Дама из Амстердама

Лидия Калинина-Некрасова
 

    Поветрие последних лет – «домик в деревне». А ещё лучше - особняк или замок.  И толпы страждущих  горожан кинулись на лоно природы строить или покупать дома и домики.
  « Хорошо иметь  домик в деревне», -  слюнявила реклама, показывая полную сил старушку   с молочной продукцией от своей коровки.
«Да! Очень хорошо иметь домик в деревне», - иронично отзывалась моя матушка.  – Топить печки, колоть дрова, носить воду, проваливаясь  зимой в снег, иметь «удобства» на морозе. Летом - гнуться в три погибели на огороде!  И особенно хорошо держать коровку  тем,  кому  60+ или 70+»
    Те, кто «понаехали тут», в основном подавали «аборигенам» пример нового образа жизни: строили дома «в полтора этажа»,  сооружали бассейны под маркой  «курорт Заполярья»,  жарили шашлыки, устраивали в ДЕРЕВне салюты под девизом «SOS! Служба 04!»
    В общем, демонстрировали пример «красивой» жизни.

     В одну из таких деревень прибыла некая  дама –Элеонора Львовна -  дама почти из Амстердама, а точнее,- из Первопрестольной. Сдав там жильё квартирантам  за приличные "тугрики",  купила за бесценок «домик в деревне» Правда, известное выражение "дама из Амстердама" имеет здесь другой смысл.  К Амстердаму Элеонора Львовна  имела некоторое отношение, как и к «кутюрной» Франции в том, что два её великовозрастных отпрыска обретались в тех злачных местах на  постоянной основе. Один из этих двоих субъектов,  с крысиной косой до пояса, вызвал у жителей русской деревни лёгкий столбняк.  Граждане мира, так называемые. (Париж и Амстердам, однако). Этот, не подлежащий критике факт,  вызывал у madam maman лёгкое головокружение от собственной значимости и чувство превосходства над примитивными деревенскими обитателями.
    Сыночков maman  величала "Серж и Николя". Кроме «офранцуженной лексики», дама подчёркивала свою исключительность интонацией, манерой произношения. Вместо  «совершенно», она изрекала  «совршенно», утверждая, видимо, свой особый статус среди деревенских «неучей».  Снизойдя до разговора с кем-нибудь из «аборигенов», «приседала ему на уши» на тему:  «Ах, Европа!  Ах!  Европа!»  И на  другую  незабвенную: «Мои друзья – профессора, академики…» Непонятно только было, что в этой "непросвещённой" деревне делает мадам? Почему она не на Елисейских полях, не   в Болонском лесу  и не в Амстердаме на «пивном велосипеде»  (хотя, говорят, его запретили)?

    «Тёмный, необразованный абориген» не знал, как отвязаться и не схлопотать  «заворот  мозгов» от этих восторженных речей. Европа ему до лампочки, а с профессурой они на разных полюсах.   Чтобы казаться ближе к народу, дама отходила иногда от  «высокого штиля» и использовала обращения: «Сашка, Мишка, Васька». За короткий срок  она нанесла визиты почти всем жителям, раздавая им  ЦУ, какие соответствовали только её интересам.
     ЦУ  были рода барщины девятнадцатого века: «…сделай, принеси, довези» - и прочее в духе святой обязанности. Простодушные деревенские люди помогали.
     Правда, как-то летом дама решила проявить инициативу в делах и  посетить лес.  Народ ягоды несёт, а она что? Обратилась с «настоятельной просьбой» взять её за ягодами. Нашли ей тару. Сказали, как одеться. Назначили встречу на 6 часов утра.  В шесть собрались - дамы нет. Стоят, ждут. Наконец  в 6.30 показалась на горизонте. При полном параде – как на свидание.  С голыми руками-ногами, на каблуках и  с ридикюлем в руках; килограмма два  весом.
    Все «выпали в осадок».
     Переодели, как могли. До места километра три – четыре. Оказалось, что в лесу нет ни тротуара, ни ровной дороги; и тропки есть не везде. Приходится где-то обходить, перелезать. Полное безобразие! Всё цепляется;  какие-то насекомые кусаются.. А вдруг – змея. «Страшный, непонятный, чуждый мир», - созрела итоговая мысль в интеллектуальной голове дамы. По этой причине сбор у всех  был свёрнут досрочно.  Правда, каждый досыпал ягоды   в полупустую тару  мадам.  Получилось доверху.
     Обратный путь был ещё  тяжелее. Такси к  поваленной сосне, где устроили привал, никто даме не подал. Ягоды за неё пришлось  нести, а саму, всю искусанную,  чуть ли не тащить под белы рученьки по завалам, ямам-буеракам. Кое-как добрались. С тех пор заявок на поход в лес от неё больше не поступало.
     Но выделяться из серой толпы. Элеонора Львовна не перестала. Оригинальность и снобизм - её «хобби» в условиях «непросвещённой» деревни. В очередной раз это проявилось в связи с закрытием магазина и подвозом продуктов автолавкой.
С  апломбом, менторским тоном она восклицала:  «И как вы можете есть это?! Я никогда ничего там покупать не буду!»
     Оригинальными были и наряды Элеоноры Львовны. Особенно шаровары «неопределённо-философского» цвета с мотнёй на коленках,  купленные, по словам мадам, в «дорогих бутиках» Амстердама или Парижа. Народ от вида этого европейского «изыска»  умирал со смеху.
     Но дама гордо пребывала в своём «интеллектуальном» мире, не видя реальной  жизни  и не осознавая её. Она существовала в чуждом ей обществе как инородное тело. Конфликт между ней и коренными жителями приобрёл внутренний характер. Но вскоре проявился и в открытой форме.
      Элеонора Львовна частенько ездила в уездный город. Зачем –неизвестно . От трассы  - 4 километра до деревни. Автобусы давно уже не ходят. На счастье, показалась машина. Водитель посадил попутчицу. Мадам,  как всегда, развила речь по любимой методе – «приседать на уши». « Ах, Европа… Ах, в Париже, в Амстердаме…»Долго пела дифирамбы этим злачным местам, а  под финал выдала,  что в деревне  «одни идиоты».
   Водитель остановил машину и сказал: «Значит, и я «идиот»,  поскольку  тоже живу  здесь. Вам, наверное, неприятно находиться рядом с "идиотом"? Так ,может быть, лучше прогуляетесь?»
   Спесь у Элеоноры  Львовны сменилась нервной суетой и  словесно-изворотливыми лазейками.  Своего она кое-как добилась  и, всё-таки, доехала. После этого  неудачного  «прыжка с высоты» дама из Амстердама  «залегла на дно». 
     А  «идиоты непросвещённой деревни" объявили ей негласный, окончательный  бойкот. И на разнице в мировоззрениях  пути  сторон  разошлись.
______________________________________