Сеансы под звёздами

глава Сеансы под звёздами. роман когда будет дом.
А потом вдруг эйфория от праздника обернулась обыденностью, вокруг всё стало привычным, дальнейшая жизнь пошла по штатному расписанию. Рутина, обычная серая рутина повседневных дел. Народ поел, попил, и тихо мирно разошёлся по палаткам для снов. Кому не хватало место, отправился спать в машину, ну а я вызвался первым в ночное дежурство.
Накинул толстый ватник поверх комбеза, ночи весной холодные, подкинул дров в огонь.
На край подгрёб углей, на них поставил железный чайник, приготовится кипяток, — сделаю крепкий кофе.
Уселся возле горевшего костра на бревно, рядом возле ног примостился Арт. Он тоже пожелал сторожить со мной лагерь, хотя был изрядно насытившимся, и его клонило в сон.
Положив морду на вытянутые лапы, он почти дремал, его глаза медленно закрывались и открывались, наглядно демонстрируя животное спокойствие в завтрашнем дне. Ладно хоть так, вместе с псом я чувствовал себя уверенней с собачьим чутьём и слухом, к тому же не так одиноко у костра, кидавшего отблески красноватого свете на нас двоих.
Неожиданно из темноты, стала осторожно приближаться длинная непонятная фигура, треснули сухие ветки, я вскинул карабин, Арт глухо заворчал на неё. Но карабин пришлось отложить в сторону, фигурой оказался наш Фредди, одетый в плащ с накинутым на голову капюшоном, и с котом в руках. Он подошёл ближе, присел рядом со мной на бревне, Дика опустил тоже на него, между нами.
Некоторое время мы молчали, глядели на пламя костра.
Дик и Арт, тоже пристально смотрели на огонь, а иногда друг на друга, будто беседуя втихомолку, — ну как приятель? Ты в норме пёс?
Тот будто отвечал,— да, всё нормально, дружище. Я при деле у хозяина, я сыт, мне тепло. Рад, что ты интересуешься мной, диковинный кот странного хозяина.
Кот приподнялся и пренебрежительно махнул лапкой, — мяу, вот уж нет, твой хозяин, страннее моего странного хозяина.
Арт лениво приоткрыл пасть, и зевнул, — так кто же спорит, кот? Наши хозяева, действительно они оба очень странные люди…
Кот грустно жмурил глазки, — это правда пёс одноглазого, только предчувствую, с моим хозяином беда приключилась…
И они одновременно обозрели, своих и чужих, хозяев.
Конечно, мы ничего не слышали из того диалога, во всяком случае я один. Фредди не поднимая головы, первым нарушил тишину, приглушенным голосом:
— Пришло время поговорить наедине, Джоник. Когда оно ещё будет у нас.
Я согласно кивнул:
— Да, Фредди. Мне тоже тебе надо кое-что рассказать о себе…
— Тсс, не продолжай, я знаю про «это». Лучше про себя начну.
Он удручающе вздохнул и продолжил:
— Вообщем, я умираю, Джоник. Я твёрдо знаю.
Конец неизбежен, лекарств и спасения уже нет.
Я чуть ли не подскочил с бревна как ужаленный, резко перебил его вопросами, но вовремя спохватился что всех разбужу криками, и сбавил голос до звонкого шёпота:
— как же так?! Но почему? И сколько же тебе осталось? Жить…
— эта болезнь вроде рака, Джоник. Только скоротечного, от него за неделю сгорают. Отчего так, точно не знаю, видно подцепил Там нехорошую штуку.
Фредди показал рукой наверх, потом тихо продолжал говорить:
— да причин тому множество. Так бывает почти со всеми, кто связан с магическими вещами. Осталось недолго мне, дня два-три, и всё. Могу не успеть. Такие дела, Джоник. Видишь: знания, опыт, защита, тату, медитации, здоровый образ жизни, — всё ни к чёрту…
С безнадёжной тоской проговорил Фредди.
Тут мне вспомнились непонятные метаморфозы произошедшие с ним, за последние несколько суток.
