Добрый доктор Ниночка Истомина

 
Добрый доктор Ниночка Истомина               
Рассказ

- Диплом победителя конкурса «Добрый доктор» по итогам народного голосования вручается участковому терапевту нашей поликлиники Истоминой Нине Викторовне,- зачитал содержание диплома заведующий поликлиникой Грищенко.- Поздравляю вас, Нина Викторовна! Народное мнение самое верное. Примите заслуженный диплом и эти белые розы.
- Спасибо!- поблагодарила Нина и зарделась от приятного смущения.
- Вам спасибо за отличный труд!- добавил Грищенко.- Поздравляем!
- Поздравляем, Нина! Поздравляем!- обступили коллеги.
- Поздравляем, наш самый добрый доктор!- подошли случайно оказавшиеся здесь в этот момент пациенты с её участка.- Не бросайте нас, нам без вас никак.
- Спасибо вам, спасибо!- отвечала смущённая Нина.
- Ну, коллеги, давайте, по местам, работа ждёт,- прервал приятную церемонию Грищенко.
Врачи разошлись по кабинетам, пациенты направились кто в регистратуру, кто на выход. У Нины приём закончился, предстояло обойти шесть вызовов.
- Нина Викторовна,- крикнули из регистратуры,- возьмите ещё один вызов. Больше некому.
«Седьмой,- улыбка исчезла с губ. Подошла к регистратуре, записала адрес.- Надо розы в кабинете поставить в воду, иначе завянут, пока всех обойду».
По первому адресу долго не открывали.
- Кто это?- минуты через три, после нескольких наборов прозвучал в динамике домофона старческий голос.
- Это я, ваш доктор, откройте, пожалуйста.
- А-а, Ниночка, щас я запущу тебя.
Замок щёлкнул, Нина вошла, поднялась на второй этаж.
- Алла Андреевна, я у вашей двери!- сказала громко. Было слышно, как старушка открывает замки.
- Заходи, милая,- показалась она в дверном проёме,- ждать тебя заставила. А я всё помнила, что вызвала тебя, а после забыла. Заходи…
- Здравствуйте, Алла Андреевна! Как ваши дела?
- Да, дела мои… проходи, проходи,- старушка закрыла дверь,- всё те же дела мои. Я этой-то, регистраторше, сказала про давление… Пошли, пошли в комнату.
- Да, мне передали. Всё, что я назначила, принимаете?
- Так принимаю, а оно лезет, давление-то. Щас таблетку выпью – упадёт, а через два часа опять сто девяносто, и не успокоится никак. Встать пойти куда, так голова кругом.
- Давайте давление померяем, садитесь на кровать. Давно таблетки принимали?
- Да уж часа три, как.
Тонометр показал сто девяносто на сто десять.
- Ниночка, может, ты мне ещё какие таблетки выпишешь, чтобы лучше помогали?
- Нет, Алла Андреевна, мы с вами уже много препаратов перепробовали,- мягко, но настойчиво отказала Нина.- Эти два в комплексе подходят вам лучше всего. Продолжайте регулярно принимать их, всё нормализуется, всё будет хорошо.
- Вот ты говоришь, что всё хорошо будет, так мне и лучше сразу. Ты подержи ещё немножко своей рукой мою руку.
- Подержу, Алла Андреевна, конечно, подержу,- Нина покрыла своими ладонями бабушкины руки.- А дочь вас часто навещает?
- Да навещает через день, через два. Лекарства, продукты – всегда всё есть, следит за всем.
- А может, вам к ней переехать? Постоянный присмотр был бы лучше.
- Что ты?! Там зять – басурман, недовольный вечно. Аннушка ему и перечить-то побаивается, а если я ещё заявлюсь, так какая ж у них жизнь будет? Нет, я лучше у себя потихоньку. Да и от доктора своего куда я поеду? Такого доброго доктора нигде больше нет. Ты придёшь – так и лучше уже становится.
- Ну, коли так, обязательно регулярно принимайте лекарство. Всё будет хорошо. И звоните мне.
Нина вышла на улицу.
«Восемьдесят семь,- подумала грустно,- и какую тут таблетку выписать?»
- Ха-ха-ха!- резво прошли мимо две рослые девицы.
В футболках, с яркими губами, белозубые. И таким здоровьем, такой силой желаний дунуло от них на Нину! Словно это упругий порыв ветра от пролетевшего рядом новенького легкового автомобиля ударился в неё.
