Герой, йети или зомби?

Владимир Рукосуев
    Акоп был инвалидом войны. С виду этого не скажешь, физически крепок. Характер его отличался полной невозмутимостью, начисто лишенный эмоций. В свои шестьдесят пять лет работал в совхозном саду весь световой день, выполняя тройную норму на обрезке, окапывании деревьев, уборке урожая. Все работы выполнял без помощи посторонних.      
   Исключением было только проведение механизированных работ.
   Такой порядок был установлен издавна, все к этому привыкли и принимали как природное явление. Кстати, на погоду он никогда не обращал внимания, зимой и летом выполняя раз и навсегда установленную самим собой норму выработки.
   Этот сад находился возле дальнего вымирающего хутора, в котором доживали свой век одинокие старики. Работающим в нем был один Акоп. Благодаря ему сад и сохранился. Доставка рабочих для хозяйства считалась делом канительным и нерентабельным, по этой причине было списано и заброшено немало садов окрест.
   Зато его сад был всегда в идеальном состоянии. Обрабатывал он его по старинке. Механизация заставила утратить многовековые агротехнические приемы, люди отвыкли работать руками. И лишь этот сад всегда стоял с аккуратно окопанными «шайбами» вокруг стволов, идеально обрезанными деревьями как в образцовом питомнике.
   Из-за удаленности начальство редко посещало сад, многие не знали о его существовании, поэтому оценить старания Акопа было некому.
   К тому же он был нелюдим ни с кем не разговаривал, при виде людей сразу исчезал из сада, отсиживаясь в кустах на берегу речки. Потом выходил и продолжал работать.

   В совхозе уже третий год работал новый секретарь парткома. Наряду со специалистами участвовал во всех мероприятиях, несении охраны садов, активно принимал участие в жизни коллектива. Считал, что досконально изучил хозяйство и однажды на планерке очень удивился, когда упомянули какой-то сад Акопа. На вопрос главный агроном не ответил, замяв тему.
   Секретарь был не из тех людей, которые позволяют держать себя в неведении. После планерки спросил, где находится сад Акопа и как его посмотреть. Агрономы и бригадир сказали, что это небольшой сад на отшибе и в такое горячее время не следует терять на него время. А Акоп — это такой ненормальный человек, который живет неподалеку на хуторе. Сад называется так потому что он там работает и яблоки берет.

- Как берет, покупает, ворует?
- Нет просто берет, он инвалид войны.

   Секретарь выяснил что ехать нужно в сторону хутора за основной массив садов. Он давно хотел съездить на этот хутор, посмотреть, как там живут пенсионеры совхоза, к тому же иногда до него доходили слухи о нерегулярной доставке туда почты и плохом снабжении хлебом.

   Дорога была для тракторов и вездеходов, но старенькая ГАЗ-21 в проходимости была не чета современным «Жигулям» и «Москвичам», на которых ездили агрономы совхоза, поэтому секретарь с ней не расставался, невзирая на насмешки своих коллег, когда съезжались на совещания в райком.
   Часа через два, одолев несколько раз извилистую речушку с неудобными бродами, увидел сад и остановился. По междурядью от него поспешно уходил раздетый по пояс высокий человек с лопатой в руках. На окрики не ответил и скрылся в зарослях на закрайке леса, окружавшего сад. Подивился чистоте сада, обилию яблок на пригнувшихся под их весом аккуратно обрезанных ветках. Сорт назывался «черкесский розмарин» почти исчезнувший, замененный на более устойчивые сорта. При отличных вкусовых качествах, неприхотливым к условиям хранения плодах он имел один недостаток – периодичность урожайности, чем заслужил немилость.
   Вышел из машины. Охватило неясное чувство тревоги и настороженности. Полная тишина, яркое солнце, синее небо, не колышется ни один лист на деревьях. Звон цикад и все. И исчезнувший человек, взгляд которого из кустов, казалось, ощущался физически. Попробовал пройти, подзывая беглеца, но увидел, как зашевелились кусты и услышал шорох торопливо продирающегося через них человека.
   Испытывать судьбу не стал, мало ли на что способен ненормальный фронтовик с лопатой. Ладно если просто огреет.