Я понимал его; если он умрет прежде, чем мы достигнем цели, то всё окажется впустую. Без него — мы никто.
— не переживай ты,— Фредди хлопнул меня по плечу, словно утешая в ответ. — Мне не больно. И не страшно.
Я попробую тебя научить, не всему разумеется, только самому главному, что пригодиться, в том месте.
— а получится?
— не знаю, надо попытаться. Как понимаешь, других вариантов нет и кандидатур тоже. С начала проведу с тобой пару сеансов регрессивного погружения, в любом случае тебе не повредит.
— ладно, когда начнём?
— да прямо сейчас и приступим.
— сейчас?! — удивился я.
— ну да, когда ещё. Ты готов?
— прямо здесь?
— Джон! Хватит тупых вопросов! Это не больно. И не заразно.
Или ты боишься?
— да ни фига. Говори, что делать! — зашипел я, уязвлённый в трусости. — Я то думал для этого нужен кабинет, кресла, кушетка, плед, расслабляющая музыка, гипноз…
— Ерунда это Джон! Садись ко мне лицом. Вот так.
Фредди убрал кота на землю, пшикнул на него, мол сейчас не мешайся. Потом перебросил ногу через бревно, садясь поперёк него. Я сделал также, теперь мы сидели лицами к друг другу.
Он скинул капюшон с бритой налысо головы:
— так, сперва нужна сонастройка. Смотри в глаза, старайся не моргать.
Фредди с силой потёр ладони, сделал взмах руками, и уставился мне в глаз, теперь я заметил, что у него радужка одного глаза синяя, другая тёмно коричневая.
А ведь раньше вроде глаза были голубые, — подумал я, мне стало не по себе. У него был взгляд, с разноцветными глазами, такой страшный, какой только можно себе вообразить.
Взгляд, как луч рентгена, пронизывающей от начала копчика и до макушки черепа. Черт, даже я не ожидал такого поворота, мороз продрал по коже:
— эй, эй, братан ты чего?!
— спокойней, дружище. У тебя слишком много эмоций, переживаний, страхов. Отбрось всё это. Вот так.
Фредди резко скинул с моей головы кепи.
— теперь говори.
— что говорить?
— что захочешь. Случай, сон, историю. Желательно из детства.
— понятно, тогда слушай, — и я стал болтать всё, что придёт в голову.— В молодости, у меня была толстая тетрадь.
Куда я записывал всякие интересные штуки: слова песен, название рок-групп. На твёрдой коленкоровой обложке красовалась надпись, сделанная моею рукой и чернилами, —  «КИНО».
Тогда это было нереально круто. Упс, я бы мог её показать тебе, но тетрадь с этой надписью, утонула в море.
Что, продолжать?
— да, давай ещё. У тебя хорошо получается.
— тогда снова история; Я пацан городской и …
Нам дали садовый участок земли бесплатно, чтобы мы посадили картошку. И не сдохли с голоду. (как сейчас понимаю)
Этот участок был за городом. Дело не в этом.
Мать и бабушка решили посадить на том участке плодовые саженцы. Только воды нет. Что делать?
Там протекала речка, почти ручей.
Я и ходил туда-сюда. Чтобы принести воды.
Это тяжело очень: нести в двух руках, полные ведра с водой из речки за два километра чтобы вылить на саженцы, которые стояли дорогих денег на базаре.
Так продолжалось каждые выходные, то есть без выходных для меня. По половине тонне воды зараз вручную. Десять ходок.
Руки отваливались напрочь, хотя качался и занимался карате.
Осенью понял, что так больше продолжаться не может.
Я молил о дожде, чтобы он шел не прекращаясь целый месяц, и окончил мои мучения. Наступили очередные выходные, но дождя всё не было. Как обычно, направился за водой.
Я уже стал возвращаться обратно от речки с полными вёдрами.
И тут как по моему заказу пошел  дождь: такой мелкий и поросячий. По переносному радиоприемнику на батарейках, у меня он был на ремешке и болтался на плече, передали в новостях, что умер Тальков. Как и что: просто умер. Как? Я был в шоке.
Я не донес ведра с водой до участка, упав на землю без сил.