«Про давление они слышали только в прогнозе погоды,- Нина достала из сумки блокнот с адресами вызовов.- Так, что за новый адрес? Рассеянный склероз… Откуда такой больной? Пойду, здесь недалеко».
Пятиэтажка, лифта нет, четвёртый этаж. Нажала звонок. Дверь открыла худая женщина с очень усталым лицом. Халат пёстренькой, унылой расцветки висел на ней, как на жёрдочке.
- Здравствуйте, я ваш участковый терапевт, Истомина Нина Викторовна.
Женщина молча посторонилась, пропуская. Усталое лицо при этом не выразило ничего.
- Где больной?- прошла Нина в зал.
- Через зал в комнату,- ответил сухой, такой же усталый, как и лицо, голос.
- Вы, наверное, недавно переехали?
- Две недели назад, пришлось сделать обмен.
- Поэтому я и не знаю вас, с таким-то диагнозом,- Нина вошла в маленькую комнату.
В квартире сразу, уже в коридоре, улавливался неприятный кислый запах. Здесь, в комнате с тяжёлым лежачим больным, запах этот был настолько сильным, что заставлял сдерживать дыхание.
- Знаете,- неожиданно усталость в голосе хозяйки сменилась резким напором,- помимо того, что вы будете наблюдать нас, нам нужна постоянная сиделка, хотя бы три раза в неделю.
- Но поликлиника не предоставляет таких услуг,- растерянно пожала плечами Нина,- только медицинское обслуживание.
- А мне нужна сиделка! Понимаете?!- напористость в голосе переросла в крик.- Я не справляюсь, понимаете?! Времени не хватает, денег не хватает, сил не хватает! Ничего не хватает! А вам дела нет, пришли-ушли, отчитались. А мне помощь нужна, реальная помощь! Понимаете?!...
Нина понимала. Она слышала в этом крике отчаяние, невыносимую усталость, безысходность. Но что она могла? Вышла на улицу и почувствовала, что отчаяние и безысходность вышли вместе с ней. Чужое отчаяние, чужая безысходность… А ей – от своих бы убежать куда-нибудь. Каждое утро Нина вставала с ними, с отчаянием и безысходностью, с их постоянным остатком. Сон немного уменьшал его, но и то, что оставалось, почти целиком занимало душу. Дочка, мама, сестра – островок радости, окошко чистого неба, а остальное – сплошь серая хандра во всю грудь. Растеклась там, плещется в душе, как в невидимом сосуде. И ни один яркий луч не может пробиться сквозь неё, только блеклый, рассеянный свет – обычное состояние. Проклятая депрессия. И за день каждый принятый больной обязательно оставит доктору свою боль, свою хандру, свою усталость. Они добавятся к её собственным. А заберёт свет, заберёт доброту. Душа уже переполнена болью, она течёт через край. И откуда бы здесь уже взяться добру? Но оно берётся, снова и снова рождается, пересиливая боль.
Нина посмотрела третий адрес. «Ольга Сергеевна… бедный и чудный человек… всегда хочет угостить чем-нибудь или хотя бы напоить чаем».
Набрала номер квартиры.
- Кто там?
- Это ваш доктор, Ольга Сергеевна.
- Ах, это Ниночка…
В замкнутое пространство лифта заходить не захотела. На третий поднялась пешком.
- Что случилось, Ольга Сергеевна?- вошла в квартиру.- Что с кишечником?
- Мне прямо неудобно говорить, Ниночка,- старушка, словно каясь, прижала руки к груди,- но уже несколько часов, как всё прошло.
- Вот как… А что же было?
- Диарея, очень сильная диарея. Вчера утром как началась, так весь день бегала, раз десять. До поликлиники не пошла, боялась, не дойду. А скорую вызвать – в инфекцию, не дай бог, заберут. Вот и маялась весь день, а вечером ещё температура поднялась тридцать восемь. И ночью так же, и утром. Я и вызвала тебя. А оно как-то разом всё прекратилось, не тянет, и температуры нет. Мне так неудобно перед тобой.
- Ну, это хорошо, что прошло. И правильно, что вызвали. А что ели вчера утром? Или вечером позавчера?
- Да я уже сама подозреваю… Соседка позавчера вечерком груздочки приносила, а они с плесенью маленько были. Мы плесень-то убрали и поели. Ну, вот от этого, может…
- Ложитесь-ка на кровать, посмотрим ваш живот, давление измерим, давайте.
