ВВЕДЕНИЕ.
Описывается жизнь, быт, окружение и семья обыкновенного потомственного служилого человека, не стремящегося изменить мир и плывущего по течению реки судьбы, которая накинула на него лямку "собачатника из ВОХРы" - тюремного кинолога. Взаимная любовь к четвероногому другу и музыке, а так же разносторонняя любознательность позволяют абстрагироваться от зоновской грязи и избежать профессиональной деформации, а трудолюбие расти над собой.
Во время отпуска, гостЯ у деда в Брянской области, его напарницу-овчарку покрывает вышедший из Чернобыльской зоны волк. Из появившегося потомства спасает от утилизации собачатник, взяв себе никем не выбранного "нехорошего" щенка, из которого вырастает волкопес, наделённый сверхспособностями. И тот становится покровителем не только своего спасителя, но и его близких, подарив возможность прожить жизнь по новой. Но почти как черепаха Тортилла "триста лет тому назад".
Исторические события и эпохи описываются с местной "курляндской точки зрения" конкретного человека с собственным, сложившимся мировоззрением, а не классовых или национальных позиций. У большинства героев книги имеются прототипы, характеры и поведение, коих старался передать, не противореча оригиналам. Исходя из материалов, собирал кои полвека, но всё равно в достоверности их не уверен. Впрочем, какой спрос с альтернативки? Почти такой же, как и с "очевидцев".
Сбил меня с панталыку, а вернее, заразил кинологией, соседствующий с нами садами дядя Дима. Это уже на его похоронах узнал я, что честно прошёл он всю войну фронтовым шофёром и не только боевые награды имел, но и нашивки за ранения. Только с детских лет мечтал, как храбрый пограничник Карацупа, шпионов и диверсантов сотнями ловить. И даже лично Никиту Фёдоровича знал, ибо родился у знаменитой "Полтавки", почти как в песне, "на маленькую пуговку" не раз наступая. С ближней заставой дружа, а также посильно помогая, в том числе и говно собачье убирая с энтузиазмом. Только не сложилась судьба мечте осуществиться - в военкомате направили, не спрашивая, шоферить. На фронте некому было полуторки водить, а юный друг пограничников права как раз перед войной по ходатайству шефов получил.
Победу встретил, добивая фашистов в Курляндском котле, а к демобилизации женился. На местной со своей жилплощадью - домиком в пригороде Риги, даже машину не сменив. Продолжая шоферить в Военторге, но уже за зарплату и рабочую карточку, не переставая фантазировать о поимке шпионов и мечтать хотя бы о шавке. Но супруга не выносила псиный дух и возражала категорически. Ребёнком через Саласпилс пройдя, и чудом уцелев, от собачьего лая всю жизнь впадала в истерику. Вот и попросил он соседа, также фронтовика - моего деда, приютить подобранного у дороги щенка, обещая "чужого сторожа" кормить и дрессировать. Хотя дед не понимал, зачем это цепному псу надо, да и от прокорма отказался - не объест. Но ездил дядя Дима на рефрижераторе и то свинячьи хвостики, то обрезь, то какой иной белковый продукт чуть не насильно соседу "на прокорм совместного имущества" впихивал. Так и повелось: псы старели, и их сменяли молодые крупные дворняги для прохождения строгой "карацуповской школы", которая, кстати, собакам не в тягость была, а в радость.
Батю вырастили в хлопотах по хозяйству, не имея времени на баловство. При Сталине ещё личный скот разрешалось держать, только плати налоги и спи, нет - ТРУДИСЬ спокойно. Дед на мебельной фабрике столярил, а отец с малых лет то в свою очередь коровье совместное стадо пас, то в саду ли в огороде маме с тяпкой да лейкой помогал, то папе с молотком или рубанком в дому да куте мастерил что-либо. Но голода не знал и вырос в достатке и не недокормышем. Пока Хрущ не повелел извести всю живность до последнего цыплёнка. А ведь песок от заморского на участке у дома ничем не отличался, и без навоза ничего не стало расти, ибо сортирного "золота" на всё не хватало. Посчастливилось неподалёку высохшее болотце с соседями самозахватом перекопать. Так хоть картошка на торфянике родила богато, без всякой, так тогда рекламируемой властью, "волшебницы-химии", и её не воровали.