Вот и все, думал. Остальное пофигу, что будет дальше со мной.
Призыв, дедовщина, армия, война.
Потом как-то услышал, песню Талькова. Что я вернусь.
Похоже я вернусь потом, а может и нет.
Что произошло в итоге: тот земельный участок застроили, теперь там дачи богатеев. Саженцы, которые я поливал, умерли.
Мать и бабушка умерли. Все умерли, кроме меня…
— так, очень хорошо, Джоник, — бубнит где-то Фредди.
Его голос растекается извне, слышится  в стороне от его лица и рта, хотя он не отрывает взгляд от меня. Моё сознание плывёт, будто нахожусь под сильным наркозом…
— Соберись Джон, давай говори ещё.
— Я понял. Это сон; Я нахожусь в большом магазине, вроде советского универмага. Народу уйма, все толкутся, ругаются, стоят в очередях в торговые отделы. Я стою в дамском и одновременно швейном отделе, где продавались швейные принадлежности, лаки, краски пудра и прочее добро из косметики. Мне неловко и стыдно, будто нахожусь без одежды, в одной майке, без трусов.
Но мне очень нужно стоять в этот отдел.
Нужны были волосы. Волосы из женских париков, они продаются только здесь, в этом отделе.
Почему-то помню, что уже сюда заходил неделю назад и спрашивал их у одной милой продавщицы.
А сейчас той продавщицы за прилавком пока нет, наверно ушла на обед, народ разошелся, и я остался один.
Вскоре за прилавок кто-то зашёл, но эта не была знакомая продавщица, она была другая.
Я стою первым, но сзади постоянно крутится одна молодёжная девица, ей тоже надо в тот отдел.
Продавщица почему сразу обратилась к ней, будто не замечая меня.
И та девица, она тоже стала спрашивать и заказывать покупки.
Я понимаю, что сзади той девицы, уже образовалась большая очередь из многих тёток, если я её пропущу, то стоять мне здесь до самого закрытия универмага.
Я вскипел, не выдержал, и заорал на весь зал:
— Я стоял первым! Не сметь брать передо мной!
Она бубнила мне в спину, будто я здесь не стоял, и стоят лишь одни пидары из сильного пола, ещё что-то обидное.
Я развернулся, и рукой неловко ударил её по лицу.
Она затихла, испугалась, стала молча плакать.
Из очереди тёток слышится шум, гам, ропот.
Я не обращаю внимания на это, спрашиваю у продавщицы:
— У вас есть светлые коричневые волосы из париков?
Она ответила, что таких не бывает, и что есть, то есть.
Я спросил её, —  а какие тогда у вас есть?
Она начала мне показывать, что-то выкладывать на прилавок…
Тут я прервался, не в силах больше продолжать.
— держись, держись Джон, — подбадривает меня Фредди.
Его голос доносится до меня, будто мы находимся в воде, или в каком-то вязком пространстве.
— так, хорошо, очень хорошо. Пока можешь молчать. Не бойся.
Закрой теперь глаз.
Я послушался, и больше не видел реальность, а только слышал голос, ощущал прикосновения, свои и чужие.
С теми словами он взял мои руки, положил ладонями себе на бритый череп. Потом водрузил свои ладони на мою голову, будто обнимая её сверху, твёрдо и жёстко.
Фредди, но он ли уже был на его месте, Фредди задаёт вопрос:
— что чувствуешь, что видишь? Опиши!
— не знаю, картинки какие-то, обрывки образов в голове.
Они возникают, крутятся, пропадают, и по новой.
Я не понимаю, — я это я, или кто-то другой.
Это галлюцинации, или это во сне.
— Какие-то фарфоровые  статуэтки бью ногами, они разбиваются на мелкие обломки, под ударами…
— Давайте поднимем тост, за мать вашу королеву. Не помню какую. Но выпьем…
— Фредди спросить? А кто это, без стука к нам?
Я Виктор, просто Виктор…
— Пес меня спросил, — Зачем всё это? Унюхал самку, и вперед ****ь…
— Послушай, мы в тюрьме, ну правильно, это я сюда попал.
