Дикие нравы села Новосельцева

Дикие нравы села Новосельцева
                Роман
                Глава 1
Когда в природе наступают моменты смены времени года, Новосельцево ощущает это прежде других поселений. Наверное, потому, что расположено оно на возвышенности. И когда наступает весна, снег тут тает быстрее, особенно с солнечной стороны; лето начинает припекать так, что его прихода никак нельзя не заметить, потому что уже в июле жухнет трава. Об осени и зиме и говорить не приходится: ненастье застревает в вершинах деревьев на маковке горы и раздраженно сбрасывает накопленный дождь или снег в первую очередь на Новоселково. Зато свежего воздуха тут полно, даже и в июле, а тем более – в январе. Это все стараниями ветра, который дует  почти постоянно, не с одной, так с другой стороны. Особенно досаждает он зимой, пробирая до костей. То есть тепла явно недостаточно. Туго и с водой – она добывается из скважин. Открытых водоемов нет, кроме маленького зеркала родника среди сосен, который то и дело пропадает, будучи выпитым охотниками за качественной водой. И если случается кому-то подниматься в Новосельцево пешком, одышка к нему в конце пути является непременно. Зато спускаться из села  не составляет  труда. Иной раз ноги переступают до того быстро, что останавливать их приходится с изрядными усилиями, и тут на выручку приходит дорожный знак, на котором начертано: «с. Новосельцево». Пешеход хватается за столб, и теперь уже может перевести дух – дальше спуск становится более пологим. И совсем легким, если глина на дороге не раскисала от дождя. Тогда несладко приходится даже и автомобилистам, ибо подсыпаемый периодически гравий уходит в эту глину, как в прорву. В ближайших планах областного управления строительства и эксплуатации дорог – асфальтирование таковой до самого Новосельцева. Заскорузлые скептики оценивают протяженность срока до начала работ в 10 – 15 лет.
 Какая же нелегкая занесла сюда жителей?  Объясняется все очень просто: вольготно раскинувшееся в низине Березовое – старинную колыбель всех местных родов, регулярно стало подтоплять. Попервости только в случае большого весеннего паводка, а в последние годы даже и после рядового ливня. И  вот удивительно: с вырубкой лесов реки обмелели, в том числе и местная Песчанка, а наводнений стало больше. Чудеса! Сначала березовцы надеялись пережить эти напасти: бесполезно! После того, как в своем доме у реки чуть не утонула бабушка Степанида, стало ясно, что надо принимать меры.  И занялись постройкой дамбы. Пока ее строили и без конца латали, наиболее нетерпеливые, особенно из числа молодых, принялись возводить дома на склоне, и постепенно Березовое стало пустеть, а на горе разрослось Новосельцево. И для дальнейшего строительства еще имелось место – все выше и выше в гору. Лишь убрать камни и кусты. Какой вид открывался на окрестные ландшафты! Не Альпы, конечно, но все же.
 Отсутствие утесов и пропастей не давало повода относиться к законам физики свысока. Не все это понимали. Когда еще построек в Новосельцеве насчитывалось всего ничего, в окрестных перелесках водилось много грибов. Передовой механизатор Митя Калабин из Березового как раз вне очереди купил «Москвич» и, когда подошла грибная пора, вместе с женою поехал на промысел. Он оставил автомобиль под кустом, где не так палило августовское солнце, и супруги полностью отдались тихой охоте. И удалились по грибным полянам на значительное расстояние. Оглянувшись в какой-то момент на свое средство передвижения, Митя его под кустом не обнаружил, а увидел ниже по склону. Автомобиль набирал скорость.
  - Эй! – сдавленным голосом бесполезно окликнул его Митя и тут же помчался вдогонку. Даром, что ему минуло сорок – он показал на стометровке рекордное время. Но слишком велика оказалась у «Москвича» фора, и передовик производства его не догнал. Нет, не догнал. Изделие АЗЛК с разбегу ударилось о сосну, отчего погнулся бампер, отскочив, продолжило путь, но увязло в кустах боярышника. В это время супруга Мити с двумя наполненными ведрами спешила ему на подмогу. Грибы в тот год удались на загляденье – ядреные молоденькие  рыжики, один к одному. Под гору ехать было способно даже с разбитым радиатором и, по сути, мотор поработал лишь на подъезде к дому Калабиных. Ремонт потребовался основательный: кроме радиатора, пришлось чинить что-то во внутренностях автомобиля, выправлять бампер и капот. Ручник оказался в порядке! А как «Москвич» сорвался с привязи, осталось непонятным. С тех пор Митя всегда подкладывал на склонах под колесо полено, которое постоянно имел в багажнике. Самое смешное, что работал он на колесном тракторе, и ни разу тот не делал попыток побега. Не иначе – сглазили. Народ-то в Березовом разный. Может, озлобили его беспрерывные паводки – кто знает. Попробуй-ка каждый раз вычерпывать из подполья воду и сушить картошку, а заодно и все, что под полом, иной раз – и над ним. А огороды, по временам напоминающие заросшие огурцами болота? Сплошной ущерб! А тут кто-то покупает легковые автомобили…  Так не всем же быть передовиками, сидеть в президиумах – надо же кому-то и пахать!
Но Митя на завистников не обращал внимания, может, и зря. Может, следовало сделать какой-то обряд от напастей. Потому что в скором времени двое загулявших недорослей угнали его «Беларусь», на котором он безаварийно проработал 12 лет, и опрокинули его в кювет, отчего раскололся блок картера.
Белая приземистая иномарка, от которой исходили неощутимые флюиды Фудзиямы, двигалась по дороге к Новосельцеву неспешно, поскольку заехала сюда в первый раз. В машине сидели двое мужчин лет 25 и девушка, которой столько ни за что не дашь.
- Смотрите, какой-то там абориген на склоне, - мотнул головой водитель в сторону человека, который, действительно, маячил среди кустов. Тут же они разглядели рядом с ним теленка бурой масти, потупившего голову долу.
- Выгуливает, что ли? – предположила девушка, сидевшая рядом.
- Скорей уж, пасет, - высказал догадку штурвальный.
- Одного теленка?
- А что ты хочешь? Деревня, натуральное хозяйство. Патриархат.
Кусты скрыли теленка вместе с персональным пастухом, дальше показался населенный пункт.
- Ну вот, добрались, - сказал человек за рулем, лишь только они приблизились к первым домам.
- А ничего себе деревенька, - отметил сидевший на заднем сиденье. – Пыли только много, да, Федь?
- Да ее и в городе хватает. Хорошо, еще дожди время от времени перепадают.
- Я слышала в новостях – сельчане жалуются на засуху, - посмотрела на Федю сидевшая рядом спутница.
- Так наш-то городской дождик десятиминутный для них – всего ничего. Им надо, чтобы хорошо землю промочило.
- У всех свои причуды, - отозвалась она.
- Ну, Валя, на сухой-то земле ведь ничего не растет!
- Чего же не поливают?
Федя не нашелся, что ответить и спросил третьего члена экипажа:
- Андрей, что это означает? – он кивнул направо по курсу, где наблюдалось какое-то непонятное движение. Колесный трактор наскакивал задом на мощный тополь, сотрясая дерево до самого верха. Но падать оно не собиралось, лишь только кора в местах ударов разлохматилась. В свою очередь, и трактор не имел никаких повреждений, поскольку таранил тополь толстой стальной навеской. Ни одна из сторон не хотела уступать.
- Да фиг его знает, - недоуменно отозвался поименованный Андрей. – Деревня же! Наверное, парень под мухой. Может, он жену туда загнал, а теперь хочет стряхнуть, чтобы конкретно разобраться.
- Ну, вы уж совсем… - покачала головой спутница. -  Бывает же, я слышала – пчелы улетают от хозяев. Целый рой. И где-нибудь на дереве устраиваются. Может, он пчеловод и от него тоже улетели?
- Но они, сдается мне, в начале лета улетают. А тут чуть ли не зима натуральная, - возразил Андрей. – Да и так он их не достанет, а только прогонит совсем.
- И дорогу загородил, - добавила Валентина. – Он так и будет сновать тут? Может, нам объехать, по другой дороге?
- Придется, - согласился Федор, но тут тракторист заметил подошедшую машину и, сделав короткий маневр, освободил проезжую часть. После чего выбрался из кабины, кивнул Федору, приоткрывшему дверцу, и стал глядеть вверх, задравши голову. Чтобы улавливать звуки, заглушил мотор.
- А что там? – заинтересовался приезжий, тоже уставившись на дерево.
Вслед за ним салон авто покинули и пассажиры и, встав рядом, вперили взоры в густую листву.
- Кошка убежала, - с досадой сообщил оператор трактора. – Поймав непонимающий взгляд шофера, пояснил:
- Редкая кошка, абиссинская. Надежда и опора моей половины. Почти красная. Она с ума сойдет!
- Кошка?
- Моя жена! Она планирует стать заводчицей редких кошек.
- Дела-а… - сочувственно протянул Федор, а пассажир Андрей предложил:
- Так давайте мы ее колбасой поманим, у нас есть, для перекуса. Запах – м-м!
- Запах-то чесночный. Может, она не переносит чеснока! – резонно заметил Федор. – Но попробовать надо.
- Да не стоит, - растроганный живым участием приезжих, сказал хозяин редкого животного. – Я лучше принесу селедку. В ней рыбьего жиру – за версту в нос бьет! Эта кошка ест ее, когда в настроении. Привередливая, собака! Интересно – у них в Абиссинии, селедки, что ли, водятся? Минтая, например, не жрет!
Ответа на вопрос не последовало.
- Так давайте оба варианта испробуем! – осенило пассажира авто. – Вы несите селедку, а мы – колбасу. Валя, где у нас колбаса?
- Наверное, придется ее разрезать: половину  кошке, половину – нам, - рассудительно заметил Федор. – Разрезанная, она еще шибче будет пахнуть!
- Да, пожалуй, - поддержал его тракторист. – Только не надо половину, ей и ста граммов хватит. – И он повернулся, чтобы сбегать за селедкой.
- Кошка, говорите, красная? – неожиданно спросила Валентина. – А это не она там сидит?
Все посмотрели в направлении вытянутой руки с тонкими музыкальными пальцами. В некотором отдалении на верее ворот сидела гладкая короткошерстная кошка цвета пережженного кирпича и с интересом наблюдала за кутерьмой.
- Так это она и есть, зараза! – воскликнул хозяин абиссинки, а Валентина нырнула в машину и тотчас появилась с батоном колбасы в руках. Резать продукт не доставало времени, и Федор, крякнув, отломил порядочный кус, который тут же вручил супругу заводчицы. Последний, изобразив умильную гримасу, стал приближаться к беглянке, имея в вытянутой руке колбасу.
- Патра, Патра, -  елейным голосом манил он животное, произнося уменьшительное от «Клеопарта». – Иди, иди сюда, свинья!
 Обманутая льстивой улыбкой и смиренным голосом хозяина, а более того – запахом колбасы, кошка позволила взять себя на руки. Конечно, распробовав колбасу, она, вероятно, испытала глубокое разочарование, поскольку, вопреки усилителям вкуса, мяса в подношении практически не оказалось. Жизнь – жестокая штука.
- Не знаю, как благодарить! – с чувством сказал счастливый ее хозяин, - может, заглянете на чашку чая? За знакомство, за удачу приподнимем?
- Спасибо, торопимся. Как-нибудь в другой раз, - отозвался на правах флагмана Федор. – Кстати, я Федор.
- Антон, - подал руку владелец кошки. – Представились и Андрей с Валентиной и обменялись с Антоном рукопожатием.
- Так заезжайте в любое время, - пригласил Антон. – Если трактор у забора - значит, я дома. 
- Спасибо! – во второй раз поблагодарил Федор. – Коля Лузин там же живет?
- Там же, на Осочной.
- Ну, пока!
            - Пока!
            - Так запросто? - с недоумением произнесла Валентина, когда машина тронулась.  - А вдруг мы налетчики?
            - Что ты хочешь: не Снежнодольск! – резонно заметил Андрей. – А я бы выпил, как предлагали – за удачу.
            Сидящий за рулем хмыкнул.
           - Что, к Коле? – спросил он затем.
           - По идее-то надо бы пробежаться сперва по магазинам, - предложила Валентина, что свидетельствовало об отсутствии у компании неукоснительного плана действий.
              - Можно и по магазинам, - Федор посмотрел на Андрея, и тот кивнул. – Но тогда я ему позвоню – вдруг у Коляна какие-то планы. Ищи его потом!
              И он, действительно, позвонил.
 Разговор получился коротким: знакомый никуда отлучаться не собирался, занятый ремонтом бани. Но на всякий случай решили заехать сначала к нему. Мало ли!
Остановив машину у известного ему дома, Федя осторожно отворил калитку и заглянул во двор, готовый тут же захлопнуть ее, буде встречать его вывернется собака. Потому что не все же держат четвероногих друзей на привязи. Вообще – как это можно: держать друга на цепи?
Но собаки не оказалось, и гость растворил калитку пошире, так что стали видны сени, заборчик, за которым обозначился пустой пока огород, навес, до верху забитый сеном и капитальное бревенчатое сооружение, размером никак не меньше, чем 6 на 4 метра. Оттуда через распахнутую дверь доносился визг электропилы.
- Это что, такая баня? – спросил Андрей у Валентины. Она пожала плечами.
- Общественная, что ли?  - продолжал удивляться спутник. – Это же сколько дров надо! – И он собрался выйти наружу, но тут откуда-то из переулка вынырнула рыжая собака и приблизилась к автомобилю, пристально разглядывая ноги Федора, который уже намеревался войти во двор усадьбы.
- Кошмар! – вполголоса ужаснулась Валентина.
- Э! – громко обратился к собаке Андрей, тоже почуяв неладное. Она тут же переключила внимание на него и залилась лаем. Федор не знал, куда отступать, но на его счастье из бани выглянул хозяин и цыкнул на пса.
- Из-за пилы не слышал, как вы подъехали, - объяснил он. – Не думал, что так скоро. Ну, здравствуйте, проходите. Выпьем чаю? - и владелец вольноопределяющейся собаки посмотрел на спутников Федора.
- Но мы ж по делу, - запротестовал тот. – Да и тебя отрывать от работы не стоит. А дело вот какое: хотим мы открыть у вас магазин, как принято сейчас в селах, минигипермаркет. То есть все – от селедки пряного посола до садового трактора. Спиртные тоже – куда без них? Ты взял бы на себя поиски помещения и продавца, а мы – доставку товара. Ну, там сигнализацию, интерьер и прочее. А?
Видно было, что предложение гостя застало аборигена врасплох.
- Да тут уж и так торговли полно, аж не вмещаются в помещения, торгуют на улице, чисто Ташкент, - отозвался, наконец, он.
- Но видишь ли, Семеныч, в чем наши шансы: мы-то обеспечим более низкие цены и народ повалит.
- Так это что же – себе в убыток? – с сомнением почесал бровь Семеныч.
- Ну, почему же в убыток? Обязательно в прибыль! Будем изыскивать лучшие варианты. Покупать подешевле, а продавать… ну да, тоже подешевле.
- Интересно девки пляшут. По четыре штуки в ряд, - вполголоса пробормотал местный житель и уже в полный голос спросил:
- А не посмотреть ли для начала на наши, местные цены?
- Ты прямо в точку угадал, Семеныч. Именно так мы и хотели сделать. Есть у нас цены, которые на оптовке. Так что произведем пристрелку. Ты с нами? 
- Придется, раз такое дело. Ну, как мы есть теперь компания, надо хоть признакомиться. Николай Семенович Лузин, можно просто – Семеныч,- и хозяин усадьбы пожал руки назвавшим себя гостям. – Ну вот, можно и трогать. Сейчас – сюда.
 И автомобиль с пополнившимся экипажем покатил к ближайшему магазину.