   Через пару километров показался хутор. Примерно из сорока полуразвалившихся домиков и заброшенных подворий с увитыми одичавшим виноградом покосившимися заборами, обитаемыми оказалось полдесятка. Возле одного домика стоял УАЗ-69 под развесистой липой. Под ней же в тени стоял стол, за которым играли в домино мужские представители поселения.  Жители вышли на звук подъехавшей машины. Пять старушек и три деда. Первым вопросом было, что привезли. Потому что сюда просто так не приезжают. Второй к кому. Третий кто такой.

   Когда узнали, что секретарь парткома сразу посыпались вопросы.
   Когда будет ходить обещанная еще пять лет назад автолавка. Почему зимой, когда размывает дороги нам месяцами не завозят хлеб, соль и табак. Почему не установят три несчастных столба телефонной линии, смытых наводнением пять лет назад. Мы не можем вызвать «Скорую», хотя по нашей дороге она не всегда пройдет. Неужели нельзя зимой и в непогоду хотя бы один раз в неделю отправлять к нам трактор, чтобы убедиться, что мы еще живы.

   Вопросы наперебой задавали женщины, мужчины стояли, покуривали и переговаривались, насмешливо поглядывая на стихийный сход граждан. Потом один из них негромко сказал:

- Ну что, бабоньки, может хватит постороннего человека угнетать? Он приехал сюда как турист и уже жалеет, что представился вам.
- Какой же турист? Он председатель и должен помогать нам как власть.
- Он не председатель, а секретарь. Его дело не махорку нам возить, а текущие моменты освещать. Если бы он приехал как власть, то с ним стояла бы свита с блокнотами и авторучками. А так в одно ухо влетело, в другое вылетело. Несите лучше пироги да шаньги, угостите человека нашим медом и другими дарами природы.
- И правда, что же это мы. Сейчас мигом!

   Бабушки разбежались по домам, деды пригласили секретаря за стол под липой покурить в тени. Убрали домино, смахнули со стола пыль.  Тот, что проявил инициативу представился:

- Николай. Это Иван Тимофеевич и Сергей Григорьевич.
- А вас как по отчеству?
- Викторович, но это не обязательно. Я здесь в молодых хожу, еще и шестидесяти нет. Военный пенсионер, приехал из города пожить отшельнической жизнью. Весной за копейки купил вот этот домишко, сейчас привожу в порядок. Дачу решил сделать, внучат на природу вывозить. Мне после города здесь нравится. Меня вопросы снабжения не беспокоят, все привожу с собой. А постоянным жителям тяжело. Живут на всем своем, но без мануфактуры не обойдешься, а транспорта нет. Вот и возмущаются. Я пробовал в исполком обращаться, там на меня как на чудика посмотрели, спросили откуда я взялся. Потом начали выспрашивать как я умудрился дом купить, почему не оформил и проживаю без прописки. Словом пожалел, что обратился. А здесь все бывшие работники вашего совхоза, который про них и не вспоминает.
   Есть еще один несчастный житель. Это вообще экземпляр. Таких больше нигде нет. Бесплатно работает. Вы проезжали мимо сада, не видели его? Инвалид войны, поврежден рассудком, отчета в своих действиях не отдает, а ваши работнички этим бессовестно пользуются. Я только сейчас разобрался, раньше думал, что он официально работает. Всем до фонаря, привыкли. По-хорошему бы надо довести куда следует, но после того, как меня в поссовете встретили, решил не вмешиваться. Вот узаконю свое здесь пребывание, тогда подниму этот вопрос. Это же уму непостижимо! Как мне сказали он за садом ухаживает как с войны по ранению пришел и ничего за это не получает. Это же сорок лет, если не больше. Больной человек. Кто-то же это все присваивает себе.

