...После 1948-го года не было в Израиле професссий важнее, чем военного и строителя. Кто бы еще защитил страну и вытащил ее из бараков? И в каком еще государстве отслужив в армии, мужчины не уходят в отставку? На гражданке они учителя, врачи и программисты, но едва прозвучит тревога – встанут под ружье и пойдут командовать взводами, ротами и даже дивизиями, как мой герой.
Кстати, большую часть своих воинских званий полковник запаса Шимон Коэн, чья дивизия была отмечена знаком отличия президента страны за вторую Ливанскую войну, получил уже будучи офицером запаса.
...Мы встречаемся с Шимоном в музее танковых войск близ Латруна и он рассказывает мне о тяжелых боях, которые шли за этот плацдарм, и как раненый Ариэль Шарон сотни метров полз в сторону своих, превозмогая нечеловеческую боль.
- Посмотри вокруг, - предлагает мне полковник Коэн. – Перед тобой иллюстрация к военной истории человечества, начиная от танков первой мировой войны и кончая одной из последних моделей «Меркавы», которая не уступает американскому «Абрамсу», считающемуся одним из лучших в мире.
МЕСТО ВСТРЕЧИ НЕ СЛУЧАЙНО
Почему мы встретились с Шимоном именно здесь - в музее танковых войск? Во время второй Ливанской пехотная дивизия, которой он командовал, прикрывала наше танковое наступление в Ливане. Во многом благодаря пехотинцам - настоящим рабочим войны, удалось спасти раненых в бою танкистов, которых они вытаскивали из пораженных вражескими ракетами машин и доставляли к вертолетам.
- Среди моих ребят были несколько легкораненых, одного водителя танка нам спасти не удалось – он погиб от попадания ракеты, больше тяжелых потерь не было, - вспоминает полковник Коэн и описывает мне свои ощущения от танкового сражения, в котором он участвовал шесть лет назад. – Такое вряд ли когда-нибудь забудешь. Когда в бой идут десятки танков, это такая мощь, с которой ничто не сравнится. В современной войне без них не обойтись.
- А некоторые предрекают, что в будущем нас ожидают ракетные войны, где наземным операциям места не останется...
- Я не верю в подобные прогнозы. Можно забросать противника ракетами, причинив ему большой ущерб, но победить его без наземного вторжения на его территорию, невозможно. Современные ракетные установки, в отличие от прежних, скрыты в подземных бункерах, и надо добраться до них, чтобы предотвратить последующие запуски. Так что на ближайшие сто лет танкам работы еще хватит, - убежденно произносит он.
- Какая из военных операций была для тебя самой тяжелой? - спрашиваю я.
- Мне трудно ответить на твой вопрос. У каждой – своя специфика. В Газе нужно быть максимально осторожным, чтобы не пострадало гражданское население. В бою на открытой территории, как это было во Второй Ливанской войне, главное – выполнить приказ и уберечь своих солдат. Я был назначен командиром дивизии за девять месяцев до начала войны, хорошо знал своих офицеров, а большую часть солдат-резервистов увидел только, когда они явились по призыву. Но они пошли за мной и тот факт, что потерь в личном составе не было, означает: мы все делали правильно и выполнили свою работу, которая впоследствии была отмечена наградой президента страны.
ТЯЖЕЛЫЕ МОМЕНТЫ
Своим самым тяжелым днем полковник Коэн считает тот, когда он явился на пункт сбора, откуда должен был повести свою дивизию в Ливан - прикрывать танковое наступление.
- Я смотрел на этих ребят, большинство из которых видел впервые, понимая, что, может быть, не все они вернутся из Ливана, и во многом это будет зависеть от меня – их командира, - тихо говорит он. – За все время службы в армии у меня не было более тяжелого момента... На мои плечи лег такой груз ответственности за каждого из них... – Некоторое время он молчит, потом произносит. - Даже в бою мне было легче, чем в тот момент. Но, слава богу, все мои ребята вернулись из Ливана, и никто из них не получил тяжелых ранений.
