Позволяя себе присваивать всему, что связано с духовной верой, статус иллюзии, чего-то искусственно надуманного и абстрактного, люди таких убеждений проявляют парадоксальную непоследовательность. Если, к примеру, они слышат, что их действиями управляет какой-то дух, или что мир устроен какими-то духами, они склонны относиться к этому саркастически. Потому что, видимо, в такие моменты под духом представляют себе что-то вроде Хоттабыча или джина из "Волшебной лампы Алладина". Когда же они сами вставляют в свою речь слово "дух", это уже не видится им комичным и несерьезным. Например, говоря о "духе времени", об отношениях "в духе дружбы и взаимопонимания", о необходимости "не падать духом" или быть духом "бодрым", они уже не представляют себе полупрозрачного мужика с длинной бородой, появляющегося из дыма, который валит из древней посуды с узким горлышком.
Непонятно как у них такое противоречие укладывается в разуме - скорее всего обычно никак и не укладывается, как и всё то, о чем они предпочитают не рассуждать ради своего душевного покоя. А ведь они при этом выбирают "не верить" в подобное с теми же самыми основаниями, с какими другие, по их мнению, выбирают во что-то или кого-то верить! Которых они за это же потом и высмеивают.
Действительно, если человек с такими убеждениями допускает, что некая невидимая суть, настрой, управляет отношениями между людьми, делая их дружественными или наоборот, если какой-то невидимый, но ощутимый настрой в человеке делает его бодрым, а его отсутствие - вялым, то почему он начинает считать, что Дух, приносящий веру, - это нечто из разряда материально-театрального? Не потому ли они и отвергают это, что считают материальным, но при этом невидимым? За что, собственно, его и не принимают за существующее?
То есть, решая в своем понимании поместить духовное в сферу материального мира, они начинают и применять к нему материальные способы обнаружения. Не имея же, - вполне закономерно, - в этом успеха, они начинают считать это вздором. Но при этом они могут считать, что подобный вывод им помогло сделать их стремление бодриться духом. То есть, что именно в таком настрое духа они доказали себе, что духа нет... Как написано: "назвавшись умными, обезумели"(с).
Примечательно то, что такой "плавный" переход мнения в людях наблюдается именно тогда, когда о духовном начинает говорится в связи с Творцом. Уже не косвенно, завуалировано а напрямую, явно. Пока, то есть, понятие "дух" у них послушно вписывается в признанные обществом светские аксиомы, все хорошо, и дух может считаться неким настроем, господствующим в определенной ему сфере. Когда же это уже вылезает за границы дозволенного - всё! Дух превращается в джина из бутылки и: "Ха-ха-ха! Какая нелепица, господа!"
Вот, кстати, еще парадокс: до "перехода границы" дух у них, значит, господствует, но только там, где они ему разрешат. Так себе господство, верно? Вот в чем дело, выходит: человеку, не допускающему мысли о том, что он не господин всего, любая такая мысль, приходя, видится, как враг, которого нужно уничтожить, не разбираясь. Им при этом руководит страх, сродни тому, который бывает у детей в моменты, когда они настроены воспринимать окружающее, как враждебное. Ведь когда детям в такие моменты не хватает сил и знаний считать, что они продолжают контролировать ситуацию вокруг себя (то есть господствовать), они делают... что? Правильно! - закрывают глаза. Создают для себя иллюзию того, что подобного просто не существует. Вроде жизненного кредо: либо они господа ситуации, либо ситуации нет.
Итак, причина такой непоследовательности человека в его отношении к духовному находится в страхе, который в этом человеке прячется. И ему следует задуматься вот над чем: если причину этого страха он сам себе объяснить не может, но при этом от объяснений и бежит, то данный страх может принадлежать не ему, а кому-то, кто завладел его сознанием. Потому что, в принципе, любое объяснение - это что-то не против него, а за него. А если его изнутри подмывает бежать от объяснений, то такой настрой, выходит, ему чужд, потому что идет против него - как болезнь, как вирус.
Вот, кстати, еще непонятно: если человек осознает как-то, что он имеет внутри себя враждебный ему настрой, но продолжает существовать так, словно ничего подобного не происходит, то почему бы ему хотя бы не попросить об освобождении от данного недуга какой-то другой настрой, более дружественный к нему? Попросить так же, как он попускает жить в себе нечто враждебное - не думая? Просто попросить, пригласить в себя кого-то другого, более сильного, освободить его? Хотя бы "на всякий случай"? Чем такое его "юродство" будет хуже того, в котором он уже пребывает? И что он теряет при этом? Разве в такой "понарошке" больше глупости, чем, скажем, в его увлечении играми и т. п., где он тоже так или иначе притворяется и "юродствует"?