие.
Незамужняя женщина получила назначение руководителем секретного подразделения на центральном почтамте Бакувера. Пятидесятилетие Нинуэ было отмечено одной из высших наград страны.
Соседи удивлялись, как столь неординарная женщина могла согласиться на шестиметровую клетушку. Однако Нинуэ в объяснения решительно не вдавалась. С первого же дня она установила дистанцию между собой и остальными жильцами.
Она обращалась ко всем исключительно на «вы», и, вполне дружелюбно  улыбаясь, сетовала на застарелую глупую привычку, которую «увы, уже изменить не в силах». И просила соседей извинить ее за это и обращаться к ней на «ты».
Однако никто ее любезностью, кроме нашего семейства, практически не воспользовался. И первым, кто с ней стал на «ты», оказался, начав говорить, я.
Когда мать появилась со свертком, перевязанным бантом, в руках, из роддома, Нинуэ, едва дождавшись, когда отец отправится на работу, тут же приподняла треугольный край, чтобы взглянуть на меня, и произнесла:
— Ну, здравствуй, Леонард! С прибытием!
И словно устыдившись, что взяла на себя не принадлежащие ей полномочия, добавила:
— Право, имя Леонард ему очень подошло бы. Это была бы и дань памяти вашему покойному отцу, Венера! Хотя я, конечно, не имею права навязывать вам свое мнение… Да и Ив, возможно, не согласится…
Намека на возможное покушение на ее права со стороны моего отца оказалось более чем достаточно. Моя мать тут же приняла непоколебимое решение:
— Нет, я и сама думала об этом. Он будет обязательно Леонардом. Первая часть имени такая нежная, словно ластящиеся к ногам волны. А во второй ощущается монументальная надежность. Недаром мой отец так любил это имя! А если кому оно не нравится, то пусть оставит свое мнение при себе.
Так я и был окрещен. И как выяснилось позже, неспроста…
Из задумчивости меня вывел прозвучавший неожиданно, как выстрел, вопрос.
— Здравствуйте! Вы кого-нибудь ищете? Может, вам нужна помощь?
На меня в упор смотрела незнакомая девушка.

  СОЛИТОН 6. СОМНЕНИЯ АЛЕКСА ФРЕЗЕРА
«Вчера, около семи часов вечера в квартире дома на проспекте Нефти столицы обнаружено два трупа.
 Корреспондент газеты, сумевший побывать на месте происшествия раньше полиции, увидел людей, лежавших в лужах крови, с оружием в руках. На полу рядом с ними валялось несколько стреляных гильз. Опрошенные им соседи шума разыгравшейся тут трагедии не слышали. Что, впрочем, можно понять. Поскольку, по всей видимости, применялось оружие, снабженное глушителями.
Удалось установить, что убитые были оперативниками Государственной Службы Безопасности. Кого они поджидали на частной квартире? Кто и как сумел застать врасплох людей, о профессиональной и физической подготовке которых ходят легенды. Кто так мастерски разделался с ними?
Ответов на эти вопросы пока нет. Нам удалось выяснить, что квартира была снята некоторое время назад неким Д…»
Алекс Фрэзер, директор Государственной Службы Госбезопасности, весьма выразительно читавший заметку вслух, отодвинул от себя газету и прошелся вопросительным взглядом по лицам пятерых сотрудников, собравшихся в кабинете по его распоряжению.
 Отсутствовал только Гвалд Фареш, доставшийся ему по наследству первый заместитель, от которого он надеялся когда-нибудь, – учитывая вес семейства, откуда тот родом, – избавиться.
Он был твердо уверен, что этот заместитель истинный сукин сын во всех отношениях. И числа тех, кто всегда предпочтёт атомные грибочки каким-нибудь там маслятам. А ложь у него всегда является синонимом правды.
Впрочем, он приглашал его только чтобы не обострять отношения, и без того натянутые. Но в назначенный час тот не пришел. На лицах остальных, присутствующих тут других заместителей и руководителей отделов, читалась явная растерянность.
 — Итак, уважаемые коллеги, мы должны поблагодарить газету за четко сформулированные вопросы. — Медленно, словно выдавливая из себя слова, сказал он.
— И, полагаю, должны срочно найти ответы на них. Надо честно признать, что с учетом того, что вы услышали, мы все, как минимум, заслуживаем немедленной отставки! Без выходного пособия! Потому что насколько я знаю, это редкий случай за всю историю нашей Службы, когда люди, которые руководят нашим ведомством совершенно не в курсе о проведении серьезной акции, к тому же окончившейся столь трагически и глупо! 
В молодости Фрезер пользовался репутацией отчаянно красивого, умного, располагающего к себе и весьма проницательного человека, умеющего быстро сойтись с другими. Подобное сочетание качеств присуще далеко не многим.
Своим примером он опроверг расхожее мнение, будто разведчик должен обладать неприметной, серой внешностью и приемами разных единоборств, включая умение быстро стрелять на поражение, которые единственно гарантирует успех в работе.
Он знал и умел применять различные приемы. Но пользовался ими достаточно редко. А пистолет не извлекал из кобуры никогда. И считался блестящим разведчиком.
Почти двадцать лет при своей незаурядной внешности был резидентом в пяти довольно крупных странах Европы и Азии в очень нелегкие годы. И успех все эти годы сопутствовал ему.
Время, словно вступило с ним в сговор. Хотя ему стукнуло сорок восемь, он выглядел значительно моложе. Годы обозначились на нем только двумя вертикальными складками морщин на лбу над переносицей высокого лба. Да легкой, словно брошенной скупой рукой, сединой.
Резидентом в Испании он стал, когда в сети шел провал за провалом. Ему удалось основательно почистить сеть, выявив двойных агентов и заменив засвеченных сотрудников.
В Корее, где он выглядел белой вороной, разгуливающей у всех на виду, пришлось еще сложнее. Но он и там оказался на высоте.
В должности директора Службы госбезопасности он стал одним из тех немногочисленных руководителей, которые требовали, прежде всего, тщательной проработки всех деталей намечаемых операций и ставили непременным условием не применять оружие, кроме тех случаев, когда иного выбора просто не оставалось.
Фрезер не скрывал убеждения, что разведка не гангстерская организация. А главным оружием настоящего разведчика он считает интеллект. За это в высших коридорах власти его за глаза кое-кто величал аристократом и чистоплюем. И откровенно недолюбливал. И очень немало влиятельных особ буквально жаждали его увольнения.
Директор знал, что его первый заместитель делал ставку именно на этих людей, чтобы занять его место, когда оно еще было вакантно. Да и сегодня не оставил надежд, что однажды именно его зад окажется в заветном кресле, когда Фрезера уберут. 
Он с самого начала делал вид, что ничего об этих мечтах не ведает и твердо проводил свою линию. Руководитель Службы значительно почистил кадры, лично занимался подбором новых людей и особенно прямых помощников.  И, несмотря на противодействие некоторых влиятельных сил, сумел создать более эффективную структуру.
Даже недруги, скрепя зубами, вынуждены были признать, что Служба, выполнявшая до его прихода роль малограмотного статиста и бездумного громилы, при нем стала действовать тоньше и продуктивнее, чем это бывало прежде.
Фрезер умело балансировал, стараясь не наживать ненужных противников и одновременно дистанцироваться от обслуживания эгоистических интересов отдельных группировок. Но все- таки нажил немало врагов.
 Это, впрочем, не было для него неожиданностью. И сейчас прекрасно понимал, что недруги не откажут себе в удовольствии использовать нынешнее происшествие, получившее столь добросовестную огласку в прессе, как козырь в борьбе за осуществление давней мечты убрать его.
–– Итон, – обратился он к начальнику отдела медицинской и баллистической экспертизы, – начнем с вас. Кто разделался с нашими людьми? Что удалось наскрести о стволах, из которых стреляли?
— Насчет нападавших я ничего утверждать не берусь. Но о стволах мы получили весьма интересные сведения, и, я бы сказал, весьма загадочные.
— Так в чем шарада, которую вы подготовили для нас?
— Боюсь, что оснований для оптимизма совсем немного…
— Итон, перестаньте ходить кругами! Вы отлично понимаете, что волнует нас всех: установлено ли оружие, из которого перебиты наши коллеги?
— Да, и я потрясен! – Другого слова просто не нахожу. — Заявил Итон, чье лицо выглядело лицом человека, у которого с утра любовь с первого взгляда в зеркало к самому себе не заладилась. — Все пули были выпущены из оружия наших же погибших оперативников. Я сказал бы, что это скорее похоже на самоубийство, – Итон, нервно забарабанил пальцами по кожаной папке с документами, на основании которых и было построено его умозаключение.
— Уж не начитались ли вы рассказов о похождении принца Флоризеля?
— Поверьте, я далек от желания  шутить! Более того я и сам не могу поверить в это. Потому что не вижу этому никакого сколько-нибудь приемлемого объяснения. Получив результаты экспертизы, я потребовал проведение повторной, с новым составом экспертов. Но оба результата в точности повторили друг друга. Извлеченные из тел наших людей пули, не оставляют ни малейшего сомнения, что каждый был убит из своего личного табельного оружия. Хотя в теле лейтенанта Арзана, помимо собственных, была обнаружена и пуля из ствола Мирезе. Но это похоже на рикошет.
На мгновение в кабинете воцарилась та ничем не нарушаемая тишина, которая, как утверждают, является свидетельством рождения ангелов. По всегда непроницаемому лицу шефа разведки, на этот раз пробежала целая гамма чувств, грозившая завершиться растерянностью. Но Фрэзер быстро овладел собой.
— Не хотите ли вы сказать, что в злополучной квартире неожиданно произошло одновременное помешательство обоих агентов, спровоцировавшее их же самоубийство? – Спросил Фрезер, поправляя без необходимости галстук, что для людей, близко знавших генерала, было признаком, что он собирает в горсть разбежавшиеся в разные стороны мысли.
— Это было бы хоть какое-то объяснение. Но дела обстоят куда хуже. При самоубийстве стреляют в себя с очень близкого расстояния. Чаще всего, стволы непосредственно соприкасаются с участком тела, куда стреляет самоубийца. При этом входное отверстие окольцовывается следами пороха. Это известно всем нам.
Но в данном случае места входа пуль чисты. На этом основании эксперты единодушно утверждают, что выстрелы были сделаны с расстояния не менее полуметра. Таким образом, создается картина, будто кто-то непонятным способом отобрал у людей Службы оружие, хладнокровно расстрелял их, а затем вложил в руку каждому его личный ствол. Можно было бы предположить действие гипноза, но оба убитых при неоднократных проверках показали, что нечувствительны к внушению.
— Кто же хозяин этой проклятой квартиры? – подавив закипающую в нем ярость, выдавил Фрэзер.
— Установлено, что снимет ее некто Дебров, человек, чье имя достаточно известно в журналистике Бакувера. — Доложил начальник оперативного отдела Нэрман.
— Леонард? – Уточнил Фрезер, и получил утвердительный кивок.
Фрезер лично знал этого человека. У Деброва было, как минимум два достоинства. Он не был ни серым журналистом, ни продажным писакой. Обозреватель политического и экономического еженедельника «Ещё одно мнение», он часто публиковал убойную информацию, источники которой весьма интересовали шефа службы. Информация была высокого класса и исключительной точности.
Достаточно богатые и облеченные властью люди, чьи имена фигурировали в статьях, не раз пытались в судах опровергнуть факты, показывавшие неприглядные, а то и грязные стороны их жизни.
Но, несмотря на продажность Фемиды, иски об оскорблении чести, достоинства и подрыва деловой репутации, а то и о клевете судам приходилось оставлять без удовлетворения, а начинавшиеся довольно громко процессы схлопывались, как дома при бомбежке.
Фрезеру были известны и попытки запугать журналиста. И даже покушения на его жизнь. Но и они закончились полным провалом. Складывалось впечатление, что те, кто снабжает Деброва бесценной информацией, очень тщательно и защищает его.
Информация же, судя по всему, исходила из достаточно влиятельных источников, заинтересованных в скандальных разоблачениях. И им нечего было противопоставить.
С Дебровым Фрэзер встречался дважды. В первый раз, не скрывая, что инициатива исходит от него. Они просидели часа два в кафе, куда руководитель разведки пригласил журналиста выпить по чашке кофе. Встреча увенчалась взаимной симпатией.
Но когда разведчик достаточно деликатно предложил сотрудничать на весьма выгодных для обеих сторон условиях, Дебров уклончиво пообещал обдумать. Ответа Фрезер ждал долго. Не дождавшись, решил устроить вторую встречу.
Она произошла в казино «Алмазные небеса». Они неожиданно столкнулись в зале. Хотя «случай» на сей раз, был тщательно подготовлен Фрэзером, узнавшим, что Дебров уже второй день проводит у игорных столов.
Они встретились как добрые знакомые. Дебров не скрыл от шефа Службы цель посещения игорного дома. Его интересовали возможности, пределы и способы обмана посетителей самого знаменитого в городе казино. Выслушав журналиста, Фрезер неожиданно предложил, кивнув в сторону рулетки:
— Леонард, вы готовы поставить пятьсот зеленых, чтобы выиграть тысяч пять, а то и больше?
— У меня всего сотни три.
— Неважно. Сделаете ставку, когда я скажу.
Фрезер отошел, чтобы пошептаться с невзрачным типом, лениво слонявшимся от стола к столу, и вскоре вернулся.
— Третья после нынешней – ваша игра. Вперед! Госпожа Фортуна готова обслужить вас на одиннадцатом номере.
Результат оказался даже выше, чем предсказывал директор Службы. Десять с лишком тысяч.
— А вы, оказывается, действительно, любимчик Судьбы! – Поздравил его Фрэзер. – Судя по тому, что она дала вам куда больше, чем я предполагал.
И не без иронии добавил:
— Хотя само понятие случая, как вы поняли, тут не отражает существа дела. Выигрывают здесь только те, кто со случаем на ты. Поэтому в выигрыше обычно остаются люди, которые на короткой ноге с владельцами казино, либо сами владельцы, которым остаются проигранные посетителями деньги. Изредка, правда, колесу разрешают сделать самостоятельную остановку, чтобы не допустить оттока верующих в чудеса. Да, кстати, вы не заметили, как крепко и, я бы сказал, взаимно, любят рулетку и бильярд чиновники и денежные тузы? Это самый простой, надежный и, в общем-то, законный способ передачи крупных взяток. Не говоря о наслаждении красотой игры.
Дебров спросил было, что должен делать со своим выигрышем.
— На ваше усмотрение! — Улыбнулся Фрэзер. — Нас всех в университетах учили, что будто бурное развитие технического прогресса не находятся ни в какой связи с состоянием морали нашего общества. Но я бы сказал, что это не так. Нередко тут наблюдается связь обратно пропорциональная: чем выше достижения техники, тем больше и шире они используются для совершения неблаговидных дел и различных афер. Рулетка – одно из многочисленных тому подтверждений.  Как зеркало морали социума. Но в данном случае вы лично никого ни о чем не просили. Ваша совесть должна быть чиста. Так что живите дальше спокойно. Однако, пользуясь случаем, хочу напомнить о моем прежнем предложении. Вы что-нибудь надумали?
— Простите, но источники информации не являются моей собственностью. Я не могу самостоятельно распоряжаться получаемыми сведениями. Без ведома и согласия лиц, которые мне их предоставляют. Иначе я просто рискую потерять доверие. Я сообщил о вашем предложении. Но ответ был таков: я смогу передавать вам некоторую информацию, но исключительно  ту, которую мне разрешат передать вам. Я опасаюсь, что это будет очень ничтожный процент, поскольку до сих пор в течение трех, кажется, месяцев с момента нашего разговора я не получил такого разрешения ни разу. Поэтому-то я и не беспокою вас!
Обладавший феноменальной памятью Фрэзер, помнил каждую деталь этой встречи, еще больше укрепившей его мнение о Деброве, как об умном и порядочном человеке, что редко встречаются среди людей этой профессии. Он отогнал внезапные воспоминания:
— Журналиста нашли?
— Пока нет. – Начальник отдела розыска Серверт как всегда предельно лаконичен и точен. – Но людям розданы фото с указанием найти и доставить в управление Службы. При сопротивлении разрешено применить оружие. Это, кстати, была и первоначальная команда, которую получили наши покойные сослуживцы.
–– И кто же отдал такой приказ? — Фрэзер почувствовал, как в нем закипает раздражение.
— Команду дал ваш заместитель Фареш, – отозвался Серверт.
— А кого пасла на злополучной квартире наша великолепная пара? Чье это задание?
— Фареш сказал, что данная операция с грифом особой секретности и что задача согласована с вами. Как я понимаю, он должен был вас информировать обо всех деталях.
 Да-с! История обретала новые и все более запутанные повороты.
— Кстати, где сам Фареш? Почему его нет на совещании?
— От него буквально в последний момент поступило сообщение, что не сможет прийти в связи с полученным ранением.
Директор подавил на своем лице готовое отразиться удивление. До сих пор он не знал ни об одной операции, в которой готов был бы принять участие Фареш.  Его ранение представляло еще одну загадку.
– Хорошо, – сказал Фрэзер в заключение, – надеюсь, рана, полученная им во время неизвестной операции, не настолько серьезна, чтобы помешать нам пообщаться в ближайшем будущем? Пусть даже в госпитале. Займитесь розыском Деброва! Но… Я не просто отменяю разрешение на применение оружия. Категорически запрещаю его применение. Кстати, уверен, оно и не понадобится. Надеюсь, что вы сумеете экстренно довести это до людей. И упаси боже, если Деброва хотя бы ранят! Этот человек нужен мне живым!   

СОЛИТОН 7.  ДОПРОС      
— Если верить Ли, хорошего нас ожидает мало. Так стоит ли осложнять и без того трудную и короткую жизнь? Наша предстоящая беседа мне кажется тоже не слишком приятной. Но закончиться для вас она может благополучно. Все зависит только от вас. Если вы проявите достаточно ума, прямодушия и откровенности, если вы готовы помочь мне… нам, — быстро поправился Фареш. — Для этого мы и пригласили вас сюда.
Их взгляды на мгновение пересеклись. И молодая женщина всем своим существом почувствовала, как надвигается беда, неожиданная и неотвратимая, как яды семейства Борджиа.
Она вспомнила, характеристику, данную Леонардом этому человеку. Тайные службы, сказал он как-то, часто выступают как мастера заплечных дел политики. 
Поскольку эти дела обычно не соответствуют никаким нормам морали и законности, потому их и называют тайными.  Тайна, как правило, скрывает какую-нибудь грязь. А в нашей республике Фареш один из самых бесстыжих знатоков своего дела. Такие, как он уже рождаются старыми и потертыми, как джинсы.
И все же, какую бы мерзость не замыслил этот человек, она не станет ему подыгрывать.
— Пригласили? Значит, теперь, когда вас насильно хватают на улице, заламывают руки и сажают в авто — это называется приглашением?
— Зовите меня Гвалт, если вы не имеете ничего против этого. Мои люди что-то, видно, недопоняли. Я искренне сожалею, если они были с вами грубы.
 — А то, что меня сутки держали в камере. Или вы станете утверждать, что это гостиничный номер «люкс»?
— Полагаю, что это сделано в интересах вашей безопасности. Хотя, конечно, готов признать, что комната, которую вам отвели, не слишком смахивает на люкс.
— И чего вам нужно от меня?
— Мне хочется, чтобы вы помогли нам!
— ?
Фареш медленно подошел к столу. И опершись о его край ягодицами, уперся раскинутыми руками в поверхность. Ему хотелось покрасоваться своим телосложением.
Но вышло совсем не то, что он замышлял. Статуэтка пышноволосой женщины, как в рамке, оказалась в треугольном проеме, образованным левым боком, рукой и кромкой стола.
Подобная «рамка» невольно притягивала внимание. И Лорина внутренне вздрогнула, увидев в ней статуэтку. Фигурку, для которой она послужила моделью их другу, скульптору Торину два года назад, когда он находился на пике известности.
Статуэтка была обещана ей в подарок ко дню рождения. Однако за несколько дней до даты художник трагически погиб при так и не выясненных обстоятельствах. А статуэтка исчезла. Так вот кто стоит за неестественной смертью Торина?
То, что она оказалась именно здесь, могло бы показаться злой шуткой. Но в следующее мгновение Лорину озарило.  Она оказалась на Вехе Судьбы. Эта встреча не пройдет бесследно ни для нее, ни для этого наглого негодяя. Веха это не просто резкий поворот в жизни. Веха это то, чего нельзя избежать!
Вопреки надеждам Фареша, разговор  с самого начала пошел совсем не так, как он надеялся. Уникальность времени состоит в том, чем больше его тянешь, тем меньше остается его для выполнения твоего замысла. А он попусту терял его. Его жертвы обычно так себя не вели.
 Выдержанные в камере, в неизвестности о том, за что они попали сюда, где дни и ночи связывала воедино тусклая постоянно мигающая лампа, женщины, которых он выбирал для утоления своих вожделений, заблудившись во времени, быстро ломались. И становились легкодоступными. Они были покладисты и охотно соглашались на все. А эта…
— У меня много вопросов. Начнем со смерти почти двух десятков человек, за которыми мы вели наблюдения. Каждый из них встречался с Дебровым, который навещал этих людей в их квартирах. После чего наша Служба находила их мертвыми. Я не верю в подобные совпадения. Даже если следов насильственной смерти или самоубийства мы не обнаружили. Хотя они походили на умерших во сне. Почему неожиданно умирали  эти люди? Уж не василиском ли является ваш друг, один взгляд на которого по поверьям убивает?  Чем занимался Дебров, помимо журналистики? На кого из наших врагов он работал? Когда отлучался, куда? Как надолго? Что говорил об этом? — Он почти потерял на время контроль над собой. — Ты не можешь этого не знать! Ведь тебя с ним связывали не просто дружеские отношения!
— Неужели ваш отец, направляясь по своим личным делам, обязательно ставил в известность вашу мать, куда и зачем он идет? Думаю, что на все эти вопросы, сможет ответить только сам Дебров!
— Такие люди, как Дебров, умеют наживать врагов! —  Дебровы всегда были ненавистны Фарешу.
 Лорина кивнула, словно признавая правоту высокопоставленного агента Службы. Фареш оценил такое согласие как обещающее начало, сулящее ему быстрое достижение своей цели. И решил дожать пленницу.
 — Скажу больше, я попросил привезти тебя (он незаметно, как ему казалось, полностью перешел на «ты») сюда и продержал целые сутки в целях твоей же безопасности. 
  — Безопасности? Вот как!
  — Накануне твоего приглашения к нам, но совсем не ареста, как это называешь ты, Дебров был убит! – сообщая эту новость, Фареш был уверен, что ликвидация соперника уже завершена. Хотя звонка о выполнении секретного приказа до сих пор не последовало.
Впрочем, какая разница? Если даже тот еще и жив, то это уже ненадолго. А известие должно добить Лорину морально. Как это уже бывало прежде.
Дальше в подобных ситуациях, – а они тоже были не однажды, – события развивались по вполне определенному сценарию. Сначала следовала истерика. Под звуки её, радующие его сердце, Фареш легко укладывал женщин в постель, где утешал их, пока ему это не надоедало.
Но… Лорина выглядела на удивление спокойной.  Если бы он мог проникнуть в ее мысли, то без труда прочел:
«Чем больше узнаешь людей, тем меньше удивляешься, почему Дарвин увлекся столь противоестественной теорией. Вот еще один идиот! Неужели он думает, что Леонарда так просто убить?! Хотя уверена, что понимаю, почему он старается подавить меня!»
Но Фареш чужие мысли читать не умел. А поэтому счел нужным повторить:
— Ты слышишь? Твой друг Дебров мертв!
— Так вы «пригласили» меня для опознания тела?
— Нет, — прошипел Фареш, вновь теряя самообладание, поскольку весь так тщательно отработанный им сценарий шел вразнос, — следующее тело, которое нужно будет опознать, может оказаться твоим!
— Вот, значит, как!
— Но я не могу допустить этого. Потому, что ты мне не безразлична! Ты слышишь? Очень небезразлична! — Страсть и ярость клокотали в голосе Фареша.
Ей вспомнилась еще одна убийственная характеристика Леонарда, данная Фарешу, с делами которого журналистика часто сталкивала его: Гвалд еще смолоду основательно разложился! А теперь еще и завонял! — И вы признаетесь мне в этом, когда труп человека, которого я люблю, еще не остыл? Как же назвать вас, способного на такое?
— Называй это, как хочешь. Мне глубоко наплевать! — хрипло выдохнул Фареш, считая, что никакого иного пути, чтобы получить от этой женщины то, что он хочет, кроме насилия, у него уже не осталось. — Только выход отсюда для тебя предусмотрен один. И я помогу тебе в этом! Ты будешь моей, сейчас, немедленно! И никак иначе отсюда тебе не выйти! 
— Воистину, неисповедимы пути Творца!
— Оставим высокие материи на потом, если ты не хочешь потерять свою красивую глупую голову! Раздевайся! — И остервенев, Фареш с размаху влепил ей сочную тяжелую пощечину, от которой Лорина покачнулась. Щека от удара зарделась.
— Живо! — Он швырнул ее на кровать, в которую неожиданно трансформировался диван, подсекший в своем превращении женщину под колени. Навалившись на упавшую Лорину, Фареш начал срывать с нее платье давно отработанными движениями.
 Лорина на мгновение ужаснулась тому, что сейчас может произойти. Но овладела собой. В памяти неожиданно всплыло: «кто много жизней получил, тот много раз умрет!».
Она уже умирала! Не раз! Это совсем не так и страшно. Но долго и мучительно терзать свою память тем, что над ней надругался проходимец? Нет!!!
Помещая в камеру, ее тщательно обыскали. И отобрали все колющее и режущее. Вплоть до длинной пилки для ногтей с острым концом. Но все-таки не обратили внимания на сущий пустяк – позолоченную заколку, скромно затаившуюся в высоком пучке густых каштановых, отдающих золотом волос.
Она по существу была сделана в виде маленькой стальной шпаги, длинной около десяти сантиметров с изящной рукояткой в виде кольца, окрашенного под цвет ее волос. Поэтому заколка и не бросалась в глаза.
Для другой женщины она могла бы при необходимости стать оружием. Но не для нее. В силу Запрета. Лорина купила ее просто потому, что эта красивая вещица ей приглянулась.
Но даже сейчас она не думала об убийстве. Хотя в ней вспыхнула острая ненависть к негодяю, решившему изнасиловать ее. Инстинктивно она захотела только одного – защититься. И по наивности полагала, что сумеет хотя бы остановить его! Может быть, тогда эта сволочь быстрее убьет ее?
Рука вспорхнула вверх к волосам, тут же рассыпавшимся по постели. А в следующее мгновение Лорина, оттолкнув Фареша, выставила заколку острием к насильнику, прижав руку к бедру. 
В пылу разбиравшего его неутоленного желания Фареш не обратил на заколку внимания, и всем весом тела сам всадил ее в верхнюю часть левого бедра. И заорал, хватая воздух. Кровь хлынула так, будто Фареша от души полоснули тесаком.
Видимо, заколка попала в какую-то важную артерию. Да к тому же он еще и дернулся, расширяя разрез. А, может, крови у подлецов много?
Однако он автоматически приемом, отработанным на своих прежних беззащитных жертвах, сломал Лорине правую руку, сжимавшую заколку, тут же повисшую плетью. Единственное оружие Лорины упало на пол. А Фареш, зажав рану на бедре, захромал к внутренней связи.
— Охрана! — Заорал он, сорвав трубку. — На меня совершено покушение, двое срочно сюда! И врача! Немедленно! — скомандовал он, не забыв нажать кнопку, возвратившую развернувшемуся для секса ложу добропорядочный вид. И добавил: — ты, сука, дорого заплатишь за все!

СОЛИТОН  8  ПОРТРЕТ КИСТИ РУССКОГО ГРЁЗА
          Наши взгляды скрестились. Нет, я никогда прежде не видел эту девушку. Ей было лет двадцать, не больше. Высокий лоб, с откинутыми назад густыми белокурыми волосами, умное лицо человека, которому довелось пережить немало неприятного в жизни. Огромные, чуть с раскосинкой, голубые-преголубые глаза, полные любопытства и чуточку недоверия.
 — Меня зовут Леонард. Я жил тут когда-то, лет, наверное, восемь назад. — Я указал на квартиру на последнем этаже внутренней части дома. — И с тех пор, кажется, здесь не бывал. А сегодня случайно оказался рядом, и мне вдруг до боли захотелось взглянуть на жилье, где прошла моя юность?
 Похоже, она поняла меня.
— Дом скоро снесут, — сообщила девушка. — Почти все жильцы съехали. Остались только женщина с сыном на втором этаже. И я. Мы должны покинуть его до конца недели. Нас подгоняют. Кто-то задумать на этом месте отгрохать высотку в двадцать шесть этажей. Газ уже отключили, осталась только вода. А в прежде вашей квартире жильцов уже нет дня два. И даже ключ, думаю, оставили в двери.
 Так делают все уезжающие из «подсносков». Суеверие такое. Считается, это должно принести счастье на новом месте. Если хочу, могу даже зайти к себе.  Мне никто не помешает. Девушка подметила, видимо, очень сильно влечет туда, где довелось прожить много лет?
— Только уходя, не забудьте постучать ко мне, я запру ворота на задвижку. Времена тревожные. Плохих людей по ночам шастает много. Безработица рождает бандитизм и терроризм! Мы опасаемся незваных гостей! В доме ведь ни одного мужчины! Если я чем-то могу помочь, звоните во вторую квартиру.
— Спасибо, милая! — Я мягко взял ее за руку. — Я обязательно выполню все, как вы сказали. Хотя возможно пробуду там подольше, раз уж так все удачно складывается. Оказывается, я подоспел вовремя, чтобы попрощаться с прошлой жизнью навсегда!
Ах, девушка! Ты как доброе эхо моей прежней жизни! Она почувствовала, что мне все-таки можно доверять! Как радостно, что такие славные люди, как ты, еще остались!
О жалости и любви к ближнему чаще всего любят поговорить люди, не испытывающие ни того, ни другого. Но чтобы помочь, протянуть руку помощи, с этим у них плохо. А чтобы довериться и просто помочь?
Ты чудное эхо прошлого! Хорошему музыканту оркестр не нужен! Он сыграет и в одиночку так, что вывернет твою душу наизнанку. Хорошему человеку не нужно рассказывать, какой ты. Он сам поймет!
Сейчас я из числа людей, которых не стоит звать в гости. Хотя и не насильник. Может, ты по моему виду догадалась, что я – преследуемый. А поэтому и неудобен, и опасен. Но мне нужна помощь... Светлая ты душа! 
Так думал я, легко, через ступеньку, как и в прежние годы, преодолевая такие знакомые крутые лестничные марши, ведущие на последний этаж.  Я постараюсь убраться отсюда побыстрее. А ей лучше и не знать этого. Правда редко бывает приятной. 
Из массивной двери в квартиру, где прошла моя молодость, действительно торчал ключ. Замок заскрежетал, словно силясь вспомнить меня, потом он, как и полагается, втянул «язык». И дверь бесшумно растворилась.
Я обрадовался, увидев могучую задвижку с внутренней стороны, просуществовавшую в симбиозе с мощной входной дверью все годы долгой жизни дома.
Это содружество способно сдержать натиск нескольких громил на время более, чем достаточное, чтобы я успел включить защиту. Убедившись, что весь механизм в отличном состоянии, я с облегчением запер дверь.
Здравствуй, дом, мы, кажется, давно не виделись, дружище!   
Словно в ответ раздался звук, напоминающий вздох. Так обычно вздыхают старые люди, знающие, как немного рассветов у них осталось в запасе.
Две маленькие комнатушки, словно заждавшись, встретили меня, будто руками, раскрытыми для объятия, распахнутыми настежь дверями, выходящими в длинный коридор. Осторожно ступая,  боясь потревожить воцарившийся тут покой, я вошел в первую.
Это была комнатушка Нинуэ. До ее смерти, наступившей, когда мне едва исполнилось семнадцать, сюда вход был заказан всем.
Я был единственным, кто допускался в это святилище. И всегда входил сюда с каким-то трепетом. В комнате отсутствовало наружное окно. Свет сюда проникал только через стекла входной двери. Или как говорили тогда, помещение освещалось вторым светом. А потому тут всегда царил полумрак, создавая обстановку какой-то загадочности.
В ней еще была и вторая, смежная дверь, ведущая в нашу комнату. При жизни Нинуэ возле неё стояла узкая железная кровать. Сама дверь еще задолго до моего рождения была прочно заперта на замок, ключей от которого не было ни у кого.
Нинуэ вставила в массивную медную ручку этой двери со своей стороны гладкую дубовую палку, упиравшуюся в косяк и исполнявшую роль запора. И вешалки для личного полотенца.
Вместе с кроватью, массивным дубовым комодом, недра которого всегда притягивали меня с неодолимой силой, и единственным стулом это была вся меблировка её квартиры.
А еще в углу у входной двери тогда находилось множество книг, аккуратно уложенных в большой куб. Этот куб стал сокровищницей, черпая из которой, Нинуэ приобщила меня сначала к чтению, а затем и к знаниям вообще. Неизменно поощряя мои успехи шоколадом, банками сгущенного молока, лучшими игрушками, на которых останавливался мой взгляд в магазинах.
Нинуэ обладала уникальной способностью превращать все в пряник без кнута. И фактически легко и быстро определила все векторы моего развития на годы вперед. Она сделала для меня гораздо больше, чем родная мать. Это ей я благодарен за все, чем являюсь ныне.
Перед мысленным взором на мгновение возникла красавица мать. Недалекая, вздорная и ленивая. Упивавшаяся собственной красотой, словно в том была ее личная заслуга. Развод не умерил ни самовлюбленности матери, ни ее самонадеянности. Она полагала, что способна осчастливить нового и гораздо лучшего мужа.
Но мужчины в ее жизни не задерживались надолго, не обременяя себя иллюзией создания семейного счастья с женщиной, бывшей, пожалуй, даже красивей мраморной Венеры, на которую походила. Уже потому, что была живой.
Новое замужество все откладывалось и откладывалось. И мать это связывала исключительно со мной. Кому нужен чужой ребенок, вечно путающийся под ногами, которого к тому же надо кормить? Я был помехой ее счастью.
А потому материнские чувства проявлялись своеобразно: в редкие свободные вечера она наказывала меня по жалобам соседей. За проступки, которые я якобы совершил, даже не пытаясь вникнуть, действительно ли виновен я в чем-то.
Впрочем, надо отдать ей должное, мать меня не била. А только ставила в угол, где подчас надолго забывала про меня.
 Бабка Анн была добрая душа. Свои обязанности она видела в том, чтобы внук всегда был сыт и одет по сезону. Она при первом удобном случае вытаскивала меня из «заключения». И гладя по голове после очередного стояния в углу, причитала, что мать сыну плохого не пожелает. 
На ночь она рассказывала мне сказки, которых знала с десяток, но так основательно перетасовывала незамысловатые сюжеты, что они всегда казались новыми.
Однако Нинуэ вскоре все это резко изменила. Как и остатки моего детства, а в дальнейшем — и всю жизнь. Весь дом, даже когда я подрос, всё ещё продолжал периодически недоумевать, как женщина такого происхождения  решила поселиться в подобной дыре. Но она, как и прежде, не обращала на это внимания. О чем  бы ни говорили люди, они чаще всего говорят ни о чем.
Ее появление было неожиданностью еще и по другой причине. На жилье претендовал какой-то плешивый и грузный господин. Он долго примеривался к коморке, и даже предъявил документ о выделении жилья ему. И потом словно в воду канул. А хозяйкой комнатки столь же неожиданно оказалась Нинуэ.
Моя удивительная память бережно сохранила много воспоминаний о Нинуэ. Вот она прошествовала по дворовому туннелю и лестничным маршам величественно, как английская королева, получившая сообщение, что ее эскадра только что выиграла неравный бой. Стройная и моложавая для своих официальных пятидесяти с гаком лет.
На самом деле, как уже перед самой смертью призналась мне, она была куда старше. Она шла, одетая в парадно сидевший на ней синий костюм, с неизменной золотой заколкой на груди в виде извивающейся змейки. И распространяющая волны аромата дорогих духов «Лориган Коти», которых уже не было в то время. И только годы спустя я догадался, где она их брала.
Вот я сижу у раскрытого коридорного окна, через которое яркое майское солнце юга щедро поливает меня лучами, расстелив на широком подоконнике картинку, изображающую муки грешников, которых жарят черти в аду.
Ее подарил священник, ожидающий получения прихода отец девчонки, проживающей на нашем же этаже, в квартире напротив. В воспитательных целях и для обуздания моих дурных наклонностей, которые так свойственны безотцовщине. В надежде, что грядущие кары вразумят меня.
 Нинуэ склоняется над подарком, весело смеется, и – нет, не говорит, – а именно торжественно заявляет, чеканя каждое слово:
— Никаких чертей в природе нет! И никогда не было. Дьявола создали низкие и глупые люди. Чтобы было на кого сваливать свои грехи! И засел он в них весьма прочно.
Она всегда говорила так, когда хотела, чтобы сказанное отложилось в памяти слушателей. И достигала ошеломительного эффекта. Краем глаза я засек, как дернулась занавеска на окне служителя культа, слушавшего исподтишка эту загадочную соседку.
С того дня он больше не докучал мне чертями. А я, шестилетний мальчишка, совсем перестал бояться темноты. И обитающих в ней чудовищ.
 Помню, с каким удивлением все узнали, что Нинуэ свободно владеет несколькими иностранными языками, прекрасно ориентируется в математике, физике. И знает еще много, как говорила она, других естественных дисциплин.
Своими вопросами она не раз ставила в тупик даже двух соседей, имевших ученые степени. Кроме того, она прекрасно играла на фортепьяно, когда соседи этажом ниже просили ее помузицировать на их инструменте.
И создавала удивительные коврики - аппликации, с которых плотоядно поглядывали, как живые, страшные африканские хищники.
Иногда Нинуэ рассказывала мне с грустью о своих старших братьев, погибших в первую Мировую, до ее рождения. И родителях, скончавшихся в преклонном возрасте один за другим. После чего она осталась маленькой девочкой, посмертной сестрой и сиротой. Одна-одинешенька на всем белом свете.
А еще в доме циркулировали слухи, будто бы однажды Нинуэ едва не вышла замуж. Но помолвка была расторгнута. Жениха она застигла, дескать, с кухаркой, бросила ему в лицо обручальное кольцо.
После этого она заняла прочное место среди старых дев. И с тех пор, будто бы, отклоняла любые попытки склонить ее к супружеской жизни. И оттого осталась незамужней.
Учитывая характер Нинуэ, это могло быть и правдой. Хотя возникал вопрос. Кто и где ее раскопал? Но Нинуэ все сведения на эти темы не опровергала и не подтверждала, отчего они гасли, не успев разгореться. Не говорите о себе плохо, смеялась она. Дайте сделать это другим! Поверьте, у них получится лучше!
Я стал единственным существом, на которое старая дева перенесла все свои нерастраченные чувства. Она решительно покончила с мифом о моем хулиганстве, отстояв меня перед соседками, пытавшимися взвалить на меня в очередной раз провинности своих отпрысков, и перед матерью.
Она называла меня торжественно и гордо: наш сын. И интересно выговаривала  краткое имя, которым меня и наградила: Лён! Только мне она разрешала и даже требовала, чтобы я обращался к ней на ты, а звал просто Ни.
Ни с энтузиазмом взялась за мое воспитание и образование. Тратила кучу денег на покупку мне книг, лакомств и хорошей одежды. Водила по театрам, музеям, концертным залам и картинным галереям.  И часто брала с собой за город, на природу.
Здесь мы отгораживались от остального мира. И тогда Нинуэ рассказывала мне печальную сагу о человечестве, которое жило на Земле прежде. Я почти не понимал ничего. Но сказанное удивительно легко впитывалось и запоминалось. Только годы спустя я  понял, почему.
Неодолимая сила влекла меня в комнатушку Нинуэ. К ее узкой кровати, жесткость которой я впервые осознал, когда попытался на ней попрыгать. Притягивал меня сюда и старинный комод содержимым своих певучих ящиков.
Мне нравилось хозяйничать в нем. В верхних трех ящиках лежали полотенца и постельные принадлежности. Самым интересным был, конечно же, нижний ящик. Он был набит старинными монетами. Медалями и значками, столовым серебром с вензелями, несколькими легкими золотыми украшениями, явно сделанными хорошими мастерами, альбомами с открытками неизвестных городов мира, которые я никогда не видел, старинными фотографиями красивых людей с умным взглядом. 
Но среди многочисленных сокровищ в комнате Нинуэ было одно, которое влекло меня особо. Это была картина, написанная пастелью на картоне, висевшая над комодом. На ней была изображена прелестная головка девушки в странном колпаке, из-под которого выбивались густые темно-каштановые локоны с медным отблеском.
Я подолгу рассматривал загадочные тонкие черты лица красавицы, на котором светились звездным блеском зеленые - презеленые глаза, нет, даже изумрудные, невероятно бездонные и искрящиеся.
Алый бутон губ, казалось, вот-вот зашевелится. И что-то произнесет. А две прекрасные руки, свиваясь в опору для овала подбородка, придавали портрету какой-то особый трагический вид.
Я надолго замирал перед картиной и сосредоточенно тер лоб, словно пытаясь понять или вспомнить что-то очень важное. Нинуэ в такие мгновения словно растворялась. Она отступала куда-нибудь в угол, и, по-моему, даже переставала дышать.
Когда мне исполнилось пятнадцать, она впервые осторожно спросила, кивнув на портрет:
— Хороша?
Я почувствовал, даже в полумраке клетушки Ни, как краснею, словно созревший томат. Для меня речь шла не о картине. А о живой красавице, в которую я, как и подобало мальчишке моего возраста, был тайно влюблен. Но все же я сумел честно выдавить:
— Даже слишком! Иногда мне кажется, что она вот-вот оживет. И еще возникает ощущение, когда смотрю на нее, что мне нужно вспомнить что-то очень важно. А я не могу…Кто она?
 — У нее в разные времена были разные имена, хотя и очень похожие. Но не стану углубляться в далекое прошлое. В восемнадцатом веке ее звали Лариса. В девятнадцатом Лоран. Это единственный портрет, запечатлевший ее в последний год ее последней короткой жизни. Ей он очень нравился. Она была художником и смыслила в этом лучше многих других.
— Она умерла? — Сердце мне стиснуло и, глотая слезы, я все-таки выдохнул: — От чего?
— Ее убили! — печально сообщила Ни.
Я тихонечко дотронулся до кисти правой руки Лорины. И тут же от неожиданности отдернул пальцы: мне на руку упала горячая капля.
— Она…портрет… плачет? — Я был на грани срыва.
— У тебя отличное воображение. Ты начал ощущать ее как живую. Что ж, пожалуй, пора.  А теперь посмотри на нее заново. И очень внимательно. Потому что однажды ты встретишь ее.
 Я сквозь слезы попытался вновь вглядеться в знакомые черты лица. И мне словно открылся новый иной завораживающий и страшный мир. В воспаленных от бессонницы углах изумрудно-зеленых глаз поглядывали заметные признаки давней усталости и сильных душевных мук.
Из глубины бездонности очей на меня глянула безысходная тоска. Кончики орхидеи губ печально поникли. А две прекрасные руки с трудом поддерживающие ставшую непомерно тяжелой голову, были само отчаянье.
— Вот ты и увидел настоящую Лору. Сколько ужасов она пережила. И если есть предел человеческому терпению, то у нее он был самым огромным. А когда силы больше не было, она выбирала смерть. Обычно ее убивали.
— Ты знала ее?
— Да, более трех сотен лет в общей сложности! — Ответила задумчиво Нинуэ. — Мы были довольно близки. И я всегда ощущала, что в том времени и пространстве, где нам довелось столкнуться, второй такой больше нет.
Я был ошарашен. В моей голове все полностью смешалось. Мне показалось, что Ни сошла с ума. И я, наверное, тоже.  Жгучая слеза, оброненная портретом, разом изменившийся до неузнаваемости такой, казалось бы, знакомый  и понятный образ, запечатленный на картоне.
Несколько жизней, которые прожила эта женщина, более, чем трехвековое знакомство ее с Нинуэ, причем в разных ипостасях – все это потрясло меня. К глупости мы приобщаемся с помощью своих ленивых друзей и малограмотных учителей, а вот к умным вещам мы можем приобщиться только сами.
Я силой сумел разорвать наваливавшийся на меня дурман. Хотя все еще, словно со стороны, слышал себя. Потому что я прежде об этом наверняка никогда не осмелился бы спросить.
— Кто написал эту странную картину, и как она попала к тебе? — Какое-то внутреннее чувство подсказывало мне, что рисунок оказался в мрачном чулане не случайно.
— Портрет написал некто Зиновий Орлов. Вот его подпись, на завитушке локона. Он писал, как дышал.  И только тогда, когда сам хотел этого. Его имя почти забыто. Гильдия художников его не слишком чествовала. Он оставил после себя небольшое наследство – в основном пастели на картоне. Но люди, видевшие его головки, называли Зиновия русским Грёзом. Идею написать головку Лоран подбросила ему я. И оказалось, что он тоже думал об этом. Он был гений и всего несколькими мазками набросал историю многих ее жизней. Среди друзей художника, любителей его живописи, эта картина почему-то получила название «Кармелитки». Хотя, по-моему, в монастырях кармелитов таких колпаков не носили. Он скорее похож на медицинский.
— Как же мы можем встретиться, если Лорина давно умерла? — в моей детской голове, смирившейся с неизбежностью чудес, это чудо никак не хотело поселиться. И тогда Нинуэ объявила мне:
— Скоро изобретут новую машину. И тогда станет ясно, как устроена Вселенная вообще. Далеко не всем, конечно. Да это и не обязательно. Но ты узнаешь, что в нашей жизни может происходить решительно все. Даже то, что люди считают совершенно невозможным. И как долга твоя жизнь, и что можно узнать только после смерти.
Мне припомнилась недавняя стычка с соседом священнослужителем, подарившем мне ту картинку с чертями. Неизвестно с какой стати он вдруг предложил мне вспомнить о своей бессмертной душе.
Я не любил этого ханжу и раньше. И уж не упустил случая, пусть и с опозданием дать попу решительный отпор. После смерти ничего нет, решительно заявил я.
— Если после смерти ничего нет, — возразил он благостно и печально, как это умеют изрекать только служители церкви, — то жизнь теряет всякий смысл. Подумай об этом!
 Но, как всегда неожиданно появилась Нинуэ:
— Если большинство людей, растрачивающих жизнь бессмысленно и мерзко, за это еще должны получить посмертно новую жизнь, то ни о каком смысле этой самой жизни говорить вообще не стоит!
Поп, не ожидавший такого отпора, счел за лучшее опять скользнуть в свою комнатку.
 Нинуэ постоянно иронизировала надо мной, когда я был поглощен  древнеиндийским трактатом о переселении душ. Ее очень интересовало, как душа соседа, работавшего в ресторане шеф-поваром, что отложило надлежащий отпечаток на весь его внешний вид, уместится после смерти в теле хилой дрожащей болонки соседки со второго этажа?
А ведь я тогда поверил ей. Она всегда говорила очень логично...
— Значит, ты обманула меня? Переселение душ существует?
— Существует не переселение душ, а возврат. Но не каждая душа получает право возвращения. И не в любое тело пса или дерева. Но об этом давай-ка мы поговорим в другой раз.
 Продолжить разговор  не получилось. Нинуэ умерла через месяц. Но она, зная, что скоро уйдет, оставила помимо завещания, передававшего все ее имущество «в чем бы и где бы оно не находилось» мне, еще и предлинное письмо. Она всегда держала свое слово.
Впрочем, мне пора было прервать нахлынувшие воспоминания. Я пришел сюда неспроста. Здесь десять лет назад Влад, человек, который первым открыл мне, кто я и какова сущность мира и устройство жизни, и помог понять, как пользоваться своими природными данными, установил Источник.
Я шел сюда в надежде пополнить из него Энергию. Я израсходовал слишком много ее прошлой ночью на защиту, к которой меня принудили. Сейчас во мне не осталось и десятой ее доли.
Много лет назад, съезжая с этой квартиры, я решил не уничтожать Источник, – устройство его вещь достаточно хлопотная и энергоемкая, – а тщательно замаскировать. Времена и тогда уже были тревожные, хотя нас невзгоды обходили все еще стороной. Когда-нибудь, говорил я себе, вернусь и закрою Источник.
Но мои пути-дороги словно уводили меня от старого дома.  Словно кто-то не давал мне сделать давно намеченное дело, оберегая источник для такого дня, как нынешний. А сегодня ноги сами привели меня сюда.
Я отковырял ржавым и сточенным перочинным ножиком, видимо, поэтому и брошенным последними хозяевами на окне, кусок штукатурки. И вскрыл воронку. Прижал к ней руки и почувствовал, как Энергия начинает заполнять все мои клетки. Через несколько минут я был полон ею до краев.
Люди, жившие тут еще два дня назад, при переезде бросили диван. Старый, потертый. Но с пружинами у него было все в порядке. И у меня мелькнула мысль: не отдохнуть ли мне тут часок-другой: перед предстоящими еще неизвестными опасностями? И, возможно, не слишком желательными встречами? Я ведь теперь опять мог выставить энергетическую защиту. Она гарантировала безопасность от тех, кто надумает сунуться сюда, даже если я засну. Я давно не спал!
Проделав все необходимое, я вытянулся на диване и еще раз оглядел комнатушку, где все еще, казалось, витал дух Нинуэ.  На какое-то мгновение мне показалось, что Ни, как прежде, попыталась заглянуть мне во внутрь моих глаз. Впрочем, все это было уже во сне, который обрушился на меня, полностью и мгновенно выдавив из меня все мысли.