                ***
                Глава 2
Виктор Петрович Сумайкин недавно выработал себе пенсионный стаж, и хоть в последние годы обзавелся некоторыми болезнями, на заслуженном отдыхе быстро окреп. Буквально за неделю. Тому причиной стало долгожданное обращение к природе, на которую прежде недоставало времени, даром, что он жил в селе.  Заросли крапивы вдоль заборов – это еще не совсем природа. И тополя, сорящие летом белым пухом – то же самое. Виктор Петрович желал видеть тенистые лесные уголки, где не слышалось стрекота мотоциклов и бензопил и не гавкали, почем зря, собаки. И теперь он уходил по утрам прогуляться к ближнему лесу, и дышал. Когда дорабатывал последние месяцы, его часто посещала мысль устроить по выходе на пенсию их с Марьей Сергеевной семейное гнездо вне села. Где-нибудь на раскидистом дереве, не так высоко над землей, чтобы легко входить в него, и не слишком далеко от местной цивилизации, дабы не затруднительно было ходить в магазин и в аптеку. И до того эта идея завладела им, что Сумайкин насилу дождался окончания своей трудовой вахты. Лишь только на службе поблагодарили его за долголетний и добросовестный труд и, вручив памятную стеклянную вазу, выставили за дверь, как он едва ли не полностью отдался реализации своей мечты. Перво-наперво Виктор Петрович присмотрел наиболее подходящее дерево, что не составило большого труда, так как местность он знал досконально. Лесной резиденцией его следовало стать старой березе, которая в метре от земли разделялась на три кривых ствола, образуя в развилке подходящее место для устройства летнего жилища. Виктор Петрович видел как-то тоже на березе, метрах в трех над землей сооружение, явно построенное не воронами, поскольку  были использованы доски. Обитал ли там кто-то, выяснять не стал, поскольку такое строить не собирался и опыта перенимать – также. Он решил соорудить свое пристанище полностью из подручных материалов, без гвоздей  и болтов. И вот, отпраздновав в семейном кругу свой выход на заслуженный отдых, в будний день, который стал теперь выходным, Сумайкин отправился в лес. При себе он имел топор, заткнутый, как у старых лесорубов, за ремень, и ножовку. Апрельское утро выдалось прохладным, в натаявших накануне лужицах хрустел под ногами лед. Он спустился по склону ниже, до самой Песчанки, еще не освободившейся от зимних оков.  Красота!
Не один только Сумайкин покинул в это утро населенный пункт. Не спится  не то, что до обеда, а даже до девяти утра, старикам даже на отдыхе: проходя мимо реки, делавшей здесь петлю, он увидел сгорбившегося над лункой рыболова и тут же узнал его: Лев Иванович Гущин, тоже пенсионер. Он постарше Виктора Петровича, но нездешний, а приехал не так давно из города, со своей Анной, как только и она вышла на пенсию. Тут ее необоримо потянуло в места детства, то есть в Новосельцево. Супруг, которому обрыдла городская суета, не возражал. Потому что детство его протекало тоже в деревне, хотя нездешней. И это запало, надо думать, ему в душу. Об этом детстве Сумайкин слышал от Анны, которую знал давным-давно. Однако же супруг ее оговорил за собой право покинуть село, если вдруг оно надоест. По ее словам, Гущин занимался преподавательством и даже имел научные труды. Ну, это уж – понимал Виктор Петрович – она прихвастнула. Какое преподавательство, когда ее муж изъяснялся почти так же коряво, как Петя Круглицын, окончивший семь классов. Одно только отличие – Лев Иванович не ругался походя матерными словами, как Петя, у которого к 45 годам скопился неимоверный запас выражений. Виктор Петрович с Гущиным знаком шапочно, а тут вышел прямо на него.
- Доброе утро! – поздоровался он с рыболовом.
- Доброе и вам! – раздалось в ответ.
- Так место выбрали вы неудачное. По-моему, тут мель - до дна, наверное, за зиму промерзло.
- Нет, вода там ходит. И рыба.
- Клюет разве?
- Да не сказать, чтобы шибко. Но мало-мало есть, - ответил любитель холодной рыбалки, кивнув в сторону, где в снегу, запорошившем лед, лежали несколько окуней. – Ладно, что окуни мерные, не ерши. Наверное, стайка такая.
- Эти еще ничего, - сконфуженно согласился Сумайкин, поправляя топор за ремнем, - а то ведь заезжие всю рыбу перевели.
- Хм, хм, - отозвался Гущин, подтягивая поближе бур. – А чего же вы – по дрова, ли чо ли?
- Ну, какие дрова – на горбу отсюда не натаскаешься! Мастерю я из наростов фигуры разные.
- Из кап, что ли?
- Вот-вот, из них самых.
- Интересно. Работа, наверное, не из легких. Они, сдается, твердые больно.
- Да, это есть. Но если инструмент наточен, как надо – то нет проблем.
Спустившийся с берега к рыболову Виктор Петрович перевел дух. Он и в самом деле когда-то давно занимался деревянными поделками. Но в этот раз ничего подобного не замышлял. Да не распространяться же об истинной цели похода.
- Долго приходится искать? – рыболов. Отложив на секунду удочку, закурил и предложил Сумайкину, но тот покачал головой и сказал:
- Когда как. Иногда быстро находится, бывает, что и не одна. А то и два-три часа проходить можно и – без толку. Одно хорошо: пройдешься по лесу, посмотришь, подышишь…
- Это да, - отозвался после паузы Гущин и выпустил клуб дыма. – Все-таки рыбалка в чем-то лучше охоты, холера ее разбери! Вот попробуй-ка закури на охоте! Можно и вообще тогда в лес  не ходить. А тут – кури, сколько душе угодно, хоть махорку, можно вонючего самогону глотнуть и заесть чесноком – рыбе все одинаково. А в лесу, конечно, баско. Жаль, я как-то не знался с резьбой по дереву. Но другой раз подумывал: а не устроить ли себе избушку где-нибудь в чащобе, на дереве? До того уж бетон и асфальт достали, и трамваи-троллейбусы, толкучки базарные!
- Ну? – оторопело выдавил Виктор Петрович, округлив глаза. – Избушку? На дереве? Я тоже… - и замолчал.
- Ну, конечно, поразмыслил – не получится. Ее в одиночку и на земле-то не очень просто, а на дереве? Не нанимать же бригаду? Потеха, да и только! Решат - дескать, умом тронулся человек.
- Это уж точно, - без энтузиазма молвил Виктор Петрович.
- Уж беспременно так и порешат. Ребятишки пальцем станут показывать. Психиатров еще привезут…
- Привезут, привезут, - печальным голосом согласился Сумайкин. – А дай-ка, Иваныч, закурить. Что-то расхотелось мне идти по чагу.
- По капу же, - поправил Лев Иванович, протягивая пачку сигарет.
- По капу, будь она неладна, - согласился свежий пенсионер и закашлялся, глотнув дыму:
- Давно не курил. – Помолчал и спросил:
- Значит, с избушкой покончено?
Гущин внимательно посмотрел на него – не смеется ли? – и подтвердил:
- Да, тудыть ее! Хотя и жалко. Живут же вольготно на деревьях африканцы! Правда, возраст…
- Да, вот интересно: молодые-то на 10-20 метров запросто к себе домой забираются, а как старики? Канализации у них там на деревьях нет! Да и просто прогуляться, ноги поразмять. А лифта тоже нет.
- Ну, старики-то, поди, обитают у подножия. На лесной подстилке. Не так почетно, зато все под рукой. Тут тебе и стол, и дом и – пардон – отхожее место.
- Да-а, дела…  Все-таки хорошо бы поселиться в лесу!
- Еще бы! Но видишь, - незаметно перешел на «ты» приезжий, - нужно электричество, даже летом; какая-то дорога к дому, отвод участка. Это ж сколько надо денег! А здоровья!
- Не говори, - согласился Виктор Петрович. – Я прошлой осенью курятник сооружал – так себе избушка, так чуть кредит не пришлось брать. Все же дорого, а профлист на крышу, например, - ее пальмовыми листьями не закроешь. Да и не растут они у нас. Я говорю своей хозяйке: «За все эти строительные вложения можно было нам покупать яйца лет 50, и не утомляться!». «Нет, говорит, - как же без хозяйства? Соседи засмеют». Ну и вот. А старый курятник пошел на дрова. Жалко.
- А как же! Говорится же: «старый друг лучше новых двух!».
- Сейчас и старые куда-то подевались. А новых и вообще не видать.
- Именно, - Лев Иванович согласно кивнул, выбросил окурок и сделал подсечку. Но рыбешка сорвалась.
Сумайкин тоже отправил щелчком окурок на берег, чтобы не загрязнять акваторию и сказал:
- А я-то, грешным делом, поначалу подумал: вот приехал богатенький, не иначе коттедж в лесу хочет отгрохать. В водоохраной зоне. Вдали от шума городского, от вирусов, от ОБЭПа. Лишь на штыке у часового… - как там, забыл.
- Горит полночная звезда, - подсказал рыболов. – Но теперь с винтовками толстосумов не охраняют. Вчерашний день. Хотя к автомату тоже полагается штык. А насчет коттеджа – могу построить без кредита разве что двухэтажный курятник. Максимум – три этажа. Хотя, правда, купил сыну квартиру, когда еще работал. Однушку, язви их!
Виктор Петрович кивнул с уважением и доверительно промолвил:
- Но ведь ты где-то жил, не на улице же! Видно, что не бич, и вид у тебя представительный.
- Вестимо, не на улице. Но эту квартиру пришлось продать и купить тоже однушку другому сыну. А на разницу – дом в Новосельцеве.
- Вон как! Да мы тоже – все для детишек.
- Известно: планида такая.
- Чего?
- Я говорю – доля наша такая.
- Дом, слышал, у Клюевых купил?
- У них. Да в основном моя половины спроворила – она клюевская родственница.
- А, да. Тут полдеревни родственники. Если покопаться, то и мы с тобой родня – через Анну. Ведь она мне троюродная… - в общем, родня.
- Потеха! Впору отметить такой факт посиделками.
- Так не проблема. Зайдем ко мне, немного отметим. Все равно тебе по пути.
- А что же, на промысел уже не пойдешь?
- Так уж отложу это дело. Прогулялся, подышал, на рыбалку посмотрел. Я вообще-то тоже рыбак, но больше – летом. Так что, пойдем?
- Ладно ли будет мне ни с того, ни с сего к вам заявляться? Вроде бы – незнамо зачем?
- А чего ж? За хорошее знакомство поднимем по маленькой. Надеюсь, тебе не противопоказано? Жена моя вменяемая, довольна будет, потому что гости у нас теперь нечасто: времена такие, вирусные.
- Я вообще говоря, не против, как я есть человек простой. Но зайдем по пути в магазин?
- Так-то дома все есть, вплоть до груздочков соленых, но если надо – давай зайдем.
Лев Иванович собрал свой улов, сгрузил в рюкзак, к которому приторочил складной стульчик, и поднял бур:
- Ну, нищему собраться – только подпоясаться. Я готов.
Миновав кустарник, росший по берегу реки, одолели некрутой, но длинный подъем и вышли к селу. Улица, по которой они двигались, оказалась весьма протяженной. Гущин смотрел по сторонам, хотя проходил здесь уже не первый раз.
- Ах ты ж! – воскликнул вдруг абориген и нагнулся, подобрав что-то с земли. Это был неказистый бумажник из кожзаменителя. Сумайкин осмотрел его, открыл. Внутри оказался вкладыш из тоненькой пачки пятитысячных купюр.
- Никаких опознавательных знаков, - пробормотал нашедший сокровище, осмотрев и внутренние поверхности кошелька, и пересчитал содержимое:
- 250 тысяч. Интересно, кто разбрасывается такими деньгами?
Гущин пожал плечами:
- Подфартило тебе. Такой куш!
- Ничего хорошего. Лишние расходы.
- Как это?
- Так придется объявление в газету давать. А иначе как найдешь растяпу? А за объявление надо слегка платить.
- Хочешь вернуть владельцу? – и Лев Иванович странно посмотрел на Сумайкина.
- Ну, само собой, - отозвался Сумайкин и, в свою очередь, странно посмотрел на Гущина.
 Тот почесал лоб, отодвинув шапку, и засмеялся:
- А я-то грешным делом, подумал…
И они стали смеяться вдвоем, так что у Сумайкина едва не вывалился из-за пояса топор.
- А вот и моя избушка, - молвил Виктор Петрович, указывая на дом, изрядно отодвинувшийся от дороги, идущей по улице.
«Наверное, чтобы пыли летело поменьше» - сообразил Лев Иванович, а вслух выразил неподдельное удивление:
- Избушка – хоть взвод загоняй на постой. А вы же, баешь – вдвоем с женой?
- Так это сейчас. А раньше в самый раз было, и даже тесновато, когда детишки подросли и первый внук объявился. А потом все помалу разбежались. И остались мы двое. Помещаемся. Да. Но наезжают временами, летом – так тут вообще галдеж и сутолока.
Дом и впрямь имел внушительные размеры: 10 на 12, и хотя второй, а равно и третий этаж отсутствовали, места в нем, конечно, хватало. Дополняла жилплощадь еще утепленная веранда, позволявшая обретаться в ней до самой зимы.
- Да-а, - протянул Лев Иванович, - Вдвоем, конечно, тут есть, где поместиться!
- А вон та баня, про которую я говорил, - показал в сторону свежего бревенчатого строения хозяин. – Смета, которую я прикидывал, превышена  в два раза. Пожалуй, великовата вышла баня.
- Пожалуй, - согласился гость. – У тебя, Петрович, однако, тяга к грандиозности.
- Так почти все такие бани и строят: начал кто-то один, и пошло. Типа, мы-то чем хуже? Ну, правда, выполняет она и роль прачечной.
- Баня роскошная. Но ты про баню не говорил. Ты говорил про курятник.
- Ах ты, надо же! Голова садовая! Ведь точно, я про курятник говорил. Да вон он, за малиной. А баню-то еще раньше построил, но не так давно – видишь, еще не потемнела. Ну что же это мы все об архитектуре, да об архитектуре. Пойдем в дом!
Лев Иванович Гущин, умудренный многими годами жизни, последовал за Сумайкиным с некоторой неуверенностью, не представляя, как отнесется к его нежданному визиту хозяйка.
Но все прошло вполне благопристойно.
- К нам гость! - объявил Виктор Петрович, открывая дверь в дом, когда они разгрузили в сенях инструментарий.
- Да? – отозвался из кухни женский голос, и в прихожую вышла супруга Сумайкина.
- Здравствуйте! – поприветствовал ее Гущин, втайне досадуя на себя, что согласился зайти. Чисто забулдыга – ни с того, ни с сего.
- Здравствуйте! – отозвалась она.
- Лев Иванович Гущин, - представил его Сумайкин, - прошу любить и жаловать. Лидия Васильевна, - и он поклонился слегка в ее сторону. Да вы, наверное, знакомы.
- Ну, в нашем-то селе конечно, не затеряешься. Как Аннушка, Лев Иванович?
- Да помаленьку, помаленьку. Все не может нарадоваться, что в Новосельцево вернулась.
- Надо бы ее навестить, да все как-то времени не выберу. А вы вдвоем заходите. В выходные-то мы всегда дома.
- Передам. А я тут на рыбалку немного вышел – Анна-то не рыбак. Ну и повстречались с Виктором Петровичем на природе.
- А я и то подумала, куда же он ушел?
- Так ты же спала, не стал будить, - отвечал Сумайкин.
- Не спала уже, а дремала, вспоминала, что надо сегодня сделать.
- Ну, вот сейчас первоочередное – составить нам компанию.
- Вы вовремя. Как раз время к обеду. Да проходите, Лев Иванович, проходите, а то нас не переслушаешь!
- Садись, садись, Иваныч, - пододвинул гостю стул Сумайкин. – А, руки сполоснуть – пожалуйста! Рыба, когда не на столе, негоже пахнет. Сырая, то есть.
Он, в свою очередь, сел за стол и сам, достав прежде из холодильника бутылку водки. Затем придвинул стул для своей супруги и принялся нарезать хлеб и сало, пока она разливала в  тарелки ярко-оранжевый борщ и накладывала в соленые грузди.
- Ну, за более близкое знакомство, мир и согласие между домами! – провозгласил тост Виктор Петрович, и все, в том числе и хозяйка, выпили ядреный холодный напиток.
- Да ты не смущайся, Иваныч! – закусив грибком, расплылся в ухмылке хозяин. – Наверное, непривычно показалось? Так это своего производства вещь, абсолютно экологичная, но и крепкая же, верно? Негоже мне отставать от народа: народ пьет свое – ну и я должен. Чем лучше, или хуже? Ведь не на продажу. Ну как?