Но батю вскоре призвали отдавать священный долг Родине, а после остался он на сверхсрочку. На хозяйственного и умелого старшину командование нарадоваться не могло. Хоть холодновато в ЗабВО и далековато от Прибалтики, но зато "календари" быстро тикали. И лучше на казённом коште служить и ватерклозетом пользоваться, пусть и в малосемейной КЭЧ-евской общаге, чем "на Запад" капризную жену везти. Та хоть и была из местных, но зад морозить "без удобств" отказывалась и беременеть не желала. В итоге разбежались всё равно, а бате перевод в ПрибВО получилось выхлопотать под его подпись, что жилья служебного требовать не станет. Так и вернулся в отчий дом, помогая своему отцу его благоустраивать.
Ведь как перестали сено для коровы на чердаке хранить, места для мансарды образовалось ещё на одну квартиру, а заслуженному столяру с работы отходы лесоматериала на дрова отпускали ежегодно. Среди обрезков частенько обнаруживались весьма в умелых руках ценные деревяшечки. Дед и нарукодельничал под крышей сыну жильё благоустроенное, даже от котелка смастерил водяное отопление и местную канализацию вывел. А для мытья и души - банька "после реновации" превратилась в предмет гордости. Помогла тому беда - на мебельной фабрике случился очередной пожар (случайно иль нарочно). Деду предложили чуть обгоревший списанный лесоматериал в счёт дров брать сколько пожелает. Всё равно на свалку вывозить, а так хоть транспорт оплатит. Вот и набрал он на три года вперёд, а после такой же срок пилил да колотил под крышей.
Переселиться в пахнущую свежей древесиной и сверкающую лаком жилплощадь охотниц нашлось не мало, но старший прапорщик жизнью уже был научен и теперь жену выбрать постарался без закидонов, родительской помощи попросив. Не отказали и подыскали, та моложе была, но также работяжка, неутомимая и строгих нравов - из староверов. С дедом на мебельке трудилась, а по вечерам в ЛГУ ин.яз. заканчивала, способной к языкам была, хоть и не редкость такое в мультиязычной Прибалтике. Диплом защищала уже меня под сердцем нося, но всё равно осилила Красный и получила приглашение остаться на кафедре да заняться диссером. Деньги, хоть и смешные, пока будут, но всей семьёй вытянут, а остепенившись, всё переменится. Да и тему предложил научный руководитель - "верняк" и к тому же интересный, даже задел у него имелся - про остзейские диалекты. Это круче, чем старогерманская мова в Швейцарии, ибо та считается живой, а тут - уже мёртвой (хотя, если хорошо покопаться ...?).
В новой части батя въехал в службу сходу, к тому же с командиром оказался болен одной болезнью, заразился которой в Забайкалье - охотой. Очень отличавшейся - не в полном составе охотколлектив, куда вступил, только на перо выезжал. В основном же, практикуя загонную охоту на копытных, незатейливую, но, кстати, весьма добычливую в лесах, покрытых густой сетью квартальных просек. Но при этом и налагающую на стрелка огромную ответственность за выстрел. Ведь промах лишает доли добычи не только его одного, но и пару десятков компаньонов (как минимум).
Батя же не мазал и тем более подранков не оставлял, если дичи не повезло на его номер выйти. Ружьё у него было не дорогое и старенькое, но не оружие убивает, а человек. В конце первой же охоты, вдоволь набегавшись после пяти загонов, все, под закусь из наскоро обжаренной ещё парящей оленьей печени, с радостью и уважением первую стопку пропустили за появление "опытного убийцы" в их сплочённых рядах. Которому, кстати, помимо доли мяса, еще и голова полагалась (с рогами), с коей тазик холодца выходит, да гора вкусных косточек для собачки. И слух о хорошем стрелке в армейской среде разойдётся гораздо быстрей, чем о самом замечательном спеце. Ведь однообразная служба приедается, да и сплетничать тут требуется с оглядкой, а на охоте и в бане все равны - трепись, сколько влезет, изливай душу, и без всяких последствий.
