АННА СМИРНОВА 9 - http://proza.ru/avtor/anna300 - ВТОРОЕ МЕСТО В 25-М КОНКУРСЕ НА СВОБОДНУЮ ТЕМУ МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
Утро. Он ощутил его всем своим существом. Он знал, что сейчас попытается открыть глаза и холодное, но немыслимо яркое солнце ослепит его. И он снова окажется там, у того золотого побережья… Не успел он подумать об этом, как волны оглушили его и непреодолимо тяжелым грузом повлекли в черную глубину. Потом все было, как прежде: такой знакомый ему свет, заставляющий плакать, чья-то светящаяся и, вместе с тем, прозрачная фигура… и голос. Впитывающийся в мозг, в сердце, во все внутренности. Он так отчетливо слышит его, но не различает слов – они будто сливаются в оглушительный колокольный звон. Но со временем растягиваются, растягиваются и… Опять громыхает это, бросающее его то в ужас, то в безмерную радость.
- ПОМНИ: Ты послан на Землю, чтобы рассказать людям о нас. О Высшей Силе и Высшем Разуме. Ты можешь творить справедливость, так как обладаешь силой космоса. Она без-мерна. Ты можешь все сжечь и можешь подчинить себе все, но не в этом истина. Придет время, и ты узнаешь, для чего ты рожден…
И снова волны играют его телом.
А он кричит, задыхаясь: «ДЛЯ ЧЕГО?!»
…Он открыл глаза не сразу. Плеск волн становился все ти-ше, превращаясь в плач. ПЛАЧ. Он провел языком по пересохшим губам. Плач нарастает и лавиной обрушивается на него. Не продохнуть. Черное пятно в углу кровати уменьшается и превращается в… Вика!
Она сидела, обхватив колени руками, такими тонкими, как нити. Казалось, что они вот-вот опадут на белый пух свернувшегося у ее ног одеяла.
- Вика, не плач! – голос какой-то чужой, будто он еще там, в море.
Она опустила голову ниже.
Хотелось спрятаться, раствориться. Нет! Бе-жа-ть!
- Я устала.
- Вика, ты же всегда понимала меня!
- Я устала!
- Не говори так. Ты же знаешь, я совсем один!
- Я устала! Устала! Устала! Устала слушать твой бред. Устала притворяться и лгать.
Как ей страшно. Кто бы знал, как ей страшно говорить эти слова. Как ей хочется обнять его крепко-крепко и нежно-нежно… И кричать до сумасшествия, что никому его не отдаст. Молить его очнуться от этого жуткого сна и забыть обо всем. Ради нее забыть! Жить только для нее! Любить ее. Думать о ней. Жить ею. Так, как она живет им.
Ах, если бы можно было докричаться до него!!!
О, как она устала.
- Что ты говоришь, Вика! Когда ты лгала? Ты же не можешь лгать!
- Ты придумал меня, слышишь? Придумал. Как этот дом, улицу, эту несчастную кошку, от которой ты все время требуешь, чтобы она заговорила. Господи! Ты же убил все, что было между нами. Я ведь любила тебя. Ты мог стать прекрасным писателем, у тебя ведь был талант. Неужели ты веришь в эту чушь, о которой всем говоришь?! Что ты хочешь доказать? Что ты умнее всех? Что ученые – бездари, а фантастика – реальность? Но ведь все твои доводы – пустой звук.
* * *
- Вика, вот здесь я родился.
Они лежали на горячем песке. Волны заигрывали с ними прохладными брызгами. Ее кудри нежно ласкали его грудь, движимые тихим ветром.
- Здесь? – кокетливо засмеялась Вика, рисуя песком тропинку на его животе.
- Да, Вика, здесь. Вон там, видишь, - где волны становятся черней и так жадно тянутся к небу.
- К небу? – она принялась ласкать его лоб золотыми завитушками.
