Расстрел. Ложь во спасение

Ангелина Соломко
   
Светлой памяти моей дорогой мамы посвящаю

      Младший братишка Ганочки родился в первых числах сентября. Немцы к тому времени уже хозяйничали винницкой землёй в полную силу. К счастью,  в нашем селе попался хороший староста, который, делая вид, что служит режиму, ночью тайно распределял колхозное добро односельчанам. Не выжить малому Арсенчику, если бы не тот Мищук.
      Чудеса творились руками доброго человека. Проснувшись утром, доведённые до отчаяния голодом и лишениями, люди внезапно под воротами своего дома находили целый воз сладких кореньев, сиесть свеклы, и муки вдобавок. Бывало, староста предоставлял немцам накладную-отчёт на списанных свиней. Значит, какая-то оказия в селе намечалась. Какая именно, история умалчивает. Но народное предание -  вещь упрямая. И зерно - золотое зерно - основа жизни - по возможности, вливалось в селения человечи целебной струйкой.
       И всё же то было лишь каплей в людском море лишений и страданий, что их неожиданно свалила на всякого сущего война. И Голод, и Холод поселился в хатах, казалось, навсегда.
         Ганочка была старшенькой в семье: война ей насчитала десять. Её детство осталось за оборогом того душистого летнего дня, когда вражий сапог ступил на их живописную землю.
      Надо жить! Надо выжить! У мамы на руках  - новорождённый братик и трёхлетняя сестричка. Да, не помощница пока! А она, Ганочка, она же, - взрослая уже! За дровами надо идти, хотя война, и страшно, и стреляют... Отец на фронте, и она должна, она сможет!
      -Мамочка, пойдём с Олей в Тростянецкий лес. В ближних лесах уже до щепочки выгребли. - Последние на растопку с сарая внесла...
      - Мы туда и назад, мама, не переживай! Я уже взрослая!
        "Какая ты там взрослая!" - чуть не завопила молодая мать, держа на руках сына, которого приготовилась кормить свекольной болтушкой, заправленной мукой: молоко с началом лиходней иссякло из её утробы... Не завопила, но лишь вздохнула, обняла и перекрестила дочь...
         Вдвоём девчушки, смеясь и прыгая, как молоденькие сарны,  через всё своё село, пройдя перелесок, ближний лес, достигли Тростянецкого леса, густого и непроглядного. и стали собирать дрова. Собирали и спешили: до заката солнца надо вернуться, а путь неблизкий - километра четыре до начала села, да селом может, целых два! Навязали вязки и навьючили на худенькие маленькие плечи. А война, тем временем, пристально следила за ними. Война из-за кустов, из-за стволов деревьев - дулом им в грудь: "Кто такие? Куда идёте? Откуда?"
          Пленивший их, вёл их в глубь леса. Лес, казалось, не кончится никогда. Лес, который они так любили, он вдруг стал к ним жесток и неумолим.
          -Дяденька, отпустите нас, мы др-о- о ва со-о- -    - би -ра- али-и-и- плач их то проваливался сквозь валежник, то вновь вырывался откуда-то из недр земных и взмывал птицей, продираясь сквозь чащи.
         - На оккупированной территории нельзя собирать дрова! Отведу вас в гестапо! Разберутся, кто вы такие! - упивался своей безнаказанностью и властью.
           -Дяденька, отпустите- мы больше не будем!
Не слышал, оглох к взываниям маленьких, беззащитных созданий. Дяденька... У дяденьки  даже ус не пробился. Но в руках был автомат. И он был сыном полицая.
    Наконец, лес поредел. Могучие стволы деревьев расступались всё чаще, будто и они, созерцая насилие и неправду, могли чем-то помочь невинным отроковицам, пойманным, точно маленькие птички в силки зла. Но напрасно: зло намеревалось явить свою силу. К слуху девочек сквозь шелест облетающих листьев внезапно донеслись пронизывающие, разрывающие простор, звуки. Дети узнали эти звуки: то был лай немецких овчарок.
Вышли на широкую поляну в окружении поваленных деревьев. Петро, так звали юного полицая,  приказал пленникам садиться на колоду и не оглядываться.Ганочка, что в мысли уже прощалась со своими родными, с мамой, братиком и сестричкой, враз воскипела ненавистью и протестом к поработителю. Где только взялись силы, чтобы под ледяным дыханием автомата просто в лицо потерявшему облик человеческий: "Буду оглядываться!"
          Скорёжило от  такой неожиданности юного нелюдя. Ошеломленный  дерзостью ребёнка, казалось бы, уже обречённого, Петро, решил устроить малышне тест на происхождение. "Смелые девчонки, однако! что-то в этом есть, - подумал Петро. "Как бы не спалиться!"
            - Где Ваши отцы? -
Сообразительная Ганочка не растерялась, но быстро и уверенно выпалила, опередив свою честную подружку: "А наши отцы в Виннице полицаями! "Этого было достаточно, чтобы хищник в один миг переменил своё нутро.
Вот так да! Вот так попал! Перепадёт ему на орехи!
      Спустя мгновение, уже без грубого напора, снова заговорил с детьми: "А если вас отпущу, куда сейчас пойдёте? Девочки так сильно плакали, когда вели их под конвоем, и были настолько перепуганы, что дорогу не запомнили. Одна показывала в одну сторону, другая - в противоположную. Петро провёл малышню к поляне, показал направление, вдобавок и присвистнул, мол, убирайтесь с моих глаз, а то пальну... Девчонки бежали, со всех ног, через болото, по размытым осенью дорожкам, спотыкаясь об кусты и заросли, не видя и не слыша уже ничего - только б домой!
      Расплата настигла молодого негодяя нежданно. Немецкий патруль в соседнем лесу наткнулся на тело двенадцатилетней девочки. Разбираться долго не стали. Схватили первого попавшего,  да и расстреляли, дабы не вызвать возмущение у населения. Петро возвращался с утреннего обхода.