- Забористый эликсир. И без отягчающих питье обстоятельств. Я помню, как-то занимался сосед мой изготовлением самогона. Сухой закон тогда приняли. Давно это. И все шло хорошо, продавал понемногу, хотя в ту пору все могло плохо кончиться. Государство не терпело такой конкуренции. А потом пришли трудные времена: возник почему-то дефицит сахара, и не из чего стало делать брагу. Но у него брат работал в колхозе – тогда еще такие существовали. Так вот в колхоз привозили патоку, попутный продукт сахарного производства. Подмешивали ее в корм коровам. Очень им нравилось. Да ты знаешь, конечно. И вот этот брат стал понемногу заимствовать у рогатых патоку, и из нее мой сосед гнал крепкий напиток. Страсть крепкий! Но пить его даже в пьяном виде было невозможно – до того вонючий. От одного запаха горло перехватывало. Уж пили только по крайней нужде. Ну, понятно, скоро патока до коров доходить почти перестала, потому что работники фермы тоже гнали самогон. Да и на заводе сахарном, наверное, не дураки. И живительный ручеек иссяк. И ладно, потому что дух то того самогона до обморока мог довести. А вот твой напиток вполне благородный по органолептике. Запросто может поспорить с хорошей водкой.
- Ну а как же! Что же это за человек такой, у которого даже самогона порядочного не получается. Уважения недостоин. Хотя я, понятно, не продаю. Да к тому же и депутат. Местный.
- О, законотворчество!
- Да уж…  Ну, так давайте за то, чтобы любое дело делать как следует!
Нельзя сказать, что гость засиделся допоздна: хлебосольством хозяев он злоупотреблять не стал, выражался довольно современно и часа через полтора откланялся, заручившись их обещанием заглянуть к ним семейно в следующую же субботу.
Виктор Петрович жене говорить не стал, на кой же он таскался холодным утром за деревню. Как хорошо, что не рассказал! С этой работой… Пожалуй, еще немного, и можно было свихнуться. И сидеть, как обезьяна, на дереве. Хотя, с другой стороны – вон и Гущин имел  такую мысль. Так что же – у дураков ведь мысли сходятся. Проводив за ворота рыболова, он уже закрывал калитку, как вдруг раздался негромкий звук автомобильного клаксона. Виктор Петрович остановился. К воротам подкатила черная, еще довольно новая «Ауди».
                ***
                Глава 3
В ближайшем минигипермаркете «Форчун» приезжие под водительством Николая начали мониторинг стоимости товаров с продовольственного отдела. Поскольку здесь продавалась наиболее востребованная и животрепещущая продукция. Хотя, случалось, и не первой свежести. Но вины хозяйки торговой точки тут не было: она делала заявку на следующий привоз, и привозили в том числе просроченные яства. В особо щекотливых ситуациях такие она заворачивала, что вызывало большое неудовольствие поставщика. Кроме того, при этом неизбежно получался недобор выручки. Поэтому скрепя сердце Дарья Сизова принимала иногда и «просрочку». И, надо сказать, за три года работы предприятия торговли никто в селе не отравился. По крайней мере, до госпитализации дело не доходило. Может, все обходилось легкой диареей.  Это тем более казалось отрадным, что ведь в Новосельцеве функционировали и другие магазины. Всего их насчитывалось семь, как сообщил Николай. Сам он, поприветствовав продавщиц, купил пачку сигарет и вышел. Тут, согласно разработанной схеме действий, горожане разделились: Федор принялся изучать цены на различные напитки, начиная от коньяка и водки и кончая соками, колой, детским шампанским и безалкогольным пивом. Справедливости ради следует сказать, что два последних артикула значились только в его городском прейскуранте: здесь они отсутствовали, поскольку торговать такой чепухой Дарья Сизова напрочь отказалась сразу. Кто станет пить безалкогольное пиво в уважающем себя селе? Но и без того объем работы у Федора оказался немал: виски, коньяк, бренди, текила, ром, водка, вина – и каждый вид этих напитков имел по нескольку разновидностей. Одной только водки – до 20 наименований. Не проще достался фронт работ и Андрею, который учитывал цены на крупы, хлебобулочные и макаронные изделия, а также на мясо и рыбу, включая продукты их переработки. Валентина занималась изучением цен на молоко и молочную продукцию, а кроме того – на весь ассортимент кондитерских изделий. Дарья Сизова, обслуживающая этот важнейший отдел, поначалу предлагала кое-что из съестного, но не встретив заинтересованности, впала в панику, решив, что это нагрянули какие-то неведомые контролеры, и затаилась. Между тем, покончив за полчаса с продовольствием, посетители переместились в отдел промышленных товаров, и на него времени у них ушло никак не меньше.  Тут молодая продавщица с испуганными глазами уж ничего не предлагала, а лишь прикидывала в уме, весь ли штраф будет платить хозяйка, или навесит часть и на нее. И во сколько это выльется?
Однако же приезжие никаких актов писать не стали, лишних вопросов задавать – тоже, и купили перед уходом две бутылки обычного пива, мороженое и батарейку к электрочасам.
- Да, спохватилась, уже подойдя к дверям, молодая дама, - а случайно, у вас не сохранилось здесь старых ковров, ковриков – с оленями, с прудами? Может, осталось с прежних времен что-то такое дома? Мне нужно для музея деревенской старины.
 У обеих тружениц прилавка округлились глаза.
- Теперь и такой есть? – наконец, спросила хозяйка.
- Ну а как же! Есть же музеи часов, утюгов, чайников, фарфоровых фигурок, не говоря уж о картинах. А у нас организуется музей старинных ковров. Наших, отечественных, не персидских.
- Вон что! У нас бабушка берегла один такой, где волки гонятся за тройкой на лесной дороге. Да. Но потом родители потихоньку от нее выкинули его, когда белили. Сказали, после побелки не могут найти. И купили потом современный, по блату. Но его я тоже давно уже выбросила. – И Дарья Сизова перевела взгляд на помощницу.
- А мы вообще коврами не заморачиваемся, - вступила в разговор та, - немодно. Вчерашний день. Это надо поспрашивать пенсионеров. У них, может, осталось. Не на стене, так где-нибудь в сундуках.
- Спасибо, - отвечала ненастоящая музейщица. Хорошая идея.
- Надо же, - обменялись мнениями вышедшие на улицу посетители – немодно! Как в Париже!
- Новосельцево, чего же еще!
Дальнейший мониторинг цен в селе не занял много времени, ибо здесь они практически оказались одинаковы во всех магазинах. Настроение всех троих начинало падать, поскольку даже беглого взгляда на ценники местных торговых точек хватило, чтобы разбить радужные надежды. Лишь Николай беззаботно насвистывал незатейливую мелодию, сидя в машине с приоткрытой дверцей, пока гости трудились у прилавков. Он не имел данных с ценами в городских заведениях торговли, равно, как и на оптовых базах. Наконец, все присоединились к Лузину и, усевшись на свои места, приступили к анализу собранного материала.
- Что делается! – обескуражено воскликнула Валентина, сравнив стоимость кондитерских изделий в облцентре и Новосельцеве. – Да тут почти половина наименований дешевле! Как это можно? Ведь доставка, логистика, а?
- Да, полнейшая ерунда получается, - сумрачно отозвался Федор, сверяя ценовые показатели двух населенных пунктов по разделу «Вино-соки-воды».
- Ничего хорошего, - подтвердил и Андрей. – Тут только маргарин да горчица дороже. Ну, и еще тунец в собственном масле, да молоко.
- Молоко-то почему? – удивилась Валентина.
- Деревня! – последовал ответ. – Молоко, хлеб – всегда в деревне дороже. Старая традиция.
- Да, тут особенно много не наваришь, - задумчиво промолвил Федор. – Рядовая водка аж на пять рублей дешевле. Хотя есть и которые дороже. Придется нам потрудиться, чтобы чего-то выкроить. «Ну надо же, какое неприветливое село!» - подумал он исключительно про себя, памятуя о присутствии владельца крупной бани.
- Забодаемся искать на оптовках подходящие цены, - согласился Андрей.
- Что, дешевые у нас магазины? – с ноткой гордости поинтересовался заскучавший уже Николай.
- Да уж, наших ожиданий не оправдывают, - отозвалась Валентина.
- А женщины наши местные все ругаются – дескать, дорого.
- А мужики?
- Мужики будут брать за любую цену. Хотя многие гонят сами.
- А-а. Тогда, конечно. Им легче.
Николай, которому прискучило ждать окончания исследований, стал проявлять признаки нетерпения
- Ну, так что? – спросило он, наконец. – На чем остановимся? Они тоже ушлые, наши торговцы, нос по ветру держат. Зря не продешевят.
- Отказываться от задумки не станем, да, Андрюха? Пошукаем как следует в городе, найдем что-то подешевле. Весь ассортимент нам пока ни к чему – будем завозить, что повыгоднее. А остальное – только для поддержания товарного разнообразия. Так что надо приискивать помещение. Но пока развернемся…  Эх, одно дело забыли: насчет водочки, - Федор мимолетно взглянул на Лузина. – Нешто вернуться?
- Возвращаться – плохая примета, - напомнила Валентина.
- Плохая, - эхом повторил Андрей. – Давайте хотя бы в тот магазин, где мужик заведует!
- Какая разница? – обиделась Валентина.
- Ну, все-таки мужик как-то душевнее относится к спиртным напиткам. Да и ведра пустые при нем не вредят.
- Много ты понимаешь! – возмутилась Валентина, но потом махнула рукой:
- Ладно, делайте, как хотите. Может, что получится.
- Николай, мы мигом! – сказал Федор Лузину, - а то давай с нами!
- Да чего я буду путаться под ногами? Тут посижу, с Валентиной. Мы перекурим. А, не куришь? Придется отдуваться мне одному.
В магазине «Нива» из покупателей случился  только худой мужик в заношенной почти до дыр кожаной куртке и меховой, тоже хлебнувшей горя, кепке. Он стоял у прилавка напротив хозяина и что-то вполголоса втолковывал ему. Продавец отрицательно качал головой. «Стало быть, издержался товарищ, просит в долг» - догадался Федор, вошедший первым. Тем временем из-за прилавка просителю была протянута бутылка водки, которую он тут же погрузил в нагрудный карман.
- Ну, пока, - сказал затем выпивоха и направился к двери.
- Пока, - прозвучал без эмоций ответ.
- Здравствуйте еще раз, - обратился к работнику торговли Федор, и сочувственно спросил:
- Все в долг просят, «до той пятницы»?
- Не совсем так, - отвечал тот, переставляя банки, - это я у него в долгу.
- А, вон что. Всяко бывает. А мы вот с другом моим имеем деловое предложение к вам. – Федор оглянулся на дверь и понизил голос. Продавец оперся локтями о прилавок, приготовившись слушать.
- Хотим мы предложить вам водочку – не вагон сразу, а по мере надобности. Она в целом хорошая.
- Я так понимаю – левая? Фальсификат – по-компетентски?
- Хорошая, - упрямо повторил Федор, а Андрей в подтверждение энергично затряс головой.
- Да, только свяжись – придется всю эту паленку самому выпивать. Я ведь тоже…  Видели товарища, который вышел? Так он много поставлял этой водки. С похмелья-то мужики берут, дешево потому что. Куда денешься? Но чтобы на нормальный стол – ни-ни! Там жены распоряжаются. И вот взял я, не подумавши, 20 ящиков. И приходится дома держать: вдруг проверка? По пять штук приношу. И сам пью это пойло, между делом, чтоб скорее кончилось. И этот товарищ помогает. Так не мне одному помогает. Скоро, чаю, сопьется. Вот такие пироги. Короче, не договоримся.
- Да, тяжелый случай. Картина понятная; сочувствуем всей душой и можем купить бутылочку на пробу. Чтобы облегчить ваше бремя. Но есть другое, вполне приемлемое предложение: мы можем доставлять вам гречку по цене в полтора раза меньше обычной.
- Хм, интересно. Это что же за гречка такая? Из советских запасов, что ли?
- Ну что ты? – перешел на фамильярную форму общения Федор, поскольку был знаком с продавцом уже около десяти минут. – Того года урожай, новейший. Китайский. Мэйд ин Чайна.
- Так, поди, искусственная? Слышно, рис они уже пластиковый гонят. Тоже, говорят – страсть дешевый! Куриные яйца подделывают. Мясо – без проблем.
- Ну, гречку, я думаю, трудно подделать. Это же надо какие затраты понести!
- Нет, мужики, не лежит у меня душа к китайский гречихе. Чует сердце, она не из семейства маревых. И вообще, неизвестно, из семейства ли природного? Давайте что-нибудь попроще. Рассмотрим. Например, российскую гречиху по китайской цене.
Гости разочарованно посмотрели друг на друга.
- Тогда, пожалуй, нам водочки не надо, - заключил Андрей. – Нету повода.
 - Как прикажете, - тоже разочарованно сказал продавец, мстительно добавив затем:
- А я, пожалуй, выпью.
 И он повернулся к несостоявшимся партнерам задом, доставая с полки бутылку с золотисто-коричневым содержимым.
- Николай Семенович, а у вас, случайно, не завалялся где-нибудь старинный коврик середины прошлого века? Можно – более ранний? - поинтересовалась Валентина, опечаленная текущими неудачами экспедиции.
- Ну, где там, - рассмеялся Лузин, - это надо спрашивать у аксакалов наших. Да еще которые живут самостоятельно, а не при детях-внуках. Молодые-то все старье страсть не любят! Выбрасывают.
- Да, пожалуй, что так, - согласилась Валентина. – Нам уже говорили.  А где бы таких найти?
- Можно узнать у бабы Маши, у Коптеловой, еще у Фоминых, ну, у Виктора Петровича. Он как бы еще художник, так что может и сохранить старое изо.
- Тогда к нему и заедем, для начала?
-  Валя, нам еще домой добираться, - напомнил Андрей. – Давай в следующий раз, все равно ведь дел у нас тут еще много. Завтра и приедем, точно, Федя?
- Да, надо еще кое-что на досуге обмозговать. Дома. Семеныч, так ты еще прикинь, где можно организовать магазинчик. Все-таки пока мы от этой идеи не отказываемся.
- Но только настраивайтесь рвать и метать в темпе. Сегодня мы ухлопали на изучение цен полдня. Оправданно?
- Даже отрицательный результат – результат. А у нас имеются и плюсы.
- Ну-ну. Так на завтра какие планы?
- Ну, начнем теперь с ковров, с этого Виктора - как? Ну да, Петровича. Уж больно запали эти ковры в душу Валентине. Ничего не поделаешь: работа. Музей ждет. Изнывает. А все-таки какая жалость: такое заштатное, дальнее село, заманчивое, а цены…  Ну как жить? И взяток никто не дает. И вот хлещемся, почем зря, мониторим. Свинство!
                ***
Что же ввергло тройку молодых людей в такой неблагодарный поиск?
Организатором всех треволнений явился родной дядька Федора Киселева и Валентины Зориной Виктор Джеральдович Клепацкий. Вплотную приблизившись к 50 годам, он уехал куда-то на Дальний Восток и года через четыре вернулся, немного нервный, но со средствами. Чем он там занимался, Клепацкий не распространялся. Хотя говорили всякое. Вплоть до того, что местную красную рыбу, стоившую копейки, он выдавал за норвежскую, выращенную в садках при полном присутствии моря. То есть экологически выдержанную. И продавал в отдалении от Тихоокеанских берегов по весьма завышенной цене. Уж как он организовывал сертификаты, осталось тайной, но что деньги у него стали водиться – факт. Вообще, много чего приписывали Виктору Джеральдовичу, вплоть до участия в пиратских налетах и контрабанде галапагосских черепах. Но в Снежнодольске он вел размеренный образ жизни добропорядочного и умеренного, даже ограниченного в средствах предпринимателя. Так что и завидовать ему не приходилось, а уж тем более – на него серчать. Многим он вообще казался обходительным и человеколюбивым. Почему нет?