...Вспоминая, как начинался тот день, Шимон добавляет, что, глядя на прибывших резервистов, подумал о том, что по ним можно изучать состав населения Израиля. Тут были выходцы из всех общин, представители всех профессий, успешные бизнесмены и руководители высокого ранга. И всем им дали на подготовку 72 часа, после чего бросили в бой.
НА ОШИБКАХ УЧАТСЯ...
- Совершал ли ты во время службы ошибку, о которой ты до сих пор жалеешь? – спрашиваю я Шимона.
- Ошибки нужны - ведь ты на них ты учишься. Но бывают моменты, о которых потом можешь пожалеть, - отвечает он. – У меня такое однажды случилось. Со мной на сборы ходил один офицер, которого я в свое время не смог понять до конца и отнесся к нему несправедливо. Мое решение привело к тому, что больше он в наших сборах не участвует, а я теперь понимаю, какая это была потеря. Он хороший офицер и должен был быть с нами. Я извлек свой урок из этой тяжелой ситуации и теперь гораздо внимательнее отношусь к своим резервистам, стараясь понять их до конца. Профессия военного нелегкая, но надо быть терпимыми друг к другу.
- Что ты готов, как командир, понять, а чего не примешь никогда?
- Я готов простить ошибку: кто их не совершает – никогда ничему не научится. Но я не готов простить трусости, безответственности и попыток скрыть правду. В армии самое главное – чтобы ты мог положиться на других, как на самого себя. Если на гражданке у тебя есть возможность выбора, и ты можешь не общаться с ненадежным человеком, то в армии без доверия нельзя: чья-то трусость или ложь может стоить кому-то жизни в бою. И я должен быть уверен, что в трудный момент человек будет на своем месте и прикроет меня, точно так же, как прикрою его я. Мы все в одной связке: летчики, прикрывающие наступление с воздуха, танки, идущие на прорыв, пехота. И врачи, которые спасают раненых. И тот же водитель грузовика, доставляющий груз на передовую. Если каждый из нас хорошо делает свою работу, армия успешно продвигается вперед.
Конечно, в реальной жизни случается всякое. Во время призыва на Вторую Ливанскую в мою дивизию прибыл один офицер, который во время учений показывал себя неплохо, а вот в бою я его рядом с собой не видел. Конечно, все мы живые люди, и человек может дрогнуть, но не во время боя! У меня было несколько ребят, которые вышли из второй Ливанской с психологической травмой и честно сказали мне потом, что вряд ли смогут пересилить себя и участвовать в дальнейших сборах. Я отнесся к их просьбе с пониманием: они ведь дрогнули после, а не в бою, где были все время рядом со мной и хорошо делали свою работу.
- А что было с тем офицером, который дрогнул именно в бою?
- Я принял решение, чтобы его больше в армии не было, - говорит Шимон и добавляет – кстати, вот тебе еще один пример, только противоположный. Тогда же, во время призыва на Вторую Ливанскую к нам прибыл новый офицер. Он долгое время жил за границей, но едва началась война, вернулся в Израиль и тут же призвался. Он давно не был на сборах, потому что не жил здесь, и спросил меня, что он должен делать. Я определил его в простые солдаты, а через три дня доверил ему уже отделение и не ошибся: он оказался отличным командиром.
- Чем ты это объясняешь?
- У него был стержень, его не интересовали воинские звания, он приехал защищать страну и оказался очень храбрым и отличным офицером. Все лучшее, что нужно для армии, в нем совпало. Думаю, это от воспитания, от семьи, в которой он рос, - Шимон на минуту задумывается и говорит. – Знаешь, мой отец в прошлом был десантником, служил под командованием Шарона и Рафуля, принимал участие в синайской компании, в Шестидневной войне и Войне Судного Дня. Потом много лет служил в пограничных войсках. Когда мне пришло время заканчивать курс десантников, отец приехал на торжественную церемонию присвоения званий и приколол на мою рубашку свои «крылышки». Для меня это был один из самых счастливых моментов...