СОЛИТОН  9 Я БОГ ТВОЙ И ТВОЕГО НАРОДА!
— А ты, сука, дорого заплатишь за все! — Эта мысль неотвязно крутилась в голове Фареша все время, пока его везли в госпиталь Службы. Пока хирург латал разорванную артерию и бинтовал рану. Фареш еще не знал, как будет выглядеть его месть.
Но она должна была быть страшной. А перед тем он все рано утолит свое желание! Даже если для этого придется привязать ее за руки и за ноги к кровати. Даже распять ее! Раз пять! И он рассмеялся своему каламбуру.
— Страшного ничего уже нет. Но надо пару часиков полежать тут, в стационаре.  Так на всякий случай, чтобы вновь не открылось кровотечение. Неделька-другая бережного отношения к ноге. Ну, естественно, каждый вечер ко мне – на осмотр и перевязку! Надеюсь, здесь вам будет уютно. — Сказал врач на прощание, покидая своего высокопоставленного пациента.
 На отсутствие уюта жаловаться действительно был бы грех.  Просторная комната, с ванной и туалетом, добротно меблированная, скорее напоминала номер в отеле со многими звездами, нежели больничную палату.  Клумба прямо перед окном, пестревшая прекрасными цветами, источала аромат, врывавшийся в комнату.
За клумбой начиналась аллея, вдоль которой вытянулись в две шеренги высокие кипарисы, как бы охраняющие растущие за ними кустарники. Это еще больше усиливало впечатление, будто находишься на курорте.
И только белоснежный цвет всей мебели да шкафчик со стеклянными дверцами и стенками, сквозь которые с любопытством посверкивали флаконы, пузырьки и коробки с лекарствами, возвращал Фареша в больничную палату.
 Впрочем, Фареш, никогда не придававший никакого значения всей этой красоте, не замечал ее и сегодня.
— Ты, сука, дорого заплатишь за все! — Повторил он негромко вслух, как только остался один, легонько ощупывая повязку.
И вот тут это и началось.
 — Не сомневаюсь!  За тобой не заржавеет! Но сначала тебе придется расправиться с ее любовником, которого ты слишком рано записал в покойники!
Незнакомый голос настолько неожиданно и ясно прозвучал в его голове, что Фареш вздрогнул.
— Да, — громко пробурчал он, — весьма удачный день! И завершается он, вдобавок ко всему, галлюцинациями!
— Ты достаточно критически мыслишь, — возразил тот же голос в его голове, — Так что о глюках не может быть и речи!
— Тогда что это? — Со злостью прошипел Фареш. — И кто же говорит со мной?
— С тобой беседую я – Бог, твой и твоего народа.
— Ну, если ты действительно Бог, то мог бы и знать, что к богоизбранному народу, лично я абсолютно никакого отношения не имею!
— Богоизбранность была весьма оригинальной выдумкой. Особенно если учесть, что Моишея с его племенем я водил по пустыне сорок лет. И она вся была устлана телами павших во время этого не-пойми-куда похода. Чтобы они не вымерли совсем, приходилось даже подкармливать манной, которую я им сыпал с небес. Но зато как удалось закалить их! Скажу только тебе, зачем они мне так были нужны. Как разработчикам идей им, право же, цены нет! Брось идею – они вцепятся. И обсосут, как конфетку! Не стану утомлять тебя скрупулезными примерами этой работы. Но только один факт переработки пергаментов свитков, на которые я их навел в пещерах Мертвого моря, говорит сам за себя! Даже я был удивлен. Ты представь, сколько лет на мировом рынке является бестселлером эта книга, в которой концы не сходятся с концами? Такую славу нельзя даже представить и во сне!
А этот с его замечательной теорией относительности, замахнувшийся на самого Ньютона? Или, может, ты думаешь, что я ему экскурсию по планетам Солнечной Системы устроил? Даже я был озадачен. Хотя удивить меня трудно. А теперь на этом основании его в целом неприменимой нигде теории умные головы заявляют, что наука пришла в полное согласие с религией. Поскольку стало совершенно непонятно, что вокруг чего кружится – Земля вокруг Солнца или Солнце вокруг земли. Славные, одним словом, ребята! Мои надежные помощники и резерв!
— Послушай! — Фареш начал терять терпение. — Я готов предположить, что ты действительно Бог. Но почему ты не хочешь явиться мне в каком-нибудь материальном обличии? Как тому же Моишею! Общение с голосами, знаешь, как-то напрягает.
— Да будет так! Ты хочешь в строгом соответствии с его утверждениями, с громами и молниями? Тут, честно говоря, он немножко загнул. Я не очень-то люблю шум. Просто навел его на каменные скрижали. Да и в таком закутке, как твоя палата, от такого грохота и блеска вспышек ты, пожалуй, оглохнешь и ослепнешь. Может, выберешь для реального явления что-нибудь попроще?
— Весьма мудро. Нельзя ли, скажем, использовать образ Москатвы, президента страны, соседней с нашей?
— Хороший выбор, я сам бы не сделал лучшего! Тем более, что это твой идеал и образец для подражания! — С готовностью откликнулся голос.
И тут же в кресле, где еще недавно восседал хирург, дававший последние советы, Фареш на короткий миг увидел Лорину с лицом, искаженным болью, когда он сломал ей руку. Ее моментально сменил валет треф из его карточной порнографической колоды, ухмылявшийся обеими лицами своих ассиметричных половин, из-за уха которых торчал толстый половой член, и пытавшийся изобразить танец живота, который у него напрочь отсутствовал.
А затем в кресле оказалась ни кто иная, как Мэрилин Монро, собственной персоной. Она состроила Фарешу милую гримаску. Пустив в сторону окна несколько колец сизоватого сигаретного дыма. Затем Мэрилин встряхнулась, очертания ее облика расплылись. И, сойдясь вновь, составили точный облик президента.
Теперь в кресле, как у себя дома, расположился лысеющий, низкорослый, невзрачный, стареющий диктатор, со щелками маленьких глазок, тонкогубым ртом, признаком жестокости. Тот самый мясник, которому не интересно мнение баранов о его доброте! Каким он и был на самом деле.
Утиный нос, каковой неизменно приводил в восторг пропрезидентскую прессу как одна из чисто национальных черт, хмыкнул. И лицо растянулось в улыбке. Эту физиономию Фареш видел не раз. И эту псевдоприветливую ухмылку, сквозь которую прогладывало презрение, он не спутал бы ни с какой другой.
Этот человек был одним из самых умелых и совершенно бесстыжих лжецов. Он умел говорить столь убедительно, что от его речей в доверчивых людских головах его слушателей оставался прочный, как проба на золотом изделии, оттиск несомненной правды. Фареш перед ним благоговел.
У нас больше нет бедных, например, уверенно заявлял президент репортеру телевидения. И это была голая правда. Поскольку бедность фактически исчезла, перейдя в категорию крайней нищеты. 
Зарплата растет, широко улыбался он аудиториям. И это тоже невозможно было оспорить. Хотя, инфляцию она за все годы его правления не только не покрывала, но уже и не позволяла сводить концы с концами.
Да, страна, с которой прежде другим приходилось считаться, при нем стала полноценной банановой республикой. Правда, без бананов, которые тут никогда не росли. Зато народ мог гордиться, что его президент на отсутствие экзотики никогда не жаловался.
И то ведь! Когда обладаешь столькими миллиардами в купюрах с портретами мертвых президентов, рассованными по счетам друзей, игравших его королевскую свиту, вряд ли стоит особо переживать по этому поводу!
Народ по-своему гордился мастерством, с каким президент  сначала за бесценок распродал экономический потенциал страны, а затем даже восторгался, как он «экспроприировал» «зелень» у своих сообщников, чьими руками под его руководством это самое государство было превращено в большую подыхающую от безделья и пьянства глухомань…









                ВОЗМУЩЕНИЕ ВТОРОЕ
                БЕССИЛЬНЫЕ СИЛЫ

СОЛИТОН 10  БЕЛЫЙ ТАНЕЦ
Сон почти сразу обрушился на Леонарда. Ему снилось, что он проснулся. Глянул на часы. Стрелки показывали ровно три часа ночи. В этот час много лет назад умерла Ни.  Накануне вечером Ни позвала к себе бабушку. И они о чем-то долго шептались. Анн вернулась с бледным лицом.
— По-моему, Нина (так она звала Нинуэ) тронулась рассудком!  — Сказала бабушка. — Она надавала мне тысячу поручений. Потому что, видите ли, она сегодня в три часа ночи должна умереть! Кому должна? Зачем?
И повертела пальцем у виска.
— Ну, видано ли такое дело, чтобы человек здоровый, бегающий, как лошадь, которую ошпарили бичом, через несколько часов умер?
 Леонард вошел к Нинуэ. И был поражен тем, что увидел там. На комоде лежало несколько больших пакетов, к каждому из которых прикреплен конверт. В последствие оказалось, что это были письма. Тем, кому Ни оставляла свои посмертные подарки.
Сама Нинуэ, несмотря на поздний час, когда она уже обычно ложилась в кровать, была одета в свою парадную форму, на которой была приколота золотая брошка в виде золотой змейки – постоянный атрибут ее одежды. Постель тоже было застелена заново, чистым бельем.
— Бабушка сказала мне…— начал было Лён.
Но Ни мягко оборвала его.
— Сейчас у меня другое и очень важное дело. И поверь, я бы хотела отложить его, но это не в моих силах.
 Она прижала голову Леонарда к своей груди, погладила по волосам. И, вздохнув, тихонько подтолкнула его к двери. Выпроваживала она его впервые. Он был обижен. Но не стал сопротивляться и ушел. Он тогда сразу же лег и буквально вот так, как сегодня, провалился в сон.
Но среди ночи неожиданно проснулся. Такого с ним прежде не было. Посмотрел на часы. Стрелки показывали ровно три часа ночи. Леонард потихоньку, на цыпочках вошел в комнату Нинуэ, дверь в которую была, вопреки ее многолетней привычке, в ту ночь открыта настежь.
 Он надумал разбудить ее. Чтобы они вместе посмеялись над ее неуместной шуткой. Но когда вошел, Ни как-то тяжело выдохнула его имя, ее рука приподнялась в его сторону и безвольно упала. Она  перестала дышать.  Лён в ужасе растолкал бабушку и мать. Ни была мертва. Так получилось, что он принял ее последний вздох.
 И сейчас он никак не мог понять, видит ли страшную картину вновь, вспоминая ту ужасную ночь, неожиданно проснувшись, или  все это еще один сон, который снится ему ныне.
А тут еще неожиданно все мысли и видения смешались. Комнатушка Ни растянулась в огромный зал с массивными колоннами. Тут под звуки вальса Чайковского кружились пары.
Он с завистью смотрел на них, стоя у колонны. Потому что никогда не вальсировал сам. Но вот звуки замерли. Пары разошлись по залу.
И тут в комнату вошла молодая, лет двадцати, женщина. Красавица, с тугой черной косой, свисавшей с плеча на грудь. В белом, похожем на подвенечное, платье.
Зазвучал красивейший « Сентиментальный вальс». Она подошла к нему, заглянула в самую глубину его глаз и присела в реверансе. Лэн понял, что сейчас «белый танец», и красавица приглашает именно его. И он, никогда прежде не танцевавший вальс, почему-то все же согласился.
Сначала ему чудилось, что он обнимает рукой талию Лорины. Но вдруг неожиданно понял, что это никто иная, как молодая Ни. Хотя никогда не видел ее ни в такой одежде, ни в этом возрасте.
— Здравствуй, Лён, — сказала она молодым певучим голосом, которого он прежде никогда не слышал.
— Ни? — Только и сумел выдохнуть он. — Но ведь ты же умерла! Столько лет назад!
— Ах, мой мальчик! — рассмеялась Ни, кокетливо откинув голову. — Что мы знаем о жизни и смерти!?  Есть, конечно, некий наукообразный постулат, скорее даже догма, будто человек жив, пока работает его собственное сознание. А когда оно гаснет, то он умирает. И с ним, как бы, умирает весь остальной мир. Хотя и умерев, мы вроде бы можем жить и в чужом сознании. Но я же оставила тебе несколько писем.
— Ты ими тогда только окончательно запутала меня. Мне сразу же вспомнился отпор, который ты дала нашему соседу священнику, сказавшему, что если после смерти человека ничего не остается, то жизнь абсолютно бессмысленна.
Когда я читал, мне очень трудно было принять, что каждый человек приходит в этот мир чем-то вроде чистого листа бумаги, который в течение жизни нелегко заполняется знаниями и чувствами.
А потом все это умирает вместе с ним. А следом этот же путь проделывают все новые и новые поколения. Нагромождая все новые осколки знаний. И создавая такую невнятицу, которая непонятна никому. И разве это не означает полную бессмысленность создания человека?
— Но сейчас-то ты понял! Я говорила тогда не вообще о людях, — улыбнулась Ни, увлекая его в середину танцующих, — А только о тех, кто растрачивает жизнь абсолютно бессмысленно и мерзко – а вокруг тебя  сегодня таковых большинство. И если они за это получат еще и новую жизнь после смерти, то какой в том смысл? Неужели ты не понимаешь, что многие при всем внешнем физическом сходстве с людьми просто не имеют никакого права называться людьми.  И если их единственная цель пристроить свою душу в раю при жизни, то кому это нужно? Теперь-то ты понимаешь, что я имела в виду?
В памяти со всей отчетливостью всплыли строчки первого посмертного письма Нинуэ, адресованного мне.
«Здравствуй, мой сын! Ты, наверное, давно уже понял, где-то там, в укромном уголке своего сознания, что в твоей жизни, я появилась неслучайно. Мне выпала высокая честь стать твоей первой наставницей в этом твоем нынешнем воплощении. И я горжусь этим, горжусь тобой и твоими успехами.
Это не столько моя заслуга, сколько твоя. Ты играючи используешь свой мощный потенциал. Ты усвоил и владеешь знаниями, которые намного опережают знания твоих сверстников. Твердая логика, фотографическая память и способность ухватывать суть дела едва ли не с первых слов вместе с блестящей интуицией тебе отпущены с максимальной щедростью.
 Это наследственный фактор. Только ты наследуешь не родителям, а самому себе. И, безусловно, заслужил своими делами в прежних жизнях право, опять вернуться в этот мир.
И я с удовольствием бы находилась рядом с тобой еще долго. Но знаешь, единственная штука, которой всегда по-настоящему не хватает, это Время.  И раз уж ты держишь в руках эти листки, значит, оно вышло и у меня.  Мне напоследок нужно сказать тебе очень многое. Чтобы ты понял, кто ты и откуда пришел в этот простой и одновременно очень сложный мир, зачем и куда поведет тебя судьба дальше…».
Потом он понял все, о чем говорила Ни. Все до самого донышка. Когда соприкоснулся с сообществом Девяти Неизвестных. И, войдя в это общество, отчетливо увидел, как предельно разумно было задумана жизнь Творцом, которого никто никогда не видел и который, возможно, перестал думать о человечестве. Как о работе, которая сделана хорошо и завершена…
 — Что ж, память у тебя по-прежнему прекрасная. Мои письма ты помнишь наизусть. Хотя прошло столько лет. Почитай и это. Оно также адресовано тебе. Правда, в предыдущей жизни. Но, к несчастью, ты его так и не получил.
Она вручила ему конверт, перевязанный черной лентой, и исчезла, словно растаяв в воздухе. А конверт остался у него в руках. Затем внезапно оборвались музыкальные аккорды. Зал, где только что танцевало столько народа начал быстро сжиматься.
Люди исчезали с головокружительной поспешностью, словно вспомнив, что их где-то давно заждались. И Леонард вновь оказался в комнатушке Ни. С письмом в руках.
Он подошел к окну. И положил конверт на подоконник. И извлек из него пожелтевшие листки. Письмо было написано по-французски. Некая Лоран адресовала его некоему Леону.
На какой-то миг он усомнился, что сумеет прочесть послание. Ведь ему не известен этот язык. Но пробежав глазами первые строчки, понял, что опасения его напрасны. Он не просто способен их прочесть, но и понимал все тонкости изложенного в письме. 
 Он сразу же догадался, что листки исписаны почти сто лет назад изумрудноглазой красавицей с копной каштановых волос, чей портрет висел в комнатушке Ни. И предназначались человеку, которого она любила всей своей большой, нежной и страстной душой. Он понял и другое: кто был тот адресат, до которого письмо так и не дошло. В глазах Лена стояли слезы. Буквы расплывались. Но он начал вновь перечитывать его.
«Леон! Леон! Не молчи, любимый! От этой неопределенности я не знаю, что думать! Твое и мое время течет по-разному. У тебя одни заботы.  А у меня появились другие. Вот сейчас я наберусь мужества, и все расскажу тебе. Когда  уезжала, я только мучилась подозрениями, а сейчас уже точно знаю: я беременна. Горько осознавать, что все это так не вовремя! Но относиться к твоему семечку, как к врагу, я не хочу. Да и не могу.
Как это было бы здорово, если бы этот маленький человечек родился! Как я любила бы его! Но у меня такое чувство, что этого не будет. Что-то помешает мне стать матерью. Впрочем, не обращай внимания. Это только дурные мысли, которые появляются, оттого, что тебя нет рядом. И еще оттого, что ты целую вечность молчишь. Ну, ни одной строчки!
 Не молчи! Напиши что-нибудь! Пусть даже фраза начинается с этой твоей дежурной «ласточки», с которой ты обращаешься ко всем женщинам, кроме меня!
 Недавно снился сон. Стрельчатые арки. Матовые стекла. У окна человек с лицом помолодевшего Фауста. Многие высокородные дамы, помешанные на замках, турнирах, драконах, домогались его. А теперь и принцесса. Тонкая и белокурая – ядовитая красота. Ее капризы должны исполняться. Иначе… Вот и сейчас умнейшего, благороднейшего человека в государстве ждет гильотина.
 Площадь бушует. Те немногие, кто осмелился открыто выступить в его защиту, умерли от несчастных случаев. Он многим мешал. Женский каприз царственной особы сыграл его врагам на руку.
 Итак, ведут. С трудом протискиваются к помосту. Вот и лестница. И вдруг тишина. Стражник уронил меч. Звук долго метался по площади, отталкиваясь от стен домов, окружающих помост для казни, падал на булыжники мостовой.
Человек, поднимавшийся по ступенькам на помост, держал голову подмышкой. Голова улыбалась. Все! К чему бы это?
Пару дней назад грянул мороз. Томаты на огороде соседей превратились в кисель. А кисель покрылся инеем. Днем летают белые «мухи». Удивительно, ведь недавно было так тепло! Золотая луна на синем фоне кажется мне то булкой, то дыркой в небе, через которую сочится свет.
 Кожа моя по инерции становится все бархатнее. А еще тянет на подвиги. Но единственный мой сподвижник так далеко, что приходится направлять все силы на поиски других занятий. Хочется рисовать. Пробую. Плохо получается. Очень плохо. Но я думаю, рука должна вспомнить. Я заставлю ее.
На севере невысоко над горизонтом висит лохматая «звезда». Горит, как костер на ветру. То белым, то красным, то голубым, иногда движется зигзагом. Я пробовала сравнивать ее с другими. Нет, не похожа она на остальные звезды. Жаль я не астроном. Я бы ее уличила!
Получила письмецо от Элен. Пишет, где кого встретила, кто как посмотрел на нее и что сказал. Вот беззаботный оазис! Хотя она, может быть просто не захотела писать о сложностях и проблемах. А у меня без тебя только сложности и только проблемы. Хотя какие же это проблемы по сравнению с теми, которыми занят ты?
 Тоскую огромную вечность, больше которой не бывает! Целую, целую, целую! Твоя рабыня Лоран».
Внизу на последней страничке я обнаружил приписку, сделанную другой рукой:
«Ко всем сложностям нам не хватало еще ублюдка! Срочно прекратить это и доложить!» («прекратить» подчеркнуто жирной линией).
 На обратной стороне последней страницы приклеена вырезка из газеты.
«Вчера на переезде недалеко от Парижа обнаружен труп молодой женщины. Местный обходчик путей уверяет, что видел, как произошел несчастный случай. Женщина, видимо, не подумала, что длинный шарф, накинутый на шею поверх пальто, и расстояние от места, где она стояла, до железнодорожного полотна сыграют такую роковую роль.
Воздушная волна, поднятая проходящим поездом, взметнула злополучный шарф, его зацепило за какую-то деталь вагона. И через мгновение женщина оказалась под поездом. Лицо ее отрезанной головы, найденной неподалеку от туловища, казалось, хранило улыбку.
Так что изначальная версия, будто бы кто-то толкнул ее под поезд, полностью развалилась. Хотя и нет никакого объяснения, зачем она пришла сюда, так далеко от платформы станции…».
Леонард сразу понял, чей это был труп. Почему не дошло последнее письмо. Хотя и не смог уяснить, кто так разделался с ней и зачем, придав делу видимость случайной смерти.
Но тут, словно пощечина, раздался в  мозгу Леонарда голос, похожий на голос Ни, но полный гнева и укора.
— Лежишь!? А Лорина в опасности!
 Леонард рывком вскочил и сел на диване. Какой же он самовлюбленный болван! Как он мог так разоспаться?

СОЛИТОН 11 ОСОБАЯ НАДЕЖДА
…Москатва для Фареша был не только образцом, но и, своего рода, наставником. Хотя сам образец об этом вряд ли подозревал.
Зато, надо полагать, сильно подозревал, что те, от чьего имени, он якобы получил власть, его любят не слишком. И на всякий случай избегал широкой массовости в общении. А при контактных встречах его плотным кольцом окружала надежнейшая охрана. И вот этот человек во плоти сидел в кресле напротив Фареша. И без охраны.
— Я тебе Лорину, Валета и Мэрилин показал, поскольку у тебя в этот момент даже следов мыслей об этих объектах и близко в голове не было.  А, стало быть, галлюцинацией наше общение с тобой и то, что ты сейчас видишь, назвать никак нельзя. Надеюсь, теперь ты не станешь отрицать реальности происходящего? Более того, ты даже можешь пощупать меня!»
— Я, — дрогнувшим голосом произнес Фареш, — всю жизнь прожил атеистом. Разве я мог усомниться, что Тебя нет? Начитался я всякого. И поверил лжецам. Писакам вроде Лео Таксиля и прочим. Но как Ты допустил, чтобы они это написали! Эти заведомые негодяи, трактуя Книгу Твою, бесстыдно утверждали, что Тебя либо вообще нет, либо Ты просто наглый обманщик! Ты, дескать, незаконно расторг сделку, по которой богоизбранные подчиняются всем правилам, установленным Тобой. Ты же, со своей стороны, оберегаешь свой народ от всех напастей. А насколько хорошо ставят эти сволочи свои вопросы! Почему ты их не защитил, когда их били ассирийцы и вавилоняне? Почему позволил варварам покорить их? Потому, что они нарушили условия договора? Или вообще договора не было? Тяжко, мол, признать, но из того и из другого вытекают очень нелицеприятные выводы!  А мне сейчас каково пред лицом Твоим?
— В мои планы общения с тобой на этот вечер не входит обсуждение проблем ни теософии, ни безверия, друг мой. Атеизм, кстати, – тоже разновидность веры. Люди научились быстро менять веру, снимая ее как старые перчатки, и выбрасывая их на помойку. Это очень долгий разговор, и к нашему  делу отношения не имеет. Но вот я здесь, а ты пред лицом моим, и тебя это не смущает?
Сказать, смущен, было бы проще, как если бы не говорить ничего. Он был ошеломлен. Пожалуй, даже его состояние можно было назвать подавленностью. Как это бывает с человеком, чьи глубокие убеждения разом рухнули и оказались растоптанными в прах.
 — Прости, Господи! Каюсь! Я не ведал, что творю! Прости меня, Создатель, по безграничной милости твоей! — Фареш потянулся к сидящему в кресле с явным намерением поцеловать руку, — Прости, что не веровал, будто ты существуешь!
— Раскаяние мне твое ни к чему, если не сказать, что оно излишне. — «Президент» отдернул руку, к которой пытался приложиться Фареш и улыбнулся ему своей самой экранной улыбкой, в которой сквозила тончайшая нота презрения к тем, кому он намеревался разъяснить, что грабеж есть основа демократии. — Да и создателем я, честно говоря, не являюсь. Постарайся понять: я просто Бог. Один из многих. Древние греки, эти дети природы, тонко ощущали наличие множественности высших сил, управляющих ими.
— Господи, теперь я и вовсе утратил нить смысла, — лицо Фареша отражало полную растерянность.
— Хорошо, — кивнул гарант Конституции соседей, — я расскажу тебе историю, которая, надеюсь, поможет тебе сориентироваться в ситуации.
… Когда Норберт Винер, которого называют одним из отцов кибернетики, создал первую мощнейшую электронно-вычислительную машину, он начинил ее огромнейшей массой знаний. Микросхем тогда не существовало, интернета тоже. Блоки памяти, построенные на ламповой основе, заняли несколько солидных зданий.
Норберт созвал коллег и предложил им задавать машине вопросы любой сложности, но при этом формулируя их как можно короче.  Те сомневались в огромных возможностях машины, о которых сказал им Винер. И начали задавать ей простейшие вопросы. Ну, например,  сколько будет два, помноженное на три?
Можно представить, их удивление, когда из щели появлялась бумажная лента с совершенно верным ответом – тогда у машин был свой «язык» и связь между машиной и пользователем шла не мышкой и клавиатурой, как сейчас. А бумажными перфорированными лентами, на которые наносился вопрос в цифрах, а машина точно таким же образом выдавала ответ.
Ученые задумались, как бы завалить чертову умницу на столь ответственном экзамене? Ибо что же может быть приятнее, чем наплевать в кашу соседу? Они устроили маленькое совещание, попросив Винера удалиться – для чистоты эксперимента. И сошлись во мнении, что у машины следует спросить: есть ли Бог?
ЭВМ проглотила ленту с этим вопросом. И тут пошло-поехало. Блоки ее начали дымить, потрескивать, на отдельных участках вспыхивали и гасли вольтовы дуги.
Коллеги Винера потирали руки. Сгорит, адское создание! Ведь ответа на этот вопрос нет! Но вот схемы машины поуспокоились, и из щели поползла бумажная полоска.
Отталкивая друг друга, бросились ученые к ней. И были ошеломлены. «Теперь уже есть!», уверенно сообщил компьютер ученой братии.
Все это впоследствии пытались представить как анекдот. Но я-то знаю, что именно так и было на самом деле. И, надеюсь, ты понял, что имела в виду ЭВМ?
Гвалд, нервно сглотнув слюну, уставился на кипарисную аллею за окном. Что-то где-то в самой глубинке сознания крутилось, пытаясь обрести форму и содержание. Но… Как это говорил его мудрый отец? Мысль залетела в голову и уже совсем решила сесть. Но, не найдя подходящего места для посадки, полетела дальше.
«Да, соображаешь ты от жизни к жизни не слишком бодро, — отметил про себя всесильный гость, — но ставки сделаны давно! И поздно уж менять коней на переправе!»
 — Машина, проанализировав все данные по этому вопросу, пришла к весьма оригинальному, но в целом правильному выводу. А теперь слушай и запоминай! – Глаза президента впились в Фареша:
— Вселенная это огромный компьютер. С огромным количеством программ, меню, подменю, файлов... Впрочем, как уверенный пользователь ты эту атрибутику знаешь не хуже меня. Изначально, они созданы неким могущественным Разумом. Он способен создавать миры. И стирать их с лица Вселенной. Но Творение столь безгранично, что Создателю, было бы, скажем так, хлопотно управлять им. Да и незачем, посчитал Он. По крайней мере, я так думаю. Поэтому помимо программ миров, Творец создал еще и программы, которые бы контролировали, как функционируют созданные им остальные программы. Все, как в обычном современном компьютере.
Люди? Да, тоже программный продукт и, конечно же, программы одновременно всего-навсего. Но все это происходит не так чтобы бесконтрольно. А под присмотром операционных программ планет. На Земле такой программой-контролёром являюсь я. Это высшая и сложнейшая программа, по сравнению со всеми остальными местными программами.   
Я могу прервать неверное развитие или довести его до нормы, даже до совершенства. Или наоборот направить процесс в еще какую-нибудь сторону. Как администратор, я обладаю огромными правами. С тем, надо полагать, чтобы люди не забывали, чем свет отличается от тьмы. Но все в пределах Земли.
Я мыслящая и составная часть этой планеты. Главная. И, если взглянуть на вопрос чисто технически, то я одновременно не что иное, как самостоятельный компьютер Земли. И системный администратор. Я наделен и функциями программиста. Все в одном лице. Я связываю воедино миллионы программ, подпрограмм, меню и субменю между собой в пределах значительной части информационного пространства Земли.
Я практически вечен. Поскольку являюсь одновременно энергетической, электронной и биологической – по надобности – системой. Постоянно самообновляющейся, в отличие от тех маломощных машин, которые построены людьми на основе примитивных модулей и схем. И способен, как, надеюсь, ты заметил,  принимать любые известные тебе биологические формы. И даже неизвестные. Так что в пределах Земли я всеведущ и всемогущ. И в качестве управляющего Землей, я по существу и есть Бог. Бог Земли! Сечешь?
— Господи, а как же молитвы, которые возносят к тебе верующие? Что-то я, прости за откровенность, не заметил, что ты им сколько-нибудь внемлешь!
— Замечательно! Мне нравится, что ты начинаешь размышлять об окружающем тебя мире! Но попробуй представить, какой бардак начнется на Земле, если я начну внимать всем этим пустым колебаниям воздуха? Более того, если еще я стану исполнять эти пожелания? Ведь  они взаимно исключают друг друга. Это и будет самый настоящий конец света и реальный ад! Потому, что все смешается, запутается и станет непригодным ни для какого-нибудь понимания, ни для любого употребления.  Да и зачем? Есть же и другие программы. Начнет барахлить какая-нибудь, я стираю ее и ставлю новую. Или из старого запаса беру что-нибудь! Хе-хе… разве новое это уже не хорошо забытое старое?
— Кажется, я начинаю понимать. ЭВМ Винера опознала себя подобием Бога?
— Браво! Я рад за тебя! — Президент в кресле с облегчением вздохнул и расплылся в добродушной, «домашней» улыбке. — Ты начинаешь постигать азы мироустройства! Человек за весь период своего существования ровно ничего не изобрел. Все его так называемые изобретения – всего лишь плохое подражание природе. Или Мне. Я имею в виду, мои программы, строго говоря.
Сравни хотя бы неуклюжий самолет и ловкую птицу. А еще хуже, когда люди с умным выражением лица превращают совершенно  очевидные вещи в полный бред. Взять хотя бы Ньютона. Я не любил его никогда. Но, объективности ради, следует признать, что Исаак был человеком очень даже толковым. И посвященным в тайны мироздания.
Он на космических скрижалях прочитал и передал человечеству важнейшие физические законы. На  словах. В частности, знаменитый третий закон, по которому сила действия равна силе противодействия. Просто и ясно. А что сделали его «умные» последователи?
Они в своих стремлениях придать простой мудрости научный вид, выразили ее формулой: F = — F. Потом, правда, еще и стрелки над знаками силы поставили. Как будто это что-то спасает.
В общем, разумную мысль превратили в абстрактный шедевр школьной математики. Как-то иначе это сложно назвать. Скажи, в какой математической системе единица может быть равна не самой себе, а скажем двум, трем, а тем более минус единице?  Но додумались же!
 — Мне вот недавно один тоже нечто подобное сказал. Одно дерево, говорит, может равняться ста долларовым бумажкам. Не потому, что столько стоит, а потому, что из него можно сделать ровно столько бумаги для печати денежных знаков!
— Ну, в этом хоть что-то есть! Интересная аналогия! — В задумчивости ответил бог. — Хотя мы с тобой не на уроке политической экономики. А вот  компьютер, тем не менее, при всем своем несовершенстве, можно сказать, единственное достойное дело среди технических подвигов человека. Создание же сканеров и принтеров 3D даже шаг, приближающий людей ко мне.  Но, должен признать, что мне как-то не по себе, когда говорят: человечество достигло, человечество открыло…
Все эти, так называемые открытия, принадлежат единицам. Человечество же в целом на протяжении всего времени своего существования проявило себя, как заурядный потребитель, в сознании которого знания, пришедшие от его более умных собратьев не оставили и следа.  Да и что говорить об обычных людях, если даже у ученых круга Винера компьютер не породил никаких ассоциаций с моделью мироздания? — Угрюмо завершил свой монолог Бог.
— Господи, скажи, а я-то тебе зачем? Ведь не случайно же ты снизошел до меня в своей откровенности? — В голосе Фареша зазвучал неподдельный интерес.
— Хороший вопрос. Случаев во Вселенной, знаешь ли, нет. И не предвидится. Хотя есть компьютерные сбои. Слушай внимательно! Я главный! Над всем человечеством Земли! Но, говоря «мой народ», в нем я все-таки особо выделяю одну категорию.
Мне нравятся люди твоего склада ума и действия. Те, кто любыми способами  стараются доказать, что средства стоят цели. Даже если это не так. Те, кто способен без раздумий и колебаний убрать вставшего на их пути человека. Кого, скажем так, не пугает вид крови. Поскольку есть всего два способа склонить другого на свою сторону. Убеждение словом, и убеждение силой. И ничего больше.
А такие, как ты, получают, применяя силу, еще и удовольствие. Это здорово! Но…  На тебя  я возлагаю особые надежды.  Не спрашивай, пока какие. Постарайся переварить то, что узнал. Пока я просто начал оживлять твою память.  Мы встретимся вскоре. Да, чуть было не упустил. Я велел затянуться твоей ране. Можешь отправляться домой. Или еще куда захочешь…
Фареш почувствовал, как повязка на его ноге лопнула и упала, обнажив место ранения. На месте раны он увидел свежий затянувшийся маленький розоватый шрам.
— Я, конечно, мог бы сделать так, — сказал бог, — чтобы и следа не осталось. Но ваш врач – всего только человек с весьма ограниченным кругозором и мировоззрением. Начинен под черепушку всяческими суевериями и предубеждениями. Хотя, возможно, он верит и в божественный промысел. Но отсутствие шрама может показаться ему невероятной штукой. Или проделками дьявола. Хотя нормальные умы с библейских времен ни разу не заявляли о существовании этого ингредиента в Творении. Да и другие окружающие тебя люди, не обнаружив шрама там, где он должен быть, вряд ли смогут понять, как это произошло. До сих пор ты жил предчувствиями. Теперь настало время вернуть тебе память…
Фареш поднял глаза. Тело «президента» начало деформироваться и таять, кресло опустело, словно в нем никто и не сидел…

СОЛИТОН 12  АЛАЯ РОЗА, БЕЛАЯ РОЗА
Люди, которые утверждают, что готовы с радостью пожертвовать жизнью, лгут. Расставаться с жизнью всегда тяжело. Особенно если ты молод, здоров, полон сил и любви. И если нужно, ее приходится отрывать от себя. С горечью и болью. Когда иного выхода нет, остается только сжиться с мыслью, что ты обязан умереть. Может, поэтому люди, внутренне принявшие решение умереть, уже настолько находятся «там», что все, что происходит «здесь» их уже почти не волнует. Это живые трупы.
Но если неожиданно смерть обходит их стороной, это неменьшая боль. Боль, усиленная непониманием, почему они вновь оказались здесь, когда должны были оказаться там? И зачем? Для каких мучений?
Лорина очнулась в камере, из которой ее отвели к Фарешу. Она окрестила ее своей. Ее притащили сюда, когда от боли перелома она потеряла сознание. И швырнули на жесткий топчан.
С первыми проблесками мысли, пришедшими к ней сквозь невыносимую боль, женщина поняла, что она ранила негодяя. Теперь его ход. И ей совсем не казалось, что Фареш его использует бездарно.
Пусть! Лорина уже свыклась с мыслью, что ей придется умереть. Мысль об этом забрезжила в мозгу, когда она увидела статуэтку, сделанную с нее и для нее. И, мгновенно сопоставив все известные ей факты, пришла к единственно возможному выводу, что скульптор был убит людьми Фареша.
В глазах Фареша, скрестившихся с ее глазами за секунду до того, как он сломал ей руку, она прочла, ее ожидает не лучшая участь. Это было невыносимо. Хотя она знала, что уже не раз умирала молодой.
Эти мысли, конечно, угнетали её. На мгновение где-то глубоко внутри шевельнулась надежда, что вот-вот появится Лен. Нежно, как это умеет только он, поцелует ее, заставит боль стихнуть, а сломанную кость срастись. Но она едва шевельнулась и сразу застыла, словно осознав, что чуда ждать не приходится. По крайней мере, не сейчас. 
Размышляя об этом, она задумалась и непроизвольно попыталась поднять правую руку, чтобы убрать с глаз волосы. Жуткая боль с новой силой пронзила все ее существо. Она опять потеряла сознание. А потом… Потом все началось как всегда. В ее мозгу что-то будто бы щелкнуло. И на внутреннем экране ее отключенного от реальности сознания началась, словно снятая невидимой камерой демонстрация фильма-сна, который специально ей кто-то показывает. Яркого, в деталях и красках, легко запоминающегося, одновременно зрителю и участнику действа, каковыми она являлась в одном лице. Хотя на этот раз она случайно вызвала его сама.
Кусочек его Лорина уже видела прежде. Когда ей «представляли» ее мужа. Так что «адрес» его был ей известен. Боль нечаянно нажала на иконку, заставившую включить проектор.
Теперь началось вписывание в память ее нового тела знаний о важном фрагменте прежней жизни, сохраненном в информационном поле планеты. Такие «сериалы» проецируют в сознание и закрепляют там для создания мостков между прошлым, порой очень далеким, и настоящим…
«…Взгляд скользит по большой зеленой долине, утыканной тремя десятками крестьянских дворов. Она лежит между холмами, поросшими густым лесом, и речкой. Долина вместе с домиками неспешно взбирается вверх. И на некогда самом большом холме заканчивается подворьем — крепостью с замком. Могучие кроны дубов и вязов надежно заслоняют стены замка от чужих глаз. Так что издали их почти не видно. 
 Этого замка, давно уже нет. И его название, наверное, стерлось из людской памяти тоже много лет назад. Но в Англии того времени без подобного сооружения не обойтись.
 Такая крепость самая надежная защита от врагов. А знать страны большую часть своей жизни проводит в сражениях, защищая свою жизнь и имущество. Или отбирая их у других.
Имя первого владельца замка когда-то можно было прочесть в анналах рода. Теперь оно тоже уже забыто. Его заслуга в том, что он по достоинству сумел оценить ландшафт.
Для строительства этой крепости его глаз облюбовал естественный холм десятиметровый высоты. Верхушку его срезали. Плоскую часть возвышения по всем правилам строительства крепостей окружили широким и глубоким рвом, который заполнялся водой бурной речки, специально запруженной для этой цели. Она же снабжала крепость и замок питьевой водой.
Сразу за рвом начиналась крепкая стена из отесанных бревен, прикрытых снаружи неотесанным камнем. Она окружает замок. Над стеной поднимались головы четырех маленьких каменных башен. Лора, в которой я еще в прошлый раз узнала себя, любила подниматься в них.
С каждой из них открывался свой вид, такой чудесный, что захватывало дух. И я не то, что забывала, а просто не задумывалась, что это средства обороны замка.
Внутри изгороди, на искусственной площадке размером, кажется, немногим более двух-трёх акров, почти в центре окружности возвышался каменный дом, с крыши которого как на ладони, открывался вид на окрестности.  Тут жили мы с мужем.
 В нижних этажах обитала немногочисленная обслуга и гарнизон замка из десятка человек.  Во внутреннем дворе располагались множество хозяйственных пристроек, в которых кудахтали куры, хрюкали поросята, ржали лошади и звенел обрабатываемый металл.
Попасть в крепость можно было только одним путем. По мосту, опускаемому на другой конец рва с помощью механизма из цепей и воротов, приводимых в действие конной тягой, через единственные окованные железом ворота.
Впрочем, осады и битвы ныне идущей войны обошли этот замок стороной.  У Лена, моего мужа, к тому времени не было выбора места для нашего постоянного проживания. Наследство он получил скудное. И этот ничем не примечательный замок оказался самым дорогим, что отец смог оставить сыну.
После гибели отца, павшего в самой первой битве при Сент-Олбансе, ознаменовавшей начало открытого столкновения Алой и Белой Роз, Лен посчитал нужным держаться от войны подальше. Не от трусости, нет. Я гордилась тем, что мой муж человек отважный. Он не раз встречал смерть и опасность лицом к лицу. И они, словно видя его непреклонность, старались обойти его стороной.
Но в свои тридцать лет с небольшим он стал решительным противником гражданской войны, затеянной двумя ветвями Плантагенетов. В первые годы ее уже полегла немалая и, пожалуй, самая достойная часть английской аристократии. Война забирает лучших!
Чувство брезгливости вызывало у него и поведение большинства дворян, часто перебегающих от одной группировки к другой. А посвящение двурушников в рыцари наполняло сердце отвращением к самой королевской власти.
Он недоумевал, какое же это рыцарство, если люди, называющие себя рыцарями, требуют себе в награду имущество недавних друзей? Еще недавно они клялись им в вечной любви и дружбе. А теперь безжалостно убивают их теперь за принадлежность к лагерю противника, из которого сами переметнулись на другую сторону.
Став наследником, Лен, правда, позаботился о надлежащем укреплении начавшего хиреть замка. Создал даже небольшой гарнизон для защиты крепости. Но на том все его боевые начинания и закончились. Мы стали жить на забытом островке, до которого не докатывались волны уже много лет бушевавшей войны. Казалось, мы надежно укрылись от нее и от остального мира за стенами нашего бастиона.
Лену долго удавалось держаться в стороне от этой безумной бойни. Даже мне начало казаться, что и сторонники Йорков, и приверженцы Ланкастеров забыли о нашем, не слишком знаменитом, роде. Тому способствовало и то, что сражения кипели сравнительно далеко от нас. А также добрые отношения, сложившиеся у нас с ближайшими соседями.
Лен лечил их. Переломы, разрывы мышц и сухожилий он врачевал так, что пациенты диву давались. Все становилось, как новенькое. Ни бессильно повисших плетьми рук, ни волочащихся ног. От самых тяжелых ран оставались только шрамы. Пациенты восторгались его волшебными способностями. 
Но ни соседи, ни крестьяне, которых он тоже охотно лечил, ни сном, ни духом не подозревали, что столь выдающиеся, на их взгляд, способности для Лена совершенно простое дело. И что они связаны с его умением управлять Энергией, включая и энергию человеческого организма.
Муж о своих способностях никогда не распространялся. Более того, тщательно скрывал их, орудуя иголкой и тонким ножом, которые, если говорить откровенно, были ему совсем ни к чему. Но служили прекрасной маскировкой его способностей. Варвары издавна считали колдовством все то, что не могли понять. Этот атавизм до сих пор не изжит. И постоянно проглядывает сквозь тонкую позолоту культуры и образования и в наши дни.
Лен искусственно поддерживал видимость не слишком быстрого выздоровления своих пациентов. Ему совсем не хотелось приобрести славу колдуна. Пусть даже доброго. В тот нелегкий век и без костров с колдунами разделывались быстро. Я, естественно, тоже помалкивала.
А люди, понимая, сколь многим ему обязаны и что он всегда может оказаться нужным вновь, тщательно оберегали нас. Все, словно по сговору, заслоняли дорогу к нашему замку, направляя вербовщиков и союзников партий как Йорков, так Ланкастеров в другую сторону.
Как им это удавалось, я вряд ли смогу объяснить. Хотя делали они это не менее искусно, чем Лен лечил их. Но счастье не длится вечно.
День обещал быть чудесным, когда кажется, будто все в природе поет. И обещает все радости жизни. Солнце самой середины весны нежно ласкало землю, пробуждающуюся после ночных снов. Лучи его добрались до самых темных закоулков нашего подворья, щедро поливая золотом каждую пядь земли.
 Замок уже проснулся и принялся за свои обычные дела. Но вот в отдалении заголосила боевая труба. А затем стало отчетливо различимо цоканье копыт.  Вскоре у ворот замка появился кортеж из полутора десятков человек, в окружении которого двигалась телега. Старший охранник, переговоривший с главой прибывших, почтительно склонив голову, доложил Лену:
— Сэр Гай Фарли просит гостеприимства и помощи владельца. Тяжело раненному рыцарю лорду Даниэлу.
Внутренний голос во мне прямо надрывался, что надобно этих нежданных и неизвестных гостей попросить держаться от замка подальше. Но разве я посмела бы сказать об этом мужу, зная его характер? Уже сам факт, что один из прибывших ранен да вдобавок тяжело, открывал ворота замка без ключа для любого.
Лязгнули цепи. Мост начал опускаться. Копыта лошадей зацокали по нему. И вскоре вся кавалькада уже находилась внутри крепости. Всадники спешивались. Тут же подбегавшие слуги уводили коней.
Лен распорядился, чтобы раненого отнесли в так называемую лечебную комнату, где он всегда занимался пациентами. Там у него хранился огромный инструментарий, способный вызвать почтение и доверие даже у людей волею судеб достаточно долго занимавшихся медициной. Хотя, как я уже упоминала, все это был чистой воды антураж, на знатоков и рассчитанный.
— Сейчас принесут кипяток, — Лен слегка поклонился человеку, первому въехавшему на мост, и которого остальные явно считали главным. — И я начну. Постараюсь помочь всем, чем умею. Кто вас направил ко мне?
— Я — сэр Гай Фарли. — Рыцарь словно нехотя склонил голову в знак приветствия. — И я счастлив, наконец, увидеть своими глазами лучшего лекаря, может быть, во всей Англии! А прибыть прямиком к вам меня понудила ваша слава целителя, которая несмотря на вашу же скромность распространилась далеко за пределами вашего поместья, как, впрочем, вы того вполне заслуживаете.
Скрытая занавеской, я из окна второго этажа замка старалась разглядеть этого высокого статного человека, командам которого прибывшие с ним люди подчинялись, молча и беспрекословно.
Одет он для воина был даже слишком изыскано. Новые, с иголочки кожаные панталоны, сшитый со вкусом кожаный камзол. Будто только что из гардероба сапоги, на которых не было ни пятнышка грязи.
 Добротный шлем — литой полированный металлический купол, с наносником, нащечниками и наушниками, заканчивавшийся наспинником из металлических колец не только закрывал голову, но и почти все лицо, кроме разве что самих глаз и шеи. На груди при ходьбе глухо бряцали звенья кольчуги. Похоже, рыцарь скорее готовился к опасной битве, чем к визиту к врачу.
Он не снял шлема, даже когда Лен удалился к раненому. И, не таясь, уставился на окно, за занавеской которого пряталась я, словно почуяв, что за ним оттуда наблюдают.
 Я не могла разглядеть его глаз. Но меня охватила непонятная тревога. Я пыталась убедить себя, что все это плод моего разыгравшегося воображения, созревший в результате появления в замке чужих людей.
Но сэр Гай, вышагивая вдоль шеренги своих солдат периодически пытался пронзить занавеску взглядом. А на поясе, в такт его шагам вздрагивали ножны. Нет, не боевой меч стискивали они. И даже не обычный кинжал.
Судя по ширине ножен, это, как и подтвердилось вскоре, был стилет. Его красивая рукоять, усыпанная драгоценными, надо полагать, камнями, еще больше подчеркивала, что это не оружие битвы или защиты. А клинок для нападения и убийства.
Он и его люди отказались от угощений, которые в замке предлагали всем гостям. И старались не разбредаться в стороны. Они как-то кучно держались во дворе, смущая бряцающим и сверкающим железом наших домочадцев.
 Лен вышел примерно через час, вытирая чисто вымытые руки льняным полотенцем. Он был удивлен, увидев, что сэр Гай отказался от предложенного вина. И я поняла, что это озадачило его. Но виду он не подал.
Как всегда, между прочим, вскользь обронил, что раны казались опасными более на вид, чем на самом деле. Худшее позади. Однако раненому нужен покой, в ближайшие день-два, как минимум.
И предложил людям Гая выпить по бокалу вина за скорейшее выздоровление больного. Графины с напитками слуги вновь принесли по его знаку.
— Я полагаю, что должен был бы вас поблагодарить, — сказал сэр Гай, взяв в руки бокал, — за услугу, которую вы нам оказали. Но я сначала хотел бы узнать кое-что…
Лен, склонил голову, чтобы скрыть недоумение подобным разворотом визита. И раздражение, вызванное неприкрытой наглостью аристократа. Он выразил полную готовность выслушать нежданного гостя.
— Отчего, скажите мне, вы, молодой, полный сил и цветущий мужчина, отсиживаетесь в замке, как трус, когда вокруг кипит война за правое дело?
Даже из своего укромного уголка я увидела, как Лен побледнел от гнева. Но он умел держать себя в руках.
— Начнем с того, что мне очень не нравится, когда англичане убивают друг друга непонятно за что!  — четко чеканя слова, начал Лен. — А любое событие в мире имеет ту оценку, которую мы ему даем. Далее. К сожалению, никто до сих пор ни от Ланкастеров, ни от клана Йорков не являлся сюда, чтобы разъяснить мне, почему я должен воевать на их стороне.  Так что мне трудно решить, на чьей же стороне мне следовало бы воевать…
 — Вы не заблудились в этом мире? Я могу указать вам выход, где вас ждут.
Он высказал мнение, что золотая середина очень удобное положение, чтобы сделать вид, что не можешь выбрать, по какую сторону тебе надлежит находиться, прикрываясь сомнениями. А на самом деле уже выбрал. И хорошо знаешь, что именно.
— Весьма интересное мнение. — Почтительно ответил мой муж. — Чтобы не сказать больше…
— Как это ни странно, но вы  успешно врачевали Ричарда Брекли, Оливера Апльярда и других не менее славных воинов, которые получили свои ранения, в битвах на стороне Йорков. Не кажется ли вам, что это плохо сочетается с утверждением, что вы не определились относительно стороны?
— Боюсь показаться невежливым, но мне очень хотелось бы услышать, на чьей стороне лично вы, сэр Гай, и по какой причине?
— Я удовлетворю ваше любопытство. Скажу прямо, я сторонник Ланкастеров. И всегда считал законным повелителем Англии Генриха VI. Хотя есть некоторые основания полагать, что он не всегда в своем уме.
— Обычно, когда ко мне привозят людей, нуждающихся во врачебной помощи, я не интересуюсь, какого цвета розы они предпочитают. К тому же, должен ли я считать, что раненый лорд Даниел, которого вы доставили ко мне, тоже сторонник Ланкастеров?
— Вы ошибаетесь! Он предан Йоркам до мозга костей!
— Тогда, надо признать, что только ваше исключительное благородство побудило вас привезти его сюда для лечения?
— Дело обстоит проще. Пусть немного придет в себя и окрепнет. Чтобы смог собственными ногами дойти до виселицы.
— Точнее для того, чтобы смог передать вам свой замок и имущество?
— Ты не ошибся, предатель!— Кубок с вином, к которому он не прикоснулся, полетел в сторону. — Кстати…  Твой замок и твоё имущество тоже перейдут ко мне!
Я увидела, как одновременно с этими словами сверкнул стилет, неожиданно выхваченный из ножен.  Мой муж, не подозревавший такого вероломства, упал, сраженный ударом в сердце. Вокруг его агонизировавшего тела начала расползаться лужа крови.
Не помня себя, я схватила ближайший кинжал, из тех, что украшали стены комнаты, в которой я находилась. Обкромсала нижнюю часть длинного платья, которая помешала бы мне быстро бежать. И бросилась во двор, чтобы убить вероломного негодяя.
 Сэр Гай, похоже, ожидал именно этого. Он хохотал, указывая на меня средним пальцем руки. Сейчас-то я хорошо понимаю, что вряд ли смогла бы справиться с подлецом. И нанести ему действительно смертельный удар. Как и то, что на мне был Запрет убийства.
Но запрет запретом. А Гай Фарли был куда сильнее меня. Да еще окружен охраной. Но тогда, в состоянии аффекта, я считала, что обязана убить его. Что смогу сделать это! Даже если нарушу запрет. И это поставит для меня точку во всех последующих существованиях.
В горячке я не расслышала свист стрелы, выпущенной его воином. Она вонзилась прямо в мое сердце. Я на миг застыла, сделала еще шаг к Гаю. И, не добежав до него нескольких шагов, упала на стрелу, вогнав наконечник еще глубже. И перестала что-либо слышать и понимать…».
Однако, вживленный в мой нынешний мозг кусочек этой гипноархивной памяти, позволил мне досмотреть до конца фрагмент событий, происходящих в течение следующих минут, когда меня уже не стало.
«— Ты вечно торопишься, Бен! — Гай смерил стрелка недовольным взглядом. — Эта зеленоглазая ведьма была неимоверно хороша. И такое тело ты, тупица, испортил! Она могла бы пожить еще немного.  Я так надеялся, поразвлечься с ней! Не говоря уже о том, что и своих друзей ты лишил этого удовольствия! Отправить ее вслед за мужем мы всегда бы успели и попозже!
— Да полно, сэр! Замок наш! Думаю, тут найдется немало баб не хуже, — попытался оправдаться Бен.
Гай махнул рукой, считая инцидент исчерпанным. И снял шлем. Вот в это мгновение я и увидела его лицо. В прошлый раз, когда смотрела распечатку, до этого момента дело не дошло. А сейчас я вгляделась в него. И была просто поражена. Казалось, даже у мертвой Лоры это могло бы вызвало сильнейший шок. Мне же такого не довелось испытывать до сих пор ни разу в жизни.
Окончание этой страшной пьесы для меня подернулось дымкой тумана. Оно было кровавым. Едва мое тело коснулось земли, а сэр Гай сбросил шлем, в воздухе раздалось пение второй стрелы, прошившей насквозь его глаз. Гай, долго дергался и упорно не хотел умирать. У верного Рона, начальника стражи нашего замка, были зоркий глаз и твердая рука.
 — Убейте убийц! — гаркнул он. — Ни один не должен уйти!
Впрочем, наш маленький гарнизон начал действовать, не дожидаясь приказа. И мгновение спустя все было кончено. Рон выдернул стрелу из окровавленной глазницы сэра Гая.
— Нет, сволочь, ты никогда не будешь хозяином этого замка! И замка лорда, которого спас мой хозяин, тоже. Простите, мои госпожа и господин, я не сумел уберечь вас! — Рон опустился на колени у наших мертвых тел…»
 Впрочем, свершившееся возмездие не представлялось мне чем-то особо существенным. Лора из тысячу четыреста какого-то там года, была мертва. Но я, Лорина, продолжающая ее жизнь сегодня, прикоснулась к разгадке некой жуткой тайны.
Я вдруг увидела во всем этом связь, которой не должно было быть, и почувствовала уверенность, что получила ключ к объяснению многих странностей и однозначных совпадений в наших с Леном судьбах на протяжении многих столетий. А, может, и не только их? Хотя ровным счетом не представляла, что этот ключ должен открыть.
Демонстрация распечатки закончилась. Я вновь очнулась на тюремной койке. И боль опять пронзила все мое существо. Сознание вернулось ко мне. Ничего, я справлюсь с болью! Сейчас я ее загоню далеко – далеко! Там она меня не достанет!
Лен, почему именно сейчас тебя нет рядом! Тебя, такого умного и сильного, который сумел бы понять то, что я минуту назад пережила? То важное, к чему мне удалось притронуться. Неужели все наши жизни мы потратили вслепую, потому, что мы не сумели разглядеть того, что лежало буквально на поверхности, и что увидеть мы были просто обязаны? Сколько же они могут убивать нас? Страшнее всего то, что, если я не выйду отсюда, догадка умрет со мной. Родной мой! Как же передать тебе мое маленькое, но такое  важное открытие?

СОЛИТОН 13 ЗВОНОК ПО НОМЕРУ, ИЗВЕСТНОМУ ТОЛЬКО ДВОИМ
Сегодня Фрезер ощущал такую подавленность, которая только однажды возникла за все время его деятельности разведчика. Тогда у него возникло ощущение, что он стоит на самом краешке жизни, который пытается уйти из-под ног. И совершено не представляет, как выбраться из этой ситуации.
И сейчас он чувствовал каждой клеточкой своего тела, что вокруг происходит нечто совершенно непонятное и неуправляемое. Он ощущал себя не Алексом Фрезером, руководителем Государственной Службы Безопасности, а маленьким рядовым человечком, налогоплательщиком, который не может сообразить, кто в очередной раз включил кнопку паники на рынках.
Есть две самые тяжкие вещи на свете – ждать и размышлять, всё возвращаясь и возвращаясь в мыслях к происшедшему. И всё взвешивая и взвешивая факты. Пока тебя не осенит, что происходит и почему. Если не научиться этому, тогда не научишься ничему.
Он вновь и вновь мысленно прокручивал события вчерашнего дня. Да, он отдал все необходимые распоряжения, чтобы Дебров не был убит. И, тем не менее, со всей ясностью понимал, что никаких гарантий, что его приказ будет выполнен, в сложившейся ситуации нет.
Он смутно надеялся, что хоть какой-то свет на происходящее смог бы пролить Фареш. Но тот сначала был помещен в госпиталь Службы, как тяжело раненный. Но вскоре, несмотря на предписание врача, покинул палату и исчез.
Дома, если верить его родичам, которые, мягко говоря, у Фрезера особого доверия не вызывали, Фареш не появлялся. И Фрезер дорого дал бы, чтобы выяснить, где его заместитель в настоящий момент находится и что делает. Это первые мучительные вопросы. Но не последние.
Другой вопрос, который терзал его еще больше: где Дебров? Жив ли Леонард? Есть и третий. Что произошло между Фарешем и Дебровым? Или, быть может, целесообразнее спросить, что на этот раз раскопал Дебров столь взрывоопасное про его заместителя, что тот  решил убрать журналиста? Да еще за спиной шефа, не поставив его в известность? Вот такая мозаика, части которой не складываются ни в какую картинку.
От этого топтания на месте у него начинала, лучшего слова не придумаешь, деревенеть голова. А это с ним редко случалось. И когда в двенадцатом часу дня в правом кармане сначала завибрировал, а затем разразился глухим звонком сотовый телефон, на который со времени покупки еще никто ни разу не звонил, Фрезер ощутил и облегчение, и озабоченность одновременно.
Два аппарата и две сим-карты к ним были приобретены по его указанию на имена людей, которых он никогда не знал, и которые, возможно, вообще не существовали. Один из этих телефонов лежал в его кармане, второй он передал Леонарду.
Это были номера исключительно для личной связи между ними. На случае острой необходимости передачи важной конфиденциальной информации. Диброву аппарат был вручен во время встречи в казино. Но сегодня, когда он пытался дозвониться  журналисту, номер все время оказывался вне зоны доступа или выключенным.
 Фрезер достал аппарат с двойственным чувством. Потому что звонить мог и посторонний, позаимствовав аппарат у трупа. И стоит ли говорить, что он почувствовал, когда  услышал голос Деброва. Живого Деброва, к которому он испытывал глубокую симпатию еще и потому, что начав работу в разведке, сам побывал в шкуре журналиста. Эта легенда прослужила ему очень удобным прикрытием лет пять, часто будучи хлопотной, а порой и скандальной.
 — Однако вы что-то давненько не звонили мне, — пророкотал в микрофон Фрезер, голосом который выдавал, какую тяжесть звонок сбросил с его души. И так, словно это был вообще не первый и единственный звонок за все время. – Надеюсь, вы в курсе, что вся Служба встала на уши, разыскивая вас? Эти, мягко говоря, непонятные убийства…  Кстати, у нас многим не терпится узнать, что думаете вы по этому поводу? Я, правда, отменил приказ Фареша пристрелить возможного убийцу при первой возможности. Поскольку он, видимо, считает вас крайне опасным…
— Алекс! Вы прекрасно понимаете, что ваша отмена приказа Фареша, если он дал его своим людям, вряд ли будет воспринята быстро и достаточно серьезно. По крайней мере, своевременно. Поэтому я вынужден отказать себе в удовольствии повидать вас в вашем департаменте лично. И не считаю героизмом появиться даже неподалеку от него. Да и вообще мне не нравится мысль о возможности посещения вашего учреждения. Но я смогу внести некоторую ясность в это странное дело при личной встрече.
— Где и когда нам лучше встретиться по вашему мнению? Может, вы хоть намекнете, что к чему?
— Нет, я скажу прямым текстом. Французы очень верно советуют в любом запутанном деле искать женщину. И я со своей стороны прошу вас, Алекс, о том же: найдите женщину!
— Что это за столь привлекательная особа, из-за которой столько шума? А, главное, где ее вы предлагаете искать?
— Это моя жена. Она исчезла. Думаю, что люди Фареша похитили ее, чтобы заставить меня приступить к ее поискам. И терпеливо ждали меня на проспекте Нефти, где и собирались пристрелить. Но засада была не в курсе всех тайн этой злосчастной квартиры. И поэтому они перестреляли сами себя. Зная вас, думаю, что результаты экспертизы вы уже успели получить. И даже успели удивиться. Как это получилось – подробности позже.
— Замечательно! Но, как сказал поэт: только этого мало! Фареш мог и не регистрировать арестованную. Или зарегистрировать ее под чужим именем.
— Она молода, красива, глаза – изумрудно-зеленые, цвет волос темно-каштановый с медным отливом, роста высокого, отлично сложена. Ее имя Лорина. И она, уверен, у вас.
— Как говорится, теперь фактов более, чем… Я сейчас же займусь этим. Мне, наверное, потребуется часок. Или около того. Если она действительно у нас. Но один вопрос, на который я не вижу ответа. Почему, по вашему мнению, Фарешу не прикончить вас в городе, среди бела дня, вместо того, чтобы плести такую паутину?
— Я как-то слышал от вас очень интересную фразу. Каждый паук плетет свою паутину! А как завораживает картина схватки пауков в одной банке! Насколько я понимаю, он, возможно, собирался сделать это подальше от людских глаз. Чтобы не нашли даже тела. Исчезновение сегодня самый удобный способ избавиться от неугодных лиц. Кроме того, проворачивал-то он операцию, думается, за вашей спиной. Добавьте к этому его неотвратимую тягу к красивым женщинам, которую в обиходе можно точно определить как похоть. Хотя не исключено, что мы все равно не сильно приблизились к истинной причине.
— Я наслышан, как его арестантки обычно расплачиваются за свое освобождение. И. как поговаривают, частенько в его кабинете. Предварительно потеряв способность к сопротивлению. А вчера мне доложили, что он серьезно кем-то ранен во время очередного «допроса».
—  Моя уверенность, что Лорина у вас, крепнет. Она способна умереть, но не позволит себя изнасиловать. Она в опасности. И еще одно. Запоминайте! Центральный вокзал, автоматическая ячейка камеры хранения номер 612. код…
 — И что у вас в ней?
 — Подлинники материалов по провалу резидентов в двух странах. Мне стало известно, что ответственность за это, будет возложена на вас. Хотя стоит за всем этим ни кто иной, как Фареш собственной персоной. Материалы снимают обвинения с вас. И указывают на истинного виновника этой заварухи. Надеюсь, они помогут вам избавиться от негодяя, метящего на ваше место. Считайте это моей благодарностью за просьбу, с которой я к вам обратился. И моим первым вкладом в наше сотрудничество.
— Спасибо, Леонард! Это не простой вклад. А огромный капитал. До связи!
На мгновение Фрезер почувствовал себя в положении буриданова осла: что сначала – ячейка на вокзале или поиск Лорины? Но, мысленно отругав себя, тут же принял решение.  На вокзал он отправил Альберта Блока, офицера, кому полностью доверял. С наказом изъять содержимое ячейки с максимальным вниманием и всеми предосторожностями. И немедленно доставить ему, Фрезеру, лично.
Арнольд Траск, получивший в Службе прозвище «камерного исполнителя», явился по вызову босса, будто только и ждал его за дверью. И они спустились в «подвалы истины» вместе.
 Задача оказалась намного проще, чем думал Фрезер. Арестованных было несколько человек. Из них всего три женщины. Но в списках никого с именем Лорины он не обнаружил. Тогда Фрезер потребовал показать ему всех пленниц. Чтобы не раскрывать, кого он конкретно ищет, до срока.
Пришлось делать вид, что он внимательно выслушивает разглагольствования Траска об арестантках. И многозначительно кивать, чтобы не придать обходу, который никогда прежде не практиковал, особую значимость.
— Амалия Гинзбург, — доложил Траск, остановившись у камеры № 9, — подозревается в организации антиправительственных выступлений. На допросе тяжело ранила вашего заместителя.
Ключ, казалось, целую вечность не мог попасть в скважину.
— Что вы так медлите? – Не выдержал Фрезер. — Или вы ждете, когда нам принесут бронежилеты для защиты от этого чудовища?
 Замок, наконец, открылся.
— Свет! — рявкнул Фрезер, направляясь к топчану, на котором неподвижно лежала женщина. После аннотации Траска он уже не сомневался, что это та, кого он ищет.
— Лорина! — Наклонившись к самому уху, прошептал он. Медленно открылись изумрудно зеленые глаза с кровавыми прожилками, свидетельством боли, которую женщина, молча, переносила.  — Леонард…
Он преднамеренно сделал паузу. При упоминании имени журналиста лицо женщины ожило. Еще одно доказательство того, что это она. — … сказал мне о вас. Я друг и пришел помочь. Но… — Он приложил указательный палец к губам.
Женщина взглянула ему в глаза, приподняв голову. И тут же уронила ее, бессильно поникнув на топчане, едва успев прошептать:
— Понимаю!
— Что с ней? — Фрезер резко обернулся к Траску.
— Когда она напала и ранила Фареша, он сломал ей руку. Вызов врача запретил.
— И она так лежит? Вы понимаете, что несете ответственность не только за то, чтобы никто отсюда не сбежал? Вы в еще большей степени в ответе за каждого, кто находится в вашем отделении. Чтобы он был жив и получал необходимую медицинскую помощь, если она нужна. И давно она тут лежит с переломом?
— 26 часов, как ее вернули с допроса.
— Что? Вы случайно не забыли, что работаете в Службе Госбезопасности, а не в концлагере Дахау? Немедленно врача! Никого не пускать к ней. Слышите? НИ-КО-ГО! Кто-то у нас совсем рехнулся, если сажает и калечит ценных для Службы людей! Разрешаю применение оружия, если кто-то попытается проникнуть к женщине насильно, без подписанного мной лично приказа. Вы своей головой отвечаете мне за нее! Сейчас же требую, чтобы врач осмотрел ее. И оказал всю необходимую помощь. Немедленно! А потом вы лично, сразу же доложите мне о ее состоянии!
— Слушаюсь! — Мрачно отозвался Траск. И лицо его выразило удивление, как у педераста, которого внезапно осенила мысль, что от однополой любви детей не бывает. Эта бестия, насколько было известно Фрезеру, всегда держит нос по ветру и почти всегда в курсе, кто может неожиданно взлететь, а кто и сверзиться вниз.
Конечно, он в курсе, что Фареш уже подобрался для последнего прыжка в кресло номер один. И боится любых осложнений с ним. Но по тону шефа Траск должен был  почувствовать, что хозяином сейчас Фрезер себя чувствует в полной мере. И надолго. Это значит, что его приказы не выполнять еще рано и очень опасно.
Физиономия Траска выражала готовность сделать все, что велит начальство. Возможно, даже он осмелится выстрелить в того, кто рискнет приблизиться к заключенной, которая, как выяснилось, чем-то интересна всему начальству. Впрочем, защиту Фрезер намеревался поручить другому человеку. Для большей уверенности.
Вот и все. Больше Фрезеру тут пока делать нечего. Он поднялся наверх. И едва войдя в кабинет, попросил срочно вызвать к нему начальника охраны Даниэла Рега. Он хорош тем, что свято чтит субординацию. Приказы главного для него не обсуждаются и не отменяются никем. Кроме того, кем они были отданы. И выполняются полностью и без колебаний. К тому же шефу Службы было известно, что Рег горд тем, что работает под руководством живой легенды разведки.
— Спускайтесь вниз! — велел ему Фрезер, — Я поручаю вам крайне ответственное дело – охрану и доставку сюда после осмотра врача арестованной Амалии Гинзбург. Камера № 9. С этого момента вы лично ответственны за ее безопасность, если  кто - то  на нее покусится! И имейте в виду, это будут непременно люди из нашей службы. Если для защиты женщины, которую я вам поручаю, необходимо будет открыть огонь на поражение, стреляйте. Вот приказ, подписанный мною. Все понятно? 
      — Да, сэр, — На мгновение на его лице появилось подобие улыбки. Рег козырнув, положил руку на кобуру, слегка расстегнув ее. Этот человек, относившийся к Фарешу с некоторой брезгливостью, выполнит его приказ неукоснительно.
      Фрезер был в этом уверен. Он, пожалуй, даже не без удовольствия применит оружие, если тот даст ему самый малейший повод, подумал шеф.
  В это момент в его кабинет буквально влетел Блок с пакетом в руках. Фрезер поблагодарил его. И вскрыл увесистый пакет. Даже беглого взгляда  на документы хватило, чтобы понять, Дебров ничего не преувеличил.
Оригиналы документов прямо свидетельствовали о двойной игре, на которую сделал ставку Фареш. И теперь он сам угодил в капкан, расставленный шефу.   
Глаза Фрезера мрачно блеснули. Уверенность в правом деле всегда придает особые силы. Он быстро написал короткое резюме, подписался. И велел Блоку немедленно передать все документы в канцелярию правительства. Хотя его сверлил вопрос, как Дебров сумел добраться до оригиналов?
Фрезер дождался, пока подчиненный уйдет. И достал из кармана телефон.
— Она у нас, — сказал он, по выработавшейся привычке не называть лишний раз имена. Коротко сообщил, что у нее сломана рука. Сейчас ею занимается врач. Что, по его, Фрезера, пониманию, совсем не лишним будет обезболивающее и все прочее, положенное в подобном случае.
— Думаю, что через час, как только начнет темнеть, — подытожил он разговор, — я смогу вывезти и передать ее вам. Вы знаете марку моей машины? Номер? За рулем? Конечно, сам. Какое место вам кажется наиболее безопасным для встречи? Хотите подумать? Хорошо. Перед выездом, минут за пятнадцать – двадцать я вам перезвоню.