Родным сестрам его и в голову не приходило, что на старости лет Виктор может выкинуть что-нибудь предосудительное, тем более – преступное. Поэтому мать Валентины, его младшая сестра, попросила пристроить куда-нито ее дочь на полгода – до тех пор, пока не освободится место в турагентстве, где работала давняя подруга. Последняя обещала без проблем устроить Валентину, как только старейшая работница фирмы достигнет пенсионного возраста. Поразмыслив, Виктор Джеральдович дал согласие, хотя особо теплых чувств к родственникам не испытывал, будучи всецело поглощен мыслями о наращивании капитала. Но, поскольку племянница получила диплом специалиста по организации туризма, она показалась ему полезным кадром. Жаль, без опыта. Опыт придется нарабатывать, его не преподают в аудиториях. Еще несколько поразмыслив, он решил укрепить Валентину другим родственником – тоже племянником, Андреем  Климовым. Ими он задумал заменить Бургомистрова – выходца из управленческих кругов, которому поручил освоение некоего села Новосельцева в глубинке. Село выглядело перспективным с точки зрения создания там туристического комплекса. Глубинка - не проблема: таскаются же туристы по сингапурам, микронезиям, добираются даже до острова Пасхи. Что им новосельцево – почитай, в середине России! Бургомистров отличался замечательной речистостью, что сулило успех предприятию. Практически, готовый руководитель. Однако ожидания не оправдались – глагол Бургомистрова никак не давал практического результата. И работодатель Клепацкий решил расстаться с этим человеком. Тут как раз и появилась на горизонте Зорина, а затем и Климов, которым отныне суждено было претворять в жизнь замыслы старшего родственника.  Выстраивая таким образом кадровую политику в данном конкретном случае, их дядька не зацикливался на одном только Новосельцеве: имелись у него интересы и в других направлениях, как географически, так и по роду деятельности. Ибо наращивание капитала не терпит самоуспокоения.
В общих чертах он посвятил племянников в свои  планы. Ничего сверхординарного от них не требовалось, нужно только неуклонно выполнять определенную работу, а именно – склонять жителей, и прежде всего руководство поселения к мысли, что совершенно необходимо устроить при селе туристическую базу. Чтобы рубли и инвалюта потекли в карманы местных жителей. Ну и, понятно, при этом следовало жить непосредственно в Новосельцеве. Параллельно, мыслил дядя, они заведут по месту жительства торговлю. Для этого на первом этапе придется претерпеть убытки, организуя ее, но затем должна появиться и прибыль. А там, возможно, наклюнется и еще что-то.
Более умудренный жизнью Федор, будучи на восемь месяцев старше кузины, довольно осмотрительно подошел к этому делу. Наученный опытом различного жульничества при работе таксистом, прежде всего он деликатно намекнул дядьке на то, что его заработок никак не должен уступать тому, что Климов получал, гоняя на маршрутке. Заодно он предположил, что и Валентине потребуется  оплата, достаточная не только на косметику.
Пожить некоторое время в деревне – это, конечно, не штука, но тут возникли некоторые осложнения в виде Андрея Линева, бойфренда Валентины. Таковым он считал себя сам. Что думала по этому поводу она, понять не представлялось возможным. Во всяком случае, скандалов с изгнанием его из своего окружения Зорина не устраивала. Об этом обременении Андрей не преминул сообщить Клепацкому в беседе с глазу на глаз. Чтобы не возникло недоразумений.
- Да мне какое дело, - рассудил дядька, - пусть будет приятель. Андрей, говоришь? Ну, пусть будет Андрей. Но только жалованье ему положить я не могу, сам понимаешь. Не платить же только за то, что он приятель?   
Тут, конечно, спорить не приходилось.
- Да я к слову, - ответил Федор, - для ясности.
- Ну-ну. А там видно будет. Как пойдут дела. Прежде времени говорить бы не хотелось, ну да ладно – в двух словах. Там недалеко за Новосельцевым, минеральные источники есть, крайне полезные. Народ местный – это из ближней деревни – Боровки, кажется, или Боровое – там себя пользовал раньше от всяких недомоганий. Со временем выходы источника заросли травой, завалены  мусором – сейчас действует, кажется, один. Лечатся уже таблетками. Так вот, специалисты заинтересовались этим делом, как же: есть Ессентуки, Кисловодск, Аршан там, Кука и так далее. А мы чем хуже? Вопрос только – не хилый ли это ручеек, одному человеку напиться? И устроили небольшое исследование.
Клепацкий повертел в руках отделанную серебром трубку, со вздохом отложил к посеребренной тоже пепельнице:
- Бросаю. Так вот, предварительно они установили, что запасы  минеральной воды под Новосельцевым объемом чуть меньше, чем озеро Зайсан. Разумеешь?
- Разумею. Это, конечно, серьезно.
- Вот именно. Лишь бы ничего не сорвалось. Если все пойдет, как надо, при деле окажется и ваш Андрей, и много еще народу. Но надо, само собой, уметь работать. А пока ни ему, никому – ни гу-гу!
С Андреем Федор познакомился давно, поскольку тот постоянно обретался где-то в непосредственной близости от Валентины. Приятель ее учился на юриста, но нынче отдыхал от штудий, взяв академический отпуск. Втроем они принялись обсуждать предложение Виктора Джеральдовича.
- Мне вообще-то терять нечего, - сказала Валентина, - если он пообещал среднюю зарплату, чего же не потрудиться?
К Андрею она никак не адресовалась.
- А я вот думаю – с чего вдруг согласился? – покачал головой Федор. – Кот в мешке! Ну да ладно, попытка – не пытка.
- Главное, не увязнуть там насовсем, - вставил Линев, - а то будешь ты  потом сидеть на завалинке летом в валенках с галошами.
Валентина засмеялась.
Федор пожал плечами, продолжая о чем-то сосредоточенно размышлять.
- Вот, думаю, сколько времени нужно, например, чтобы открыть магазин? Если с нуля? Наверно, не меньше месяца.
- А вообще, - осторожно начал Линев, не кажется тебе, Федя, что дядя ваш немного… Ну, какая в деревне турбаза? Там ни моря, ни скал, ни папуасов. И декабристы там не жили, айвенги не заглядывали. Наши мужики на папуасов не тянут, к восстаниям непричастны. А если касается недропользования, тут вообще тоска такая! Необъяснимая словами.
- Вообще, тут ты слегка прав. А может, и не слегка. Особенно с этими картинами на портянках, да, Валя?
- Что поделаешь! Дядя пошел нам навстречу, должны и мы подставить ему плечо, - отважно заявила сестра.
- Тем более, что он все-таки при деньгах, хотя начинал ни с чего. Видишь, чудаков же много, у каждого свои прожекты, кто-то попадает в яблочко, кто-то – нет. Как повезет. От ширины и глубины ума не все зависит. Среди толстосумов разве мало психов? Да почитай, все. Каждый по-своему с ума сходит. Как и всякий порядочный человек.
- А насчет старых художеств на клеенках и прочих кустарных коврах, - ну да, там примитивизм и наивизм, и еще что попало. Но если вспомнить о начале авангардизма – у нас же его не признавали за искусство. Картины никто не покупал, а если покупали, то такие же неадекватные товарищи, как и сами авангардисты. Нашелся один исключительный фанат этих живописей, грек, не помню фамилию – и он скупал их за копейки. И коллекционировал, коллекционировал страшно долго. Потому что авангардисты, несмотря на брань по своему адресу, в стране не переводились. И вот пришло время, когда в мире хватились: а где же авангардные работы первой половины 20-го? Ведь были! И тут этот грек выставил свое собрание. Что было! Цена подскочила в миллион раз! Каждая картина – шедевр! – Валентина перевела дыхание:
 - Так, может статься, дядя не напрасно запал на разрисованные клеенки? И когда-нибудь за ними будут гоняться мировые музеи?
Линев почесал в затылке и с непередаваемым почтением поглядел на Валентину.
- Может, и будут, - сказал он. – Я думаю, даже наверняка. Тогда ты будешь, наверное, главный спец по ним? Я серьезно.
- Поживем - увидим, - с достоинством отвечала собирательница изобразительной старины.
- Везет же! – с деланным изумлением обронил Федор. – Если бы ты не сестра, обзавидовался бы я черной завистью. Хотя терпеть не могу авангард. Отстал, видно, от цивилизации.
- Смейтесь, смейтесь! Хорошо смеется тот, кто не торопится.
                ***
                Глава 4
 
Виктор Петрович остановился, затворив обратно калитку. Из авто выгрузился представительный мужчина выше средних лет, прилично одетый, хотя и без галстука. Горожанин, судя по отсутствию апрельской грязи на туфлях.
- Здравствуйте! – приятным басом поприветствовал он хозяина. – Я хотел бы увидеть Виктора Петровича Сумайкина. Я правильно остановился?
- Правильно, - кивнув, подтвердил Виктор Петрович. - Чем обязан?
- Видите ли, какое дело, - доверительно сказал прибывший, приблизившись, - я – Копылов Сергей Иванович, строитель и экономист.
- О! – воскликнул Виктор Петрович, - Виктор Петрович.
- Очень приятно. А дело-то касается бросовой земли. У вас же есть неудобье, тут за селом, на склоне горы. Не пашется, не сеется, словом, неиспользуемый участок. Лоб, кажется, называется. Так вот есть мысль соорудить здесь небольшой туристический центр. С обслуживающей инфраструктурой. Ну, там маленькая гостиница, бар и прочее.
Сумайкин потер переносицу:
- А при чем же здесь я? Я такие вопросы не решаю.
- Ну что вы, Виктор Петрович, именно вы такие вопросы решаете! Как народный представитель, член сельского парламента. – И гость слегка наклонил голову.
- Ах, вот оно что!
- Ну да, конечно. Я обращался к главе поселения, но Кабанов сослался на членов думы  – что, мол, они никак не согласны отдавать кому-то этот участок в аренду. Он мой старый знакомый, однокашник, можно сказать. Но единолично решить такой вопрос не может.
- Хм. Я припоминаю теперь – заходил как-то разговор об этом. На заседании нашем. Но все высказались против: там решили сделать горнолыжную трассу для местного населения. Ну и, может быть, со временем – чайную какую-нибудь с горячими пирожками. Потому что на свежем воздухе аппетит пробуждается.
- Это зимой. А летом? Летом ведь там будет пусто!
- Устроим детский городок. Планы большие.
- Но эти планы, я слышал, уже который год планируются. А в натуре ничего пока нет.
- Так не все сразу. У нас же запрягают долго, а ездят-то – ого-го! – Виктор Петрович почему-то развел во всю ширину руки.
- Да ведь и наша задумка обеспечит вам все, что вы планируете, и даже вплоть до колеса обозрения. Ведь вам никаких затрат и хлопот, одно только удовольствие. А глава что-то уперся: народ будет против – говорит. И направил меня к вам, как к активисту. Мол, если договоритесь с Виктором Петровичем – уже полдела. Мол, он человек авторитетный и в Новосельцеве большой вес имеет. Хорошо бы, если бы вы склонили на свою сторону депутатов.
Гость огляделся по сторонам и вполголоса промолвил:
- А за благодарностью нашей дело не станет!
- Так это пользование будет ведь платным? – пропустив ключевую фразу гостя мимо ушей, спросил Сумайкин.
- Чисто символическая плата, чисто символическая! – с жаром отвечал поборник турбаз.
- А у нас – бесплатно!
- Ну… Тут можно обговорить нюансы, - помявшись, сказал приезжий. – Скажем, для жителей вашего села  мы бы сделали 50-процентную скидку. Зато ведь полный сервис! И глава бы в таком случае ничего не сказал против.
Гость и в самом деле имел беседу с главой новосельцевской администрации, и тут сказал Сумайкину чистую правду. Почему бы и не поговорить с главою – ведь в свое время они учились на одном курсе института, постигая премудрости капиталистической экономики. Хотя преподаватели учились еще по социалистическим учебникам. Но новый курс они преподавали с большим жаром и знанием дела. А может – и с небольшим. Как бы то ни было, совместные годы учебы являлись уже достаточным поводом для встречи. Тем более, они не виделись со времени окончания вуза – тому уж скоро двадцать лет. Однако же никак не менее важным являлось и дело, касающееся устройства на окраине Новосельцева  туристической базы. Правду сказать, как раз оно-то и представляло собой главную цель визита бывшего однокашника к главе Кабанову.
- Федя! – крикнул придушенным голосом с порога кондовый горожанин, проявляя удивительную, несвойственную такому человеку сентиментальность.
- А? – привстал за столом застигнутый врасплох глава поселения. – Тут же искра узнавания блеснула в его глазах, и он окончательно покинул кресло:
- Серега! Каким ветром?
            Они похлопали друг друга по плечам, и даже обнялись, хотя целоваться не стали.
- Да вот, есть у меня в окружающих территориях дела, - рассказывал гость, усаживаясь на предложенный стул, - думаю, как же не навестить старинного приятеля!
- Ну, хорошо! Ну, молодец! – восклицал Кабанов, сдвигая с приставного стола папки с бумагами, карандашницы и прочую бюрократическую бутафорию. Тут же он распахнул дверцу сейфа и извлек бутылку водки.
- Или ты отвык от родимой? Я могу послать за коньячком!
- Ну, что ты? Как может порядочный, патриотичный человек воротить нос от водки? Но только ведь, понимаешь – я за рулем.
- Да какие дела? В кои веки встретились старые студенты. Заночуешь у меня. Там уж и отметим встречу как следует! Или у тебя начальство суровое, поминутный отчет требует? Названивает по телефону?
- Начальством особенно не обременен. Реализую почти собственный проект.
- Ну вот; стало быть, дело решенное! – с этими словами хозяин кабинета наполнил две стопки замечательным напитком, без которого не обходится ни одно стоящее дело.
- Ну, за встречу!
- За встречу! – отозвался гость, и они выпили. Стол был накрыт куском подсохшей уже колбасы, быстро нарезанной Кабановым на кривые куски. То, что полукопченая еще и подвялилась от длительного хранения в железном ящике, придавало ей особо пикантный вкус. Она могла бы пролежать еще месяц-другой без всякого ущерба для качества – современные колбасы не подвергаются протуханию. Вот только излишне жестковата.
- Э, что же это я! – спохватился глава. – Закусываем-то мы без хлеба! Сейчас я в бухгалтерию: женщины имеют привычку временами пить чай и чего только не приносят! Разные плюшки-постряпушки, только что еще борщ не несут.
И, отлучившись на минуту, он вернулся с краюхой каравая и полудюжиной пирожков:
- Ну вот, теперь другое дело!
- Ха-ха, - раздалось в ответ. – Но я еще хотел сказать тоже о деле…
- Говори, - разрешил довольный Кабанов, наполняя рифленые стопочки.
- Так, видишь ли, есть идея соорудить небольшой туристический объект,  где-то посреди природы, и в то же время недалеко от промышленных и культурных центров. От нашего облцентра, например. Посмотрел я всякие местности, прозондировал по карте – получается, больше всего подходит для этой цели Новосельцево. Тут и лес, и горы, и река, озерки-болотца и есть свободные участки. Тут я был проездом, года два назад, но к тебе не забежал – ехал с бригадой ответственных. Им для развития областного туризма требовалось подыскать подходящие маршруты. Но Новосельцево спецам не поглянулось, а мне поглянулось, наоборот. Так их лошадь тихо ходит. И вот подумал я: а почему бы мне не заняться туризмом, в частном порядке? И прибыл сюда, как видишь.
Серега, он же Сергей Иванович Копылов, не сказал, что имелись места и более привлекательные, нежели Новосельцево, да только там и слышать не хотели о вторжении каких бы то ни было предпринимателей – мол, сыты ими по горло. Никакие увещевания и перспективы бурного роста благосостояния, прорыва в уровне жизни сельчан не давали результата.  Тут и вспомнилось его патрону Клепацкому Новосельцево – не Эльдорадо, но и не самый захудалый вариант. Особенно в связи с целебной водой в источнике неподалеку от села.
- Н-да, - в раздумье сказал Федор  Федорович Кабанов, - озадачил ты меня. Прямо сказать – озадачил. Тут без этого самого – кивнул он на бутылку – не разберешься. – И налил по полной.
- Так ты, значит, имеешь в виду пустошь на окраине, на склоне горы? – спросил он затем, когда оба выпили и закусили пирожками с тушеной капустой.
- Да, про нее и речь. Ведь для хозяйственных нужд села она непригодна? Я, конечно, понимаю: - там земельный комитет, может быть, аукционы, но надо заручиться поддержкой населения сначала. Так сказать, подготовить почву под ниву, как говорят на сельхозсовещаниях. Тем белее, если она  совсем бесполезна.
- Как сказать. Видишь ли, там наши активисты предлагают организовать зону отдыха с детскими всякими аттракционами. И мысль неплохая. Только все упирается в деньги, руки-то найдутся свои, но ведь нужны материалы, да много еще чего: возьмись только строить! – И Кабанов с некоторой грустью посмотрел в окно, где виднелись дома, требующие косметического, а иные – даже и капитального ремонта. Хотя село сравнительно молодое.
- Это да, - согласился предприниматель. - Вот и у наших областных активистов уж сколько лет разговор о туризме идет, а воз на том же месте. Известное дело. А тут мы бы все устроили быстро, и от туристов поселению текла бы только прибыль, без всяких побочных отходов. Как в таиландах разных, в анталиях и люксембургах.
