Дверь в отель

               
      Двадцатишестилетнего кандитата наук Льва Синицына вызвали к директору НИИ. Лева не знал зачем, потому немного разволновался. По своей привычке начал прокручивать в голове все разговоры и события последних дней, пытаясь вычислить причину вызова. Когда он входил в приемную, у него уже было несколько версий. Одна  невероятнее другой.
 
      Надо сказать, что Лева Синицын был в некоторой степени перфекционистом. Когда он оценивал проделанную работу, ему всегда казалось, что он что-то сделал не так, хуже, чем нужно было или же просто упустил что-то важное. И это все замечают, но ему не говорят, молча посмеиваясь над ним – самым молодым кандидатом в институте. Поднимаясь на восьмой этаж, где располагались кабинеты руководства института, он пытался вспомнить, чем же он привлек внимание Бориса Иосифовича – так звали руководителя НИИ.

       Секретарь предложила ему пройти, предупредив, что Борис Иосифович торопится на конференцию, поэтому разговор займет не более десяти минут. Синицын вздохнул – то ли от облегчения,  что беседа с начальством будет короткой, то ли просто набирая воздуху и храбрости, как перед прыжком в холодную воду. Шагнул в огромный кабинет директора.

       Услышав предложение присесть, он опустился на стул. Сел неловко, на самый краешек. Хотел подвинуться, но посчитал неудобным елозить на стуле под взглядом руководителя-академика, который давил его своим авторитетом. Так и сидел, выпрямив спину и положив руки на колени.

       Директор посмотрел на него сквозь большие очки в темной оправе. От этого взгляда молодому ученому стало не по себе. Леве показалось, что Борис Иосифович видит его насквозь и даже немного дальше.

       Последний, видимо, и вправду спешил, поэтому сразу без предисловий озадачил Синицына:
   - Через два месяца, Лев Михайлович,  в Вене состоится международный симпозиум молодых ученых. Решили направить вас и Вересаева. Его, правда, молодым можно назвать только по отношению к моему возрасту. Но… Если взять ваш с Вересаевым средний возраст, то можно сказать, что наша делегация довольна молода. Не так ли, Лев Михайлович?- Борис Иосифович улыбнулся.

  - Так, - хрипло подтвердил Лева, сглотнув слюну. Этим своим «так», он уже как бы дал согласие и дальше, собственно, и обсуждать было нечего.
  - А если серьезно, то тема ваша, Лев Михайлович, будет там звучать, и вы сможете и для себя почерпнуть и поделиться…А самое главное, - директор поправил очки, - самое главное – она не секретная. Легко ваше выступление можно согласовать. Так что готовьтесь, молодой человек! Все вопросы по подготовке, кроме вашего доклада, разумеется, к Берецкому. Он  у вас старшим будет в поездке за рубеж. А выступление ваше согласуете с профессором Зингелевским. Желаю удачи!

      Синицын вышел из кабинета, все еще не понимая, радоваться ему или печалиться.   Он понимал, конечно, что с точки зрения нормального человека это большая удача – его, молодого сотрудника, посылают за границу, «за рубеж» - как выразился Борис Иосифович. С другой стороны, Лева просто боялся. За рубеж – им воспринималось как за линию фронта. Ведь ехать предстояло не в Болгарию на «Златы пясцы», не в дружественную Кубу, а в самую что ни на есть распрокапиталистическую страну – Австрию! Хотя, чего, казалось бы, бояться? Нет, ну мало ли… Все-таки капстрана… Всякое может случиться. Так или иначе, но Лева решил коллегам пока ничего не говорить. Он посоветуется с родителями. А самое главное с Лидусей посоветуется. Да! Именно с ней и надо поговорить в первую очередь.

       Лидуся – Лида Брянцева – была его соседкой. Они вместе учились в школе, а после заканчивали один институт. Бойкая и шустрая Лида всегда и везде шефствовала над ним. Видимо, ей нравилось опекать «ботаника» Леву. Лева же воспринимал это как должное.
 