Очень кстати и баня помянута оказалась, ибо имелась и таковая в глубине сада, причём стараниями деда весьма благоустроенная, топилась по-белому, с душем и небольшим столиком в предбаннике. Большой и в доме есть, а тут - только для того, чтобы сидя в тесной компании, было, куда кружку пива поставить, да рыбку вяленную почистить. Ведь охотничий сезон не долог, а релакс от службы лучше не в каптёрке или подсобке бокса получать, да и квасить на служебном месте стрёмно.
Семья всё равно раз в неделю топила её для себя, так что пара-тройка человек дополнительно была нечувствительна. Первый жар и сухие полки доставались женщинам и мне - ещё грудничку, которого купали мама с бабушкой вместе с собой. Но процесс, если только мыться, долго не длится, и вскоре заходила вторая смена - мужики, как дед с батей и дядей Димой, так и гости. Причём не всегда это были непосредственные начальники, либо "выгодные", скорее подходил термин "взаимовыгодные". Ибо прапор не опасен, ему, ради очередной звёздочки, подставлять или лебезить нужды нет. А вот как из говна конфетку сделать или начальнику спину бумажкой прикрыть, он знает, потому плохого не посоветует. Не читали в те поры у Карнеги как друзей заводить, но дружить умели. Термин "обаяние" произошёл от древнерусского глагола "баять", то есть говорить, рассказывать.
На очередной банной посиделке полковник, дотягивавший до пенсии последний год, поведал о грядущей беде. Ожидается внеочередная проверка "трубопроводчиками". Такая хитрая эмблема прикручена была в черных, как и его душа, петлицах капитана, что приезжал расход ГСМ контролировать. И ладно бы недостачи бояться - все офицеры давно на свои "Жигули" под головку блока дополнительную прокладку добавили и прекрасно ездили на "военном 76-м", потому зампотеху следить постоянно приходилось, чтобы не наглели и меру знали - за недостачу спросили бы с него, но и командиру бы досталось.
Но хуже недостачи - избыток, не оформленный документально, трактуемый, как подготовка к хищению или приписки по километражу и не выполненным работам. Недаром трактористы и шофера все речки в СССР испоганили "лишнюю" солярку туда сливая. Ленинский завет - "учёт и контроль", как замочек - на честных людей рассчитан, а таким трудно на гражданке выжить, потому они чаще других идут служить, дабы меньше выкручиваться. И раз в стране легковой дизельный транспорт отсутствует, а гектары Целины не требуется армии поднимать, то никто там эту соляру не считал и экологию не портил, а хранилища с этим видом топлива всегда полны были под пробку.
Но тут появилась указивка соляру пересчитывать - к счастью, "особняк" также в охотколлективе состоял и под большой стакан болтанул лишнее. В канаву "лишние" тонны сливать было уже поздно и даже не спалить их - дымят, даже даром никто из соседей не возьмёт, свою девать некуда. Так что начальство ожидал в лучшем случае "строгач". Пришлось бате пообещать провести операцию спасения и от выезда в ближайшие выходные на охоту отказаться – приболел мол. Но на пятницу попросил выписать КАМАЗ в подшефный колхоз, когда туда солдат "на картошку" возил, то, как раз бесхозные многотонные ёмкости там приметил. По всему не очень-то нужные, но при плановом хозяйстве, что кому потребно виднее из столичного кабинета. Вот и отлёживали цистерны срок, чтобы план по сдаче металлолома выполнить, за этим так же специальный проверяющий следил.
Договорился батя с колхозниками и привез им из чермета справку (честную, не липу, как шефскую помощь), а те даже помогли гигантские железные бочки в кузов погрузить. Пока "особняк" в выходные лосей с кабанами пугал-путал, батя сам за боксами вырыл ЮМЗ-ой котлованчик, скинул в него цистерны и закопал. А после перекачал в них "лишнее" топливо. На десерт с солдатиками, проведя субботник-воскресник и зелёными насаждениями это место, облагородив. Ни одна машина, тем более бензовоз, при этом территорию части не покидала, что в журнале учёта фиксировалось. Стукачи отпущены были в увол, и проверяющему не к чему было придраться. Даже при расставании, когда он попросил бак его "Жигуля" наполнить, батя попросил в ответ того расписаться в собственном вымогательстве и даже из Высоцкого пропел: "капитан, капитан, никогда ты не станешь майором". Ведь это прапор, тут пролетарий, которому терять нечего, кроме своих цепей, и сосуществовать с ним требуется мирно, дабы самому цепями не загреметь.