Глава потер переносицу.
- Понимаешь, тут примерно с таким же предложением обращался один товарищ, месяца два назад. Углев или Сажин, Головнин… Не помню. Пришлось отказать. Потому что местный наш актив встретил такой чужеродный проект прям в штыки. Да ты что! Прям оторопь. Ты с таким господином не знаком, случайно?
- Нет, не знаком. Но надо всем жить, вот люди и ищут, копытят, так сказать.
Копылов не стал говорить, что Иван Угаров состоял в той же команде, что и сам Сергей Иванович и что Копылов сам посылал его в Новоселково на предмет прощупать почву. Как раз, когда у Бургомистрова дело не пошло, и Клепацкий попросил его, Сергея Ивановича, подключить к поиску кого-то другого, а лучше – подключиться самому.
- И что, за прошедшее время деньги нашлись?
- Нет денег, - сокрушенно отвечал Кабанов. – Как не было, так и нет. Меценатов у нас не густо.
- Вот видишь. А так все какая-нибудь копеечка бы текла.
- Давай-ка поднимем, - вздохнув, сказал Федор Федорович и снова наполнил стопки.
- Давай.
- Пожалуй, трудновато будет мне пробить это дело, - отставив пустой сосуд, в раздумье произнес Кабанов. – По правде сказать, даже и невозможно. Вот если бы уговорить на это дело Сумайкина, Виктора Петровича – депутат наш, активист; да еще бы двух-трех человек…
- Они что, к руководителю не прислушиваются?
- У всех свои соображения. Что тут сделаешь?
- Послушай, Федя, - придвинувшись ближе, вполголоса произнес Копылов, - а разве у тебя нет инструмента воздействия на подчиненных?
 - Ты имеешь в виду глаголом жечь?
- Ну, причем тут глаголы, сказуемое и подлежащее? Нужно нажимать на компромат!
- То есть?
- Ты что, совсем не в теме? Но ведь каждый грамотный, ответственный руководитель суммирует и аккумулирует компромат на подчиненных. Особенно на слишком прытких. Чем больше, тем лучше. В нужный момент достает его и предъявляет товарищу. И все: писк прекратился. Человек становится покладистым, как он есть на крючке. И вот скажи, какой депутат попрет против?
- Не все же увязли в жульничестве!
- Хе, нет  человека без греха. Да, в конце концов, есть у него семья, сын, может, даже двое-трое оболтусов – уж один-то точно не паинька. Двоюродный дядя – браконьер, невестка – растратчица. Да мало ли!
- Ну, ладно, а когда же, по-твоему, я должен собирать компромат? На это уйдут годы. Никаких заготовок тут у меня нет.
- Да, я чувствую. Ну как же так? Ты ведь уже не ребенок, Федя!
- Как есть. Нужды не имелось в этом деле.
- А зря. Пригодилось бы в любом случае.
- Так какой компромат? Тут без компромата-то собрать думу на заседание – проблема. С этим кворумом забодались. Если еще компроматом оперировать – вообще депутаты разбегутся. Они же не оплачиваемые. А тут еще это…  Нет, дохлый номер.
- Ну и порядки у вас! – разочарованно уронил Копылов. – Конечно, я понимаю – деревня, но все-таки какая-то цивилизация должна присутствовать.
- Кое-что есть: вай-фай, например, заезжие артисты. Дороговаты только, да что поделаешь! Зато несут культуру. А в остальном пока, конечно, отстаем от Парижа, даже от Лиона, не говоря уж об Арле.
            Федор Федорович почему-то начал уже жалеть, что пригласил гостя заночевать у себя дома. Чего доброго, тот сумеет и за короткое время выудить какой-нибудь компромат на него, Кабанова. Мало ли, что бывший однокурсник говорил о компромате во хмелю. Это ничего не меняет. Дела!
Тем временем рабочий день подходил к концу, главе постоянно звонили, торопясь прояснить сегодня же какие-то ситуации; Копылов решил, что подошло время освободить главу поселения и нанести визит  депутату Сумайкину. Сергей Иванович известил об этом намерении Кабанова и, получив нужный адрес, отправился по нему, предварительно пожевав лист лавра, пачку с которым ему любезно предложил руководитель.
                ***
                Глава 5
Назавтра поутру, как было запланировано накануне, трое исследователей розничных цен в селе Новосельцеве вновь прибыли сюда, и первым делом наведались к Виктору Петровичу Сумайкину. Субботний день говорил за то, что никакими служебными думскими вопросами обременен он не будет, и выберется время для обстоятельного разговора. Так и случилось. Николай Семенович Лузин, назвав им улицу и номер дома, к активисту не поехал, что пришлось кстати. Они, таким образом, могли вести беседу без лишних глаз.
Первой, после взаимных приветствий с хозяином, начала ее Валентина.
- У меня, Виктор Петрович, общественно ценная задача, - сообщила она, справедливо полагая, что такая ее миссия будет встречена с полным сочувствием.
Сумайкин вскинул брови и одобрительно хмыкнул.
- У нас в областном центре создается музей старинных художественных изделий. Собираем работы мастеров-кустарей. Не то, чтобы народные промыслы, но близко к этому. В данное время нам интересны ковры и панно, гобелены, выполненные вручную. Оригиналы, показывающие высоты мастерства. Это часто делалось на клеенках, мешковине, на рогоже, на  досках – когда как. За древними вещицами мы не гонимся, но если найдутся и такие – будем рады. И, конечно, заплатим, хотя и скромно. Есть что-то такое у вас?
Сумайкин на минуту задумался, потер правый висок, активизируя мыслительную деятельность и, наконец, произнес:
- Надо посмотреть. Когда-то было…  Хотя я не уверен. Если не торопитесь, подождите, я проведу раскопки. А коли недосуг, заезжайте позже. Мне потребуется около получаса.
- Вот спасибо! Мы здесь подождем, - заулыбалась Валентина.
Паче чаяния, сельский умелец появился только через час, весь в пыли, но очень довольный.
- Вот! - торжествующе молвил он, поднимая в руке тоже пыльную тряпку, сложенную вчетверо, и с размаху хлестнул ею об угол палисада.
- Ой, осторожно! – испуганно воскликнула Валентина, выскальзывая из автомобиля. – Оно порвется!
- Не порвется! - убежденно сказал Сумайкин. – Раньше была клеенка, так клеенка, ей износу нет. Не то, что нынешний пленочный полимер на промокашке!
Однако же дальше он стал действовать более аккуратно, разворачивая замечательное изделие одной из советских фабрик. Гостья поспешила помочь ему.
В развернутом виде холст оказался достаточно крупных размеров, хотя понятно стало, что его не стащили с кухонного стола – для стола он все же невелик: всего лишь метр на полтора. Ясно, что в дело пошла новая, купленная в магазине клеенка. Главное же достоинство находки заключалось в картине, написанной масляными красками на гладкой стороне. Здесь помещалось изображение округлого голубого озера, проглядывающего сквозь редкую березовую рощу, с парой лебедей посередине. Озеро по ближнему берегу окаймляли заросли осоки, а между берез тут и там белели ромашки. Чувствовалось, что у мастера имелся недюжинный талант и неисчерпаемый опыт. Куда там Ренуару! Благодаря тому, что картина хранилась в свернутом виде, красочный слой совершенно не пострадал. Общее впечатление от нее несколько портили только сгибы. Но это не смущало, по всей видимости, сотрудницу музея.
- Эта вещь нам вполне подойдет, - с воодушевлением сказала она. – Видно, что написана не вчера и даже не в прошлом году. Не новодел, так сказать. Сколько вы за нее хотите, Виктор Петрович? Правда, музей наш пока не богат, но со временем…
- Да о чем разговор! Берите, если нужно на благое дело. Все равно ведь лежит без применения.
- Вот спасибо!
- У меня есть некоторая просьба, - помявшись, сказал Сумайкин. – Давно уже занимаюсь я живописью, хотя в последнее время – от случая к случаю. Как я понимаю, вы свой человек в музейных, галерейных делах. Нельзя ли выставить где-то одну две картины? В виде эксперимента. Я уж не говорю о собрании.
В рядах гостей возникло замешательство, но лишь секундное, потому что Валентина, встрепенувшись, воскликнула:
- Ну, конечно! Почему бы не попробовать? А вы где-то уже выставлялись?
- Все только в пределах района.
- Ну, не суть. Если они у вас близко, то мы сразу и возьмем. Какие вам самому больше нравятся. Но поместятся ли они в нашу машину?
- Поместятся. Они намного меньше этой клеенчатой вещи.
- Мы подождем, - Валентина посмотрела на спутников. Те в переговоры вмешиваться не стали. В самом деле, вдруг в Новосельцеве произрастал Пикассо, а никто и слыхом не слыхивал о самородке. Хотя, конечно, очень сомнительно. Больше возни. Но это дело Валентины, пусть разбирается.
На этот раз ждать пришлось недолго: Виктор Петрович появился, не успели Федор с Андреем обменяться мнениями. Два холста в рамах небольшого размера представляли собой пейзажи, надо думать, из местных окрестностей.
- На фига тебе, Валя, эти картины? – спросил Федор, когда автомобиль тронулся с места.
- Ну как же – надо уважить дедушку, все-таки бесплатно клеенку уступил. Подержим немного, а в следующий приезд вернем, – отвечала она, чтобы успокоить родственника.
- Так, может, проконсультироваться у специалиста? – встрял Андрей. – Вдруг что-то стоящее?
- Таких изделий в городских запасниках завалы. Хотя, конечно, покажу нашему заказчику клеенок.
Теперь следовало ехать к Лузину, на предмет изыскания подходящего помещения для магазина. Он упоминал в этой связи того же Сумайкина, но трое горожан, побывав только что у последнего и присмотревшись к отдельному обветшавшему домику в углу усадьбы, энтузиазма не испытали. А поскольку никаких других строений, кроме стаек и бани, тут не нашлось, Виктору Петровичу досаждать лишними вопросами не стали.
- Как успехи? – поинтересовался Лузин, вызванный из дому деликатным, смиренным гудком клаксона.
- В целом день начинается складно, - отозвался Федор, пожимая ему руку. – Валентина нашла типа ковер не ковер, что-то нарисованное. Да. Ну как, есть что на примете?
- Есть. Тут недавно поселилась у нас новая семья, Гущины - в годах люди. Лев Иванович хозяин. Купили они дом и при нем есть еще один, старый. Здесь всегда так: люди строят дом, подрастают дети, и их он уже не устраивает. И берутся за новый. А старый стоит. То же и с гущинским. Им без надобности, торговать не собираются. Не знаю, подойдет ли вам. Надо смотреть. Что, поедем ко Льву Ивановичу?
- Поедем!
И они отправились к дому Гущиных, справедливо полагая, что люди преклонных лет вряд ли станут спать до десяти утра,
 каковое время показывали стрелки часов.
- Ты посигналь, - сказал Лузин, - а я помельтешу возле машины. Чтобы не напугать ненароком.
Так и сделали. Гущин и в самом деле не спал и, увидев за воротами односельчанина, вышел к ранним гостям. После приветствий перешли сразу к делу.
- Вот, Лев Иванович, люди интересуются вашим домом, - старым, старым, - поспешно добавил Лузин, заметив, как взметнулись брови хозяина.
- Да, ищем подходящее помещение для магазина. Никакого вреда вам, поскольку не ресторан, не казино, и определенная плата будет, - без долгих предисловий обратился к нему Федор.
- Неожиданно. Так этот объект мало похож на магазин. Для склада еще, конечно, годится.
- За неимением других вариантов придется остановиться на этом. Мы облагородим его, насколько позволят средства. Но вы в принципе не возражаете?
Тут, заинтересованная визитом незнакомцев, вышла из дому и супруга Гущина Анна Николаевна. За время отсутствия ее в Новосельцеве наросло много молодых людей, которых она никогда и не видела, но повадки и обличье приехавших указывали на их городскую прописку.
Прислушавшись к разговору, она, на правах коренной жительницы села и хозяйки усадьбы, тут же вступила в беседу:
- Надо, чтобы вход в магазин сделали со стороны дороги, отдельно от наших ворот. И сторожами мы не будем. И, наконец, сколько вы можете предложить за аренду этого завидного здания? Мы уже нескольким отказали, ввиду их скупости.
Анну на мякине не проведешь: хоть она и стала вновь деревенской, но лишь географически, внутренний же настрой у нее теперь навсегда оставался очень конкретный и прагматический, выпестованный суровыми реалиями города.
Федор от неожиданности остановился, как самоходная баржа, среди безмятежного плавания вдруг налетевшая на коварную мель.
- Так пока еще появятся доходы, - поспешил на выручку приятелю Андрей. - А до того надо провести кое-какой ремонт, установить прилавки, торговое оборудование, холодильники, в частности, да и закупить товар. В первый момент с деньгами будет напряженка. Ужас, до чего затратное это дело. Уж мы-то знаем!
- Вот все так говорят! – досадливо уронила Анна, хотя за все время их с супругом жизни в Новосельцеве никто по такому вопросу к ним не обращался. Поскольку место не очень бойкое и потенциальный этот магазин гораздо уместнее смотрелся бы в виде поленницы дров.
 - Но все-таки, как только заключим договор, мы сделаем вам первый взнос, - подала голос Валентина. – В разумных размерах, конечно.
- А это какой – разумный?
- Пять в месяц. Со временем – индексация. В зависимости от инфляции.
- Пять – это все-таки несерьезно. Одно только беспокойство от такого соседства потянет тысяч на семь
  - Да какое же беспокойство? – не утерпел Андрей. – Мы же говорим – не ресторан, не кафе, не казино. Все чинно-благородно. Зашел человек, купил килограмм сахара – ушел. Никакого недоразумения. Все довольны и веселы.
- Это только так кажется, - не сдавалась Гущина. Чувствовалось, что торг доставлял ей удовольствие. Все просто: хозяйке вспомнились времена, когда в бытность ее экономистом колхоза, она спорила со звеньевыми насчет объема выполненных работ. Звеньевые их завышали, у экономиста же стояла прямо противоположная задача – занижать. Тут случались настоящие баталии. И это плохо отражалось на нервной системе. Но сейчас она почувствовала приступ ностальгии по той утерянной кутерьме, и с умилением вспоминала наряды на сдельную работу, которые правила своей неподкупной рукой. Гости тушевались: казалось, они попали не на деревенское подворье, а в самое сердце большого базара в час пик. Гущин, прищурив глаза, наблюдал и порывался что-то сказать, да не выдавалось паузы, в которую можно вклиниться.
- Надысь вот так же мужики в «Радуге» просили в долг три бутылки водки, - наконец, вставил он. – Говорят: «отдадим с процентами». Н-да. И видно, что лихоманка их задавила. Смотреть жалко аж. Ан, не поддалась продавщица. Так и ушли, сердешные. Диколон-то тоже дорогой.
В продолжение этой краткой речи гости оторопело смотрели на Льва Ивановича, видимо, не предполагая, что и он может говорить, и силились понять скрытый смысл его слов.
- Так они, наверное, постоянно просят, а потом не возвращают, - нашлась Валентина. – А тут совсем другое дело.
- Семь с половиной, никак не меньше, - твердо сказала Анна. Искатели торгового помещения переглянулись.
- Ну, что же это мы, - не менее твердо проговорил Федор, - шкуру неубитого…  Надо сначала посмотреть дом-то. Что и как там внутри. 
- А чего ж – завсегда готовы, - тут же ответил Лев Иванович. – Айда-те, пройдем!
И все гурьбой двинулись вдоль забора к печальному потемневшему строению. Ржавый амбарный замок открылся после значительных усилий Льва Ивановича, и только тогда, когда в ушко ключа в качестве рукоятки вставили большой гвоздь. Внутреннее убранство помещения, разделенного перегородкой, составляли старый колченогий стол, наполовину пустая этажерка с книгами, подернутыми пылью, и потертый деревянный диванчик, больше тяготеющий к садовой скамейке.
- Прежние хозяева обещали забрать все это, да никак не соберутся, - прокомментировал Гущин. – Но можно просто выставить все во двор. Отправить бы на дрова, да вдруг они хватятся имущества.
- Н-да, - протянул Федор, оглядывая интерьер с затянутыми паутиной углами. – Самая большая ценность тут – эта кирпичная печь. Ее-то, я думаю, они перемещать не станут?
- Не станут, вестимо. А хорошо бы, - сколько места освободиться может!