- Ты уж прости меня, Нина, что так вот…
- Ложитесь, ложитесь… Так больно?- надавила в одном месте.- А так? А здесь?- Ольга Сергеевна каждый раз отвечала «нет».- Ну, живот у вас мягкий, ничего экстренного предпринимать не будем. Сами ещё понаблюдайте. Давайте давление…  Очень хорошо, и давление у вас хорошее, сто тридцать на девяносто. Не ешьте больше грибов с плесенью. Как астма ваша? Лекарство есть?
- Всё есть, Ниночка. Хожу потихоньку, за продуктами да до аптеки. Феденька-то мой когда со мной был, так хорошо нам было. Лёгкий был на подъём, везде успевал.
- Ну, потихоньку ходите, это нужно.
- Хожу, хожу… Ниночка, а ты попей со мной чаю, у меня варенье смородишное есть, вкусное.
- Ольга Сергеевна, вызовов у меня много, тороплюсь очень.
- А ты немножко, пять минуточек поговори со мной.
- Ну,… хорошо, Ольга Сергеевна, хорошо…
Пара прожила без детей. Фёдор Иванович всегда был для Ольги Сергеевны мужем любящим и заботливым. И в восемьдесят лет, когда разные болячки, появившиеся у жены, заметно осложнили её жизнь, помогал ей всеми силами: в магазин за продуктами, в поликлинику за рецептами, в аптеку за лекарствами – всё оббегал, всё делал. А сам, казалось, вовсе ничем не болел. Но три года назад пожаловался на давящую боль в пояснице. Обследовался – обнаружили онкологию желудка, неоперабельную. Ушёл за два месяца. А Ольга Сергеевна осталась жить с горькой тоской по любящему мужу и один на один с кучей своих болячек.
- Мне пора,- поднялась Нина,- спасибо за чай.
- Поговорила со мной, мне и легче. Возьми для дочки,- протянула плитку шоколада Ольга Сергеевна.
- Да не надо, зачем?!
- Возьми, возьми, ей радость будет.
«Светлая душа, как у ребёнка,- шла на следующий вызов Нина.- Ох, и когда же я обойду всех…»
Обход закончила к шести часам. Серая хандра в груди до краёв наполнила ёмкость.
«Сейчас купить продуктов и к маме. Дочке обещала пораньше, да с этой работой не получается».
- Мам, привет!- позвонила.- Я освободилась. Что из продуктов купить?
- Привет! Опять тебя до поздноты промурыжили!- ответила мать.- Рису возьми, сахару можно. Печенюшек можешь Оле купить.
- Ладно, через полчаса буду.
Дочке Оле скоро семь. «Лицо – прямо папино»,- говорят все. Папа, папа, папа… За последний год видел дочку три раза. Первый год, как ушёл, приходил каждую неделю, второй – раз в месяц, а третий, последний – вот так, три раза за год.
«Ну, почему… почему плохое всплывает в памяти именно тогда, когда депрессии в груди, в голове, во всём существе уже до краёв?! Уже нельзя больше ни капли, уже всё! Но нет, эта капля обязательно капнет, шлёпнется, влезет в тебя! И серая безысходность – медленная, тягучая, удушающая – перевалится через край и потечёт в глаза, в уши, в кожу, в пальцы… И начинаешь чувствовать себя уродцем, и уже хочешь куда-нибудь сбежать, чтобы никто не заметил твоего уродства… Вот зачем он сейчас всплыл в памяти, этот предатель, этот сбежавший от неё и дочки муж?! В конце дня, когда все боли и беды больных уже слились с собственными,- Нина почувствовала, как под глазом задёргалась жилка.- Впрочем, такое и в начале дня лучше не вспоминать. Сбежал её благоверный к поэтессе. Всё правильно: там стихи про любовь, картины на стенах, красивая мебель в гостиной, всё изысканно и изящно. А у неё что: онкология, диарея, инфаркты, инсульты… сплошная человеческая боль. И венцом всему – её собственная депрессия. Ты ушёл от меня, от плохого к хорошему. Но почему ты ушёл от дочки? За год три визита! Ведь это она тебя ждёт. Она спрашивает: «Когда папа придёт?» А ты вламываешься в мою память, когда так хочется забыть тебя навсегда…»
- Женщина, вам пакет под продукты нужен? Третий раз спрашиваю,- вернул её к реальности голос кассира.
