Студент

Рассказ


Юрка Арсентьев об армии не мечтал от слова совсем.
И даже в мыслях не видел себя в военной форме, при оружии. Тем более не слышал о такой армейской должности как вожатый караульных собак в роте охраны Кандагарского авиационного гарнизона.
Да и о самом Афганистане Юрка знал ровно столько, сколько было заложено в школьной программе. Ни больше и ни меньше.
А уж студента третьего курса МВТУ имени Баумана эта далёкая азиатская страна не интересовала и не волновала вовсе.
Хотя, если быть до конца откровенным, в общении с друзьями и знакомыми, в прессе, нет-нет, да и мелькнут новости из этого загадочного государства, которое находится  где-то далеко-далеко от Москвы.
Но жизнь иногда совершает такие кульбиты, такие чудеса, что белое вдруг становится чёрным, и, тем не менее, начинает блистать всеми мыслимыми и не мыслимыми цветами и оттенками.
В чём Юрка убедился на собственном опыте.
Вдруг в первых числах сентября вначале новой учебной сессии студента Арсентьева вызвали в военкомат и вручили повестку, в которой на белом-белом фоне чёрным-чёрным шрифтом было приказано явиться ему на призывной пункт по такому-то адресу строго такого-то числа к такому-то времени.
С вещами.
Начальство учебного заведения МВТУ имени Баумана, к которому обратился за разъяснениями вновь испечённый призывник, лишь разводило руками и стыдливо отводило взгляд.
А он, наивный, жаждал справедливости.
Мол, и успеваемость на высоте, и с дисциплиной полный порядок.
Да и вряд ли Советская армия укрепит свои мощь и  боеспособность с прибытием в неё очкарика Юрки Арсентьева.
Но где-то кто-то посчитал иначе, и уже через два месяца рядовой Арсентьев постигал азы военной науки в специализированной школе собаководства в Подмосковье.
Конечно, не МВТУ, но тоже учебное заведение.
Правда, предметы разные, и втолковывают их не столь демократично, как студентам.
Как бы то ни было, однако уже в мае следующего года был поставлен на все виды довольствия и зачислен в штат на должность вожатого караульных собак в роту охраны отдельного батальона аэродромно-технического обеспечения  Кандагарского авиационного гарнизона.
Ну, разве это не кульбит судьбы-злодейки?
Конечно, кульбит!
Да какой изощрённо-назидательный для среднестатистического студента!
Прямо, сальто-мортале в судьбе отдельно взятого индивида Юрия Анатольевича Арсентьева -  студента-отличника одного из престижнейших высших учебных заведений СССР – МВТУ имени Баумана.
Сказать, что Юрка сетовал на свою судьбу, значит, сразу можно признать в нём человека слабого, малодушного, отчаявшегося, да и просто поддавшегося панике юношу, которого испугали и ввергли в шок реалии жизни.
Но это же будет страшной  и подлой неправдой!
Ложью!
Потому как не сетовал и не казнил себя тем более.
Из своего пока ещё короткого жизненного опыта он вынес один удивительный, но глубоко философский вывод: жизнь хороша в любой ипостаси. И её следует ценить, какие бы кульбиты она не выбрасывала. 
Поэтому к армейской службе отнёсся серьёзно, и постигал её с полной самоотдачей.
- Главное, относись к собачкам лучше, чем к самому себе, - давал последние наставления ефрейтор Володька Кусков своему сменщику рядовому Арсентьеву. – Ты – особь пронырливая, потому как хомо сапиенс, всегда сможешь и постоять за себя, и найдёшь себе питьё и пропитание. А вот они, собачки наши, то заперты в клетках, то сидят на привязи на постах. Уразумел, студент?
- Ну, так… - Юрка согласно кивал головой, смахивая пот с лица тыльной стороной ладони. – В учебке…
- То в учебке, - перебил сменщика ефрейтор. – А это Афганистан, понятно тебе, салага? Здесь такая жара, что в учебке и не снилась даже её начальству, а наши питомцы в шубках меховых. А кондиционеров или хотя бы вентиляторов для собак не предусмотрено в штатном расписании.  Помни об этом всегда. И минные поля вон за той колючей проволокой, - Володька ткнул рукой в сторону проволочного заграждения, за которым удивительным образом стеной стоял зелёный камыш, а дальше – песчаное, с редкими островками травы, поле, с каким-то поселением у подножья горы.