- Вика! – он взял ее руку и сжал ее в своих огромных и сильных ладонях. – Я серьезно. Здесь я должен был умереть, но родился. Чтобы жить вечно…
* * *
- Я устала! Устала! – застонала Вика, сдерживая рыдания. – Я ведь жалела тебя, как больного ребенка. Надеялась: напишешь свой роман и успокоишься. И что же? Ты написал. И более того, в редакции все в восторге… Ну что же тебе еще нужно? Почему ты забрал рукопись? Почему? – заплакала, ку-сая губы, - ПОЧЕМУ!!!
Он молча подошел к окну, приложил ладони к стеклу.
- Они не поверили мне.
- Что?!
- Они не поверили в то, что прочли. Для них это лишь удачный фантастический рассказ. Понимаешь? И никто, никто не верит в это… Даже ТЫ!..
* * *
Он считал, что она послана ему Высшей силой.
…Тогда он лишился веры в то, что когда-нибудь его услышат и поймут. Забрел в какой-то незнакомый ему подъезд. Рука потянулась к звонку. Показалось, что палец не успел коснуться кнопки, как открылась дверь. И снова знакомый свет заставил его плакать. Но тут он увидел ЕЕ. И этот слепящий золотом ореол над ее головой. «Коронованная Богом» – пронеслось… Ее кудри словно впитывали золото этого ореола…
* * *
Вика спрыгнула с кровати и схватила его за плечи.
- Опомнись! Прошу тебя, опомнись! Знаешь, чем все это кончится? Тебя еще раз упрячут в психушку, и никакие зна-комые твоего отца не помогут. Мать не перенесет этого… И у меня на все это не хватит сил! Я ухожу. Прости.
Неужели она уйдет?! Что ты стоишь? Беги за ней. Останови ее. Объясни ей все так, как есть, и она обязательно поймет тебя… Поймет, как всегда понимала. Ну, беги же! Скажи ей, как ты любишь ее. Ты ведь никогда не говорил об этом. Если бы она только знала, что она значит для тебя – никогда бы не смогла уйти…
* * *
Бессонница часто гостила у него по ночам. В эти минуты он был воистину счастлив, потому что мог, казалось, целую вечность смотреть на нее, на свою Вику. Это были их часы, минуты, мгновенья, их вечность. Она не знала об этом. Ей снилось, наверное, что-то светлое-светлое – она улыбалась. Как он любил ее улыбку! И эти чуть заметные, быть может, только для его глаз, ямочки, рожденные счастьем, какое бывает только во сне.
- Викуля! Моя Викуля.
Чуть коснулся ладонью ее лба.
- Как защитить тебя от этого жестокого мира? Как открыть для тебя другой, неповторимый, вечно живой мир?! Он мне не нужен без тебя. Совсем не нужен.
* * *
Неужели она уйдет? Как вернуть ее? Как? Неужели она и вправду лишь жалела его? И он, действительно, болен? И все это выдумал его пораженный болезнью мозг? Кто ответит? Эта заброшенная могила, которую он считал могилой своей матери?.. Он даже не знает ее фамилии – кто-то стер, осталось лишь имя – «Мария». Всегда, когда он стоит возле этой мо-гилы, все рвется в нем бессильным криком: «Мама!»…
Кто ответит ему? Отец? Он всегда выручал его, и когда милиция забирала в вытрезвитель, и когда хотели упрятать в психушку. Но никогда не пытался понять.
Мать? Он с детства называл ее мамой и, конечно же, любил ее. Но всегда чувствовал, что он плоть, созданная и рожденная другой…
Той, что каждую ночь приходила к нему во сне, что бросала его в море и убегала, зажимая ладонями уши, чтобы не слышать его крика. Той, которую он никогда не видел наяву, но ощущал рядом с собою ежеминутно. Душа которой, как казалось ему, вселилась в бездомную кошку, которую он недавно нашел возле своего подъезда. Он часто разговаривает с ней, и ему кажется, что она понимает его, как никто другой… просто не может сказать.