Хватить бить по стенам, бесполезно.
А у нас нет газа. Да причем тут газ…
— стоп! Можешь остановится, — приказал Фредди, или кто-то другой на его месте. — Так, хорошо, ты уже находишься в трансе.
Я положу тебя на спину, и ты уснёшь. Тебе хорошо, мой мальчик…
Он стал аккуратно  укладывать меня, придерживая за затылок и спину, дальше ничего не помню, кроме видений.
Сначала я увидел своего двойника.
Он был высокий и повторял все мои движения.
Как тень. Но это не было тенью.
И вдруг увидел себе маленького в…
Я сижу в кресле. А другие люди мне подчиняются.
Много людей, очень много людей, стоящих возле меня на коленях.
Кресло. Да вроде обычное. Только большое и гранитное. И вообще неудобное. С огромными подлокотниками из слоновой кости и желтого металла. Яркое солнце, яичные пески, вдалеке огромные пирамиды. Египет. Эпоха фараонов…
***
На следующий день путешествия моя пытка повторилась.
Ночью мы с Фредди, снова остались вдвоем не считая пса и кота.
— Вчера ты говорил что тебе нужен кабинет, кушетка и всё остальное. А чем тогда плохи небо и звёзды? — Он обвёл их рукой.
Я пожал плечами, не знаю. Фредди продолжил:
— сейчас мы будем просто разговаривать. Это будет проработка сознания. Я буду задавать вопросы, а ты отвечать. Честно и точно. согласен?
Я кивнул головой, мол, да, согласен.,  я готов был на всё лишь бы не повторилось вчерашняя экзекуция.
Когда он пронизывал меня страшными рентгеновскими глазами.
— нет, ты скажи словами: я согласен и готов.
— Я согласен и готов.
— Как себя чувствуешь Джоник?
— В норме.
— у тебя есть проблемы?
— Да вроде нет.
— Отчего ты бежишь, скажи?
Я поморщился и потер лоб.
— Я не знаю что ответить, много всего.
— Ты как дикий дракон, который усвоил команды стоять и сидеть.
Мы выпили еще по одной чашке, в которых был налит коньяк.
Фредди был очень в  плохом состояние, его всего коробило и скручивало, но он не показывал виду что ему тяжко, он сказал, алкоголь это как стимулятор.
— Ладно, хорошо. Как ты себя чувствуешь? Отдохнувшим?
— Да
— Взволнованным?
— Да.
— Тебе надо собраться. Готов?
— Да.
При этом мы смотрели друг другу в глаза
Но мне иногда приходилось отводить взгляд в сторону.
— Часто то ли ты говоришь не обдумав ответ?
— Нет, я всегда думаю. — Я почесал затылок.
— Бывают ли у тебя спазмы без причин, тик, судороги, дрожание или типа того?
— Да, есть такое.
— Тебя беспокоят неудачи?
— Не знаю. Когда как.
— Тебя беспокоят прошлые неудачи?
— Нет. уже нет. всё в прошлом.
— Тебя беспокоят прошлые неудачи в жизни?
— Нет . — я помотал головой.
— У тебя трудная жизнь?
— Нет.
— Ты любишь слушаться других?
— Нет.
— Тебе трудно владеть собой?
— Нет, — но  я долго молчал, прежде чем так ответить.
— Тебя интересуют другие люди?
— Да, или не очень, — я почесал нос.
— Легко ли тебе быть справедливым?
Я вздохнул, потом вырвалось из меня.
— Нет, — И тут же поправился:
— да, легко.
— Часто ли тебя мучает зависть?
— чему мне завидовать?
— Часто ли тебя мучает зависть?
Я поморщился, будто от внезапной зубной боли.
— Не знаю, ревность считается?
— Да считается.
— Тогда, да.
— Ты мыслишь правильно?
— Да.
— Тебя волнует какое ты производишь впечатление?
— Не понял, — я причмокнул и пожевал губами.
— Ты понял, не лги.
— Ну так большинство людей ублюдки, если ты об этом.
— Ты обычно правдив?
— Нет. не знаю, — я поерзал на стуле, — пускай иногда.