- Так таблички же расставлены «Осторожно! Мины!».
- Слава богу, что тебя научили читать, студент, - язвительным тоном произнёс Вовка. – А вот собачки читать не умеют. Выскочит такой неуч из-за разгильдяйства умного и грамотного студента,  да по минному полю,  и  всё, иди в строевой отдел, списывай собачку. А ты знаешь, что оформить документы на гибель пса намного сложнее, чем на гибель солдата?
Юрка пожал плечами.
- Вот то-то и оно. Поэтому не доводи дело до крайностей, а холь и лелей наших воспитанников лучше, чем тебя холила и лелеяла мамка в твоём недалёком прошлом, салага.
- А медаль у тебя за что? – поинтересовался Юрка.
- Медаль? – ефрейтор коснулся награды на груди. – Да за боевые заслуги.
- Я и сам вижу, что за боевые заслуги, - ответил сменщик. – А за что дали?
- Да-а-а, - тянул Кусков, засмущавшись,  и попытался отшутиться:
– Шёл-шёл и нашёл. Вот же приставучий, студент.
Потом они сидели на крылечке домика, что на территории собачьего питомника.
Рядом, за обвалованием, склад горюче-смазочных материалов. Только что пришла колонна «наливников» из Союза, сейчас сливают топливо. Оттуда слышны были гул машин, команды, долетал резкий запах паров авиационного керосина.
Горы исполинскими глыбами возвышались напротив, за афганской деревней, что у подножья, казались близкими и окутанными сказочными тайнами.
Юрка видел горы впервые в жизни. И потому,  когда ещё летел самолётом из Союза в Афганистан, прилип к иллюминатору, любовался сверху жуткой красотой гор, привыкал к новой обстановке.
А тут они рядом, почти досягаемы.
- Это так кажется, - остудил познавательный зуд новичка ефрейтор Кусков.  – На самом деле они далековато. Просто видимость такая обманчивая.
- Жуткая красота, - заметил Юрка.
- Ага, - согласился Володька. – Век бы её не видеть.
- Чего ж это ты так, Вовка?
- Домой хочу, Юра, домой! – Кусков резко встал, замахал руками, разминаясь. – И собачкам готовь поесть на один раз. Понятно? На один!
- А чего так?
- Тю-у-у, а ещё студент! – ефрейтор подошёл к вольеру, присел, протянул руку к собаке, погладил. – Потому что холодильников для наших питомцев не запланировано. Поэтому, утром приготовил, а вечером скормил. Поздно вечером приготовил, а скормил уже утром. Заруби себе это на носу, москвич! Пища должна быть свежей. Остывшей, но свежей!
- Ну-у-у, это понятно, - тянул Юрка. – Хотя в учебке… - но Кусков снова не дал ему договорить.
- А если, не дай бог, ты траванёшь плохой пищей моих сослуживцев и однополчан, и им станет плохо, - Володька повёл рукой в сторону вольеров, - то я услышу их боль даже в Союзе. Тогда, студент,  держись! Приеду и выгоню тебя на минные поля. Потому как пачкать свои руки о тебя мне будет противно. Береги собак как полковое знамя! О себе разрешаю забыть, а вот о наших питомцах, об их благополучии, о здоровье помни и заботься всегда. Это мы можем позволить себе расслабиться. А они постоянно на службе. И кроме тебя о них заботиться больше некому.
Вечерело.
Подходило время ужина.
Потянуло прохладой с гор.
Запоздавшие самолёты и вертолёты спешили на посадку,   выруливали к стоянкам, глушили свои двигателя.
Юрка выпустил собак во внутренний дворик на прогулку, почистил вольеры, заменил воду,  собрал чашки, принялся мыть.
