Стучали колеса вагонные,
мелькали огни станционные
и солнцем пейзажи сожженные
на память мою обреченные ...
На самом южном рубеже великой страны зарождался новый день. Утренняя заря теснила речной туман к берегам, золотя мутные воды сонной Амударьи, гася звездную россыпь на её матовом зеркале. Предрассветную тишь мягко тревожил ленивый плеск волн о бетон едва различимых причалов и тоскливо беспокоил глухой ритмичный скрежет спящих портовых кранов.
Возле одного из причалов на железнодорожном пути покоились в ночной дреме десять товарных вагонов, наглухо закрытых и опечатанных. На краю проема настежь открытой двери крайнего одиннадцатого, свесив ноги, сидел воин. Как свидетельство его не одиночества, из вагонной глубины доносились тихие посапывания и мирные похрапывания. С полчаса тому назад сержант Каримов получил от засыпающего начальника караула последние инструкции и, не вникая глубоко в невнятную суть содержания таковых, привычно просеял их сквозь сито солдатской мудрости, уловив красную нить начальственного посыла и оставив понимание остального на потом. Чутье мудрого воина подсказывало, что, как минимум до полудня, вся тяжесть караульных забот нелегким бременем ляжет на его плечи и следовало настроить себя в унисон обстановке, поймав волну бодрости. Именно поэтому первым делом сержант разулся и сел проветриться в дверном проеме, с удовольствием ловя босыми ногами утреннюю прохладу.
Благостную картину умиротворения и дремотного спокойствия гармонично дополнял человек с ружьем, медленно плывущий по колено в тумане вдоль спящего состава. Часовому, как и всему живому в этом утреннем прибрежном мирке, мечталось о благодати земной без неистовых объятий туркестанского солнца июльского накала, неизбежность встречи с которым приближалась с каждой минутой ... Впрочем, рядовой Юсупов больше всего на свете в этот момент хотел спать.
В шесть утра дневное светило игриво показало из-за горизонта свой оранжевый лобик, Луна недовольно поблекла, нехотя уступая право небесной собственности. Речной порт, лениво пробуждаясь, томно потянулся призрачными тенями крановых силуэтов, зевнул въездными воротами, заморгал окошками рабочих строений и иллюминаторами пришвартованных корабельных посудин ... наконец, прокашлявшись в громкоговорители, заскрежетал железным и зарычал моторным.
Бодрствующей охране железнодорожного состава послышался нарастающий гул приближающей самоходной техники, и вскоре на причал выкатилась колонна из нескольких автопогрузчиков и электрокар. Следом скрипнула тормозами старенькая автобытовка. Её водитель, не заглушая двигатель и ругаясь с пассажиром, в сердцах хлопнул дверцей кабины, поколдовал с замком задней двери кузова-фургона и с грохотом опустил железную лесенку. Из бытовки шумно выскочило с полтора десятка рабочих. Обруганный водителем пассажир, не оставаясь в долгу выдал в его адрес многоэтажный речитатив узбекского непереводимого фольклора и направился к четырехногому стальному страшиле. Вскоре кабина портового крана осветилась хозяйской деятельностью, железный гигант засипел электромоторами, хрипло отрапортовал ревуном о готовности и его огромный паук с железными крюками пополз вниз. Остальная часть портового пролетариата, громко настраиваясь на трудовые подвиги, уверенно двинулась к вагонам.
Юсупов насторожился, холодком спинного мозга почувствовал тревогу и на практике проверил чудодейственную силу волшебного слова человека с ружьем:
- Стояти, кито идет?
- Оп-па-на! - удивился, притормозивший рабочий класс, - Ты какого хрена здесь? Вроде как прапор* должен встречать с документами, вагоны открыть. Давай, не задерживай перегруз, зови начальника.
- Стояти, стирилят буду-у! - усилил словесное воздействие Юсупов и, щелкнув предохранителем, воззвал к помощи начальства, - Абдул-л-ла-а!
Сержант, наскоро обувшись, покинул свой наблюдательный пункт, подошел:
- Всем стоять! Сейчас выясню что почем и зачем.
Вернувшись в караульный вагон, Каримов потряс за плечо спящего начальника караула:
- Товарищ лейтенант! Вы разбудить просили, когда рабочие придут.
Лейтенант, не открывая глаз, сел, криво зевнул:
- Сейчас ... буду, пусть ждут.
Сержант ушел. Лейтенант немного посидел, соображая, и ... вновь принял горизонтальное положение.
Минут через десять вновь прибежал разгоряченный Каримов:
- Да това-а-арищ лей-те-на-а-ант! Просыпайтесь же! Там гражданские бунтуют, кричат, ругаются, требуют вагоны открывать, драться лезут, начальством пугают.