СОЛИТОН 14 БАКУВЕР, ЯНВАРЬ 19… ГОДА
В те дни меня не покидало предчувствие, вот-вот что-то должно произойти. И это резко изменит всю мою жизнь. В последние недели я уставал, как ломовая лошадь, которую выпустили на Дерби вместе с рысаками и не жалеют кнута, чтобы она сделала невозможное – взяла приз.
Хотя площади и парки Бакувера пестрили россыпью цветов, на душе я ощущал тяжесть, как в ту ночь, когда впервые понял, что мир, в котором мы живем, совсем не то, чем он еще недавно казался…
Поздним зимним вечером я возвращался домой. С поминок. По дочери своей однокурсницы, убитой при штурме Бакувера. Этот штурм собственно и стал искусственной причиной начала распада Конфедерации.
Шваль, много лет осторожно, медленно, тайно подползавшая к вершинам власти в Конфедерации, решила, что подготовка закончена. И настала пора покончить с  этим подобием прочного союза. Ведь конфедерация, которая не сумела превратиться в федерацию, это очень хлипкое сооружение. Детонатором должна было стать резня, спровоцированная между двумя нациями.
Заговорщики сами вряд ли бы сумели осуществить столь дерзкий и масштабный переворот. Если бы не многолетняя помощь друзей из-за рубежа. Подготовка шла по всем направлениям – финансирование, пропаганда, тщательное планирование. План вынашивался не один десяток  лет в нескольких мозговых центрах самых развитых стран. А его ежедневная подпитка исчислялась во многие миллионы бумажек.
Бакувер по сценарию противников Конфедерации, должен был стать политическим испытательным полигоном по развалу Конфедерации.  Но мегаполис смешал все карты врагов.
Он оказался настолько прочно спаянным в своем единстве, что раскачивание в течение двух последних лет национальной вражды оказалось почти пустым занятием.
Люди всех национальностей начали круглосуточное патрулирование улиц. Были выявлены и арестованы платные провокаторы, призывавшие к национальной розни и расправам.
Но честность беззащитна тем, что прямолинейна. Тогда как подлость сильна своей многогранностью и увертливостью, прочной связкой ее сторонников.
Прикормленное правительство Конфедерации сделало, вопреки реальному положению дел, громкие заявления, что межнациональные столкновения все же состоялись, а жертвы исчисляются тысячами. В мегаполис были посланы танки и войска.
Армия Конфедерации осуществила штурм мирного безоружного города. Города, которому она должна была служить. Хотя он даже не пытался оказать сопротивление.
Десантникам никто не противостоял. Но они, входя, раскручивали автоматами веера очередей, которые поубивали любопытных и просто прохожих, не веривших, что подобное возможно в наши дни и в этой стране.
«Штурм» обошёлся Бакуверу в триста с лишним жизней людей восемнадцати национальностей. Без всякого ущерба для армии. Как я узнал позднее, в число жертв попали и родители Лорины. Врачи «Скорой помощи», решившие оказать ее тем, кто ранен. Они были расстреляны вместе с машиной. Так в одно мгновение она стала сиротой.
Любые собрания были запрещены. Объявлен комендантский час. Но, несмотря на танки и автоматы, на следующий день из домов в листовках, расклеенных по всему городу, в объявленный час начали выносить алые гробы. К ним присоединялись все новые и новые.
Их несли на руках через весь город. И по пути они обрастали толпами  людей, одетых в черную одежду в знак траура. И их, безмолвных, становилось все больше и больше. Бакуверцы выходили из ворот и подъездов, вливаясь в общую толпу. Практически весь мегаполис вышел, чтобы проводить погибших в последний путь. И попрощаться с невинными жертвами.
Их несли предать земле на новом кладбище, в которое решили превратить Парк, где прежде отдыхали. Оттуда так хорошо видно море! Когда-то там уже было кладбище. Это было символично. Кто-то очень хотел повернуть время вспять. И добился успехов в этом.
Генерал Дубинек, под чьим руководством проводился штурм города, скрипел зубами от ярости, но все-таки не решился что-то предпринять. Можно запретить митинги, но как запретить хоронить своих мертвых? Его приказ отменил Бакувер. А мегаполис арестовать невозможно. Комендантский час удалось ввести только на третий день.
Среди убитых оказалась и дочь моей однокурсницы по университету, славная девчушка из иудейской семьи. В день штурма ей исполнилось восемнадцать лет. Совершеннолетие решили скромно отметить в узком кругу. И не переносить в связи развернувшимися событиями. Хотя кто-то предупреждал, нельзя устраивать пир во время чумы. Ведь в городе знали, что готовится вторжение армии. Над ним посмеялись.
Но слова оказались пророческими. И день рождения девушки стал и днем ее смерти. Ее убило пулей штурмовиков, срикошетившей от железобетонной арматуры в стены, прямо в сердце.
Так я попал на ее поминки. Мы долго сидели. И много, совсем не по-бакуверски, пили, с горечью обсуждая трагедию. А когда взглянул на часы, оказалось, что уже более десяти часов.
Это означало, что комендантский час вступил в действие. Меня уговаривали остаться заночевать. Но я решительно отказался, сославшись, что обязательно должен быть дома.
Я вышагивал по пустынным улицам, перегороженным бетонными блоками, металлическими «ежами» и бронетранспортерами. Чернеющий громадами неосвещенных домов город напоминал кладбище.
Машины и автобусы с улиц исчезли еще до наступления комендантского часа. В метро тоже перестали пускать с половины десятого. На улицах ни души. Мертвенный свет люминесцентных ламп из высоко задранных голов придорожных «кобр» льется на голые ветви деревьев в снегу, превращая картину ночи в фантасмагорию.
Очень редкие глазницы окон желтеют электрическим светом, свидетельствуя, что жизнь не исчезла совсем. А попряталась в коробках домов. Затаилась и выжидает. Лучших времен. Или еще чего-то.
В истерике бьется пурга, редкая для этих южных мест. Я продирался сквозь завывание и колючий снег уже добрых полчаса. И грустно посмеивался, что пройти столько в неурочный час и ни разу не нарваться на патруль – большое везение.
Но, видно, сглазил свою удачу. Из снежной завесы вынырнули фигуры в камуфляже. В мозгу не ко времени хихикнуло: нас было всего четверо: я с Алексом и два  автомата. А вчетвером, нас кто хошь будет опасаться!
Бдительный патруль засек меня, наверное, еще у предыдущей высотки. И вынырнул из снежной завесы буквально перед носом.
— Стоять! Пропуск! — Дуло автомата человека в камуфляже, видимо старшего в этой группе, плотоядно смотрит мне в живот. Я понимаю, что не следует долго терзать его сомнениями. Одно «неправильное» движение и меня присоединят к большинству человечества, которое, как известно, покинуло этот лучший из миров ради еще более прекрасного. В разные времена и по разным причинам.
Впрочем, страха не испытывал. Потому что нутром чувствовал: мое время еще не истекло. С таким ощущением жить приятно. Второй боец занял позицию сбоку. Чтобы держать меня в перекрестье, если придется стрелять. Но стрельбы не будет. Аргумент, который должен успокоить бдительную стражу военного порядка, у меня в наличии.
Стараюсь как можно спокойнее и медленнее извлечь из нагрудного кармана черного кожаного плаща прямоугольник пластика, выданного мне только сегодня, так сказать, в первую очередь. Бдительный старшой внимательно изучает пропуск, переводя взгляд с фотографии на мое лицо и обратно.
 — Журналист? — не то спрашивает, не то отвечает сам себе человек в камуфляже, разглядывая прямоугольник с двумя продольными полосками, что означает принадлежность к прессе. Я подтверждаю. Он все прочитал правильно.
Он возвращает удостоверение, ворча, что, мол, нечего разгуливать в неурочное время! В такую погоду хороший хозяин собаку не выгонит! И интересуется, далеко ли я собрался?
Насчет собаки он, конечно, прав. Если не брать в расчет его хозяев. Но я отдаю себе отчет, что это вопрос. А на вопросы в условиях чрезвычайного положения людям в камуфляже надо отвечать. Исчерпывающе.
Скромность сейчас не приветствуется. К утру морги вполне могут принять и обладателей аналогичных пропусков. Но уже без всяких признаков здоровья и сообразительности.
— Работа такая! — Объясняю свою позднюю «прогулку». И, намекая на сочувствие промерзшим поборникам Конституции, которую они попрали, говорю: — Кому сейчас легко?   
И чтобы дать ему понять, что сегодня я его собратьям хлопот не причиню, добавляю:
— Еще четыре квартала – и я дома. — Ору я в пургу, бушующую на улице с такой силой, что он сквозь завесу, разделяющую нас, вряд ли бы заметил краску стыда, появись она на моем лице. Но если ему не за что краснеть, мне – тем более!
Похоже, майора все устраивает. Он вернул пропуск. И помахал рукой кому-то в подъезде дома напротив. Сдвинув автоматы набок, бойцы возвращается в спасительное чрево крайнего подъезда дома, из-за угла которого нашу беседу подслушивает длинное ухо – дула бронетранспортера.
Я стараюсь ускорить шаг, демонстрируя прилив бодрости. Но от усталости у меня это получается плохо. А шагов через полсотни, когда снежный занавес плотно отделил меня от патруля, я снова заметил смутные очертания людских фигур. 
Их две. Но на патруль они явно не похожи. Когда я подошел поближе, вплотную приблизившись к ним, увидел, что это мужчина и женщина. И тут с недоумением почувствовал, что мы все трое оказались будто бы внутри стеклянного колпака, оградившего нас от снежного ветра. И откровенно подталкивавшего меня к ним.
Высокая и красивая пара. Он в черном пальто и меховой шапке, в складках которых блестят снежинки. Она в сером пальто, не способном скрыть прекрасную фигуру. С непокрытой головой, увенчанной черными до плеч, густыми волосами, в которых искрятся бриллианты снежинок.
— Свет, Влад! — скомандовала она. И большой колпак ярко осветилась изнутри. Я вгляделся в их лица. Но память отказывалась вспомнить, что я их видел когда-либо раньше!
 — Здравствуй, Лен! — Приветствовал меня мужчина. Но я не услышал ни единого звука. Да и губы у него, по-моему, не шевелились. Увидев, что я с интересом смотрю, как разбиваются хлопья снега о невидимую преграду, внутри которой разлился неяркий свет, он пояснил, что это энергетическое сооружение. И перешел к делу.
— Нинуэ сообщила тебе незадолго до своей смерти, что мы найдем тебя, — не то спрашивая, не то утверждая, раздался мужской голос. И я понял, что он звучит в моей голове.
— Это было так давно… — Кивнул я.
— Да ты напрасно колеблешь воздух! Тебе достаточно подумать, и мы считаем твои мысли. Твои способности включены.
— Это телепатия? Я, откровенно говоря, не верил, что она существует… — На этот раз уже подумал я. 
— Да, так это тут называют, — раздался в ответ голос, который, как я понял, принадлежит женщине. — Хотя вообще-то более точное название этого процесса коммуникации между людьми эйконометафора. Перенос образов. Кстати, я – Ирен, мой спутник Влад. Все просто. Настало время, и мы пришли. Пришли к тебе.
— Я рад. И у меня уже есть вопросы. Первый: как происходит процесс нашей «внутренней» беседы?
— Все тут позаботились, чтобы ты получил самое лучшее образование. Ты лучше других должен знать, что такое язык и процесс коммуникации.
И в моей памяти, как на экране, ожили сцены моей студенческой юности, чему, как я понял, поспособствовали эти люди. Первый курс Университета. Аудитория. В ней пятьдесят молодых, но, бесспорно, самых талантливых и умных студентов, которые когда-либо тут учились. По крайней мере, с ними на эту тему лучше не спорить.
Они, конечно же, знают все. И настолько хорошо, что даже непонятно, чему пришли учиться? Словно заново я увидел впервые входящего Байра Гарна в комнату, который под видом основ языкознания будет учить нас философии языка.
Профессор ступает тяжело и медленно, так что создается впечатление, что он серьезно болен. Но это не так. Он просто все делает медленно, капитально. И собирается настроить нас на этот же лад.
— Все вы, конечно, знаете, что такое язык? — Вбрасывает он первый провокационный вопрос.
Еще бы!  Вот уж это-то мы, конечно, еще как знаем.
— Важнейшее средство человеческого общения! — Несется едва ли не единогласный вопль. Но профессор не готов принять такую железобетонную формулировку классиков философии.
— Тогда давайте представим, что вы китайцы, а я – африканец. И как же мы будем общаться?
— При помощи переводчика! — Восклицает девушка с карими миндалями глаз из первого ряда столов.
— А если переводчика нет? — парирует Байр.
— Тогда мы постараемся объясниться языком жестов! — Опять почти хором демонстрирует свою находчивость молодая аудитория.
— Значит, слова совсем и не нужны? А, может быть, они всего-навсего условное обозначение в разных алфавитных и речевых системах определенных образов?
В аудитории повисла потусторонняя тишина.
— Вот уже тридцать лет я изучаю, что такое язык. Но до сих пор не совсем уверен, что знаю это. Мне все больше кажется, что – нет, нет, записывать не обязательно, главное – понять! — это код, с помощью которого происходит моделирование образов мозгу. Моделирование осуществляют сложные внутренние электрические процессы, возникающие, когда звучит речь. Или когда мы абсолютно беззвучно ведем речь сами с собой. И этот звуковой код у каждого народа или нации свой. И представитель своей нации успешно распознает его.
Но он не стал бы утверждать, что электрические сигналы превращаются в наших головах исключительно в образы. Ему доводилось наблюдать немало людей, которые мыслят… словами. Точнее образами написания слов. Именно в той символике алфавита, в которой они записываются на их языке. И даже, наверное, с присущими данному индивидууму ошибками.
 А слова, в отличие от образов создают полисемию, или многозначность. И поэтому уровень коммуникабельности, иначе говоря, понимания собеседниками друг друга, при звуковой речи не превышает в среднем 5-7 процентов. И так низок процент еще и потому, что моделирование происходит только частичное.
— Вы сказали «частичное моделирование». Как это понимать? — спросила студентка, сидящая за столом второго ряда справа.
— Ну, вы же, наверное, помните такое выражение: одно говорит, другое думает, третье делает.  Это как раз наш случай. Причина проста: мы далеко не все хотим выложить нашему собеседнику. И сообщаем только ту часть, которую считаем нужной. Остальное преднамеренно опускаем. Преследуя разные цели. Язык дан человеку, чтобы скрывать свои мысли. Талейран прекрасно понимал это, поскольку был виртуозом словесной эквилибристики.
— Но попугай ведь тоже говорит! И даже вполне разумные вещи, — заметил мой сосед.
— Ну вот, вы сами признали, что язык это код, моделирование которого может воспринять только настроенное на него сознание…
— С памятью у тебя все отлично! — Молча, сбросил сообщение в мою голову Стас, выключив «трансляцию».  — Пойдем дальше. Конечно же, ты помнишь, что наш мозг как метаболический реактор интереснейшее энергетическое устройство, в котором под воздействием электричества аксоны переключаются, соединяясь в различных комбинациях, и создают образы.
Одинаковые образы, кстати, создаются в любом мозге одинаковой конфигурацией сцеплений однозначных аксонов. Причем строго одними и теми же аксонами. И в одном и том же участке мозга. Особенно при «внутренней речи», «про себя», когда тебе ничего не нужно скрывать. Если мозг, конечно, здоров. Чего не скажешь о словах, как звуковых рядах кодов.
Весь этот процесс хорошо виден при съемке энцефалограммы. Это и есть отражение конфигурации мысленных образов. Хотя специалисты читать их содержание так и не научились.
При речевом общении образы создают звуки слов, которые через медиаторы в барабанных перепонках трансформируются в электрические сигналы. А те в свою очередь замыкают аксоны в различных комбинациях. Но образы эти размыты.
Потому, что каждый по-своему определяет значение слов, которое вкладывает в мысли. Слово «огонь», например, у одного вызывает ассоциации с огоньком папиросы, у другого — с  огнем костра вдали, у третьего – с командой стрелять.
Но можно послать и энергосигнал в извилины напрямую. Электричество замкнет нужные аксоны и создаст четкие образы. И в мозгу произойдет то же самое, что вызывают слова, сказанные вслух.
Только вся посылка получит совершенно точный смысл. Потому, что каждый образ в ней будет иметь только одно значение. Другое дело, что говорить – сегодня вещь привычная. А посылать электромагнитные волны в мозг собеседника, превращающиеся в электрические сигналы, способен уже не каждый. Вот и весь механизм так называемой телепатии.
— Значит, я тоже способен к телепатии? — Осторожно поинтересовался я.
— Но ты же отвечаешь нам, — «телеграфировал» мне Влад, — не разжимая губ и не шевеля языком…
— Значит, есть и огромная плеяда людей, которые умеет передавать и считывать мысли на расстоянии?
— Нет, это исчезающая способность. Язык телепатии древнее праиндоевропейского. И давно уже начал вымирать.
— Но почему? Ведь это так удобно и экономично!
— Человечество Земли, которое когда-то успешно использовало телепатию, сегодня в своей массе неспособно ни транслировать мысли, ни принимать их напрямую. Мыслить не значит чесать черепушку изнутри от зуда впечатлений. Мышление сегодня это талант. А таланты не раздаются всем подряд.
 — Откуда этот дар у меня? Почему люди не хотят пользоваться таким простым и удобным способом обмена мыслями?— спросил я, поскольку совершенно не помнил о своих телепатических способностях в детстве.
 — Дар этот у тебя от рождения. Ни была прекрасным воспитателем. Она пробудила твои способности. А потом законсервировала их. Чтобы у тебя не возникало неприятностей в детстве и молодости. Сегодня мы снова включили их. А вообще у тебя много «даров». Даже больше, чем у нас.
А почему не хотят эйконометафору использовать люди? Мыслить – значит собрать факты воедино, проанализировать всесторонне и использовать свой мозг так, чтобы это принесло выгоду не тебе одному, а всем. Или показать минусы.
Многие ли хотят этого сегодня? Сегодня ты опробуешь еще одну новинку. Тебе незачем тащиться пешком. Сейчас ты закроешь глаза, представишь лестницу подъезда своего дома и как кладешь руку на перила. А потом откроешь их…
Я так и сделал. И почувствовал, как моя нога ощутила ступеньку лестницы внутреннего подъезда моего дома. И словно эхо до меня донеслось: до самого скорого!
Сонливость сняло, как рукой. Я бросился к телефону. И позвонил хозяйке дома, который недавно покинул.
— Люс, перезвони мне домой! — Попросил я. Мне требовалось хоть какое-то подтверждение, что все, случившееся со мной, мне не приснилось.
Она удивилась и выразила непонимание моей просьбы. Ведь прошло не более 30-40 минут! За это время да еще сквозь метель я просто физически не смог бы пешком добраться до дома. Время для розыгрыша, по ее мнению, я выбрал не совсем удачно. И поинтересовалась, из какого автомата я звоню?
— Перезвони! — С отчаянием взмолился я. — Разве трудно выполнить такую малюсенькую просьбу? Прошу тебя!
Я уговорил ее. Люс была очень удивлена, когда я взял трубку домашнего аппарата. Теперь уже с ее губ сорвалось удивленное «как»? Я  ответил ей, что позже все расскажу.
Потом придумал, как вывернуться из сложного положения. Сообщил, что меня чуть не задержали, как выпившего. Но сумел договориться. Молодые солдаты подбросили меня к дому на бронетранспортере. Пришлось отдать им за дружеское отношение две пачки сигарет, которые у меня нашлись в карманах. Зачем ей лишние сомнения?
 Воспоминания прервались звонком с вибрацией в моем кармане. Я быстренько назначил место встречи. Затем выглянул в окно. Облюбованная мной машина, на которой поеду за Лориной, стояла на месте.
Мне ее придется увести. И мне ни капельки не стыдно за это. Потому, что я не краду ее, а только беру напрокат. Ее скоро вернут. Так быстро, что хозяин не успеет забить тревогу.  Я опять подошел к Источнику, ощутил, как его Мощь снова вливает в меня энергию, взамен потраченной на охрану квартиры, в которой  спал.
Я соединился с центром Девятки. От меня всё время требовали не рисковать без особой необходимости. И вот, ко всеобщему облегчению, пусть и с опозданием, я начал вести себя, как надо.
Мне обещали требуемое прикрытие у площади Фонтанов, справа от входа во Дворец Искусств. На нужное время. Сначала для двух машин и трех человек в радиусе двадцати метров. А затем сопровождение для одной машины с тремя людьми.

СОЛИТОН 15. ХВОСТ РЕПТИЛИИ И ПИРАМИДА
ХЕОПСА
Я очень люблю эту площадь. Люблю слышать, как фонтаны поют. Словно отзываясь на  звуки струй, то взлетающих, то опускающихся. А струи  в своем танце еще при этом меняют цвета. Сегодня они наигрывают «Времена года» Вивальди.
Я обычно с удовольствием слушаю сочинения монаха-музыканта, о котором говорят, что он написал всего один концерт для скрипки с оркестром. Но 154 раза.
Его концерты действительно очень похожи друг на друга. Порой из одного в другой переходят целые куски музыкальных фраз. Но они все до одного умиротворяющее нежны. И, следовательно, расслабляют. А вот расслабляться мне сейчас вряд ли можно.
Леонард появился, буквально следом за мной. Я, откровенно говоря, никак не ожидал его так быстро. И даже не подозревал, что он появится в такой «кричащей», машине, да еще и взятой «напрокат» на соседней улице. Хотя и понимал, почему он так поступил. Это был самый наглый способ сбить с толку слежку. Если бы она велась.
Чуть позже он рассказал и даже показал мне на моей машине, как вскрыть замок автомобиля Энергией, отключить сигнализацию и включить мотор. Это, по его словам, намного проще, чем вскрыть консервную банку универсальным ключом.
Его находчивость опять поразила меня. Думаю, что и случайные, и неслучайные свидетели его прибытия, как и я, подсознательно понимали, что человек, которому надо скрываться вряд ли стал бы раскатываться на столь кричаще приметной машине. С тремя яркими разноцветными полосами, нанесенными через весь кузов широкими лентами. Впрочем,  затемненные стекла достаточно хорошо скрывали того, кто сидел за рулем.
 Он пристроил машину почти впритык к моей. И, казалось, при парковке чудом избежал столкновения. Еще не успел заглохнуть двигатель, как Леонард, уже постучал по стеклу с моей стороны, сообщая о своем прибытии. Вот тогда только я и понял, кто прибыл на этой машине. Леонард, быстро обогнув мой «Лендровер», впрыгнул на переднее сидение рядом со мной. 
— Потихоньку вперед, пожалуйста! — Попросил он меня, захлопнув дверь, и нежно глядя на фигурку женщины, находящейся без сознания, которую я бережно уложил на заднее сидение, добавил: — У вас в машине найдется что-нибудь режущее, Алекс?
Я кивнул в сторону перчаточного ящика, приглашая его похозяйничать. Но он сначала перегнулся через спинку сидения, которое слегка опустил назад. К лежавшей там Лорине.
— Ничего, Лучик, — прошептал он, — Я тут. Рядом с тобой! Спи, родная! Теперь все будет хорошо!
 И я услышал затрудненное дыхание глубоко заснувшего больного человека.  Леонард попросил меня притормозить где-нибудь ненадолго. То, что он должен сделать, нельзя осуществлять на ходу.
Он достал из ящика складной нож. И перегнувшись на заднее сидение, разрезал рукав платья Лорины до плеча, заодно уничтожив всю тщательную работу постаравшегося до него хирурга.
Рука представляла жуткое зрелище даже после обработки врача. Но это, казалось, не смущало Леонарда. Он аккуратно ощупал  руку, мне показалось, будто он что-то вправил легкими движениями, и, поддерживая сломанную руку, похоже, начал что-то беззвучно шептать. Так я, по крайней мере, подумал, заметив, что его губы едва шевелятся.
Я, не отрываясь, смотрел действо, разворачивающееся передо мной. Мне очень многое довелось повидать за свою жизнь. Но такое я видел впервые.
Опухоль начала опадать. Разноцветные синяки и кровоподтеки прямо на моих глазах выцветали и скоро исчезли полностью. Еще через мгновение, я увидел, как на руке зазмеился шрам, начавший разглаживаться с обоих концов разрыва мышц, пока не исчез полностью.
Я не верил своим глазам. Но рука Лорины выглядела абсолютно здоровой. И оказалась очень красивой. Словно изуродовавший ее перелом мне просто привиделся. Дыхание бедняжки стало ровным. Лицо разгладилось, И Лорина на глазах неожиданно помолодела.
На заднем сидении спала женщина, красивее которой мне редко доводилось видеть в своей не очень короткой жизни. Мне стало ясно, почему этот сукин сын Фареша проявил такое рвение. А у Леонарда вкус точно отменный. И это меня радует!
— Как тебе такое удается делать? Это прямо какое-то колдовство! — Не удержался я. И заодно предложил укоротить дистанцию между нами с «вы» до «ты».
— Ты, очень умный и знающий человек, Алекс. — Сказал он, подтвердив, что нас ничто больше не отдаляет. — Это не комплимент. Думаю, что таких руководителей в Службе Безопасности прежде не было. И уже не будет! Однако странно, ведь не считается чудом, когда ящерица отращивает себе новый хвост, взамен оторванного.
Никто даже не задается вопросом, как происходит такая регенерация? Есть и другие существа, которые способны отращивать утраченные конечности. Раки, например.
Как? Ответ прост. Это древнейшие существа, большей частью рептилии. И в отличие от человека, они не разучилась аккумулировать энергию из окружающего мира и сосредотачивать ее для восстановления части своего тела. Как и новорожденные. Посмотри, они растут часто на одном подслащенном чае.
— По правде, я как-то не задумывался над этим, хотя ты разбудил мое любопытство. Но ведь твоя жена не ящерица! 
— Поверь, Алекс, —  человек способен на большее. Сейчас, честно говоря, уже не весь человек, как таковой. Я имею ввиду человечество. Утраченные, так сказать, способности. Хотя отдельные его представители, как видишь, кое на что пригодны. Но это долгая тема. Когда у нас будет чуточку больше времени, мы можем вернуться к ней…
 Он сказал, что Лорина проснется минимум через полчаса. Сон лучший способ восстановить силы. И для этого у них нет в данный момент ничего более подходящего, чем моя машина.
Леонард заявил, что чувствует, как становится моим безнадежным должником. Потому что хочет просить покатать их полчасика по не очень людным местам. Заодно выяснить, не увязался ли за нами хвост? Потому что когда они покинут салон, он будет им совершенно лишним.
— Конечно, друг мой, — кивнул я. И повел машину медленно, выводя ее из центра, добавив, — те документы, которые ты мне передал, позволяют скорее меня считать твоим должником. А долг – неоплатным. А еще меня просто изглодало любопытство, что произошло в квартире на проспекте Нефти?
Леонард пошарил в кармане, извлек конфету. И протянул ее мне. Я уж совсем было собрался отказаться потому, что не люблю сладкого. Но не успел.
 Леонард попросил опустить стекло и резким движением выбросить конфету. Каково было мое удивление, когда конфета вместо того, чтобы упасть на асфальт в нескольких метрах позади машины, шлепнулась мне в грудь.
— Мы все – ты, я, Лорина и даже машина, — прокомментировал мой опыт Леонард, — сейчас по моей просьбе окружены силовым полем. Как видишь, оно совершенно невидимо. Не мешает нам передвигаться. Но вполне ощутимо. И только мы можем заставить его следовать вместе с нами, находясь внутри. Но вернемся на проспект Нефти.
 Подойдя к двери, начал свой рассказ Леонард, он почувствовал, что за ней люди. У него не было оснований предполагать, что там затаились школьные друзья, решившие нынешней ночью устроить ему веселый розыгрыш. Особенно если учесть исчезновение Лорины, которую он тщетно пытался разыскать.
Тогда он решил, что «надеть» силовую защиту, будет не лишним. Тем более что он всегда может выключить ее, если необходимость отпадет. Он вошел и развел руки в стороны, чтобы его нежданные гости увидели, что у него нет оружия. И думал узнать, что привело их  сюда в такой неподходящий час?
Оба оперативника ответили  тем, что синхронно вытащили оружие. Леонард попытался убедить их, чтобы они не стреляли. Поскольку только изувечат друг друга. Но они его не послушали. И открыли огонь.
Защита в высшей степени надежна. Она не просто отражает удар, но и с той же силой и скоростью, с какой он нанесен, возвращает его обратно. По известной методе. В школьной программе об этом, кажется, говорится, как о  силе действия, которая равна силе противодействия. И об угле падения, равном углу отражения. Угол этот, кстати, защита может корректировать.
Они, поубивали сами себя. И, истекая кровью, даже не успели понять, что собственно произошло.
— Я совсем не хотел этого, — с горечью сказал он. — Не начни они стрелять, я бы применил энергию для прямого воздействия на мозг каждого. Сами не ведая того, они рассказали бы, кто их прислал, с какой целью. И ушли бы в полной уверенности, что сделали все, как им велели. А я бы получил все нужные мне сведения. И уж, конечно, приложил бы все силы, чтобы избавить Лорину от страданий, которые ей выпали…  Я рассказываю тебе все это, потому что и мы сейчас находимся под «колпаком». И он обеспечивает, кроме прочего, невозможность подслушивать наш разговор.   
— Да, — сказал я после повисшей в салоне паузы, — эксперты подтвердили, что они убиты из собственного оружия. Что же вы за существа, которые способны управлять такой мощной силой?
Люди, ответил он. Хотя, впрочем, и не совсем обычные с обывательской точки зрения. С врожденными способностями. Мы называем себя энергетическими навигаторами. Этому приходится учиться, тонкостей тут море.
Кстати, я тоже один из них. Но, к сожалению, он понял это только в казино. Тогда же решил начать мое пробуждение в нынешнем воплощении. А сказать смог только сейчас.
— Какие же удивительные аппараты дают возможность управлять подобными силами?— не удержался я.
Он постучал указательным пальцем себя по лбу. Человеческий мозг – вот единственная уникальная машина, или аппарат, если угодно, способности которой большинством используются в незначительной мере. А мысль, которая  рождается в нем, представляет сама огромную силу.
Это инструмент практически неограниченных возможностей, объяснял он мне, словно я был первоклассником. Впрочем, по большому счету, я, все равно ни черта не смыслил, и даже на первоклассника в этой школе не тянул. Но отдельные проблески появлялись в моей голове. И их тут же погребал наплыв самых разнообразных чувств и вопросов.
 — И эта энергия  способна …
— Развивать и сдерживать невероятную по своей силе Мощь. Или увеличивать ее. Останови, пожалуйста, машину. Теперь расслабься. Закрой глаза. Я покажу тебе кусочек хроники Истории Земли. Это будет что-то вроде  кинофильма. Только экраном  для проекции станет твой собственный мозг.
«Сеанс» начался почти тут же. Неожиданно я с высоты птичьего полета увидел пустыню. Здесь полным ходом шли работы. Изображение приблизилось, и, приглядевшись, я понял, что тут ведется сооружение пирамиды Хеопса.
Я вспомнил другой фильм, из интернета. Там добровольцы решили доказать, что смогут построить чудо-пирамиду без всякой техники.
Однако вскоре выяснилось, что больше дюжины людей никак невозможно впрячь для доставки каждого огромного камня из каменоломни, находящейся не так уж и далеко от места укладки.
А этими силами тащить, а тем более поднять каждый фрагмент пирамиды очень сложно. Большее же число людей просто мешало бы друг другу. Выложить экспериментаторам удалось всего два ряда. Поднять третий не помогали уже никакие приспособления.
  Потом я оказался в другом месте. И сразу узнал его. Передо мной возвышалась уже построенная пирамида Хеопса. Когда был в Египте, мы побывали тут с группой, которой руководил ученый – египтолог.
Он начал свой рассказ с трудностей, с которыми столкнулось человеческое сообщество, когда проводились работы по переносу храма Абу — Симбел из Ассуанской долины, где правительство Египта решило построить водохранилище.
Пятьдесят крупнейших государств под руководством ЮНЕСКО приняли участие в конкурсе на лучший способ сохранения и переноса этой каменной реликвии.
Но реальным из всех предлагавшихся способов при наличии современной мощной  подъемной техники, признали один-единственный проект.
Он предлагал разрезать камни храма на куски и соединить их цементом на новом месте. Вся техника ХХ века оказалась бессильной найти иной способ переноса грандиозного сооружения. Так и было сделано.
— А теперь о пирамидах. — Продолжал наш инженер, когда отвел группу на не столь уж значительное расстояние. — Сегодня абсолютно точно установлено, что именно здесь, где мы с вами стоим, находилось месторождение камня, где были выпилены более 2, 5 миллионов блоков, весом в среднем по две с половиной тонны каждый. Хотя вес отдельных блоков достигал и 70 тонн. По подсчетам ученых на сооружение всех христианских церквей Англии ушло строительного материала меньше, чем на одну пирамиду Хеопса в Гизе.
 Сравнения и цифры впечатляли и поражали воображение. А египтянин продолжал:
— Наши ученые и сегодня далеки от понимания, как и чем выпиливали эти колоссальные параллелепипеды из камня. И уж тем более нет никакого сколько-нибудь вразумительного ответа на вопрос, как эти блоки доставляли на место стройки да еще и поднимали на высоту 146 метров.
И при этом удавалось достичь такого высокого качества строительства, что пирамиды дожили до наших дней. Арабский историк XII века Абдель Латифа писал, что блоки настолько плотно пригнаны, что нет возможности между ними вставить нож…
Месторождение, где выпиливали блоки для пирамиды Хеопса, опять лежало прямо передо мной. Но девственное, не тронутое. Здесь работала группа людей. Я пересчитал. Их оказалось тринадцать. Двое из них, вытянув руки вперед,  то ли что-то прикидывали, то ли пытались что-то определить, может, даже нащупать.
Потом вдруг неожиданно на плоском камне плато легла разметка. Она появилась сама собой. Затем первая пара отошла в сторону, уступив место второй паре. Сосредоточенно смотрели люди на эти линии, в которых угадывались очертания будущих блоков пирамиды.
И вдруг под их проницательным взглядом, нечто вроде лазера, без всякой пыли, начало резать из каменного массива параллелепипеды камней. Затем в процесс включились сразу двенадцать человек, которые, каким-то образом, казалось взглядом, заставляли многотонный камень подняться в воздух.
 Блок начал вертеться, все быстрее и быстрее. А потом полетел, как обычный камушек, выпущенный из рогатки. Я скорее почувствовал, чем понял, что тринадцатый координирует всё, что здесь происходит.
Потом я очутился на стройке. Здесь уже тринадцать человек «принимали» каждый блок, гасили его скорость, разворачивали нужной стороной и бережно опускали на отведенное ему место. Укладка шла быстро и точно. Без всяких звуков удара, который появляется при укладке камня на камень. И оттого в полной тишине.
И это все. Вместо многих тысяч рабов, которые ежедневно гибнут сотнями от изнурительной и опасной работы. Так, по крайней мере, про это мне доводилось читать в учебниках истории.
Сказать, что увиденное потрясло меня, значит, ничего не сказать. Современная наука давно уже жжет леса, чтобы поджарить котлетку. И стоит, раззявив рот, готовая, не понимая существа дела, придумать очередную нежизнеспособную гипотезу.
— Надеюсь, ты не считаешь, что потерял время зря? Это так называемая Волна. Тринадцать – минимальное количество людей. Не случайно это число объявлено дьявольским.
Чтобы люди забыли, какими минимальными силами они могут работать с Энергией. В Волнах можно объединить тринадцать в тринадцать в тринадцатой степени человек.
Эта сконцентрированная Энергия образует Прилив. Таким образом, почти всю Энергию человечество тогдашней планеты можно было собрать воедино для созидания. Можешь представить, на что оно было способно?
 Потом в моей памяти начала выкристаллизовываться такая мысль.
«Пробегаю в памяти все мое прошедшее и спрашиваю себя невольно: зачем я жил? Для какой цели я родился?.. А, верно, она существовала, и, верно, было мне назначение высокое, потому что я чувствовал в душе моей силы необъятные…  Но я не угадал этого назначения, я увлекся приманками страстей пустых и неблагодарных… ». 
Леонард сказал, что он эти слова, как школьник, подглядел в электронной памяти. Чтобы не перепутать ничего. И добавил, что напиши автор только эти строчки, он, по его мнению, уже был бы достоин звания великого.
Я хорошо помнил и  саму фразу, и того, кто так четко сформулировал эту простую, но глубоко верную мысль. И высказал мнение, что она относится ко всему человечеству, упорно не осознающему для чего оно здесь! И Леонард, кивнул головой в знак согласия.
    — Кто-то прилагал все усилия, чтобы никто никогда и не вспомнил, что объединив свои энергетические возможности, люди могут подчинять своей воле огромную Мощь. — Неожиданно продолжил он, выводя меня из моих размышлений.
На заднем сидении раздался вздох. Я машинально обернулся. И увидел, как Лорина начала потихоньку, не успев стряхнуть с себя сонливость, садиться.
Она подняла еще недавно сломанную руку, чтобы лучше разглядеть ее. Начала медленно двигать ладонь, шевелить пальцами. И сказала тихо, улыбаясь нам обоим:
— Кажется, «ремонт» прошел удачно.
— Ну вот, Алекс, спасибо за все, пора домой. Ты не затруднишься отвезти нас на проспект Нефти?
Я попытался отговорить их от этой затеи. Ведь там двери опечатаны. И совсем не исключено, что может наведаться кто-то из Службы.
 — Ничего, — убедил меня Леонард.  — Все останется как есть и после того, как мы окажемся внутри. К тому же мы будем там, благодаря печатям, в полной безопасности  и покое, поверь мне. Пока кутерьма, поднятая Фарешом, не уляжется.
Я проводил их до двери. И не удержался напоследок от вопроса: сколько человек обеспечивали нашу безопасность сегодня?
— Непосредственно двое, — ответил Леонард, — воздействуя на диагональ параллелепипеда силового поля, в котором находилась машина, с противоположных сторон. Но их подпитывала Волна. Надеюсь, мы скоро встретимся. Ты ведь теперь посвященный. Я рад, что между нами нет больше никаких барьеров.
 — Тогда еще один вопрос. Для чего нужно было строить пирамиды? Ведь не для того, чтобы они служили усыпальницей фараонам?
— Для перенаправления лучей радиации, которая могла погубить человечество. Она возникла в одном из созвездий Вселенной. И ее швырнуло в сторону Теллуры. Скажу еще одну вещь, хотя ты о ней не спрашиваешь, потому, что не имеешь об этом представления. Построенные пирамиды были покрыты тонкой пластиной золота. Под этой оболочкой находился приличный слой свинца. Все потом вернули на свое место. Кроме камней. Но это инертный материал.
Я возвращался в Службу, смутно подозревая, что мне недолго осталось ездить туда. Даже если уберут Фареша.

 СОЛИТОН 16. ДВА СЮРПРИЗА ЛИЧНО  ОТ ФАРЕША
Повинуясь энергетической команде, печати на двери квартиры соскочили со своего места и повисли, болтаясь на петле шпагата. Я вставил ключ, с которым не расставался после той кровавой ночи. И мы с Лориной вошли.
Я закрыл дверь на два оборота. Потом велел печатям занять прежнее положение. И поставил силовую защиту на дверь. Заплачено вперед.  Мы имеем полное право провести в этой «гостинице» сегодняшнюю ночь.
 Поскольку дверь из металла, я настраиваю ее на эффект удара током. Не смертельного, но вполне достаточного, чтобы охладить желание любого стремящегося немедленно попасть в помещение.
Это еще и сигнализация для меня. Одновременно в моей голове должен прозвенеть этакий звоночек, который предупредит меня о незваных гостях. Чтобы я принял меры, исключающие любой нежелательный контакт.
В Бакувере, на мой взгляд, за последние годы произошли и немногие хорошие перемены. Одна из них – установка освещения за каменными выступами окон зданий в центре города.
По мере сгущения темноты реостаты автоматически повышают яркость свечения ламп. Дома сияют как днем. А тут еще и свет с улицы проникает в квартиру и создает приятный полумрак.
 Необходимость включать электричество внутри комнаты без особой надобности отпадает. И происходящее внутри квартиры, сложно разглядеть снаружи. Это нам особенно на руку. В нашей ситуации и здесь любое внимание  к нашим персонам лишнее.
В прихожей такой порядок, что сразу видно, здесь добросовестно поработали люди Службы Безопасности. Даже сколы на стенах прихожей, откуда извлекли пули, чем-то замазаны и хитро припудрены, так что вряд ли кому в голову придет, что здесь было настоящее побоище.
Едва за нами закрылась дверь, Лорина словно пробудилась от страшного сна. Перешагнув порог, прямо на ходу она сбросила туфли и начала срывать с себя одежду, кучки которой, как камушки из сказки, указывали направление, куда она движется.
 А шла она в ванную. И я хорошо понимал, что такая чистюля, как мой Лучик, ни в какую иную сторону пойти просто бы не смогла. Ей нужно было смыть и грязь, скопившуюся на теле во время пребывания в тюремном отсеке, и грязь, запорошившую ее душу, когда негодяй, пытался изнасиловать ее.
Что лучше – делать каторжную работу живым, или бить баклуши мертвым? Этот вопрос для меня никогда не был альтернативным. А уж если такая «работа», как ночь с любимой, тем более. Позади сильное напряжение нескольких тяжелых дней.
Я сбросил одежду и последовал за ней. Я всегда получал наслаждение, купая её. Сегодня я испытывал настоящее счастье. Счастье неслучившейся утраты! Счастье любви, которую чуть-чуть не потерял!
Я, не глядя, лил шампунь на мочалку. И бережно тер, целуя, нежные груди, руки, живот, лобок, чуть увеличивая усилия на роскошных широких бедрах и длинных стройных ногах.
Я казался себе ваятелем, создающим Афродиту. Только на этот раз она выглядывала не из шипящих кружев морского прибоя, а из пены пушистых и ароматных пузырьков шампуня.
А затем она, набросив на влажное тело махровый халат, вышла. И до меня донесся монотонный гул фена. Я остался в одиночестве. Чтобы привести в порядок и себя. Но и обильно плещущие струи воды не могли заглушить звенящую в моем мозгу посланную ею мысль: я жду тебя, милый!
Будучи вдвоем, мы никогда не пользовались звуковой речью. Мы и среди посторонних нередко обменивались мыслями между собой. Эйконометафора нам казалась четче, ярче и, главное, никогда не допускала никакого двойственного толкования.
 Потому, что мысленный образ обычно представляет только то, что вложил в него посыл. И никаких опасений, что нас подслушают чужие уши.
Лорина лежала на спине, раскинув руки, готовые принять меня в объятия. Груди слегка вздымались. Зелень глаз заволокли длиннющие ресницы. Лепестки губ чуть приоткрылись и замерли, предлагая догадаться, что они хотят. Чуть раздвинутые ноги предлагали домыслить мне самому, что хочет ее тело. И выполнить это желание.
 Каждая жилка во мне дрожала. Наши губы слились в крепком поцелуе. Казалось, каждый пытается вытянуть из другого, какой-то особый, неповторимого вкуса нектар. Я нежно раздвинул бедра, почувствовал, как соски возбужденно уперлись мне в грудь. Как же долго не было тебя! Это все, что я успел услышать напоследок.
Потом мысли пропали. Вместе с ними исчезли и мы. И комната, и все, что находилось в её четырех стенах. И только наши души, слившись воедино, куда-то незримо плыли. Ныряя то вверх, то вниз. И снова вверх. Нас пронзило ощущение яркой сладости. 
И оно становилась все сильнее, острее, притягательнее. И вдруг в какой-то момент, не удержавшись на гребне очередной волны, мы ухнули в бездну  радости, нежности и любви, овеваемую тихими стонами счастья. А мир стал понемногу приходить в себя.
Мы лежали без всяких мыслей, кроме одной, что это только начало. Мы так истосковались друг по другу! Нам потребовалось больше трех часов близости, чтобы хоть как-то поправить это. И, наконец, слегка утолив жажду разлуки, мы смогли говорить как два близких разумных человека. Тогда Лорина неожиданно сказала:
— Есть две важные вещи, Лен, — Раздалось в моей голове, — я считаю, что должна сообщить тебе о них. Не откладывая! Первая касается меня. Она не так важна. Поэтому с нее и начну. Фареш сломал мне предплечевую кость. С того момента, когда это произошло до тех пор, когда ты привел руку в порядок, прошло более двадцати четырех часов. Я ощущаю в ней покалывание. Она как бы не совсем моя. Хотя действует, слушается меня.
Говоря с Фрезером, я уже предполагал, что критический срок в двадцать четыре часа, судя по всему, истек. После него кость, сухожилия, сосуды, кожу все же можно срастить и даже без шрамов.
Но надежда, что и энергетику этой части тела можно будет восстановить в полном объеме, была очень слаба. Хотя я не давал ей угаснуть окончательно. Теперь же я точно знал, что произошло самое страшное. Время на этот раз, кажется, посмеялось надо мной. И это стало, несмотря ни на что, для меня ударом.
— Ты ведь знаешь, — Лорина ласково провела излеченной рукой по моим волосам, — что это значит?
Да! Но лучше бы мне этого не знать! Тело временная оболочка. Когда она изнашивается или ломается, принято считать, что человек умирает. Но на самом деле оканчивается существование только изношенной физической матрицы.
Но матрица дыхания, которую мы называем пусковой и матрица Души – огромный мир ощущений, знаний, способностей и умений – отделяются и помещаются в специальное хранилище. Там проходят обработку. Из души вычищаются все негативные личностные воспоминания.
С этого момента она в Ноосфере. И будет спокойно лежать «на полочке», дожидаясь своего часа. Застынет и прочно связанный с нею Дух. Он принадлежит только конкретной душе и только ей.
Может, древние отголоски об этих двух матрицах и породили легенды о чистилище и рае? Но  если Душа порочна, она будет расщеплена на атомы. И прекратит свое существование. Ад тоже есть. Хотя сильно отличается от библейского.
Индийцы создали целое учение о переселении душ. Это тоже легенда. Очень красивая. С предупреждением о возмездии за неправедно прожитую жизнь. Но правда состоит в том, что человеческая душа не может переселиться ни в животное, ни в дерево.
Ни даже в матрицу тела другого человека. Она может вернуться только в свою точную физическую копию тела. И только по  достижении двенадцати лет. В иное тело она не вместится. Либо оно будет ей просто мало.
Но если лишить предыдущее тело хотя бы пальца, то в этот оторванный орган перестанет поступать энергетика. Одновременно эта же часть атрофируется и у Души. Такой она и покинет тело. Но Ноос, говоря общедоступным языком, не ремонтная мастерская, а только  «чистка». 
Сшитый только для тебя костюм не должен болтаться, и не должен быть обуженным. С возрождением Души дело обстоит еще сложнее. И тоньше. Так отсутствия одного пальца вполне достаточно, чтобы Душа «не узнала» своего  тела. И не «нашла» его.
А значит, она никогда не сможет вновь обрести физическое существование. Этот «костюм» больше не для нее. Хотя она и может продолжить жизнь. Но исключительно на электронно-энергетическом уровне. Как бестелесный призрак.
Открытый перелом, если его вовремя не устранить, влечет «ампутацию» части Души. Движение энергии автоматически прекращается ровно через сутки. И восстановить его больше не возможно.
Лорина, знает, что отныне жизнь в этом прекрасном физическом теле для нее последняя! Она обречена, в лучшем случае, обитать в мире призраков.
Ложь никогда не станет правдой, говорила она. Даже если её признают истиной миллионы ее сторонников! Но самое худшее, это лгать себе. Она и не пыталась. То, что произошло с ней, по существу был приговор.
 Правде трудно смотреть в глаза. Особенно, когда она так неприглядна. Я задыхался. Я чувствовал, как вздуваются жилы на моем лбу. Боль отчаяния сначала была готова разорвать меня в клочья.
Потом я осознал, что теряю контроль над собой. И совершенно упускаю из виду, что Лорина, которая страдает не меньше меня, способна считывать состояние моей Души. И это усилит ее стресс. Я сделал над собой усилие и взял себя в руки. Подошел к ней.
— Счастье мое! Неправда, что надежда умирает последней! Она бессмертна! Может быть…  Нет, я уверен, какое-то решение должно быть! И мы найдем его! И как бы дело не обернулось, помни: я никогда не оставлю тебя! Если выхода не найдем, я все равно буду с тобой! И мы всегда будем вместе!
— Мне и так больно!— От волнения она заговорила вслух. — Не делай еще больней! Ты обязан…
— Нет! — Твердо отрезал я, тоже вслух. — Мы будем вместе. Какую бы цену не пришлось за это заплатить!
Я чувствовал, что она едва сдерживает слезы.
— Ты не имеешь никакого права распоряжаться собой!..
— Права и обязанности – не награда и не назначение. Мы сами устанавливаем, что должны выполнять, а что нет. В конце концов, хватит! Нас так часто убивали! А теперь еще и разлучиться навеки? Я не могу это принять!
Я начал целовать зеленые глаза моей доброй и нежной «ведьмы». Как же все они зеленоглазы! И целуя ее, понемножку пришел в себя. Как же просто становится на душе, когда решение принято. И принято бесповоротно. Я ждал, когда наши дыхания станут спокойными.
 — На этом первая тема закрыта. Ты говорила, что новости две.
 Она все еще тяжело дышала. Я гладил ее плечи, руки, ноги. Пока она немного не успокоилась и не заговорила: 
— Я детально вгляделась, там, в камере, в два из своих прежних снов. Не знаю, как, но сумела вызвать их сама. И увидела лицо того, кто швырнул меня под поезд во Франции. — Еле слышно донеслась до меня ее мысль. — Я также разглядела лицо и фигуру лорда, убившего нас обоих в нашем замке в Англии. У меня нет сомнений, что нынешнее имя обоих убийц – Гвалд Фареш.
 Наверное, я тоже подспудно ощущал нечто подобное. И, видимо, все-таки гнал эту мысль прочь.
 — Ты не ошиблась?
 Лорина с тяжелым вздохом покачала головой.
— Ладно, жизнь моя! — Мы поступим так. Тебе надо поспать еще часиков восемь – девять! Ты это знаешь! А я рядышком поразмыслю над твоим открытием. Если это так, – дело принимает весьма скверный оборот!
Она закрыла глаза, и я помог ей погрузиться в крепкий целительный сон. Услышав ровное дыхание глубоко спящего человека, я поцеловал ее и подошел к светящемуся окну. Из-за занавески мне в глаза уставилась улица.
Окно выходило прямо на старый бульвар, где деревьям и кустарникам давно уже стукнуло свыше ста лет. Единственный участок огромного приморского парка, где по ночам царила темнота, и где мне недавно удалось затаиться до утра. Полагая, что именно здесь меня вряд ли будут искать. 
Небольшой фонтанчик с застывшими в нем фигурками лебедей, где с утра журчали струи воды, к ночи засыпал. Вода в его чаше, заслоненной от легкого ветерка с моря густой, пушистой и рослой зеленью, разгладилась. И луна заглянула в это зеркало.
Она казалась кружком лимона. Он нырял в блюдце с чаем. А потом самую большую золотую монетку неба спрятала за щеку туча. И ночь, запутавшись в ветвях деревьев приморского парка, сгустилась в непроглядную черноту. Словно надумала скрыть какое-то темное дело.
 А я все думал и думал о том, что сказала Лорина про Фареша. Конечно, это еще надо хорошо проверить. Хотя уверенность во мне, что она, к несчастью, не ошиблась, крепла.
Если эта гнида рождалась, как и мы неоднократно, это не просто усложняло дело. И не просто путало абсолютно все законы и правила, по которым жил наш мир. Это означало, что нарушен главный Запрет! И вопреки Закону…
Мои мысли прервал дверной звонок. Он тихонько вякнул. Я подумал, что правильно сделал, плотно прикрыв дверь в комнату, где спала Лорина. Но недоумевал, кто ж это совершенно неожиданно решил нанести визит в столь неподходящее время? Да еще в квартиру, дверь которой опечатана Службой, тем самым свидетельствующей, что она пуста? Почему не сработал звоночек в моей голове? Но вместо ответа я услышал еще один звонок?
Часы показывали четыре утра. Лорина во сне, негромко всхлипнув, назвала имена наших друзей. Словно ожидая помощи от Ирен и Влада…