В ожидании нового витка
- Война – это очень тяжелое и неприятное дело, - говорит мне полковник Коэн. – И новый ее виток не за горами. Ты спрашиваешь «когда?». Тяжелый вопрос... Война может начаться через полчаса после того, как мы с тобой разъедемся отсюда в разные стороны, а может и через пять лет. Мы живем в проблемном регионе и враждебном окружении, и тут очень многое зависит от того, как будут развиваться дальнейшие события. Наша армия извлекла хороший урок из событий Второй Ливанской и очень усилила свою мощь. Но цель наша, как нормативного, демократичеcкого государства – не война, а дальнейшее выживание Израиля. В мире слишком много тех, кто предпочел бы нас уничтожить, сбросить в море или нанести тяжелый удар.
Никто не планировал первую Ливанскую войну, - продолжает он. - Но если отмотать ленту предшествующих ей событий назад, нужно вспомнить о том, что в период с начала 1980-го по октябрь 1982-го за пределами нашей страны арабскими террористами были убиты 39 израильских граждан, и в том числе дипломат Бар-Симантов. А двумя годами ранее, в 1978-м, на шоссе Хайфа-Тель-Авив они же захватили два автобуса с заложниками, и 36 израильтян погибли, а более 70 были ранены.
Никто не планировал и вторую Ливанскую войну. Ей предшествовала история с захватом Гилада Шалита и погибшими резервистами, тела которых Хизбала удерживала в течение долгого времени.
Недавно на израильскую территорую упало больше 60 ракет, почти все они были перехвачены системой «железный купол». Мы терпим, не начинаем широких военных действий. А представь, если бы одна из этих 60 ракет, запущенных из Газы, не дай Бог, попала в школу и убила десятки детей? Или одно из израильских торговых судов было потоплено во время мирного рейса вражеской торпедой? В момент, когда происходит такое, ты вынужден принимать тяжелое решение и защищаться. Вот почему я сказал тебе, что теоретически война может начаться и через полчаса. В нашем демократическом государстве, стремящемся к стабильности и пусть худому, но миру с соседями, считающими нас врагами, тоже есть предел терпимости...
Конечно, непрекращающиеся провокации изматывают. И, кроме того, мы должны тратить много сил и энергии, добиваясь справедливости у мирового сообщества и для нашей страны. Но реальность, увы, такова, что из 90 резолюций комиссии ООН по правам человека 46 – антиизраильские!
Лично я не уверен в том, что, отказавшись от оружия, мы завтра не будем сброшены в море. Но в тот момент, когда арабские государства решат, что хотят с нами мира, он тут же наступит. Проблема не в Израиле. И еще... Мне много приходится общаться с израильскими арабами. При всем их сочувствии к братьям-палестинцам, ни один из них не готов перебраться в Шхем, или Рамаллу: они давно оценили преимущества жизни в демократической государстве, понимая, что в Палестинской автономии у них была бы совсем другая жизнь.
БЫЛА ЛИ "АРАБСКАЯ ВЕСНА"?
Оценивая военную стратегию Израиля в изменившейся за последние полтора года ситуации на Ближнем Востоке, полковник Коэн считает, что люди, называющие происходящее в соседних странах «арабской весной», упускают главное.
- На самом деле речь идет о процессах, разрушающих соседние с нами государства и лишающих их экономической и политической стабильности. Путь становления демократической страны требует долгого времени. Процессы исламинизации в ослабевших государствах идут гораздо быстрее.
- И к каким выводам ты приходишь,, как человек военный? Чего нам стоит опасаться в связи с меняющейся реальностью, которую многие называют «арабской весной»?
- Несмотря на проблемы, которые теперь есть у президента Асада, нам, по-прежнему, нельзя недооценивать сирийскую армию. Что касается Египта, остается только надеяться, что на выборах победят гражданские силы, в противном случае исламские течения очень быстро превратят страну во второй Иран, и Египет станет очень фанатичным, и, значит, опасным для всех государством. Посредник Ирана Хизбалла может причинить нам ущерб, но ведь и мы не сидим сложа руки, продвигая защитную систему «Железный купол» и другие технологии. Самыми серьезными потенциальными противниками из ближних к нам стран, по-прежнему, остаются Сирия и Египет, имеющие самые большие профессиональные армии.