       Их пути разошлись, когда Лидуся оставила аспирантуру и неожиданно для всех пошла работать в театр музкомедии простым администратором. Но Лидуся, на то и Лидуся, деловая хватка у ней та еще – через два года она была уже заместителем директора театра. Над Левой она при встречах подтрунивала, но эффектная защита Синицыным кандидатской и на нее произвела впечатление. Она однажды сказала: «Левочка, я тебя зауважала!» Из чего Лева сделал вывод, что раньше она его не уважала, несмотря на то, что многие их считали женихом и невестой, настолько они были неразлучны во время учебы в институте.

Вечером Синицын позвонил своей соседке:
- Лидуся, ты уже дома?
Лида была бы не Лида, если бы не уколола:
- Странный вопрос для человека, который набрал номер моего домашнего телефона! И, тем не менее, да, Левочка, я дома.
-Я к тебе зайду? Можно?
- Заходи, дорогой, заходи! Давненько не виделись, поболтаем.
   - Так я прямо сейчас захожу?

      Но в  трубке уже раздавались гудки. Синицын вздохнул, надел тапочки, вышел на площадку и позвонил в дверь напротив. Не услышав ответа, толкнул дверь – она была не заперта. В прихожую заглянула Лида:
   - Только Синицын дважды спросит можно ли зайти и дважды позвонит!
Войдя в гостиную, Лева громко поздоровался, хотя никого в комнате не было.
    - Родители на кухне,- пояснила Лида и пригласила в свою комнату.
 
      Когда Лева рассказал ей о том, что ему предложили ехать за рубеж на симпозиум, Лидуся закатила глаза и воскликнула:
    - И ты еще сомневаешься!? О, боги! В кого ты такой? Впрочем, не отвечай. Я знаю, в кого. Ты хоть понимаешь, что такие предложения не каждый день делают? Потом можно прожить еще четверть века и не дождаться. Тем более, если ты сейчас откажешься!

       Синицын, конечно, все это понимал. Но ему нужно было, чтобы кто-то это сказал, чтобы кто-то поддержал его и направил. В одиночку он принимать такие решения не мог. Хотя он заранее был готов согласиться с Лидусей, также как заранее знал, что она скажет.

     - Итак, - продолжала Лида, - гамлетовский вопрос – ехать или не ехать – у нас отпал. Теперь нужно решить – с чем ехать…
    - Это я должен согласовать с профессором Зингелевским…,- промямлил Синицын.
     - Это ты науку свою согласовывай с Зингелевским, а здесь я профессор, поверь, опыт кое-какой имеется…

Лева верил.  Лидуся бывала за границей – в Болгарии и в Индии.
    - Возьмешь с собой сувениры: водку, черную икру, шпроты, сгущенку, часы наручные, матрешек там каких-нибудь…
      - Где же я все это возьму!
      - Это не твоя забота – я все организую.
      - И что с этим делать?
     - То же, что и все туристы – продашь или сразу поменяешь на шмотки. Я тебе список напишу, что нужно брать.
     - Это что, все так делают?
    - Все, Левочка, еще круче делают. Ты знаешь, каким спросом сейчас пользуются сапоги-чулки? Так вот, наш театр в прошлом году, сразу после Московской Олимпиады на гастролях был в Японии. И наши артисты в театральном  реквизите привезли в Союз сто пар сапог! Представляешь?
       Лева не представлял.  Лидуся это видела по его глазам.
   - Впрочем, тебе это ни к чему. Обойдешься стандартным набором интуриста, который я тебе уже назвала.

        После разговора с Лидой Брянцевой Лева окончательно осознал и смирился с тем, что он едет  в Австрию. С этого момента начались его хождения по мукам – бюрократические  процедуры оформления документов. В первом отделе института и при беседе с сотрудником госбезопасности он наслушался таких страстей, что уже пожалел, что согласился на эту поездку. Ему даже ночью приснилось, что его вербуют и склоняют к предательству Родины австрийские агенты.