* * *
Он вошел в дом, где прошло его детство. Здесь все дорого ему. До слез. И эта картина, волнами манящая его в прошлое. И старомодный диван, на котором он, уткнувшись в мамины колени, в который раз слушал любимые сказки… И этот смешной деревянный кораблик, который он делал с отцом. Тогда он поранил себе палец, и отец стыдил его за слезы… Он так редко бывает здесь в последнее время.
Отец искоса поглядывает на него, дымя очередной сигаретой. Мать поседела. Исстрадалась. И всему виной он.
- Ты должен просить прощенья у матери! – вспомнилось ему. Да, Вика очень хотела, чтобы в их семье был покой. Но ведь это был бы покой, рождённый ложью. Он не мог отказаться от той, что дала ему жизнь… Он не мог отказаться от мертвой во имя живой.
- Мама!
…Как она постарела. Прости, что мучаю тебя, дорогой, родной мой человек.
- Мама, какой была моя мать? Расскажи мне о ней.
Она вздрогнула. Губы, жалко задрожали.
- Понимаешь, для меня это очень важно. Иначе я сам поверю в то, что я сумасшедший…
- Что ты говоришь такое! – хотела взять стакан, но он выпал из ее рук. Принялась собирать осколки и порезала палец.
- Мама, - он подошел к ней и, опустившись на колени приник губами к теплой кровавой струйке, сочившейся из ранки. – Мама, это очень важно для меня…
Она посмотрела на него долгим отрешенным взглядом. И вдруг в глазах ее появился какой-то новый свет. Молча под-нялась и вышла из комнаты. Он остался наедине с отцом. Тот, обжигая пальцы догорающей сигаретой, смотрел в пол.
- Отец!
Не шелохнулся. Казалось, он где-то далеко-далеко, в прошлом. И лишь перебирающие сигарету пальцы связывают его с действительностью.
* * *
Он взял соль и густо посолил борщ – любил, чтоб было солоно, так солоно, чтобы жгло… А женушка его приловчилась к хозяйству. Сперва-то совсем несмышленная была – эвакуиро-ванная, городская… А теперь ничего – вон, какого борща наварила. Ух, хорош!
Скрипнула калитка. Он встал, со смаком потянулся и, поглаживая черную щетину усов, направился навстречу жене. Широко улыбнулся, представив себе ее ладную фигуру… Аж ды-хание перехватило. Поспешил открыть дверь. – Вот те на! Это что за божье дитя?
Она стояла мокрая, перепуганная, не в силах унять дрожь в коленях – вот-вот упадет. Руки судорожно прижимали к груди ребенка.
- Вот это новость. Никак в капусте нашла?
Жена заморгала, прогоняя набежавшие слезы.
- В море – едва слышно.
- А я гляжу, чего ты такая мокрая. День-то, кажись, солнечный…
Он медленно произносил слова, как бы впервые рассматривая при этом ее фигуру. Платье слилось с каждым волнующим его изгибом. Волосы влажными волнами ложились на высокую грудь.
- Не смотри на меня так. И не говори со мной так. Он будет жить с нами. И пусть кто-нибудь попробует отобрать его у меня!
* * *
Мать вскоре вернулась. Уже не в халате, а в стареньком вязаном платье, которое он так любил в детстве. На миг ему показалось, что она снова молода и красива.
- Пойдем, - сказала хрипло. И он увидел ее бессильно опущенные плечи…
Они шли на кладбище. Молча. Она впереди, он в двух шагах от нее. Бездна времени. Бездна молчания. Бездна. И вот они стоят у той могилы, где он провел, наверное, целую веч-ность. Где столько раз ждал он этой минуты. А сейчас ему страшно.
- Здесь твоя мать, - говорит она отрешенно, словно ей безразлично, слушают ли ее. – Я не знала ее. Нашу семью эвакуировали сюда еще в войну. А это было гораздо позже, в сорок седьмом. Я ее видела тогда впервые… Она бежала, спотыкаясь. Спешила…. Зашла в море, прижала тебя крепко так… перекрестилась и… Ты сразу пошел ко дну. А она закричала громко, безысходно и побежала, не оглядываясь.