- Да, да, маленький, пожалуйста…
От магазина до мамы минут десять. Шла медленно. «Уходи, уходи, не являйся, не стой перед глазами, растворись в забвении… Но ты не уходишь, торчишь по центру души. И хорошо, что в этот раз ты хотя бы не усмехаешься издевательски, как обычно, словно говоря: «Да никуда ты не убежишь от меня из собственной души, некуда тебе бежать. А я буду приходить, когда захочу, и смеяться тебе в лицо!» Убирайся! Убирайся! Убирайся!»
- Ну, наконец-то,- открыла дверь мама.- Заездили тебя больные?
- Много людей болеет.
- Давай пакет, разувайся.
- Мама!- выбежала с распахнутыми руками Оля.
- Ну, как ты без меня, солнышко?- обнялись.
- Я тебя жду и жду весь день, а тебя нет и нет.
- Пойдём, пойдём, у меня тебе гостинцы. Смотри, шоколадка какая.
Ужинали за кухонным столиком.
- Нин, а у тебя завтра с утра приём или вызова?
- Приём. А что?
- Да соседка просила, чтобы ты её зятю помогла медкомиссию пройти. Он на работу устраивается, а у вас же в поликлинике очереди в каждый кабинет, не достояться. Я уже ей пообещала, а она нам масла деревенского два килограмма принесла. Поможешь?
Нина почувствовала, как серая, вязкая, едкая жижа – её депрессия – пошла широкой полосой через край переполненной ёмкости в груди. Сейчас, когда она совсем не ожидала, когда рядом только мама и дочка, зачем и откуда вылез и впился в неё этот тянущий силы хоботок?
- Вот, диплом вручили,- почему-то именно теперь достала она из сумки диплом «Добрый доктор».
- Ух, ты!- взяла диплом мать.- Так и правильно, ты и есть самый добрый доктор, больные-то на приём именно к тебе стараются записаться. Людское мнение – оно самое верное. Так поможешь зятю соседкиному?
- Пусть приходит,- устало прикрыла Нина глаза, посидела так.
- Ты чего, Нин? Тяжело сильно?
- Ничего, пройдёт. Мам, Оля пусть у тебя ещё сегодня ночует, а я домой пойду. Дела ещё надо кой-какие доделать, и на работу утром ближе.
- Пусть. Вон, шоколадку как уплетает. Я думала, ты и сама останешься.
- Нет, идти мне надо.
Дела дома были. Но главное – она ждала звонка, звонка от мужчины. Они познакомились недавно. Он пришёл к ней в кабинет за рецептом для своей мамы, а после работы встретил на выходе из поликлиники с цветами. Потом несколько свиданий в городе, прогулки по аллеям и скверам, несколько горячих встреч у неё дома. Он ей очень понравился. И сегодня она ждала от него звонка, чтобы снова встретиться. Он не позвонил. Подождала час и позвонила сама – его телефон промолчал. Она сидела на диване и плакала. Слёзы неудержимо катились сами, без спроса, и Нина чувствовала, что сердце её плавает в центре груди в самой едкой на свете жидкости.
Позвонил одноклассник.
- Нина, привет! Это Женя Бычков.
- Привет, Жень!- поздоровалась, стараясь убрать из голоса горечь.
- Я это, Нин… Можно мне отца тебе показать? У него это, ну… недержание, короче, у него.
- Это ему к урологу надо.
- Да я понимаю, но, может, как-то можно через тебя ускорить.
- Хорошо, приводи,- вздохнула Нина,- ускорим.
- И меня, может, послушаешь? Я на рыбалке застудился немного, прихватило, до сих пор в груди свистит.
- Послушаю.
- Ты щук любишь?
- Люблю.
- Я тебе щук привезу, мы много наловили. Когда подъехать?
- Завтра с утра.
- Понял, буду, пока!
После этого звонка оставаться неподвижной оказалось уже невозможным – депрессия, как вода тёмного омута, накрыла бы её с головой. Она схватила тряпку и принялась тереть чистый стол.
- Я нужна кому-нибудь? Я сама кому-нибудь нужна?!- кричала шёпотом и тёрла, тёрла, тёрла, тёрла.
Через пару минут истовую уборку стола прервал новый звонок. Звонила родная сестра.
- Нин, привет!
- Привет, Лен!- улыбнулась, подумав, что сейчас родная душа спросит, как она себя чувствует, чем помочь, в чём поддержать…
- Нин, слушай, у меня так грудь заложило – еле дышу,- сипловато проговорила сестра.- И кашель сухой, не откашливается ничего. Всё горло накашляла, дерёт уже. Чё делать, а?