Старый и битый жизнью да войной полковник умел ценить добро, да и понимал, что после того, как сам демобилизуется, способ отыграться на прапоре найдут, да и где гарантия, что тот сам не сболтнёт лишнего? Был у него друган в кадрах Штаба округа тоже охотник, с которым "водки на кровях" выпито было не мало. Да и батю кадровик через эту мужскую забаву знал хорошо и только с положительной стороны, потому в просьбе другу о выручке боевого товарища не отказал. К тому же, считая, что каким умницей надо быть, чтобы всю службу в прапорах проходить! Это мы по Высоцкому живём: "Тридцать лет на белом свете - по течению", а ведь тут целая философская школа – КИНИКИ (в умеренном варианте), в переводе на русский "собачники", что ученик Сократа - Антисфен создал.
Вот и решили доморощенному философу аттракцион неслыханной щедрости бесплатно устроить. Отправить послужить в ГСВГ! Обычно туда только блатные попадали, ведь жалованье там шло марками, а в Союзе на сберкнижку ещё столько же капало рублями. Что было разумно, жёны-то военнослужащих сидели без работы по общагам и от безделья мозг мужьям выносили, если детишками до того не обзавелись. Но с мамулей бы сие не случилось - ведь добивать свой диссер в германоязычной стране даже мечтать не смела, пусть и числясь при этом безработной. При старании и на докторскую задел получалось заготовить. О чём коллеги позаботились, снабдив официальным письмом на аналогичную кафедру Берлинского университета им. Вильгельма фон Гумбольдта с просьбой о содействии. Затем, пропев на прощание на кафедре - "отслужу, как надо и вернусь", отбыла мама с семейством в городишко Вернойхен, что всего в 18 километрах от окраин немецкой столицы находился.
Только моё мнение никто не спросил, но был я самый отчаянный и готовый на всё. Да и что мог я возразить, когда только совсем недавно имя своё усвоил? Кстати, забыл представиться - Альберт. Причём с ударением на первом слоге, а не АльбЕрт, как пытаются переврать "понаехавшие аристократы, " которые, прожив в Латвии многие годы, прекрасно знают, что во французском - ударение на последнем слоге ставится. В своё время, сделав его из-за простоты языком русской элиты, с которой народ обязан был пример брать. А у латышского ударение на первом. Но нынешней парт-хоз номенклатуре это слишком сложно выходило усвоить, другое дело, в "рулевой" партии состоя, руками-водительствовать. Тот же "Дорогой Ильич", делая карьеру, то Молдавией, то Казахстаном руководя, вряд ли пытался учить языки ему подвластных народов, да и по-русски он долгие годы только по бумажке читать мог. Другое дело, что и по национальному признаку Страну перекраивать смысла не имелось, новые народы, придумывая, тех же казахов или украинцев. Но раз скрестили ужа с ежом - соответствуйте. Иначе это уже иная философия - фарисейство.
Впрочем, продолжим, не отвлекаясь. Имя мне дали родовое - в честь деда-фронтовика, а тот в честь своего деда получил, также фронтовика, но другой войны. Хотя друзья и близкие обращались короче - Берт, а вот к отцу - Альбертович, хотя по отчеству у латышей обращаться не принято, при нужде, в официальных документах, только добавляя, чей сын, то есть Альберта. Но наша семья являлась смешанной и обрусевшей уже не в первом поколении, как впрочем, и вся Рига.