Его питомцы толкались вокруг, тыкали голодными мордашками  своего начальника в ожидании приёма пищи, заглядывали в глаза, по-щенячьи наивно ласкались и подхалимничали.
На соседнем складе горюче-смазочных материалов тоже установилась тишина.
Ещё через мгновение солнце скроется и наступит очередная афганская ночь.
И надо будет выставлять собак на посты.
Впервые.
Самому.

               

                2


И хотя несколько дней подряд ефрейтор Кусков знакомил рядового Арсентьева с обстановкой, с постами, с маршрутом движения, однако одному ночью всё равно было жутковато.
Тогда, в светлое время, Юрка старался запомнить и вот эту дорогу с развилкой, и с камышами по обе стороны, что ведёт от склада боепитания на аэродром и к караульному помещению. Чуть дальше слева будут капониры, в которых стоят самолёты СУ-17. А ещё левее - природное чудо,  расселина в земной каре и подземная речка. Густые заросли камыша над ней на поверхности.
Они с Вовкой сходили несколько раз  на расселину, искупались. 
Там, дальше по ходу движения, уже взлётно-посадочная полоса с рулёжными дорожками, стоянки вертолётов, самолётов.
Есть и афганская батарея ПВО на ту сторону взлётной полосы сразу за дежурным звеном наших ПВО.
Конечно и сам аэропорт Ариана.   
И ещё Юрка твёрдо знал, что в этой зловеще-пугающей  ночной тишине он не один, и не одинок. Где-то на постах, на боевом дежурстве находятся его однополчане и сослуживцы. И его питомцы тоже бдят, гармонично и цельно вписываясь  в общую обстановку воюющей страны, Кандагарского военного авиационного гарнизона, как одного из  основных составляющих ограниченного контингента советских войск в Афганистане.
 Но всё равно мерзко-пакостное чувство страха присутствовало.
А куда б оно могло деться у вчерашнего москвича, студента МВТУ имени Баумана?
Юрка успевал не только удивляться и немножко пугаться, но и сопоставлял и анализировал свои жизненные кульбиты буквально за последние полгода.
Кажется, ещё не выветрился шум московских улиц, институтских кабинетов, шелест  страниц учебников и конспектов,  а он  уже в Афганистане, на краю пустыни Регистан у подножья Гиндукуша за тысячи километров от столицы. И в руках вместо учебных принадлежностей вполне себе боевое оружие.
Удивление и некая робость, медленно переходящая в страх: неужели это происходит с ним, Юркой Арсентьевым? Кто бы мог подумать, что он будет идти один вот в такой обстановке и по вот такой местности, ночью?
Однако, это факт.
Страшновато.
Ещё большей жути наводили доносившиеся откуда-то вопли и крики шакалов. Хорошо, что сменщик Володька заранее предупредил об этих животных.
Хотя, положа руку на сердце, услышать впервые эту жуткую какофонию звуков вживую в тёмную ночь в чужой стране, в практически незнакомой местности, - ощущения не из приятных.
Правда, некую уверенность придавал автомат.
На всякий случай Юрка снял оружие с предохранителя, перевёл его в положение для стрельбы автоматическими очередями, дослал патрон в патронник, ремень перекинул через голову, оставив автомат висеть в удобном для стрельбы положении.
«Бережёного бог бережёт», - мелькнула услышанная ранее поговорка.
Словно подтверждая Юркины опасения, слева от него, где-то в районе позиций батальона охраны прозвучал сначала одиночный выстрел, потом и взвились сигнальные ракеты, зарокотал невидимый пулемёт.
И так же неожиданно вдруг всё стихло.
Потом стрельба повторилась далеко правее, за авиационным городком в районе армейской бригады: взлетали сигнальные ракеты; доносились автоматные очереди.
И снова наступила тишина.
Лишь высокое афганское небо озарялось мириадами звёзд, и где-то высоко-высоко, на недосягаемой простому смертному высоте мигал аэронавигационными огнями лайнер международных авиалиний. Летел курсом на север, туда, где СССР, где Москва, где мирная жизнь, где нет пулемётных очередей, шакалов и прочей нечисти, и прочих неожиданностей.