Нина продолжала держать телефон возле уха, смотрела в одну точку и молчала. Секунды пролетали.
- Нин, ты чё молчишь? Ты меня слышишь?
- Слышу,- пробормотала чужим, бессильным голосом.
- Ну, а чё молчишь тогда? Чё посоветуешь? Чем лучше полечиться? Температура маленькая, тридцать семь и три, я её сбивать не буду. Мне бы чтобы грудь отложило, чтобы кашель мягче стал. Чтобы откашливалось, а то кашлять уже больно. А?
- Я…,- горло перехватило,- я не могу сейчас говорить, я перезвоню,- оборвала разговор.
Стены качались вокруг неё, или она качалась между стенами… Дошла до ванной, встала под тёплый душ. И уже не сердце её плавало в груди в серой, едкой жидкости, а вся она погрузилась в огромную ёмкость с безысходной депрессией. И только падающий на неё из душевой лейки поток тёплой воды не давал сейчас депрессии полностью поглотить её. Стояла в ванной минут пять. Тёплые, ласкающие, живые струйки воды спасали.
Закрыла воду, вытерлась, оделась, вышла, позвонила сестре – дала советы.
- А что у тебя с голосом? Ты тоже простыла?- спросила сестра.
- Нет, нет, ничего, так, всё пройдёт.
Завела будильник, погасила свет, легла. В темноте увидела повисший над ней потолок. Он непрочно держался на какой-то проволоке и опускался всё ниже. В любую секунду потолок мог сорваться и раздавить её. «И пусть,- перевернулась со спины на живот и уткнулась лицом в подушку,- пусть раздавит. И пусть прекратится всё это. И не надо будет утром идти за новой порцией человеческой боли. Места для неё совсем нет. И нет ни капли доброты,  ей нечего раздать больным…»
Утром встала по будильнику. Потолок на месте, силы на нуле. «Как прожить день, если уже с утра жить нечем?!» Собралась, пошла в поликлинику.
- Нина Викторовна,- встретили в регистратуре,- к вам уже сорок человек записано, и ещё придётся дополнительные талоны выписывать. Просятся к вам.
Молча кивнула, поднялась к себе на третий этаж. У кабинета толпа. До приёма ещё пятнадцать минут.
- Здравствуй, Ниночка!
- Здравствуйте, Нина Викторовна!
- Здравствуйте, Нина…- расступаясь, пропускали её к кабинету больные.
- Я от соседки вашей мамы,- вырос перед ней высокий мужчина,- мне комиссию пройти.
- Сейчас, сейчас, сейчас,- кивала всем Нина,- подождите.
И, неожиданно для себя, улыбнулась людям. Откуда взялись силы для этой улыбки, когда и просто смотреть на мир было невыносимо трудно? С какого-то невидимого дна, пробившись через многослойную, тяжёлую депрессию, поднялась она и тронула губы.
- Наш самый добрый доктор Ниночка,- прозвучало рядом.
Розы в кабинете оказались живы. Медсестру попросила помочь с медосмотром знакомого мамы, одноклассника с отцом и щуками в пакете попросила подождать и первой приняла пациентку Валентину Павловну Червячок, тысяча девятьсот тридцать пятого года рождения.
- Присаживайтесь,- показала Нина на стул у своего стола,- на что жалуетесь сегодня?
- Ой, Ниночка, всю ночь у меня вот тут, за грудью слева, так тепло было, аж спать не могла,- старушка положила сухую, морщинистую руку на левую сторону груди.- А теперь вот в самом центре капелька горячая упадёт и растекается, упадёт и растекается. Много уже капелек упало.
- Так, Валентина Павловна, давайте-ка, мы послушаем вас, давление померяем… давайте,- верхнее давление оказалось под двести, сердечный ритм нарушен.- По клиническим показателям я инфаркт исключить не могу, а кабинет «ЭКГ» у нас закрыт сегодня. Мне придётся вызвать вам скорую.
- А может, я домой пойду. Ты мне таблеточку дай, какую надо, чтобы капельки капать перестали.
- Нет, ни в коем случае! Вы сейчас посидите в коридоре, подождите, я вызываю скорую.
- Можно?- приоткрыл дверь следующий пациент.
- Да, входите,- кивнула Нина и… снова улыбнулась.