Хотя ещё век назад оставалась она онемеченной, хоть и евреев да поляков в ней было даже больше, чем латышей. Последние были и мои предки, и держались они за свои клочки земли, да кормились с них, хоть не просто это получалось "на морском песочке". Только прадед со своим битюгом сумел вклиниться в фурманский еврейско-польский бизнес. И на плаву держался, потому что за сено да овёс не переплачивал, а сам заготавливал, ну и у коллег-соседей-конкурентов изворотливости чуток перенял. Больших гешефтов не наблюдалось, но в семье все были обуты-одеты-сыты, а дед мой посещал гимназию в мундирчике и шинельке из дорогого "офицерского" сукна. Правда, пошитыми с большой скидкой соседом-евреем за кошерное унавоживание и его участка (говно было давно, а нынче - удобрение). Разве это такой большой грех, что основная часть человечества желает жить хорошо? А то, что некоторые желают жить ещё лучше, так это вопрос опять же философский и с какой стороны посмотреть.
Чтобы отрок легче выжить смог, образование моему предку семейство и оплачивало, да только не вышло этим воспользоваться - вспыхнула Великая война. Студент-первокурсник на фронт в 1915 году попросился, когда кайзеровские войска заняли Митаву. Воевать вольнопёру долго не вышло поначалу - во взводных в войну вечная нехватка, и в школу прапорщиков недавнего студента спровадили. Учили там также ускоренно, но старый унтер на кафедре физподготовки предложил понравившемуся крепкому пацану ещё с ним в свободное время дополнительно штыковым боем заняться, может, эта наука и жизнь спасёт - мол, заветы Суворова: "пуля - дура, штык молодец", не подведут. И сберегли кровушку с большим потом полученные знания, когда единственный раз за всю войну пришлось ходить в штыковую в декабре 1916 года во время так называемых "Рождественских боёв" под Ригой. Заработав одновременно ранение с обморожением, "Анну", внеочередной чин и уважение соратников. С тех пор и до конца войны сменил он уставную офицерскую шашку на такую же, как у всех стрелков "Арисаку" с полуметровым штыком, а также постоянно тренируя подчинённых владению этим грозным оружием (и себя, совершенствуя).
Когда с войны вернулся, фурманское ремесло унаследовать пришлось, учиться дальше не на что было, требовалось добытчиком становиться. Но как сын появился, так и ему это своё фехтовальное умение передал, благо любые палки для обучения годились. Натаскал потом и внука, так до меня впоследствии дошла эта наука от них. Постоянно увесистую 2-х метровую жердь с собой на телеге, под рукой имея, а зимой и оглоблю от саней отстёгивая при нужде. Чем отличался от других извозчиков, совершенствовавшихся во владении кнутом - с фронтовиком они старались не связываться, уж очень болезненным у безбашенного стрелка при разборках и стычках получалось "Прямым коли", даже тулуп не спасал.
Помимо "спортивно-прикладных" навыков своему сыну дал образование по доходному столярному делу в ремесленном училище, но опять напали немцы, и воевать с ними да штыковую науку применять потребовалось следующему поколению фамилии. Начав в 41-м и в 45-м вернувшись, хоть и четырежды раненным за этот срок, но живым и с руками-ногами, да в не сгоревший отчий дом. И также сразу в добытчика-кормильца на мебельную фабрику устроившись, дабы уже своего сына, а моего отца учить-воспитывать. Только к фехтованию в комплекс военной подготовки и стрелковку добавил. Купив ему не задорого разрешённую тогда "Монтекристо", так, по дореволюционной ещё традиции, звали здесь малокалиберную ТОЗ-8. Причём и с практической целью: повадились скворцы урожай груш уничтожать, пришлось уничтожать их. Да так наловчившись, что даже влёт получалось пернатого вредителя снимать. Как оказалось, вкусного в бульоне, только мелкого. Но в Китае в ту пору и с более меньшими воробьями воевали, приговаривая: "осень кусать хоцца".
Победив птичек и словив кураж, Мао задумался: чем дальше свой миллиард кормить. И решил в недавнем прошлом "руку кормящую", то есть СССР, куснуть, тем более, что до власти там дорвался хитрый, но дурак Хрущёв, любивший до кризисов свою политику доводить. Тут-то моему бате срок подошел священный долг отдавать, благо, что до призыва его от ДОСААФ на шофера выучили. И честно три года срочной прокрутил баранку у китайской границы, изучив досконально как ДВС, так и возможный ТВД, зарабатывая "отличные значки, которые теснились на груди" и постоянно ожидая начало войны с численно превосходящим противником.