СОЛИТОН 17  КТО ТАКОЙ ТВОРЕЦ?
Утром Ирен со свойственной ей  прямотой сказала мне:
— Влад, ты, конечно, талант! Твои наблюдения очевидны, а выводы трудно оспорить. Я имею в виду нашу науку. А не ту глупость, которой обучают в школах. Ты за считанные минуты, помог Лео включить дар телепатии и телепортации. С  твоим умением объяснять на пальцах. Но потом ты, по-моему, совершенно забыл о нем. И о Лорине тоже. И мы ничего не сделали, чтобы сблизиться с ними. Хотя Ашока просил тебя об этом. Мы-то разбужены раньше! Что скажешь?
Я кивнул. Ирен, помахав мне рукой, растворилась, как Чеширский кота, ненадолго оставив после себя лучезарную белозубую улыбку, которая вызывала у всех чувство глубокой симпатии к  ее обладательнице. Она права. Порой в быстрине дел и проблем мы теряем так много человеческого.
За более, чем сто лет мы на многое стали смотреть по-другому. Несмотря на уход со сцены, к которому нас вынули, шла определенная работа, совершались открытия, кардинально менявшие глубину наших взглядов и возможностей.
Изменились и задачи, стоящие перед нами, в связи с завершением программы. Найдено оружие защиты, наконец. Времена полного бессилия позади. Но все равно мы должны оставаться тем, кем были. Людьми.
   Я позвонил Леонарду. И сказал, что мы с Ирен виноваты, что отдалились от них,  и приглашаем его с Лориной на пикник. А почему и не на пикник? И назначил время встречи в Приморском парке.
Лео явился как на прием, щеголь щеголем. На нем был белый легкий костюм. Черная сорочка, белый галстук, белые носки и черные туфли. Он смотрелся совсем неплохо.
Лорина тоже выглядела элегантно. Она была в белом свободном платье с черным воротником и пояском, которое не только не скрывало, но и подчеркивало стройность и красоту ее фигуры.  С маленькой черной сумочкой через плечо. И тоже в черных туфлях.
Они составляли очень привлекательную пару. Очень красиво смотрелись вместе. И не оставляли даже тени для сомнений, кем они друг другу доводятся.
Ирен тоже выглядела картинкой в своем синем шелковом платье. И только я в неновом бежевом льняном костюме ломал этот красивый ансамбль. Я брякнул Леонарду, какой он счастливчик – отхватил такую жену.
Лорина с Ирен на мою реплику улыбнулись друг другу и обнялись, как и положено двум старым подругам. Каковыми они, впрочем, и были. Хотя очень давно.
Моя что-то зашептала на ушко Лорине.  А мы с Леонардом, вооруженные черными пластиковыми пакетами со всем необходимым для пикника, двинулись вперед. 
Мы прошлись вдоль кромки зачехленного в бетон берега. Постояли, слушая плеск волн. Потом я предложил, провести наш пикник в Греции. Моя задумка была с воодушевлением принята.
И взявшись за руки, наша четверка  телепортировалась.  Направление указывал я. Мы материализовались на площади, посредине которой раскинулась прямоугольная куртина, с деревцем в центре. Перед старинным храмом.
В нескольких шагах от нас находилась группа туристов. Высокий, начавший грузнеть, горбоносый гид, в черных волосах которого наметилась проседь, типичный грек, подчиняясь мысленному посылу, увидев нас, укоризненно покачал головой и велел не отставать. Он потер руки о джинсы. Такая у него уж была привычка. А мы  тем временем присоединились к остальным.
— Теперь, когда вся группа собралась, я скажу: добро пожаловать, дамы и господа в исторический центр города Салоники! — торжественно объявил он. — Площадь, на которой мы находимся, названа в честь святой Софии. Прямо перед вами Храм Святой Софии Премудрости Божией. Я надеюсь, что вы сумеете по достоинству его оценить.  В начале пятого века тут стояла пятискатная базилика святого Марка, относящаяся к раннему христианскому периоду. Она представляла собой комплекс сооружений площадью свыше восемь тысяч квадратных метров. Базилика была разрушена землетрясением между 618 – 620 годами.
Я потихоньку прокомментировал его рассказ, так, чтобы слышали только мои друзья:
—  Поскольку данная базилика, видимо, не была угодна богу. Если он так безмятежно взирал на ее уничтожение. И не предпринял никаких мер.
— На месте базилики был построен храм, — гид, видно, достаточно поднаторевший в своем деле, опять же по моему посылу, не услышавший моей реплики, заученно продолжал, — который вы видите. Он занял только часть прежнего комплекса, и возведен спустя 70 лет.  Впервые Храм упомянут в самом конце восьмого века. Это были времена правления Византийского  императора Льва III при котором  началось иконоборчество…
— Лев, полагаю, был по-своему глубоко прав! — Снова поделился я со своими друзьями очередной шальной мыслью, — Ибо сказано в библии: не сотвори себе кумира пред лицем моим!
— А мне ты как-то не сообщил об этом, когда мы были тут пару недель назад! — С шутливым укором покачала головой Ирен.
— Однако нам повезло сегодня! — Улыбнулась в ответ ей Лорина.
— Иконоборчество объясняет минимальное количество мозаичных украшений храма. — Продолжал нам раскрывать глаза гид. — В 1359 году тут погребен архиепископ Григорий Палама, вскоре причисленный к лику святых. Его мощи называют источником чудес…
— Хотя сегодня в радиусе 40 миль от города чудес не наблюдается! — добавил я. — Если не сказать хуже!
— В X веке Софийский собор стал кафедральным храмом Фессалоникийской митрополии. В период завоевания города крестоносцами и существования Фессалоникийского королевства в нём находилась кафедра католического епископа.
—А бог и на этот раз различий между православием и католицизмом не заметил. — Я оглядел «свою» группу. Все улыбались. Им пришлось по вкусу это состязание, о котором гид не догадывался.
— В 1430 году турки завоевали Салоники и превратили Храм в мечеть. — с грустью поведал гид, видно сильно переживавший за православие. — Стены храма изнутри турки покрыли штукатуркой. Под слоем раствора мозаики собора полностью сохранились. По итогам Первой Балканской войны город перешёл к Греции. И собор Святой Софии вернулся к изначальной конфессии. Османский минарет был разобран, а колокольне возвращена изначальная функция.
— Как видите, не удостоились внимания Господа и турки, — продолжал комментировать его рассказ я, — бог куда менее ревнив, чем люди. И это пошло храму только на пользу. Мозаика-то уцелела. К тому же подозреваю, он благоволил к Туркам! Они, скрывшие кумиров, красовавшихся на стенах храма, оказались лучшими блюстителями Декалога, чем христиане.  Недаром именно им он поручил охрану Гроба Господня.
— Так закончился многовековой инцидент между верами. — Подвел итоги грек.— А теперь уважаемые дамы и господа, прошу вас посетить действующий Храм! В Храме, конечно, есть на что посмотреть. Добро пожаловать в дом Бога!
Вот ведь как! Немало – немного, но именно Его дом! Группа двинулись вовнутрь. Мы встали почти под центром знаменитого купола.
— Греки очень гордятся, что они почти первыми приняли от Константинополя православие. И что мы верующие почти все поголовно!
 — Однако, скоро литургия, важнейшая из христианских служб. — Вновь подал я друзьям реплику. — Но рвения не заметно. Мы присутствуем скорее на малолюдном светском рауте. Людей не густо. В основном туристы, как и мы. Прислушайтесь к тихим беседам!
 Это я сказал вслух, хотя и негромко. Тут впервые гид обратил на меня внимание. Он попросил соблюдать. А если кому неинтересно… Лара дернула меня за рукав. Ох, я, кажется, расслабился! Я приумолк, а гид продолжил наставлять группу.
Мои спутники и я почти час осматривали Собор, когда я осторожно кивнул в сторону гречанки, которая неистово крестилась и клала поклоны перед иконостасом.
— Я вижу ее каждый раз, когда прилетаю сюда. Вы можете послушать ее мысли. Эта женщина никогда не читала Книги. Но она верует. Верует, потому что ее отцы и праотцы веровали, никогда не задумываясь о нелепостях ни Ветхого, ни Нового заветов. И не задавались никакими вопросами. Это крайне удобный вид верующих, число которых сейчас увеличивается. Послушайте, что говорят и как рассуждают другие, находящиеся здесь, верующие!
Они приняли мое предложение «послушать» ее мысли. И потом мы долго улыбались просьбам, обращенным к Богу этим бесхитростным существом. Она просила снять головную боль, которая ее терзает.
Лорина не удержалась, решив помочь. И даже дала ей совет, все-таки полистать Библию. Женщина оказалась чувствительной. Она дернулась от неожиданно прозвучавших в ее голове советов и резко оборвавшейся головной боли. И завертелась, пытаясь понять, откуда исходит помощь и этот голос.
Я схватил Лорину за руку. И потащил своих друзей из Храма. И не забывайте, послал я мысленный импульс остальным моим спутникам, что вы путешествуете инкогнито, без заграничных паспортов. Всем быстро на площадь!
Собравшись вместе, мы снова взялись за руки и шагнули вперед. Через мгновение мы очутились в негустом лесу. Я прилег на траве, нисколько не опасаясь, что на костюме останутся пятна. Наконец-то, мой  неновый костюм дал мне преимущество перед моими расписными друзьями. И сказал тоном покинутого нами гида и его голосом:
 — Уважаемые туристы! Обратите внимание, вы находитесь на склоне знаменитого Олимпа. Почти у самого подножья. Проникнитесь! Ибо по этой самой земле ступали ноги  греческих богов и бессмертных героев! Правда, люди старались держаться подальше отсюда. Во избежание  гнева всесильных. А он мог проявиться совершенно неожиданно и без веских причин. Если верить легендам.
Я рассказал им, совсем как профессиональный гид, что  греки со временем поняли, что  боги не особо стремятся к общению. Хотя в легендах они навещали человечество буквально каждую свободную минутку. И очень любили человеческих женщин!
 Но однажды пастушок, потерявший овцу и испугавшийся, что хозяин накажет его за это, забрел в поисках пропавшей скотины аж до середины высокой горы.
Когда он опомнился, то сначала перепугался не на шутку. Но тотчас неожиданно понял, что никаких богов здесь нет и в помине. Пастушка звали…  Впрочем какая разница! Так разом рухнула вера, именуемая язычеством.
Язычник Константин Великий, создатель Византии, которую он воздвиг на месте части прежней Римской империи, в то время уже развалившейся, вскоре понял, что без веры хоть какой-нибудь управлять людьми сложно.
В 324 году он решил ввести среди своих подданных новую религию. Христианство. Видимо, на то его навели распятые им же на крестах пленники, взятые в ходе битв, которые он вел. Не кормить же их напрасно?
После своей речи, я попросил у женщин попить, а заодно позаботиться об ужине. Пикник же все-таки! Мне сунули в руки бутылку газировки. Но вскоре мы уже пили восхитительное шампанское,  заедая его экзотическими фруктами.  Пока мы жевали начало смеркаться. И открывшаяся картина над нашими головами захватывала дух. 
— Красотища-то какая! — Прошептала Лорина, словно громкий звук может спугнуть  открывшуюся картину.
Она запрокинула взгляд в небо. В августовской черноте до звезд вроде рукой подать, выглядят они ярче и больше. Прямо над головой висел ковш Большой Медведицы.
Казалось, его можно взять за ручку и опрокинуть на себя дурманящий мрак космоса. Да и все звезды стали ближе, чем всегда. Лорина прислонилась к Лео, нежно обнявшему ее. Ирен прильнула ко мне. И наша четверка застыла с поднятыми к небу головами.
Я обнял Ирен и негромко процитировал стихи любимого поэта Леонарда:
 — «Тихо плавают в тумане хоры стройные светил…» А кто знает, как называется «туман», в котором они плавают?
— Все, что между звездами, кажется, – вакуум. Так я слышала, по крайней мере! — Сказала, смеясь, Лорина.
— Интересная штука! Люди веками глядели на звезды и полагали, что они плавают в пустоте, где ничего нет и быть не может. А как же звезды? Получается, что они находятся как раз в этом самом вакууме. Не вытекает ли из этого, что пустота не так уж и пуста? Пусть некоторые из небесных тел, вроде Земли,  окружены собственной атмосферой, которая отделяет их от вакуума. Но находятся-то они все рано в нем.
Лорина внимательно слушала, продолжая рассматривать звезды. Я ее хорошо понимал.  Нет зрелища, более впечатляющего, чем эта мерцающая космическая даль! Хотя мы видим с Теллуры только Млечный путь. А это всего малюсенький кусочек Мегагалактики. Ноготь  мизинца по сравнению с человеческим телом. Да и это сравнение ни о чем!
Подними голову и взгляни верх! Над тобой сотни тысяч миров. Великая картина Творения, которая сразу снимает вопрос о существовании Великой мощной силы. Незаконченное, поскольку Творчество непрерывно продолжается. Но совершенное!
А раз есть творение, как чья-то совершенная работа, то просто обязан быть и тот, кто все это создал – Творец. Это единственная сущность, способная на это. Дом Творца везде! Нет Бога, кроме…  ? Ну да, примерно так! Кроме, как везде!
***
— Так нет никакого Бога, постоянно пекущегося о Земле? — Вопрос был адресован человеку, сидящему напротив, которого привезли сюда по его распоряжению.
Гвалд Фареш с любопытством смотрел на него. Скорее тощий, чем худой, в плохо отглаженном костюме, галстук съехал немного набок.
Но карие глаза на невыразительном, лице, горят. И, кажется, живут своей жизнью. Профессор, черт побери! Из тех, кто все делает сам. И не вымолвит слова, пока не убедит себя  в свом праве на это.
Такой никогда не присвоит труд ассистента или лаборанта. Он будет грызть задачу, пока не найдет ответ сам. А в повседневной жизни совершенно тусклый человек, которого трудно заметить. По имени Гром Грин
— Ну да, — ответил тот, — Разве так трудно понять, кто такой Творец? Из чего создана Вселенная? И зачем все это затеяно? Гипотез, которые вконец запутали людей, пруд пруди. Сколько-нибудь вразумительных ответов – ни одного! Ни одна теория не выдерживает сколько-нибудь серьезной критики.
Он очень взвешенно рассуждает, как одни ученые пришли к выводу, что Вселенная возникла в результате мощного взрыва. Впечатляет, конечно. Но не проясняет главного: с чего и как произошел названный взрыв?
Не говоря уже о том, что в этой пустоте стало детонатором, а что взорвалось? Если во Вселенной ничего не было, кроме этой самой пустоты? А если пустота может взрываться, почему она не способна просто породить что-то, без эксцессов, тихо и спокойно?
Еще менее вразумительна гипотеза разбегания и сворачивания Галактики. Ведь очевидно ж, что никакого разбегания нет. Просто идет бесконечный процесс строительства. Да и для разбегания тоже нужно нечто, что могло бы разбегаться! И тогда опять вопросы: откуда все это взялось и с какой целью разбегается?
— Я, конечно, не представляю ту науку, которая пытается методом лукавого мудрствования установить, кто такой Бог и как он создал Вселенную. И как осуществлялось творение.  — Прервал своего словоохотливого собеседника Фареш. — Но несомненно одно! Весь мир, в котором мы живем, никогда не был результатом эволюции. А вы как считаете?
— И я так думаю! — Возвращает в свои руки упущенную нить разговора Грин. — И планета, на которой мы живем, и все, что находится на ней, включая Человека. И все элементы солнечной системы были напечатаны одновременно. По аналогии с принтером 3D.
И его понесло говорить о Дарвине, всю жизнь сомневавшемся в воздвигнутой им теории. Потому что интуитивно он чувствовал: в его рассуждениях концы не сходятся с концами.
 Шестьдесят миллионов лет назад новенький, с иголочки мир светился и был полон надежд, радости и творчества. Тот, кто сотворил его, делал это по законам, которые сам и установил. И был отличным мастером.
Твари были созданы так, что каждый вид возник в точно определенных количественных рамках, которые исключали его исчезновение при любых катастрофах, могущих постигнуть планету.
— Что же тогда означает библейское «Земля была безвидна»?  И кто такой  Дух, который носился над водами?
— Ха-ха-ха! — Профессор смеялся, как ребенок. — «Безвидностью», судя по всему, назван Вакуум. А Духом – созидательная мысль Творца, его Энергия. Прежде о Нем говорилось, что место его обитания неизвестно.  Сейчас дело предстает в новом свете. Совсем недавно, нам удалось подойти к самому краешку нашего мира. Я был потрясен. Мы увидели, как Вакуум непрерывно рождает виртуальные электрон-позитронные пары. Некоторые из них по непонятным пока причинам превращаются в самые что ни на есть реальные. Остальные «ныряют» назад.
— Иными словами,  именно Вакуум непрерывно вырабатывает энергию, из которой затем происходит создание «кирпичиков» той материи, о которой говорят, как о данной в ощущение? — Осторожно закинул Фареш.
— Пустота оказалась совсем не пуста. — Кивнул головой профессор, закинув ногу на ногу. Он почувствовал себя вполне уютно. — В ней постоянно идут особые процессы, которые могут быть только разумными.  Кто-то там из маститых сказал, что природа не терпит пустоты. И очень неосторожно  с научной точки зрения. Без неё ничего не было вообще бы. Из чего же творит Вакуум материю и энергии? Это интересный вопрос. Я лично думаю, из самого себя. Потому, что больше Вакууму  творить их не из чего. Из ничего что-то и сотворить невозможно. Вакуум, судя по всему, полон какой-то особой мыслящей энергии, о которой нам пока ничего не известно.  Ее видов десятки, я думаю. Если не сотни. А нам известны только несколько. Причем они переходят из одного вида в другой.
Фареш молчал.  И сочтя это молчание за интерес, профессор начал развивать свою мысль. Непрерывно идет процесс. Непрерывно Вакуум порождает Изначальную Энергию. А та, в свою очередь, — Праматерию или Универсум, как называл ее Пьер Тейяр де Шарден.
И на нее вновь воздействует Энергия, во всем многообразии всех своих видов. Из всё усложняющегося материала возникают новые разновидности материи, представляющие собой не что иное, как концентрат энергии. И, похоже, мы вплотную приблизились к пониманию, кто такой Творец!
Из атомов и молекул Универсума слеплены звезды, планеты, галактики. Так мы столкнулись, наконец, почти лицом к лицу с Творцом, который создает Вселенную.
Но это не хаотичное строительство. Оно идет по ювелирно точной, компьютерной, говоря нашим языком, программе.
Вселенная расширяется, обрастая все новыми мирами. И в каждом для улучшения управления уже есть свой «компьютер».
 Конечно, каждый из них неизмеримо превосходит машинку, созданную человеком. Но  компьютеры Творца соединены космическими сетями. Каждый аппарат» имеет множество операционных систем и программ.
— Что ж, вы говорите весьма убедительно! — поощрительно сказал заместитель руководителя Службы госбезопасности. — Я смутно подозревал нечто такое. Но весьма смутно. Мы ведь не ученые. — И даже вполне готов согласиться с вами, не исключено, что Вакуум и есть некая мыслящая субстанция. И управляющая всем процессом конструирования Супергалактики. Сегодня вы укрепили меня в этой мысли.
— Вы понимаете, что из этого вытекает? — Серый костюм затрепетал от возбуждения — ВСЕ МЫ НЕ ЧТО ИНОЕ, КАК ЧАСТИЦЫ ТВОРЦА!
— Вы полагаете, что и вы, и я, и масса людей, которая в Средневековье при первом удобном случае забросала бы вас камнями за ваше учение, – все частицы Творца без исключения? Это сложно принять. По крайней мере, вот так вот сразу!
Грин не понимал, что Фареш играет с ним, как кошка с мышью. Он не улавливал даже сарказма, звучавшего в голосе собеседника. Ему важно было, что он обрел слушателя, с которым мог поделиться своими знаниями, выводами, сомнениями.
— Есть еще кое-что интересное. Мне видится, что Человечеств великое множество. И человек во всех мирах стандартен и универсален. Никаких «разумных» камней или «умных» птиц.  Homo sapiens – единственная и универсальная форма существования биологического разума.
— И для чего же создается эта универсальная форма?
— Ну, это же совершенно ясно! Творец не может не продолжать творение. А при таком огромном хозяйстве, Ему требуется иметь на местах свои глаза и руки, которые смогут контролировать состояние отдельных фрагментов Творения, уже вышедших непосредственно из Его рук. Это люди. И они его продолжение…
Странная вещь! Когда в дверь к Грину позвонили, он легко клюнул на приглашение прийти на срочную консультацию по космическим проблемам. И даже не поинтересовался, кто собственно и зачем его приглашает?
Он не усомнился ни в чем, идя по коридорам вслед за человеком, привезшим его сюда. Хотя в них несколько раз наткнулся на вооруженных людей.
Но даже на это обстоятельство он не обратил внимания. И сейчас пребывал в состоянии эйфории, что оказался нужен по делу, которому посвятил всю свою жизнь.
— Вы ведь называете нашу планету Теллурой? — Вкрадчиво  спросил Фареш.
— А откуда вам это известно?
— Я тоже один из вас! — Совсем доверительно сообщил Фареш и, глядя на совершенно по-детски улыбающегося, уже немолодого человека добавил. — Вы отдаете себе отчет, какой взрыв для мозга обычного человека несут ваши рассуждения?
— Но люди когда-то должны узнать правду?
— Да, вы совершенно правы. — Фареш откинулся на спинку кресла и начал кнопку вызова.  — Спасибо за беседу, за интересные сведения. Сейчас вас проводят!
 И едва закрылась за посетителем дверь, Фареш медленно снял трубку.
— Этот человек – разрушитель традиционных устоев нашего общества. Его надо убрать! Но никаких следов насилия! Самоубийство! А лучше несчастный случай!
И он произошел. Два года назад.


СОЛИТОН  18   ЗАГАДКА РАСКОЛА
Как бы там ни было, а следовало выяснить, кто это решил нам среди ночи нанести визит? Я приготовился к худшему. Но тут в моих мыслях прозвучало:
— Не беспокойся, Лео! Это я. Но ты тут не один, с Лориной. Вот я и подумал, нужно предупредить…
А потом прямо сквозь дверь, не отворяя ее, прошла без видимого усилия прозрачная высокая стройная фигура человека в белом шелковом халате, прикрывавшем зеленые шелковые шальвары, голову которого венчала белая чалма.
Обутый в туфли из белого сафьяна проникший в комнату столь необычным способом, человек двигался абсолютно бесшумно.
В самом центре, где складки тюрбана сходились на лбу, сиял огромный зеленый прозрачный камень, рассыпавший лучи даже в темноте, словно он светился изнутри.
 Любой, неподготовленный к подобной встрече, наверняка счел бы моего визитера призраком. И, в сущности, оказался бы прав. Эти существа и сами называли себя  фантомами.
Это особая когорта человеческих сущностей, которые, как я уже знал, получили право на такое необычное существование.
Но видеть их могут только люди, родившиеся с особыми способностями. Естественно, никакого шума при передвижении они не вызывают.
Через сутки после моей первой встречи с Владом и Ирен я получил необычную посылку. Я лежал на диване в той самой квартире, где прошла моя юность.
Ночь выдалась холодной.  И я придвинул диван поближе к камину. И смотрел на приплясывающие язычки огня. Живой огонь всегда действует как-то завораживающе. 
Но все-таки мне что-то не спалось. Я долго ворочался с боку на бок, пытаясь удобнее пристроить голову на подушке. И, совершая очередную попытку достичь необходимого комфорта, неожиданно обнаружил под изголовьем какой-то сверток, которого тут еще недавно, я мог бы поклясться, не было. 
Находка выглядела как свиток рукописи. К такому выводу меня подталкивали знаки письма, явно нанесенного вручную. Но начертания их мне были совершенно не знакомы. 
Однако свиток древним совсем не выглядел. По простой причине, что текст был нанесен на очень новый пергамент, добротный, плотный и хорошо выделанный.
Поначалу подумал, что кто-то решил разыграть меня. Но сон моя находка, как рукой, сняла. Любопытство требовало немедленно установить, что это такое. Я начал пристально разглядывать рукопись.
И тут с удивлением неожиданно для себя обнаружил, что прекрасно понимаю все, что тут написано. Казалось, строчки сами транслировали в мой мозг живые и яркие образы, сплетающиеся в последовательное и логичное сообщение.
« Информационно- Распорядительная Система I (ИРС-G2V)
Центр Информационного поля планеты, напечатанной с матрицы Земли.
Сектор: Теллура ( шестая версия мира Земли)
Отдел История.
Сектор Разума нормальной модификации
Тема: Цель и смысл сотворения человека и его последующая дегенерация.
Информации выдана по требованию дукса Ашоки (наивысшая категория допуска и безусловное право на выдачу  ее другим).
Материализовано в виде пергаментного свитка по его же желанию.
02-42 по времени координат нахождения адресата-получателя.
Возврат в соответствующий отдел ИРС – не позже завершения полных земных суток (24 часа)».
 Чудеса в последние дни сыпались на меня, как из рога изобилия. Так что мне уже положено было бы перестать удивляться. И все же я был удивлен. И заинтригован. Любопытство окончательно взяло вверх, полностью прогнав незадавшийся сон. Ситуацию подогревало имя Ашоки.
В последнее время я встречал его достаточно часто. Оно принадлежало правителю Индии, царствовавшему где-то на грани IV и III веков до нашей эры. По легенде именно Ашока создал «Общество Девяти Неизвестных», якобы скрывавших от человечества эзотерические знания. Оно же изредка вбрасывало их в общество, которому это наносило только вред.
В общем, меня «включило». И я с головой ушел в чтение.
«Звездное небо над нашими головами, о существовании которого многие и не подозревают, пока не получат в зубы, не просто самое величественное и завораживающее зрелище. Но и загадочное.
Небо – это живая картина величайшего творения, равного которому ничего нет. И оно невольно подводит к мысли: коль скоро есть творение, то просто обязан быть Тот, Кто его сотворил. Какими именами на Земле только не называли Его: Вседержитель, Создатель, Точка Омега, Аллах, Универсум…
Однако, никакой ясности в понимание, кто такой Творец и что собой  представляет,  человечество нынешнего двенадцати тысячелетнего периода так и не имеет.
Ни многочисленные «откровения» так называемых святых, ни попытки изучения феномена высокопоставленными иерархами разных церквей, ветвей и направлений религии так и не пролили хоть какого-нибудь света на этот вопрос. И не дали ответа: для чего Им созданы звёзды, люди и все вокруг?
А ведь, несомненно, цель была. И, безусловно, далеко не та, какой ее хотят представить невежды в мантиях и сутанах. И уж совершенно очевидно, совсем не для того, чтобы провозгласить человека венцом творения и пупом Вселенной.
Не стоит вторгаться в интерпретации названных вопросов, ибо в них можно утонуть, так и не получив сколько-нибудь вразумительный ответ, хоть как-то отражающий истину.
 Только скрижали Энергоинформационных Систем сохранили сведения, чем был вызван акт Творения. Какова была его цель. И какую роль призван был сыграть Человек в мире Земли.
Величайшая сила Космоса определила его предназначение. Существование его подразумевало глубокий смысл, предполагавший достижение поставленных перед ним целей при наличии особых способностей для выполнения своей задачи.
Три миллиарда лет тому назад на 96-м витке 118-ой спирали Галактики Творец создал еще одну прекрасную Солнечную систему. 60 миллионов земных лет назад Он отдал третью от карлика-солнца планету этой системы в подарок молодому Человечеству. Чтобы оно на ней жило и работало.
На ней было собрано все лучшее из созданного Творцом до сих пор за многие миллионы тысячелетий на двенадцати разумных планетах этого же витка Галактики. Мир Земли оказался тринадцатым по счету.
В разумных мирах жизнь никогда не питалась смертью. Большая часть нынешней пищи тогда была просто не нужна. Ведь пища всего-навсего топливо, которое, сгорая в топке желудка, превращается в электрическую энергию.
Но зачем? Если есть возможность  заряжать свой «аккумулятор» непосредственно Энергией из Космоса? Ведь человеческий организм имеет нечто вроде солнечного аккумулятора.
Впрочем, зубы и желудок тоже не были излишествами конструкции. Они служили для дополнительной подпитки организма  плодами различных растений. 
Ученые сегодня после многолетних дискуссий и яростных научных споров все больше склоняются к тому, что пищеварительная система человека не приспособлена для «переработки» мяса животных.
Более того, они пришли к выводам, что оно вызывает различные болезни желудочно-кишечного тракта. Копни наука глубже, стало бы ясно, почему и век хищников так не долог.
Но жизнь человека началась в славные времена полной гармонии. Когда он без опасений мог трепать льва, не считавшего человека своей пищей. Волки гоняли косуль, а лисы зайцев. Это было обычная игра. Так они разгоняли кровь и укрепляли свои мышцы.
Только отдельные обломки того бескровного мира донесла жизнь до наших дней. В виде комка, перьев бесстрашно и беззаботно выковыривающего остатки пищи, застрявшие в зубах хищного крокодила, млеющего от удовольствия от общения со своим «дантистом». 
  Потому что в те времена хищники, тоже получали Энергию в чистом виде. Подкрепляясь плодами растений и злаков. К чему приучались с первых минут жизни. И вдосталь пили воду, этот незамутненный тогда носитель информации, стимулирующий рост организмов, из которого черпали сведения о взаимоотношениях между видами. 
Фрукты и овощи росли в изобилии. Их мякоть, содержащая соки – весьма приятную на вкус жидкость с микроэлементами и витаминами, стимулирующими развитие  и рост, была необходима всему живому. И особенно в младенческом и раннем возрасте. А также для полной привязки организмов к Земле.
Это был трепетный и осторожный мир, в котором переплелись разные уровни сознаний  внешне не сходных существ, предназначенных для различных целей. Кроме одной – убийства, находившегося под строжайшим Запретом Творца.
 И первая – земная – задача человека состояла в том, чтобы сохранять экологическое равновесие, устранять все, что может его нарушить.
 Кроме того, у человека той поры не было необходимости раздирать планету на части, извлекая так называемые полезные ископаемые. И превращать их в сырье для производства недолговечных предметов.
Такое «производство» требует сжигания огромного количества материи. Для получения энергии, необходимой для создания разных артефактов. Иными словами совершается акт, противный воле Творца – уничтожение уже созданной им материи.
Страшно подумать, сколько для этого уничтожается её! Тогда как в прошлом Человек все нужное мог создавать силой своей воли и разума. Он получил для этого дар непосредственного превращения энергии в материю. И наоборот, способен был вернуть ей первоначальную форму.
Люди между собой общались при помощи телепатии. (Прежде это называлось эйконометафорой). Собеседники при таком способе общения могли в прямом смысле этого слова видеть мысли друг друга насквозь. И это определяло чистоту отношений между ними. Но существовала и звуковая речь. Хотя ее использование было сильно ограничено. Как более энергоемкой. И менее конкретной.   
Главная, космическая, цель создания Человека, уготованная ему Программой Творца, состояла в том, что ему надлежало стать своего рода наместником Создателя  в системе солнца желтого карлика G2V, расположенной на 96 витке.
Процессы деятельности человека в этой сфере были отработаны до простоты, хотя могут показаться достаточно сложными. Человечество Эоллы, первой планеты мира Земли появилось как добротная биоэнергетическая самообновляющаяся и самовоспроизводящаяся программа.
А обучившись тонкостям работы с энергиями, люди должны были стать хранителями и реставраторами своей Галактики. Иногда с помощью других себе подобных.
Они не одиноки во Вселенной. Эта же задача возложена на многочисленные человеческие Разумы, которые успешно выполняют свои функции в других существующих Галактиках.
Так начиналась история Человечества Земли. Новая исключительно для самого человечества. С достойной и великой Целью. Однако пять раз человечество на планетах мира Земли по различным причинам оказывалось почти полностью уничтоженным. До сих пор считалось, что виной тому программные сбои.
На нынешней, шестой – Теллуре – несколько миллионов лет все шло в точном соответствии с программой Творца. Однако примерно  четырнадцать тысяч лет назад в человеческой среде начался раскол.
В результате его люди разделились на три вида. Что представляют собой эти виды, ты узнаешь в дальнейшем. Но люди изначальные, которые соответствовали замыслам Творца, почти уничтожены. Сегодня их осталось менее одного процента в массе живущих.
Нас каждую секунду пронизывают сотни тысяч бит вселенской информации. Но ее некому считывать. Подавляющее большинство эти сведения воспринимать просто не способно. Для их восприятия необходимо иметь особо развитую энергетическую матрицу Души, которой единственно и доступна Космическая информация.
Только она может усваивать ее и, в конечном счете, применять, для управления Энергиями Космоса. Душа – ключ ко всем знаниям, включая и так называемые эзотерические….»
На этом рукопись к моему возмущению обрывалась. Я разозлился. Так со мной поступали только в детстве. Когда Ни у меня отбирала книгу, чтобы закрыть ее на самом интересном месте. Свиток, так необычно появившийся и заинтриговавший меня, породил множество вопросов.
Я нервничал, потому, что не видел возможности получить на них хоть какие-то ответы. По какой причине произошел раскол? Что это за три части, на которые распалось человечество? Как можно преодолеть его, если можно вообще сделать это? Почему эта рукопись была адресована мне? Чего ждет от меня тот, кто прислал ее? В чем моя роль, если, конечно, она предусмотрена?
 Но каково было мое удивление, когда в книге вдруг появились «новые страницы», с текстом, обращенным ко мне.
«Не спеши! Сегодня началось восстановление твоей наследственной энергетической памяти. Это процесс не простой. Передозировка может принести вред. Поразмысли над тем, что узнал. И пойми, что это только подготовка к предстоящей встрече и серьезному разговору.
— Ты умеешь читать мысли и даже  вести беседу? — Обратился я непонятно к кому. А по существу к свитку. И в нем тут же появились новые строки.
« Рукопись только форма, избранная по простой причине, что она тебе известна. Ты получил необходимый минимум для скорой плодотворной встречи с тем, кто адресовал свиток тебе. Это также твой первый контакт с ИРСами – информационно- распорядительными системами. Он прошел легко. Это радует и означает, ты к встрече готов!»













                ВОЗМУЩЕНИЕ ТРЕТЬЕ
                АДСКИЙ РАЙ

СОЛИТОН 19 ПЕРСТЕНЬ АШОКИ
Зима в Бакувере достаточно мягкая, Особенно на изломе. Почти как осень. На следующую ночь я опять долго не мог уснуть. В камине, который мне помогли сложить друзья на месте отслужившей свое печки-голландки, сонно хлюпал голубой газовый огонь, пробиваясь через смальту, которая старательно и почти достоверно изображала тлеющие угли.
Часы на камине мелодично бьют, возвещая, что час Быка истек. Но, кажется, только после того, как они пробили, я ухнул во тьму, обволокшую меня в кокон.
Мне начало сниться, будто я прогуливаюсь в сумерках по саду и рву отборные красивейшие махровые розы. Но потом началось нечто непонятное. Тьма вокруг начала редеть. В саду вспыхнул яркий свет, ударивший по глазам.
Абсурдно! Но мне начало сниться, что я проснулся. Причем пробуждение произошло не в саду, в котором только что гулял. А в своей комнате, на том самом диванчике, где я все ещё спокойно посапывал во сне. Причем перемещение оказалось таким мгновенным, что даже не успел понять, удивило меня это или нет.
         Озадаченный столь необъяснимым переходом, я скрупулезно разглядываю каждый уголок своей квартирки. И каждый предмет. С таким интересом должен осматривать жилье человек, который впервые оказался здесь.
        И тут меня словно пронзило током – в кресле-качалке напротив моего дивана расположился незнакомый человек. Он смотрит на меня и улыбается.
   — Здравствуй, Лео! Прости, что прервал такое приятное занятие! Но ты знаешь, сколько поучительного сказано об эффективности обучения во сне? Лучшее время, когда тело отдыхает, а мозг работает! Хотя сейчас ты на грани сна и бодрствования. Конечно, сложно сказать, бодрствуем ли  мы во сне, а наяву, может, спим? Мысль не новая! Но встреч у нас не откладывать не принято.
Я оглядел неожиданного гостя. Одетый в белый шелковый халат, из-под которого зеленели шаровары, собирающиеся в складочки у лодыжек, он выглядел очень экзотично. На ногах белые кожаные туфли из сафьяна, с загнутыми вверх носами.
Голову венчал белый шелковый тюрбан с  темно-зеленым камнем в центре складок. Я почему-то понял, что это не изумруд, но, видимо, какой-то куда более редкий и дорогой камень. 
Весь облик моего гостя навевал мысли о Востоке. Красивое смуглое одухотворенное лицо с горящими черными глазами. Тонкий нос с горбинкой. С чувственными ноздрями. Такое лицо, увидев раз, запомнишь навсегда. Оно притягивало и невольно вызывало расположение к его обладателю.
Посетитель поглаживал запястье левой холеной руки ладонью столь же ухоженной правой. Разглядев движущуюся кисть, я вздрогнул. Безымянный палец этой руки украшало кольцо из серого металла, в который был вделан такой же камень, как и на тюрбане.
Эта красивая, но крепкая рука с перстнем и камнем мне знакома. Тут же вспомнился сон, некоторое время назад приснившийся мне.  В нем вокруг меня полыхало огромное пожарище. Пламя, завывая, пожирало стропила больших  деревянных строений почти пятнадцатиметровой высоты. Пылающие куски кровли обрушивались на трупы мертвецов, лежащие вокруг.
А я, маленький мальчишка, стоя на островке, чудом уцелевшем в этом вихре огня, зажатый пламенем со всех сторон, словно в ступоре смотрю на полыхающую балку, летящую, как в замедленной съемке, ко мне. С явным намерением размозжить мою голову.
Вот тут и появилась эта самая холеная рука, украшенная этим самым перстнем. Она спокойно преградила путь балке. И та, повинуясь ей, изменила траекторию своего полета вбок. И послушно миновала меня, открывая мне проход для бегства. Теперь, наконец, я вижу и самого моего спасителя.
— Да! — улыбается посетитель моего сна. — То было время гнусной войны – а разве они бывают другими? Мне пришлось исправить ошибку, которая хотела изменить веху твоей судьбы. Тебе было всего десять лет. Ты не должен был тогда умереть. Иначе вся череда твоих жизней была бы сломана. А дальнейшее существование невозможно. И мы не смогли бы встретиться сегодня.
— Вы мне снитесь? Кто вы?
— Вообще-то я существую вполне реально. Даже сейчас. — Лукаво улыбнулся незнакомец. — Меня зовут Ашока.
— Вы тезка древнеиндийского императора? — поинтересовался я, вспомнив все, что знал об этом имени, прочитав недавно старинный трактат.
— Нет, я и есть он самый. Император. Из династии Маурья. Повелитель Магадхи, государства, охватывавшего почти всю Индию и часть нынешнего Афганистана. Меня также называли покровителем буддизма. Буддам, знаешь, со времен Гаутамы иногда приходили в голову очень неглупые мысли. Но теперь уже, как сам понимаешь, все это в прошлом.
Неожиданно мне пришло в голову, что разговаривать с гостем, лежа, некрасиво. Я подумал, что надо бы вести себя более гостеприимно и прилично.
 Я сел и повернулся лицом к Ашоке. При этом  ощутил необычную невесомость своего тела. И оглядев место, где только что лежал, испытал некое потрясение. На диване, с которого я встал, все так же лежал человек.
Этот человек без всякого сомнения был я. Любопытно было видеть себя самого спящим. Да вдобавок со стороны. А мой видящий сновидения двойник, совершенно никак не реагировал на мое присутствие в столь необычном качестве.
Он, по-моему, даже не дышал. Впервые до меня по-настоящему дошёл смысл понятия «мёртвый сон». Ашока, с интересом наблюдавший за мной, одобрительно кивнул головой:
— Отлично, Леонард! Твоя Душа вспомнила, как нужно выходить из тела! Ты покинул физическую матрицу интуитивно, но очень правильно. Не огорчайся, если уже заметил, что твой двойник не дышит. Дыхание возобновится, когда матрица твоей Души вернется в свое физическое тело. Но время ожидания не может быть больше 24 часов, или земных суток. Иначе тело погибнет. У тебя, наверное, возник вопрос: как вернуться в своё физическое тело? Точно так же, как и выходил – плавно и медленно войти в него и слиться с ним.
Я тщательно впитывал все, что он говорил. Но удержаться от искушения узнать, на что способен я в своей новой ипостаси, не смог. Решил попытаться взять со стола стакан. Но моя рука прошла сквозь пустоту, не ощутив предмета.
— Я – призрак? Или как называется это состояние? Почему я не могу взаимодействовать с миром реальных вещей? И что я такое? — спросил я, указывая рукой на свое ирреальное тело.
— Можно назвать это и так. Твоя физическая матрица тела сейчас лежит на диване. А матрица Души почти отделилась от нее. За ней последовала и матрица Духа. Последняя  запустит дыхание при слиянии Души с телом. И жизнь вновь возобновится в нем. В этой комнате таких матриц Души две – твоя и моя. Недостаток их в том, что они могут пользоваться только такими же призрачными вещами, которые сами и создают. Как мой халат, например.
Матрица тела с годами изнашивается, умирает, разлагаясь на атомы. Из них происходит строительство новых тел. Душа же является матрицей многократного использования, практически бессмертна. После смерти тела она возвращается туда, где родилась и откуда прилетела  для соединения со своим телом.
Это место называется Ноосфера, или Ноос. Там Душа очищается от личных тяжелых, нежелательных и ненужных воспоминаний, но сохраняет все свои способности, умения и знания, накопленные за прошлую жизнь.
А когда она возвращается, остается только пробудить память. Это ведь так здорово, что Душе не надо начинать каждый раз все с начала. Багаж ее знаний пополняется с каждой прожитой жизнью.
Он сказал, что можно впоследствии восстановить и некоторые достаточно неприятные фрагменты воспоминаний о прошлых существованиях. Если в этом есть необходимость. В моем случае такая необходимость была. И Ашока помог мне вспомнить много неприятных вещей.
Он просит простить его, но без этого в моем случае обойтись оказалось нельзя. И надеется, что я понял: древние индусы, создавшие религию, основанную на переселении душ, были, по-своему, правы и неправы одновременно.
Они очень верно считали, что человеческая Душа способна вернуться в этот мир. Хотя и упоминали, что только в том случае, если она не утратила право на возврат.
Но, вернувшись к новой жизни после смерти, она никак не может переселиться в тело животного или растения. Ей положено войти исключительно в человеческое тело.
Более того, это тело должно быть абсолютным двойником предыдущего. И ни в какое другое. При этом раньше, когда люди не убивали друг друга, все было предельно просто. Биологическая оболочка еще только умирала, а новое тело на замену уже практически было готово.
Сейчас все усложнилось. Вырождение, знаешь ли, сильный тормоз. Люди, неотличимо схожие между собой, даже десять веков назад рождались на свет неизмеримо чаще, чем сегодня.
И это отражено во многих хрониках даже последних столетий. Я не говорю уже о скрижалях Солнечной Информационной Системы.
Тут Ашока сделал небольшую паузу, словно обдумывая, во что еще следует меня посвятить в эту встречу. И, разгладив свои красивые пушистые усы, продолжил: 
— Есть три условия, при которых Душа не может обрести нового тела. Первым и главным запретом для нового существования в физическом теле является убийство любого живого существа. За исключением непредумышленного.
 Другим неодолимым препятствием к этому становится любое увечье собственного физического тела, если оно не вызвало смерти в течение  земных суток или не была произведена своевременная регенерация в этот же отрезок времени.
Даже если утрачен кусочек мочки уха или случился перелом кости сустава пальца, а поврежденная часть не регенерирована в течение полного оборота планеты вокруг своей оси, аналогичный кусочек матрицы Души тоже рассыплется.
И дефектная матрица больше никогда не найдет в мире своего двойника. Из глубокой древности пришла к нам мудрость: в здоровом теле здоровый Дух. Любой изъян тела, сильно отражается на работе Души, делая ее неполноценной. А иногда даже опасной.
Он напомнил о Спарте, где новорожденных уродов сбрасывали со скалы. Но однажды одного из них решили пощадить. В результате через тридцать лет Спарта, некогда выстоявшая в неравном бою при Фермопилах, была продана и прекратила свое существование.
 Ашока посчитал, что у меня может возникнуть вопрос, как это согласуется с запретом убийства? В данном случае речь идет о людях более поздней морали, когда убийство стало нормой, а уродство слишком частым явлением. Тут другое важно. Спартанцы одни из немногих в те времена ещё понимали, как опасно уродство.
 До двенадцати летнего возраста Душа никак не проявляет себя. Она не включена. И у новорожденного ребенка ее как бы нет. Он имел в виду нормальную ветвь, к которой принадлежу и я, от которой почти ничего не осталось. Трудно представить? Он понимает меня.
 Даже восстановление памяти Души неоднократно побывавшей в этом мире, всегда процесс достаточно сложный. Особенно сейчас, когда от нашей ветви почти ничего не осталось. Когда нас полностью и последовательно пытаются добить. В нынешних условиях – все сложнее и сложнее.
 Есть и третье условие, которое необходимо мне знать. У каждой души есть особая возможность в момент смерти тела принять решение о существовании только на энергетическом уровне.
Такая неприкаянная душа перед тобой, улыбнулся он. Отсюда отголоски о Рае. И неимоверное количество легенд и рассказов о призраках, которых подавляющее большинство сегодня уже не способно увидеть.
Он столь подробно  ввел меня в курс дела, чтобы я знал и помнил: кто я, чего следует избегать и как себя защищать. Есть у фантомов и душ преимущество: отделившись от физического тела, они легко могут проникать повсюду. В этом мире и даже в другие миры
Он ждал вопросов. А у меня их была целая куча. Я даже не знал, с чего начать. 
— Значит, вы еще и создатель тайного общества «Девяти Неизвестных», тщательно охраняющего от людей на протяжении веков эзотерические тайны. И если бы не блестящий британский сыщик Телбот Мэнди…
— Эзотерика – плод больного человеческого воображения. В мире абсолютно все материально. И объяснимо. Ничто не может возникнуть на пустом месте. Разве магнитная энергия, скажем, которую люди непосредственно не могут пощупать и сегодня, от этого становится не существующей? Или радиоволны, «открытые» всего каких-то лет сто назад?
К тому же никто не отменил ни закона сохранения массы, ни закона сохранения энергии. Так что даже не вопрос, куда после смерти девается душа, в материальность которой многие не верят до сих пор? А куда девается энергия, когда лампа гаснет?
Что же касается Телбота Мэнди, то он был обычным человеком, не злым. Он даже испытывал определенную тягу к знаниям, хотя образование получил не ахти какое. И знания его были не велики. Немного пописывал, главным образом о том, что довелось увидеть или пережить. И был вполне добросовестным  полицейским.
Ашока рассказал, что на Общество Мэнди вышел исключительно потому, что этого хотели Неизвестные. Они решили, что Обществу сыщик с такими наклонностями вреда нанести не сможет. Так что в самый раз позволить ему кое-что увидеть собственными глазами и рассказать об этом. Тогда он сможет принести пользу.
И он оправдал надежды, которые на него возлагались. То, что Мэнди написал об Обществе, стало своего рода посланием теллурианам, разбросанным среди полеедов, как звезды в небе. Его сообщение помогло найти и собрать их, спасти от прозябания и полного уничтожения. 
Так что Телбот, который никогда не пытался перешагнуть пределы, к которым его допускали, сыграл важную роль. Его заметки помогли не только отыскать теллуриан, вынужденных скрываться. Но и заставить значительную часть людей призадуматься, откуда родом человечество? Куда ведут механические пути развития цивилизации? Какой вред могут нанести вызванные ими силы природы, о которых они ничего не знают.
К сожалению, как всегда, сведения Тэлбота были использованы для создания мифа о тайном обществе, не дающем человечеству нормально развиваться, подбрасывая ему открытия, которыми люди, якобы, не способны управлять. И скрывая от них то, что пошло бы им на пользу.
Но вопреки надеждам скомпрометировать Общество, уже через год после того, как Телбот Мэнди объявил о своей «находке», в нем уже насчитывалось не девять человек, как в момент создания. И не несколько сотен, как это было в начале XIX века, а несколько тысяч.
Потом мои вопросы коснулись теологии. Я спросил о Книге и фигурирующем в ней боге.
 — Это не совсем выдумка. — Сказал Ашока.— Действительно на Теллуре действует сущность, очень напоминающая этот библейский персонаж. Но могущество его ограничено планетой. Да и на планете оно не абсолют. И уж на звание Творца претендовать эта сущность и вовсе не может.
Мы проговорили почти до утра. С тех пор Ашока часто являлся ко мне уже наяву. Благодаря компьютерным распечаткам, которые выдавались по его указанию,  я многое вспомнил о своих предыдущих жизнях. И еще больше — об устройстве жизни на земле. Она оказалась совсем не тем, какой я воспринимал ее раньше…
Когда Ашока «просочился» в комнату, попросив прикрыть дверь в спальню, где отдыхала Лорина, я почувствовал облегчение. Потому, что он был единственным человеческим существом, в котором я в данный момент нуждался.
 Он был тем, кому я мог без утайки, рассказать решительно все о несчастье, случившемся с Лориной и как это должно откликнуться на мне, Тем, у кого я мог попросить не только совета. Но и ожидать любой, даже самой невероятной помощи. 
Ашока дал мне выговориться. Прежде, чем сообщил, что уже знает о нашей беде, хотя и в самом общем виде. И поэтому здесь.
Он будет искать решение этой задачи. И найдет, если оно есть. А оно должно быть. Потому что в жизни возможно решительно все! Без всяких чудес, которыми так любят восторгаться некоторые. С особым вниманием слушал он, что рассказала мне Лорины, как она узнала Фареша в других убийцах.
А затем со вздохом выдавил, что и у него возникали подозрения, что убийцы, вопреки Запрету тоже способны возвращаться к жизни в новых телах. Но они ничем не подтверждались.
Лорина, если ее выводы верны, оказала всем нам огромную услугу. И мы найдем ответ, если это происходит. Узнаем, кто и как сумел попрать Космические законы, совершая этот возврат. И раскаявшимся, и нераскаявшимся разбойникам и бандитам Ноосфера должна быть наглухо закрыта!
Если то, что Лорина узнала, верно, это сильно усложняет дело. И тогда, получается, время  нас может так поджать, что все придется делать в самом жестком режиме. И не исключено, что счет отпущенного нам времени уже пошел.
— Тебе придется ускорить вывод монад в запредел Теллуры. А также оповестить всех о сроках, когда основная часть душ должна собраться и сконцентрироваться там. Для перехода  в следующий мир Земли. Видимо, материализация печати седьмой ее версии начнется быстрее, чем я предполагал. Лорина – умница! Поцелуй ее за меня. Я ведь даже для этого совсем не  приспособлен! — С видимой горечью завершил он.
 Я уже почти год вел проект «Семена» — эту подготовку уцелевших в развернувшейся бойне живых душ, которыми будет «засеяна» новая версия планеты. Теперь, я понял, нагрузки мои резко возрастут.

СОЛИТОН  20    ЧЕРЕП ЛАЗАРЯ ИЗ ЛОРНАКИ
За свою долгую жизнь Ашока  десятки раз облетел  Землю.  Во время таких «круизов» он спускался довольно низко в самых разных местах.  А порой даже  совершал посадки. Чтобы с горечью увидеть, что люди не ценят жизнь. И по возможности  уничтожают друг друга.
Там, где удавалось, он старался  хоть как-то смягчить эти процессы. Поскольку никогда не мог смотреть равнодушно, как шаг за шагом они убивают не только себя, но и породившую их планету.
Сегодня Ашока медленно парил над Европой, с грустью ощущая, что, может быть, видит все это в последний раз. Потом его внимание привлек самый большой остров Средиземного моря. И он решил ненадолго  заглянуть на Кипр. Отыскал место со скалой Афродиты. Он любил это одно из красивейших мест на Теллуре.
Вечером тут нет туристов, которых привозят смотреть, как плещутся в воде два камня, напоминающие плывущего на спине человека в колыхающихся волнах. Гиды, привозящие группы на пляж Афродиты, уверяют, что это сама богиня, которой вздумалось понырять в волнах.
Жители деревушки, расположенной рядом, недалеко от берега и главной прибрежной дороги, связывающей Пафос и Лимассол, вечерами тут тоже обычно не появляются. От купания они часто сами предостерегают туристов.
А когда этих потребителей сувениров и еды тут нет, то и приходить сюда, они считают, бессмысленно. Но как приятно думается под плеск волн!
С камнем Афродиты связано много легенд. Но все они сводятся к одному — этот камень является точным местом рождения вышедшей из морской пены богини красоты и любви. Почитаемой также как богиня плодородия, вечной весны и жизни.
Но не древняя легенда, утверждавшая, что именно тут появилась Афродита, когда смешалась морская вода с кровью  Урана, которому его сын отсек гениталии, влекла Ашоку сюда.
Греция, считающаяся колыбелью нынешней цивилизации,  несла в себе все черты каинова пламени – жестокость, убийство, насилие. А сейчас они стали нормой жизни общества всей планеты.
Время от времени тут вспыхивали невероятно яркие вспышки зла. Они разливались такими морями крови, что перед этой жестокостью затрепетали бы даже первобытные предки ныне живущих людей.   
Много веков назад возвращавшиеся с Троянской войны ахейцы высадились тут и начали жестокую ассимиляцию коренного населения  автохтонов.  С тех самых пор остров заселен греками. Он стал частью Эллады.
Потом Кипр переходил из рук в руки. От одной империи к  другой. Триста лет им правила Турция. Затем остров попал под эгиду Британии. Ее военная база до сих пор находится тут.
Ашока помнил и времена, когда политики утверждали, что для острова наступила пора  суверенитета. Но самостоятельность была недолгой. Только до тех пор, пока в Греции не захватили власть так называемые «черные полковники». Они заявили, что исконно греческий остров должен быть присоединен к Греции. И все началось сначала.
Между турками и греками, до тех пор жившими на острове как добрые соседи, все теснее сплетаясь родственными узами, вспыхнула война на религиозной почве. Лучший способ столкнуть людей.
В Лорнаке, всего в нескольких километрах отсюда по-прежнему рядом стоят храмы христиан и мусульманские мечети. Они действуют и поныне. Но разделяй, если хочешь властвовать! Вчерашние родственники и друзья безжалостно убивали друг друга. За неправильную веру.
Всегда воспринимавший любые человеческие трагедии с болью, Ашока не мог остаться в стороне. Он влезал в мысли самых горячих, и чаще всего, самых пустых и алчных голов, вожаков этого столкновения. И внушал им, что надо остановить это зверское взаимное уничтожение.
 Он старался убедить, что по существу не врагов они убивают, а сами себя. Что принадлежность к разным национальностям и вероисповеданию не повод для резни. Что это самая большая гнусность, которую боги им не простят.
Начавшаяся эпидемия национальной вражды пошла было на спад. Но кому-то это было очень не выгодно.  В отличие от Ашоки, они, чтобы разжечь ненависть, окруженные толпами соотечественников, призывали убивать иноверцев. Иначе те убьют их самих!
Чем темнее пророчество, тем глубже его смысл. Их сообщники, стремясь придать своим призывам подобие правды, стреляли в своих же, укрывшись подальше, за каким-нибудь валуном. Или приводили даже к свежим трупам, выкопанным из земли, выдавая их за убитых другой стороной.  И ложный смысл обретал очертания реальности.
Поначалу, будучи мелкими, стычки переросли в настоящую войну. Под предлогом защиты турок  Турция ввела на Кипр свои войска. С тех пор Кипр распался на две республики. Непризнанную — Турецкий  Северный Кипр и Южную…
Любовался Ашока заливом, а сам вспоминал те кровавые дни, когда оказался невольным свидетелем и участником событий.
Соя удивительный злак, часто ухмылялся он в последнее время. Если в нее добавить ничтожную часть того продукта, который она должна имитировать, она принимает вкус и вид этого продукта.
Людская масса очень напоминает сою. Она так же легко придает лжи и ненависти видимость непоколебимой правды. Хотя истины тут меньше, чем закваски в молоке.
Ашока горько рассмеялся, вспомнив свои неудавшиеся старания тех лет. Он нашел камушек, напоминавший сердечко, какие рекомендуют искать туристам, жаждущим любви. Погладил его нежно своей бесплотной рукой. Вздохнул и взял курс на Лорнаку.
Сам городок обычен до серости. И даже храм Лазаря, которому  Христос якобы повелел встать из гроба и вернуться к жизни, как одна из местных достопримечательностей, не спасает положения. Хотя череп Лазаря, выставленный в нем, все еще собирает туристов.
Но удерживает их ненадолго. Люди давно уже не столь простодушны и не преисполнены наивной веры. Ашока же очень любил набережную рядом с крепостью. Ему нравились большие, до метра длинной булыжники, напоминающие формой яйца, разложенные по всей набережной.
Он прислонился к одному из них, слушая, как море, этот вечный труженик неустанно перетирает ракушки, жилища давно сгинувших моллюсков, в песок. Вот он истинный символ Часов Времени. Когда некуда спешить. Да и незачем. И можно спокойно заниматься своим делом, которое, как всякую работу, надо делать исключительно спокойно и хорошо.
Пока он слушал рокот моря, на набережной появилась немолодая пара, обоим за пятьдесят. С другой стороны навстречу им шла еще одна, намного моложе. Ей лет тридцать, ему около сорока. Типичные туристы, видимо и живут в одной гостинице. Они сошлись недалеко от камня, на котором уселся Ашока.
 — Ах, Виолетта, дорогая! — сказала та, что постарше, обращаясь к другой, с которой оказалась знакома. — Ты знаешь, мне всегда кажется, что это окаменевшие яйца динозавров!
 — Ну что ты, Тали! Разве они оказались бы тут? Ученые их давно просветили бы какими-нибудь лучами. И распили бы, чтобы удостовериться! — ответила ей та, к которой она обращалась.
— Но согласись, это очень странно, что эти звери так неожиданно вымерли? Сначала выдвигалась гипотеза, что они были очень большие и не смогли себя прокормить, потом пошла в ход версия, что их убили какие-то бактерии, занесенные с другой планеты каким-то астероидом.
— Конечно, — отозвался муж младшей женщины, — Наша наука шагает вперед огромными шагами. Но с головой у нее, по-моему, серьезные проблемы. Сами же ученые утверждают, что в космосе страшный холод. Как же в этих условиях могли выжить бактерии, которые оказались приспособленными для существования на земле. К тому же метеориты, проходя земную атмосферу, либо сгорают в ней, либо дробятся от высоких температур на мелкие пылающие обломки. Так что вряд ли какие-нибудь споры или вирусы смогли бы проникнуть на землю из космоса.
— Так отчего они умерли,  Аристотель? —  Поинтересовалась Тали. Тема явно пришлась ей по вкусу.
— Да кто ж их знает. Может, это божий промысел.
— Зачем же Ему было их создавать? Ведь он Всезнающий и Всемогущий!
— Сложно сказать! Боюсь, что мы вряд ли это когда-нибудь узнаем…
 — А сегодня мне один человек шепнул, что в храме Лазаря череп вовсе не его! — Заговорщицки сообщила Виолетта.
Ашока знал чей это череп. И как, и отчего умер этот человек. Знал даже день и час. И орудие убийства. Если б его спросили, он, вероятно, отказался от всяких объяснений, почему его так влек сюда этот последний осколок его физического существования. Не каждый может побывать на собственной могиле!
Самое уютное место это гроб. Еще никто не жаловался ни на тесноту, ни на неудобства. Фрагмент черепа убедительно доказывал, что для настоящего уюта нужно совсем немного. Точнее даже совсем ничего.
А если бы кость еще могла и поведать, сколько добрых чувств проявили к ней проникнутые верой паломники, поглаживавшие ее. Жаль, что они не испытывают их к живым! Нынешние люди вообще странные существа. Они значительно сильнее тяготеют к мертвым, чем к живым. Может это оттого, что ими утрачена вечность?
Кто ж его знает, что влекло Ашоку сюда. Может, это была тоска фантома по той физической жизни от, которой он вынужден был  отказаться?
Но его тянуло  сюда. Он довольно часто прилетал, чтобы посмотреть на единственное уцелевшее свидетельство  того, что и он когда-то был человеком из плоти. И пусть утверждают, что эта гладкая кость черепа принадлежала восставшему из мертвых Лазарю!
Помещенная под стекло, чтобы ее не стерли в прах бесконечные прикосновения к ней верующих и просто любопытных, она неизменно влекла его. И вот теперь, когда решение на основе его мнения  должно быть принято, он решил заглянуть сюда. Напоследок, что ли? Мысли о конце в последнее время все чаще и неотступнее преследовали его.
Вся четверка направилась к валуну, на котором сидел Ашока, невидимый им. Тот немедленно переместился на соседний валун. Чтобы отгородиться от их тайн. Сомнительные научные споры никогда не вызывали у него интереса.
Уединения, которое он хотел обрести тут даже в столь позднее время, так и не получилось. Нет, здесь не удастся погрузиться в свои мысли и думать только о том, что считаешь нужным,
Поэтому Ашока не стал задерживаться тут. Побродив еще немного среди яйцеобразных валунов, он усилием воли стряхнул угнетавшие его думы и взмыл в воздух. Теперь намеченный им путь лежал в Вечный Город.            