В ОТВЕТЕ ЗА ЕВРЕЙСКИЙ ДОМ
- О чем мы должны заботиться, пока у нас есть передышка между войнами за наше выживание? - продолжает полковник Коэн. – Не забывать о том, что нашему государству всего 64 года, и процесс его создания еще не закончен. 64 года с точки зрения человеческой цивилизации – это всего одна строчка в истории.
Мы должны сохранять наши земли; укреплять государство, которое является единственным домом для евреев всего мира, продолжающих возвращаться на свою историческую родину; с пониманием относиться друг к другу, невзирая на всю разницу между нами, прибывшими сюда из 70 стран, и теми, кто живет рядом.
Я, например, родился в Бейт-Шеане, а родители прибыли из Марокко в середине 1950-х. Я с детства не испытывал никаких проблем с другими людьми: все мои товарищи были из округи, я рос вместе с евреями, друзами, бедуинами, арабами, и воспитывался в самых естественных условиях, получая что-то хорошее от каждого из них, как и они от меня. Мы даже слова такого не знали: секториальное деление...
СЕМЬЯ ДЛЯ РЕЗЕРВИСТА – ЕГО ГЛАВНЫЙ ТЫЛ
- В Израиле по-прежнему нет недостатка в людях, готовых умереть за свою страну. Я постоянно вижу их на резервистских сборах. И что придает всем нам сил, так это наш тыл - семьи, остающиеся дома. Отправляясь на очередные сборы, я думаю о жене, которой предстоит почти целый месяц справляться с детьми и со всеми домашими делами одной, и считаю ее настоящей героиней. Во время войны ситуация еще более тяжелая: ты защищаещь страну, но ничем не можешь помочь своей семье, которая сейчас находится в зоне обстрела, где воют сирены и падают ракеты. Это очень непросто... Но у тебя нет выбора. Если мы не сбережем нашу землю и еврейский дом, на этом месте уже не будет музея, где мы с тобой сейчас ведем беседу, наблюдая, как дети карабкаются по броне танков. И многого другого тоже не будет.
Знаешь, а я ведь совсем не люблю армейскую форму и предпочел бы всю жизнь ходить в гражданской. И танки я предпочел бы видеть неподвижно стоящими здесь, в музее, чем мчащимися по полю боя и несущими смерть, - задумчиво произносит Шимон. – Но, к сожалению, пока нам без всего этого не обойтись...
*********
Прибывший на историческую родину спустя три года после провозглашения государства Израиль, Эдвард Атар предпочел бы взять в руки кирку, а не оружие, но, подчиняясь суровым реалиям, стал бойцом. С 18 и до 54 лет он призывался на резервистские сборы и воевал, а в перерывах между войнами застраивал страну – от Эйлата до Метулы.
...Герой мой живет в Кирьят-Оно, листочек с адресом передо мной, но ни на одном из дорожных атласов я не нахожу указанной Эдвардом улицы. Приходится спрашивать у других водителей. Двое пожимают плечами, а третий, подумав, говорит:
- Это, наверное, в новых районах – их построили совсем недавно...
Так вот почему я не смогла найти нужную улицу в дорожном атласе! Дом, в котором живет семья Атар – совсем новый.
...Герой мой репатриировался из Ирана в 1951-м. Ему было 18, и он сразу призвался в армию. Принимал участие в Синайской кампании, Шестидневной войне, Войне на истощение, Войне Судного Дня, операции «Шломо Галиль»...
- Самые тяжелые дни у меня связаны с войнами, - говорит он мне. - Я был артиллеристом, нас всегда призывали в числе первых, а домой отпускали последними. По радио еще только сообщают о том, что в районе границы возникла напряженность, а у меня в руках уже повестка – срочно явиться в часть! Я проводил на армейских сборах по месяцу, а иногда и больше. Видел много погибших, хоронил товарищей. Но после окончания сражений у нас бывали и счастливые дни: никогда не забуду той эйфории, которую мы испытывали после победоносной Шестидневной войны...