Состоянием пола и потолка арендаторы остались как будто довольны, и лишь маленькие подслеповатые окна им определенно не понравились.
- Придется, пожалуй, окна переделать, - резюмировал Андрей, - вставить европодобные, хотя бы в торговом зале.
- Это да, - согласился Федор.
- Непременно, - поддержала Валентина. – Да и дверь достойную надо. В подсобке уж пусть будет старая.
- Покраска, побелка, освещение, полки, прилавки: расходов немерено, - задумчиво изрек Федор. – По-моему, Валя, арендную плату в семь с половиной мы при таких делах не осилим, а?
- Нет, не осилим.
- Где там! – высказал свое мнение и Андрей.
Лев Иванович пожал плечами, но его супруга выказала некоторые признаки паники. Хотя и тщательно скрываемые:
- Так ведь только что староват дом, а ведь все целое. Лишь приличный вид навести! Потолки высокие – не чета современным квартирам, половицы – в полбревна, на них хоть трактор ставь, выдержат.
- Ну, тракторами мы в обозримом будущем торговать не станем, пожалуй, - резонно заметил Федор, а Валентина вдруг спросила:
- А не завалялись ли где в кладовке старые коврики, гобелены негодные? У меня есть поручение от музея древних ремесел – они собирают всякое старье.
- Посмотреть можно, - ответила Гущина, да только там, по-моему, ничего стоящего. 
Все-таки они вдвоем отправились в обширный чулан, где обнаружилось довольно много рухляди. Но на это обстоятельство гостья напирать не стала, а все внимание обратила на свертки старого текстиля, сваленные в дальнем углу. Женщины принялись их разбирать и – о радость: среди ненужного хлама проглянул красочный уголок шпалеры. Это оказался безворсовый ковер, изготовленный из чего-то наподобие шинельного сукна или тонкого войлока. Краски потускнели, но все-таки произведение читалось вполне отчетливо. Здесь был изображен охотник в высоких болотных сапогах и короткополой шляпе с пером под лентой; стоя по колено в болотной траве, он целился из ружья в пролетающую утку. Тут же обреталась и его рыжая собака. Серые облака отражались в зеленоватой воде. Валентину охватил восторг, который она подавила большим усилием воли.
- Вот эта вещица, я думаю, подойдет, - сказала она, - хотя музейщики – привередливые люди. Им подавай вещи из дворянских усадеб. Так много ли их осталось?
Лев Иванович, заглянувший в чулан, неопределенно хмыкнул, а его супруга заметила:
- Когда-то такая вещь была украшением дома. Помню, у нас на стене гостиной висела наподобие этой. Гости, когда появлялись, рассматривали.
- А что с ней стало потом? – полюбопытствовала Валентина. – Потерялась?
- Так, наверное - столько лет! Дома того уж нет, он стоял в нижнем селе. Топило часто, так и забросили его.
- Жалко. Хотя кому теперь такое нужно? Даже музейщики капризничают: то им не так, другое – не этак! Но взять мне этот коврик придется, если уступите. 300 рублей я могу предложить.
- Что, Иваныч, уступим? – обратилась к Гущину его половина.
- Да конечно! На кой он нам? Были бы мы крохоборы…
Таким образом, вопрос с приобретением раритета счастливо разрешился. Оставалось окончательно договориться об оплате за аренду помещения и, в конце концов, и с этой задачей договаривающиеся стороны справились, остановившись на шести с половиной тысячах рублей в месяц. Валентина не стала упорствовать, поскольку очень утешилась приобретением грубошерстного ковра, а Гущина – тем, что все-таки удалось выговорить себе полторы тысячи арендных денег сверх предложенной приезжими суммы.
Теперь уж ничто не мешало последним перевести дух и немного расслабиться, несмотря на то, что впереди ждали напряженные будни.
- Поехали уж, наконец, на природу! – возопил Андрей. – Сколько же можно работать! У меня печень начинает пошаливать. Или что тут – желудок? На природу!
- На рыбалку! – подхватил Федор. – Когда я последний раз рыбачил?
- В рыбном магазине, - подсказала Валентина.
- Вот-вот, скоро дойдет до этого, - отвечал он, не подозревая, насколько близок к истине.
Миновав нижнюю деревню, где осталось уже немного обитаемых жилищ, предприниматели поднялись вверх по реке километра на четыре от Березового, и здесь остановились лагерем, выбрав подходящее место. Высокий берег отступал от воды, оставляя вдоль нее широкую песчаную отмель, в конце которой он вновь нависал над водой, затеняя небольшой омут с пробегающими воронками. Под обрывом противоположного берега, в тени, еще виднелись льдины.
- Мечта поэта! – шумно выдохнул Андрей и бросился вынимать снасти.
- Жалко, нельзя искупаться, - с сожалением сказала Валентина.
- Даже и загорать пока рановато, - отозвался Федор, выбирая место, где можно развести костер. – Раньше в это время – уже почти лето. Ребятишки-то купаются, до посинения, потом бегут к огню греться. И снова в воду. Ну, мы-то уж от этого воздержимся, да Валя? Тем более, времена не те.
- Придется.
Андрей между тем, вооружившись спиннингом, хлестал тихий плес блесной, раз за разом забрасывая ее все дальше и спускаясь вниз по течению, пока путь не преградила грязевая канава. В азарте он стал даже немного заходить в воду, насколько позволяли кроссовки и один раз бросил блесну в заросли осоки на другом берегу. Но это мало помогло: рыба не клевала. Обещанная сгоряча Андреем  уха грозила не состояться, при том, что Федор быстро развел костер и пристроил над ним котелок. Имелось в виду, что поварскую часть мероприятия возьмет на себя Валентина, а потому он быстро извлек из своего рюкзака две донки и поспешил к омуту, где и закинул их, забравшись в кусты над водой. Тут, в тени, было холодно, хотя день только начал переходить в вечер. Все-таки Федя просидел здесь на коряжине порядочное время,  наблюдая за удильниками-сторожками, воткнутыми в берег. Но они не проявляли никаких признаков жизни. А  где-то неподалеку плескалась рыба, и, судя по шлепкам, не самая мелкая. Время от времени он выходил ненадолго из своей засады и смотрел на отмель. Андрей, не добившись, никакого результата, ушел вверх по течению, выискивая места, где можно орудовать спиннингом. Валентина хлопотала возле костра.
На исходе первого часа не слишком бойкой рыбалки один из прутов-удильников дрогнул и стремительно согнулся. Отупевший от долгого пустого ожидания поклевки рыболов едва ее не прозевал. И хотя поспешил выдернуть прут и сделать подсечку, все равно опоздал – слишком быстрая попалась рыба. Лишь на мгновение он почувствовал рывок и ее тяжесть, в следующий миг леска с грузилом и пустым крючком вознеслась из воды и запуталась в кустах. Чертыхаясь, Федор трясущимися руками вызволял снасть из переплетения веток, одновременно кося глазом на вторую донку, метрах в пяти: вдруг подошла стая? Но тонкий кончик удильника оставался недвижимым. Справившись с удочкой и вновь закинув ее, он просидел около еще минут 20 и, не дождавшись поклевки, отправился к костру погреться. Еще только приближаясь к нему, почувствовал восхитительный запах ухи, так что в животе заурчало. Ничего себе: когда же это Андрюха успел изловить рыбу, а Валентина – ее сварить?
- Привет Валя! Я тут удивился: Андрей-то наш – фартовый! Я вот ничего пока что не поймал. Одна только рыба клюнула, здоровая! Но сорвалась, зараза.
- Не знаю, как у Андрея, - неопределенно отвечала Валентина, помешивая варево. – Да вот и он сам!
И точно: из дальних кустов показался фартовый рыбак: в одной руке он нес спиннинг, а в другой не нес ничего.
- О-о, да ты, Федя, я вижу – удачливый промысловик! – воскликнул он на подходе, устало переставляя ноги. Я километра полтора выше по течению облазил  и –  ничего! А как пахнет!
Федор недоуменно посмотрел на него, а Валентина засмеялась:
- Самый фартовый рыбак тут – я! Правда, рыба красная, такая здесь не водится. Голец. По 450 за килограмм. Но с приправами, я думаю, сойдет.
- Где же ты его добыла? – обескуражено вопросил Федор. – Прилавков тут вроде нет.
- Ну, еще бы. Городская рыба, у себя поблизости от дома купила поутру. А что – жары, думаю, нет, не протухнет. Она и не протухла. Потому что знаю я эти рыбалки! Хорошо еще, что вы без спиртного, а то до удочек дело бы и вообще не дошло!
- Ха, - проронил Андрей, - это ты ловко! Тогда понапрасну мы лазили по кустам.
- Ну почему же: развеялись, размялись, надеюсь, нагуляли аппетит на свежем воздухе.
- Это уж точно. Я, кажется, целую белугу бы съел, - заявил Андрей и уселся прямо на песок, скрестив ноги.
- С белугами в наших краях проблемы, - заметил Федор, но мне здорово уже нравится и эта уха.
Валентина, не мешкая, сняла котелок и наполнила одноразовые миски огненным варевом, от которого валил пар. Хлеб был уже нарезан и положен на расстеленную газету; тут же лежали и ложки.
- Ну, Валентина, цены тебе нет! Тушенка с кашей тоже вещь, но мы-то приехали на рыбалку! А у меня где-то… - Андрей, с кряхтением встав на четвереньки, погрузил руки в свой баул и извлек оттуда бутылку коньяка, которую торжествующе вертел во вскинутой руке.
- Это да! – одобрительно крякнул Федор. А пить как – из горла будем? У меня в машине-то есть стаканчик…
- Я так и знала! – сказала Валентина и из своего походного пакета извлекла стопки, завернутые в салфетку. – Но как ты сядешь за руль?
- Да уже будут потемки. Ночью все нормальные люди отдыхают. Дэпээсники – тоже.
- И что нам этот коньяк – что слону дробинка, - встрял Андрей. – Вот приедем, там уж отметим сделку как следует!
- Так нечего еще широко отмечать, - засмеялась Валентина. – Когда еще в магазин потекут толпы покупателей.
- Ну, какое-никакое, начало есть. Да и у твоих ковров начинается клев. Как же не поощрить удачу!
Предоставив им так забавляться, Федор приступил к ухе.
- Эх, хороша! – прищурился он, как кот, сделавший хороший глоток сметаны. – Горяча только очень. Ну же, Андрюха, наполняй!
 Придвинувшись поближе к столу, приятель немедленно выполнил просьбу.
Несмотря на то, что вечер накрыл речную долину быстро, а с ним потек сюда и холод, просидели они у костра долго. Когда перед отъездом Федор пошел снимать закидушки, на одной из них оказался большой темно-зеленый окунь.
- Ну что, заночуем? – торжествующе крикнул он, приближаясь к биваку. – Поставим снова варить уху, теперь из речной, самой лучшей рыбы! – И он поднял на обозрение свою добычу.
- Хорош окунек, - оценил Андрей. – Только как же его чистить в потемках?
- Я, кажется, переела, - призналась Валентина. – Может, отложим ночевку?
- Вот и старайся для вас, - вздохнул Федор и закинул окуня в свой рюкзак.
                ***
                Глава 6
Кабановы приняли гостя со всей возможной приветливостью, несмотря на то, что у главы поселения остался неприятный осадок после беседы с Копыловым в администрации. Прямо надо сказать, дрянноватый осадок, будто он съел большой кусок прошлогоднего сала без соли. Жене об этом обстоятельстве он ничего не сказал, и она старалась как следует попотчевать старого знакомого мужа.
- Ах ты, беда какая! Рыбы-то нет в запасе! Вы пока поговорите, а я быстро до магазина схожу. Тут рядом, - пояснила она Копылову.
- Не торопись, у нас не горит, - обронил Федор Федорович. – Да не бери ты эту несчастную семгу: с нее жир так и течет! Даром, что как бы копченая. В подсолнечном масле, что ли, ее вымачивают?
- Скорее уж – в пальмовом, - засмеялся Копылов. – Дешево и так же жирно, пожалуй, даже еще жирней. Да вы бы, хозяюшка, не беспокоились – и так стол заставлен!
- Ну, без рыбы как-то сиротливо он смотрится. Я сейчас.
- Так никакого толку не добился я, Федя, у этого Сумайкина. Кондовый пень, извини, пожалуйста. Вообразил себе, что заботится о народе. Местном. Дескать, как же без зоны отдыха. А остальные люди что – не народ? Они отдыхать разве не хотят? Хоть и приезжие. Везде гоняются за туристами, рвут подметки, чтобы заманить их. А этот Сумайкин и слышать ничего не хочет. Уперся, как бык. Что делать-то, Федя?
Тут, учащенно дыша, торопливо вошла Лидия Петровна, и вопрос остался без ответа.
- Ну вот, теперь другое дело, - удовлетворенно произнесла хозяйка и выложила на стол сверток с тешой горбуши. – Ты пока нарежь, Федорыч! – и она принялась стаскивать узкие сапоги.
- Вот это нормальная рыба, - резюмировал Федор Федорович, развернув хрустящую пленку: в меру сухая, и почти без сала. – И он быстро напластал рыбу на разделочной доске.
- А вот это вам, - сказал Копылов, когда кончив хлопотать, Лидия Петровна присоединилась к мужчинам, - и протянул ей большую коробку шоколадных конфет. – С парфюмерией-то я мог бы ошибиться!
- Не говори, - поддакнул Федор Федорович и открыл бутылку конька.
- А где нынче сын? – поинтересовался Сергей Иванович, когда они выпили и закусили.
- Так собирается в армию.
- Что, военное училище себе выбрал?
- Какой там! Срочную служить будет.
- Вот те раз! Так а кому это нужно?
- Вообще-то никому. Но так сложилось.
- А у тебя подступов к военкому нету? Знаком ведь, я думаю?
- Ну, само собой. Без конца всякие мероприятия, в том числе и по линии военкомата. Да еще пристроил я его быка тут на пастьбу.
- Быка? Какого быка?
- Ну, обыкновенного. Быков он держит, уж который год. Отдал пастуху теленка, бычка то есть, осенью забрал и – на мясо. Не покупать, все экологично и почти бесплатно.
- Я думал, такие в категорию нуждающихся не входят. Могут оплатить мраморную говядину без проблем.
- Но чего же раскидываться деньгами? Я тоже быка сдаю человеку на воспитание. Никакого криминала. Рассчитываемся честь по чести.
- Хм, здорово! Я и не знал. Ну, раз ты такой близкий к военкому человек, что бы ему не посодействовать освобождению твоего парня от армии?
- Вот и я о том же говорю! - встрепенулась  Лидия Петровна. – Уж и Федоровичу сколько раз говорила, и Сашке! Все без толку!
- Ну вот как я буду отпрашивать парня от армии? – не выдержал Федор Федорович. – Я вообще клянчить не привык.
- Вот, - с печалью в голосе сказала Лидия Петровна. – Люди-то просят, и ничто.
- Конечно, - поддержал ее Копылов. – Ты, Федя, считай, что он тебе обязан. Ну и пусть постарается. Если он, конечно, понимающий человек, а не Дыня.
- Какая дыня?
- Да это к слову. Понимаешь, после военной кафедры проходили мы, парни, сборы, чтобы получить лейтенантское звание. Ну и вот, все нормально, дедовщины не наблюдалось никакой у нас, потому что все отучились вместе пять лет. Со строевой, с огневой и прочее – полный порядок. Но не понравилось нам столование в той части. Что правда – к завтраку выдавался кусочек сливочного масла, маловатый кусочек. Да его никто и не взвешивал – может, он вдвое не дотягивал до нормы. Да фиг с ним. Но вот первое на обед – это было свинство. То есть залежалая свинина, хранимая, наверное, со дня образования интендантской службы. Она представляла собой мослы и пожелтевшие куски сала, которые даже сваренные, хрустели, как спелая брюква. Ну и еще кое-какие заморочки. И отказались однажды есть этот обед. Что началось! Прибежали откуда-то замы командира – по снабжению, боевой, по политвоспитательной работе, вызвали начальника военной кафедры. Построились перед этой столовой и замкомандира части Дыня начал разнос, весь белый. Тогда думали – от злости, а после доперли – от страха. Ну, как узнает высшее начальство? Ну и вот.
- Вы понимаете, какое подлое дело совершаете? Вы устраиваете бунт! – и закатывает глаза. – За это – под трибунал. Что вы о себе возомнили? Бунт – это вам не просто так! – и пошел, и пошел!