        Но все проходит, прошли и два месяца с момента судьбоносной беседы с директором института. Лев со товарищи благополучно прибыли в Вену и поселились в отеле «Стефанплац». Синицын с Вересаевым – сорокалетним доктором технических наук – поселились в одном двухместном номере, Берецкий с  сотрудником комитета – в другом.

       Михаил Семенович Берецкий был человеком неординарным. Никто в институте - вероятно, что и сам он – не знал, каковы его должностные обязанности. Тем не менее, он был человеком незаменимым. Он состоял в парткоме, профкоме и других «комах». Он помогал одному заместителю директора НИИ достать бетонные плиты перекрытий, другому – выбить в исполкоме квартиры для сотрудников во вновь строящемся доме. Он молодым семьям помогал детей устроить в детский сад рядом с домом или родным институтом, поздравлял ветеранов с праздниками и днями рождений, заказывал им гробы и провожал их в последний путь.

 Берецкий единственный из всех сотрудников мог запросто зайти к директору и не только зайти, он мог усталым баритоном пожаловаться, дескать, так замотался сегодня, что остался без обеда, и директор, несмотря на свою занятость, угощал его чаем с печеньем. Берецкий в любое время и любому сотруднику мог одолжить трешку до зарплаты и при этом никогда не напоминал займополучателям о долге. Злые языки говорили, учитывая, что в институте несколько сотен сотрудников -  если Миша Берецкий потребует одномоментно вернуть все долги с процентами, то он запросто сможет купить последнюю модель «Жигулей». Но Берецкому «Жигули» были не нужны – все водители институтского гаража готовы были его везти куда угодно и когда угодно.

     Когда Михаил Семенович узнал, что Лева ломает голову, куда деть взятые в поездку сувениры, он тут же их забрал, отдав Синицыну австрийские шиллинги, за что Лева был ему благодарен безмерно.

      Первый день после приезда они посвятили экскурсиям. Начали с собора Святого Стефана, расположенного рядом с отелем. Посетили здание Венской государственной оперы. На следующий день после работы по плану симпозиума собрались посетить Хофбург – дворец кайзеров, Национальную библиотеку и расположенные рядом музеи.
 
      Дни пролетали быстро. И Синицын, и Вересаев со своими сообщениями благополучно выступили, нужные магазины посетили и проводили свободное время, гуляя недалеко от отеля. Благо последний располагался в самом центре Австрийской столицы. Вена на Синицына произвела огромное впечатление, несмотря на то, что кроме своего родного города, он был знаком с архитектурными достопримечательностями Москвы и Ленинграда. Не понравилось ему в Вене только, пожалуй, метро. Уж очень оно было маленьким и каким-то невпечатляющим по сравнению с московским метрополитеном.

      Убаюканный благостными картинками  буржуазного города и альпийской природы, Синицын наблюдал, как предвечернее солнце, посылая ему по-дневному теплые лучи стремится вниз за облака, серо-голубой громадой свисающие с Альп. Он расслабился: забыл все инструкции, которые ему давали товарищи из органов, забыл, что враг не дремлет. Когда вошли в отель, Вересаев остался в баре, Синицын один поднялся в номер, принял душ и включил телевизор.
 
      В это время в дверь постучали. Лева подумал, что Вересаев вернулся с покупками и ему не хочется доставать ключ. Поднялся и открыл дверь. Перед ним стоял тщедушный мужчина лет тридцати в униформе служащего отеля.
  - Коспотин Сьиницын? – спросил стучавший по-русски, но с ужасным акцентом.

      Лева сразу понял, что ничего хорошего от визитера ждать не стоит. Он сглотнул слюну и выдавил из себя:
    - Да.
     Служащий объяснил ему, что управляющая отелем «Стефанплац» госпожа Виктория Дихманн хотела бы его видеть и приглашает к себе в кабинет для короткого разговора.
 