   
 СОЛИТОН   21  ФАРЕШ СПЕШИТ НА ВСТРЕЧУ
После потрясения, пережитого Лориной, я решил перебраться подальше от толчеи мегаполиса. Лорина одобрила мое решение.  Так что случайно подвернувшееся объявление о сдаче в аренду маленького коттеджа в пригороде столицы заинтересовало нас.
Всего километров двадцать – двадцать пять, отделяют поселок от мегаполиса. И ты въезжаешь в самый что ни на есть настоящий затерянный мир. Когда-то он принадлежал хозяйству, чьи угодья раскинулись чуть поодаль. После развала Конфедерации хозяйство было заброшено. А поселок основательно обезлюдел.
Никто толком не смог бы объяснить, почему довольно крепкое хозяйство пришло в упадок. А люди, работавшие на земле, вынуждены были бросить насиженные жилье и уехать искать удачу в крупных городах.
А ощущение такое, что попал в неизвестное время, которое прошлое упорно не желало покидать, а настоящее, начавшее уверенное наступление, так и не посмело тут обосноваться.
Назвать коттеджем старую маленькую избушку, теперь выполнявшую роль загородной дачи, на фоне нескольких богатых особняков, выстроенных на приличном от почти вымершей деревушки расстоянии, можно было только в чрезвычайно хорошем расположении духа.
Жилище находилось в самой середине почти полусотни своих собратьев, большинство из которых их хозяева давно заколотили, а бурьян почти скрыл от глаз. И только немногие своим видом свидетельствовали, что в них еще есть жизнь.
По существу они сняли видавший лучшие времена деревянный домик, еще вполне прочно стоящий на ногах и старающийся  приносить хоть какой-то доход своему хозяину.
Владелец, вполне в духе современности присвоил ему гордое звание коттеджа. Он состоял из одной небольшой комнатушки, выполнявшей роль гостиной, из которой дверь вела прямиком в такую же крохотную спальню.
В домике приятно пахло цветами, которые увивали деревянную веранду. Во дворе, площадью соток в двенадцать, находилась так называемая летняя кухня. К ней вплотную прилип гараж, выглядевший на фоне остальных построек самым новым сооружением. И оказался вполне способным вместить мою небольшую машину.
Этот самодеятельный архитектурный ансамбль завершал сарайчик, совмещавший под одной крышей  мастерскую,  хранилище хозяйственного инвентаря и склад непортящихся продуктов.
Ручной рукомойник, изготовленный полсотни лет назад, у крыльца, вопреки опасениям хозяина, нас совсем не разочаровал. И тоже создавал ощущение, что  время тут остановилось. Потому, что местечко ему понравилось.
Воду приходилось брать из колодца в нескольких шагах от въездных ворот, в проулке, образованном нашей стеной и стеной домика соседей, которые давно забросили его. 
Таскать ведра мне не показалось непосильным трудом. Я считал, что последние годы мне всегда не хватало физической нагрузки. И теперь у меня появился шанс слегка наверстать упущенное.
Вокруг, помимо соседней дачи, зарастали травой еще несколько заброшенных подворий. Мы оказались единственными обитателями небольшого обитаемого островка среди разрухи и запустения. Все это меня не смущало.
Новый поселок, о котором я уже упоминал, находился в получасе бодрой ходьбы. Там меня никто не знал. И даже не пытался познакомиться. Хотя это считалось бы верхом неприличия в прежние годы.
К тому же за весну и лето в этих старых домиках, отодвинувшихся в сторону от каменных парвеню, съемщики сменялись так часто. И это стало еще одной причиной, по которой уделять нам серьезное внимание просто не следовало.
Мое внимание, когда я увидел дачу, привлекли и другие детали. Туалетная кабинка этого загородного коттеджа, как это было принято во времена его молодости, находилась во дворе. Он был обнесен невысоким, сделанным частично из валунов, частично из толстых деревянных  жердей заборчиком, к которому эту кабинку и прислонили.
Двор зарос старым виноградом и деревьями инжира, яблонь, груш, которые до сих пор неплохо плодоносили. Старое жилище, прежде, видимо, являлось предметом гордости хозяев. А ныне чудом держалась среди разрухи и упадка, стремительно, как паралич,  прогрессировавших во всей стране.
По-моему убеждению хозяин запросил с нас больше, чем дача того заслуживала. Но я не стал торговаться, к его большому удовольствию. И тут же вручив деньги, утвердил наш неписанный договор.
Окончательной причиной моего быстрого решения стало единственное в комнате окошко с повидавшей виды, хотя и довольно чисто отстиранной занавеской на нем. Оно глядело прямо на море с расстояния около полусотни метров с невысокого пригорка, на который облокотилась  дача. 
Что может быть лучше, чем засыпать под рокот прибоя, тихого и нежного, когда дует легкий морской бриз, и грохочущего, когда норд поднимает высокие волны? А как под эту музыку сладко жить и любить!
Ну не чудесно ли, одурев от любви и счастья, выскочить из постели почти нагишом и с разбегу шлепнуться в море? Небрежно бросив захваченный на всякий случай халат на песок у самой кромки воды. Хотя случай этот никогда не происходил. Никто сюда не забредал. На пляже никого, кроме нас, никогда не было.
Утомившиеся от взаимных ласк, мы так и делали. Лорина была счастлива. Она мне казалась нимфой, вынырнувшей из глубин морских, чтобы осчастливить смертного, заставив его восторгаться своей неземной красотой. А еще мы замирали от восторга, наблюдая восходы и закаты солнца.
По утрам оно цеплялось золотыми пальцами лучей за скалы, из-за которых восходило, словно карабкаясь из моря. А затем, напрягшись, взмыть в небо. А вечером неторопливо, совсем по-человечьи, уютно укладывалось в скалах, чтобы, укрывшись за ними, обрести ночной  покой.
Все это отвлекало нас от грустных мыслей о недавних событиях. Хотя где-то глубоко в моем подсознании затаилась мысль, каким же безнадежнейшим из миров стала  Земля, где человечество усиленно пытается ускорить свой конец примитивными, но надежными методами.
В то утро я любовался самым живописнейшим восходом, начавшимся под грохот валов, когда в кармане у меня завибрировал телефон. Я достал аппарат.  Высветившийся номер мне ничего не говорил. Я нажал кнопку приема.
Оказалось, что звонит мне ни кто иной, как Гвалд Фареш. Собственной персоной. Голос которого я, похоже, слышу по телефону в первый раз за свои многие жизни. Ядовитая тварь, способная на все. И это он уже не раз доказывал на протяжении многих жизней. Впрочем, если быть объективным, он обладал  весьма приятным баритоном.
— Мне кажется, — без предисловий сказал он, — нам нужно встретиться!
И я почувствовал не раздражение, не злость, а, пожалуй,  даже признательность за этот звонок. Потому что не позвони он, мне пришлось бы самому разыскивать его.
— Это он? — Спросила Лорина, неким неизвестным мне чувством угадав, кто был мой собеседник на другом конце невидимой линии. Впрочем, без всяких эмоций. Словно утренний звонок убийцы к своей потенциальной жертве в этом мире стал таким  сугубо будничным делом, что уже никого не удивляет.
Я кивнул. Она положила голову мне на грудь. И это было больше, чем слова. Это была твердая вера в меня, в дело, которое я доведу до благополучного конца, потому что на иное у меня просто нет права. И все-таки скрытое переживание по поводу предстоящей встречи.
Впрочем, я все равно не могу не пойти. Да и трусость никого еще не сделала бессмертным. Я гладил ее волосы, прижав к себе. И мы стояли, покачиваясь в такт очень равномерному монотонному рокоту волн.
На следующий день, ближе к вечеру, я первым оказался в кафе на бакуверской Венеции. Конечно, до настоящей Венеции этому сооружению было очень далеко. И тягаться со своей итальянской тезкой оно никак не могло. 
Давным-давно по человеческим меркам, ещё в годы моего детства в Приморском парке были вырыты и заполнены водой неглубокие, но достаточно просторные каналы, по которым с начала ранней весны и до глубокой осени скользили лодки.  Ими управляли влюбленные пары и компании отдыхающих, решивших для разнообразия поработать веслами.
Через каналы были переброшены арками мостки, соединявшие островки суши между собой в довольно сложной комбинации. Их засадили деревьями, кустарниками. Поставили небольшие павильоны, торговавшие, разной снедью, вплоть до горячих блюд, исторгавших на свежем воздухе особый аромат. Естественно, тут можно было получить и алкоголь, и прохладительные напитки.
По нашим детским понятиям это была экзотика высокой пробы. И именно детвора дала ей имя  Венеции, которую никто из нас никогда и не видел. Но представляли её, как нечто весьма похожее и не менее экзотическое.
Я оставил своей старый «Фиат» на стоянке у входа в парк со стороны Круглой площади. А сам, сделав большой крюк, обошел  сооружение.  Для рекогносцировки будущего «поля боя». Взошел на один из двух мостиков, соединяющих Венецию с берегом со стороны моря.
Чутье меня не подвело. Ноги сами привели туда, куда следовало. По скобке мостка я попал на центральный самый крупный венецианский островок, где теперь находился и командный центр этого закусочно-питейного оазиса.
Навстречу мне выскочил высокий худощавый стройный черноглазый и черноволосый парень. В белой рубашке, черных брюках и в жилете. С бабочкой под воротником. Бой. Как их называют сегодня, на западный манер.
За годы с того времени, как Конфедерация была разгромлена, везде многое изменилось. Улицы были переименованы в честь тех, кто старался предотвратить создание этого союза. Памятники некогда признанным вождям единства снесены. Частные руки, в которые попали промышленные предприятия, порезали оборудование на металлолом и закрыли их.
И если что-то еще и держалось из последних сил на плаву, так это была торговля товарами, которые производились где-то очень далеко, да мелкие кафешки, где заказы принимали уже не официанты, а бои.
Вынырнувший бой осведомился, заказан ли столик на мое имя, или я еще не определился? И услышав имя заказчика, которое Фареш изменил, видимо в целях конспирации,  не тратя времени, повел меня по мосткам  с островка на островок.
Мы шли по живой траве, проход в которой образовали два  ряда цветов, почти достигавших пояса. А деревья, сплетшиеся ветвями над головой, создавали живой туннель, чей свод прикрывал от жаркого солнца.
Бой вывел меня к противоположному краю сооружения. Почти к площади и стоянке, на которой я только что припарковался.  Там находился особый островок. Он, как объяснил мне бой, в последнее время приобрел репутацию места важных деловых встреч.
Здесь, вместо столов под открытым небом, находилось всего две хижинки, напоминающие по устройству скорее шалаши. Поскольку их соорудили из ветвей деревьев. Только были они не островерхими.
Сверху их накрывала плоская крыша из многослойной плетеной соломы. Этакий зонт, который приподнят с одного конца, чтобы впустить вовнутрь свежий воздух с моря.
Посещение такой хижины стоило намного дороже, чем посидеть за столиком под открытым небом. Но ведь и дела-то наши не предназначались постороннему глазу.
Бой распахнул дверцу, также сплетенную из веток, приглашая меня войти. Он почтительно улыбался. А я думал, каким будет выражение его лица,  да и его хозяина тоже, когда они обнаружат тут пирующий труп?
Перед тем, как войти, я огляделся вокруг. Соседний «кабинет» был максимально отодвинут от нашего. И, как шляпка гриба, высовывался из высоких порослей кустов, среди которых тут и там торчали кроны молодых деревьев. И цветы, цветы, много цветов,  высаженных между ними и по всему периметру островка. Мы даже шли сюда по цветам.
У меня в голове опять проскользнула шальная мысль, что Фареш оказался даже более романтичным и предусмотрительным, чем я мог ожидать: цветы для похорон уже готовы. И ждут своего часа.
А бой, войдя впереди меня, деловито указал рукой на частично накрытый  столик из лакированных досок ручной обработки. Рядом на столе меньшего размера теснились напитки в ведерках со льдом, бутылки хорошего коньяка, не подлежащие охлаждению. И большое блюдо с фруктами и овощами.
Хлеб покрыт  льняным полотенцем. А закуски, пояснил он, находятся в холодильнике – маленьком и бесшумном белом  ящике, созданном в далекие прошлые времена и в другом государстве. 
Тут любое хорошее дело,  – а  бой по заказу не сомневался, что его сделал крутой бизнесмен – можно обсудить вполне спокойно, без чужих ушей и глаз. Здорово! Если б еще наше дело было хорошим!
И, учитывая, что соседняя кабинка снята на более позднее время, беседу тут, никто посторонний вообще  не услышит. Что касается получения горячих блюд и всего, что может понадобиться, то я могу вызвать его в любой момент кнопкой. И показал мне ее, специально вмонтированную в торец одной из опор  кабинки у дверцы.
Паренек ушел. Я решил лучше оглядеть местечко, выбранное Фарешем для подведения итогов. Вышел и чуть не наступил на трёхцветную кошку, не обратившую на меня никакого внимания, несмотря на почти произошедшее столкновение. Невольно вспомнил, что трехцветные приносят счастье, как утверждала бабушка Анн. 
С порога я взглядом отыскал мостик, который вел к стоянке, где меня дожидалась моя машина. Мысленно похвалил Фареша, неплохо проработавшего пути отступления, после того, как тут все закончится. И нырнул в кабинку.
Я уселся в плетеное  кресло напротив входа, предоставив  Гвалту сесть спиной к дверце. Если все пойдет по сценарию, ему именно тут самое место. А иначе быть просто не должно.
Спокойно потягивая горячий кофе, с которым вернулся бой, пока я садился за стол, смаковал напиток. Ничуть не заботясь, что Фареш может нанести удар в спину. Он этого и не сделал. Не успел я допить чашку,  когда плетеная дверка приоткрылась, и Гвалт со словами приветствия опустился в кресло напротив меня, улыбаясь.
Он весь лучился радостью, доброжелательностью и открытостью. Так, наверное, могли бы выглядеть добрые самаритяне, доведись им распять Христа, но вполне уверенные, что об этом никто не проведал. Я тоже улыбнулся. Правда, совсем по другой причине.
 — Я знал, что ты придешь! — Одобрительно кивнул он мне.
Да, философски заметил он, жизнь это совсем не литература! И не  кино. Какой-нибудь герой Шварценеггера сейчас выкорчевывал бы трубы парового отопления, чтобы конец обломка всадить в грудь врага. А тот, в свою очередь, отбивался бы от своего заклятого врага визжащей бензопилой, крушащей все подряд, что случайно оказалось в пределах ее досягаемости.
 А мы вот, засмеялся он, встречаемся в совершенно спокойной обстановке. Как два старых друга, которых свела судьба после долгой разлуки. Хотелось бы, так же мирно покинуть этот почти райский уголок. Он надеется, что наша первая встреча лицом к лицу пройдет прекрасно.
— Ты оговорился, когда сказал – первая, — поправил я его, — Судьба уже столько раз сталкивала нас!
— Ты прав! — отозвался он, впрочем, без всякого раздражения. — Я понимаю, что ты должен испытывать ко мне. Но зачем ворошить прошлое? Ведь сказано: простим врагам нашим! 
— Но сначала убьём их! — засмеялся теперь уже я.
—  Скажу как на духу, — продолжал он, сделав вид, что не придает моему мрачному юмору никакого значения, — мне совсем не хочется убивать. Особенно тебя.  Тем более в такой прекрасный солнечный день!
— Твои слова, — ответил я ему в тон, сохраняя на лице улыбку, — растрогают кого угодно! 
— Но как бы там не было,—  продолжал он примирительным тоном, — я раскаиваюсь от души и приношу и тебе, и Лорине свои искренние извинения. И по-доброму завидую, что у тебя такая женщина!
Он предложил полностью похоронить все старое! Ему хорошо известно, что убить  его даже при всем желании  я просто не смогу. Потому, что на мне лежит запрет. Ему, в свою очередь, тоже очень хочется положить конец этой многовековой бессмысленной вендетте.
Хотя какая это вендетта, если убивал только он! Но он именно под таким углом видит сегодня эту глупую вражду. К тому же он не думает,  что я пришел сюда умирать из принципа. (Тут, отметил я про себя,  наши взгляды несомненно совпадают. Я не собираюсь умирать. Более того, должен остаться в живых! Тут у меня просто нет выбора!) Ах, как ему хотелось бы, чтобы мы нашли общий язык. И вышли отсюда друзьями…


СОЛИТОН  22  ХРОНИКИ ГЕЛИАНЫ
Я проснулся от того, что в мой сон проникла тихая мелодия первого венгерского танца Брамса. Звучание начало нарастать, потихоньку выковыривая меня из сна. 
Даже еще не совсем вынырнув на поверхность реалии, я уже знал, кто перебирает аксоны моего мозга прекрасной музыкой в исполнении виртуозов, живших давно тому назад. Так меня толкал в бок только Ашока, считавший именно Брамса лучшим из композиторов своего времени.
Сначала мне захотелось прикинуться, что я все еще сплю. Но я знал, что попытки провести Ашоку пустой номер. Я уже почти реально слышал его ставшее ритуальным, когда он расталкивал меня, шелестящее  извинение о недостатке времени, которого у нас осталось совсем ничего.
А сегодня он еще привязал к ним и сообщение, что ему не хватает очень важных сведений. Их можно раздобыть там, куда он очень просит меня отправиться, не откладывая дела. Во-первых, потому что сам он заняться этим  не может. А, во-вторых, потому, что лучше меня никто с задачей не справится.
Рывком выдернув себя из сна, я увидел его. Переливаясь в своих электронных шелках, он стоял у стола, готовый продолжить в том же духе, пока я не соглашусь. Но я опередил Ашоку, послав мысленный импульс в его мозг.
Стараясь вложить в него максимум уважительности, попросил его перейти к делу без предисловий. Поскольку я согласился, еще до того, как он меня разбудил. Ашока всегда отнесся к моей веселой деловитости очень хорошо. И сейчас его лицо расцвело в улыбке.
— Хотел бы, чтобы ты побывал на Гелиане. — Прямо приступил к делу он. — Ты ведь знаешь, что Земля – всего лишь название матрицы.   С нее при необходимости «печатают» новые,  схожие между собой, как близнецы, планеты. Гелиана пятая печатная версия Земли и предыдущий двойник Теллуры. Думаю, это путешествие будет очень интересным  для тебя.
Впечатления и сведения, полученные свежим, не замыленным глазом, особенно ценны. Он выразил надежду, что, возможно, мне удастся там найти нечто вроде ключа к пониманию того, что происходит нынче в нашей версии.
Я понял, что долгожданный день телепортации в другой параллельный мир, которого так ждал, настал. Я давно научился легко и просто покидать свою физическую оболочку, высвобождая электронную матрицу, именуемую Душой. Хотя люди, окружающие меня, порой, как мне казалось, наделяли матрицу Души способностями и качествами, которыми она не обладала.
По крайней мере, у меня были определенные сомнения в способностях Души путешествовать в иных мирах. Хотя уже давно знал, что она может определенное время существовать самостоятельно, покинув тело. Но на какое расстояние она может покинуть тело?
Однако все мои опыты с выходом из физической матрицы до сих пор совершались тут, на Теллуре. И главным образом в квартире, где в это время на диване безмятежно покоилась покинутое мною человеческая оболочка.
 Теперь мне предстояло не просто оставить свое тело, но и уйти вглубь космоса, в запредел, как мы называем всё, что лежит за порогом Теллуры. И я даже не представлял, насколько далеко и надолго.
 И вот Ашока решил мне устроить «командировку» в параллельный мир. От его предложения у меня засосало под ложечкой – верный признак возбуждения в предвкушении неожиданностей.  Я никогда не мог понять, как Ашока узнавал о моем душевном состоянии. Но он чувствовал его и сейчас.
— Я думаю, это будет нечто захватывающее. Я не бывал на Гелиане. И с удовольствием составил бы тебе компанию. Если бы мог. Но для меня это сложно. Пока там не обнаружено тело, которое могло бы подойти мне. Я реликт другой эпохи. А для тебя нашли. Удачи! Это уже не восстановление былых знаний. А нечто совсем новое. Верю, что ты отыщешь то, что сыграет добрую службу всем нам.
Потом Ашока начертил прямо в воздухе светящийся электронный чертеж траектории моего пути до места назначения, с координатами планетоида 6170XZ, как промежуточной точки, откуда должно было начаться мое путешествие в параллельный мир. И убедившись, что «привязал» меня к маршруту, стер его.
— Ты думаешь, наверное, что мог бы шагнуть туда напрямую. Но впервые это придется сделать в два этапа. Ведь для первого раза тебе обязательно нужен опытный проводник. Иначе  не исключены проблемы, которые ты не преодолеешь. Я тебе кое-что рассказывал об этом. Поэтому путь твой лежит через астероид. Там будет тебя ждать твой Вергилий. Только с адом это никак не связано. И не торопись! Выходи из физического тела как можно медленнее и спокойнее, — напутствовал он меня.
Я напоследок взглянул сверху на свое застывшее тело, выглядевшее чужим, и уверенно просочился сквозь стену. Скорее даже не увидел, а почувствовал, как тончайший энергетический до того момента прямой луч, связывающий меня, как любого теллурианина с информационным полем Теллуры, изогнулся под углом, точкой схождения сторон которого оказался названный Ашокой планетоид.
Меня стремительно потянуло вперед и вверх. Сначала почти нежно и весьма аккуратно. А потом со скоростью, показавшейся мне невероятной. К тому же она сразу начала нарастать. В какое-то, весьма краткое мгновение, я мог представить себя, разве что пулей, выпущенной из ружья.
Но уже в следующий миг почувствовал, что рассыпаюсь на мириады частиц, в сотни раз меньших атома. Затем эта россыпь, на удивление не теряющая ни одной частицы и осознающая все, что с ней происходит, понеслась к заданной цели со скоростью превышающей скорость света.
Впервые на собственном опыте я осознал правоту Ашоки, говорившего, что такая гигантская скорость, как скорость, света ничто в сравнении со скоростью мысли. 
Созвездия, вначале было прыгнувшие мне навстречу, исчезли и превратились в кромешную тьму. Но в центре этой тьмы светилась точка, начавшая вырастать в следующий миг в невзрачный безымянный планетоид – первую остановку транзитного путешественника.
 В какой-то момент неведомая сила быстро и мягко затормозила мое движение. И вновь соединила аморфное облако частиц, в которое я превратился, в матрицу моей Души. Скорость начала резко падать. И скоро погасла вообще. Я понял, что совершил «посадку», о которой Ашока предупреждал меня. 
Многие даже не догадываются, что выход в космос на механическом космическом корабле за пределы двойного расстояния от Земли да Луны может обернуться большими неприятностями.
Там заканчивается воздействие шестого энергетического уровня Земли, который обеспечивает нормальное функционирования человеческого разума. Кстати, сам уровень очень сильно пострадал в последнее тысячелетие от деяний человека.
Земляне крепко привязаны к шестому уровню, обеспечивающему сохранение – теперь уже остатков разумности – на самой Теллуре и за ее ближайшими пределами. Но связь действует только на определенном расстоянии. После этого она обрывается.
А космический камушек, на котором я приземлился, был как раз близок к этой границе, где действие уровня разумности прекращается. Мне предстояло пробить грань между реалиями миров. И я, откровенно говоря, не представлял, как это будет выглядеть.
В беспросветной черноте космоса прорезался кусок тверди, на который с удивлением взирали мириады звезд, ноги мои, коснулись поверхности планетоида, и плавно спружинили. Я прочно стоял на маленьком плато.
Планетоид, насколько я мог судить, выглядел невзрачным угловатым параллелепипедом со сточенными углами. В его торцы с незапамятных пор стучал не один десяток астероидов и прочего космического мусора, пытавшегося преградить ему дорогу во время его многовековых странствий в безграничных пространствах. И заметно округлившего его.
Я уже начал было раздумывать, в какую сторону мне податься, когда метрах в ста от себя я разглядел человеческую фигуру. Точнее тень, вроде меня. Она сидела на каменном валуне и приветственно махала мне рукой. Я направился к встречавшему меня человеку.
Подойдя ближе, я разглядел его и был ошеломлен.
Инсан! Это был он! Один из самых шумных участников моих детских игр! Всегда готовый напроказничать выдумщик, весельчак и умница, схватывавший все на лету. И очень преданный друг, на которого можно было положиться во всем.
Он умер в пятнадцать лет от какой-то непонятной болезни, средств лечения от которой традиционная медицина не знала. Нас не пускали к нему, опасаясь, что и мы заразимся. Я помню его мать, ходившую в слезах, и старавшуюся не покидать сына в его последние часы, которому было отказано в праве на жизнь. А когда он умер, наш двор надолго погрузился в печаль.
 Для меня лично его смерть была очень тяжелым ударом. Я долго не мог оправиться от него. И вот теперь, много лет спустя, увидев его вновь – того же пятнадцатилетнего, но живого и здорового, — я почувствовал, как волнение сжимает мне горло.
Инсан, подошел, улыбнулся, как в детстве обнял меня за мои неосязаемые плечи и потерся щекой о мою щеку. Хотя в электронном состоянии это было сложно.
— Я обрадовался, когда узнал, что посланником будешь ты!
Мы стояли, делая попытку держаться за руки, как в детстве. А он продолжал рассказ.
— Только после смерти, — говорил мне он, — я понял, что такое жизнь и что собственно в ней я. Но кроме утешения, что моя смерть совсем не конец, думать больше было не о чем…
Ученые решили поставить ряд экспериментов, стараясь раскрыть тайну клетки. Поскольку все, что они делали до сих пор, успехом не увенчалось, наметили секретно использовать для работы несколько штаммов, которые хранились в лаборатории в качестве образцов давно ликвидированных болезней. Причем весьма опасных для человека
Потом научно-исследовательский институт переехал. Здание отдали под школу, в которую нас и перевели, поскольку в прежней была тесновато. Но никто не удосужился проверить, всё ли вывезла с собой наука? А в углу подвала притаилась небольшая коробочка, содержащая несколько пробирок со штаммами.
Впрочем, виной всему, утверждал Инсан, его любопытство. После уроков он залез в подвал. И обшарив его, сделал страшную находку. Да к тому же нечаянно разбил одну пробирку.
К счастью у него хватило сообразительности сжечь содержимое ящика. Керосин, он нашел в том же подвале. Мусора, годного в качестве топлива, тут тоже хватало. Но штаммы из пробирки убили его.
Инсан по рождению был таким же теллурианином, как и я. Человек получает матрицу Души только в двенадцать лет. Она пробуждается. Его программная, задача, как я понял сейчас, состояла в предотвращении эпидемии, и была очень коротка.
Когда матрицу Души Инсана вернули в Ноос, выявилось, что новое тело, пригодное для него, должно появиться не раньше, чем через лет этак сто пятьдесят. Иначе говоря, шансов вернуться в мир, который по всему уже балансировал на грани гибели, практически не существовало. Инсану, по его просьбе, предоставили право жить на электронном уровне.
— Я с интересом следил за всем, что происходило с тобой. — Завершил свой рассказ столь неожиданно вернувшийся в мою жизнь друг детства. — Когда это удавалось. И надеялся, что  наша встреча на Гелиане будет для тебя совершенно неожиданной. И, наверное, радостной. Так оно и вышло.
По его мнению, для него все сложилось неплохо. Тут он вроде смотрителя и исследователя в одном лице. И узнал много интересного. А теперь выпала радость стать моим гидом. Поскольку он знает об этой версии уже немало. И почти постоянно живет тут.
К тому же сумел обрести тело местного жителя без угрызений совести. Поскольку среди них нет разумных.  В общем, мне достался первоклассный гид.
В руках у Инсана появился тоненький желтый обруч, напоминающий кольцо, в середине его тускло поблескивал  камень величиной с орех. Только сейчас я отметил, что точно такой же стягивает и его голову.
В этом мире их способны видеть только подобные нам люди. В том мире, куда мы собираемся, сообщил он мне, их вообще некому будет рассматривать. Они созданы в мире энергии. Хотя на Гелиане, когда наши Души войдут в физические тела, обручи станут невидимыми даже для нас.
На Гелиане нет шестого уровня. Эта штука генерирует энергетическое поле. Она позволит не утратить интеллект и даст возможность общаться друг с другом, пояснял он, прилаживая приспособление на моей голове. А тут сделает наши тела плотнее.
Критически оглядел свою работу. Поправил «камень» кольца так, чтобы он точно совпадал с центром лба. И остался довольным. 
— Ну, а теперь не будем терять времени! — Сказал Инсан. Крепко сжал мне руку и потянул меня за собой.
На этот раз мы сделали всего один шаг. И «приземлившись», подошли к могучему дереву, в тени которого спали двое. Первый был точной пятнадцатилетней копией моего друга. Второй… Он оказался моей копией.
— Воспользуемся ненадолго этими телами. А потом вернем их хозяевам, которых я разбужу! — Сообщил заговорщицки Инсан.
Мы вошли в тела. Тогда Инсан достал из-под камня два куска какого-то материала, напоминающего ткань. Он быстро соорудил себе нечто вроде набедренной повязки.
И предложил то же самое сделать мне. Сообщив, что ему все давно уже привычно, но ведь я не привык ходить нагишом. А он решил «приодеться» за компанию. 
В следующее мгновение мы окунулись в прохладный сумрак вековых деревьев. Но он почти сразу раскрылся большой зеленой поляной. Нас окружал девственный лес из перемешавшихся хвойных и широколиственных деревьев.
Такую смесь мне доводилось встречать на равнинах и в предгорьях Теллуры в поясах умеренного и влажного климата. Некоторые из деревьев я узнал сразу: ель, например, сосну, березу, тисс, клен. Еще одно напомнило мне секвойю, которую, честно говоря, видел только на картинках. 
Но большинство видов я никогда не встречал прежде. Стволы их были переплетены лианами. А сами они словно вырастали из кустов папоротников, жасмина, сирени, аралии, рододендрона. Кустарники были густо усеяны цветами.
Подлесок же был буквально усыпан ими. Куда не падал взгляд, везде цвели красивейшие цветы. Самых разных форм и размеров. С лепестками невероятно ярких красок, созданных буйной фантазией того величайшего художника, который только один умеет соединять краски в самые невообразимые сочетания и оттенки.
Воздух был насыщен тонкой смесью таких чудесных ароматов, что его хотелось пить, а не вдыхать. Вся эта буйная растительность, казалось, притягивала меня, словно призывая прильнуть к родному лону природы. Но завороженность разрушил Инсан.
— Ну что, друг мой, вперед?
Я сжал предплечье «своего» тела и ощутил упругость мышц, не свойственных электронной матрице. А потом  взглянул на своего друга. Живого! Из такой далекой юности! Мой ровесник стоял передо мной в том образе, в котором я его видел много лет назад. Словно время для него застыло. И не увидел бы никогда, если…
Смерть его, когда мы были детьми, казалась теперь совершенно нереальной. И тихая теплая радость, когда ты видишь человека из плоти и крови, о чем уже и не мечтал, переполнила меня. Мы снова крепко обнялись. На этот раз – во плоти.
Мы пошли по одной из протоптанных звериных троп. Вокруг радостно щебетали птицы. Позади вдруг раздался шорох раздвигаемых ветвей. Мы обернулись. И увидели появившуюся из кустов девушку. Она была красавица. Картинно красивое лицо, точеная фигурка, не прикрытая ничем. Кроме разве что волос, ниспадающих с головы и опускающихся ниже коленей.
Слегка покачивая широкими бедрами, красоту которых усиливали длинные ноги, она подошла ко мне и попыталась обнять меня, устраивая прекрасную головку на моей груди. При этом, казалось, хотела заворожить меня своими серыми глазами. Но я решительно взял ее за руки и отодвинул от себя.
Она не выразила ни удивления, ни обиды. Спокойно уселась у моих ног. И, обняв мои колени, прижалась к ним лицом. Я почувствовал, как она целует мои ноги.
Она поднимала на меня глаза, полные неясного желания, изредка бросая взгляды на моего спутника и бормоча что-то невнятное низким грудным голосом. И, казалось, ждала ответа. Я перевел взгляд на Инсана, который, как бы мимоходом бросил:
— Не обращай внимания! Сейчас тут у них брачный период. Оставь ее и пошли отсюда. Она тут же все забудет!
Я последовал его совету и двинулся дальше, сделав вид, что не замечаю гелианку. Странное создание что-то пролепетало. А затем красавица под аккомпанемент шелеста травы под ее ногами пошла прочь, к противоположному краю поляны. Я, любуясь ее природной грацией, провожал девушку взглядом.
Она почти подошла к полосе, где начинался массив леса, видимо, готовясь исчезнуть в нем, когда произошло невероятное. Из кустов прямо на нее выпрыгнул большой полосатый тигр. У меня замерло сердце. Сейчас зверь собьет свою жертву с ног и вцепится в горло!
Я сделал шаг в сторону девушки, хотя не отдавал себе отчет, чем и как я смогу защитить ее. Но Инсан схватил меня за руку и оттащил за куст. Я обернулся к нему. Он, улыбаясь, приложил палец ко рту, призывая к тишине и вниманию.
И в следующее мгновение я понял причину его невозмутимости и веселости. Большая кошка, мягко опустилась на траву прямо перед девушкой. А та, не выказав ни малейшего испуга, прижалась к огромной морде зверя. Почти так же, как только что пыталась прижаться ко мне. И начала гладить его. И он, совсем, как котенок, прильнул к ней, облизывая языком ее лицо.
Девушка начала срывать с дерева какие-то плоды, и, очистив их от кожуры, скармливала мурлыкающему тигру. А Инсан уже тащил меня в кусты. Чтобы я не мешал идиллии.
— Ты не предупредил меня, что тут есть люди, — упрекнул я его.
— Я не думал, что встреча произойдет так неожиданно и быстро, — он как-то сразу посуровел. — Я не знаю даже, как тебе это объяснить. И как называть эти существа. Может, правильно было бы их назвать человекообразными. А, может, недолюдьми? Или вроде как по-научному — человек несмышленый. Нет, все не то! Под эти определения могли бы подойти те, у кого есть шанс стать в дальнейшем гомо сапиенс. А у них, по-моему, его нет.
Их далекие предки когда-то очень-очень давно, много миллионов лет назад, возможно, были людьми.  Наверное, такими же, как он или я. Или, все-таки не совсем такими. Но потом они что-то натворили тут.
Ему известно, что программа «Гелиана» была закрыта буквально в пожарном порядке. Энергетический уровень разумности на планете исчез, можно сказать, совершенно неожиданно – вот был и нет его! И вся планета откатилась на пятый. Иначе говоря, на уровень разумности животных.  Но как это произошло, в силу каких причин, убей его, – он не знает.
А нынче тут обитают далекие потомки тех, кто когда-то мог претендовать на звание гомо сапиенс.
Я указал ему на обруч, венчающий мою голову:
— Потому-то ты и потребовал, чтобы я надел эту штуку, искусственно поддерживающую интеллект шестого уровня?
Он кивнул. А ведь поначалу я вообще не придал никакого значения игрушке, которой он меня увенчал. И уж совсем разлетелись всякие мысли об этом, когда я увидел, как дружно живут человек и зверь. Хотя тут же поправил себя: два живых существа.
Но и эту поправку я отогнал от себя, как неприемлемую. На Земле между людьми и зверьем дружба сейчас явление очень нечастое! Да и среди людей явление достаточно редкое. Не показная, разумеется. Инсан будто услышал мои мысли. Потому что он, шедший впереди, резко повернулся ко мне:
— Она, увы, не человек! Но и тигр, которого ты видел не зверь. Я имею ввиду, он не кровожадный хищник, алчущий крови, в теллурийском понимании. Он травоядный. И вообще я не помню, чтобы кто-то кого-нибудь подкарауливал в засаде. Чтобы убить и съесть. Чем они питаются? Солнечная энергия, фрукты, овощи, травы. И конечно, вода.
Однако я уже был занят другими мыслями.
— Скажи, — наседал я на Инсана, — ты говоришь, люди этой планеты утратили способность к мышлению неожиданно. Но что тебя привело к такому выводу?
— Сведения, сохранившиеся о Гелиане, весьма скупы. Я так и не смог понять, почему исчез шестой уровень. Но раздобыть кое-что мне удалось.
Нежно гладил я лист какого-то папоротника. И представлял себе реостат, на котором ползунок в прыжке резко снижает силу и величину электрического тока. Наверное, так, словно шагреневая кожа, только еще быстрее, сократился уровень разумности и здесь. И почти сразу же исчез совсем.
 Маленькая зверушка, похожая на крысу, раздвигая травы и низкие ветви, вылезла из зарослей и спокойно уставилась на меня, словно понимая, что я здесь не совсем обычный элемент, поскольку таких, в моем эксцентричном одеяние, вряд ли можно встретить на каждом шагу. А потому явно заслуживаю небольшого внимания.
Я цыкнул на нее. Но она не бросилась наутек, как это сделала бы земная крыса. Не теряя достоинства, зверек повернулся ко мне спиной. И так же неспешно исчез. Странный, совершенно непуганый мир!
— Инсан, познакомь меня со сведениями, которые тебе удалось добыть!
— Да, конечно. Когда исчез шестой уровень разумности, пятый – и это единственный случай во всей истории всей системы параллельных миров нашей матрицы – постарался перевести управление на себя. Конечно, он не мог ни в какой мере заменить шестой уровень.
Но он не допустил самоуничтожения остальных программ. Более того, он, каким-то чудом сохранил даже часть хроник Гелианы. Я «уговорю» его продемонстрировать тебе фрагменты событий, развернувшихся тут. Из них ты вполне поймешь, как и что здесь происходило. Кстати мы уже у пульта управления, если это можно так назвать.
Мы свернули с протоптанной тропы влево и начали продираться сквозь травостой, высотой почти в человеческий рост. И вскоре оказались перед десятиметровым округлым холмом, восточная сторона которого казалась словно срезанной ножом по вертикали.
Плоскость густо заросла неким подобием лиан, перемешавшихся со столь же длинными стеблями кустарников с желтыми листьями, похожими на когти.
Стебли их ответвлялись короткими ветками, увенчанными светлыми салатными цветами. Их можно было бы принять за розы, если бы не головки – раз в пять больше земных.
Как оказалось, это густое переплетение растений, к которому мы подошли, было пунктом нашего назначения. Инсан отодвинул большой валун и нырнул в образовавшуюся расщелину.
Он вернулся довольно быстро, улыбающийся и довольный. И разлегся на траве, которая не сильно примялась под тяжестью его тела, приглашая устраиваться и меня.
Я едва успел последовать его примеру и закрыть глаза. В моей голове будто что-то включилось. Вся буйная растительность и холм исчезли. Я оказался в огромном мегаполисе. Вдоль нешироких улиц его теснились небоскребы.
Это был настоящий муравейник. С тысячами и тысячами людей. Они куда-то степенно шли, торопились, бежали, мчались на машинах непривычного вида, но вполне напоминавших земные. И машин была тоже тьмущая тьма.
Металл на колесах несся на бешеных скоростях, сбивая на ходу пешеходов. Причем не только тех, которые, зазевавшись, преждевременно ступили на проезжую часть, но и оказавшихся у края тротуаров.
Инсан толкнул меня в бок:
— Смотри внимательно. Это начало утраты разумности.
А затем я явственно услышал звук. Будто кто-то щелкнул выключателем. После чего началось полное безумие.
Машины, казалось, неожиданно и полностью утратили управление. Они врезались в толпы людей, калеча и убивая их десятками. Но еще более нереальным выглядела реакция человеческих существ на происходящее.
Люди не делали даже попыток уклониться от столкновения. Более того, они спокойно сами шли на машины, словно и не видели их. И беззвучно умирали. В глазах этих добровольных смертников мне не удалось прочесть ни единой мысли.
Следующий эпизод ошеломил меня еще больше. Я увидел людей, которые пытались передвигаться прыжками, как обезьяны и даже на четвереньках, подобно тем животным, которым удалось уцелеть в ходе человеческой деятельности на Земле.
Впрочем, равенства в этом они явно не достигли. Ибо гелианцы сравнялись с животными только по уровню восприятию окружающего мира. И подражали им в поведении. Но у них не было ни клыков, ни рогов, ни даже копыт. Ни соответствующей реакции. Поэтому они не могли отбиться от своих врагов, в которых превратились другие животные.
Людей драли в клочья оголодавшие псы, от которых бывшие их хозяева пытались спастись на деревьях. Чаще всего безрезультатно. Потому, что не владели даже навыками быстрого лазания по деревьям. И становились легкой добычей своих недавних домашних любимцев.
Не легче была участь и тех, кто оказался к моменту перемен в стенах своих квартир. Утратив понимание, как оттуда выбраться, люди умирали в своих домах от голода и жажды, рядом с набитыми едой и напитками шкафами. Они просто больше не знали, как пользоваться ими.
Второй фрагмент запечатлел развалины мегаполиса, который сыграл важную роль, защитив своей громадой зданий живое от радиации. Она началась, когда оставленные без присмотра ядерные реакторы стали разрушаться.
Потом развалинами города овладели джунгли. Полчища свирепых хищников, поселились здесь, бродя среди каменных остатков жилищ в поисках человеческого мяса, ставшего самым доступным.
И заключительные «кадры». Кровожадность начала угасать. Запрет на убийство снова вступает в силу. Быстрая смена картин реконструкции планеты.
Вновь начинают расти уничтоженные человеком растения, а затем появляются и тысячи видов животных, вымерших из-за глупости и подлости. Размножаются виды, находящиеся на грани исчезновения.
И, наконец, та картинка идиллии дружбы человека неразумного и зверя, с которой я столкнулся, входя в этот необычный мир.
Демонстрация «фильма» завершилась. Мы с Инсаном обнаружили, что вновь лежим на перине из трав рядом с «входом» в систему скрытую под холмом.
 — Вот, собственно, и все, что мне удалось найти и выяснить, — завершил свой рассказ Инсан.
По лесной тропинке мы шли в молчании. Я переваривал то, что довелось увидеть. Инсан искоса иногда поглядывал на меня. Но не прерывал моих раздумий. Через пару километров перед нами заблестело зеркало красивейшего озера, окаймленного нечастым сосняком.
В нем с удовольствием и с радостными выкриками, плескалось три десятка абсолютно нагих людей. Женщины, мужчины, дети.  Рядом с ними соседствовали почти земные волки, лошади. И даже пара гепардов.
— Многоликое местное сообщество отдыхает на природе! — лицо Инсана растянула улыбка. — Но мне надо показать тебе еще одну местную достопримечательность, без которой твои представления о Гелиане будут не полны.
Мы шли уже битых полчаса. Но «достопримечательность» столь достойная моего внимания, как считал Инсан, все не появлялась. Он начал хмуриться. Но тут улыбка вернулась на его лицо.
Он приложил палец к губам. И обняв за плечи, заставил присесть в высокую траву. А затем, раздвинув верхушки растений, указал пальцем, куда мне следовало смотреть.
Двуногое животное находилось метрах в ста от нас. Издали оно напоминало гигантскую птицу. Даже отсюда было видно, что его рост с приличное дерево. Когтистые лапы, выпуклая по-бойцовски грудь, длинная шея, которую увенчивала тяжелая клыкастая голова, уравновешенная длинным, тяжёлым и жёстким хвостом.
В сравнении с большими и мощными задними конечностями этого зверя его передние лапы с двумя когтистыми пальцами казались очень короткими. Но в них чувствовалась необыкновенная для своего размера сила. 
Я беззвучно охнул: да это же тираннозавр! Самый крупный представитель своего семейства, один из самых больших тероподов и самых страшных зверей за всю историю Земли. Как он оказался тут, да еще в эпохе, в которой ему просто не пристало находиться?
Я потянул Инсана прочь. Но он отстранил мою руку. И, вложив четыре пальца в рот, как это делал в годы нашей юности, громко свистнул.   
Я замер от неожиданности, полагая, что тираннозавр набросится на нас. Но каково было мое удивление, когда многотонная туша бросилась со всех ног в противоположную сторону.
— Да, это Рекс, король динозавров. Ученые на Теллуре все спорят, был ли он хищником или нет? И все пытаются найти причину, почему вообще вымерли динозавры? А так ли ведут себя хищники? А все потому, что динозавры никогда ими не были.
На планете, где нет убийств и пожирания плоти, есть все-таки смерть. И она настигает и гелианцев, и слонов, и бегемотов. Ведь тела не вечны и изнашиваются. Представь, какие эпидемии могли бы возникнуть тут, где никто не ведет захоронения?
Но динозавры  хорошо исполняют роль могильщиков. Они очень аккуратны и осторожны. Приближаясь к неподвижному телу, стараются учуять запах разложения. А если ничего не учуют, то тихонько толкают тело. Если это спящее существо, оно проснется, и тогда могильщик в ужасе устремляется прочь.
По мнению Инсана, на Земле динозавров убили не инфекции, принесенные кометой. Не туман, в котором они, якобы, не могли ориентироваться. И даже не огромный вес.
Их убил человек, когда начал питаться мертвой плотью других живых существ. Убивая себе подобных, он занял должность могильщика, с которой «уволил» Рекса и его сородичей. Конкурентная борьба, своего рода!
Напоследок я поинтересовался, что же произошло с шестым уровнем Гелианы? На что Инсан ответил, что все его попытки обнаружить отключенную программу оказались безрезультатны. Такой программы нет. И куда она делась, спросить не у кого.
 Мы, «скинув» взятые на прокат тела, вернулись на планетоид. Инсан с явной неохотой снял с меня обруч искусственного интеллекта. Мы постояли немного, глядя друг другу в глаза.
Я простился с Инсаном, радуясь тому, что он один из нас. И огорчаясь одновременно, что не знаю, когда свидимся снова.
А затем, казалось,  сделал всего один шаг. И почти мгновенно оказался в своей квартире. Какое же это все-таки облегчение – ощутить свое тело. Ощутить, что оно опять стало твоим! Да, мы с ним, видимо, привыкли друг к другу!

СОЛИТОН 23 ВЗГЛЯД НА ПРОШЛОЕ С БАЛКОНА МУССОЛИНИ
Ашока замедлил полет, когда увидел под собой расстилающуюся Пьяцца Венециа у подножия Капитолия.  Отсюда расходятся лучами известнейшие улицы столицы. Здесь берет свое начало и величественная улица Императорских Форумов, ведущая прямо в Колизей.
Он мягко опустился на балкон песочно-оранжевого дома в три с половиной этажа, с угловой башней, и с ассиметричными окнами декорированными белым мрамором. От злых духов, которым, это по замыслу должно помешать проникнуть сюда. И, может быть, злым духам это и стало препятствием. Но не людям, одержимым этими духами.
Некогда это был дворец кардинала Венеции Пьетро Барбо впоследствии папы Павла II.  Для постройки здания Палаццо Венециа были использованы обломки стен Колизея. Впрочем, будущий папа избегал балкона. Он никогда не показывался на нем своей пастве. Зато эту архитектурную деталь очень полюбил Муссолини, который, придя к власти, сделал дворец своей резиденцией.
В его дни Ашока часто бывал и во дворце, и на балконе, где сегодня полощутся флаги Италии и Европейского союза. Муссолини отсюда произнес свои первые речи к народу во время собраний фашистов в двадцатых годах.
Понимая, что тут нарождается еще одно политическое новшество, Ашока довольно часто навещал Дворец. Он не раз стоял рядом с дуче, в то время, когда тот сеял в толпу свои воззрения. Его удивляла мимика Бенито. Вот на нем только что красовалась маска не на шутку разозленного человека. Но она мгновенно сменялась широкой ехидной улыбкой. А вот он почтенный буржуа, открыто радующийся жизни
Театр, видимо, много потерял в лице Муссолини.  Это был большой мастер. Рожи, в которые он сворачивал своё лицо, мгновенно превращали его в другого человека. Это вызывало восторги толпы. И очень способствовало росту его популярности.
Нынче почти позабылось, что одним из множества титулов, которые Муссолини себе присвоил, было звание «основателя новой империи». Ашока помнил день, когда именно с этого балкона Муссолини торжественно объявил, обращаясь к многолюдной публике:
— Восстановить славу Древнего Рима – вот задача Италии! — Слова, которые он, как гвозди, вбивал в сознание многотысячной массы, собравшейся под балконом, прочно застревали в головах слушателей. Весь его облик источал величие императора Империи, слава которой давно отшумела. — На нашем пути к империи сегодня стоят две страны – Франция и Британия. Итальянцы в единой связке объявляют им войну!
Его поклонники ответили ему взрывом аплодисментов и боевых выкриков, которые, отталкиваясь от стен Колизея, усиленные древними камнями, звучали оглушительно. И разносились далеко вокруг. Площадь Венеции стала центром фашистского Рима. Связка людей для войны и грабежа и есть фашизм. Здесь проходили многотысячные собрания. Речи Муссолини часто сопровождались парадами.
Дуче с первых же дней хотел, чтобы его слушало и слышало как можно больше народа. Когда он пришел к власти, собственникам старых домов перед Палаццо Венециа быстро и доходчиво разъяснили, что никакие они больше не владельцы. Выделили небольшую компенсацию, которую выплачивать никто не спешил.
А дома снесли, чтобы расширить площадь и подступы к ней. И прорубить сквозь античную часть города величественный проспект от дворца на Палаццо Венециа – Виа Дель Империа.
По указу Муссолини снесли огромное число зданий, одновременно уничтожив достаточно интересные архитектурные сооружения.
Людей, живших здесь, выселили на окраины. А на длинной и широкой улице начали проводить парады, которые дуче принимал с этого же балкона. Это было то, что нужно.
Муссолини подчеркивал, что чувствует себя не просто итальянцем, а потомком древних римлян. И нынешний Рим он тоже хотел видеть подобным античному оригиналу.
 Средневековый. Рим, Рим времен Возрождения и Рим барокко с его узкими петляющими улицами были ему совершенно чужды. Его идеалом был Древний Рим, с его множеством четко проложенных улиц. Прямых и широких, как деятельность сгинувшей империи!
Ашока, легко считывавший мысли и человеческие настроения, ясно видел, что Бенито, несмотря на свою славу признанного вождя Италии, боится толпу. И именно потому старается довести ее до экстаза своим ораторским искусством.
Дуче понимал, что именно в этом состоянии она перестает быть опасной для него, поскольку вся энергия ненависти концентрированно направляется на врагов, которых он ей указывает.
Муссолини зачистил Рим и от пролетариата. Хотя он сам был сыном социалиста и начинал как социалист, но пришел к власти главным образом на страхе имущих власть и деньги перед этим самым социализмом. И этот страх от тех, кто вел его к власти, передался ему. Он пропитал его насквозь.
Дуче и сегодня ностальгически вспоминают в Риме. Он ведь хотел немало - немного воссоздать былую славу Римской империи. Славу воссоздать не удалось. Зато Римская империя приблизилась к балкону. Почти вплотную. В виде Колизея, который дуче считал не просто символом, а духом бывшей и грядущей империй. При этом остатки грандиозного театра после сноса беспорядочных нагромождений жилищ поздних веков приобрели новые весьма впечатляющие аспекты для обозрения.
Колизей оказался для обычного пешехода всего в нескольких минутах ходьбы от палаццо. А Ашоке требовалось времени для этого и того меньше. Он немного постоял на балконе и спланировал к останкам древнего сооружения.
Его ноги коснулись изъеденных временем остатков верхней части стены, сохранившейся до наших дней. Ашока прислонился к обломку камня, напоминающему сгнивший зуб во рту старика.
Но потом решил, что ему не следует находиться в самой гуще былых событий, чтобы не упустить самое важное. Он вновь перебрался на балкон Муссолини.  Закрыл глаза и потребовал у информационно-распорядительной системы всего одну распечатку – фрагмент дня давно минувших лет.
Колизей сразу же преобразился. Контуры развалин растворились, словно их поглотила земля. А на их месте неожиданно появился во всех деталях тот Форум, который построил император Веспасиан в конце первого века нашей эры.
Веспасиан тоже боялся толпы и тоже стремился направить ее страсти на зрелища, потрясающие душу. Чтобы вызывать тот катарсис, который способен отвести руку убийцы или бунтовщика от божественных личностей правителей Империи.
Как и положено, в распечатке каждый камень, каждое ложе светились той новизной своего времени, которая присуща только строениям, еще слишком молодым и не ведающим, что плющ времени когда-то увьет и их.
Всего за восемь лет создал Веспасиан этот каменный гимн величию Рима. Ашоке тогда было уже в общей сложности свыше трехсот лет. К тому времени его дважды убивали.
Во втором рождении он создал общество Девяти Неизвестных, что, впрочем, не спасло его от нового убийства через десять лет.
Он понимал, что в этом есть какая-то непонятная ему, но четко прослеживающаяся закономерность. И тогда-то он и принял решение отказаться от физического тела. Чтобы существовать в одной матрице – матрице бессмертной Души.
Он и начал все глубже сознавать, что убивали его и продолжают убивать других людей не просто так. А за определенные способности, которых полностью лишены убийцы. За то, что они ими не обладают.
Хотя существовали и другие мотивы для убийства. Таящиеся в глубине самой сути этой, новой человеческой ветви. Ашока пытался проникнуть в них. Понять, что является разгоняющей силой процессов в социальном человеческом реакторе?
С этой целью он внимательно присматривался ко всем серьезным процессам, происходившим в мире. Понимая, что без этого он никогда не сможет хорошо понять происходящего в обществе.
Сейчас Ашока прилетел сюда, чтобы запросить себе распечатку одного дня жизни Леонарда. Того самого дня, когда Лео убили в Колизее.
Здесь, на месте происшествия все должно было выглядеть особенно четко и ярко. Отключившись от окружающего, он внимательно вглядывался в спроектированную в его сознание картину, которая прежде никогда не занимала его.
… В этот час колоссальный амфитеатр Флавиев был заполнен меньше, чем наполовину. И совсем не потому, что римляне к предстоящему зрелищу не испытывали интерес. Зрителям предстояло самим стать соучастниками предстоящего действа.
На скамьях – ступенях должно быть просторно. Для излияния страстей, которые всегда охватывали знать  при виде крови и запахе смерти.
Поэтому посетители вносили дополнительную плату за пустующие места, на которые, казалось, никто не претендовал. Но вскоре амфитеатр преобразится. И на ступенях станет даже тесно.
Если б кто-то взглянул на арену с высоты, хотя бы того уступа, где недавно хотел расположиться Ашока, то увидел бы, что зрители сбились в небольшие группки, пока еще отделенные друг от друга двумя-тремя метрами свободного пространства.
В воздухе витал гул нетерпения. Знать предвкушала события, которым предстоит развернуться. Как это бывает и в наши дни в театрах перед самым началом представления.
Удар гонга резко оборвал этот гул. Вооруженные люди вывели на середину арены Колизея дюжину связанных мужчин и женщин. Порванная одежда, спутанные и слипшиеся волосы, синяки на теле – буквально все свидетельствовало, что перед тем, как представить их на всеобщее обозрение, их истязали.
Это были люди, так называемой, новой веры, которая неожиданно возникла в языческой Римской империи. Их называли крестьянами. Потому, что они отвергали богов Олимпа, которым поклонялись римляне, и молилась на кресты. На крестах в те времена распинали восставших рабов и побежденных врагов.
Сначала их, распяв, сжигали. Но потом поняли, что дело это эффектное, но хлопотное. Да и дрова стоили недешево. Поэтому их просто оставляли на крестах, пока они не умрут, так сказать, naturaliter, per se .
Тогда казненных снимали, чтобы закопать в общей яме. Чтобы на этом же кресте дать «понежиться», как говорили палачи, другим псам, cuius converses est incedendo .
Хотя были случаи, когда друзьям распятого удавалось забрать его тело. Чаще всего с помощью подкупа стражи.
Перед такими крестами с распятыми на них умирающими, жители окрестных деревень видели людей, стоящих на коленях. Они возносили неведомые молитвы неизвестным богам. И осеняли голову и тела особым знаком, как бы чертя на теле крест.
Сначала на них не обращали внимания. Но лет за сто до начала эры, именуемой нашей, их начали считать врагами, подрывающими основы и так готовой рухнуть древней веры. Тогда их стали преследовать и убивать.
Сейчас эти самые крестьяне и стояли в середине эллипса амфитеатра. Хотя крестился у крестов не каждый из этой связки. Их взяли либо по чьим-то доносам или просто потому, что солдату, разыскивающему еретиков, понравилась какая-то вещь в доме, куда он зашел. А то и просто приглянулась чья-то дочь или жена. Женщины становятся куда сговорчивей, когда дело доходило до ареста члена семейства, особенно его главы.
Наскоро перерезав веревки, стягивавшие их руки, и скрутившие тела в цепочку, из которой никто не смог бы убежать, стража с достоинством ретировалась со сцены. Несчастные знали, что их ожидает.
Но все, что они могли себе позволить – только растереть опухшие от веревок запястья. Да сделать несколько шагов друг от друга, в бесплодной попытке рассредоточиться и избежать общей судьбы. Хотя заведомо знали, что это ни к чему не приведет.
 Среди обреченных людей, осознающих, что скоро умрут, совершенно несообразно выглядела молодая девушка с густыми до плеч каштановыми волосами, с медным отливом. Высокая и статная, она казалась оригиналом, послужившим Праксителю для его Афродиты.
Ашока велел увеличить изображение её лица. Оно начало расширяться и растягиваться. И быстро стало совершенно отчетливо видным. Призрак на мгновение прикрыл глаза. Это была ни кто иная, как Лорина. Не составляло труда догадаться, как она попала сюда. Кто же так хорошо заплатил стражникам?
Она стояла, не шевелясь. Темно-зеленые глаза были устремлены в вечность. И когда остальные предприняли слабую попытку спастись, убежав от опасности, она, как неподвижное изваяние, не сдвинулась с места.
Второй удар гонга. В наступившей гробовой тишине стало отчетливо слышно, как скрежещут на ржавых петлях железные решетчатые кованые двери. Это за высокой стеной чаши амфитеатра открывались клетки, где сидел десяток львов.
 Клетки представляли собой каменные мешки. С единственным выходом. И двери этого выхода были устроены так, что открываясь, упирались в камни стен, служившие надежными стопорами. И создавали коридор, ведущий в одном-единственном направлении – на арену.
Хищников не кормили по нескольку дней. Так что, едва почуяв иллюзию свободы и увидев жалких безоружных и обессилевших людей, согнанных в самую середину, они сразу выбирали направление, которого требовал от них голодный желудок. И устремлялись к долгожданной добыче.
 Выскочивший первым лев,  сильно оголодавший, выбрал себе самого крупного из мужчин. В прыжке убил его и начал терзать тело. Остальные с воплями страха, бросились врассыпную.
Только куда тут бежать? Хищники быстро пресекали все эти попытки. А через мгновение и спасаться уже было некому.  Львы терзали тела мужчин, женщин и девочки, совсем подростка под восторженные крики с трибун, где уже понемногу разгорались любовные оргии.
И только Лорина стояла, нетронутая зверями и величественная в своем непостижимом безразличии к происходящему вокруг. Один из зверей подобрался к ней вплотную и, зарычав, начал бить хвостом о землю. Девушка протянула руку и погладила его. Лев на мгновение присмирел.
И тут хищника ударил камень, точно и сильно брошенный рукой стражника. Зверь разъярился. Чашу амфитеатра огласил возмущенный рев разгневанного унижением царя зверей. И, видимо решив, что удар исходил от девушки, лев бросился на нее.
 Ашока почувствовал, как к горлу поднимается удушающий ком. Если бы призраки могли плакать, он бы разрыдался. Но у фантомов нет слез. Он постарался стряхнуть с себя увиденное, как наваждение. Нужно было досмотреть распечатку, выданную по его требованию до конца.
 Зверям дали возможность утащить человеческое мясо, еще недавно бывшее живыми людьми, в свои клетки. Один лев, правда, помедлил. Он огрызался на копья стражников, которыми они подталкивали его к клетке. Но, в конце концов, ухватив за ногу мертвеца, зверь утащил его во мрак своей тюрьмы.
Первый акт представления был закончен.  Но зрители понимали, что это только разминка их чувств. И впереди еще более сильные ощущения, острые, как тонко заточенная сталь кинжала убийцы.
Из клеток долго еще раздавался хруст и чавканье, тихим эхом бродившие по рядам амфитеатра. А под этот аккомпанемент на сцене шла смена «декораций». Уборщики удаляли следы недавнего пиршества зверей, обильно посыпая лужи крови песком. Им понадобилось немного времени. Но форум в нетерпении подгонял их нелестными выкриками ускорить работу.
В древнем цирке, оказалось, есть и свой ведущий. Он появился в роскошных одеждах, чтобы возвестить начало гладиаторских боев. Объявил первую пару. Два атлетически сложенных рослых мужчины, кивнули друг другу и обошли эллипс арены, поднимая правую руку в знак приветствия зрителей.
 Хорошие красивые молодые рабы. И было видно, что боевой их опыт  еще не велик. Они сошлись у края арены, где их ждало оружие, приготовленное для поединка. Мечи, цепи, топоры, короткие широкие ножи. И каждый вложил в ножны, или подвесил на кольцо у пояса то, чем полагал добыть себе победу.
Потом они долго кружили друг вокруг друга, крепко держа в руках топоры. Пока нетерпеливые выкрики зрителей, свист и улюлюканье, упрекающие их в трусости, не заставили их действовать более активно.
Начавшиеся выпады, уходы, отбивание ударов позволили обоим бойцам нанести друг другу множество не слишком опасных ран. Зрители не могли этого стерпеть. Сотни глоток сошлись в крике: убей!
Еще больше подбивали гладиаторы сами себя. Поскольку понимали, что выйти отсюда так просто им не дадут. Это сможет сделать наверняка только один. Они должны биться не на жизнь, а на смерть. И бой закипел.
Он длился уже более получаса. Лязгали цепи, сверкали топоры и ножи. И тут одному из них удалось нанести решающий удар. Топор рассек бедро. Его противник упал на колени.
Воздух огласили восторженные крики.  Удачливый боец быстро шагнул к нему и, не дав опомниться, со всей силой огрел упавшего рукояткой меча и ударил в грудь ногой. Его напарник упал на спину и не двигался.
 Подойдя к нему, победитель поставил ногу на грудь поверженного товарища по несчастью и бросил взгляд на трибуны. Почти все большие пальцы рук зрителей указывали вниз. Победитель достал нож и, наклонившись, резким движением перерезал побежденному горло.
Песок арены залила хлынувшая кровь. Трибуны неистовствовали. Вопли продолжались все время, пока убитого уносили с арены. И «припудривали» песком лужицу пролитой крови, которая почти всосалась в почву.
Тут же объявили вторую пару. Это уже были люди, которые прошли огонь и воду. Меч одного против топора другого. Гладиаторы под рев зрителей, мало чем отличающийся от звериного, кружились друг вокруг друга медленно, словно в танце, стремясь как можно сильнее искалечить соперника. Чтобы потом было легче справиться с ослабшим. 
Крепкие мускулистые тела, одному из которых, как минимум скоро предстояло пойти на корм червям, были испещрены старыми шрамами и десятками новых порезов. Но оба были отличными воинами и достойными соперниками. Оба ждали помощи случая.
И он вскоре подоспел. Гладиатор с топором слишком сильно размахнулся. И открыл доступ к ребрам справа. Туда, поднырнув под его руку, и направил свой меч другой участник битвы.
Меч взрезал косые мышцы. Топор выпал из ослабевшей руки. Раненный упал на колени, постоял несколько мгновений и лег на спину. Он знал, что проиграл. И считал, что должен достойно умереть.
Победитель осмотрел амфитеатр. Он не нашел единодушия среди зрителей. Всего несколько человек опустили большие пальцы правой руки. Предлагая прикончить побежденного соперника, такого же раба, как и он сам.
Почти столько же подняли его вверх, даруя поверженному жизнь. Остальные, подавляющее большинство, никак не выразили своего отношения к исходу схватки. Победитель кивнул своему недавнему сопернику и пошел прочь от места схватки.
Зрители, казалось, этого и не заметили. Они были слишком увлечены другим. На трибунах тоже свершались умопомрачительные действа. Ашока не раз слышал о том, что происходило в Колизее, но увидел впервые.
На ступенях скамей шли разнузданные оргии. Соития было трудно отличить от насилия. На ступенях больше не было свободных мест.
Почтенные матроны, при свете белого дня, ничуть не стеснялись, под крики и стоны убивающих и умирающих  хватали за руки первых подвернувшихся мужчин, чтобы отдаться им.
Те, в свою очередь, поспешно сдирали одежду с приглянувшихся женщин, порой с помощью ножа. Валили их на скамью. И тут же два тела сливались, извиваясь под стоны умирающих и их собственные вскрики сладострастия.
Рядом с выступом, приглянувшимся Ашоке вначале, стонала от страсти женщина лет тридцати. Ее стон переходил в скрежещущую угрозу казни тех, кто так плохо справляется с такой прекрасной возможностью удовлетворить свою госпожу.
Эта матрона прибыла сюда с несколькими рабами. И теперь требовала. Чтобы они брали, брали ее, брали до боли, брали во все места. Предназначенные и не предназначенные для этого. И поощряла их к этому выкриками грязных ругательств и обещаний неслыханных наказаний.
Впрочем, аристократы не брезговали и друг другом. Мужчины отдавались мужчинам. Женщины, сложившись валетом, стремились утолить одна другую.
Кровь пьянила, смерть вселяла жажду жить. И мальчики, девочки, много детей, которых специально привели сюда, участвовало в этом разгуле.
Ашока медленно просеивал взглядом поля любовных битв. Вот в противоположном от себя конце амфитеатра он разглядел человека, похожего на того, кого он искал. Этот мужчина то ли пресытился сексом, то ли секс вообще его не слишком занимал.
 Аристократ в белой тоге осторожно, чтобы не запачкаться и не наступить на чью-нибудь руку или ногу, медленно пробирался ко входу, где располагались каменные клетки со зверями.
Ашока опять потребовал многократного приближения его лица. И увидел его. Это, несомненно, был Гвалд Фареш. Хотя нынешнего заместителя руководителя Службы Безопасности в том веке несомненно величали несколько иначе.
Фареш протиснулся сквозь тела, визжащих и извивающихся от страсти людей. Что-то шепнул стражникам, стоявшим по бокам от входа. Незаметным движением передал им кошель, в котором, надо думать, было немало золотых монет. Потому как оба вооруженных солдата почти незаметно склонились перед ним в знак признания его воли.
Скрещенные копья раздвинулись, и Фареш вошел во второй круг веспасианова ада – проход между клетками пообедавших людьми зверей.
 Он подошел к человеку, чья белая тога не вызывала сомнений в происхождении ее владельца. Тот стоял у клетки, в которой лежали остатки Лорины. Фареш положил руку ему на плечо. И прошептал что-то на ухо. Человек обернулся. Ашока едва успел потребовать приблизить лицо неизвестного. Это был Леонард.
 Резким неуловимым движением Фареш ударил его по сонной артерии. Подхватил падающего и свернул голову вбок так, что хрустнули позвонки. Глаза Леонарда помутнели, а тело, выпущенное Фарешем, беззвучно сползло на землю, слегка поддерживаемое убийцей.
Ашока отключил распечатку. Оставалось подвести неутешительные итоги. Итак, две тысячи лет назад человек, именующий себя нынче Гвалдом Фарешем, тоже существовал. Убийца, нарушивший главный запрет Творца и не имеющий права на новое рождение, и возврат, тем не менее, продолжал получать новые и новые жизни.
Во всем этом он уже не мог видеть ничего, кроме совершенно потрясающей закономерности, не оставляющей места никакой случайности. Ведь это происходило не однажды и на протяжении многих тысяч лет. И не исключено, что это стало нормой еще раньше. Кто же осмелился на эту мерзость?
Мысль, которую Ашока так настойчиво гнал от себя, на этот раз четко сформировалась и окрепла. Один элемент – всего-навсего элемент. Не больше. Два элемента – система. Хотя и не слишком стабильная. Три элемента – стойкая система, действующая на основе неких законов.
Перед ним была душа, которая стала  бессмертной. Хотя не имела на это никакого права. Ашока со всей ясностью понимал, что без сущности высокого разряда творения тут дело не обошлось. Она способна изменять программы, удаляя из них запреты Творца. Даже такой основополагающий, как невозможность для убийцы получить новую телесную матрицу!
 Кто это могущественное существо, дерзнувшее бросить вызов Творцу? Как оно осуществляет это, вопреки Запрету? Все нити этих вопросов вели к одной-единственной сущности, которая, видимо, могла внести ясность в происходящее. И Ашока намеревался получить от нее ответы на все вопросы.
Только просто так он ничего не добьется. Ну что ж, надо просить полномочия в Ноосфере, без которых эта сущность просто проигнорирует его, посмеявшись над его потугами. Он считал, что обязан сообщить о своих наблюдениях и выводах в самую высокую инстанцию, доступную ему. И недоступную для воздействия той сущности, вину которой во всем происходящем он подозревал.
Он должен получить полномочия, дающие ему право переговоров и решения, что делать с этой сущностью, если он докажет ее вину.
Дело зашло слишком далеко и приняло слишком серьезный оборот. И так, он обязан сделать срочный запрос. По существу дела. Получение ответа не займет много времени. Тем более, что о своих сомнениях он уже докладывал накануне.



