В начале 70-х страна решила приоткрыть беспричинный занавес между жителями СССР и стран Варшавского договора. Казалось странным, что с одной стороны, налажен прочный экономико-политический союз социалистических стран, с другой – жестокий отбор желающих поехать в соседние страны даже по туристической путевке. Видимо, страх перед зарубежьем прошел и в обкомах профсоюзов появились даже отделы по выделению путевок в социалистические страны.
Стали шириться инициативы по организации городов-побратимов. Львов «решил подружиться» с городом Печ, расположенном на юго-западе Венгрии, а медицинские институты обоих городов стали обмениваться студентами, выезжающих на летнюю практику. Я был первым преподавателем, который повез в Печ 76 студентов педиатрического факультета. Перед этим 4 недели у нас гостили, якобы проходя медицинскую практику, 20 венгерских студентов-медиков. Финансовая сторона этих обменов выглядела таким образом. Советские студенты собирали небольшую сумму денег для питания и экскурсий гостей, венгерские – для наших медиков.
Нас сердечно встретили на вокзале в Будапеште и сразу же повезли на ужин в ресторан. Хозяева извинялись за скромный ужин, так как прибыли мы с большим опозданием. Помогал нашему общению Золтан Ковач, студент последнего курса, лет 25, прекрасно владевший русским языком, которым он овладел, работая санитаром в советском госпитале в трагические дни подавления восстания в Венгрии в 1956 году. Уже на следующий день мы прибыли в Печ, и нас разместили в студенческом общежитии медицинского института.
Городская больница, где мы знакомились с работой медиков, нас буквально потрясла. Это было 7-этажное белоснежное здание, с палатами на 2-3 больных, с выходом на балкон вдоль всего здания больницы. Последний этаж представлял собой открытую террасу со столиками, где находилась столовая для сотрудников. В обеденный, обязательный для всех перерыв, сотрудники дружно усаживались за столики и получали бесплатный обед из 3 блюд и десерт из ломтика арбуза. Персоналу разрешалось на террасе курить, а кофе можно было пить в течение всего дня в служебных кабинетах. Бесплатно кормили обедом и нас, практикантов. Поражало обилие новейшей медицинской аппаратуры. В этой больнице мы впервые увидели в нагрудном кармане каждого врача переговорное устройство в виде крупной авторучки, позволявшее найти сотрудника даже в туалете. После обеда мы спускались к расположенному рядом с больницей городскому бассейну, в котором плескались до самого ужина.
Одна из наших студенток, замужняя, потеряла в бассейне обручальное кольцо. Чудом его отыскал в мутной воде наш староста Леня Левкович. Не найдись кольцо, ей бы угрожала большая неприятность при возвращении на родину, так как все золотые украшения фиксировались при выезде за рубеж таможней.
В один из дней обхода палат к нам вдруг обратился по-русски пожилой мужчина, по всему телу которого находились огромные гематомы. Причину болезни лечащий врач по-русски нам объяснить не смог, а Золтана рядом не было. Когда врач вышел из палаты, больной попросил нас задержаться и рассказал о себе. По его словам, был он из Тамбовской губернии и в Первую мировую войну попал в плен к венграм, где он, раненый, и остался. Его приняла в дом крестьянка, на которой он женился, Детей у них не было, а лет 10 назад умерла жена. Оставшись один, стал он мечтать вернуться на родину, где обнаружилась живой его родная сестра. Каждый раз, бывая в больнице, мы проведывали его, а он, счастливый, видя соотечественников, глуховатым голосом пел нам старинные русские песни: «При долине куст калины», «Ночка темная», «Шел Ваня дорожкой», - и заливался слезами. При последним нашим свиданием он умолял помочь добраться ему до родной деревни. На его просьбу откликнулся Виктор Болотов, родители которого жили в Тамбове, с которым старик вернулся на родину.
Закончилась наша 2-недельная ознакомительная практика, и нас отправили в студенческий палаточный лагерь медицинского института на берегу озера Балатон, в районе Фоньйод. Стояла чудесная летняя погода, и ребята наслаждались как никогда до этого. Вечерами молодежь добывала пиво и, пританцовывая, пела песни. Девчонки с удовольствием разыгрывали имевшего невесту Золтана. Окружив его кольцом, они принимались петь на мотив оперетты Кальмана «Сильва»: «Золи ты меня не любишь, Золи ты меня погубишь, Золи ты меня с ума сведешь, если замуж не возьмешь». Он сдержанно отшучивался и вел себя очень благородно.
В один из дней хозяева организовали нам экскурсионную поездку на пароходе по Балатону. Как оказалось, озеро, шириной от 4 до 17, протянулось на 78 км. Справочники указывают на образование озера путем выветривания местности, в которую впадают небольшие речушки. На пароходе оказалось много студентов из разных стран. В красивую словачку тут же влюбился наш староста Лена Левкович, бородатый зеленоглазый красавец, который после экскурсии «причалил» к соседнему международному студенческому лагерю и пропал из виду. Появлялся он только в столовой на обеде, а затем вновь исчезал. Лагерь его пассии был в 6 км. Туда он добирался автобусом, а ночью возвращался пешком и был счастлив.
В нашем лагере была единственная двухместная байдарка, которую всегда караулили студенты, мечтавшие добраться до средины озера, а то и его переплыть. С вечера я договорился с Золтаном подняться с зарей, чтобы первыми сесть в байдарку. Поеживаясь от утреннего холодка, в одних трусах и тапочках мы взмахнули веслами. Стоял полный штиль, но стоило нам отплыть от берега на метров 400-500, как поднялся ветер, и лодку тут же захлестнули волны. Мы выбрались из лодки и попробовали нащупать дно. Но дна не было. Губы у Золтана тут же посинели, тело начало трясти. Я заметил, что он стал шептать молитву. Я же волновался не очень, так как хорошо плавал, а до берега было 3-4 сотни метров. Внезапно Золтан крикнул: «Дно!», и мы были спасены.
Когда мы закутались в одеяла на берегу, выпили по глоточку крепкой, как серная кислот, сливовицы, Золтан рассказал о коварстве Балатона. По его словам, как-то на озере гостила группа моряков из СССР. Крепко выпив, четверо из них наперегонки бросились переплывать Балатон. До противоположного, заросшего камышом берега не доплыл ни один.
Дружеская переписка с Золтаном после нашего возвращения на родину продолжалась несколько лет. В одном из писем была его свадебная фотография. Невеста, дочь инженера, построившего будапештский вантовый мост через Дунай, выглядела нежной голубкой. Внезапно переписка прекратилась, и все мои попытки наладить с ним связь была безуспешной. Справочное бюро не могло мне помочь, так как Ковачев Золтанов в Будапеште, оказывается, несколько тысяч.