Потом я услышала, что какая-то женщина повесилась. Все поняла. Пришла на кладбище, как неживая. А где-то там… там, - она постучала маленьким кулачком в грудь, - радовалась: теперь ты мой. Теперь ей не отнять тебя у меня. И забыла сюда дорогу. Пока с тобой неладное не случилось. А с тех пор хожу сюда. Каждый день хожу, молюсь. Прощенье вымаливаю. Сама не знаю, за что. За то, что таила от тебя все эти годы. Что могилу ее одинокую забросила. Одинокая ведь она. Слава Богу, что мир не без добрых людей: кто-то цветы каждый день кладет.
Он хотел было признаться, но не решился – не поверит, не поймет.
За что он благодарил ее и чему радовался?
Радовался, что все, что ему снилось – реальность. А может, это все – сплошной сон? Жуткий сон. И эта беззвездная ночь, и эта улица без названия… На его доме раньше висела табличка с какой-то фамилией, теперь ее сняли, а нового названия не придумали. Безымянная улица… Неплохое название для рассказа. Да, теперь его доводы – не пустой звук.
Он открыл дверь.
- Мама!
Кошка замурлыкала под ногами. Он взял ее на руки, вошел в гостиную и, не включая свет, сел в кресло.
- Мама, я все знаю. Я не виню тебя. Я люблю тебя, мама!
- Я знаю, сынок.
- Ты… Ты говоришь?!
- Да, твоя любовь дала мне силы. Я должна тебе все рассказать…
- Не надо, мамочка, расскажи, как ТАМ.
- Там есть жизнь, сынок.
- Я всегда чувствовал это. Там хорошо?
- Да, мой мальчик. Там много счета и добра. Там очищение от земных грехов для новой жизни, для бессмертия. Но там одиноко без тех, кто живет на Земле. Мне было так плохо без тебя! Так плохо! Помнишь, ты сильно заболел, когда тебе было тринадцать лет? Тогда я очень тосковала по тебе. Мне сказали, что если так будет продолжаться, ты можешь умереть. Потом меня усыпили. А когда я проснулась, ты стал уже взрослым и сильным. И я попросилась к тебе. Я так боялась, что ты не узнаешь меня. В соседнем доме живет без-домная кошка. Это тоже мать. Она попала в автокатастрофу двадцать лет назад. А когда пришло время вернуться на Землю, захотела быть кошкой.
- Почему?
- Однажды ее сын принес в дом маленького котенка, а она заставила мальчика выбросить его. Через некоторое время котенок попал под машину. Мальчик очень страдал. И теперь она подумала, что он конечно же приютит бездомную кошку, и она сможет быть рядом с ним. Долго ходила, издали наблюдая за ним, его женой, дочкой – внучкой своей. Не решалась. Однажды девочка подобрала ее и принесла домой. А сын выкинул за дверь.
* * *
Он нажал на кнопку звонка.
Мягкой, чуть слышной поступью, словно плеск волн, приближалась она к двери. Вика! Его Вика! Какая чушь – разве они могут расстаться. Вот сейчас он расскажет ей все, и она поймет, что он не лгал.
- Это ты. Я ведь просила тебя!
- Вика, ты должна меня выслушать.
Она оставила его в прихожей и ушла в тускло освещенную комнату. Он прислонился к косяку, прижимая к себе кошку.
- Вика, я тебе сейчас расскажу, и ты поймешь, что была несправедлива ко мне. Но сначала ты послушай, послушай: она заговорила! Слышишь?
Он прижался к кошке щекой:
- Мама, расскажи ей то, что говорила мне. Пожалуйста.
Вика не шевелилась. Глаза ее были закрыты. Казалось, она не слушает его. Кошка замяукала. Вика громко засмеялась. Еще громче. Еще.