С профессией строителя у меня связано гораздо больше счастливых дней, - продолжает Эдвард Атар. – Как-то я пошел на выставку, где были фотографии старого Израиля и современного – те же районы, только спустя годы. Я испытал такое чувство гордости за страну, за всех нас. Ради этого стоило терпеть нужду и лишения...На месте пустошей поднялись красивейшие города, на месте песков расцвели сады...Когда я вижу, как прокладывается еще одна дорога и подрастает еще один дом, это радует мое сердце. И в области высоких технологий мы преуспели. Я ведь хорошо помню времена, когда все данные о земельных участках записывались вручную, а планы застройки чертились карандашом и раскрашивались гуашью, и мой кабинет утопал в груде бумаг и чертежей. Теперь любую информацию можно вызвать на экран компьютера нажатием мышки.
...Большая часть жизнь Эдварда связана с компанией «Шикун ве овед» (ныне – «Шикун ве бинуй надлан»), застраивавшую Эрец-Исраэль еще с 1930-х годов. Она возводила жилища для еврейских рабочих, прибывавших из-за границы, позже – для сельскохозяйственников. 70 жилых районов с 25 тысячами квартир были построены ею в больших городах еще до 1948 года.
- До провозглашения государства компания «Шикун ве овед» не могла свободно покупать земельные участки, - объясняет мне Эдвард. - Местные арабы не хотели продавать землю еврейской компании. Приходилось идти на хитрость – покупать ее через подставных частных лиц, для чего иной раз приходилось даже платить деньги через Швейцарию, чтобы у продавца не возникло и тени подозрений. У меня в архиве хранится довольно большой список земель в районе Тель-Авива, которые были приобретены именно таким способом. Мы все время старались купить здесь побольше земли – это была сионистская идея.
...В 1944-м в Эрец-Исраэль появилась еще одна строительная компания – «Неве-Овед», благодаря которой получили развитие малые города. В 1950-х произошло слияние «Шикун ве овед» и «Неве-Овед» в одну компанию, которая развернула строительство по всей стране - от Кирьят-Шмоны до Эйлата.
После провозглашения еврейского государства в Израиль стали прибывать корабли с тысячами репатриантов, которые покидали свои временные лагеря на Кипре и в Европе, устремляясь на историческую родину. До начала 1951-го года 600 тысячное еврейское население страны увеличилось более, чем наполовину, приняв еще 700 тысяч евреев со всего мира. В 1948-м многие из них, едва ступив на берег, направлялись в боевые подразделения, чтобы защищать молодое государство от вторжения армий пяти арабских стран.
Тем, кто прибывал первыми, повезло – они занимали имеющиеся, или брошеные арабскими жителями дома. Тех, что достигли обетованных берегов поздее, поселяли во временных лагерях – «маабарот»: первый такой лагерь появился в мае в Иудейских горах, вслед за ним по всей стране были разбросаны еще 140 таких же. В жестяных и шиферных бараках, брезентовых палатках проживали 100 тысяч репатриантов из разных стран. Новоприбывшие жили без света, в ужасной нищете. Продуктов не хватало.
- Правительства недружественных нам стран, не препятствовавшие выезду евреев на историческую родину, были уверены, что большая часть их вымрет в песках, где ничего нет, - говорит Эдвард. – Но они ошиблись. Люди жили в невыносимых условиях, но с верой, что наступят лучшие дни. У нас были перерывы между войнами, а вот перерывов в возведении жилья не было никогда. Молодому государству нужно было как можно быстрее вывести людей из бараков.
Сначала мы строили комнаты с кухонным уголком и туалетом – всего 28 метров общей площади, на которой размещалась целая семья, - продолжает он. - Потом стали строить полуторакомнатные квартиры. К ним давался впридачу дунам земли (позднее – полдунама) – с тем, чтобы люди занимались сельским хозяйством и могли себя прокормить. Но правительство очень быстро поняло, что эта концепция ошибочна и в будущем -когда начнут прокладывать новые дороги и развивать города -породит немало проблем. Да и нельзя было разбазаривать дефицитные земли. Мы взяли курс на повышение этажности жилья. А после Шестидневной войны по всей стране начали строить квартиры для молодых семей.