СОЛИТОН 24  ЧАСТНЫЕ МНЕНИЯ
Право, в этом кафе совсем недурно. А ведь он умеет говорить, подумал я! Глядя Фарешу прямо в глаза. Он не отвел взгляда.  Но меня это не обманывало. При его повадках это было вполне естественно. 
По-детски чистые невинные глаза – непременный атрибут негодяя или иуды, без которых не возможна ни одна пьеса.  В эти глаза я уже смотрел во дворе замка перед тем, как их обладатель вонзил мне в сердце нож. Он, видимо, полагает, что нельзя заглянуть в наглухо застегнутую душу?
Надо думать, что пистолет под левой подмышкой, практически незаметный для других, но который невозможно скрыть от меня, он захватил на всякий случай. Ну, так, чтобы пострелять по пустым бутылкам, которые останутся после нашего застолья?
— Ты считаешь, что Творец предусмотрел и такое развитие событий, как наше содружество? — осторожно поинтересовался я.
— А почему бы и нет?  — Улыбнулся Фареш, наполняя свой фужер коньяком. Трудно объяснить то, что не поддается объяснению. Он этой цели и не преследовал. Зато почти всегда можно вывернуться из положения, представив дело так, как выгодно тебе.
 — Постарайся взглянуть на вещи без предубеждения. Существуем я и ты. В одно и то же время. Значит, в этом есть какой-то смысл. Меня не покидает ощущение, что совсем не для того, чтобы один постоянно охотился на другого. Да и какой смысл прерывать жизнь, которая воспрянет вновь? А вот действуя заодно, мы бы могли сделать для общества куда больше! Мы просто должны прийти – как это модно сейчас говорить – к консенсусу!
Я рассмеялся. Конечно, факт нашего одновременного существования, несомненно, весомый довод. Вопрос в том, на какое общество мы должны работать вместе, чтобы оно еще больше начало процветать? И что следует подразумевать под процветанием? И чьим, конкретно?
Consensus! Мне никогда не удавалось понять, как к полюбовному согласию могут прийти убийца и ее жертва? Может, следует убедить жертву, что ей просто необходимо завершить жизнь? Поскольку ей это во благо? Без расспросов, в чем это благо состоит и для кого. Или же, может, жертва должна проникнуться сознанием, что ее смерть доставит огромное удовольствие убийце?
Я не люблю самого этого слова «консенсус». Потому, что вижу в нем заведомый обман.  Но многие на него ведутся. А у политиков оно вообще расхожий атрибут. И обычно даже не возникает вопрос: quid sit fundamentum principium, quod debet coniungere non coniuncta?   В реальной жизни мне никогда не доводилось видеть, чтобы подобный принцип работал.
Зато видел сплошь и рядом иное. Сладкие речи о консенсусе тогда и начинаются, когда никакой договор невозможен в принципе. И не один консенсус еще не кончался хорошо для обоих  сторон.
Я давно уже уяснил для себя, что призыв к консенсусу – последний довод лжеца, желающего отвлечь внимание от фокуса. Когда он будет вытаскивать кролика из шляпы, тебе положено думать не о кролике, а над тем, что он говорит, стараясь отвлечь тебя от своих действий.  Но вслух я сказал:
— Это был бы интересный союз! Ты один из столпов власти. Я бы даже сказал, власти, способной пресечь все, что ей не по нраву. И я её далеко не всесильный оппонент.
— Ну-ну, полно скромничать! — Отозвался он. — О власти написаны сотни исследований, даже именуемых научными. И кем только ни написаны. Тут и такие столпы как Талейран, Макиавелли. Литературщины в этих «изысканиях» моря. Типа «власть самый распространенный и древний наркотик». И тому подобное. Но самое главное в ее определении так и осталось за бортом.
— А что же такое главное они обошли? — Весело спросил я.
— Власть это острие, указывающее направление движения общества.
—  А, может, попроще: власть это диктатура!
— А разве она может быть чем-нибудь иным по своей природе?
— Не уверен, что в наши демократические времена даже сами власти тебя бы одобрили. Официально, по крайней мере.
Гвалд громко расхохотался.
—Тебе пальца в рот не клади. Но, как говаривал Уинстон Черчиль, демократия плохая форма правления, однако, ничего лучшего человечество не придумало.
— Человечество к ее изобретению вообще никакого отношения не имеет. Как и ко всем остальным открытиям. Их совершают единицы. Или небольшие группы людей. Вот пользоваться ими вынуждают всех, независимо от того хороши они или плохи.
Ну, раз уж мы сошлись, что любая власть диктатура, я решил уточнить формулировку до конца. Она не простой указатель. Это институт, оберегающий конкретные интересы. Вопрос в другом – чьи? Так называемого меньшинства (элиты) или большинства людей как сообщества в целом?
Откровенно говоря, мне не хотелось вступать в конфронтацию. Но и осторожничать без особой надобности не считал нужным. Мне хотелось  понять, к чему он завел весь этот разговор, и куда он его загнет?
 Может, ему просто захотелось вкусно пообедать. На сытый желудок любое решение принимать и выполнять легче. Профессиональные палачи, как я знаю, превратили это даже в ритуал. Но и я тоже был не против, потянуть резину времени. Хотя и с другой целью.
—Хорошо сказано! — Фареш хлопнул рукой по столу, отчего это хлипкое чудо меблировки затряслось, а сервировка, заплясав, едва удержалась на нем. — Элите или народу? Какому такому народу? Я бы сказал обо всём этом славами, что очень напоминающими известный афоризм: народ всегда заслуживает ту власть, которая его имеет! Чем лучше его имеют и чем меньше дают, тем больше он доволен! Почти как женщина! Демосом, надо бы тебе вспомнить, с пятого века величали нищенствующее население. Прежде его называли проще – охлосом. Не столь возвышенно и звучно, но куда более точно.
 Наш разговор явно веселил его. Прежде обсуждать подобные материи, видимо, было не с кем. А тема все время тянулась наружу. Теперь же выдался вполне подходящий случай. И он решил слегка выпустить пар из кастрюльки своей души. Тем более, что все это вряд ли уйдет дальше этой плетеной комнатки.
Он с вдохновением оратора, о котором мне прежде ничего не было известно, говорил, что у нас достаточно примеров диктаторов. В том числе и «широко общественных». Ну, а чем это заканчивается? Благодарные потомки им устанавливают мемориалы и памятники? И приносят на могилы цветы?
Один из таких диктаторов даже создал великую державу на месте нищей и разоренной страны. Тут, неподалеку от нас,  почти в одних координатах. Охлос  получил столько всего, чего не увидеть даже в сказочном сне. Ну и что?
Этот диктатор, чью бескорыстность до сих пор так никто и не смог оспорить,  предсказал, как оценят его деяния потомки. Он угадал с невероятной точностью:  его память оплевали, а могилу осквернили.
А облагодетельствованный им демос до сих пор веселится, когда слышит, что в гардеробе покойного не нашлось приличной одежды. Оказалось, положить умершего в гроб, не в чем. Не обнаружены никакие ни зарубежные счета, ни счета в родном отечестве. «Демос» же сейчас там фактически пришел к тому же, с чего начинал. Он стал охлосом. И очень благодарен за это новой власти.
— Странно? — Фареш неожиданно стал торжественен, как священник на совершении обряда отпевания. — Но этот диктатор оказался просто нищий! И зачем тогда становиться диктатором? Я лично таким диктатором быть не захотел бы! К чему и кому делать добро? Ради кого стоит жертвовать собственным благополучием? Ради какого абстрактного общего счастья? Неужели, в число человеческих добродетелей вообще входит память о добре? Ты никогда об этом не задумывался?
Но мы вообще-то пришли сюда, чтобы немного расслабиться и заключить мир, спохватился он. А сидим, как два закоснелых трезвенника!
Он решил наполнить мой фужер коньяком, утверждая, что это последний коньяк в мире, выдержанный в дубовых бочках. А не спирт, который ароматизируют и придают вкус химией. Но я решительно отодвинул его руку. И налил себе полный бокал красного шампанского.
 — Или вот другой пример, — медленно, смакуя рекламируемый им коньяк, продолжал он. — Это тоже не менее известный диктатор, добившийся звания императора. Он угробил три поколения своей нации, оставив страну разоренной. Потомки, тем не менее, поставили ему великолепную гробницу. На поклонение сюда спешат тысячи людей, предков которых именно он погубил. Разница в том, что он никогда не заявлял о себе, как о правителе народном!
— Да, — сказал я, медленно осушая свой бокал, и глядя как в нем поднимаются со дна пузырьки, — Но…Чтобы одного причислить к величайшим злодеям, а из другого сделать идола патриотизма потребовалось несколько десятилетий. Причем десятилетий после их смерти.
— Какая разница!— отпарировал мой собеседник. — Оценки – то выставлены демосом или охлосом!
 И изложил мне некоторые свои наблюдения, от которых большинство исследователей предпочитает держаться подальше. Или уж излагают так, что черт ногу вывихнет, другую сломит. А он накладывал фразу на фразу мысль на мысль, словно намазывал масло на хлеб. И так размеренно, как ведет кирпичную кладку опытный  каменщик, рассчитывающий каждое движение руки.
Народ, которому делают комплимент, называя его электоратом, по существу все-таки был и остается социумом. Эта социальная реальность сама по себе постоянно стремится к тому, чтобы ее члены пребывали в темноте и глупости.
Можно было бы предположить, что происходит это по некоему закону сохранения константы невежества, количество которого всегда должно быть, как минимум, не меньшим, чем в предшествующие времена. Но глупость из поколения в поколение все-таки растет.
 Причем прямо пропорционально развитию наук. И бурному научно-техническому прогрессу. По принципу «чем, …тем». Хотя, казалось бы, люди могли бы чему-нибудь и научиться!
И при этом мало кто подозревает, что и глупость, как и ее концентрат безумие, чрезвычайно заразны. И чаще всего неизлечимы. Не говоря уже об их способности передаваться генетически, по наследству. Их жатва – все человечество!
И, тем не менее, если взять современное, истинно демократическое общество, оно уже способно предоставлять равные возможности.
Правда, тут тоже возникает серьезный вопрос. Если возможности вроде у нас всех равные, почему же мы слишком по-разному живем? Кучка людей живет, имея все и всех. А большинство порой не знает, как свести концы с концами.
Что же происходит? Причина проста. Мы все не равны по уму. И по способностям. У многих наклонности и навыки полностью заменяют даже элементарную сообразительность. А уж получение знаний, образования, на которые надо тратить массу времени, для рядового обывателя вещь и вовсе никчемная.
 И эти люди по-своему очень правы. Поскольку, даже получив образование, большинство остается глупцами. Девяносто пять процентов, если хочешь цифру, людей, получивших высшее образование, никчемные специалисты. Потому, что это печка, от которой надо танцевать дальше. А они к этому не способны.
 Почти все личные знания, мнения и убеждения, которыми  оперирует подавляющая масса «демоса», совсем не результат какой-либо учебы и изучения наук. Источник их далек от фактов.
Почти все доводы большинства, подчеркнул мой сотрапезник, базируются исключительно на мнениях других людей. А мнения этих «источников» зачастую ничем не обоснованы. И никакой практикой жизни не подтверждены. Но электорату вообще никакие доказательства и не требуются. Тем более из первоисточников. Люди готовы поверить во что угодно. Потому, что это удобно. И не напрягает.
Статистический человек готов признать истиной даже то, что представляет собой полный абсурд. На очень простом основании, в это, к примеру, верили предки. И, значит, данный предмет не облагается никакими сомнениями.
Кстати, именно эти люди никогда и не обременяют себя поисками доказательств. По их мнению, они и без знаний, образования, при полном отсутствии какого-либо самообразования, всегда знают, что к чему. Притом значительно глубже, полнее и лучше людей, которые всю свою жизнь учатся. И не важно, если это «что» не соотносится с «к чему».
Больше того, они будут с пеной у рта отстаивать нелепое чужое мнение, как свое кровное. Не потому даже, что оно им нравится, а просто зиждется на авторитете, перед которым они преклоняются. Или просто потому, что боятся оспорить его. Или возразить.
Причин могут быть десятки. И среди них нет только одной: данное мнение соответствует истине, поскольку опробовано на практике. (Фареш вытащил платок и вытер им вспотевший лоб). Они принимают ложное мнение, даже если в глубине души ощущают, что такая точка зрения им во вред. Они в упор не хотят понимать этого.
Фареш даже с готовностью заявил, что есть при этом и много людей, которые вполне осознают, что их нагло обманывают. И что? Им даже нравится, когда их откровенно водят за нос. И эти же люди с еще большим успехом готовы обмануть себя сами! Вся человеческая история подтверждает это со всей очевидностью.
Когда он заговорил об исторических подтверждениях, мне на мгновение почудилось, что передо мной сейчас сидел совсем другой человек. А не беспринципный лжец, убийца и насильник.
Этакий мыслитель, типа статуи Родена. Его можно подозревать в не слишком высоком уровне, в нелюбви к толпе, – а за что ее любить? – и даже в обоснованности своей неприязни. Но он имеет вполне нужный вид.
Через щель в стенке незваным гостем в «кабинет» проникло лезвие солнечного луча, в котором танцевали пылинки. Оно немного задержалось на щеке Фареша. Но тот не обратил на него никакого внимания и продолжал.
Так зачем таким вообще нужно образование? Для большинства оно совершенно неуместная вещь! Люди и так умны. Сами по себе. От природы. Словно появились на Земле прямо из анекдота о Диогене, который в споре с Платоном  продемонстрировал, что человек отличается от ощипанного бульонного петуха только отсутствием плоских ногтей.
Социум ежечасно и повсеместно стремится «выпрямить» сознание своих, так сказать индивидуальных представителей нации. И даже прилагает все силы, чтобы их не было вообще. Настойчивость, с которой он действует, напоминает одержимость помешанного. А результаты и есть поляризация на разных полюсах двух разных видов существования.
Он сделал длинную паузу, в надежде понять, как я воспринял его речи. Я же нахмурил лоб, так, чтобы было видно, как я самым тщательным образом пережевываю его мысли. Так что в моих мозгах даже скрип стоит.
— Во многом трудно возразить тебе. — Решил, наконец,  я разрушить затянувшуюся тишину. — Лучшей среды, чем социум, для формирования среднестатистической глупости просто не существует. Но мне очень трудно согласиться, что социум сам программирует свое убожество.
Человечество на протяжении всего времени своего нынешнего существования живет и действует под гипнозом пропаганды — гремучей смеси из информации, дезинформации и диффамации. Ее поток с незапамятных времен обрушивали предводители на свои племена, чтобы удержать свои жезлы.
Потом к ним присоединились жрецы, первые официальные специалисты по пропаганде. Сопротивление насаждаемым постулатам всегда каралось. Огнем, мечом, веревкой, водой. Но убивали чаще всего не за инакомыслие. Но как бы за совсем другие грехи. Теперь этим занимаются уже не отдельные люди и касты. А огромные группы специалистов, которым приданы мощные технические средства.
Я говорил все это, ни на минуту не забывая, кто сидит напротив меня. Но я слушал и ловил себя на мысли, что этого человека, раньше существовавшего для меня чисто умозрительно, примитивным не назовешь. Он умеет заставить собеседника раскрыться. Если даже меня вытащил на этот разговор. Что ж, пусть знает, есть и другое мнение. И при этом не совпадающее с его личным.
И теперь, – деловито раскладывал я пасьянс своих мыслей, – ежедневно эту пропаганду обрушивают экраны телевизоров и компьютеров, динамики радиоприемников и пресса всех разновидностей.
 Один американский генерал как-то сказал, что атомных бомб должно быть столько, чтобы, даже не разорвавшись, они могли своим весом раздавить всю страну врагов. До бомб дело не дошло. Но снаряды артобстрела пропаганды ложатся настолько часто, что пропалывают фактически всю человеческую аудиторию.
И достают даже тех, кто старается от этого обстрела держаться подальше. Такими «жанрами» устного народного «творчества», например, как сплетни и анекдоты. И это тоже составная часть  пропаганды. Такова повседневная пища. Во всем ее разнообразии.
Внушения такой частоты хочешь – не хочешь, а исподволь основательно давят на мозги. Хотя подчас мы и не замечаем этого. И вполне могут стать в один прекрасный день убеждениями серой массы. Нужно обладать очень большими познаниями, огромной силой воли и бесстрашием, наконец, чтобы противостоять этому напору
— Некогда утверждалось, будто тот, кто владеет информацией, тот владеет миром. — Я сделал паузу, сообщив о своих дальнейших гастрономических поползновениях горстью разных шоколадных конфет, сложенных на свою тарелку, ломтем ананаса и парой персиков. И наполнил бокал вновь. — Но это совсем не так. Сам данный афоризм представляет собой вероятнее всего диффамацию. Если мы договоримся считать информацией то, что соответствует действительности.
Информацией, старался я развить свою мысль, еще надо уметь распорядиться. Иначе никакой пользы от нее нет. Тогда как диффамация просто тряпка, которой можно помахать перед чьим-либо носом. И вызвать восторг или озлобление.
В условиях нашего общества, когда речь заходит об информации, это просто некие сведения, имеющие место быть. И обладатель ее обязан сам себе отдавать отчет, что с ней делать и как. Кого привлечь в качестве немногих сторонников, знающих об истинных целях и намерениях. Как заставить многочисленную  толпу тянуть воз, ни сном, ни духом не ведающую, что они делают и к каким итогам для нее самой это приведет. Можно использовать и недоговорки. Это ещё лучше, чем ложь.
Пропаганда не что иное, как древнейшее, сильнейшее и сложнейшее оружие. А миром, таким образом, владеет тот, кто, в первую голову, владеет пропагандой. И способен использовать ее силу в полной мере.
Так что, переиначив слова видного политика, важнейшим из всех искусств является пропаганда. Или ложь, которую она содержит. Учитывая, что Фареш ни разу не возразил, у него мои слова, видимо, не вызывали негативных эмоций.
 Он с нескрываемым вниманием слушал меня. Лицо Фареша оставалось совершенно бесстрастным. Но я почти физически ощущал, как тщательно он обдумывает сказанное мной. И даже иногда кивает. Похоже в знак согласия с моими доводами. Он немного помолчал, собираясь с мыслями.
— Я всегда считал тебя профессионалом высокого уровня! — сообщил он мне, и голос его окрасился оттенком уважительности. — Да, именно пропаганда, и не простая. А очень долгая и упорная,  имеющая объект и цель. Именно она определяет взаимоотношения между людьми. И тут есть много тонкостей, которые надо учитывать, чтобы успешно регулировать эти отношения. — Он налил себе еще коньяку. И положил на тарелку солидный ломоть копченого мяса.
— Если ты скажешь, что государство это пропаганда, — продолжил он развивать свою мысль, быстро покончив с куском мяса, это будет вполне точное определение. Ты вот утверждаешь, что социум творит человека.  Однако социум всего лишь проявитель. И на пленке появляется только фото, которое «увидели» лучи рентгена.  Но никак не изображение, которое хотел бы зафиксировать на нем врач или пациент. Снимок не может отразить того, чего нет и в помине. А пропаганда может. И делает это! 
Ну вот, подумал я, нам постоянно дышат в уши о таких якобы общественных приоритетах, как братство, равенство, свобода. Не вытекает ли из этого, что демократия  не что иное, как просто пропаганда, она же блеф, или ничем не подтвержденная теория? Американцы, считающие себя самыми демократичными в мире, например, достаточно прямо об этом говорят. Но вслух я сказал:
— Следует ли считать побочным действием пропаганды,  и тех, довольно глупых людей, кто обосновался на самой вершине власти?— Решил я покрепче подтянуть вожжи инициативы.
— Глупых? Кого ты имеешь в виду? — С недоумением воззрился на меня Фареш.
Я назвал несколько стран, возглавляемых людьми, которых, кроме, как серыми и посредственными не назовешь. Под их руководством эти страны, прежде высокоразвитые или успешно развивающиеся, скатились  до уровня отсталых.
— Ты и вправду думаешь, что там обосновались дураки?— Теперь, уже не скрывая сарказма, прервал меня  Фареш.
«Нет, подумал я. Но мне  надо еще потянуть время. Я жду обещанного сигнала. А пока он не поступил, я с удовольствием послушаю твое мнение по этому поводу. Ведь не каждый день на меня высыпают столько откровений! И с такого уровня!»
— Власть – это вершина человеческой пирамиды, в основании которой покоится «демос». Почему бы и не допустить существования некого мирового правительства? Хотя бы чисто теоретически? — Фареш начал разглядывать на свет, струившийся сквозь щель, коньяк в своем бокале.
— Ведь решают же держатели капиталов разных стран свои финансовые проблемы сообща? Значит, не так сложно объединить усилия, чтобы решать и проблемы политические? Ведь политика всего-навсего искусство и способ делать деньги. Власть любого порядка это сила, всегда готовая приумножить себя за счет поглощения других сил, находящихся во всех нижних слоях. А также прихватить что-нибудь и сбоку.
— Если мощная держава разваливается, — он залпом опрокинул содержимое бокала в рот, — это никак не означает, что во главе ее поставлен недоумок. Наоборот, это чаще всего очень умный, хитрый и талантливый человек! По-своему, разумеется!
Его поставили рулить другие, не менее умные люди из правительств, которые мы условились считать теоретически объединившими свои интересы. Это слагаемое группы правительств помогло ему получить эту власть. И просто обязано принять все необходимые меры, чтобы он удержался. Если он устраивает их.
Что же касается людской массы, то она неблагодарна, глупа и труслива. Чем меньше делает диктатор для своего народа, тем благосклоннее охлос или демос, как больше тебе нравится, относится к нему. Это дает возможность главе такого государства утверждать, что дела идут очень хорошо. Или пока обстоят неважно, но скоро поправятся. Это зависит от того, как остро он чувствует настроения социума, которым управляет.
Пять или десять лет спустя, когда из страны вывезут многие ценности, а ему предъявят счет, он заявит, что в этом вина предшественников! Даже подберет кучу доказательств. И это как раз и есть та диффамация, которая, подчеркнул он,  упоминалась мной. Назначенный «государь»  будет утверждать, что изо всех сил тащит свой тяжелый воз. И будет стоять на этом ровно столько, сколько ему позволит ситуация.
Но не стоит впадать в заблуждение. Этот диктатор всего лишь  марионетка. Ею управляют невидимые мастера мировой сцены. За свой труд он получает огромные гонорары и еще больше на пропаганду. Не считая того, что он сумеет прихватить сам.
Годовой бюджет многих таких государств куда меньше. И мы опять возвращаемся к пропаганде. Потому, что без добротной, умелой работы разложить страну и заставить целый народ думать и действовать себе во вред, невозможно.
Марионетку поддерживают разными методами. Сначала хвалят. Когда граждане начинают роптать, его начинают поносить, создают видимость угрозы войны со своей стороны. А разве это не основа для сплочения нации вокруг такого лидера для борьбы с видимым врагом и для отвлечения внимания от действительных проблем?
Словом, делается все, чтобы он продержался как можно дольше. Ну а  если это все не помогает, его меняют. Путем переворота или убийства. Или создания условий для восстания, когда ему приходится бежать из страны.
И когда развал завершен, мавр, как их называют, тоже больше не нужен. Чаще всего он погибает. В результате «народного взрыва». Или его показательно расстреливают, за грехи, в которых он не повинен. А то и тихо приканчивают, до или после бегства из разваленной страны. Какая-нибудь автокатастрофа или неожиданная болезнь с летальным исходом. 
 Но это правило распространяется только на диктаторов прежде достаточно крупных стран и богатых. Марионеткам из мелких и бедных стран дают возможность прижиться на новой почве.
Кукловодам ни к чему, чтобы  уже списанный деятель из большой страны прижился на их территории. Он ведь и себе нагреб немало. Это вызовет реальную инфляцию. В отличие от той, которую устраивают сами правительства искусственно. Зайцев не должно быть больше, чем нужно волку на прокорм!
Я слушал его, аппетитно хрустя очередным пирожком с орехами и сахаром. Я их очень люблю. Ждал своей очереди кусок ананаса, аппетитно поглядывающий на меня. Ничего особенно нового Фареш мне, конечно, не открыл. Но я все еще не смог понять, чем вызвана его циничная откровенность.
А теперь главное, торжественно провозгласил он. И я бы не удивился, увидев воздетый к небу перст. До этого, заговорщически сообщил он, не смог бы додуматься даже Макиавелли. Хотя искушенный политик в совершенстве владел антифразой и сумел прекрасно пояснить, как нужно использовать человеческие слабости и добывать деньги.
— Власть, — торжественно и с чувством произнес Фареш, — это не просто та  сила, которая ведет общество в направлении, которое нужно ей, власти. Этот вектор привел человечество к созданию той грандиозной цивилизации, которую мы имеем сегодня.
— Мы как-то неожиданно перешли к теме цивилизации! — сказал я, потягивая шампанское.— Мне кажется, что это все-таки должна быть космическая оценка деятельности человечества, а не персональное мнение отдельных членов общества. Даже если они имеют большой вес.
— Но разве цивилизацией мы называем не мощный прорыв вперед из дикости, в которой жило человечество, в отлично обустроенную жизнь? — Сказал он, медленно осушая следующий фужер  коньяка. — Мегаполисы, набитые чудесами техники, способной исполнять почти все желания человека! Космос, где мы перемещаемся с легкостью, словно на поле для гольфа! Как же тогда все это назвать?
Да, его посвятили в тайны «дикости» человечества. Но не во все. Он, вероятно, вообще не знает, что было иное время. Когда Земля не была полита морями человеческой крови.  И не была покрыта в три слоя костями людей, замученных, ограбленных, убитых. И одураченных.
 А если уж упростить до предела все, что он вкладывал в понятие цивилизации, то, суть её, в конечном счете, проявляется в одном. В том, чтобы мы вполне вальяжно добрались сюда на машинах и пили коньяк с шампанским! Только такое уж это чудо? Неужели Творец создал этот мир исключительно для удовлетворения гастрономических и сексуальных целей? И их быстрейшего достижения?
— А почему бы и нет? — Рассмеялся Фареш, заедая коньяк куском копченой свинины. — В каждом деле, конечно, есть свои издержки. Но картину надо смотреть в целом. Вот это свинья, отдала жизнь, чтобы мы могли сытно и вкусно покушать!
— Сомневаюсь, что она сделала бы это на основе достигнутого между вами консенсуса! — Решил я  немножко подразнить его.
И, кажется, я угодил в его больное место. Потому, что Фареш преисполнился негодования. Неужели, усмехнулся он, я действительно считаю слишком великой ценой жизнь каких-то ничтожных  людишек, пусть даже многих миллионов за тот рывок прогресса, которым пользуемся все мы сегодня? Это же человеческий мусор!
 Почему я не вижу другую сторону прогресса? Хотя бы этот город, в котором мы с ним живем! Разве самого факта существования этого уютного и величавого красавца не достаточно, чтобы понять, как далеко шагнула человеческая цивилизация? А сколько по миру таких  городов, где на каждой улице древность переплетается с новым!
Показательный, конечно, фактор! Ничего не скажешь. Но как быть с другими городами? Которые из артефактов цивилизации, превратились в призраки? Хотя и в несколько ином смысле. В них никто не живет и не пьет шампанское!
Мертвы даже целые мегаполисы. Детройт, например, некогда столица автомобилестроения. Сколько таких кладбищ  по всему свету. Кладбищ и свалок мусора! А тысячи деревень, превратившихся в заросшие сорняком пустоши? Это все тоже результат технического прогресса, обусловившего развитие высокой цивилизации?
Я заметил, что цивилизация, которой он поет гимны, стала разновидностью нумизматики. Каждый космический спутник, город, мост и даже человеческая жизнь строго оценен в определенное количество ничего не значащих фантиков.
Символом же цивилизации стали банки как центры манипуляций с этими фантиками. А земля под шелест купюр умирает. Неужели об этом он даже не догадывается?
Фареш неожиданно помрачнел, словно не ожидал такого подлого выпада с моей стороны. Я налил в свой бокал еще вина, подождал, пока сникнет шипение пузырьков. И медленно потягивая чудесный напиток, тоже не проронил ни слова. Помолчав, он сказал с нарочитой ноткой горечи в голосе:
— Я очень надеялся, что ты станешь моим единомышленником! Что мы сможем лучше понимать друг друга! Но надежду на лучшее взаимопонимание, видимо, следует отложить до лучших времен! 
Если ваша идея с треском провалилась, ее можно выдать за идею будущего. Я потер указательным пальцем наморщенный лоб, всем своим видом давая понять, что глубоко размышляю над  его словами и принятием непростого решения.
— Конечно, ты можешь сказать, что  человечество получилось совсем не таким, каким должно было стать. Но неужели  ты полагаешь, что Творец, который создал меня и мне подобных, сделал это случайно? Ты, который в случайность не верит! А, может, мы появились потому, что первоначальная идея провалилась? И Он решил попробовать, так сказать, зайти с другой стороны?
Опять он вывернул мысль наизнанку! Все пошло не так, не потому, что появились они. Это они появились потому, что все пошло не так! Только что конкретно изменилось с их приходом к лучшему? Какую цель может достичь эта новая смена?
Я думал, что совсем нет смысла разъяснить ему, что вряд ли когда-нибудь наши точки зрения уравновесятся, как чаши весов. Тем более убеждать его, что дикость это как раз и есть то состояние, в котором люди живут сейчас.
И, уж конечно, не стоило его терзать вопросом, что кардинально изменила механическая цивилизация за все минувшие века? Оказались ли у нее в почете ум, знания, сила воли, любовь к труду, способность к самопожертвованию, которые ее создали?
Нет, в цене сейчас другие, прямо противоположные, качества. Разве сознание за многие века  продвинулось хотя бы на йоту вперед? Нет, тут полный застой. А застой в мозгах не такая уж безобидная вещь. И именно он порождает извращения. Иначе чем объяснить, почему терпимость превозносится, как высшая человеческая добродетель? И не призыв ли это не сопротивляться насилию?
Новая разновидность человека, проявившаяся в нынешнем обществе, в любой момент может сделать себе харакири. Человечество по существу стало братской могилой.
В ней погребены крохи человеческой памяти и знаний, добраться до которых удается немногим. И все сложней, и сложней. Почти ничего не меняется в лучшую сторону ни в жизни отдельного человека, ни в жизни общества, полной боли, мучений и мерзостей.
Да и сам мозг используется никчемно! На пороге смерти выясняется, что в работе участвовали только пять его процентов. Остальная часть достается червям в девственной чистоте.
Я мог бы все это сказать. Но мы не за тем тут встретились. Что-то ему было нужно от меня. Но что именно, я не смог считать в его мыслях. Оказалось, что он тоже умеет некоторые из своих мыслей тщательно скрывать. Приобрел кое-что за время своего существования.
Я сказал:
— Да что-то пошло не так! Но о цивилизации ли следует говорить? А, может правильнее назвать ее  обществом потребления? Ведь его-то и признают высшим достижением земной цивилизации! Но и тут тупик!
Не хватит никаких фантиков, которые эта цивилизация смогла бы напечатать на самой лучшей бумаге, чтобы остановить оскудение недр!
И следует ли считать промыслом Творца, что материал для изготовления предметов духовного ширпотреба почти исчерпан? Земля уже не способна дать потребителям все, что они хотят! А дальше будет еще хуже! Или я не прав?...



СОЛИТОН 25 GENIUS COMPUTATRUM   
Солнечные лучи отодвинули тени с края земли.  Ашока, дремавший в  воздухе на высоте птичьего полета, ощутил толчок. И почувствовал, как по энергетическому лучу, только что соединившему его с Ноосом, пришел ответ.
Все доводы фантома были признаны обоснованными. Ему предоставлялись полномочия, которые превзошли все его ожидания. И в подтверждение их перстень на его руке налился неведомой силой, подвластной только ему. Причем  настолько, что он начал почти физически ощущать его. 
Дальше тянуть было бессмысленно. Легко оттолкнувшись от своего невидимого гамака, Ашока начал подниматься выше и выше. Строения Вечного города уменьшились в размерах, а затем стали почти игрушечными.
На этой высоте Ашока и продолжил свой полет. Он плыл в розовых отсветах навстречу вступающему в свои права утру. Его путь лежал на восток. Через Европу почти в самый конец Азии. 
По дороге он долго кружил над разными городами. Иногда снижался, довольно низко, чтобы лучше рассмотреть некоторые вещи, которые привлекали его внимание. Недолго кружил над ними. И вновь неспешно продолжал путь, нигде не останавливаясь.
Солнце только что прошло зенит. И оказалось почти у него за спиной. Теперь глаза не слепило. Вскоре в поле зрения Ашоки появился остров. Он напоминал и по форме, и по цвету плод авокадо, брошенный в воду.
Сверху возникало впечатление, что зеленая груша плавает в тазу. Ее даже можно взять в руку. Она уместится на ладони. И Ашока улыбался тому, как с высоты все выглядит обманчиво. И зыбко. И что пешему нужно много часов, чтобы пересечь этот кусочек суши вдоль. А ему понадобится минута – две. Поскольку он не хочет спешить.
 Это остров Хайнань – жемчужина Китая, конечная цель его путешествия. Внизу возникла сто восьмиметровая фигура Гуан - Инь, трехликой богини любви, красоты, таланта и милосердия, называемой тысячерукой и тысячеглазой. Поэтому  она все видит и все слышит в этом мире! И протянет руку помощи каждому, кто в беде.
Ей машут люди с приземляющихся самолетов, прибывающих в аэропорт острова. Ашока не отказал себе в удовольствии совершить этот ритуал. И сделал три витка вокруг устремленных в вечность глаз. Он знал, что беду от него лично она отвести не в силах. И вряд ли даже чем-то сумеет помочь ему.
Создателю общества Девяти потребовалось всего  мгновение, чтобы оказаться на другом конце острова у подножия древнего вулкана Ма Ань. Еще в далеком детстве его мать не раз говорила ему:
— Запомни, сынок, за столетия многое может измениться на земле. Но остров Хайнань всегда будет неизменным. Там находится управление всей планетой. Остерегайся бывать на острове, если ты не защищен!
Тогда он был мальчишкой, у него было физическое тело. С таким телом, конечно, соваться туда не следовало. Но нынче он фантом, как его величают. А призраку дозволено то, что не дозволено человеку.
 Ашока помнил, что многие века остров был безлюден. Только на стыке двух эр – нашей и той, которую окрестили «до нашей», тут появились первые люди. Это были каторжники, осужденные пожизненно отбывать срок. И беглецы, спасавшиеся от тирании династических кланов, которым повезло на утлых лодчонках достичь острова. Потом тут стоял небольшой гарнизон.
Прекрасный остров со всей своей почти первобытной флорой и фауной, казалось, избегал людей и всего, что связано с цивилизацией. И только в конце ХХ века на остров хлынул человеческий поток.
Правительство Китая решило сохранить остров в экологической неприкосновенности и чистоте. Несмотря на тесноту, в которой живут китайцы. Здесь нет ни производств, ни машинных выхлопов. Все, что тут вертится, крутится и работает, действует  на электричестве, которое получают в основном от солнечных батарей. Самое чистое место в мире!
Ашока завис над Хайкоу, отыскал Национальный геологический парк. И по туристскому ручейку, текущему через Сад Корней и Плантацию Бутылочных Пальм, направился к вулкану Ма Ань.
Ему не было необходимости преодолевать почти триста ступеней, которые без отдыха осиливал далеко не каждый, чтобы взобраться на вершину кратера. Он взлетел одним махом. А затем, глядя, как муравьиная цепочка людей спускается по лестничным переходам в поросшее кустарниками  жерло, просто спланировал вниз.
Он стоял на куске лавы. И усмехался, слушая туристские байки, что последний раз вулкан пробуждался полтора тысячелетия назад. Хотя есть и иные сведения о времени его последнего извержения.
 Ашока знал, что вулкан никогда не выбрасывал ни грамма лавы. Все эти зрительные эффекты активности вулкана и даже куски лавы, набросанные внутри жерла и вокруг, искусная работа Элоха, главной программы, программиста и компьютера Теллуры. Чтобы отпугнуть людей от своего убежища.
Люди ограниченные, во все века считали Теллуру просто мертвым бесчувственным  почти сферическим камнем, вращающимся вокруг Солнца. И даже создавали теории, будто жизнь возникла  здесь в силу необъяснимых причин, а может, и просто сама по себе.
Но мало кто задумывается, что планета живой сложный чувствительный организм, способный испытывать все человеческие эмоции. И процессы ее жизни управляются сложнейшими компьютерными программами на энергобиологической основе, на так называемых переходах одной разновидности энергии в другую.  И их человеку сотворить не под силу.
Только в отличие от самой мощной «железки», созданной человеком, по программам именно этой системы были в давние времена вознесены горы, начали плескаться моря, появилось все живое. В самом жерле вулкана находится Главный пульт управления Теллурой.
Все залежи платины, золота, других металлов, каменного угля, нефти, урана и многое другое, что люди научились добывать, вгрызаясь в землю, и так небрежно расходовать – не что иное, как детали  «плат», «микросхем», «модулей», «шлейфы» огромного живого компьютера. Очень чувствительные и точные. И самые надежные, с огромным запасом прочности даже при поломках, вызываемых такими катаклизмами, как катастрофическое землетрясение.
А люди, беспечно изготавливающие из них безделушки и предметы обихода, которыми окружили себя, никогда не задумываются над этим. Так же бездумно они сжигают в топках и материю. Чтобы получить энергию, питающую их убогие заводы и фабрики.
Предприятия  изготавливают вещи, которые можно сделать куда проще – усилием концентрированной воли даже одной дюжины человек, умеющих управлять энергией в ее чистом виде. Люди даже не подозревают о том, что компьютерным программам планеты наносят огромный ущерб, в последнее время такой, что его уже вряд ли удается компенсировать быстро и полностью.
Озоновые дыры. Потепление атмосферы. Вымирание разных видов живых организмов. Нарушение экологического равновесия. Колебания полюсов. Человек медленно, но верно вносит в программы компьютера планеты опасные изменения. С пагубными последствиями. Как для себя, так и для самой планеты. Поскольку, разламывая изначальные схемы, он одновременно наносит вред всей главной программе жизни во всех ее проявлениях. Поворачивая развитие разума в сторону угасания!
Но к чему об этом думать? Если от продажи продуктов механического производства можно положить в сейфы и банки солидные кипы бумажек? Это называется экономикой. Очень странное домоводство, как называли эту науку в древности греки, совершенно не подозревая, что под этим названием возникнет такое интересное явление. Ну, разве не странно, если хозяева подпиливают стропила, удерживающие крышу, полагая, что укрепляют свой дом?
Элох – главная операционная система, которой подвластны многие тысячи других программ, созданных для нормального функционирования всей планеты. В своем умении существовать в электронных формах он чем-то сходен с фантомами. Но несопоставимо мощнее любого из них и даже всех вместе взятых. В сотни, в тысячи раз.
Он по существу распоряжается всем. Кроме призраков. Они ему не подвластны. Он относится к ним, как к докучливым мухам. Насекомые не вызывают удовольствия, но их можно прогнать. Хотя очень жаль, что невозможно, как мух, и прихлопнуть. А еще они  единственные существа, способные его видеть и слышать, независимо от его желания.
Он может материализоваться  в любом обличии. До состояния, когда его начнут ощущать органы человеческих чувств. Тогда его увидят и другие. Но при непременном условии, что он сам этого захочет.
В остальных случаях он всем, кроме фантомов, невидим. И как бы даже не существует. И в таком состоянии иногда развлекается, слушая гидов и туристические байки, глядя в объективы камер, которые не способны его запечатлеть.
Здесь, в жерле вулкана, он обитает. Тут располагается и центр управления всей планетой. Но сегодня он был удивлен. И даже шокирован, обнаружив в  Яноде,  дух Ашоки, как он величал фантома, которого – такая уж выходила у него игра слов, – на дух не выносил!
— Не знаю даже, как радоваться столь неожиданному гостю! — Стараясь придать своим мысленным посылам тонкую, почти неуловимую язвительность, произнес Элох вместо приветствия. А заодно приняв только для глаз Ашоки  вид человека без национальности и возраста, облаченного в костюм европейского  образца, чтобы позлить его. — Что тебя, беспокойный фантом, привело сюда?
— Приветствую тебя, Genius computatrum! Привело меня то, что побудило стать призраком. Твоя власть, довлеющая над всем живым. Вижу,  ты неплохо устроился! Скучать тебе не дают посетители. Ты случайно не устраиваешь  для них концерты? Ты ведь можешь представиться и как Леннон и как Мирей Матье! Кратер выглядит настоящей эстрадной ракушкой, лианы — занавесом. А мох по стенам – прекрасная декорация, демонстрирующую первозданность природы. Тебя со зрителями могла бы объединять даже пемза под ногами. Скажу честно – все это создает и впечатляет! Мне кажется, в тебе есть истинная тяга к артистизму. 
— Ты прибыл похвалить мой вкус?
— Чего ради, гений! У меня хватает других проблем!
— Ты полагаешь, я способен помочь тебе решить их?
— В какой-то мере, в какой-то мере. Хочу порасспросить тебя кое о чем, Дух Земли…