Ему казалось, что он снова погружается в воду, и она давит его своей тяжестью, оглушая немыслимым звоном. Только теперь нечем дышать. Совсем нечем дышать…
Он выбежал из дома и, захлопнув дверь, прижался к ней всем телом, чтобы не упасть.
Это конец. Только сейчас он понял, что это конец, что все равно ему никто не поверит. Ведь даже Вика, такая умная, такая чуткая, не услышала его.
Она ушла от него. Сейчас он это впервые понял. И только сейчас почувствовал, как она нужна ему. Неужели ему никогда не вернуть ее?
Он снова вспомнил их первую встречу. И этот золотой ореол. Сквозь слепящий свет. И снова оглушил его этот жуткий громыхающий голос:
- Ты можешь подчинить себе все!
- Значит, я могу вернуть ее?
- Можешь.
- И она будет верить мне?
- Она не будет думать. Она будет жить твоими мыслями, твоими чувствами.
- Но я не хочу так! Не хочу-у-у!
Как доказать всем, что я…
И тут он вспомнил: Ты можешь все сжечь, но не в этом истина.
Да, но он сожжет себя. Себя! Только так он сможет доказать, что и все остальное – реальность. Вот он, долгожданный конец его рассказа. Как он хотел его назвать? «Безымянная улица»? Нет, что-то не то… Вот оно – «Пожар на Безымянной, или история одного самосожжения».
Он вырвал листок из записной книжки. Руки впервые в жизни дрожали. Он спешил. Будто боялся не успеть. Буквы ложились на бумагу беспорядочными кривыми строчками:
«Вика, я знаю» ты не поверишь мне, как и все остальные. Поэтому я должен уйти…, чтобы доказать, что это не фантазия сошедшего с ума писателя, а, хоть и необъяснимая, но все же существующая реальность. И все, кто сегодня соберется на Безымянной, смогут убедиться в этом. Они увидят огонь. Не земной огонь, огонь Великого Разума. Очищающий и дарящий радость. Огонь Космоса. Одевшись в этот огонь и зажигая его в сердцах других людей, я исчезну, уходя в вечность. Быть может, для этого я и рожден?
Прощай. Твой…»
* * *
Он бежал к морю, играя золотистыми песчинками.
- Погоди, сынок, погоди!
Мать бежала за ним, сбрасывая на ходу платье, обувь.
- Погоди-и-и!
Она казалась такой молодой и счастливой. Солнце заставляло ее жмурить глаза и беспрестанно прикрывать их рукой. Она бежала как только могла. Останавливалась и снова бежала. А он уходил все дальше и дальше. И вот уже волны коснулись его разгоряченных ног.
- Погоди-и-и!
Он оглянулся, продолжая входить в воду. Мать напряженно смотрела на его удаляющуюся фигуру.
- Погоди-и-и!
Опустилась на песок, врываясь в него обессилевшими руками.
А он шел все дальше и дальше и уже почти не слышал ее крика. Волны подхватили его и, швырнув к самому небу, накрыли черным безвоздушным покрывалом.
* * *
Магазин был переполнен людьми. Очередь за книгами извивалась до самого выхода. Держа в руках только что купленную книгу в гладкой красочной обложке, мальчик теребил мать?
- Мама, а кто ее написал?
- Один писатель, сынок. Он погиб этой зимой. Забыл выключить телевизор – и сгорел. Недаром мама учит тебя быть внимательным, когда ты один дома.
- А о чем эта книжка? О пожаре, да?
- Нет, милый. Это фантастика. Видишь, написано: «Фантастический рассказ».
- А что такое фантастика? Женщина задумалась.
- Это… когда не так, как в жизни…
- Неправда?
- Да, выдумка, сынок. Ну, пошли.
И вдруг мальчик схватил ее за руку.
- Мама, смотри!
Впереди возникла фигура мужчины, охваченного огнем.
Женщина отшатнулась, прижав к себе сына.
Виденье тотчас исчезло, и она поспешила прочь.
На 25-ый Конкурс на свободную тему - http://proza.ru/2021/10/01/198 Международного Фонда ВСМ