— Ты предсказуем?
Я засмеялся, Фредди тоже. Когда мы отсмеялись, он сказал, что теперь мне снова надо попасть в регрессию. Я предложил ему:
— слушай, давай еще спрашивай. Мне понравилось.
— Ладно, хорошо, теперь задача усложняется. Ты не должен моргать.
— Да легко.
— Ты можешь отвечать быстро, без страха, сомнений?
— Да. давай же!
— Начиная с этого мгновения, ты не должен моргать.
Стоп, ты моргнул. Если моргнёшь, начинаем сначала.
— Ты часто думаешь о своей ничтожности
— Нет, — я помотал головой
— Ты веришь что бог спасёт тебя от собственной ничтожности?
— Нет, — я почесал подмышку.
— Ты убил кого нибудь?
— Нет.
— Ты убил кого нибудь?
— Не-не, не так.
— Ты сожалеешь об этом?
— Нет! — выдохнул я ему в ответ и моё лицо перекосилось в гримасе. Конечно, я моргнул при этом.
— стоп. Всё сначала...
— черт. Вот черт.! — Я выругался от души, шлёпнул себя по коленям.
— Ты часто думаешь о своей ничтожности?
— Да.
— Ты веришь что бог тебя спасёт?
— Нет.
— Ты врёшь?
— Нет.
— Ты лжец?
— Да.
— Ты убил кого нибудь?
— Не помню. Там, на войне, нескольких чеченов.
— Сожалеешь об этом?
— Нет.
— Отчего ты бежишь, Джон?
— От всего.
— Где твой отец?
— Сдох.
— Как он умер?
— Я не знаю, где-то от старости.
— Где твоя мать?
— Умерла.
— Кого бы ты взял на необитаемый остров?
— Марка Твена.
— Почему?
— Он написал про этого, гек.. как его, финна и тома сойера.
Фредди, ведь это была моя самая первая книга в жизни, которою я прочитал только сам. По буквам и слогам.
— ладно, пока хватит. Перерыв. Ещё осталось в бутылке?
Мы выпили и потом некоторое время молчали, глядя на огонь костра.
— ты готов?
Конечно. я был готов.
На это раз погружение проходило легче.
Я снова говорил, что вспомнилось: ПТУ, школа, даже детский сад. Как мы с девочками ходили на один горшок, никто не стеснялся.
Наши тёти воспитательницы: одни были добрыми и хорошими, другие грубыми и неласковыми к нам, детям.
Я тогда думал, своим умишком, что они как непогода: бывает погода, когда тепло и солнце, когда дождь и всё темно.
Так и мне не к кому обратиться, ничто не проникает в мою неприкаянною душу.
Но морок не исчез, тут же перекидывая меня в глухую деревню.
Где живые, и в тоже время неживые люди.
То есть люди и нелюди. Так бывает.
Деревня, или поместье.
Вот старая изба из коричневых бревен, с плесенью от старости.
Тут, к нему примыкая, стоит древний сарай из досок, огороженный покосившимся забором.  Мычит домашняя скотина.
Двор обычный, и кто-то стоит возле него.
Я узнал самого себя «Там». Хожу. Что-то делаю, говорю с деревенскими мужиками, потом беру вилы, кидаю навоз из большой кучи. Наверное, это ошибка.
Может быть там боги напутали с моим временем.
И вот снова. Тьма. Свет.
— Ты видишь солнце, Джоник?
— Да.
— Какое оно там?
— Оно слишком спокойное.
— Во что ты одет?
— На мне повязка.
— Что ты слышишь?
— Древнюю речь.
Это время цивилизации майя. Я в Золотом городе.
Вокруг пирамиды, жрецы.
Толпа людей в ярких одеждах на площади.
Они жаждут зрелищ и хлеба, — ничего личного.
Меня простого раба в цепях, ведут на заклание в качестве приносимой жертвы богам.
Подводят к каменной плахе, возле которой стоит палач.
Гигант, человек пяти метров роста.
В его могучих руках, топор кажется детской игрушкой.
Я покорно кладу голову на плаху. Жду конца «Игры».