Чтобы не мотаться туда-сюда, "когда начнётся", согласился с предложением зампотеха стать, по сути, его замом и остаться на свехсрочку. К счастью, воевать не потребовалось - Мао умер вовремя, но службу бросать уже не хотелось. Во-первых, женился на местной, во-вторых, природа нравилась и во вкус вошёл с тестем охотиться, ну и главное - "календари" быстро тикали, о чём свидетельствовали "песочные медали" (за выслугу). А что дальше, было - уже описано, жене вожжа под хвост попала. Разойдясь, перевёлся батя в отчий край, хотя с бывшим тестем остался в прекрасных отношениях.
Ничто не вечно. Вот и рижский период завершился, ведь служба - это люди сначала и все они разные, потому либо прогибай, либо прогибайся, а оружие и техника вторичны. Сборы были не долги, Вису лабу Тевземе ун Гутен таг Дойчлянд. И по закону "После радости - неприятности и наоборот", на новом месте люди хорошими оказались, спецов оценили сразу. То есть не только батя на работу славную в боксы окаянные отправился, но и маме сходу университет предложил место на кафедре, даже для меня место в берлинском дет яслях-саду изыскав. Так что на второй же день к забиравшей после работы маме я обратился "мутер", а потом мне разъяснили, что "мир не прост, совсем не прост".
Кстати, эту песню я же и исполнил через четыре года на аккордеоне, ибо мне, как "особо одарённому", приобрели красного красавца "Вельтмейстер". Правда, самый маленький - "половинку" на 26 клавиш, хотя я просил, как Малыш - щенка. Даже в последний год НАШЕЙ службы в ГСВГ успел первый класс гарнизонной музыкалки закончить. Но помимо этого шлягера Добрынина и Дербенёва, как воспоминание почти нелегально умудрился разучить и "Ауфвидерзейн, майне кляйне, ауфвидерзейн ...". За старание оказался вожделенным кутёнком и вознаграждён, разумеется, от "сдавшейся в плен" (то есть немецкой) овчарки. Причём со столь знаменитой родословной, что назвать его иначе как ГЕР, было нельзя, хотя сознавали последствия. А мы рядом плебеями казались, хотя "по секрету" знал уже, что наш род даже герцогский и ведёт отсчёт от ТОГО САМОГО Бирона, но "сильно растворившись в простолюдинах".
Также, помимо обязательного "комплекта возвращающегося в Союз военнослужащего": ковры-хрусталь-сервиз "Мадонна", мама и так накупив на всю семью очень хорошей одежды на десять лет вперёд, ещё взяла самую в ту пору крутую ножную швейную машинку с несчётным количеством функций и складывающуюся в красивую лакированную тумбочку, а к ней всяких бархатов-панбархатов и крепдешинов. Но больше всего по весу заняли накупленные ею книги, как дорогие - антикварные, а некоторые даже в кожаных обложках, так и "мягкое чтиво". Батя же ограничился всего лишь покупкой ружья, но какого! "Зауэр" - тройник, 16 кал. и нижний - "маузеровский" нарезной, да плюс съёмная оптика. Хоть и была ружбайка довоенной выделки, но, судя по тому, что воронение у курков совсем не было стёрто, по прямому назначению не употреблялась, а служила украшением коллекции какого-то генерала.
Старались мы предусмотреть все случаи жизни, в деньгах нужды не ведая и сознавая, что был это первый и последний шанс "затариться за бугром" и больше докупить чего-либо не нужного никто не выпустит. Да и служба воинская у папы неожиданно подошла к концу. Сработала "ускоренная лямка" по диким степям Забайкалья, позволившая возвратиться ему домой молодым, но хорошо оплачиваемым военпенсом. Здравствуй, новая счастливая и обеспеченная жизнь до самого её конца!
