Когда на заводе шин оно появилось, был самый обычный день. Как и другие рабочие дни. Все как-то суетились, что-то делали, были заняты чем-то своим и только оно лежало.
Впрочем лежали многие, но это пахло новенькой резиной и тальком. Так ему казалось, что только оно.
От этого Колесико было счастливо. Лёжа, оно смотрело на яркий диск солнца, которое посылало лучики через верхние витражные окна здания. Ему думалось, что это мама.
- Ма-ма, - прошептало Колесико. Звуки вырвались вроде какого-то писка и Колесику показалось, что это зазвучало грубо. Поэтому Колесико снова произнесло это слово, но уже как можно протяжней: - Мааааа-мааа!
Это были первые его слова.
В это мгновение ему было как-то уютно и очень хорошо.
Хотя это могло статься от того, что было тепло на солнышке. Как знать. Но так или иначе, блаженствуя, оно принимало свои первые солнечные ванны.
Колесику мнилось, что это заботливые руки мамы ласкают и греют его и от этого ему становилось до такой степени умилительно и радостно, что оно основательно в это уверовало. Тем более, что солнце по форме имело такой же самый круг, как и оно - Колесико. Правда солнце было светлое, даже чересчур светлое, но Колесико не огорчалось, даже радовалось этому, надеясь, что тоже когда-то будет светлым как и мааааа-мааа - солнце!
- Раз надо, так надо, - думалось ему, - значит мне не время быть светлым.
Вдруг его размышления прервал рабочий в сине-грязной униформе, пропитанной запахом машинного масла, бензина, мазута и ещё чего-то.
Колесико поморщилось. Рабочий схватил его в охапку здоровенными ручищами, подтянул к себе, прижал грубо к груди, словно сжал тисками и понес куда-то в сторону, слово коршун добычу.
Колесико мысленно начало прощаться с солнышком, но через мгновение здоровяк кинул его на постамент. Что-то нажал на пульте управления, всё завизжало, задрожало, закрутилось, в Колесико вставили камеру, вкрутили золотник, подсоеденили воздух, дали давление и Колесико почувствовало, как оно ожило. Внутри него что-то изменилось, что именно, оно не знало, да и понять пока не могло .
- Ну, вот, - сказал рабочий, который до этого времени больше пыхтел и сопел. - В рабочем теле рабочий дух. - Затем снял его с постомента, поставил на обод и сделал пинок ногой .
Колесико покатилось.
Всё закрутилось, мир стал терять границы и, когда Колесико подумало, что падение неизбежно, его вдруг подхватили чьи-то заботливые руки, развернули и уложили с такими же как и оно в отдельные ячейки.
В этот день впечатлений было достаточно много и Колесико, утомившись, уснуло, попискивая новеньким блестященьким золотничком.
Во сне ему виделось, что оно катится по лугу среди красивых крылатых, пархающих жужук. Жужуки жужжали и сновали туда-сюда, среди поющих жителей этого чудесного места. Поючелки смотрели на жужук, жужуки, на поючелок, а Колесико, удивляясь и радуясь смотрело на них.
В этом мире всё было залито тем же солнцем, только здесь его было ещё больше и каждая жужукалка и поючелка, и стрекоталка, и нюхолочка, и нырялочка радовалась ему и всему вокруг.
Мирный и безмятежный сон Колесика прервали грубые ноги , которые зачем-то стукнули его в бок, потом нажали сверху. Колесико услышало, как нипель издал еле слышный свист - воздух из него и вся жизнь его выходили наружу. Колесико чего-то испугалась притихло и приуныло.
- На выбраковку! - Услышало оно незнакомый мужской бас. Его снова схватили руки, подняли, кинули на пол и снова дали пинок, мир закрутился, завертелся. Чтобы не потерять создание и чтобы не было так страшно, колесико закрыло глаза.
Уже через мгновение с ним что-то делали, что-то выкручивали, ввинчивали, клеили, давали давление воздуха, внутренности его снова распирало, и вдруг уныние прошло и жить захотелось дальше.
На складе, где таких же как оно были тысячи, только с разными рисунками по ободу, случилось ему упасть на другое колесико и так провести ночь.
Колесику даже понравилось другое колесико, оно было не такое как все. Совсем-совсем другое, но чем-то похожее на него самого. Похожее, это он уже позже понял, рисунком обода. За это он и полюбил то другое, но такое же по сути как и он сам.