   Подошедшие с тарелками и чайником старушки услыхав о ком идет речь затараторили наперебой:

- Ты, Николай, еще мало про него знаешь. Он ведь герой. Самый настоящий. У него Звезду Героя хитростью отнял наш завхоз.
- А агроном Гургенович с бригадиром его труды на себя пишут и сколько лет уже за счет больного человека наживаются.
- Замолчи, Степановна, дотреплешься, кончится спокойная жизнь. Если так дело поставлено, значит так и надо. Начальству виднее.
- А что нам сделают? Так и так ничего для нас не делается, вроде и не советские мы. Домолчимся, что самих даром работать заставят. Забыли, как на субботники фундук убирать вывозили? Хорошо, что нас мало осталось и совхозу техника дороже обходится, чем мы наработаем. Потому и отстали. А Акопа защитить некому. Кровь человек проливал, а сейчас пот проливает. За кровь хоть какую-никакую пенсию платят, а горбатится чуть не с войны вообще бесплатно. В дождь, мороз, из дому носа высунуть не хочется, а он нахлобучит дождевик, берет инструмент и идет как на каторгу. Пользуются тем, что человек не в себе. А про Звезду сейчас просто позабыли. Старики то вымирают. Когда мы работали все про это говорили. Несчастный человек. Его всю жизнь обворовывали. Лет двадцать какую-то приблудную проходимку кормил. Потом как появилась, так и исчезла. Никто не искал, нигде не числилась.
- Может он ее и прибил где. У него же не спросишь.
- Ты дурак Тимофеич, еще хуже него. Да он котенка не обидит, как дите малое. Что ни скажи все делает. Этим и пользуются. Ну ладно, то проходимцы, а начальство куда смотрит?

   Много чего услышал секретарь за несколько часов общения с набросившимися на свежего человека жителями хутора. Раньше это было полноценное отделение совхоза, потом объявили неперспективным, перестали вкладывать средства в развитие и содержание. Сады постепенно списывались и не обновлялись. Работы не стало. Закрылась сначала школа, потом медпункт и магазин. Дольше всех держалась почта, но и ее после очередного наводнения не стали ремонтировать и закрыли. Люди стали выбираться на побережье, остались пенсионеры, которым некуда деться. Одних дети забыли, у других их нет. Власти потихоньку приучили их ни на кого не надеяться. Появляются во время выборов с автолавкой, устраивают на хуторе праздник. Да это ведь не каждый год. Натуральное хозяйство, заготовка дров, ремонт жилья все лежит на старческих изработавшихся плечах.
   Странно было видеть такое в каких-то тридцати километрах от побережья с его веселой безалаберной жизнью особенно во время сезона. Страна в это время с удивлением читала про семейство староверов Лыковых спрятавшихся в глухой сибирской тайге, рассуждая как их приспособить к ушедшей далеко за время их отшельничества цивилизации. Развернулась полемика нужно ли это вообще. Секретарь сейчас вспомнил о них и подумал, что никому это не нужно. Какой смысл тащить за уши в цивилизацию несколько человек, если сами ввергли в пещерные условия не одну сотню тысяч решениями вроде не перспективности веками существовавшие территории и в конечном счете людей? Да и от Лыковых осталась одна Агафья, остальных уморили, заразив современными болезнями неприспособленных людей.

- Может быть вам коммуну организовать в центральном поселке? Обеспечить нормальные условия, наладить достойную жизнь, благоустроить быт.
- Да, вам бы построить всех и загнать в стойло. Мы нашу власть знаем. Приют хотите устроить, заставить по одной половице ходить? Все это в конце концов превратится в зону. Мы вот с Сергеем этого нахлебались за свою жизнь. И окопы, и Беломор-каналы, и ударный труд в совхозе, все изведали. Тут хоть и горбатишься, а сам себе хозяин. Когда надо с грядки морковку выдернешь, с дерева яблочко сорвешь. Там яичко, там курочка, подсвинок. Нам ведь много не надо. Простые вещи - хлеб, соль, сахар и почту, все что просим. Мы за свою жизнь этого не заработали? Если нельзя мы согласимся, а то и правда перекопаете последнюю дорогу и выселите.
- Хорошо, спасибо за угощение. Я вам не могу обещать скорого решения проблем, но обязательно доведу до кого следует и возьму на контроль исполнение. Сам обязуюсь навещать вас и выслушивать требования. Именно требования, научитесь не попрошайничать. Все что вы озвучили заработано вашим честным многолетним трудом. Будете с меня спрашивать. Кроме того, при появлении в поселке прошу заходить, будем обсуждать как вы здесь поживаете.