Расцвет строительной индустрии пришелся на 1970-е годы, мы возводили жилье целыми районами, отчего часть квартир даже пустовала, да и рабочих рук не хватало (тогда на стройках работали в основном рабочие с территорий, позже нашли выход – стали привозить иностранных рабочих). Решили, что не стоит вести массированную застройку в одном и том же месте - лучше добавлять понемногу домов в разных районах, чтобы квартиры не простаивали.
В 1980-х наступил спад. Я всегда говорил, что только благодаря большой алие из бывшего Союза израильская экономика, и в том числе – строительная индустрия, стали выходить из состояния тяжелого застоя, - подчеркивает мой собеседник. - В середине 1980-х была страшная инфляция – цены за месяц вырастали на 25 процентов, люди старались всем запасаться впрок, даже растительным маслом, зная, что потом заплатят за него намного больше. В 1980-е, когда наша компания приобрела земельные участки на десятки миллионов долларов, я задавался вопросом: кто сможет все это поднять, ведь экономика страны в таком беспросветном кризисе? Но случилось чудо: после перестройки в СССР открылся железный занавес, и в Израиль стали прибывать десятки тысяч репатриантов. Все пришло в движение. Строительство было на подъеме: теперь было для кого возводить дома по всей стране. С начала 1990-х и по нынешний день мы практически завершили строительство на участках, приобретенных в конце 1980-х, и в том числе – на бывших пустырях в районе Кирьят-Оно, где мы с вами сейчас и беседуем. В свое время я подсчитал: наша компания выстроила по всей стране 150 тысяч единиц жилья.
- Как складывался ваш «роман» со строительным делом?
- Очень просто. Я люблю заниматься реальным делом. Выучился на инженера-строителя. Занимался регистрацией земельных участков, приобретаемых компанией: знал на память, сколько у нас свободной земли, а сколько застроено. В конце каждого года составлял отчет, определявший будущую стратегию компании. И вот даже будучи на пенсии, продолжаю трудиться в той же самой компании «Шикун ве бинуй надлан» помощником руководителя отдела земельных участков. За несколько десятилетий в моей памяти образовался архив, способный выдать информацию по любому участку – когда он был приобретен, когда застраивался, или для каких будущих проектов был прибережен.
- Почему цены на квартиры нынче так высоки?
- Цены поднимаются кабланами искусственно. Нынешняя система конкурсов на застройку земельных участков тоже способствует этому процессу. Министерство строительства должно положить конец этому взвинчиванию цен. Когда в 1990-х мы строили множество квартир по всей стране для новоприбывших, то в первую очередь думали о том, чтобы люди были в состоянии их купить. Думаю, что даже при том, что цена участков везде разная, государство должно каким-то образом контролировать этот процесс.
- Какой вам видится современнная строительная стратегия – с учетом большой скученности в центре, обстрелов юга страны и потенциальной опасности со стороны Хизбаллы на севере?
- У нас сегодня достаточно много свободных земель на юге, и я знаю, что люди готовы пойти туда жить, поскольку там имеется хорошо развитая система общественного транспорта, включая железную дорогу, и при желании можно найти работу. Но главное – жилье там будет дешевле, его смогут приобрести те же молодые пары, начинающие жизнь.
Что же касается центра страны, здесь свои перспективы. Последние годы очень активно стали застраиваться Зихрон-Яков, Биньямина, Пардес-Хана, Каркур, отдельные части Хайфы, где годами ничего не строили, а теперь там выросли новые жилые районы и они продолжают расти.
- Вы не скучаете по тому времени, когда здесь, в том же Кирьят-Оно еще простирались поля и апельсиновые плантации, а не стояли многоэтажные дома?
- У нас в стране еще достаточно полей, пока еще мы, строители, до них доберемся. Да и невозможно строить везде. Существует генральный план развития Израиля. Я счастлив тому, что мне выпало участвовать в процессе застройки страны и наблюдать, как здесь все менялось на протяжении десятилетий. У меня одна мечта: хочу, чтобы на этой земле был мир, и государство продолжало развиваться. Хочу, чтобы будущие поколения израильтян только строили, а не воевали, и получали удовольствие от того, что они делают. Хватит нам войн. Мы заплатили за существование своего государства, которое по сути стало родным домом для евреев всего мира, слишком тяжелую цену.