До караульного помещения оставалось совсем ничего: уже было слышно, как тарахтел бензиновый генератор за караульным помещением; видно была одинокая лампочка над входом в караул, излучавшая нереально желтоватый свет.
Густая и тёмная в ночи полоска камыша отдалялась от дороги, растворялась, сливаясь с ночной чернотой.
Юрка чуть-чуть расслабился. Стало исчезать нервное напряжение, появлялась уверенность в себе, и  внутреннее  спокойствие вытесняло мистические страхи. 
Мелькнувшая тень заставила Юрку резко обернуться.
В то же мгновение тень приобрела человеческие очертания, кинулась на Юрку.
Машинально ухватившись за  автомат, он отгородился им, выставив оружие как преграду.
Очки, панама слетели с Юрки.
К нему тянулись руки врага, к горлу,  а он, что есть силы, интуитивно уклонялся как можно дальше, отталкивая  и тыкая в противника пристёгнутым к автомату магазином. 
Чалма на голове и свободная одежда не оставляли сомнений.
Противник был сильнее.
Это почувствовал Юрка, когда ремень автомата всё же соскользнул из-за головы, и ещё через мгновение оружие могло бы оказаться в чужих руках.
Юрка больше ни о чём не думал.
Перед ним был враг, а, значит, была его смерть, смерть рядового Арсентьева. И, как никогда отчётливо и ярко, он это почувствовал и осознал.
То ли сработал звериный инстинкт самосохранения, то ли вбитые и отработанные до автоматизма навыки, приобретённые в учебной части ещё там, в Союзе,  заставили действовать решительно.   
А может, и враг дрогнул в чём-то, переоценил свою силу и сноровку?
Арсентьев слегка поддался противнику, наклонился к нему и в ту же секунду резко произвёл удар прикладом, вложив в него всю свою силу, всё умение и мастерство.
Удар пришёлся в лицо незнакомцу.
Враг от неожиданности попятился, выпустив автомат.
В то же мгновение Юрка нажал на спусковой крючок.
И даже когда противник сложился у Юркиных ног, Арсентьев не сразу перестал  стрелять.
А когда на звуки выстрелов прибежала бодрствующая смена во главе с начальником караула лейтенантом Смирных, Юрка всё же  чуть отошёл от лежащего на земле бездыханного противника, но держал оружие наизготовку, стоял, подрагивая всем телом от перенапряжения, нервно оглядывался вокруг, приходил в себя.
- Очки! Мои очки! Не растопчите очки! – первое, что сказал Юрка. – Они у меня одни.
…Служба продолжалась.
Юрка считал, что он отделался легко.
Не только испугом, но и потребовалось написать несколько объяснительных записок, обстоятельно ответить на все вопросы военного дознавателя.
После чего он  подспудно стал понимать, что это происшествие выходит за рамки  обыденного и привычного  боестолкновения на поле боя между противниками. Всё же Кандагарский авиационный гарнизон – это достаточно укреплённый и хорошо охраняемый военный объект.
Вот поэтому и объяснительные, и вопросы военного дознавателя.
Ответов у самого рядового Арсентьева на такие вопросы пока ещё не было.
В то же время, этот случай полностью выветрил из его сознания некую наивность киношного, книжного восприятия событий на территории Афганистана, далёких от страшных реалий. До этого всё вокруг казалось наигранным, невсамделишным.
И романтичным.
Пустыня Регистан, горы Гиндукуш, и даже сама природа вокруг гарнизона вызывали ребячий восторг,  восхищение. Это и не снилось его однокурсникам там, в далёкой теперь Москве.
Он уже мысленно готовил письма в Союз родным, друзьям, в которых собирался описать свои восторженные впечатления покорителя дикой природы древнего Афганистана, где отводил себе роль туриста, путешественника, стороннего наблюдателя, беспристрастного судьи,   но никак не непосредственного участника боевых действий.