А мы-то воспитанники социализма, почитатели революции. Разин, Болотников, Пугачев – народные герои! Бунтари. Броненосец Потемкин… Бунт это хорошо, это замечательно! Долой дармоедов! Так учит история и марксистско-ленинская философия. Чего же нужно заму комполка? Чего этот дурак хочет добиться? Так ничего и не поняли, кроме того, что бунт – это хорошо, когда где-то далеко или давно, а здесь и сейчас – сплошная измена. И неописуемая подлость по отношению к отцам-командирам.
- И что потом? – спросил Федор Федорович.
- Слышно околицей, что зампотылу настучали по шее. Но все по-тихому, без шума. Масляный кубик вырос, а брюквенное сало почти перестало появляться.
- Ха-ха, сказал Кабанов. -  Ну, видишь, есть же все-таки какой-то порядок. Служат ведь люди! Скоро призыв.
- Так и Сашка туда же, - продолжала делиться печалями Кабанова. – Без армии никуда, говорит, на работу не устроишься. И что же, говорит, я буду пустые бутылки собирать? Так их не принимают.
- Или, говорит, только в киллеры пойти, - засмеялся Федор Федорович.
- Ну, это, наоборот, бесполезно. Тут как раз нужна военная подготовка. Или хотя бы биатлонная.
- Он даже рогаткой-то особенно не баловался. М-да. Ну что же это мы все о заботах, да о невзгодах. Давайте-ка, выпьем еще раз за встречу!
И они вдвоем выпили, а Лидия Васильевна, даром, что растревожила душу, только пригубила. Зря это, конечно. Однако же об обязанностях хозяйки она не забывала и то и дело приглашала их закусывать, забывая, что при обилии закуски возрастает и объем выпитого. Осадок на душе Федора Федоровича постепенно рассасывался под воздействием дружеского участия гостя. Засиделись за полночь – назавтра был выходной, и несколько расслабиться казалось вполне уместным. Разговор, как водится, шел в основном уже о пустяках, рассматривали дежурные темы: изумлялись вконец распоясавшейся погоде, решениям ряда министерств, привычно порицали дурные дороги. Расстались, утром, несмотря на все прежние нестыковки по важным вопросам, вполне по-приятельски.
- Ну, я к тебе как-нибудь еще заскочу, - заявил на прощание Копылов.
- Конечно! – почти искренне выразил радушие Федор Федорович.
             Сашка же Кабанов, срезавшись на экзамене по математике при поступлении в политех, готовился к службе в армии. Справедливости ради, надо сказать, что к этому ответственному этапу в своей жизни он не готовился никак. Хотя и занимался тяжелой атлетикой, к чему его склонил приятель, Пашка Козин. Пашка армию уже отслужил и, покуролесив на радостях с полгода, взялся помогать своим старикам. До пенсии им не доставало еще порядочно лет, но здоровья, наряду с работой заниматься еще подсобным хозяйством не хватало. А без этого какой же ты сельчанин? Просто-напросто – бездельник. Тунеядец, как говорили в старину. Молодой Козин работал на тракторе, который приходилось  поначалу больше ремонтировать, чем выполнять на нем необходимые агромероприятия. Зимой нужда в них совсем отпадала, и Пашка занимался только вывозкой заготовленной древесины с лесоделяны, которая принадлежала фермеру из нижнего села. Деляны кому попало не давали, но фермеров, во-первых, положено было поддерживать в их трудах, а во-вторых, с директором лесхоза у этого агрария имелись какие-то свои взаимные симпатии. Понятно, что не на пустом месте, поскольку изготовленный пиломатериал продавался по более, чем выгодной цене. Летом Пашка трудился на полевых работах. В наступившем году в лесной отрасли произошли некоторые изменения, и теперь уже фермеру не светило обзавестись новой лесоделяной: дорабатывалась старая.
              - Да на фиг мне сдалось тогда это зерновое производство! – ворчал он. – Зерно сушить – плати, да еще его возить туда и обратно надо, солярка дороже молока, да еще тут стеблевая ржавчина! Пойду на биржу! Буду плевать в потолок.
              Перспектива остаться без работы Пашку не радовала, и он подумывал уже метнуться в город. Но пока торопиться не стоило: на руках подсобное хозяйство, состоявшее из коровы и полудюжины свиней. Если это поголовье удвоить, можно обойтись и вообще без трудоустройства. И хоть фермер платил за работу не очень щедро, однако Козин получал после уборки урожая еще три тонны зерна и потребное количество соломы. Без этого держать хозяйство не имело смысла. Отдушиной среди этих и других мелочных забот стала для него тяжелая атлетика. Ремонтируя гусеничный трактор, он шутя ворочал неимоверно увесистую коробку передач, а однажды волочил целую гусеничную цепь. Тут его и посетила мысль заняться перемещением тяжестей, померившись силами с известными тяжеловозами. Особенно привлекала идея таскать большие самолеты. Вершиной виделось передвижение такого металлоизделия, как ИЛ-76, вначале нетто, а затем и брутто – наполненного под завязку тяжелой военной или дорожной техникой.
Тренировался он самозабвенно,  без отпуска и праздничных каникул. Понятно, что такой увлеченный человек не мог не привлечь внимания изнывающего от безделья Александра Кабанова, который и напросился к нему в ученики.
- Но только без дураков, - поставил условие гуру. И потекли дни напряженных тренировок. К исходу второго месяца призывник уже пятнадцать раз подтягивался на перекладине и запросто жал двухпудовую гирю, хотя имел гораздо более скромную комплекцию, нежели Павел Козин. Последний поднимал эту гирю с привязанным к ней довеском в виде пудовой гири, а вскоре – две двухпудовые одной рукой.
- Ты ешь побольше, поменьше пей, - наставлял фанат отягощений молодого Кабанова. – Народ, может быть, со временем тебе памятник поставит.
- Сперва уж – тебе, - скромно говорил Сашка.
 - Я вчера свой трактор в тень руками закатил, чтобы ремонтировать. Заглох, зараза, а солнце начало припекать.
- Скорей бы лето, - невпопад ответил ученик и, подумав, добавил:
- Непременно тебе поставят. И рядом – ДТ-75.
- Может, и мне тоже поставят, - соглашался старший тяжелоатлет. И таким тандемом они занимались несколько месяцев. Все кончилось в один подлый момент. Дело заключалось в том, что Кабанов-то не планировал тягать грузовые составы и тяжелые самолеты, и позволял себе время от времени расслабиться. Особенно когда достиг 16 подтягиваний на перекладине. У него еще оставались в Новосельцеве друзья, потому что не все поступили в вузы – по разным причинам. И вот как-то зимой они собрались втроем на подледный лов рыбы. Конечно, чтобы не простыть, взяли с собой, кроме чая в термосе, еще и водку – дешевую, но все-таки сорокаградусную. И клев  начался почти сразу, но ловились все мелкие окуньки, чуть больше березового листа. Они изводили рыболовов до тех пор, пока те не плюнули на такой клев и не переменили место ловли, убежав на полкилометра выше по течению. Тут, наконец, перевели дух, потому что мелюзга не досаждала. Но не клевала и крупная рыба – вообще никакая. Воспользовавшись этим затишьем, решили поправить дело, привлекши на помощь горячительное. Призвать удачу. Но перед тем Кабанов наживил большой крючок окуньком из выловленных запасов, и опустил в лунку. Лишь только выпили по второй и принялись закусывать замерзшими пирожками, как сторожок на удочке задергался.
- Да это твой окунишка оттаял, - засмеялся один из приятелей, увидев, как Сашка встал в стойку. Но снасть сделала попытку нырнуть в лунку и тут уж Кабанов бросился к ней, тигриным прыжком одолев немалое расстояние. Тогда  и остальные поспешили к месту действия. Едва взяв леску в руки, рыболов понял, что торопился не напрасно: потяжки  и рывки добычи на другом конце были мощные и непрерывные. Опасаясь, что леска вдруг ослабнет, рыболов не мешкал, в ускоренном темпе перебирая ее руками и, выбрав момент, выбросил рыбину на лед. Это оказалась щука, не монстр, но все-таки почтенных размеров.
- Во, это наконец-то, рыба!
-  Килограмма на три потянет!
Тотчас же и в две другие лунки погрузились колючие зеленые рыбешки. Удачу немедленно отметили поднятием  тоста и принялись бдительно следить за удочками, но ни единой поклевки больше не последовало.
- Да ладно, - беззаботно сказал Сашка, - пора и по домам! Не ночевать же здесь на льдине.
 Никто возражать не стал, тем более, что начало подмораживать, а спиртное закончилось. Вернувшись к месту, где бойко ловилась мелочь, на минуту остановились, но снова начинать промысел не стали и пошли к машине. Тут ожидала их неприятность: старый УАЗ одного из приятелей, который доставил бригаду на реку, не хотел закрываться. То есть не закрывалась дверца со стороны водителя, видимо, хлебнувшая за время своей службы горя. Попросту язычок замка застрял в дверце и нипочем не хотел выщелкиваться.
- Вот еще незадача! – ворчал шофер. – Эта штука иногда без проблем работает, а то вдруг начинает вредничать. – И он принялся рыться в бардачке, чертыхаясь и роняя на пол какое-то мелкое железо. Наконец, отыскал короткий стальной бородок:
- Наверное, это сгодится. Надо выбить язычок на место. Но чем колотить?
- Что, никакого инструмента?
- Батина машина. Да он на ней только летом и ездит. Разве что кулаком, если в рукавице?
- Ну, ты даешь! Может, щука подойдет? Она задубела, хорошая колотушка! – Кабанов достал рыбину и постучал о порог автомобиля. Звук получился, как от удара железа по железу.
- А что, пойдет. Ты подержи бородок вот так, на край язычка ставь, а я ударю.
Сашка приставил бородок к капризной железке, а приятель ударил – несильно, для пристрелки. Бородок соскользнул, язычок замка остался на месте.
- Ну, теперь вдарим, как следует! – сказал водитель и вдарил. Бородок со звоном вылетел из руки Кабанова, а сама рука приняла основную силу удара замороженной щуки. Он согнулся от боли, схватившись за раненую руку другой, и начал материться. Двое вертелись рядом, охая и тоже матерясь. В Новосельцево они доехали, заклинив дверцу тряпкой; пострадавший вошел домой, держа под мышкой полуметровую щуку, и дуя на кисть руки.
Мать всплеснула руками и принялась оказывать первую помощь, а отец махнул рукой, процедив сердито:
- Р-рыбаки!
Рыба, несмотря на все, имела высокие вкусовые качества, что же до руки младшего Кабанова, то посредством рентгена на одной из костей конечности обнаружили микротрещину. А кроме того, что-то сместилось в суставе. Трещина скоро зажила, а непорядок с суставом никак изжить не удавалось. Чего только не делали: и компрессы, и прогревания, и массаж, даже иглоукалывание. Никак! Обратились, наконец, к бабке-костоправке, проживающей в райцентре, и она несколько наладила руку, предупредив, что потребуется еще один сеанс – через месяц. Ввиду всех этих обстоятельств тренировки Александр отложил до лучших времен. Пашка, оставшись на спортивных полях в одиночестве, приуныл, и решил, что пора выходить на свет. Он обратился к физруку школы Коломейцеву с просьбой посодействовать.
 – А что ты, Паша, можешь? – спросил тот.
- Да вот… - Козин подошел к груде железа и выбрал подходящий набор.
Оценив способности Павла, поднявшего правой две гири по 24 кило пять раз, наставник юных физкультурников немедленно связался со спорткомитетом районной администрации, и там пошли навстречу энтузиастам. Перво-наперво вызвали физрука вместе с Пашкой в райцентр, где освидетельствовали физические возможности новосельцевского тяжелоатлета. И, оставшись довольными, предложили ему на первых порах переместить на несколько метров грузовик, например, ЗИЛ-130. Козин согласился с условием, что самосвал будет груженый, а если с погрузкой проблемы, то лучше он будет тащить трактор К-700. Тут кто-то выразил сомнение по поводу того, удастся ли еще найти такой раритет. И точно: старые трудяги ЗИЛы все куда-то пропали, решили, как предлагал Козин, использовать «Кировец». Но ближайший дислоцировался у фермера за 30 километров от райцентра, и гнать его ради минутной потехи в такую даль владелец отказался. Тогда прибегли к помощи местной дорожной службы, попросив КАМАЗ. Тоже достойный тяжеловес, уж никак не хуже ЗИЛа. И вот, в погожий полдень среды собрались члены жюри в числе трех работников спорткомитета, Коломейцев, Сашка Кабанов, составлявший группу поддержки, КАМАЗ и, разумеется, бенефициар Пашка. Заготовили хороший канат, наподобие того, каким швартуют суда, уложили пятиметровую лестницу перед выбранной строго горизонтальной площадкой. Лестницу укрепили путем забивания в грунт полуметровых крюков. Козин впрягся в сбрую и изготовился к старту, приняв легкоатлетическую стойку и держась за перекладину лестницу. По команде старшего он крякнул, напряг мышцы и сделал всем телом движение вперед. Натянулся, как струна, канат, скрипнула, лестница, на лбу атлета мгновенно выступил пот, но грузовик не сдвинулся с места ни на йоту. Подавшись назад, Павел хотел сорвать машину с места мощным броском, но результат остался прежним: груда металла будто приросла к земле, колеса не шевельнулись. Еще две попытки закончились ничем. Спортсмен изнемог и с трудом освободился от хомута, обессилено уселся рядом с лестницей и дышал, как загнанная лошадь. Он надсадил спину. Зрители сочувственно молчали. Никакого результата зафиксировано не было. Все разошлись. Последним ристалище покидал водитель победившего в схватке КАМАЗа. Он тоже принадлежал к отряду районных силачей-гиревиков, хотя до Козина ему было далеко. Поэтому, подогнав грузовик на указанную площадку, он поставил его на ручник. По рассеянности, наверное. А может, и нет – все-таки он не являлся уроженцем Новосельцева. Что и повлекло за собой столь печальные последствия. Как-то, уже время спустя, в своем селе Павел пригласил на окраинную улицу Коломойцева. Он не сказал, зачем, но учитель физкультуры пришел. На дороге стоял КАМАЗ фермера, у которого работал Козин. На этот раз отсутствовала лестница и канаты, никто не расчищал площадку. Паша взялся обеими руками за крюки и потянул, скривившись слегка от боли в спине; оранжевая громадина медленно поползла по его следам. Затем он остановился и принялся толкать грузовик обратно, поставив его на прежнее место. Коломойцев смотрел, широко раскрыв глаза. Встретившись с ним взглядом, Паша повел плечами. Физрук подошел вплотную к нему, пожал руку и сказал:
- Свинство было.
 Тот кивнул в ответ. Больше он не ворочал двухпудовые гири. Хотя так же, как и прежде, занимался домашним подсобным хозяйством и продолжал работать на тракторе.
Сашка Кабанов, прознав про этот эксперимент, ненадолго отлучился в райцентр, а вернувшись, сообщил Павлу:
- Тот КАМАЗ, который ты тягал в райцентре, мужик ставит дома. Там дорога асфальтировалась уже раза  два, и поднялась чуть не на полметра. Так что грузовик стоит накренившись.
- И что? – спросил Козин.
- Я подумал, что если немного еще поддомкратить, а потом ты бы подтолкнул его, он как раз завалился бы в палисад. Пусть бы товарищ потом с ним возился!
Пашка засмеялся:
- Да ну его на фиг! Это уж детство какое-то. Этот парень когда-нибудь получит сполна. Дрянь, потому что.
Сашка был глубоко разочарован.