Странно было осознавать, видя огромные преобразования вокруг отчего дома, что мир вертится не вокруг тебя. Город разросся и нашу песчаную улочку посёлка окружили панельные пятиэтажки и асфальт. К нам подобрался город, и все ожидали сноса, но пока даже сад целиком сохранили и получили доступ к газу (называемому, почему то дашавским) и горканализации. Разумеется, за свой счёт (и не малый), потому на все удобства решились мы единственные на нашей улице, зная, что нет ничего более постоянного, чем временное. Да и лишения надоели, сколько можно халявного "светлого будущего" ждать? Остальные вкладываться не хотели, в терпении ожидая казённые квартиры и усиленно прописывая в своих хибарках кого только могли, дабы выгадать лишний метраж.
Ещё новостью оказалось то, что окончательно ушёл на пенсию дед Петр (папин папа). Перед тем выхлопотав, как ветеран войны и труда, участок в садово-огородном товариществе (далековато только добираться было). Мотивируя приобретение тем, что уже и на торфянике, где картошка росла, построили супермаркет, а как новостройки и до дома доберутся, то зачахнет он в бетон переселенный.
К тому же вскоре сам собой решился вопрос и с машиной. Второй мой дед Трофим (мамин папа) проживал в Брянской области и не бедствовал - держал под сотню ульев. Но с мамой, ослушницей его воли, уехавшей учиться "на чужбину", отношений не поддерживал. А тут внезапно позвонил и попросил с внуком познакомить. Вот и повезла нас с папой и даже Гером мама "на показ" - худой мир лучше доброй ссоры. Гостинцев "импортных" насобирав два чемодана, ну и я пёр свой кофр с инструментом, как сказали, второго первого впечатления не бывает, недаром же год музицировать учили. И пай-мальчик (то есть я) старался, как мог, исполняя весь небогатый свой репертуар, дедушка даже пьяную слёзку уронил, а после всё мёдом потчевал, от чего на мне не липкого места не осталось, но я мужественно терпел, помня мамины слова: "худой мир лучше доброй ссоры".
Недаром на утро дед извинился и, более того, предложил моральную компенсацию "за всё", причём по-царски - машиной пожаловал, что в "потребиловке" за сданный мёд получил. ЛуАЗ с брезентовой крышей и 40-сильным моторчиком от "Запорожца" по цене с "Жигулями" шёл, а по спросу (и проходимости) превосходил, ибо являлся грузопассажирским. Дед даже права получать не собирался. До пасеки добирался на телеге и не только туда. Узнав, что батя охотник, свозил того на пасеку, там мамин младший брат жил постоянно, и у него картошку кабаны разоряли. Там же и карабин немецкий нашёлся, а батя не промазал. Добычу в сторожке и разделали, а потом в старых ульях мясо на телеге привезли.
Потом целый день женщины колбасы набивали, а вечером свежесделанными купатами опять медовуху все закусывали, а я по новой на гармошке наяривал. Вот совокупно приятным обхождением да неперечливостью и заработало семейство на автомобиль. У староверов заповеди "Чти отца своего" уделялось особое внимание. Хотя, по традиции, это маме так её доля наследства ещё при жизни родителей выделялась - пасека с домом оставалась брату, и грызни на похоронах не предвиделось. Так что обратно уже на своей машине добирались, в которую дед и "Маузер 98" незаметно сунул. Мол, стволов в партизанском крае хватает, вот с патронами только худо. А как радовался пёсик, обгладывая все эти дни косточки, да и в дорогу изрядно получил. И не только кости, и не только он. Но я сохранил покерфейс, когда в машину загружали баллоны с гречишным да липовым мёдом, ибо накормлен оным был на три жизни вперёд.
Но это я погорячился. Когда у новой дачи округу изучали, то у реки мама на заросли шиповника наткнулась. А так как небо осенью дышало, то плоды уже покраснели, и тут же всё семейство на его сбор было мобилизовано по армейскому принципу, "от забора и до обеда (завтрашнего)", то есть заготовили не много, а очень много. Но зато всю зиму отвар из него пили, да не простой, а с добавкой того самого гречишного мёда, ну и лимонки с корицей немного - никакие Фанты с Пепси рядом не стоят, и за зиму никто даже не чихнул.
Продолжение http://proza.ru/2022/01/13/1729