   Пока прощался с мужиками, обещая разобраться с эксплуатацией Акопа, бабушки сбегали и принесли узелки с орехами, пастилой и как не отнекивался положили в машину.

- Это вашим детям, не вам. Пусть попробуют настоящее.
- Теперь придется отрабатывать. Спасибо, постараюсь.


   Приехав в управление, пригласил к себе главного агронома.

- Хорен Гургенович, я сейчас приехал из хутора. Посмотрел сад Акопа, сам он от меня сбежал.
- Да, он общения не любит.
- Я сейчас не о том. Пообщался с людьми и выяснил что совхоз его нещадно эксплуатирует. Интересно кто получает за его работу деньги если он не оформлен на работе? Мне сказали, что это ты и бригадир. Что скажешь? Учти я этот вопрос подниму на должный уровень и спускать на тормозах не дам.
- Да ведь здесь никакого вопроса, его никто не заставляет работать. Мы его почти не видим. Есть несколько женщин которых он не боится, остальных не подпускает. Запретить работать тоже не можем. Как это сделаешь, если он не идет на контакт. Скрывается как йети. Потом тайком выходит и работает как зомби. Я его несколько раз видел и прямо скажу желания большого общаться с ним не возникло. Он так на тебя уставится что мороз по коже продирает. Кто знает, что ему взбредет в голову, он же контуженный. Да еще и здоровущий. Когда помогает при погрузке берет сразу по два ящика, а это семьдесят, а то и больше килограммов.
   Что касается злоупотреблений. За его труд зарплата начисляться не может, этот сад списан с баланса еще до меня. А я работаю в совхозе пятнадцать лет, из них бригадиром этой бригады десять.
- Как же вы списываете затраты по механизированной обработке и сбору урожая?
- Списываем на другие площади, а урожай по садам не учитывается, идет валом по бригаде, вы же знаете.
- Лихо! И взятки гладки. А что нельзя было человека оформить? И начислять ему зарплату по бригаде, раз у вас все валом считается.
- Хотели, но у него инвалидность в связи с заболеванием нервной системы, физический труд противопоказан. Медкомиссию не пройдет.
- Но какую-то компенсацию он должен получать.
- Так ему ничего не нужно. Урожай чаще всего растаскивают хуторяне и туристы. Иногда направляем бригаду в урожайные годы. Но это раз в пять лет, если руки дойдут. Яблоки ему даем, он от них отказывается. Кто-то давно ему сказал, что он получает пенсию, которую нужно отрабатывать. А мы боимся, не дай Бог что случится с ним в саду, придется отвечать.  Оправдывайся потом что сад не наш.
- А что за история с геройством?
- Эти пересуды зародились еще до нашего с вами появления на свет. Вы знаете Героя Советского Союза Акопа Вагановича Терзяна, он у вас на учете в парторганизации состоит. Лет пять назад ушел на пенсию. Несколько лет дорабатывал на должности завхоза. Мужик безвредный, образования нет, держали на этой должности, потому что по деревьям лазить уже не под силу. Дворником героя не поставишь, обидится и от людей стыдно. Так вот они с тем Акопом полные тезки и одногодки. Да еще и с одного военкомата в один день призывались в армию. Прошли войну в одной роте и отступали и наступали. Говорят, жили как братья поддерживали друг друга во всем.
   При форсировании, кажется, Днепра одного ранило, другого контузило. попали в госпиталь. Оба по ранению были комиссованы, вернулись домой почти в одно время. Контуженный чуть раньше, раненный позже. Вскоре из военкомата пришел запрос явиться в военкомат для выяснения каких-то сведений. Контуженный был тогда совсем не контактен, памяти не имел, поехал раненный. Через какое-то время стало известно, что ему присвоено звание Героя. С тех пор он на всех парадах и во всех президиумах занимает самые почетные места. А по поселку поползли слухи что он присвоил чужую награду.

   Выяснять оказалось нечего. Для секретаря так и осталось загадкой кто он этот Акоп – Герой, йети или зомби. Или всего понемногу?