Лейтенант приоткрыл глаза, приподнял тяжелую больную голову и, наконец, сообразив, что от него требуется, хрипло произнес:
- Открывай, да собери все пломбы и найди старшего от них ... бригадира ... кажется ... пусть с тобой пломбы вскрывает и вот в этой бумаге распишется ... откажется ... гони к херам.
Показав документ, который следовало подписать, больной, так и не проявив должного интереса к происходящему, продолжил свой поздний и очень тяжелый сон после вчерашнего, а скорей всего уже и сегодняшнего излишнего виночерпия. А рядом с лейтенантом в таком же небоеспособном состоянии давил армейскую подушку и блаженно всхрапывал прапорщик - компаньон по вечерне-ночным посиделкам.
Ближе к полудню летнее южное солнце, поднявшееся в зенит над самой жаркой точкой великой страны городом Термез, довело свое повседневное рабочее дело до первой стадии критической активности, уверенно превращая в печную конфорку крышу товарного вагона, служившего караульным помещением, в раскаленном чреве которого безмятежно опочивали два товарища.
- Ммм-лля, - лейтенант с трудом разлепил спекшиеся от жажды и вагонной духоты губы, - белое солнце пустыни огненной злодейкой застряло в горле, кузнечно перестукивалось ультрафиолетом между висками и пекло блины на затылке, - мра-а-ак ... блл-и-ин.
Отклеив от жарко пропотевшей постели ноющее мышцами тело, больной сел, приятно приняв босыми ногами прохладу дощатого пола. Минуту спустя дошло - какая к черту прохлада ... и пол, и нары, и стены, да вообще всё вокруг дышало беспощадным жаром издевательски перегретого солнцем вагона. «Это сколько же время натикало? Не утро точно ...», - мысли грустно путались, слабость граничила с немощью.
- Возьмите, - понимающе протянул фляжку пристроившийся на армейском табурете у входной двери Каримов.
- Фффу ты ... дрянь ... оловянная, - сделав несколько глотков и жажду не утолив, лейтенант плеснул в лицо, полил на затылок, растер, хмуро покосился на сержанта, - что, воды свежей некому набрать? ... Где остальной народ?
- Да ... ить, вода здесь такая ... а народ ... вон на верхнем ярусе дрыхнет, а я сторожу ...
- А состав? Вы что ... охрине...? - перебил лейтенант и осекся, уловив просыпающимся сознанием близкий шум трудовой деятельности явно немаленького и щедрого на крепкие выражения постороннего коллектива.
- Да всё уже давно вскрыто, погрузка идет. Сами же и разрешили. Вот пломбы, вот сопроводиловка бригадиром подписанная, - сержант обиженно протянул папку с документами и алюминиевую миску с кучкой свинцовых бляшек, спутанных проволочными обрезками.
Скрипнули нары под проснувшимся прапорщиком. Устроившись рядом с лейтенантом, он потянулся за фляжкой. Приложившись к ней надолго, брезгливо крякнул:
- Крр-ха! Гадость-то какая.
- Другой нет, - Каримов явно лукавил, потому как водичкой свеженькой из местной колонки он благоразумно запасся. Но утренние беспокойства, не по должности доставшиеся, требовали, пусть мелкой, но справедливой мести и, как истинный сын Востока, сержант подошел к её реализации с глубоким знанием всех тонкостей азиатского коварства и местного колорита, специально оставив в одной фляжке воду вчерашнюю, для пущей противности подогрев её на солнцепеке.
- Да это я та-а-ак, - протянул прапорщик, - башка трещит ... и вообще, погано как-то ... перебор, похоже, получился, проветриться что ли ... Ты, это ... сержант, чайку организуй, будь ласка.
- Что за шум, а драки нет ... или есть? Ох, ё-о-о ..., - обжигаясь горячим дощатым настилом, второй болезный товарищ прошлепал к широкому проему двери, облокотился на перекладину, посмотрел по сторонам и ...
- Куда-а!? - отчаянный крик прорвал похмельную хрипоту обомлевшего прапорщика и заглушил портовый грохот. Пролетариат в испуге замер, уронив нечто тяжелое на что-то мягкое, украсив лаконичность одинокого вопля роскошным букетом отборной брани. Портовый кран визгливо рявкнул, предупреждая не стоять под стрелой. Стайки уток и бакланов, томно дремавшие в тени заброшенной корабельной посудины, испуганно прыснули в камыши.
- Да-а-а ... погуляли, - с пониманием оценил ситуацию лейтенант.
Растерянному взору проспавших товарищей представилась первозданная вагонная пустота и неутомимая команда портовых грузчиков, ударными темпами заполняющая остатками вагонного содержимого трюмные закрома речной баржи. По всему было видно, перегрузка близилась к завершению, но ... явно не в согласии с тайным замыслом достойного последователя великого комбинатора. И прапорщик загрустил.
* прапор - прапорщик сокращенно (арм. сленг)
Продолжение: Глава 2. Мой друг в поход собрался: http://proza.ru/2022/11/23/1777