Верховный жрец громогласно объявляет всем:
«Да свершиться воля небес…»
— Ты помнишь слово?
— Да.
— Джон вспомни звук слова! Вспомни слово, это важно, чтобы ты мог вернуться обратно.
— Дом, это слово, —  дом.
Я произнёс и выдохнул его в разуме, пробуждаясь из непознанных времён, куда меня забросило погружение.
***
На утро, Фредди не мог встать на ноги, бредил и метался в горячке.
Он не был в коме, в памяти и почти в полном сознание, но ему очень было паршиво, пытался встать, но каждый раз опадал на земле, словно подрубленный колосс.
Несмотря на его заверение, что встанет и он вполне здоров, нам пришлось нести его на руках. В джипе разложили сидения, чтобы уложить его в лежащем положении.
Корон и я, дальше ехали на подножках джипа, рукой цепляясь за крепления поверх кузова. Не так сложно на средней скорости, держишься и едешь на встречу  всему новому.
Ветер сдувает слёзы, с моего лица.
Это ведь хорошо, и никто не заметит их.
Через пару часов, всё было кончено.
Я и все остальные из отряда, вскоре выбрали место, где упокоить Фредди. Оно оказалось скалистым пригорком, с него открывался великолепный вид сверху: леса, темно зёлёные сосны, река, скалы.
Он пожелал, чтобы его тело предали огню на костре.
У него в кармане нашлась записка.
Борис Рыбаков, адрес, телефон, — координаты того хакера.
В конце дополнение.
Ну как Джон, понял, зачем тебе нужны были волосы?)
Знак вопроса и смайлик.
Прочитав это, я завыл воем от тоски и горя.
Хотелось броситься со скалы вниз.
Меня смог удержать только здоровенный Фрейд.
Перед закатом, горел костер на скале, на это раз погребальный.
Он получился на славу, не хуже чем у героев Олимпа из греческих легенд. Печальная работа отвлекала от горестных дум.
Мы напилили бензопилой брёвна из сосен, подняли их джипом на место, соорудили ровный настил. Уложили на него тело Фредди.
Потом я обильно облил всё это бензином, поджёг зажигалкой.
Фрейд, как бывший пастор, провожая в последний путь, затянул молитвенную песнь на языке мормонов: долгую, и заунывную.
Дик и Арт находились рядом, и, наверно снова о чем-то скрытно переговаривались, тоже на своём языке.
— Ты точно решил, вот так?— спросил пёс.
— Решил, я должен быть с хозяином, — отвечал кот. —  Мы будем вместе бродить по разным мирам, а потом попаду в кошачий рай.
— Тогда удачи тебе, кот. Там, может встретимся?
— Может. Прощай пёс,  —  отозвался он, и одним прыжком кинулся в костер. Никто не стал его останавливать, зачем. Тушить, вынимать из огня. Если даже животное решило, то, пусть будет так.
Сначала оттуда, из гулкого пламени, слышался страшный кошачий рёв. Арт в ответ заливался лаем изо всех сил, чтобы его заглушить, или даже превзойти в громкости, а может это была поддержка. Потом всё затихло.
Сколько горит костёр? С трупом. Час, два, три. Или целую вечность. Не знаю, точнее не помню.
После того, как зажёг костер, я сразу отошёл от места кремации, метров на сто, там где-то сел на сыроватую землю.
Не хотел наблюдать за этим неприятным действом.
Я созерцал вокруг пейзажи, закат, ещё вспоминал, думал, размышлял о самом разном, что случалось в жизни.
Тот сон, про волосы, я его не забывал, он стоял у меня в голове: зачем он мне приснился в прошлом, потом его рассказал на сеансе, странное дополнение Фредди в предсмертной записке.
Конечно, когда сон про волосы приснился, я не смог досмотреть его до логического завершения: то ли проснулся, то ли подзабыл.
Теперь это стало неважным, я понял, зачем мне нужны были волосы из того сна.
Это было давно, в молодости, если можно считать этим понятием,  то послевоенное время. Я устроился в детдом слесарем.
В обычный детский дом интернат.