     Синицын кивнул головой и стал надевать пиджак. Мысли в его голове замелькали с частотой кадров немого кино: «Что это? Зачем меня? Наверняка, какая-то провокация! Как назло Вересаева нету. Нарочно выбирали момент, когда я один буду. Точно провокация! Надо предупредить Михаила Семеновича».
       Лева закрыл дверь в номер и пошел по коридору за щуплым мужчиной. Проходя мимо номера Берецкого, Синицын поднял палец вверх, как будто что-то вспомнил, и воскликнул:
    - Айн момент!
       Он постучал в дверь – никто не ответил. Постучал второй раз – тишина. Тщедушный лакей терпеливо стоял рядом и смотрел на Леву, как лиса смотрит на попавшего в капкан  зайца.

 Лева поймал этот взгляд, и сердце его наполнилось решимостью и злостью. «А, хрен вы меня возьмете!» - подумал он. Это Лёве показалось, что он только подумал, на самом деле - произнес вслух. Но сопровождавший его служащий не настолько хорошо владел русским языком, чтобы понять, кому и откуда молодой русский ученый предлагает взять хрен. Он молча покосился на Синицына и продолжил путь.
 
     «Скорее всего, попытаются усыпить хлороформом и вывезти из отеля, - продолжал гонять панические мысли Лева, - но этому со мной не справиться», - он поглядел с ненавистью в затылок ведущему его на заклание лакею. «А что если в кабинете фрау Дихманн не одна? Тогда точно – провокация!»

       Виктория Дихманн в кабинете была не одна. Сердце Левы ухнуло в пятки. Между ним и хозяйкой кабинета сидел солидный мужчина в сером костюме и стального цвета глазами смотрел на Синицына. Леве показалось, что у него на лбу написано – ЦРУ. Только усилием воли он заставил себя опуститься на стул в ответ  на предложение присесть. Разум же подсказывал – нужно оттолкнуть лакея и бежать, бежать из этой западни и громко звать на помощь. Но увидев, что сопровождавший его мужчина вышел, а между ним и дверью никого нет, Лева посмотрел на фрау.

      Она поздоровалась. Герр в сером костюме перевел: «Добрый вечер!» Лева кивнул, слова застряли в горле. Управляющая отелем заговорила. Синицын кивал головой и смотрел то нее, то на человека в сером. Наконец фрау закончила. Заговорил переводчик:
   - Фрау Дихманн просит извинить господина Синицына за беспокойство. Но в ее обязанности входит обеспечение сохранности имущества отеля, за которое она отвечает перед владельцем отеля. Она пригласила господина Синицына, чтобы сделать ему маленькое замечание и попросить не хлопать входной дверью, потому что она может быть сломана от такого варварского обращения.

      Лева внимательно смотрел в рот переводчику, но долго не мог вникнуть в суть сказанного. Какое ему дело, за что отвечает фрау Дихманн? Какая дверь? Когда хлопали? Кто? Он перевел взгляд на хозяйку кабинета:
    - Я, я, - покивала она головой, - Гут?
    - Гут, -  измученно прохрипел Лева.

      Синицын шел по коридору в свой номер и постепенно приходил в себя: «Какого черта? Что им нужно? Он даже не помнит, когда он хлопнул дверью. В конце концов, нельзя разве по-человечески сказать! К чему этот спектакль?» Вся Левина сущность, все внутренности содрогались от возмущения. Он не мог понять, за что его подвергли такому унижению. Да и, чего греха таить, не мог простить этим буржуйским прихвостням своего волнения и испуга.

      Он рассказал Вересаеву, что  с ним приключилось. Сосед по номеру посмеялся, но посоветовал, на всякий случай, поставить в известность Берецкого. Лева пошел к Берецкому.