Утром следующего дня двери отворились в помещение проник свет, добежал до них, вместе лежащих друг с дружкой. Лучик какое-то мгновение постоял перед ним потом ласково обнял, шепнув "пора "
В тот же день их двоих приладили к машине на место старых истертых покрышек. Похлопали по бочку и чей то голос сказал: "В добрый путь". И они вдвоём, одно с левой стороны, а другое с правой, зашуршали по дороге жизни.
Колесико радовалось любой мелочи. К примеру, радовалось тому, что он бежит по жизни, догоняя и перегоняя жужалок и хожалок и поючелок не одно. У него есть пара с таким же рисунком по ободу как и у него. А ещё оказалось, что другие два колесика которые пришли на замену старым потертым и изношенным имеют почти тот же рисунок по ободу. Очень похожий на его и её и вполне подходящий для их совместного путешествия по жизни. А ещё в богажном отделении было запасное колёсико, но его пока никто не видел. Все же знали что оно есть и радовались этому. А потом оказалось, что они - это единый целый механизм. Даже те, которых сейчас нет, потому-что состарились и ушли, нужно помнить их, потому что они исправно везли весь механизм в заданном направлении и знают все трудности пути не по наслышке.
К тому же он понял, что если, к примеру, загрузнуть в песке, то достаточно вспомнить о тех колестках, которые были до него. Попросить их помощи, они тут же помогут хотя-бы мыслью, подскажут правильное решение, выхода из беды.
А потом удивился тому, что оказывается оставляет след. Не простой, а с интересным рисунком. Рисунок, который в нем - это и есть след по жизни. Видел и радовался этому.
А со временем научился не огорчаться даже тому, что хожалки портят его рисунок по жизни. Пройдут по верх, оставят свой след и даже не заметят этого. А поючелки знай себе поют, да воспевают свет. Свет, который ма-ма, нет не так, а вот так, ласково, нежно мааааа-мааа!
А однажды механизм остановили, к Колесику подошли хожалки, и зачем-то постучали ногой по упругой резине.
- Заменить, - прозвучал властный громовой голос.
- Ты дывы якэ лысэ, - прозвучал другой голос.
Сильные руки стянули колесико с "насиженного" места и чья-то нога пнула его в то место, где раньше был внутренний рисунок.
Колесико покатилось.
Оно знало, что катится в яму в которой лежат уже многие лысые его предшественники.
Вдруг, в этот самый момент оно увидело, что прикасается к земле совсем малой частью своего "тела". Большая же часть его принадлежит небу! Что след на земле такой короткий. И колесико стало катится по небу. Ему даже почудилось, что у него появились крылья.
Колесико катилось на встречу солнцу, которое было словно большой подсолнух, иногда подпрыгивая как в детстве на ямках да ухабах, перескакивая их с разгону, не редко представляя, что в ямке бездна и клокочет лава.
Колесико все бежало, бежало, сначала у него появился контражурный ореол, потом оно начало светится, но оно этого не знало, не замечало изменений в себе. Зато это очень хорошо видели другие. Видели и удивлялись тому, что из среды их есть тот через кого может светить (исходить) благодать. А Колесику было не до этого, оно всё бежало, бежало к своей мааааааа-ме.
Из далека же казалось что оно постепенно сливается с солнцем превращаясь в громадный яркий светящийся круг.
Бог же показывал через Колесико хожалкам, что они не просто хожалки, а люди и что они тоже прикасаються к земле только малой частью своего тела - стопами, а остальная часть их касается неба. Значит и Его Самого.
- Только поверьте, говорил Он, кротко любя их, - и я дам вам крылья! Дам имена каждому из вас, а избранным букву Имени Своего.
- Смотри, смотри шептали хожалки друг дружке, это след Бога, след Святого Колеса которое рождается на востоке и умирает на западе.
Удивляясь этому, они падали на лица свои.
А поючелки пели, разогревая радость в себе, боясь даже посмотреть на высоту небесную.
- Пусть хоть так, - говорил Бог, с любовью посылая благодать словно дождь на всё лицо земли созданное Им.
А ещё через мгновение Колесико стало частью большого и всеобъемлещего, любящего Родителя.
Конец.