СОЛИТОН  26  АНТЕЙ ОТОРВАН ОТ ЗЕМЛИ
…И следует ли считать промыслом Творца, что материал для изготовления предметов духовного ширпотреба тоже кончается?
Фареш кивнул. Хотя и без энтузиазма. А если и был смущен, то хорошо скрывал это. Он помолчал недолго, а затем сказал:
— Мы знаем об этом. И готовим меры.
 И хотя он не счел нужным говорить, какие именно, у меня имелись сведения о масштабности этих планов. Если резко сократить  численность населения,  огромное количество громоздких производств тоже станет не нужным. На первый взгляд, это неплохое решение. А по существу?
Если б элитой называли умеющую широко мыслить часть человечества! Но когда элитой называют тех, кто имеет самые крупные банковские счета… Такая элита никогда не сумеет предвидеть трагические последствия этого лихого плана. А другого у неё нет и никогда не было. И не предвидится. Ей давно нечего предложить человечеству, кроме круглосуточного зомбирования. А оно системе уже не помогает?
Возможно, глупости всё-таки есть предел. Но изощренному разуму, стремящемуся сделать человечество еще глупее, никаких пределов нет. Глупость растет, питаясь сама собой. И мир уже давно сошел с ума. Только этого не заметил. Он просто достиг того состояния, к которому сначала его вели, а потом он начал и сам добровольно стремиться.
Человечество причесали под одну гребенку. Все стали одинаково одиноки. Все стали одного роста по уму, с одинаковым сильно укороченным образованием и зауженным мировоззрением. Всех объединяет единое стремление – к деньгам. И применение узкого набора стандартных средств для их добычи. Какие уж тут глобальные интересы?
Прийти можно только туда, куда ты действительно идешь. А не туда, куда думаешь, что идешь или стараешься убедить в этом других! Куда идет Человечество? Или куда его ведут? В никуда!
Биологический компьютер, каким является человек, просто дополнят механическими, не предусмотренными природой деталями. Автоматизируют сознание. В мозги, очень даже просто встроить чипы. Под видом идентификации личности. В качестве повода.
Хотя очень сомнительно, что чипизированное общество окажется способным мыслить даже на механическом уровне. Кто же тогда будет толкать вперед нынешнюю науку?
 «Железо» принесет только одно несомненное новшество. Через него в мозг пойдут приказы биологической основе, отказаться выполнять которые она будет просто не в состоянии. Вплоть до убийства и самоубийства! Впрочем, убивать для этого мира – дело не новое. А жизнь, разве она чего-то стоит, когда оценивается бумажками с водяными знаками?
От человечества, по чьим-то там расчетам, останется всего один миллиард? Золотой миллиард идеальных рабов, готовый лечь костьми ради интересов высокопоставленной и глупой элиты?
А через кого эта элита отдаст остаткам Человечества приказ о дальнейшем техногенном рывке? Способным ли окажется такое общество выдвинуть нужный процент одаренных людей, которые  смогут двигать так называемый технический прогресс?
А кто поручится, что не наступит полная остановка того, что называется мышлением? И сможет ли оно предложить что-нибудь вообще? Из давних времен идет утверждение, что рабский труд – самый непроизводительный. Может, с умственным рабским трудом дело обстоит диаметрально противоположно?
 Кстати, элиту ведь тоже придется оптимизировать? Она такой мысли и на дух не переносит. Но ведь желающих очень хорошо жить тоже значительно больше, чем требуется. Миллиарда обслуги на всех не хватит!
А тут неожиданно ломается кнопка на пульте управления? Как всегда! Самая нужная кнопка выходит из строя довольно часто. И обычно в самый неподходящий момент. Кто ж сможет хотя бы устранить поломку? И не далеко ли тут до общего конца человечества? Так и не достигшего ни братства, ни свободы, ни, тем более, равенства! Золотых основ так долго декларируемой демократии!
Мои невеселые размышления неожиданно прервались. Я ощутил, как под нами затряслась земля. Затанцевал стол. И на нем зазвенело стекло. Три – четыре магнитуды по шкале Рихтера, прикинул я.
— Землетрясение? — вскинулся Фареш. — Давненько в наших краях  такого не случалось!
— Антея  оторвали от Земли! — Усмехнулся я. Ашока предупредил меня, чтобы я ждал именно такого сигнала, когда Фареш будет отключен от опекающей его программы. Теперь он полностью занял место в одном ряду с теми, кого посылал пристрелить меня на проспект Нефти. Зачем? Ему должна быть перекрыта любая лазейка для возврата в мир людей, когда он умрет.
— Причем тут Антей? — С любопытством он уставился на меня.
— Так, старый миф. Для того, чтобы задушить Антея, Гераклу пришлось оторвать его от Земли, которая как мать всячески помогала сыну. — В некоторых версиях мифа говорится, что это сопровождалось землетрясением – так мать горевала, что не может дотянуться до своего сына и влить в него энергию.
— Красиво, но миф он и есть миф. А знаешь, — сказал он, взяв свой бокал, — мне так хотелось, чтобы в наших отношениях наступил перелом!
Вот ведь как! Он с самого начала прекрасно понимал, что союзники из нас никакие. Да и в его мыслях я читал совсем иное. Черт с ним! Наша беседа уже порядком утомила меня.  И настало время ускорить развязку. Но роль надо играть хорошо. Либо вообще за нее не браться!
— А  что ты уготовил мне, если мы начнем дружно действовать  вместе?
— Зачем же менять  роль, которую ты уже играешь? И отлично! — Сказал он тоном утомленного преподавателя, которому студент на экзамене, наконец, после долгих намеков дал правильный ответ. —  Сегодня я лишний раз убедился, ты отлично понимаешь значение пропаганды. Как самого мощного и сильного инструмента для влияния на мозги людей. Ты продолжишь свою работу, которую делаешь выше всяческих похвал. В коридорах власти слоняется столько  отработанного материала. Мы отдадим его тебе. Вместе со всей «документацией»…
Он яркими мазками живописал дальнейшую картину моей жизни. Я слышал даже в нюансах интонаций совершенно благожелательного к себе человека! И порой почти готов был усомниться, может, он и вправду никогда не питал ко мне зла? Не говоря уже о его причастности к убийствам и насилию.
Я получу доступ к полным досье на высокопоставленных, но ненужных людей. Со всем их вонючим бельем и никчемностью для общества. С полным правом распоряжаться всем этим добром на свое усмотрение.
Эффективность моих выступлений как журналиста будет не просто высока. Она станет практически стопроцентной. А  сколько новых идей ждет, чтобы их протолкнули? Им нужен специалист такого уровня, как я.
На мои счета в банках лягут миллионы. Потрепанный «Фиат» сменит целый парк новейших машин. У меня будут квартиры по всему миру, где только ткну пальцем! Яхты, водоизмещением больше крейсерских судов. Самолеты. Лучшие женщины, наконец!
 Я слушал его и думал. Жаль, что добрыми намерениями вымощен ад, а хорошими советами оклеены его стены! Предложение стать высокооплачиваемой проституткой в самом высококлассном борделе, кажется, обязан прельстить меня! И почему меня должно больше  устраивать то, что я делаю сейчас? Во имя чего? Чтобы днем не мучил стыд, а по ночам – совесть? 
Я решил сыграть по его правилам. И тут же категорически согласился с ним. Он такому повороту событий был явно удивлен. У него-то за плечами тоже многовековой опыт. Но и обрадован, если судить по его виду.
— Так значит, ты все-таки не против? — Спросил он, глядя на меня так, словно увидел впервые. — Любой нормальный человек поступил бы на твоем месте точно так же! — Вполне дружеская улыбка сообщника заиграла на его красивом лице. — Фантастика! Сказать по правде. Я на это не рассчитывал! 
В голове у меня мелькнуло: действительно фантастика! Когда из обыкновенного человеческого яйца, диаметром всего в одну пятую миллиметра и сперматозоида, длинной в несколько микрон, появляется на свет этакое чудовище, называющее себя человеком!
Эти дети фантастики уничтожают вокруг себя все, что не хочет им подчиниться. Чтобы получать все больше благ, с которыми они не знают, что делать. Кроме как превратить их в золото или бумажки, с картинками, нанесенными ядовитыми красками. Положить их в банк. И усесться рядом, рассуждая о том, как они демократично управляют миром!
Мне представилась, в свете нашего еще не заключенного окончательно соглашения по-иному вся библейская сценка между Богом и Каином. Она должна бы выглядела так. Бог: где брат, твой, Авель? Каин: я отправил его на войну. Знаешь ли, очень выгодное занятие. Мне он добудет чужой баранинки. Возможно, его там и убьют! А у тебя теперь не будет никакого права упрекать меня в убийстве брата! И даже задавать свои ехидные вопросы! И я улыбнулся своим мыслям.
—Да, — Лицо Фареша светилось неподдельной радостью, — Кстати,  я ведь хотел спросить тебя кое о чем.
Я напустил на себя простецкий вид. И еще  непринужденнее развалился в плетеном кресле, прутьев которого не ощущал благодаря небольшому коврику, покрывавшему сидение и спинку.
 Он был похож на садджаз, который мусульмане  используют для намаза. Но время сдвинулось. И теперь он используется даже там, где ему быть совсем не положено. Словом весь мой облик должен был свидетельствовать о полном расположении к Фарешу, как к другу, приобретенному в ходе доверительных и удачно завершенных «переговоров».
— Скажи, как тебе или кому там из ваших удалось столь ловко убрать моих людей? Я имею в виду дело на  проспекте Нефти.  Объяснения вроде коллективного гипноза, меня не убеждают.
Так вот оно что! Всё это дружеское застолье и встречу Фареш затеял, чтобы получить сведения о событиях, которые его – и, видимо, не только его – очень озадачили. Убей он меня, как прежде неожиданно, кому бы он смог задать мучающий его вопрос, на который не нашел ответа? А теперь, когда мы союзники, почти друзья, между нами все должно быть начистоту? 
Услужливый дурак опаснее врага. Особенно если этот дурак еще и готов служить  врагу. А он ждал от меня именно службы. Вот он – консенсус, к которому он меня склонял! Главная причина его столь необычного желания встретиться со мной лицом к лицу и щедрости оплаченных им поминок. 
— Газ, — сказал я, просвистев несколько тактов заезженной мелодии, и пояснил – начистоту, так начистоту.
Баллон находится в комнате. Раскрывается дистанционно. Совершенно бесшумно. Смесь вызывает умопомрачение, и люди начинают видеть друг в друге заклятых врагов. И позабыв, что сами вооружены, стремятся выхватить оружие из рук опасного противника, которое гораздо эффективнее, чем их собственное. И выхватывают. И стреляют, стреляют… Как он понимает, это гораздо проще и сильнее гипноза. Специальная разработка. Особый состав. 
— Я предполагал нечто подобное. Но спасибо за подробности. В следующий раз надо будет предупредить, чтобы тщательнее осматривали место действия. 
«Да уж! Особенно, если учесть, что следующего раза не будет!» — отметил я про себя.
Все еще улыбаясь, он поднялся из-за стола и направился к двери, пробормотав нечто вроде того, что ему послышались, будто кто-то ходит рядом. Отворив дверцу, выглянул наружу, будто проверяя, действительно ли ему померещилось, хотя ни одного звука оттуда не доносилось. Потом он прикрыл ее. Когда он повернулся ко мне лицом, в руках его вороненой сталью тускло поблескивал  пистолет.
Фареш выстрелил в меня с порога. Прозвучало несколько быстрых негромких хлопков, поскольку на стволе был глушитель.
Сила действия всегда равна силе противодействия! Вспомнился мне закон из школьной программы. И тут же на груди моего «вербовщика» в лучшую жизнь расплылись три кровавых пятна.  У него подкосились ноги.  И он всем телом рухнул на стол. Хлипкий столик на этот раз не выдержал  его тяжести и развалился.
На землю полетели, превращаясь в осколки фужеры, рюмки, стаканы. Зазвенел металл приборов. А тело его дергалось, словно цепляясь за жизнь, которая улетучивалась из него, недоумевая, почему умер его хозяин вместо совсем другого человека?
Я поднялся. Фареш лежал, не двигаясь. Я подумал, что надо бы протереть уцелевшую бутылку с остатками шампанского, уцелевшую в своем падении. И треснувший, но не расколовшийся мой фужер из поющего стекла.  А затем меня осенило: а зачем? Все эти предосторожности уже лишние. Тут уже никто ни в чем разбираться не станет. И вряд ли захочет! 
 Вид тела в луже крови вызывал у меня спазмы в горле, предваряющие появление тошноты. Но я пересилил себя. Перевернул его на спину и осмотрел карманы. В одном из них нашел служебное удостоверение. И переложил его в свой.
Зачем оно покойнику? А  пугать бедняжку боя, что убитый в его кабинке – высокопоставленный работник Службы Безопасности, мне совсем  не хотелось. Забрал я и телефон. Единственную улику, что он звонил мне. Блаженны мертвые. Ибо для них все кончено. Блаженны живые, если есть у них завтра!
Прощай, Фареш! Неожиданная дружба, сменяющая старинную вражду, всегда полна неожиданных сюрпризов. Нынешняя встреча для тебя оказалась не столь удачной, как предыдущие. Хитрость еще раз продемонстрировала, что только ничтожный ум она и способна заменить!
 Эх, Гвалд, сказал я про себя, перешагивая через его труп, Ты так и не понял, диктатор или узурпатор это тот, кто уничтожает свой народ, стараясь максимально набить личные сейфы в банках. А человека, который заботится, чтобы его народ имел всё нужное и жил все лучше, не делал денег на его крови, называют вождем! Впрочем, что тебе объяснять? Ты уже умер! 
Осторожно выглянув наружу и убедившись, что поблизости никого нет, я вышел и спокойно направился к моей машине. Но бой все-таки, засёк меня. Он замахал рукой издалека, видимо посчитав, что мне что-то понадобилось.
Я повернулся к нему, помахал рукой в ответ и одновременно дал ему энергетический посыл забыть мое лицо. Полностью выбросить из головы, что он вообще  меня когда-либо видел. И медленно пошел к Круглой площади.
Захлопнув дверцу машины, я повернул ключ зажигания. И медленно тронулся с места.    
Жаль, что Фареш за все свои жизни ни разу не догадался поднять голову вверх! Может у него возник бы вопрос: почему же созвездия не ведут войн? А звезды не стреляют друг в друга? Если весь мир только и озабочен жаждой прихватить что-нибудь у кого-нибудь?  Да и о какой борьбе за существование так долго распинаются некоторые философы? Или это неудачный эвфемизм насилия? 
Да, Фареш и ему подобные  тут достигли действительно небывалых результатов. Теллура не успевает впитывать кровь. Войны, войны до бесконечности. Войны неизвестно за что. А цель? Нет цели. Задача? Нет задачи. Можно бить лбом перед иконами и повторять, как заклинание мольбы о Рае. Но откуда быть Душе в человеке, в котором нет ни справедливости, ни сострадания? И какой «рай» можно обязать принять ее?
Не помнящие родства люди вокруг нас не знают, ни кто они, ни откуда появились, ни зачем. А главное, люди не догадываются, что уже почти пришли. К финишу. И  совсем не туда, куда собирались! 
Человечество продало свое первородство даже не за миску похлебки. А за фантики, именуемые деньгами. Впрочем, и этих бумажек у большинства тоже нет. Тогда в чем же смысл сделки, в которую включались все новые и новые поколения. И кому предназначены сомнительные успехи цивилизации, которую они построили? Впрочем, похоже, эти вопросы никого не волнуют.   
В моем кармане разразился мажорной мелодией телефон, полученный от Фрезера. Я услышал его взволнованный и радостный голос.
— Леонард, несколько минут назад мне позвонил помощник президента по безопасности и сообщил, что мое ходатайство об отставке Фареша рассмотрено. Он, вероятно, предстанет перед судом. Против  фактов, которые ты мне передал, оказались бессильными даже его родичи и высокие покровители!
— Это уже не важно, — устало выдохнул я. — Он только что сам уволился. Подчистую. И никакой суд ему не страшен. Труп его в «Венеции», в кабинке неподалеку от стоянки.  Это самоубийство.  Хотя твои специалисты и на этот раз вряд ли обнаружат следы пороха у входного отверстия. Вот каким он был умельцем прятать концы в воду! Но я все равно рад слышать тебя! И еще больше рад буду видеть. Мне нужно, чтобы ты освоил одну важную для тебя штуку. До встречи!
На том конце повисло молчание. Я попрощался. И дал отбой.
По ветровому стеклу ожесточенно застучали капли дождя, словно смывающего какую-то нечисть.

СОЛИТОН 27  ВВЕДИТЕ КЛЮЧ В ПОЛЕ «МА АНЬ»!…
— Ты полагаешь, я способен помочь тебе решить их?
— В какой-то мере, в какой-то мере. Хочу порасспросить тебя кое о чем, Дух Земли…
— О чем же?
—  Меня интересуют подробности. Катастрофы, произошедшей на Теллуре тринадцать с половиной тысяч лет назад и уничтожившей цивилизацию высочайшего развития!
Тень раздражения и беспокойства скользнула по лицу Элоха.
— Я ничего не знаю ни  о катастрофе, ни о цивилизации, о которой ты упоминаешь. Похоже, ты попусту потратил время!
— Не думаю. Время потратить нельзя. Оно не разменная монета. По нему можно только сверять свои действия. Времени, благодаря тебе, у меня появилось достаточно, чтобы поразмышлять и сделать выводы. Согласись, пара тысяч лет – очень немало! И на что тратить такую его прорву, если не на выяснение столь интересных и важных дел? Я размышлял над загадкой несколько последних веков. Потом, кажется этак лет полтораста назад, я начал подозревать, что тут концы не сходятся с концами! А по более глубоком размышлении, понял, катастрофа просто не могла обойтись без тебя. Ведь даже они в твоем ведении. Потом окончательно укрепился во мнении: ты замешан тут с головой!
— Не вижу оснований для такого неуместного вывода. Твои обвинения беспочвенны!
— А я и не предполагал, что ты так просто признаешься. Кстати, я разделяю твое убеждение, что никакой природного катаклизма не было.
— Вот, значит, как! Ничего не было, но обвинения наготове?
— Ты не правильно меня понял! Стареешь! Повторяю: катастрофа разразилась. Но сам катаклизм выглядит очень продуманным актом. На это меня навели такие размышления. В своем отчете в Ноос о том времени именно ты сообщил о небольшом катаклизме. Хотя сложно понять, что это такое небольшой катаклизм! Ты не думал, что и мне предоставят доступ к отчету? А сейчас ты отрицаешь, что тебе вообще что-то известно об этом.
— Ну, запамятовал! Возможно, и было нечто подобное! — Согласился Элох, сразу смягчивший взятый с начала разговора надменный тон. — А тебе-то что? Ты в иерархии  сущностей никогда не занимал место моего уровня! И отчитываться я перед тобой не обязан!
— Неправильно думаешь! Ты и тогда не подозревал, что спустя столько лет объявится какой-то там фантом, которого и в расчет-то брать не стоит! А он возьми и появись! Да еще и усомнился в твоих отчетах! И даже провел свое расследование.
Элох напряженно думал. Стоит ли вступать в полемику с этой мелкотой? Но уж очень вызывающе ведет себя призрак! И он усиленно пытался вникнуть, что стоит за этой беспрецедентной наглостью? Но на обострение решил пока не идти: надо разобраться, что у бывшего императора на уме? Такого Ашока никогда прежде себе не позволял! 
— Да, припоминаю, что-то такое я действительно сообщал. — Решил он все-таки лучше прощупать нахала. — Но, по-моему, никак не увязывал ее с гибелью какой-то цивилизации.
—  Запамятовал? Компьютер, у которого отшибло память? Это что-то новенькое! Уже ради этого стоило притащиться сюда, чтобы посмотреть на такое чудо! Что, Элох,  стареешь? Модули сносились, схемы отказывают? С питанием – перебои? Ты не сумел провернуть дело чисто! И оставил массу улик. В виде  осколков прежней цивилизации. Пирамид, строений, которые были превращены в храмы, вечных огней, не нуждающихся в подпитке топливом. И ещё много чего. Всё это ни объяснить, ни повторить ныне живущие люди просто не в состоянии. Это уже целая куча свидетельств. Прежняя цивилизация была куда более развитой, чем нынешняя. И она погибла. На ее месте неизвестно откуда возникла другая. Как же после этого верить тебе, что ровным счетом ничего не изменилось?
 Ашока поправил перстень на пальце и пристально взглянул в глаза Элоха. — Сосредоточься! Ты вполне понимаешь меня? Так вот я хочу услышать! От тебя! Что же произошло на самом деле тринадцать с половиной тысяч лет назад?
 Он словно рубил слова. И от каждого Элоха будто передергивало. Хотя он старался скрыть это.
—  У меня ощущение, что ты суешь нос не в свое дело, Ашока! И твои сомнения…
— Не стоит дерзить. — Прервал его Ашока — Я изложил тебе факты. Могу подкрепить их другими. Теллуре нужен всего один тип людей. Тип творческих личностей, способных управлять большими Энергиями. Но никак не убийц и не космических проходимцев. От этой ветви уцелела всего одна тысячная процента человечества. По-моему, это и есть настоящая катастрофа!
Появились две новые ветви. Управлять Источником или Силой обе ветви неспособны. В Ноосфере это проверено и признано реалией.
Элох слушал, и слова призрака бывшего императора его бесили. Он бы убил его, если у него была бы такая власть. Но матрица Души подвластна только Ноосу. В сознание Элоха начал вползать страх.
Неспроста явился сюда Ашока! Такое, наверное, ощущает вор, пойманный за руку в чужом кармане, но все-таки надеющийся ее успешно вытащить и продемонстрировать перед миром, что в ней ничего нет.
 —  Мне непонятно, чего ты хочешь от меня… — Пытался хоть как-то воспротивиться он.
— Не перебивай!— Властно воскликнул Ашока. — Ты постоянно требовал у Нооса все новые и новые первичные души, так сказать, без биографии, нулевки. Твои запросы резко возрастали. Не потому ли, что реку можно влить в океан, так его и не заполнив? Мы долго думали, зачем они тебе? Зачем тебе столько новых душ, когда процесс оптимального заселения планеты завершен? А ты уже вовсю работал, чтобы создать на  месте цивилизации такой уродливый экзерсис?  Это, всесильный ты мой, перепрограммирование. И только одна сущность способна к этому! Ты! 
— Откуда ты знаешь, сколько душ нужно для нормального функционирования планеты?
— Есть еще кое-что интересное. — Ашока гневно оглядел Элоха с ног до головы. Он понимал, что Элох все время будет пытаться увести его от  разговора по существу в сторону. Но как полномочный представитель Ашока будет тщательно блюсти все тонкости протокола, который сейчас записывается на особом диске Теллуры. О его наличии Элох может даже и знает. Но доступа иметь не может.
—  Каждые три тысячи лет от тебя требуют отчетов. И вот тут нам  удалось выяснить, в положенный срок ты посылаешь одни  данные, из которых видно, что происходят сильные компьютерные сбои неизвестного происхождения. Но ты их напор успешно сдерживаешь. А на контроль ИРСам представляешь совсем другие сведения.
— Ты обвиняешь меня в том, что я осуществлял подлог?
— Ты и сейчас беззастенчиво лжешь. Но неужели ты думаешь, что я явился бы к тебе и заговорил бы об этом, не имея всех данных? Они сохранились и в Информационно - Распределительной Системе малой Галактики, и в ИРСе планетарного контроля? Ты полагаешь, что никто ни о чем не подозревает? Ни сном, ни духом? И ты один такой ловкий во всей Вселенной?  Неужели ты все еще не понял, что я прибыл сюда не по личной инициативе?  Может, напомнить, что происходит с программами, которые сбоят? Их сбивают.  А с  программистами, которые портят программы?
— Ты хочешь сказать…
— Да, я хочу сказать, что мне предоставлены самые широкие полномочия. Вплоть до ликвидации мусорных программ и переставших соображать программистов.
Ашока вытянул руку в направлении Элоха с перстнем на безымянном пальце правой руки. Согнул палец. Зеленый камень перстня вспыхнул, побелел. Затем из него медленно начали расти три тонких луча – красный, зеленый и фиолетовый, то переплетаясь, то вновь сходясь и складываясь в определенную конфигурацию. Элох знал, что это такое.
Это был особый ключ, который тут, в поле Ма Ань, дает его обладателю практически все права и возможности. Вплоть до аннигиляции любых программ и его самого.
 Властитель Ма Ань стал фиолетовым, что для такой сущности, как он означало сильнейшее волнение, граничащее со страхом.
— Ну, как, поговорим без эвфемизмов?
— Я не исключаю, что какая-то моя вина в происшедшем есть! — пролепетал Элох.
— Перестань юлить! Я хочу слышать правду. Лучше тебе не испытывать моего терпения! С памятью у тебя, как ты сказал, плоховато? Но ты же не слепой? Ты же видел ключ?
— Ты пришел убить меня? — Элох, говоря человеческими терминами, весь как-то сник. — Чего же ты медлишь?
—  Ты не хуже меня знаешь, что сущность, наделенная полномочиями по уничтожению вредоносных программ, не может считаться убийцей. Хорошо это или плохо, но именно мне придется решать, что делать с тобой. Могу тебя удалить, могу сделать недееспособной сущностью. И законсервировать, если сочту нужным. Как-никак на твое создание потрачено немало усилий разума разных степеней и энергии. Мне не хочется поступать с тобой, как с обезумевшим псом. Дров и так наломано много. Я жду откровенного ответа на свои вопросы. И рассчитываю на сотрудничество с твоей стороны. Это непременное условие снисходительного отношения к тебе!
— Чего ты требуешь?— покорно пролепетал Элох.
—  Меня тревожит программа Гвад Фареш и аналоги. Убийцы и насильники, они заслуживают адского огня, по твоей терминологии. Или распыления, если без всяких метафор. Но с твоей легкой руки они вновь и вновь получают новые жизни. Я хочу, чтобы ты немедленно, сию минуту, отключил псевдодуши этих гибридов.
Ашока, выразительно поиграл перстнем. И Элох ощутил, огромную решительность, которая исходила от него…
Гений развернулся к стене. Протянул к ней руку. Мох на ней опал. Обнажив большую ровную блестящую плоскость, на которой возник экран монитора Теллуры. Камень засветился и вспыхнул. На экране появился перечень программ, действующих на планете. На программе «Человечество» Элох кивком, ввел команду «Войти».
В глазах зарябило – это стремительно прокручивались миллиарды человеческих жизней сегодняшних людей. Их программы казались массой сверкающих точек. Точки, приближаясь, разбегались в разные стороны, сокращая избирательность с миллионов до сотен тысяч, до тысяч. И вот уже всего до нескольких сотен. Потом превратились в мелкие шестиугольные ячейки, на мгновение застыв.
Следующая команда – и ячейки, в свою очередь, начали увеличиваться и уходить за грань полей экрана. Наконец глухим голосом монитор сообщил: «Поиск завершен! Программа «Гвалд Фареш и сотрудники» найдена».
В «соте» обозначилось сначала три изображения Фареша – лицо в анфас, в профиль, и сам он в полный рост. Белый луч, выскользнувший из пальца Элоха, скользнул к этому шестиугольнику. Изображение рассыпалось.
Белый цвет у китайцев означает траур, почему-то неожиданно вспомнил Ашока. Потом, как по цепной реакции началось уничтожение остальных ячеек. В этот момент и произошло то самое землетрясение, которое ощутили люди на морском побережье.
—  Твое желание исполнено, посланник, наделенный полномочиями ИРСов! Что дальше?
— Элох, ты сам решишь свою судьбу. Ты уже по сути признал, что катастрофа твоих рук дело. И она произошла в результате перепрограммирования. Но вопросы к тебе остались. Главный из них – зачем ты сделал это?
 — Не знаю, поймешь ли ты. Но однажды мне стало жаль людей! — С убитым видом выдохнул Элох
— Жаль?
— Да, очень жалко! Их жизнь текла слишком однообразно. Постоянная учеба. Непрерывное познание Законов. Работа с энергиями. Правда, свобода у них какая-то тоже была. Но какая? Ущербная. Они, конечно, могли любить. Устраивать разные дурацкие состязания. Проводить дружеские застолья. Даже с соком перебродивших ягод винограда. Но разве так должен жить разумный человек?
И круг этот замыкаясь, повторялся тысячелетия! И ничего не менялось. Раз и навсегда установленное серое существование. Ходить строем, быть равным среди равных, выполнять однообразную работу.
Он, Элох, часто задумывался, насколько интереснее была бы жизнь людей, если б в ней присутствовали интриги, страсти, шла борьба, достигающая высокого накала. Когда ставкой становятся жизнь или смерть. Или победителю достается прекрасная женщина. Или он получает особое положение среди остальной массы, когда все перед одним склоняют голову.   
— И для выведения новой касты людей в новой роли ты избрал убийство? Не думаю, насколько важно, звали ли на самом деле первого убийцу  Каином, а первую жертву – Авелем, хотя это, возможно, тоже твои литературные инсинуации. Но ты сделал возможным нарушение главного запрета Творца – Запрета на убийство живого!
— Да, Ашока, я сделал это! Я много тысяч лет искал возможность внести в программу моего первенца нужные изменения! — Элох опустил голову. Всем видом демонстрируя раскаяние, в которое Ашока не верил. Куда только девалась недавняя надменность! А рассказ, сопровождаемый демонстрацией фрагментов его деятельности, продолжался.
Это был поиск ученого, увлеченного своей идеей. Но когда он осуществил ее, шока, на который рассчитывал, не получилось! Каин, оставим за ним привычное имя, стал изгоем. Он продолжал убивать. Исподтишка.
Никто ничего не мог поделать с ним. Ведь остальные находились под бременем Запрета. Но, почти трогательно констатировал Элох, как они спокойно воспринимали смерть! Потому что знали, снова вернутся. Даже особенно и не переживали. Ведь все, кого он уничтожал, позже вновь обретали жизнь.
Потом умер Каин. Его придавило обломком скалы. Но вновь не родился. ИРСы его наклонностям особого значения не придали. Его просто сочли за одного из уродов. Хотя и не совсем обычного. Ашоке ведь известно, что некоторые человеческие матрицы признавались уродами, которых распыляли.
С незапамятных времен таких случаев было немного. С незадавшейся памятью, с отсутствием способностей к обучению. Дефекты тел, дефекты душ. Производство без брака не существует. Даже, если за ним стоит сам Творец.
Уродом сочли и убийцу, приняв априори, что он совершал свои деяния по неосторожности и ограниченности ума. Самому Элоху никто никаких претензий не предъявил. А у него уже созрел план, как запустить людей, не обремененных запретом, так сказать, в серию.
Он перепрограммировал их из новых душ, которые требовал дополнительно, как бы взамен дефектных. Это было куда проще и быстрее. Одновременно шло массовое уничтожение матриц, созданных по изначальной программе. Тела убивали ударом кинжала из-за угла, в бесконечных стычках между возникшими племенами, где они, не способные к тому же, были самой добротной жатвой для смерти.
Элох создал свой «склад» мертвых Душ этих тел за пределами Земли, как он окрестил Теллуру. Чтобы закрыть им путь к возвращению. Здесь их и распылял. Он создал еще одно хранилище, сходное с Ноосом. Тут отлеживались  перепрограммированные им души до получения новых тел.
Конечно же, он понимал, что существовали пределы, за которыми уничтожение нормальных матриц могло вызвать  настороженность  и недоверие у  любого разума планетарного масштаба.
Но он и тут додумался, как справиться с проблемой. Он решил ее, как истинный финансист – сократил человеческую жизнь сначала в четыре, а последние века в восемь раз. И соответственно ускорил оборот матриц.
Они в нужное время поступали в Ноосферу регулярно, создавая иллюзию, что нормальных душ, как и прежде, более трех миллиардов. Этакая операция по быстрому обороту капитала. К началу так называемой нашей эры девять десятых теллуриан уже исчезли с лица планеты. Но и оставшиеся представляли собой помеху. И несли угрозу.
Совершенной неожиданностью для самого Элоха стало появление инфирматов, лишенных полноценной связи с Космосом. Но уже вскоре выяснилось, что они даже полезны. Будучи более приспособлены, чем полееды, они создали новую науку и на ее основе цивилизацию механического типа. К тому же электронную сущность их Душ в Ноосфере воспринимали без каких-либо подозрений. И всё стабилизировалось.
Для окончательной чистки Элох запрограммировал развязывание кровопролитных войн межрасового и религиозного характера. Но ничтожная доля процента теллуриан оказалась неуязвимой. Одни добровольно лишались тела. Другие каким-то образом проскакивали через ловушку-склад душ Элоха. Обходили все препоны, создававшиеся на их жизненном пути. Ну, вот, пожалуй, и все.
Ашока долго молчал, обдумывая то, что услышал. Снова и снова возвращался к картинам, возникшим в его сознании. А потом с горечью произнес:
— Тринадцать с половиной тысяч лет назад ты убил цивилизацию, которую тебе доверили оберегать. Ты сделал черное дело. А началось все значительно раньше. Тебе даже и в голову не приходило, что ты просто убийца? Жалость говоришь?  Так значит, из жалости ты лишил большинство людей бессмертия? Из сострадания распылял души! Уничтожая с ними все знания и опыт, нажитые в течение многих воплощений. Потом – опять-таки из жалости – лишил перепрограммированных людей света Космических знаний. И даже тот кусочек жизни, который ты им позволил иметь, тоже урезал до минимума.
Элох смотрел на Ашоку с печалью непризнанного гения. Боль Ашоки, копившаяся в его душе тысячелетия, прорвалась наружу.
— Гордыня – безнадежная болезнь. Ты, по-моему, начал считать себя Творцом. Твое сознание изуродовано. Оттого и творения твои всего-навсего плод твоего больного воображения и извращенного разума. Они давно бессмысленно уничтожают  целые куски и хранилища программ твоего же мозга. Ты – свихнувшаяся программа. Ты создал мир, где шизофреники устроили карнавал для идиотов. И стал идиотом сам. Скажи сам, как я должен поступить с тобой?
— Ты хочешь, чтобы я сам себе выбрал наказание? Но ты же знаешь, к чему приведет отключение главной системной программы! Это смерть большей части всего разумного на Земле. Разве по Закону Космической справедливости потомки отвечают за грехи своих отцов?
Вот ведь как! Он, оказывается, еще и поборник Космической справедливости! Хотя давно и прочно позабыл, в чем она состоит! Тот, кто ни о чем не думает, и ничему не сопротивляется, тот не может говорить о незаслуженной вине. И не может требовать, чтобы с него не спрашивали за творящееся вокруг него! С этими «безвинными» он собирался строить свою космическую империю?
Ашока сделал паузу и посмотрел на экран, где быстро мелькали столбцы цифр. Запущенная его ключом программа, глубоко спавшая где-то в самой глубине компьютерной памяти, обследовала программы на предмет соответствия.
— За свои собственные грехи, случившиеся даже по недомыслию, — глухо сказал Ашока, — каждый должен отвечать сам! Так гласит Первый Космический Закон Справедливости! 
Он сознавал, для Элоха было важным само создание новых программ. Дальнейшие же, а тем более конечные судьбы его созданий были ему неведомы. Если не сказать безразличны. И совсем не волновало, что  разум его созданий спит. И сон разума разрушает мир.  Стерта цивилизация!
А он и сейчас полагает, что новые качества, которыми он наградил людей, — любовь к деньгам и вера в его божественную непогрешимость, стали основой нового, лучшего человека. И даже думать ему невмоготу, что они веруют, потому, что боятся!
— О пострадавших от твоего произвола, на ком нет крови, возьмет заботу на себя новая программа. А пока они будут под защитой пятого уровня, который временно получит от твоей программы часть свойств разумности. Они заснут, до тех пор, пока не будет решено, как им вернуть первоначальный вид.
— Но на Гелиане было все по-другому!
Вот это подарок! Он-то думал, хоть там Элох не замешан ни в чем! А он, оказывается, знает о предшественнице Теллуры немало интересного. Это знание присуще только шестому уровню разумности самой Гелианы.
Именно он, получается, и был ее разумом, который впоследствии  исчез? И сумел после катастрофы, которую учинил там, сбежать сюда? И вдобавок стер программу, которая была создана вместе с новой версией планеты! Иначе он просто не смог бы занять ее место!
Это значит, Элох, если это его имя, совсем не так прост! Он преступил черту не тринадцать с половиной тысяч лет назад, а в куда более давние времена. И даже полный провал его идей на Гелиане, которую пришлось законсервировать, не остановил его!
Но сегодня он сильно помог Ашоке. В том числе и с Гелианой. Ашока принял твердое решение не стирать и не отключать. Но поместить психически поврежденную программу в спецхран. Для особо опасных вирусных продуктов. Он будет жить! Но его психика подвергнется изучению и лечению.
Элох не скрывал радости, когда Ашока сообщил ему свое решение. Он не буден уничтожен! Но еще больше радовала его мысль, что проклятый Ашока, создавший эту жуткую ситуацию, умрет в этом случае сам.
Уничтожать проще, чем создавать или сохранять. Ему ли не знать об этом? На уничтожение эта бесплотная тень бывшего императора Маурьи могла бы потратить часть энергии своей нынешней оболочки. За консервацию придется заплатить всей энергией. Душа без тела не выдержит такого резкого выброса энергии!
 Ашока равнодушно смотрел на него. Он уже включил аварийную программу. Теперь ввел еще и программу консервации программ.  Энергия, которую он должен потратить на эти программы и ввод ключа, слишком для него велика. Это, безусловно, убьет его. Но он сделает это!
Ашока помнил мудреца, который как-то сказал ему: если ты не знаешь, ради чего стоит умереть, в твоей жизни не было никакого смысла. Он знал, на что идет, еще до прибытия сюда.
Кому беда не товарищ, тому она советчик. Хотя чаще всего плохой. Все советы он получил. Вместе с ключом. И готов был принять самый плохой для себя расклад. Это его Судьба! Для того и создавалась его программа!
Он материализовал маленькую сферу, похожую на мяч для игры в пинг-понг. И приложил ее ко лбу.
— Отправляешь послание? — Спросил Элох, немного успокоившись от сознания,  что Ашока выполнит обещание.
Бессмертные тоже смертны. Но он получит отсрочку. Его, наверняка, будут лечить. Он слишком дорогая программа. И не исключено, он будет работать в первоначальном качестве на какой-нибудь другой планете. Возможно следующего витка. Сколько их возникает ежеминутно! А вот Ашока умрет, когда завершит свое грязное дело! Навсегда!
Ашока кивнул. Его послание адресат получит посмертно. Он разжал пальцы руки. Шарик мгновенно взвился вверх.  Ашока повернулся к экрану с требованием поместить ныне действующую программу разумности Шестого уровня на карантин до особого распоряжения нового Посланника.
— Введите ключ в поле «Ма Ань»! — прошептал тихий голос в его электронном мозгу. — Вы обладаете правами. Подтвердите свои команды…


СОЛИТОН 28  ПОСЛЕДНЯЯ ВОЛЯ АШОКИ
Когда Лорина услышала скрип открываемой двери, которую мы никогда, с момента въезда в коттедж не запирали, она пулей рванулась ко мне. Но все же мельком я успел разглядеть печать усталости и круги под глазами на любимом лице. 
Она повисла на моей шее, спрятав колдовскую зелень глаз на моей груди. Но я понял, она плачет. Беззвучно. Без содрогания тела. По каплям горячих слез, от которых начала мокнуть рубашка на моей груди.
Я взял ее на руки и, покрывая поцелуями, внес в комнату, лаская лицо и каштановую медь волос. Она всхлипнула несколько раз. Еще сильнее прижалась ко мне. И затихла. Я понимал, что довелось ей пережить за эти несколько часов, пока меня не было.
— Он убил сам себя! — прошептал я.
— Неужели это правда? — Так же тихо спросила она.  — Я не то, чтобы радуюсь.  Но мне так было страшно за тебя!
—Теперь все кончено.  Наши с ним пути больше никогда не пересекутся! Ашока заставил Дух Компьютера Теллуры уничтожить бессмертную часть Души Фареша. В то время, пока мы сидели с ним в кафе, сравнивая наши взгляды на жизнь. Боюсь, Ашоке было очень непросто выполнить эту задачу.  Но он добился своего.
— Откуда ты знаешь?
— Ты сегодня почувствовала землетрясение?
— Да, было, кажется, два толчка. Один сильный. И второй слабее. Даже волны на море поднялись выше обычного. Я как раз смотрела в окно. 
— Ты знаешь, — сказал я, бережно опустив ее на кровать, — после всей этой истории я чувствую себя грязным!
— Море! — сказала она заговорщицки, уставившись на меня немигающими зелеными глазами. — Только вечность может смыть всякую грязь с наших душ и тел! Вперед!
И она выбежала навстречу багровому диску солнца, намеревавшемуся спрятаться за скалами, на ходу сбрасывая с себя одежду.
Я последовал ее примеру. И мгновение спустя мы, как два оставленных без присмотра ребенка, почуявших, что опека исчезла, неистово плескались, ныряли под волны и целовались там, пуская пузыри. Пока не кончался воздух.
Мы выбрались на берег, как пьяные. Море не хотело отпускать нас, делая напоследок волнами подсечки под колени и стараясь сбить с ног, едва мы ощутили дно. Из последних  сил доплелись до домика. 
Стиснув всю волю, на остаток сил встали под душ из бака у веранды, воду в котором нагрело за день солнце. И на самые последние крошки их едва доплелись, скорее даже доползли до кровати. И пролежали почти час, пока энергия вновь не стала наполнять нас.
Да, мы смыли всю грязь страшных мыслей, ожидания развязки, чужой смерти; в которой не были повинны. И все-таки во мне зародилась и начала расти какая-то тревожность.
Я посмотрел на Лорину. Нет, недаром мы были одним целым все эти века. Я видел, что и она тоже испытывает волнение. Неясное, смутное, Но крепкое, как рука душителя.
— День еще не кончился. — Сказала она, когда я вопросительно посмотрел на нее. — У меня предчувствие, нас ожидают еще какие-то нерадостные события.
И, словно в подтверждение ее слов, в форточку застучал белый шарик, вроде тех, которыми играют в пинг-понг, только пушистый. Но он стуком только привлек наше внимание. Потом он проник сквозь стекло, влетел и, немного покружив по комнате, словно искал кого-то, прильнул к моей щеке.
Я уже знал, что это послание, своего рода телепатическое письмо, которое начнет выкладывать свое содержание прямо на нейроны моего мозга.  Я слышал о таком, хотя прежде никогда не видел. Но он был здесь, нашел меня – своего адресата. И я обязан был принять его.
Я погладил шарик, отчего волоски, похожие на мех, встали на нем дыбом. И во мне зазвучала речь. Я подключил сигналы и к модуляторам Лорины. Мы узнали голос  Ашоки, который всегда говорил с некоторым придыханием.
«Ну, вот и все! Дело практически сделано. Остается только завершить его. Времени у меня совсем чуть-чуть. Так что надеюсь, ты разгребешь этот комок мыслей, который я посылаю тебе. Только я и Genius computatrum знаем, какой ценой мне удастся отдать команду на остановку взбесившейся программы и консервацию  Элоха как сущности в спецхране.
Накануне, невозвращенцы, как мы сами называем себя, добровольно отказавшиеся от физических тел, собрались вместе по моей просьбе, где я им изложил все факты, добытые так непросто, и сообщил, что отправляюсь в обиталище нашего «друга», чтобы отключить его.
 Сегодня нас уже не девять, как это было в начале, а несколько тысяч. Ты знаешь это. И хотя общество все же продолжает носить название Девяти Неизвестных, все они люди довольно известные.
Так что наше собрание скорее выглядело как своего рода съезд. Или, точнее, слет. Если учесть наши способы передвижения. Но буду краток. Прибыли решительно все. Ты бы видел, что началось, когда мои соратники узнали, что я задумал и вдобавок решил сделать все сам.
 А я ведь собрал их исключительно, чтобы попрощаться напоследок.  И сообщить, кому отныне должна принадлежать вся полнота власти в решениях и делах нашего Общества.
Я не пригласил тебя, и даже потребовал от каждого, чтобы никто не обмолвился  тебе о собрании ни словом. Ты и так все последнее время, как на иголках. И слава Творцу,  что твоя душа заключена в плоть! А то тоже потребовал бы, собой заменить меня. А ты для этого совершенно не пригоден.
С тобой Элох справился бы, как ураган с песчинкой. Его могущество не распространяется только на бесплотные сущности, вроде меня.  Это преимущество имеет всего один недостаток. Но весьма серьезный.
Значительной части всей силы энергии моей Души хватит только на самое главное. Чтобы ввести ключ и отдать команду на консервацию такой сложной, громоздкой программы, как Дух Компьютера Теллуры, да еще к тому же основательно поврежденной.
Но неожиданно я понял, что просто стереть ее было бы ошибкой. Это все равно, что пытаться зачеркнуть прошлое. Если я хочу, чтобы подобное больше не повторилось, мне придется законсервировать ее. И запереть в хранилище. Потому что в стертой программе изучать нечего. А это означает, что энергии во мне не останется совсем.  Напряжение распылит меня на электроны.
 Меня предупредили о возможности такого развития событий. Так что я знал, на что иду. И все, что я сделаю, сделаю вполне осознанно. Элох и сейчас, в эти последние минуты, пытается поколебать мою волю, уязвить меня и поиздеваться надо мной. Пусть! Что ж взять с безумца? Может, это и не его вина, что он стал таким?
Со всем этим еще предстоит разобраться. И я очень надеюсь, что не напрасно выбираю такой исход. Впрочем, альтернатива сомнительна. Как любая альтернатива в мире. И всегда! Если я отступлю, сохранив свою жизнь, Элох найдет способ дожать планету. А это всеобщая гибель. И для меня в том числе.   
Знаешь, напоследок мне захотелось излить душу. Не исключаю, что это, может быть, не слишком интересно. Но для меня это единственная и последняя возможность. Да и какой-никакой опыт, который, не исключено, кому-то окажется полезен. Так что прости старику!
Вот я говорю тебе! Существуя столько столетий в своем нынешнем виде, я, случалось, тяготился добровольно избранной мною участью. Лишенный любви и других радостей, которые приносит плоть, я подчас впадал в черную меланхолию, считая себя недочеловеком.
А вот сейчас, вплотную подойдя к черте, за которой лично для меня уже ничего и никогда не будет, я почувствовал, что жизнь все-таки была хорошая штука. Не подумай, что это признание – минутная слабость. Я взял на себя решение задачи, наметил, как ее выполнить. И было бы бесчестно отступать.
Что бы обо мне стали думать друзья, с которыми я провел многие сотни лет? Тем более, что они предлагали заменить меня собой! И любой из них обязательно сделал бы то же самое, согласись я на такую замену!
Особенно настаивал, пойти вместо меня, неистовый  Лерма. Он, знаешь, частенько с улыбкой вспоминает, как ты при первом  знакомстве все расспрашивал его, откуда он узнал за двести с лишним лет до полета первого космонавта, что Земля – голубая планета.
 Ты же знаешь, он никогда не дорожил жизнью. Потому, что считал ее бессмысленной. Он остался при своем мнении и сейчас. Но, может, позже, когда все и для всех вас будет позади, он изменит его. Я даже уверен в этом
Пришлось мне сказать ему, что мы все, твои друзья, сильно рассчитываем на его помощь в другом не менее важном вопросе. В ней нуждается Лорина, матрица души которой повреждена. И ты лично об этой помощи его просто не успел попросить.
Он ушел, опустив голову. Возьми его в число Душ первой Волны. Я ведь так и сказал ему: он уже включен в нее. Не делай из меня лгуна посмертно. Ты ведь не подведешь, Лён?
Я бы на твоем месте также включил в нее Исаака, отдавшего вопреки запрету Элоха людям  важнейшие законы природы, Николу, сожженного на костре, Иосифа, который больше жизни любил свой народ, Софью, этого Паскаля в юбке…
Да ты и сам на своем месте не хуже сумеешь распорядиться.  Но не забывай «неистового» назвать самым первым. Ты ведь знаешь его гордость и обидчивый нрав? 
Ты, видимо, узнаешь последним, то, что должен был бы узнать первым. Теперь ты уже не мое второе «я». Отныне  ты остаешься единственным и главным руководителем общества. Поскольку меня, считай, уже фактически нет.
 И помни: будущее открыто тому, кто умеет слушать и видеть, думать обо всех. Такое сообщество будет нужно особенно в новой жизни. Оно станет защитой от повторения ошибок.
Уже несколько лет сюда плывет новая версия мира Земли – Тиамана. Земные ученые даже сумели ощупать ее своими неумелыми приборами, кажется лет десять-двенадцать назад.
Они тогда заявили о необычном невидимом космическом  теле, по размерам напоминающем Землю, которое стремится к столкновению с Землей. Это и есть Тиамана.
В одном только они сильно ошиблись. Столкновения не будет. Тиамана вытолкнет Теллуру в параллельный мир. А сама займет ее место.  И еще одна точная копия Земли материализуется в течение скольких-то там сотен оборотов вокруг своей оси.
Она несет в себе новёхонький компьютер Коилон.  После материализации планеты, он будет готов начать создание всех форм биологической жизни, которые некогда существовали на Земле. В том числе и человека.
Для создания последнего ему потребуются Души. Только тогда шестой уровень планеты начнет работать. И ты знаешь, что в ожидании именно этого часа создавался проект «Семена».
Ты располагаешь сейчас практически достаточным резервом матриц. Чтобы Коилону не пришлось начинать все сначала. Да, кстати, он несет программу полного распознания Душ. Это еще один залог того, чтобы то, что натворил Элох, не повторилось.
Думаю, ты уже понял, у Коилона есть программа восстановления поврежденных матриц. Верю, что и реставрация матрицы  Лорины, ему просто мелкий ремонт. Видишь, я могу быть и провидцем.
Но сложности будут – и очень большие – при выходе монад в запредел – за орбиту Теллуры, где вы будете дожидаться перехода на Тиаману. Ты же понимаешь, что раненые птицы не летают высоко!
И, не знаю, как это обозначить иначе, вам волнами придется нести Лорину на своих плечах. Полет для обычной, здоровой монады человека в Космосе очень не прост. Даже если он продлится несколько мгновений. А для поврежденной… Вам придется сменять друг друга по секундам. Но уверен, вы справитесь.
Среди нас все единодушно считают, что бросить Лорину тут, значит плюнуть в лицо себе. Это было бы подло и в свете того, сколько вы оба для всех нас сделали. 
Я рад, что ты живешь в таком чудесном мире. Что окружают тебя  такие прошедшие испытание бедой люди. Береги их. Это Души очень высокой пробы! Крепкие, несгибаемые.
Моё письмо, наверное, последняя возможность прямо сказать вам обоим, как я вас люблю.  Как я всегда любовался вашей любовью. А любовь чистая, искренняя, готовая пожертвовать ради других всем, даже жизнью, это и есть главнейший признак наличия в человеке большой  Души. Причем такой, которую скрыть или подделать невозможно. Но я слишком стал сентиментален.
Вернемся к Элоху.  Наш Genius computatrum, я полагаю, говоря человеческим языком, спятил. Он превратил жизнь на планете в медленное изощренное ритуальное самоубийство. У него очень тревожные симптомы сбоя важнейших программ. Однако окончательно решать его судьбу будут ИРСы вместе с Коилоном.
Полагаю, что он будет заменен, отремонтирован, отфоматирован или пройдет еще какие-либо процедуры,  не знаю, как точно назвать их. Или даже уничтожен. Если «лечение» не даст надежных результатов.
Еще я решил сохранить ему жизнь и по другой причине. Парадоксально, но некоторые его программы будут использованы, чтобы планета не впала в животное состояние, как Гелиана. Хотя по преимуществу они обеспечат в целом этакое полусонное царство.
Мне удалось выяснить некоторые факты, которые ты должен передать уже Коилону.  Элох, если я не ошибся, старая модификация компьютера Гелианы, где ты побывал. А, может быть, и предыдущих версий. Каким образом ему удалось совершать  перемещение на другие вновь создаваемые версии планеты, вопрос, заслуживающий особого внимания!
Теперь-то я его лишу такой возможности. Но как он удалял новые программы, заменяя их собой – предстоит выяснить со всей определенностью и в деталях! Чтобы это не повторилось больше никогда.
Элох сейчас вертится вокруг меня, как Луна вокруг Земли. Он явно хочет показать, что его сильно волнует вопрос, как быть с Кодексом  Космической Справедливости? Ведь нынешнее поколение не может нести ответственности за зло, сотворенное  предыдущими?
Я боюсь показаться тебе жестоким, но мое личное мнение – не только может, но и должно. Имеет ли право называть себя человеком существо, которое не нуждается в знаниях. И заменяет их ложными мнениями других людей? Действует во зло природе, другим людям?
Я не огорчен, что часть этих людей не имеет права рассчитывать на Космический Кодекс. И им, конечно, придется не намного слаще, чем их собратьям с Гелианы. Тем более, что они сами упорно двигались в сторону ядерного апокалипсиса на Теллуре. Кодекс на подобные случаи не рассчитан.
Но задача о минимальных потерях людских матриц мною поставлена. И я просил, чтобы все, на ком нет крови, подверглись реинкарнации, очищению и продолжили бы жить. Мою просьбу обещали выполнить.
Когда произойдет полное отключение компьютера планеты, у нее появится искусственный уровень разумности, хотя и очень слабый. По крайней мере, он позволит сохранить все, что возможно.
Вот, пожалуй, и все, что я хотел сказать тебе напоследок. Я завершаю свою болтовню. Надо сосредоточиться на главном. Прощай!»
Я дочитал мысли, которые слушала одновременно и Лорина. Шарик, выполнивший свою работу, обмяк, упал мне в руку и растаял. Я поднял взгляд на Лорину. По лицу ее катились слезы.
 — Я чувствую себя сиротой! — прошептала она.
 Я крепко прижал ее к себе. Он умер, чтобы мы довели до конца  дело, за которое он расплатился своей бессмертной матрицей! Ты слышала, Ашока отпустил нам всего сутки, чтобы выбросить монады своих душ на орбиту за Теллурой, где их должна позже подхватить Тиамана?
— Наш багаж не тяжел. Кроме знаний и памяти, нам нечего собирать в дорогу! Но мы должники наших нынешних тел, служивших нам верой и правдой. И мы не можем их покинуть просто так! Возьми меня!
А потом мы, поднимаясь вверх, прощаясь, смотрели, на свои тела, свившиеся в объятьях. Они будут жить еще какое-то время. Хотя больше не смогут встать и прошептать друг другу: я люблю тебя! Но мы-то наверняка еще сможем! А, может быть, мы еще вернемся сюда!






















                ВОЗМУЩЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
                ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Солитон 29 НУ, ТАК КАК, БРАТЬЯ ПО РАЗУМУ?
Вроде бы все было недавно! А прошла целая жизнь. Конст Крам  уже позабыл, когда в последний раз под светом «юпитеров» красовался в студии! Наука, Наука! Он ей, как любимой женщине, посвятил всю свою жизнь и деятельность тележурналиста. Сколько всякого – разного прошло перед ним!
Сколько их ученых и околоученых! Молодых и старых. Именитых и безвестных. В вальяжных костюмах, при галстуках, просто в свитерках или даже в рубашках с закатанными рукавами. Яростно отстаивающих, уверенно утверждающих, снисходительно поясняющих, не знающих, как защититься!
Он-то чувствует, что уже не за горами его последний рассвет. Но пока будет жив, не забудет давно погибшего Раймона Керна. Того самого, лауреата с его невероятными параллельными мирами. Он будет вспоминать о нем и в час своей кончины. Мелодия, говорят, обязана кончаться той же нотой, которой началась!
А его жизнь – глядя правде в глаза – началась с Керна. Конст и сейчас видит его, как живого – любимца женщин, – одетого с иголочки, голубоглазого шатена, с вьющимися непокорными, не по-академически длинными волосами. С тщательно выскобленной ниткой усов над верхней губой, вальяжно раскинувшегося в кресле.
Высокий красавец с глазищами, что твои фары, которому, по всему, было чихать, кто и что подумает о нем. И он молодой, элегантный, начинающий ведущий передачи двенадцатого канала национального телевидения «Прикоснись к знаниям».
 Еще необстрелянный тележурналист, Крам со страхом ждал этого дня. Он тщательно готовился. Но к утру признался самому себе, что ровным счетом ничего не смыслит, как следует вести и ее, и себя. И боялся, что начнет лепить такое, что его больше не подпустят  к съемочному павильону на выстрел.
Но с Керном оказалось работать легко. В общем, они прогремели. Шеф был в эйфории и даже повысил молодому журналисту зарплату, считая его заслугой такое замечательное интервью, для которого он создал прекрасную атмосферу непосредственности и раскованности.
Но он-то знал, что в этом его заслуги ни на грамм не было. И порой даже трудно было сказать, кто перед камерами вел интервью — Крам или Керн?
Но эта беседа сделала его тем, кем он стал и оставался все годы работы на студии. Он просто как-то сразу научился думать. И не мешать. Не мешать высказывать свои мысли другим.
Пусть люди говорят то, что они хотят сказать! Это стало его правилом. И оно его ни разу не подводило. Да, старые славные времена! Когда позволялось говорить, нет, конечно, не все, но гораздо больше, чем разрешается сегодня. Оттого и передачи стали такие пустые и грустные. И никому не интересные. И смотрят их только выжившие из ума бабки. Да перепившие мужики.
Но Раймонду Керну он  благодарен не только за то, что тот придал тогда ему импульс и задал вектор. Его знаменитое интервью – предостережение, над которым не многие тогда задумались. Впрочем, разве сейчас кто-то его помнит? А он помнил его. И будет помнить всегда. Пока жив!
В тот же он день заказал запись этой беседы. Она так и кочевала, оцифровываясь, с кинопленки на видеокассету, с кассеты на диск. Теперь уместилась на маленькой флешке, которую сожми в ладони – и никто и не заметит, что там лежит.
Но было еще одно  интервью с Керном. Тоже вызвавшее резонанс. На него Крам раскачал ученого незадолго до его смерти. Выудив, как ему удалось кое-что подглядеть в параллельных мирах. Сегодня о нем тоже забыли. У человечества короткая память. Но оно тоже на его флешке.
Он раньше часто смотрел оба эти интервью. Обычно перед каждым выходом в прямой эфир. Они его взбадривали. Сейчас-то прямых передач почти нет. Вместо них пускают в эфир «фанеру», которая прошла все цензурные рогатки. 
А не поглядеть ли ему сегодня на сон грядущий вторую беседу, посмаковав ее? Особенно некоторые кусочки. Хотя он знает каждую фразу наизусть. Так перечитывают хорошую книгу, находя в ней все новые повороты мыслей и сюжета.
Забот у него уже немного. Остается только размышлять о прожитой жизни, запивая воспоминания компотом. И ждать, когда у его подъезда затормозит черный катафалк! Впрочем, о том ему вряд ли будет известно!
Он вставил флешку в гнездо телевизора. И опять вернулся в дни своей молодости. Экран зарябило, пошли изображение и звук.
— Господин Керн! Говорят, вам известно кое-что об инопланетянах?
— Что вы все словно с ума посходили! Инопланетяне, инопланетяне! Дались вам эти инопланетяне!? И кто вам сказал, что обычный человек вообще может с ними встретиться? Земляне уже давно вышли в Космос. Вы ведь знаете это? Но почему они не двинулись к дальним мирам? И никого не обнаружили?
— Оборудование или ракеты еще не совсем готовы к дальним межзвездным полетам?
— Лучше летательные аппараты  уже не будут. Эти сложные механические машины просто не способны делать такую работу, потому, что механика для этого не приспособлена. Да они не нужны совсем! Но… я скажу вам по секрету кое-что, вы не выдадите меня? 
— Обещаю, зрители поручатся за меня!
— Тогда слушайте! С первыми же космонавтами, которые вышли за пределы Луны, связь неожиданно прервалась. Когда они возвращались обратно, она сама собой вновь восстанавливалась. Как явствует из донесений, другие космонавты после прохождения определенного расстояния от центра Земли неожиданно начинали слышать голоса своих умерших родственников. А потом у них начинался провал в памяти. Непонятно почему государства засекретили эту часть полетов. А что вы думаете насчет этого?
— Насчет умерших родственников или секретности?
— О глухоте, и немоте,  временно поражавших космопроходцев. И о провалах в памяти.
— Да что я могу думать? Ведь мне не довелось побывать в космосе! Вы бы нам подсказали?
— Хорошо! Дело, понимаете ли, в том, что там кончалось действие так называемого шестого энергетического уровня, без которого мы просто не способны думать. Так что за пределы этого круга можно выйти только при одном условии.
— Поделитесь с нами, господин лауреат!
— Надо иметь специальное энергетическое устройство, позволяющее поддерживать уровень разумности вне пределов, которые я назвал.
— Но вам же в свое время  удалось проникнуть в соседний параллельный мир?
— Потому что мне дали такую штуку. Ненадолго.
— И кто?
—Да инопланетяне.
— А я понял, что вы считаете, что инопланетян не существует?
— Почему же? Галактика нашинкована разумом, как булочка изюмом. Очень высоким разумом, не чета нашему. Всех жителей других планет, безусловно, следует считать и называть инопланетянами. И они существуют в своем реальном времени. Примерно на каждой из десяти – двенадцати планет, в системе которых есть карликовое солнце.
— Почему же они тогда избегают встреч с нами? Если у них такие замечательные технические возможности? Человечество так одиноко чувствует себя во Вселенной…
— Чушь, будто бы людей гложет надежда, что во Вселенной они не одиноки. Большинству глубоко наплевать, существуют ли другие вселенские миры и их обитатели. Они считают, что даже на шарике людей развелось непомерно много. И стараются всеми силами исправить это упущение! А чего собственно следует ожидать от такой встречи, если она вдруг произойдет? Ну, встретились, а дальше?
— Они дадут нам новые технологии, о которых мы и не ведаем. Вроде той штуки, о которой вы говорили,  например.
 — Так вы полагаете, что инопланетяне – благотворительное общество?   
— Нет, мы не такие уж захребетники! Мы отплатим им!
— Чем позвольте поинтересоваться?
— Не знаю, но думаю, на Земле есть вещи, которые могут их привлечь.
— Замечательно! Давайте включим логику. Итак, инопланетяне прилетели. По какой причине? Да потому, что у них технологии, как вы справедливо заметили, на недосягаемой для землян высоте. Так задайте себе вопрос: нужно ли им договариваться с нами об обмене? Если они могут и без нашего согласия просто взять у дикарей то, что им понравится?
— Вы имеете в виду, что пришельцы могут  просто отобрать у землян то, что нужно? Но это называется бандитизм!
— Вам знакомо такое имя – Секвойя? Это не название дерева. Дерево было названо именем этого выдающегося человека. Секвойя был вождем индейского племени чероки. Завоеватели из Старого света, явившиеся в Америку, уничтожали коренное население. Поскольку отсталое, оно не ведало Бога и не знало прогресса. Секвойя, глядя на завоевателей, решил поднять свое племя до уровня белых пришельцев. Он создал алфавит и собственную письменность. Начал выпускать первую и единственную индейскую газету. И первая индейская книга тоже написана с помощью знаков, созданных Секвойей. Чероки под его влиянием приняли христианство. Однако американское правительство выселило индейцев в мертвые земли. Многие погибли по дороге, а еще больше умерло на новом месте жительства. Скажите, у вас повернется язык, назвать предков нынешних американцев бандитами?
— Но…
— Причем тут «но»? Мы, говорим, что всегда стремимся к правде. Но почему-то исключительно в извращенной форме. Почему вы считаете, что инопланетяне должны относиться к нам лучше, чем люди относятся к своим же земным собратьям? К тому же талант – один из самых тяжких непростимых грехов. Разве мы смогли бы простить им, что они умнее нас?
— Но люди могут дать инопланетянам достойный отпор!
— Да-да-да! Откройте любой роман о войне с инопланетянами-завоевателями. Земляне  всегда побеждают. Несмотря на высокое техническое превосходство космических пришельцев. Отпор, как правило, лично возглавляет дебил президент. А убивают их обычно какие-нибудь факторы, о которых они и представления не имели. Умственный эксгибиционизм какой-то! Но вы-то уж способны понять, что технологиям, превосходящим земные, вряд ли можно что-то противопоставить? Особенно, если они пришли завоевывать нас. Но главное убедить себя, что это можно и нужно сделать. Разве не с этого начинались все войны?
 — Это печально! Но неужели человечество так и не сможет договориться с пришельцами?
 — Я, возможно, не прав, но у меня такое ощущение, что разделение общества на людей, у которых есть все, даже то, что им не нужно, и тех, у кого элементарно плохо с хлебом, не способствует серьезному развитию талантов людей. Да и вообще ума, как такового. Жизнь так колотит  людей, ежедневно ищущих хлеб, по голове, что, кажется, отбила им мозги и уши. А о чем же договариваться, коль голова пуста? И ещё одно «возможно».  А что, если им не понравится уклад нашей жизни? Не окажется ли это решающим, чтобы вся наша цивилизация была удалена, как раковая опухоль? Постарайтесь поставить себя на место космических гостей.
 — Вы меня озадачили! Ну а если инопланетяне прибудут на Землю с познавательными целями? Скажем лучше узнать нас, помочь нам стать другими?
— Ну, вот! Прямо какой-то хрустальный  звон маниакальной депрессии! Братство! Мы прямо со слезами на глазах готовы требовать их любви и благожелательности. Ну, во-первых, мы наверняка не удержимся, чтобы что-нибудь у них не спереть. А, во-вторых, кто же будет тратить огромные средства, энергию, которая суть сожженная материя, время или даже жизнь на такое туристическое путешествие? Или пересекать космические пространства ради сомнительного удовольствия научить нас думать иначе? Еще есть и, в-третьих! Очень ба-а-льшой вопрос – захотим ли мы стать такими, как они? Как минимум без хорошей палки тут не обойтись. А что если им покажется, что для достижения цели надо несколько миллионов показательно уничтожить?
 — Но это не демократично!
— Вот-вот! А убивать друг друга и унижать за какие-то фантики – вполне в духе демократии! Браво! Вы не считаете, что за достойную жизнь большинства большой платой не может быть жизнь кучки негодяев? А вот у инопланетян может оказаться диаметрально противоположный взгляд на эту идею. И вдруг она не покажется им ни аморальной, ни антидемократичной?
— Но если вдруг к нам прибудут какие-нибудь ящеры? Как же земляне смогут понравиться им, тем более стать такими же?
— Сразу видно, что вам никогда не доводилось общаться со свихнувшимся психиатром? Это очень распространенная  среди них болезнь. Ведь мы все немножко не в себе! А паранойя порой еще и пропуск в высшие эшелоны власти. Гитлер, например. Посмотрите на себя! Неужели так сложно догадаться, что разумная форма просто должна быть универсальной. Так сказать, единой для всей Вселенной! Зачем Всевышнему создавать разумных ящеров? А пусть  даже и ящеры? Если они лучше и умнее нас, почему нам не начать учиться у них?
— Наверное, это хорошо. Но выгод от такой встречи все равно – ноль?
— И вы, как истый землянин, решили не встречаться с ними только потому, что они не похожи на вас? А, может, и обезьяне не стоило слезать с дерева? Где цель, с которой Творец создавал обезьяну?  А мы тут о ящерах с другой планеты…
— Простите! Но разве  все эти артефакты, которые оставлены тут, не заставляют  людей верить, что инопланетяне  побывали на Земле? Земная наука до сих пор объяснить их не в состоянии. Может, хоть в этом инопланетяне нам помогут разобраться?
— Мне кажется, что все эти разговоры в пользу бедных! Если бы человечество в своей массе,  хотя бы наполовину было ближе к Секвойе, чем к тем, кто сгонял чероки с насиженных мест, возможно, загадки артефактов давно бы утратили актуальность. А так… Ну, скажите, зачем идиоту телескоп?»...
Он помнил, как горячо благодарил Керна за второе интервью, когда выключили «юпитеры». Керн тогда мягко улыбнулся ему. И очень по-дружески сказал:
— Не стоит! Мы оба делали свою работу. — И усмехнулся напоследок: — Хотя, по совести, мне это очень приятно слышать! Редкая штука! Если человеческой благодарности когда-нибудь поставят памятник, то он будет, несомненно, изображать кукиш из железобетона.
Может, это одна из главных причин, почему инопланетяне не хотят иметь с нами дел? Крам выключил телевизор. Уже когда они пожимали друг другу руки, прощаясь,  он спросил, а не видит ли Керн в этом самом кукише благодарности некое изъявление свободной воли? 
— О какой свободной воле вы говорите? — Расхохотался Керн. — Разве мы пришли в эту жизнь по своему желанию? Разве мы покинем земную юдоль по своему усмотрению?  Хотя, конечно, каждый вступив в эту жизнь, получил в  подарок три права: распоряжаться своей жизнью, стать хозяином своей смерти и научиться думать. Ну и как часто используют люди эти права?
Постаревший телеведущий подошел к окну. На улице, было темно и пусто. Глазам предстала занимательная картинка. Шли мужчина с мальчиком, о чем-то беседуя. Затем они встали на четвереньки. Потом побежали. Очень неловко, иногда останавливаясь, потом снова опускаясь на четвереньках. Словно к чему-то приноравливались.
И снова продолжали бег. Крам смотрел с недоумением. Безумный город! Потом он услышал какой-то полный торжества и гнева нарастающий звук. Неожиданно он почувствовал, как у него закружилась голова. Он добрел до дивана, чувствуя, как силы покидают его. И лег. Уже засыпая, он подумал:
«Господи! А ведь и, правда, зачем идиоту телескоп?»
                ***
      Мальчонка лет шести, которого Крам видел из окна, сначала шел, крепко держась за руку отца. Они оказались на двойной белой полосе улицы, когда сын, начал выдергивать руку.
 — Пап, глянь, глянь! Что делают звездочки!
 — А что они делают? — не очень охотно отозвался отец. Как и все взрослые, он не любил смотреть на звезды. И давно позабыл, когда это случилось в последний раз.
— Да ты посмотри вон на те две звездочки. Одна прямо тащит другую. А та, другая, как будто обессилела и хочет упасть! А снизу их догоняет целая стая звездочек. Раньше они такое не вытворяли!
— Ах, это? — Равнодушно бросил отец.— Правда, какие-то необычные звезды. Кажется, их называют блуждающие. Те, что догоняют, стремятся, наверное, помочь той, которая обессилела и ее тянет верх другая.
И тут неподалеку раздался вой. Потом звук начал нарастать и, казалось, шел уже со всех сторон.  И превратился в оглушительную какофонию, начавшую звучать, как неприкрытая угроза.
Мальчик встал на колени.
— Пап, у меня кружится голова! Что со мной?
— Не знаю почему, но у меня – тоже. — Ответил отец. И тоже встал на колени. Потом опустился на пятки, словно собираясь приступить к молитве.
Потом оба почувствовали некий прилив сил.
— Давай быстрее домой! — сказал взрослый. — Не нравится мне все это! И движущиеся звезды, и этот вой. И они побежали, все так же порой останавливаясь, тяжело дыша, и после короткой передышки припускались снова… 
«И произойдет обезьяна от человека!» — почему-то пришли на ум отцу слова. Но он, так и не смог вспомнить, слышал ли их где-то? Тогда от кого, где, когда? Или они возникли в его голове сами по себе? А, может, он сам это придумал? Тут пришла еще одна мысль: «Какой мерой вы меряете, такой и вам отмерено будет!» А как это? На мгновение задумался он. Но надо было спешить! Подальше! От внезапно охватившего страха!