      Руководитель делегации выслушал его и сказал:
- Что вы хотите, Лев Игоревич? Вот такое вот оно - гнилое нутро Запада! А тем более, бывшие наши.
   - Кто это, бывшие наши? – удивился Лева.
   - Так твоя визави, госпожа Дихманн. Я ведь, не первый раз в этом отеле, так что слышал ее историю. Жила в Москве, вышла замуж за австрийца. Была Вика Иванова, стола Виктория Дихманн. Вот так-то вот, товарищ Синицын! – Берецкий сделал движение ему на встречу и понизил голос, - Поговаривают, даже была валютной проституткой. Но это – тс-с! Между нами. Я тебе ничего такого не говорил.
 
   - Как же это? Она что, русский знает? А зачем ей  переводчик?
   - Русский она знает так же, как мы с тобой!
   - Так переводчик-то зачем!? Нельзя было по-человечески поговорить?
   - Чудак-человек! Как же это валютная проститутка опустится до того, что вот так запросто поговорить с советским ученым. Да еще по-человечески. Ишь, чего захотел!
  - Но это же нельзя так оставлять! Что-то надо сделать, отреагировать как-то…
   - Отреагировать надо… Надо наплевать и забыть!
   - Я … Я жалобу на нее напишу!
   - Валяй пиши – бумага все стерпит.

     До отъезда оставалось чуть больше суток, а настроение было безнадежно испорчено. Все оставшееся время Синицын мучился вопросом – писать или не писать? Как только он решал – не писать, так все у него внутри закипало от возмущения, и он решал - писать!

     Когда покидали отель Синицын оставил на стойке письмо с коротким адресом:  «Владельцу отеля «Стефанплац», в котором язвительно советовал подобрать персонал со знанием русского языка.

     Только приехав  домой, Синицын понял, как же он соскучился по своим родным, но больше всего по Лидусе. Он едва дождался, когда она с работы приедет. Взял бутылку шампанского в одну руку, подарки - в другую и отправился в квартиру напротив. Лидуся расцеловала его в обе щеки, воскликнула: «Слава Богу, жив!» и потребовала:
   - Давай, Левчик, рассказывай, как там Австрия?

     Лева начал рассказывать про магазины, но Лида перебила:
   - Потом про магазины, расскажи, как выступил, как вас там принимали?
      Синицын хотел было рассказать историю с фрау Дихманн, но тут на него вдруг  накатила такая злость на самого себя и такая решимость, что он неожиданно брякнул:
    -Лидуся, давай поженимся! А?

     На следующий день, входя в здание института, Лева остановился в тамбуре и внимательно посмотрел на пружину, удерживающую дверь в закрытом положении. Затем аккуратно снял ее, и унес к себе в лабораторию.         Через два дня он отдал слесарям чертеж устройства, которое он назвал «ЗаПруДа», что означало – Закрытая Пружина Дверная. А еще через две недели на всех входных дверях институтского здания были установлены дверные доводчики конструкции Синицына.

       Вскоре Лева получил письмо из Австрии, в котором владелец отеля «Стефанплац» приносил ему извинения за причиненные неудобства, сообщал, что фрау Дихманн от  должности освобождена, приглашал еще раз посетить его отель и обещал всяческие скидки.

       Синицын, прочитав письмо, очень расстроился, он вовсе не хотел, чтобы фрау Дихманн увольняли с работы. Показал письмо Берецкому.
    - Вот, Михаил Семенович, получается, что из-за меня человек остался без работы…

       Тот рассмеялся  и успокоил:
     - Я забыл тебе сказать, что владелец отеля «Стефанплац» - ее муж. А чтоб в следующий раз голова не болела, так не пиши. Я же говорил тебе – наплевать и забыть!
    - Так получается, что в письме  ложь и ее не уволили с работы?
   - А с чего ты взял, что ее уволили? В письме написано, что она освобождена от этой должности, только и всего. Возможно, управляет сейчас другим отелем. У господина Дихманна их много.

     Через месяц Берецкий, произнося тост на свадьбе Левы и Лидуси, сказал, что Леву надо включать во все делегации за рубеж, потому что после каждой поездки будет конкретное изобретение – это раз, а во-вторых, он запросто может поставить на место зарвавшегося управляющего.