Тогда нигде не было работы, за которую платили деньги.
Вообщем, тогда дружил с одной девочкой, как и с другими пацанами из детдома. Её звали Ира, и было 14 лет.
А я был уже взрослым, повидавшим жизнь, дядькой.
Это можно назвать дружбой между нами, иногда переходящей в любовный флирт, но не более. Малолетка, а закон суров.
Потом, как то раз ночью,  в детдоме случился пожар.
Может кто-то курил из пацанов, может еще что-то.
А той ночью, я как раз остался в слесарке спать, после вечерней пьянки с другими мужиками, которые работали вместе со мной.
Конечно, проснулся от криков. До приезда пожарных мне самому наполовину пьяному, пришлось подключать воду, тащить шланги, лазить в колодцы и прочее.
Сгорел только спальный корпус, один из трёх.
Пожар дальше не прошел.
Но погибло девять воспитанников, в том числе и она.
Её нашли почти не сгоревшей, как и всех остальных.
Задохнулась в дыму, у нее сгорели только волосы на голове. Полностью. Хоронили в закрытом гробу. Наверно она, в том сне, поэтому просила меня принести те волосы, чтобы быть красивой.
***
В дежурство, этой ночью меня не поставили, хотя по Фредди скорбели все в отряде. Дали выходной, чтобы пришёл себя.
Вместо меня поставили Лолу, она была в порядке, и держалась молодцом. Залез в палатку, растянулся, меня повлекло в сон.
Я и спал, не чувствуя ног и всего тела.
Там, во сне, ко мне пришёл Фредди.
Он выглядел как всегда молодым, не постаревшем не больным, с рыжей шевелюрой на голове, по земному и вполне живым.
Рядом находился неразлучный кот, он щурил широкие глазищи будто от яркого света и помахивал пышным хвостом по ноге хозяина. Они стояли, будто паря в пространстве.
— Ну как ты, готов?— спросил он, вместо приветствия.
— Готов,— что я мог ответить…
— Значит, ты понял, зачем тебе волосы?
— Да, дружище, теперь понял.
— Тогда пошли с нами, я приглашаю…
И мы втроём отправились куда-то, в непонятное «куда».
Сложно объяснить, как мы туда попали и как оно выглядит: сказочно, фантастически, волшебно… Эти слова, пусть даже их будет тысячи, они меркнут перед тем миром Фредди.
Он стал объяснять, что это его личный мир, который создал ещё до перехода из мира живых.
«Был случай, Джоник, ещё до перехода, я случайно  взял Дика с собой в личный мир. Пришлось показать, что там есть такое.
Он там освоился, самостоятельно  стал влезать в него без моего приглашения и путешествовать. Это ладно, лишь бы ничего не трогал, а то с него станется. Так проекция Дика осталась навсегда там, вплоть до… Вообщем, так оно и получилось. Я попал сюда, и мой кот теперь со мной...»
И он ласково потрепал Дика по загривку.
Там, Фредди снова провел со мной сеанс погружения.
У него теперь было супер навороченное здание, в нем его супер лаборатория, кабинет, и всё остальное.
Наверно специально для меня сделал.
Ему нужно было что-то достать из моей головы.
Мы говорили, он смотрел в мой глаз.
Потом сканировал мои мозги.
Я сопротивлялся, но после перестал.
Надо взаимодействовать с живым миром, это Фредди научил,
Открываешь калитку  — и Он.
Открывается здесь, и перед тобой.
Не научил, вру тут, я подсмотрел, как он это делает
Даа, ещё кот помогал ему, а тот кот стал не котом, а целым бегемотом. Я тихонько подглядывал, когда пришло время мне уходить, то не прощаясь, быстро вышел оттуда.
Я сам простился с ними: Прощай Фредди, мой друг.
Прощай и ты, верный его кот.
Хотя, кто знает, может «там» и встретимся снова, гуляя, я с Артом, а Фредди с Диком  по призрачному миру, вместе с диковинными обитателями, которые создались фантазией подсознания.
Говорят, что друзей не выбирают, их дают на небесах.
И это абсолютно точно.
***