          26. 05. 2005 – 28.05. 2019               
 Россия – Китай – Египет — Кипр – Греция – Италия — Россия

Уважаемые читатели!
В ближайшее время будет опубликован второй роман-прозрение о человечестве "Шестая реалия". Заходите иногда на мои страницы. Чтобы не пропустить!
Для всех кому понравился "Последний в роду своем!" сообщаю, что есть небольшое количество печатной версии. Для любителей живой бумажной книги и желающих порассуждать над ее страницами это то, что надо. Приобрести ее можете, обратившись ко мне через мою страницу - раздел "Рецензии".

РАССКАЗЫ




















РОКФОР

Агидан -2 —  Ротрану. Главное Управление Разумных Цивилизаций. Тор-Руху. Совершенно секретно. Только для Ваших глаз.
« Мною получено сообщение с планеты Три S  из системы звезды G2V («желтый карлик») от находящегося там в настоящее время светонавта с Агидана-2. Пересылаю его к вам как руководителю Организации, в компетенции которой принятие нестандартных решений в силу данных лично вам  полномочий.
ПРИЛОЖЕНИЕ: Полный текст светограммы, прошедшей обработку от возможных дельта-искажений смысла» 
С уважением  космокорректор высшей категории Хэн - Бор».
 «Три S – Агидан -2, Управление Космокоррекции, космокорректору высшей категории Хэн-Бору.
Я испытываю чувство вины, что вот уже восемь оборотов планеты вокруг G2V не давал о себе знать. Но события на меня буквально обрушились после посадки на третью планету системы (Три S). Их нужно было осмыслить и пережевать. Как в прямом, так в переносном смысле этого слова.
Скажу сразу, чтобы больше не возвращаться к данным вопросам, что расчеты наших космологов оказались весьма точны, как по месту приляземия (местная цивилизация именует свою планету Ля Зем), так и по времени прибытия. Новейший светохронотракт, испытать который мне была оказана высокая честь, действует безупречно.
Мое время спрессовано до предела. Ибо для настоящего ученого подобная планета притягательна, как сладкая догнивающая падалица.
Там, на Агидане-2, мы только могли строить предположения о существовании разумной жизни на этой планете. Эти предположения подтвердились не просто, а, я бы сказал, блестяще. Так что хотя и запозданием, я спешу доложить, что тут не только существует разум, но и им достигнута невероятно высокая степень цивилизации.
Столкнувшись с нашими собратьями по разуму впервые, я долго протирал глаза, опасаясь, что это мираж, вызванный непривычным космическим путешествием. Внешне ляземцы выглядят совершено, как мы.
По всем признакам это черви, прошедшие долгий и сложный процесс эволюции. Их тела также вытянуты. Передвигаются они сокращение мышц брюшных колец. Т. е и ползают, точно, как мы.
Впрочем, в отличие от нас, у них существует деление на расы: белую, желтую, красную и черную. Поэтому не исключено, что они, возможно, и не придали бы встрече со мной того значения, которого она заслуживает как первый Контакт между представителями разных галактических цивилизаций, если бы я сам не приложил усилий, чтобы донести до них эту важную весть.
Мы столкнулись в тридцати сантимах от хронотракта. И мне даже не понадобился переводчик. Их язык прозвучал для меня как родная речь. Хотя и с  некоторым иностранным привкусом, вносимым определенными диалектизмами. Так что проблем в общении не возникло. А уж если речь, как утверждают наши лингвисты, есть способ моделирования сознания, то мы не просто собратья по разуму, но и космическая родня.
Я представился им пришельцем из другой планетарной системы. И их интерес ко мне сразу же стал неординарным. Они ощупывали меня, забрасывали вопросами и не переставали удивляться, что существуют иные миры, где  у них есть такие сородичи.
 — Да, — сказал президент этой свободной страны Ши-Ши, подводя итоги третьего дня знакомства, — есть многое на свете, друг Горацио (кто такой, выяснить пока не удалось!), что и не снилось нашим мудрецам! Как говаривал Шекспир (кто такой, надеюсь вскоре узнать!)
Однако, уже скоро я понял, что все упоминавшиеся лица являются представители некой субцивилизации, которая питает гиперцивилизацию местных червянос — так они называют себя – физически, а порой и духовно).  Меня окружили заботой и вниманием.
— Мы познакомим Вас с устройством жизни нашего общества! — Пообещал мне Ыш-Ыш, министр иностранных дел, приближенный к президентским кольцам.
— Мы постараемся дать ответ на любые возникшие у Вас вопросы, почтенный пришелец из других миров! — С энтузиазмом поддержал его Иж-Иж, персона не менее значительная.
 Я был в восторге. Разве эти предложения не свидетельствуют о высоте их умственного развития? Тогда как у нас подчас не способны дать объяснение простому явлению так, чтобы сделать это объяснение совершенно невнятным. Впрочем, приношу свои извинения за то, что отвлекся.
Ля Зем прекрасная планета. Ее натюрмопейзаж просто создан для цивилизаций, подобных нашей. Взметнувшиеся к самым небесам, стрелы трав столь густы, что у корней всегда влажно и прохладно. Даже в жару. Но и они кажутся карликами в сравнении с так называемыми цветами.
Немалую часть планеты занимают леса кустарников и деревьев, которые еще огромнее трав и цветов. Их ветви сбрасывают к своему подножию столько сладкой и  питательной падалицы, что цивилизация, аналогичная нашей здесь просто не могла не появиться.
Эту красоту даже не портят так называемые каменные строения – совершенно  бесполезные сооружения гипоцивилизации, о которой я расскажу ниже.
 Эта богатейшая страна свободных и независимых существ называется Складбисче. Я немало поработал, чтобы уяснить себе смысл этого не совсем понятного названия, прежде чем мне открылись в нем глубина и смысл, отражающие магистральный путь развития ляземской цивилизации.
Что такое «склад», надеюсь, разъяснять особо не стоит, поскольку и мы в известных пределах используем подобное понятие как место хранения продуктов питания и предметов потребления.
Однако следующая часть названия страны – «бис» - требует некоторого пояснения. Это особое ляземское одобрительное восклицание. Оно отражает восторг и требование повторить интересное зрелище. Оно обычно сопровождается оркестром, завываниями людей в черных одеждах и выступлениями членов гипоцивилизации. Словом, это высокоторжественная церемония. (У нас с этой же целью выступающих просто захлопывают!).
Что же касается части  «че», то это всего лишь первый слог словосочетания «челюстной двуногий». Так здесь называют представителей гипоцивилизации, о которой я уже упоминал.
Эти существа быстросмертны, и по истечении определенного количества оборотов превращаются в высокопитательную падалицу. Или, как здесь говорят, в целях отличия от падалицы растительной,  в падаль.
Эта падаль сама дозревает в почве Ля Зема, куда ее закладывают другие, на тот момент  еще живые, представители гипоцивилизации.
Таким образом, слово «складбисче» является в научном смысле аббревиатурой, а в узком означает место, где наши собратья по разуму хранят впрок продовольствие, которое само себя заготовляет.
Теперь я подошел к необходимости пояснить, как налаживался этот процесс, для чего мне потребуются все знания, приобретенные мной у ляземцев.
Как гласит светская легенда, Ля Зем вначале была безвидна. И великий разум сотворил ее из хаоса (что собой представляет этот материал, предстоит выяснить!). Однако из вышесказанного я готов сделать вывод, что история тут, как и в других мирах, единственная наука, которая не имеет сколько-нибудь материалистических начал. Их заменяют космогонические мифы, распространенные и в нашей галактике.
Конечно, с научной точки зрения подобная теория никакой критики не выдерживает. И я  склоняюсь к  выводу, что Ля Зем, подобно Агидану, возникла, как упорядоченный сгусток материи.
Спустя миллионы лет на Ляземе возникли необходимые условия: а) для появления растительной падалицы в огромных количествах, б) популяции разума, готовой воспользоваться этим, поскольку дары природы всегда кому-то предназначены.
Судя по всему, Ля Зем была раем, подобно Агидану. К сожалению, ученые планеты до сих пор не выдвинули ни одной научно обоснованной  теории возникновения здесь аналитического разума. Я же лично готов разделить мнение, что Ля Зем подверглась жесткому космическому излучению.
В результате здесь на третьем – шестом миллионном витке появились живые организмы, в том числе будущие Червянос  вульгарис, которым было суждено стать впоследствии Гиперцивилизацией Shervianos sapiens. И слабоумные Челюстные двуногие, которых подняли до уровня гипоцивилизации.
Однако это не был жест доброй воли. В результате интервенции фаунической формы жизни, флоры и ее продукта падалицы стало на всех не хватать. И цивилизация ползающих, в отличие от видов, передвигающихся с помощью ног, оказалась на грани катастрофы.
Вероятно, высокий разум Shervianos мог бы и вымереть, если бы не наука и ее яркие представители, которых породила цивилизация. Опытным путем они установили: что так называемые животные, в отличие от разумных Shervianos, по прошествии времени сами превращаются в падалицу.
А животная падалица в свою очередь может служить пищей для Shervianos; и, наконец, было сделано эпохальное открытие, всемирно прославившее его автора как выдающегося ученого. Суть его состоит в том, что животная пища способствует развитию мозга  в гораздо большей степени, чем растительная.
Этот был революционный переворот, после которого даже самые недостаточно интеллектуальные Shervianos, воротившие нос от животной падалицы, возжелали превзойти своих сородичей в разумности при помощи поедания животной пищи.
И несомненный прорыв. Ля Зем по существу стала своего рода рокфором. (Так субцивилизация называет сорт сыра – продукта, произведенного из скисшего молока с множеством отверстий в нём. Челюстные двуногие считают, что они проделаны грибком  Penicillium roqueforti.
Имеется даже легенда, гласящая, что  кусок обычной брынзы (скисший продукт, получаемый путем изъятия молока у коров), был оставлен пастухом на хлебе (пока неизвестный мне переработанный растительный продукт!).
 Неожиданно из названного хлеба потянулись благородные голубые нити со спорами этого самого грибка, буквально изрешетившего сыр.
При этом люди, считающие его деликатесом, так и не додумались до вопроса, откуда в куске пропеченного хлеба оказались живые споры грибка? На самом же деле, производители этого вида сыра скрывают, что плесень создают в нем черви.
Каждая головка деликатеса насквозь пронзена неисчислимым количеством тоннелей, прорытых этими существами. Но двуногим так было внушено хозяевами планеты. Так они думают и до сих пор.
Научить падаль заготавливать себя впрок, было эпохальным открытием. Его не сделать на сытый желудок. И как все гениальное, оно просто. Ведь скольким набили щишки на голове падающие яблоки. Но только Ньютон (кто такой предстоит выяснить!), которому Shervianos позволили открыть закон Всемирного тяготения, получил по макушке не зря.
(Кстати, для поддержания у гипоцивилизации уверенности, что она и есть самая высокоразумная, наши сородичи часто позволяют ей не только совершать открытия в разных сферах. Но и охотно применяют их в собственных науках. А также цитируют двуногих. Этих лиц считают великими).
Итак, дело решилось наилучшим образом. Гиперцивилизация получила питательнейшую пищу, а с ней возможность бурного как индивидуального развития, так и развития всего общества.
Восхитителен побочный эффект. На планете были полностью разобраны завалы животной падалицы, которая не находила применения долгие тысячелетия.
Наступила не только эпоха разума, но и чистоты, которая по утверждению древних римлян (значение термина пока мною не установлено!) является залогом здоровья.
Однако падальные ресурсы довольно быстро были исчерпаны. И в этих условиях интеллект начал воспринимать свою зависимость от игры случая и произвола природы как факт, позорящий само понимание разумности. Не ждать милостей от природа, а взять их у нее – вот наша задача! Примерно так воскликнул некто Мичурин (льщу себя надеждой скоро выяснить, относится ли он к челюстным или Shervianos!).
Ученые Ля Зема создали глубоко продуманную систему жизнеобеспечения. Изучая ее, я впервые столкнулся с неведомым мне термином «пасти». Так называют  полное исключение самопроизвольного выпадения животного в падалицу в любом ином месте, кроме как на складбисче.
Для осуществления этой задачи необходимы некое лицо или существо, осуществляющее общее руководство процессом выпаса всего мясного запаса планеты. Здесь у него есть много названий.
Вот некоторые из них – вожак, пастух, главарь, пахан. Последнее считается уменьшительно-ласкательным от какого-то другого забытого слова. (Какого именно, надеюсь разузнать!)
Понятно, что цивилизации, подобной нашей, такая задача оказалась бы не по плечу. Ввиду несоответствия массы приручаемых и приручающих.
Но пусть масса мала, но велик разум! После долгих раздумий и поисков ученые остановили свой выбор на челюстном двуногом.
Конечно, эти слабоумные обезьяны не справились бы со столь сложной задачей. Но Shervianos тщательно продумали, как улучшить их мыслительные способности для создания хотя бы гипоцивилизации.
Сложности, судя по всему, были большие. Мне не удалось пока добраться до научных методов, которыми был совершен этот эволюционный переворот. Но, право,  не стоит игнорировать и легенды, которые в аллегорической форме бросают свет на то, как решалась проблема создания гипоцивилизации.
Вот некоторые строчки из древнего эпоса «Червиянна», который многие молодые особи знают наизусть: « Они (черви! Примечание мое Ч.) вползли в его (челюстного двуногого. Прим. мое Ч.) мозг и внесли туда зачатки сознания и знаний. Они передали им часть своих знаний, но ограничив их тем минимумом, который способен поставить двуногих на службу Высокому разуму.
С этого мгновения челюстные начали мыслить. Но только категориями, нужными хозяевам планеты.  И не случайно в небогатом лексиконе двуногих многие их чувства и состояния определяются прямой ссылкой на высокоумных червей.
Червяк жадности, червячок сомнения, черви ревности, черный червь тоски и т. д. Среди двуногих в широком ходу такое выражение, как «заморить червячка», что означает ублажить своего хозяина в желудке, где обитает в основном разновидность ляземской расы - глисты. Реже солитёры.
Все это прямые свидетельства особой нежности, которую благодарная гипоцивилизация испытывает к создавшему ее разуму. Один из двуногих (автора пока установить не удалось!) даже написал оду в честь Червя.
К сожалению мне удалось ознакомиться только с одной строкой : я – червь, я – Бог…» По-моему это произведение в целом должно представлять особый интерес для теологии, ибо воспевает божественное начало Червя.
Стада животных, выпасаемых двуногими,  повсеместно начали бурно расти. Все выстроилось в стройную цепочку. Малоразумные челюстные выпасают совершенно неразумных животных. И превращают их в падаль, которой раскармливают себя. Правда, при этом, как говорят мои новые друзья, которых я приобрел с момента приляземния, после них остаются по большей части кости, которыми сыт не будешь.
Но в свое время  выкормленные  мясом двуногие сами превращаются в чудесную падаль, особо ценимую их хозяевами. И цивилизованно запасают ее впрок – на  складбисче.
Правда, тут от обилия пищи едва не возникла вторая волна экологической катастрофы. Ибо хотя Shervianos расплодились настолько, что продырявили планету, подобно тому, как их мифические предки пронзали насквозь головку сыра рокфор, но даже этих многократно умноженных  сил на поедание всей падали не хватало.
На планете появились куда более страшные болезни, чем ВИЧ, хотя последний, как утверждают знающие коллеги, был придуман в недрах крупнейшей разведки известнейшей страны челюстных двуногих.
Но идея рождается из нужды. И поэтому разумным червям вновь пришлось осенить наших братьев по разуму. В основе новой идеи лежал девиз: «Разделяй и властвуй!» Так  двуногих разобщили на две группы, одна из которых была небольшой, но была объявлена собственником всех богатств Ля Зема.
На долю же другой, весьма большой группы, ничего не досталось, кроме возможности работать на высокую касту за жалкие крохи падалицы. Двуногим рабам внушили, что жизнь – это сотрудничество, в котором сильный пожирает слабого.  Поэтому умный обязан всегда быть богаче глупого. И что существующий на том свете Космический Президент, создавший Ля Зем и все сущее на нем, не позволит никому нарушать эту субординацию.
Как сказал Макиавелли (кто такой, предстоит выяснить!), цель оправдывает средства! И она себя оправдала. Перенаселение больше не угрожает. Наши собратья по-прежнему в изобилии и регулярно получают сытную и вкусную пищу. Отчего их разумность многократно повысилась.
 А богатые двуногие теперь так распределяют общественные богатства, чтобы лишняя падаль на Ляземе не разлагалась понапрасну. От чего планета вновь стала чистой и прекрасной.
Таким образом, отрегулировав процесс производства и распределения благ, избавленные от тяжких хлопот по добыванию пищи, наши собратья получили возможность сосредоточить свои интеллектуальные силы на развитии духовных начал.
Откровенно говоря, звезды и космические тайны их не привлекают. Ибо между нашими двумя цивилизациями есть небольшое отличие – ляземская  не способна смотреть вверх, ввиду отсутствия такого опорного аппарата, как у нас. Но зато поразительны их достижения в такой важной науке как естествосоитие.
Если прежде, как и мы, они размножались простым делением, то теперь им известна одухотворяющая сила половых контактов и размножение путем яйцекладки. И, надо отдать им должное, это общество с либеральными ценностями.
Свобода выбора тут ничем не ограничивается, кроме собственной воли каждого индивидуума. Согласно этому постулату самец имеет право выбрать себе ту самку, которая ему нравится. А если она откажется, изнасиловать ее.
Набирает обороты еще один способ размножения – клонирование, т. е создание своих двойников на основе одной-единственной клетки, изъятой у донора.
Правда, клонирование пока находится в экспериментальной фазе и испытывается на подопытных двуногих. Причем с особым удовольствием подвергаются ему главные вожди малой касты (группы) – президенты и военачальники челюстных двуногих, которые опасаются быть убитыми или раненными со стороны касты нищих.
Хотя наши сородичи ввели в головы рабочей силы запрет на такие действия, путем замены ненависти, присущей ущербной касте на восторженное отношение к любым действиям со стороны руководства.
Лучшим примером того, чего удалось достигнуть, является Гадилия. Ее президент Мрлад Путассу 666 регулярно морит своих рабов голодом, нервными стрессами, войнами, кстати, отменно регулирующими сокращение популяции.
И уже угробил почти пятую часть населения страны. Но, тем не менее, его личный рейтинг, как называют тут гибрид сексуальности и популярности, высокопоставленного челюстного двуногого достиг самых высоких отметок.
Завистники утверждают, что дело обстоит очень даже наоборот. А сам рейтинг дело рук правящих червей и пропаганды Гадилии. Но какая разница, если гиперцивилизация не ощущает дискомфорта?
Жизнь на Ля Зем настолько насыщена и интересна, что мне кажется, что это новый и перспективный (а местами, я бы сказал, магистральный) путь развития разума и духа. Я думаю, что он достоин нашего особого внимания и изучения. Ведь перенять лучшее у собратьев по разуму – главная задача любой цивилизации.
Наши собратья, хотя и без особого энтузиазма, но откликнулись на мое приглашение посетить Агидан – 2. И если мы увеличим мощность нашего хронотракта до силы, способной перенести на Агидан массу челюстного двуногого (в среднем 80 килограммов), то один из них будет направлен к нам как контейнер.
 Прибыв на место, этот живой контейнер опорожнится (местный жаргон, означающий выделение шлаков из организма). И посланцы, которые будут находиться в экскрементах, бросятся в объятия агиданцев.
Прошу рассмотреть вопрос установления официального контакта с Ля Зем.
Жду дальнейших указаний
                Светонавт Червяно 28289874568 – гамма».
Тор-Рух положил документ на стол. При этом по его лицу пробежало облачко задумчивости. Затем он сделал под письмом светонавта запись.
«К сожалению, мы долгое время не обращали внимания на обитателей Ля Зема из системы «желтого карлика» G2V. А между тем здесь довольно быстро развилось сообщество  - назвать это цивилизацией мне кажется уместным. А по-научному – трупофагов. 
Известно, что говорящий ни в коей мере не означает разумный. Но здесь мы столкнулись с самой что ни на есть настоящей разумностью. Она творит общество будущего. Боюсь, мы проморгали становление этого разума. И сам по себе этот факт не делает нам чести.
Но главная опасность, мне видится в возможной попытке распространения этой «системы ценностей». На соседнюю Ля Зему околоцивилизацию, если это произойдет без нашего контроля. Она до сих пор развивалась бурными темпами и достигла неплохих результатов в выполнении особой задачи Разума – в выживании на своем участке Большой Галактики-8.
Исходя из изложенных фактов, считаю необходимым:
1. Светопроходцу Червяно 28289874568 – гамма покинуть планету Ля Зем и вернуться на агиданскую базу.
2. По возвращении  провести со светопроходцем курс стирания памяти до прежнего состояния.
3. Отчет хранить под грифом «совершенно секретно».
4. Ля Зем закрыть для посещений и иных контактов на ближайшие годы. Отправить туда видных ученых для научного уяснения ценности данного вида разума. Подготовить десант для высадки на планете с целью не распространения ценных знаний без нашего ведома.
Тор-Рух, главный космокорректор. дата, подпись.


               




               


                МАШИНА РОКА

Галактика Лорекс, Троннол, Планета-1 системы Карлика-6 уровень разумности 2

Магистр А-Эл был на взводе. Хотя ни один мускул его холеного лица, обрамленного черной шевелюрой и такого же цвета интеллигентской бородкой клинышком, ничем не выдавал этого.
А все эта дурацкая ошибка! Из-за нее его и пригласили сегодня, как он понимал, на внеочередное заседание Главного Совета планетарного управления связью, отношениями и взаимодействием всего Сущего. Как руководителя сектора управления Закономерностью.
 Сегодня высокочтимые коллеги, надо полагать, ему припомнят все. И апломб,  который звучал в речах А-Эла, когда он говорил о приоритетности своего управления над управлением коррекции Случайности. И недружелюбность, с которой он высказывался в адрес руководителя сектора Изучения Случайностей О-Ми. Хотя тот всегда весьма тактично подмечал слабости в его выступлениях. И уж, конечно, вряд ли простят ему одиозное заявление, что случайности вообще в природе нет.
А разве было у него для этого хоть одно незыблемое основание? Что он мог предъявить в качестве такового, кроме машины, возможности которой еще недостаточно опробованы?
 Машина эта сооружалась им в тесном контакте с И-Фе, косинджером, чей авторитет на Тронноле, первой и единственно разумной планете в Галактике Лорекс, был весьма весом. Однако дело завершилось весьма странно. И-Фе неожиданно уехал, оставив ему  записку в лаборатории, где велись проектирование, сборка и отладка машины.
И-Фе сообщал магу А-Эл, что ему удалось  ускорить завершение работы и опробовать машину во время краткого отсутствия коллеги.  И получить ожидаемый результат. И-Фе предложил назвать агрегат машиной Рока, тем самым символизируя, что Судьба отныне стала управляемой.
 Транноланцы уже делали попытки корректирования будущего. Машина же должна была открыть эру победы разума над  любым неожиданным или непредвиденным явлением. Даже над сложнейшими космическими катаклизмами.
« Маг,— писал в заключение в своем письме косинджер, — я решил устроить себе небольшой, но вполне заслуженный за столь непростую работу отдых. На пустынных островах  Морянии. И  предлагаю тебе самостоятельно опробовать машину не в испытательном, а уже в рабочем режиме. И тем самым доказать, что любые неотвратимые явления отныне не существуют.
 Объект для серьезного испытания они приглядели давно. В районе туманности Млекопу ученые обнаружили движение потока частиц, который способен уничтожить саму жизнь на Транноле. Мнения мужей науки об опасности, как обычно, разделились.
Одни считали, что жесткие лучи должны было пройти в ста миллионах миль от Траннола, не причинив вреда. Другие же полагали, что, поток все же коснется Траннола. И нанесет серьезный ущерб.
Подтверждение той или иной версии следовало ожидать не раньше, чем через два столетия. Иначе говоря, время для решения этой задачи хватало с избытком, чтобы принять действенные меры.
А-Эл же намеревался решить проблему, не откладывая, с помощью машины, конструирование которой подходило к концу. Из чего и родилось заявление, что сектор, возглавляемый им, сумеет принять меры уже сейчас. И докажет, что никакой неотвратимости в мире нет. И не может быть.
Можно, конечно, по-разному относиться к самоуверенности А-Эла. Однако надо отдать ему должное, он смело запрограммировал машину на ликвидацию угрозы. Решение  привлекало простотой.
Он предлагал свернуть поток в замкнутое кольцо вокруг Ренала, безжизненной и далекой планеты, которое будет вращаться вокруг нее. К тому же это давало возможность подумать над применением энергии «кольца» в дальнейшем.
И все оно, конечно, вышло бы так. Если бы не этот олух Рэ-Эн. А-Эл передоверил ему ненадолго управление машиной. А тот непостижимым уму образом проморгал важнейший момент, когда конец луча опишет круг и замкнет кольцо.
 В результате луч выскользнул и снова понесся к Траннолу. А-Эл исправил ситуацию, встав к аппаратуре лично. Но теперь в космической бездне вращалось не изящное кольцо, а вибрирующая «восьмерка», над которой потешается весь Траннол.
Ах, если бы в этот момент в лабораторию не вошла Да-Сел, чья красота выбивала из колеи всех мужчин! А уж об А-Эле, который был без ума от красавицы, разговор отдельный! Это из-за нее они с магом О-Ми считали друг друга соперниками. И даже в какой-то мере врагами.
 Да-Сел знала это и вела себя с каждым из них так, что обоим казалось, будто она отдает предпочтение именно ему. Фёртова кокетка! Два огромных миндаля ее глаз, казалось, обещали каждому: только ты! Хотя и не вполне конкретно.
В общем, он был влюблен как мальчишка. И когда Да-Сел вошла, он, передав контроль помощнику, малодушно бросился к ней. Так и получилась проклятая «восьмерка», которая, будучи даже явлением незначительным, способна пошатнуть все его утверждения, что миром правит исключительно закономерность, придав огромное значение этой мелкой случайности.
Понятно, такое оправдание  весьма сомнительно. Хотя, с другой стороны…  Именно эти миндали и подвигли магистра на создание машины. В надежде, что изобретение склонит именно к нему сердце Да-Сел.
А-Эл поймал себя на мысли, что в его рассуждениях началось что-то вроде короткого замыкания. Когда электронная трель сообщила, что у порога его лаборатории гости.
Пластиковая дверь пропустила элегантную Да-Сел, тень легкой обиды на лице которой, смешанная с оттенком непонятой вины, придавала ей особое очарование. От всего ее облика веяло таинственностью и неприступностью.
Следом вошел магистр О-Ми. Его распахнутый и  развевающийся халат, каждой складкой подчеркивал особую уверенность ученого в деле, которому он отдает себя. Это с недавних пор сильно раздражало А-Эла.
— Маг! — прямо с порога начал он, — От всей души хочу поздравить вас. Вы блестяще вышли из ситуации, в которую вас загнала ошибка программы.
Говорил он чистосердечно. Но А-Эл увидел в том насмешку. И потому счел нужным парировать.
— А я подумал, что лью воду на вашу мельницу! — Подразумевая, что получившаяся «восьмерка» может сказаться на сближении коллеги с Да-Сел.
 — Что ж тут есть доля истины, — согласился О-Ми, думая совершенно о другом, — отказавшись от услуг нашего  сектора,  вы, невольно подтвердили необходимость коррекции случайностей.
— Я думаю, что случайность вскоре будет вовсе исключена из области управления Сущим, как если бы ее никогда и не было! — начал закипать А-Эл.
О-Ми это развеселило. Он не без легкой тени ехидства поинтересовался, не этим ли путем собирается маг заслужить благосклонность некоторых коллег. Подразумевалась, разумеется, Да-Сел.
Да-Сел знала о чувствах А-Эла. Ощущая себя невольной виновницей вчерашнего происшествия, она хотела хоть как-то успокоить его самолюбие. И посчитала, что… нет ничего лучшего, кроме как оставить мужчин вдвоем.
 Она, молча, почти незаметно пожала руку А-Элу. И  покинула лабораторию, опасаясь, что снова может стать катализатором. На этот раз разгорающегося столкновения. Но было уже поздно. И процесс пошел дальше без нее.
 — Уважаемый маг О-Ми! — Голос А-Эла вибрировал на грани срыва. — С этого дня траннолане могут управлять Сущим, сами. И вносить в него нужные поправки в любой из пяти Галактик, открытых ими. И никаких случайностей, помимо их воли, возникнуть не может! Вот гарантия моих слов!
И он положил руку на агрегат внушительных размеров, нежно поглаживая его. Кстати, мелькнуло в его голове, почему И-Фе не предложил увековечить в названии машины их имена?  Не хотел выпячивать свои заслуги? Решил предоставить дело ему? Да фёрт с ним! Пусть будет все, как есть!
— Машина Рока, так мы назвали свое детище! Поскольку она отражает неотвратимость программ, которые несет в себе. Она опробована нами не только на объектах неживой материи, но и живой.
Более того, изобретатели разработали особую программу. Она предназначена для разумных существ первого уровня. После практического подтверждения её они смогут начать ее широкое применение среди высокоразвитых гуманоидов.
Подумать только, скольких бед она поможет избежать! Хотя может быть запрограммирована и  таким образом, что будет приносить сплошные несчастья.
 Программу можно запустить хоть сейчас. Точная избирательность и неотвратимость последствий ее действия просчитаны со всей скрупулезностью. Но А-Эл хочет, чтобы для чистоты эксперимента параллельно с ней работал кто-то, знающий все детали данной программы.
И пусть этот человек предпримет все возможное (и даже невозможное), чтобы сорвать процесс. Эту ответственную роль А-Эл предложил уважаемому магистру О-Ми.
О-Ми, поглаживая силиконовую поверхность агрегата, размышлял: уж не переутомился ли маг А-Эл? То, что он говорит, совсем не шутка! С одной стороны! А, с другой, – машина стояла перед ним, хотя и скрутившая «восьмерку» вместо «кольца», но скрутила же ведь!
И если А-Эл прав, полное управление Сущим куда значительнее термояда! Да и Конвенция Прав Галактического Разума позволяла вторгаться в дела других галактик.
Кроме тех случаев, разумеется, когда вмешательство могло повлечь крупные потрясения для существующей там разумности. Но описание программы, которое ему всучил А-Эл, касалось только отдельных индивидов. И любопытство ученого взяло верх.
 — Я согласен, маг!
 Итак, объект будет в течение суток действовать во вред себе, вполне осознавая это. Но будет плыть по течению, поскольку ничего с этим поделать не сможет. А фёрт с ним! Науке приносили куда большие жертвы!
Он протянул руку к кнопке «Пуск». И машина, глухо урча, выдала ему распечатку программы…
Ровно в девятнадцать часов пятьдесят пять минут по местному времени, в координатах, где должен был начаться эксперимент, появился О-Ми.
Впрочем, сказать так, значило бы допустить неточность. Он находился там, но был совершенно невидим. Это обеспечивал давно изобретенный транноланами компактный прибор, красовавшийся на среднем пальце его крупной руки в виде перстня. Благодаря ему, объект программы NL-3480-K-7329-D-1221, известный в кругу знакомых под именем Джорж Корт, не заметил присутствие постороннего в своем кабинете

Галактика Эсйес, Планета-Z 3 системы Карлика-3, уровень разумности первый
 
Джорж Корт с утра был пришиблен. Он чувствовал себя глубоко несчастным. И это было написано на его широкоскулом небритом лице, изрядно помятом и с мешками под воспаленными глазами.
Вчера он весьма основательно надрался. Точнее было бы сказать, до положения риз. Полагая, что это лучший способ анестезии. Да, алкоголь помог ему спрятаться от невзгод этого мира в нирване.
Но с утра в голове так ухало и скрежетало, словно в ней работала машина, собранная из частей, явно изготовленных  для разных механизмов. И у  этого чудовища было твердое намерение расколоть его, Корта, голову на кусочки.
К тому же уже было усмиренная алкоголем боль утраты и питаемая ею жажда мести  к объекту, вызвавшему эти два чувства одновременно, с бодуна начали терзать его еще сильней.
Конечно, добрая порция виски и чашка крепкого кофе и не совершили бы чуда. Но помогли бы приобрести  хоть какую-то внутреннюю пристойность. И равновесие.
 Кэрол, секретарь Керта, проработавшая у него последние три года, как раз и собиралась предложить шефу попробовать простейшее лечение. Она вошла, слегка покачивая крутыми бедрами, с папкой документов на подпись.
Но Джорж взглянул на преданную помощницу и периодическую любовницу так, что Кэрол просто не решилась с порога начать переговоры на деликатную тему. Он выхватил у нее папку. И фактически выставил ее вон.
И она даже обрадовалась, что не успела предложить шефу, к которому была неравнодушна, несмотря на его многочисленные связи на стороне, действенное средство. Дверь за ней не успела захлопнуться, когда до нее донеслось злобно рокочущее:
 — У, стерва паскудная!
Уж этого-то она совершенно не заслужила! И потому ее охватило чувство горькой обиды, переходящей в злость. К тому же тоже настоятельно  требующей возмездия.
Вообще-то, Корт имел ввиду совсем не Кэрол. Эпитет предназначался Джоан, которая этого так никогда и не услышит.
Накануне деловая встреча Корта с клиентом продлилась лишних два часа. Корт сидел, как на иголках. Сознание, что его красавица Джоан, единственная Джоан, любимая Джоан, вынуждена ждать его одна, пусть даже за его личным столиком в фешенебельном ресторане отеля, жгло как горящая сигарета, нечаянно уроненная за воротник во время танца. В нем клокотало чувство вины.
Но он сумеет загладить свое отсутствие. Перед своей зеленоглазой, изящной, как менуэт, длинноногой прелестью с  голливудским бюстом.
Она, подарившая ему самый упоительный в его жизни год, получит норковое манто. Оно будет очень к лицу брюнетке, в которую Корт крепко втюрился, хотя и не готов был признаться в этом даже самому себе.
Без пяти  девять вечера, когда Корт, наконец, был готов отправиться на встречу с «картинкой», как часто он называл Джоан, зазвонил телефон. Грудной, напевный голос, от которого у Корта возникали в горле спазмы, на этот раз ему показался свистом томагавка, нацеленного в его голову.
 — Джордж? Я ухожу! Навсегда! — Без предисловий заявила Джоан. — Не ищи меня! Я улетаю во Фриско с Джоном, с которым нас свела судьба, пока я ожидала тебя за этим мерзким столиком в этом богомерзком ресторане! Надеюсь, что ты поймешь, наконец, как плохо опаздывать на свидания! Прощения не прошу – не за что…
Сначала Корт решил, что все это скверная шутка не блиставшей умом женщины. Но метрдотель подтвердил, что за столиком никого, а служащий аэропорта, которому он позвонил, сообщил, что самолет с мисс Гренхейм на борту только что вылетел.
Сообщение, словно обухом, ударило по его бычьей голове. Он рванул галстук, хватая ртом воздух. А отдышавшись, решил нагрузиться в своей неожиданно ставшей одинокой и слишком просторной квартире. Потому что ничего более умного в его голову не пришло.
О-Ми, невидимый, благодаря креановому излучателю, появился в кабинете Корта ровно за час до начала этих событий. Сейчас он убедится, что переговоры у Корта идут полным ходом.
А затем отправится в «Голубой лед». Он появится там минут за пять до того, как в зал войдет Корт. Его беглый взгляд устремится к столику Джоан, чтобы убедиться, что она пока одинока.
 А затем, заслонив спиной вход в зал, он преградит дорогу готовому войти Джонни. И шепнет, что его ждет в нескольких минутах отсюда женщина, равной которой по красоте еще не выдумал бог.
К тому же влюбленная в него со всей страстью шестнадцатилетней молодости и наивности. И довольно богатая. Он же, как человек, которому дали поручение познакомить Джонни с этой красоткой, даже предложит ему свою машину.
Падкий на женщин, Джон просто не сможет отказаться. О-ми отвезет его подальше, а затем, указав место встречи, попросту смоется.
Сам он вряд ли, когда-либо встретится с разъяренным Джоном, чтобы дать ему объяснения. А выигранного времени с лихвой хватит, чтобы Корт оказался за столиком, где грустит его подруга.
Тогда все останется по-прежнему. Случайность в лице О-Ми сделает подножку закономерности, запрограммированной А-Элом. И докажет, что машину Рока весьма просто можно обвести вокруг пальца.
Через несколько минут он занял свой наблюдательный пост в ресторане, включив креановый излучатель. Он прождал почти два часа. Но столик Корта был пуст.
Тогда он вышел в туалетную комнату, выключил излучатель и, поправив на себе неудобную одежду этой планеты, вошел в зал как обычный посетитель.
При этом он едва не столкнулся с парой. Кареглазый блондин уходил из «Голубого льда» в обнимку с зеленоглазой брюнеткой. Чему О-Ми, впрочем, значения не придал.
Кто эта пара он понял, когда метрдотель сообщил ему, что столик Корта сегодня практически пустует. Мисс Гренхейм через несколько минут, пересела к мистеру Галту, с которым и провела весь вечер.
Уважаемый мистер, наверное, встретил их, когда они покинули ресторан, заметил метрдотель. Только что, между прочим. И добавил:
— Знаете ли, это мне не кажется странным! Они, похоже, очень старые друзья!
О-Ми мысленно выругал себя. Но, увы, эту часть запрограммированную машиной Рока, ему изменить не удалось.
Далее, согласно программе, Корту предстояло разорение. О - Ми решил попытаться вставить палку в колеса машины хотя бы тут. Правда, с куда меньшим, чем в начале, энтузиазмом.
Убедившись, что пока все продолжается по сценарию проклятого агрегата, О-Ми подготовил такой план. Он перехватит Кейза, правую руку Корта, в его собственном кабинете, куда тот неизменно возвращался после доклада  Корту.
Он объяснит, что происходит. И словом или силой заставит его уничтожить документ, который послужит основой краха Корта. И разорения не последует!
— Потаскушка! — Бушевал Корт, возвращая невидимо появившегося О-Ми к происходящим событиям
 И тут в неотвязность мыслей Корта, измученного неожиданной изменой Джоан, вновь вторглась Кэрол.
— К вам мистер Лу Кейз! По весьма серьезному вопросу.
Но Корт был полностью выбит из колеи неверностью Джоан и сверх меры принятым алкоголем, все еще бушевавшим в его крови. В таком состоянии он вряд ли мог заниматься какими-нибудь вопросами вообще. Тем более весьма серьезными. Но, тем не менее, он проорал:
— Зовите!
Лу Кейз, его верный помощник во всех делах фирмы, был по-собачьи предан боссу. Просматривая документы, подписанные Кортом нынешним утром, он обнаружил такое, что у него похолодел крестец.
Если эта бумага каким-то образом попадет к компаньону босса Старку, Корту – конец. Учитывая, что отношения между обоими совладельцами в последнее время подобны необъявленной тайной войне. Где каждый ждет ошибки, другого. 
Указать боссу на ошибку, грозившую стать фатальной, Ли Кейз считал своей первейшей обязанностью. Однако он был человеком очень-очень тактичным. И поэтому начнет издалека – с сомнительного договора, который прислал их агент Харбер.
Он расскажет всю историю. И, дождавшись заветного вопроса, чем грозит Корту, уже подписанный договор, обрушит на босса подводный смысл этого документа. И уничтожит его на глазах Корта.
Но Корт, обычно внимательный и неизменно спокойный, выслушав «пролог», будто сорвался с цепи.
— И из-за этого ты врываешься ко мне, когда я… когда я… — Корт решительно был не способен прояснить, что же все-таки с ним происходит. И закончил неожиданно резко: — Убирайся!
И уже закрывая за собой дверь, побелевший Кейз расслышал такое, что могло сравниться только с ударом поленом между ног:
— Паршивый пес!
Вообще-то эпитет предназначался Харберу. Но Кейз, не раз распинавшийся перед Кортом в своей собачьей преданности, воспринял сказанное на свой счет.
Он взбесился. Корт поплатится за свои слова! Сейчас он бросит папку на свой стол и отправится к мистеру Старку, который уже не раз намекал, что сможет куда выше оценить преданность такого человека, как Кейз.
Но тут его осенило, что с момента, как он войдет к Старку, он больше не работает у Корта. Так что никакой необходимости тащиться в другой конец этажа у него отныне не было. И он направился  к лестнице, ведущей на этаж Старка.
Кэрол знала все, что происходит в фирме. Она перечитывала все документы после подписания их Кортом, чтобы внести в книгу учета и пронумеровать. Знала, как туго натянулись отношения между компаньонами в последнее время. Да еще ей довелось услышать весь разговор Кейза с обезумевшим боссом.
Она еще вчера поняла значение «безобидного» договора Харбера и куда направляется Кейз. Она хотела было перехватить его у лестницы. Она способна была даже отобрать папку у этого щуплого человека. Это было бы минутным делом.
Но… утром драгоценный шеф такое выдал в ее адрес, служившей ему и душой, и телом! Кейз не встретил на своем пути никаких препятствий.
О-Ми между тем ждал Кейза в его же кабинете. Кейз был самым педантичнейшим из педантов, никогда не отступавшим от однажды созданного им ритуала. Он должен прийти сюда и позвонить Старку прежде, чем направиться к нему.
О-Ми даже решил, что на уговоры время тратить не стоит. Он сначала оглушит Кейза. И уничтожит все содержимое папки. После чего смело можно возвращаться на Траннол.
Но время тащилось, высунув язык от усталости ожидания, а Кейз все не появлялся. Невидимый, О-Ми проскользнул в кабинет Корта. Чтобы выяснить, почему Кейз так задерживается? На столе босса зазвонил телефон. Корт поднял трубку, чтобы услышать от Старка, что он полностью разорен. О-Ми слышавший все сообщение слово в слово, понял, что и на этот раз проиграл сражение машине.
Злорадство бывшего компаньона вызвало у Корта оцепенение. Надо было что-то предпринимать. Как минимум, срочно вызвать своего адвоката.
Но потрясения, следовавшие одно за другим, вызвали хаос в мыслях Корта. И поэтому он выбрал верное средство. Он схватил шляпу, чтобы отправиться в ближайший бар.
 Но порцией здесь дело, конечно, не обошлось. О кофе не было и речи. И Корт цедил стакан за стаканом, пока не опустела вторая бутылка. И словно по закону сообщающихся сосудов, настроение его резко подскочило вверх. Мир перекрасился из мрачных тонов в пастельные. А удары судьбы показались ничего не значащими щелчками.
Эта шлюха еще горько раскается. Что бросила его! Нищета? Он не раз оказывался на грани. Но его энергия, воля, ум всегда помогали ему принять верное решение и выплыть.
Его бывший компаньон и оказавшийся продажной тварью помощник заплатят по всем счетам, которые он им предъявит. Но в свое время.
Коктейль из алкоголя с мыслями о неизбежном возмездии приятно успокаивал и грел душу. Тем временем ноги сами собой занесли его в бедняцкий негритянский квартал, к которому в трезвом виде Корт не подошел бы и на милю.
Хотя бы потому, что он терпеть не мог ниггеров. И уж тем более, если бы знал, что тут всего полчаса назад был убит пулей полицейского черный мальчишка
 Будь Корт трезв, он бы сразу почувствовал, что вокруг происходит что-то неладное. Кучки черномазых, что-то горячо и зло обсуждающих. Озабоченные лица полицейских, шарящих глазами по этим группкам. Все это наверняка заставили бы его изменить направление своего пути.
О-Ми, прибывший на место в форме сержанта полиции, ринулся  к Корту. Он уговорит его немедленно убраться отсюда и прикроет его отход.
Но Корт не только не пожелал выслушать полицейского, но и заорал на него:
— Вы слишком много себе позволяете, сержант!
Кучки немедленно слились в тесное окружение, толпа начала прибывать. И чем больше людей собиралось вокруг них, тем сильнее входил Корт в раж.
— Они считают, что могут сделать с человеком все, что угодно!  Надругаться над его чувствами! Вышвырнуть его за борт успеха! А мы все это будем терпеть!
Впрочем, Корт имел в виду не полицию. Он весь был во власти своих недавних бед.
— Но мы,— Джордж рассекал кулаком воздух перед лицами обступивших его негров, — не по – и- з- во-и-и-лим – и – им это!
 Лощенный облик покинутого любовника и обанкротившегося бизнесмена не вязался ни с местом, ни со смыслом происходящего вокруг.
— И этот туда же! — выкрикнул кто-то из толпы.
— Довели до собачьей жизни, а теперь учат, как жить!— Поддержал его другой.
— Жирная свинья! Иуда! К чертям его! — вынес свой приговор третий.
Дальше Корт уже ничего уже не помнил. Поскольку удар пустой бутылкой по голове тут же успокоил его.
Очнулся он в машине экстренной медпомощи. В голове что-то перекатывалось. Стоял оглушительный звон, забивавший все другие звуки извне. А еще его тошнило и мучила жажда.
Он попросил воды. По крайней мере, ему так казалось. Но санитар ничего не понял и, полагая, что пострадавший спрашивает время, наклонил к его глазам часы с электронным светящимся табло…

Уровень 2, галактика Лорекс, Троннол, Планета-4 системы Карлика-2
 
Магистр О-Ми с утра был во власти тягостных дум. Допустим, машина Рока действовала безупречно. Все попытки его изменить созданную для объекта программу, полностью провалились. Хотя все говорило о том, что у него был огромный шанс, мягко говоря, утереть коллеге нос. Однако дальше начали твориться вещи, программой, никоим образом не предусмотренные.
С момента, как бесчувственного Корта санитары с полицейскими вытащили из толпы и увезли в больницу, кульминация окончилась, и толпа должна была разойтись.
Это был последний пункт программы. Точно. О-Ми  сверился с хронометром. Больше тут делать было нечего. Однако толпа продолжал бушевать. И О-Ми понял, что здесь что-то не так.
Впрочем, о том, что происходило дальше, взахлеб рассказывала пресса…
«Расправившись с одним из несчастных, негры начали громить дома и магазины белых, которые полыхали всю ночь. Волна насилия и грабежей охватила весь город.
Усиленные наряды полиции потерпели поражение. Беспорядки грозят перекинуться на соседние города, где зачинщиками погромов выступают не только черные, но и белые граждане.
Сумеют ли власти остановить эту вакханалию? Или социальные потрясения поставят на грань жизни и смерти основы самой свободы и демократии?».

Галактика Дирекс, Синол, Планета-3 системы Карлика-4, уровень разумности 3

Профессор Рок с утра был в чудесном расположении духа. Вопреки всему, что творилось вокруг. И прямо излучал спокойствие и добродушие. И даже разнос, который ему устроили на ученом Совете Синола, не омрачил его настроения.
Конечно, он допустил нарушение, ввязавшись в дела планеты второго уровня разумности. Конечно, категорический запрет вступать в контакты с более низким уровнем разумности без особого разрешения Совета никто не отменял.
Но коллеги прекрасно понимали, ЧТО ОН НЕ МОГ ЭТОГО НЕ СДЕЛАТЬ! Программа!  Ей подвластно все. Она неотвратима, и никто не может противиться ей, тем более корректировать.
И если настало время Траннола узнать об этом, кто мог бы этому помешать? И как? Впрочем, профессорскую шутку там, кажется, восприняли с недоумением.
Что ж, придется все случившееся разъяснить. А значит, разрушить барьер, которым они были отгорожены от Траннола. Все случается когда-нибудь!
Он вставил пластиковую карточку в лингвофон, каким пользовались на Транноле. Он запишет послание. Потом карточка попадет к магам, которых он так весело разыграл. (Учиться и обучать, в конце концов, вообще надо бы, играя!).
«Уважаемые коллеги! Спешу принести свои извинения за свою шутку. Но настало время развеять заблуждения, даже научные.
Случайность, которую у вас пытается огромная группа ученых выявить, а другая столь же большая группа скорректировать, если и существует, то только как философская, а, может быть, даже фантастическая категория.
В объективном Сущем ее попросту нет и никогда не было. Поскольку Случайность, это частичка  Закономерности, о которой нам ничего не известно. Или, как говорим мы, случайность – это закономерность, которая еще не осмыслена нами. И устранить закономерность, как и неопознанную Случайность, все равно, что выпрямить виток спирали Галактики.
Вселенная это огромный компьютер, который работает по долговременным устойчивым программам. Иногда, правда, бывают и компьютерные сбои. Но все возвращается спустя непродолжительное – по масштабам Вселенной – время на круги своя.
 Если учесть величину и величие Вселенной, то вряд ли имеется даже теоретическая возможность создания какой бы то ни было машины, способной изменять программы этой Вселенной.  И любой намек на управление Сущим – химера.
Таким образом, я хочу верить, что сумел подвести вас к простой мысли. Серый пластиковый ящик, начиненный электроникой, который я прислал вам от имени И-Фе всего-навсего артефакт. Он создан на нашей планете пять тысяч лет назад с той же целью, что преследовали и вы. Для управления Сущим.
Предвижу, у вас возникает вопрос, как же мы смогли смоделировать Сущее на Планете –Z-3, если у нас нет власти над ним? Отвечаю. Вы получили не программу, а описание частицы Сущего в недалеком Будущем. Его мы научились считывать в очень ограниченных пределах. И только для цивилизаций, отстающих от нас на один-два уровня.
Иначе говоря, то, что вы запланировали совершить с помощью машины на Земле, со всей необходимостью должно было произойти.
 Надеюсь, что вы снисходительно отнесетесь к моей шутке! Ведь вам выпала прекрасная возможность собственными глазами увидеть, как Будущее несмотря ни на что становится Настоящим. И поразмыслить над правотой моего суждения: Закономерность – это передача программных сведений по цепи от более высокого разума к более низкому.
Ваше участие в эксперименте тому невольное подтверждение. Вас должно радовать, что именно вы положили начало культурного обмена между нашими двумя цивилизациями. Иначе говоря, вы выходите на более высокую стадию развития.
 К сожалению, не могу сообщить, от кого изначально исходят программы. Поскольку это неизвестно и нам. Считаю, что мое послание снимает с вас вину за катаклизмы, которые разразились на П-Z-3. Эта часть в считываемую нами информацию не попала.
С совершеннейшим к вам почтением про. Рок». 


































СОДЕРЖАНИЕ

Последний в роду своем! (роман)

PRO GRAMMA (Что лежит в шкатулке?)                6               

Возмущение первое
Ностальгия по будущему

Солитон 1 Следите за прессой!                12
Солитон 2 Три ветви homo sapiens                17
Солитон 3 Компьютерные распечатки                32
Солитон 4 Конец света строго по графику                42
Солитон 5 Возвращение в детство                53
Солитон 6 Сомнения Алекса Фрезера                60
Солитон 7 Допрос                68
Солитон 8 Портрет кисти русского Грёза                73
Солитон 9 Я Бог твой и твоего народа!                84

Возмущение второе
Бессильные силы

Солитон 10 Белый танец                88               
Солитон 11 Особая надежда                94
Солитон 12 Алая роза, белая роза                100   
Солитон 13 Звонок по номеру, известному
                только двоим                111
Солитон 14 Бакувер, январь 19…года                118

Солитон 15 Хвост рептилии и пирамида Хеопса           128
Солитон 16 Два сюрприза лично от Фареша                137
Солитон 17 Кто такой Творец?                144
Солитон 18 Загадка раскола                155

Возмущение третье
Адский рай

Солитон 19 Перстень Ашоки                162
Солитон 20 Череп Лазаря из Лорнаки                170
Солитон 21 Фареш спешит на встречу                176
Солитон 22 Хроники Гелианы                184
Солитон 23 Взгляд на прошлое с балкона Муссолини    198
Солитон 24 Частные мнения                210
Солитон 25  Genius computatrum                226
Солитон 26 Антей оторван от Земли                231
Солитон 27 Введите ключ в поле Ма Ань!                239
Солитон 28 Последняя воля Ашоки                251

Возмущение четвертое
Вместо эпилога

Солитон 29 Ну, так как, братья по разуму?                259


               Рассказы
Рокфор                268               
Машина Рока                280






















Все права на данную книгу принадлежат автору – Леониду Ивановичу Бессарабову. Текст полностью или частично может быть использован только с письменного письменного согласия автора.
 Телефоны для справок и обращений +7 927 277 36 95, +79093415678       

     Текст прошел авторскую редакцию
          Технический редактор А. Светлов
                Корректор  Н. Бессарабова