И даже рассказы своего сменщика Володьки Кускова проходили сквозь Юрку как увлекательные истории, байки старослужащего.
Хотя умом понимал, что он на войне, в боевой обстановке. Но не прочувствовал лично до этого случая. Почему-то верилось, что с ним ничего такого произойти не может. С кем-то другим – да, может. А вот с ним, Юркой Арсентьевым, нет, не может быть такого по определению. 
Автомат с пристёгнутым магазином с патронами у изголовья кровати во время сна, патроны и боевая граната в прикроватной тумбочке в служебном домике вожатого караульных собак тоже казались ему киношной декорацией, игровыми атрибутами,   а не как жестокое требование военной обстановки.
И вдруг этот случай в первое же боевое дежурство…
Но уже после всего случившегося, чуть погодя, Юрка как-то отрешённо и  всё реже и реже вспоминал тот случай. Он стирался в памяти, вытеснялся другими делами и заботами.
- Привыкаю к войне, - считал Юрка.
И награждение его медалью «За отвагу» уже воспринял без лишнего волнения, без трепета,  как и присвоенное ему очередное воинское звание «младший сержант».
Служба продолжалась.
И всё вошло в свою колею.
Разве что отныне Юрка выставлял своих питомцев на посты не в одиночку, а туда и обратно его сопровождала немецкая овчарка Умка.
«Так надёжней», - решил не только он, но и вышестоящее начальство.
- Случайностей на войне не бывает, студент, - глубокомысленно изрёк командир роты, вручая рядовому Арсентьеву погоны младшего командира. – Этому случаю предшествовала цепочка закономерных событий. Анализируй, и тогда поймёшь. Не исключаю, что за тобой, как за твоим сменщиком ефрейтором Кусковым, духи целенаправленно охотятся. А вообще-то «духов» волнуют наши сторожевые собаки. Они-то натасканы на запахи, чуют их  на расстоянии, не дают противнику скрытно пробраться на наши объекты. А вот если их уничтожить, то… сам понимаешь. Так что ты, студент, находишься на  передовой, командуешь стратегическими собачьими войсками. Помни об этом всегда.

                3


Взрывы сорвали Юрку с кровати ночью.
Младший сержант  выскочил из домика, замер, внимательно вслушиваясь в звуки начавшегося обстрела аэродрома.
Раз за разом взрывалось в районе взлётно-посадочной полосы.
Слышны были звуки запускавшихся двигателей вертолётов и самолётов, готовых к взлёту по боевой тревоге.
Потом неожиданно мина упала с наружной стороны обвалования склада ГСМ.
И вдруг непривычно зашелестело в ночи где-то рядом,  и тут же последовал взрыв в непосредственной близости к собачьему питомнику.
Юрка интуитивно присел, и сразу же метнулся к окопу, что в углу, за домиком.
Шелеста этой мины младший сержант Арсентьев не услышал.
Что-то горячее, острое вонзилось в ноги, спину, его бросило на землю.
Пришёл в себя от очередного близкого взрыва.
Лай, визг и скулёж раненых собак он сначала принял за крики шакалов.
В свете горящего домика увидел, как метались уцелевшие собаки в вольерах, как в отчаянии бросались на сетки.
Страшные боли в ногах не позволяли встать. Ноги были словно чужими, лишними, тяжким и болезненным балластом к его организму, не подчинялись его воле.
Сознание мутилось от боли.
А собаки визжали, метались взаперти.
И тогда Юрка пополз, пополз на крики своих питомцев.
«Доползти!», - это было последним желанием, последней целью в жизни младшего сержанта Арсентьева.
Теряя сознание, он переползал от одного вольера до другого,  выпускал собак на волю.   
Отдыхал почти у каждой клетки, потом нащупывал засов на ней, с трудом открывал. 
И там же  терял сознание.
У последнего вольера его застал очередной близкий взрыв.
Взрывная волна чуть приподняла Юрку, чтобы тут же прижать к земле.
- Умка, - мелькнувшая перед глазами собачья тень была последней мыслью в затухающем сознании вожатого караульных собак младшего сержанта Арсентьева.