                ***
                Глава 7
Виктор Петрович, проводивши посланницу музея и сопровождавших ее лиц, предался воспоминаниям, связанным с изобразительным искусством. Рисовать он начал в незапамятные времена, сколько себя помнит. Конечно, и все порядочные карапузы любили орудовать карандашом, но с течением времени эта страсть сама по себе уходила, не оставляя по себе никакой печали, у Сумайкина же – нет. Поначалу он рисовал на книгах, имеющихся дома, и его каракули на драгоценных изданиях очень сердили домашних. Но эти труды имели и положительный результат: Витьке стали покупать альбомы из тоненькой сероватой бумаги. Этого, конечно, не хватало. К неописуемой своей радости, он нашел на чердаке школы, где собирал с приятелями дохлых голубей, кипу старых, не до конца исписанных тетрадей. В некоторых листы уже пожелтели, и все они покрылись изрядным слоем пыли. Забыв про приятеля и голубей, юный Витя Сумайкин сграбастал этот сказочный клад и уволок домой. Этого ему хватило надолго. На уроках рисования одноклассники, переболевшие уже изобразительным искусством и приобретшие против него иммунитет, просили нарисовать им очередное задание учителя. На переменах он успевал сделать это для половины класса. Само собой, учитель поражался присутствию в тетрадях учеников совершенно одинаковых рисунков. Но больше для виду, давно уже вычислив их автора. Однако мер никаких не принимал, справедливо полагая, что художниками все никак не могут быть, да это им и не пригодится, не то, что морфология. Ученики же тем более считали этот предмет пустяком, как, впрочем, и все изучаемые дисциплины, созданные единственно для того, чтобы заморочить им головы. Когда уж Сумайкин окончил школу, времени для рисования не осталось, потому что приходилось грызть вузовский гранит. Хотя он посещал кружок декоративно-оформительский, или что-то в этом роде, предполагая, что где-то тут должна будет присутствовать и живопись. Но мастер-классы представляли собой приобретение навыков написания афиш, объявлений, заголовков к стенгазетам и прочей чепухи, которая требовала неимоверного количества времени и корпения. И он бросил это дело. Зато однажды в музее увидел выставку деревянных поделок какого-то заезжего художника, и очень впечатлился ею. На каникулах между сессиями, приезжая домой, попробовал резать по дереву и сам. Между делами хозяйственными, которых в деревне летом всегда в избытке. Скульптура, как выяснилось, требовала не меньшего тщания, чем и написание разноцветных букв в поздравительной стенгазете.         
После окончания экономфака он отслужил срочную, несколько лет проработал в городе, но затем вернулся в Новосельцево, куда звал его глава администрации. Тут его поразила Маша Петрова, учившаяся на два года позже него, и вдруг стремительно повзрослевшая. Она получила бухгалтерское образование и работала уже в сельской администрации, когда он прибыл сюда. Маша, как он помнил по школе, никогда не отличалась вредностью, вкупе с ее теперешней красотой она очень приглянулась Сумайкину. Даже чрезвычайно приглянулась, и скоро они сыграли свадьбу.
- Вот интересно, - рассуждал Виктор, - есть два человека, на Земле, предназначенные друг для друга. Логично бы предположить, что если один из них проживает в здесь, это почти середина России, то другой должен обретаться где-то в Чили, или Австралии, на худой конец. А тут сразу оба – в Новосельцеве. А?
- Будем разводиться? – в тон ему отвечала Мария, и они начинали смеяться.
Среди рабочих будней, занятий с первенцем Сергеем и подсобным хозяйством, не скоро выбралось время для обращения к старым хобби. Поскольку из рисунков карандашом в ученическом альбоме Сумайкин уже вырос, следовало перейти к живописи на холсте. Но пока что такое представлялось невозможным: занятие это требовало немало времени, даже и одна картина не могла быть написана за неделю-другую, если только не орудовать левой ногой.  И малолетний Сергей нипочем бы не оставил мольберт  и палитру без внимания, а масляные краски очень плохо отстирываются. Поэтому живопись старший Сумайкин оставил на потом и занялся деревом, работая с осиной, а затем и с березой, которые не скалывались, подобно сосне, и не имели смолистых прослоек. Поделки расходились по друзьям и знакомым, имелись в Доме культуры и школьном музее. Из школы как раз Виктору Петровичу и поступило предложение организовать и вести кружок по прикладному творчеству. Имея вполне нормированный рабочий день, он согласился. И чего только не делали кружковцы на своих занятиях: детские стульчики с резьбой, устрашающие маски, фигурки домашнего скота и диких обитателей окрестных лесов и лугов! Все это выставлялось и на ярмарках, проходивших в Новосельцеве на масленицу и на День села. И многое их этих творений украшало местные интерьеры, а кое-что – и чертоги приезжих чиновников, которым вручали наиболее удачные поделки в качестве памятных сувениров. Этим увлекся и второй сын Сумайкиных – Сашка. В мастерской отца в сарае он выпиливал и вырубал крупные формы. Правда, недоставало ему терпения и из этих форм доведены были до финиша лишь полутораметровый орел, сидящий на пеньке, и дикий кабан с чудовищными клыками, вызывающими глубокое уважение. Справедливости ради надо сказать, что хвост у него в процессе изготовления произведения отломился, но и без хвоста он был очень хорош, учитывая размеры. Тут старшего Сумайкина посетила замечательная мысль объединенными усилиями самодеятельных скульпторов Новосельцева создать галерею крупномасштабных фигур – то есть, в натуральную величину. Конечно, речи не заходило о ваянии диплодоков и китов-полосатиков – тут виделось присутствие привычных животных и, разумеется, людей, но не каких-то конкретных личностей. Не возбранялось создание насекомых – но этих в увеличенном масштабе, чтобы можно было их видеть на расстоянии. Что и говорить, ученики Виктора Петровича с энтузиазмом встретили его предложение и, забросив мелкие поделки, переключились на большие формы. Труд оказался нелегким, а кроме того, Сумайкину следовало особо следить за соблюдением техники безопасности, поскольку теперь приходилось иметь дело с электропилами, а также пилами бензиновыми, топорами и прочим травмоопасным инструментом. С ним работали давние, взрослые выпускники кружка, не потерявшие интерес к этой забаве; младшие же, школяры, занимались шлифовкой, склейкой и другими менее опасными и совсем не опасными операциями. Сам Виктор Петрович подавал пример, и нередко трудился по утрам, до рабочего дня, если требовалось ускорить создание очередного произведения. День, конечно, отводился более серьезным, привычным для глаз односельчан делам – выполнению штатных трудовых обязанностей, семье и подсобному хозяйству. Вечерами же, случалось, тут работали два-три, а то и четыре человека, обременяя себя необязательным трудом. Но на пустоши, где задумывался кульурно-развлекательный кластер, месяц за месяцем появлялись все новые деревянные скульптуры, созданные объединенными усилиями энтузиастов. Удивительно: никто в Новосельцеве не покусился на галерею, и все произведения сохраняли свой первозданный вид, не считая бурой и черной шерсти на деревянных заусеницах, оставленной крупным рогатым скотом при чесании боков о древесину.
В конце концов, получив из вышестоящих органов соответствующие директивы, дирекция школы спохватилась и даже пришла в расстроенные чувства: ведь у руководителя художественно-прикладного кружка нет педагогического образования! Правда, и судимости тоже отсутствуют. Да мало ли что: вдруг он между делом воспитает таки преступников-рецидивистов? Без педобразования, потому что. Да и просто нелояльных. И Виктору Петровичу намекнули, что внесши неоценимый вклад в дело скульптуризации Новосельцева, он теперь может и отдохнуть. Заслужил. Предполагалось, что если с возрастом его мыслительные способности, быть может, ослабли, следующее предложение сделать открытым текстом. Но Сумайкин никаких способностей не утратил и буквально тут же написал заявление и расстался с выпестованным им кружком. Тоже и директора можно понять, ведь он ответственен за всю школу во всех ее проявлениях. Недаром же занял такую ответственную должность. Местные уроженцы, новосельцевские учителя при разности характеров имели одну общую черту – не отодвигать товарищей, а тем более, не подсиживать. Топорков же, направленный сюда райотделом образования, имел нрав беспокойный и ищущий. И довольно скоро занял директорское кресло. Местные, конечно, не пришли в восторг, но что поделаешь! Зато было кому говорить столь необходимые при воспитании юных граждан речи.
- Мировое сообщество переживает непростые времена, - говорил Топорков на торжественной линейке. – Хорошо, что нас это не коснулось. Но, однако, надо учитывать испортившийся в последнее время климат в нашей местности, вследствие чего запаздывает созревание пшеницы и творога, участились случаи травматизма по причине гололеда, увеличивается учебная нагрузка. Все эти и другие вызовы обязывают нас сплотиться и дружно повысить успеваемость, как в каждом классе, так и в целом по нашей школе! После таких выступлений слова следующих ораторов выглядели бледными и пресными, и никто не говорил более двух минут, исключая Клавдию Тарасовну, которая могла говорить сколько угодно, и все с содроганием ждали, когда она попросит слова. Во всяком случае, жизнь здесь продолжалась. Только уже без Виктора Петровича. Тогда, слегка взгрустнув по своим школярам, он переключился на живопись. Имея под рукой мастерскую, прежде всего занялся изготовлением рам, поскольку их изобилие в продаже только начало обнаруживаться. Причем все это были пластмассовые изделия. Он же делал оклады из натуральной древесины. Построив их с полдюжины, принялся за подрамники и, когда и с этим делом покончил, перешел непосредственно к работе над холстами. О-о! Это занятие оказалось столько же захватывающим, сколько и нервным. И очень просто, потому что не всегда все получалось так, как виделось в воображении. Не всегда. И, можно даже сказать, довольно редко. Тем большую ценность имели моменты удачи. Тут уж откладывать кисти не приходилось, несмотря ни на что, и работать до полного изнеможения. А работу над скульптурами Виктор Петрович оставил бесповоротно. И если прибавлялось собрание фигур на пустыре у околицы, то очень редко, когда кто-то из давних учеников Сумайкина решал тряхнуть стариной. Живописные работы его имелись в сельской администрации, добирались до выставок в райцентре, но дальше того дело не шло. Уж слишком много повсеместно талантов. Их даже избыток. Мелкие деревянные поделки имели куда большую популярность и обнаруживались во многих домах поселения, крупные же ходу не имели: кто же потащит к себе домой изображение вепря в натуральную величину? Тут для лишнего кресла-то места не выкраивается. Однако же парк скульптур на склоне горы пользовался большим уважением, в том числе у гостей Новосельцева, которым неизменно показывали эту достопримечательность.
- У них там на Лбу столько скульптур! – восторженно рассказывал знакомым побывавший в Новосельцеве заезжий человек. Чем в первые минуты вызывал сомнения в своей адекватности. Конечно, галерея эта являлась фишкой села. Может быть, она-то и будила у некоторых желание создать тут развлекательный центр. Как-никак – уже не пустое место. Конечно, большинство истуканов мало напоминали творения Микеланджело, зато уж точно были самобытными и вполне колоритными. Тем более Виктору Петровичу, да и не одному ему, казалось совершенно неуместным отдавать их вместе с прилегающей территорией пришлым бизнесменам. А казалось бы, почему и не отдать? Ведь не даром. Все-таки странный он человек, Сумайкин. 
Между тем Виктор Петрович, растревоженный несколько посещением доверенной музея, воскресившей надежду показать его работы широкой публике, решил немного успокоиться. Средство для этого практиковалось широко известное, однако же в одиночку принимать его он не привык. Супруга тут никак не подходила: с какой же стати они станут выпивать вдвоем, да еще и без всякой причины? Убеждать ее в необходимости сеанса лечения не хотелось. Дойти разве до Гущина? Приглашал. Но опять-таки, не предупредив, как-то неприлично. Времена нынче не те, да и городские они, Гущины. Сам-то Лев кажется больше новосельцевским, чем его половина, даром, что на самом деле все наоборот. Нет, уж в следующий раз. А навестит он лучше Ивана Ивановича Патрикеева. Там можно без лишних затей, по-свойски – они знают друг друга со школы, стало быть, почти родня. Вот к нему-то Сумайкин и наведается. Давно следовало это сделать, потому что Патрикеев живет один, уж три года. Прежде-то, когда и жена его здравствовала, Сумайкины обменивались с ними визитами, а потом к Ивану Ивановичу заходил только один Виктор Петрович. Ну что, в самом деле, забыла там его половина? Сварить суп? Петрикеев и сам мастер по таким делам, поскольку старый охотник. Разве что одному себе жарить-парить неинтересно. Уборки особой ему не требуется, потому что и мусорить некому. На месте ли только он? Должен быть на месте. Виктор Петрович известил о своем намерении жену, взял немного денег, соленого сала и кус хлеба и покинул территорию усадьбы. Но направился он не к дому Патрикеева, а прочь из села, поднимаясь наискось по склону вдоль дороги, ведущей в Новосельцево. Тут он постепенно стал забирать вправо, где начинался мелкий кустарник, и скоро удовлетворенно прищелкнул языком: Иван находился на своем посту, на что указывало присутствие теленка. Самого Патрикеева не было видно, но теленок, привязанный длинной веревкой к колу, свидетельствовал, что и хозяин где-то рядом. И верно: на шум шагов из-за куста выглянул Иван Патрикеев, тоже свежий пенсионер. Правда, лицо его выглядело не особенно свежим, как отметил про себя Сумайкин, но у него и самого печалей на лбу оттиснулось не меньше. Вслед за движением Патрикеева потянуло дымком, и гость заметил прогоревший уже костерок, над которым висел закопченный маленький армейский котелок.
- Здравствуйте вам! – поприветствовал Сумайкин.
- И вам то же самое!
Они крепко пожали друг другу руки и похлопали один другого по плечам. Теленок, уже претендующий на звание молодого быка, вновь приступил к поеданию жухлой прошлогодней травы, сквозь которую тут и там пробивалась робкая зелень.
- Давненько, Иваныч, к нам не заглядывал! – попенял пустыннику Виктор Петрович.
- Так и вы ко мне – тоже, - резонно заметил Патрикеев. – Де еще вирус этот. А вот тут собрание проводить способнее, на ветерке, без всяких масок и протирок.
- Это точно, - согласился гость, окидывая взглядом поляну и примериваясь, куда бы сесть.
- Да, присаживайся, Петрович, вот к столу, - пригласил Иван Иванович, - развертывая сложенную вчетверо маленькую клеенку. – Тут у меня и стол, и дом.
- Где-то я такое слышал. А, да. Хорошо, что ты не устроил все это на дереве. Хотя тут одни кусты.
- С чего это я полез бы на дерево?
- Да ведь всяко бывает. Селятся люди на деревьях, кому общество обрыдло. Мне недавно приснился сон, будто живу на дереве и вся улица, все соседи – тоже на деревьях.
 О причинах такого странного сна Сумайкин говорить не стал.
-  Так это если обрыдло, - отозвался Иван Иванович, - а я-то людей почти и не вижу. Так что дерево мне ни к чему.
- Да, пожалуй, - тут Виктор Петрович снял со спины рюкзак и извлек свои припасы.
- О, сало, – сказал Патрикеев и развернул свой узелок. В нем тоже оказалось сало, хлеб и пара вареных яиц. Но водки с первого раза не нашлось, так что принесенная гостем оказалась очень кстати.
- Вот это душевная вещь, - оживился Иван Иванович, - я-то, как понимаешь, тут в одиночку не употребляю. Хотя ношу. Ну, закусим пока что салом, а похлебка скоро поспеет, пусть немного попарится. А я покуда сделаю вторую ложку.
Сумайкин налил понемногу в эмалированную кружку хозяина животноводческой стоянки, в свой пластмассовый стакан:
- Ну, за встречу!
И они выпили за встречу.
- А что же ты не спровадил свою животину к Лаптеву в стадо? – спросил Виктор Петрович, когда они закусили хлебом и салом. – У него уже порядочно клиентов. Почти вся администрация, кто коров держит.
- Так в контрах мы. Я как-то его бычка отходил дубиной, когда он запрыгнул ко мне в огород. После того-то Лаптев и стал пасти сам этого бычка и корову. А так они вольно шатались. Как и вся скотина. Пастьба-то организованная давно приказала жить. И коров поубавилось.
- Это да. Невыгодно, особенно свиней держать. Коровы-то хоть летом на подножном, а свиней круглый год концентратами кормить надо. Сено им побоку. Но мы держим пару свиней – для себя. Из-за надежности: знаешь, что мясо натуральное – как-то спокойней.
- А я нет, свиней не держу. Курей – да, для собственного корыстного употребления. Все же яйца не покупать. Но тоже кормов много надо. Хотя летом они пасутся сами, за огородом. Я, как домой прихожу, стучу в таз и сыплю туда зерна и все, что есть съедобного. Так они еще до сигнала бегут, как только услышат, что мы с Борькой пришли. Да, Борька? – Иван Иванович посмотрел на бычка, а тот, оторвавшись от травы, посмотрел на него. Но, сообразив, что домой еще рано, продолжил трапезу.
Старые знакомцы, глядя на него, выпили и тоже закусили. Солнце стояло высоко, торопиться некуда.
- А что же ты, этого быка – себе на мясо растишь? – спросил затем Сумайкин.
- Зачем же - себе?  Сдам перекупщикам, внучке помогу деньгами.
- Слушай, у тебя что – внучка уже большая? Я совсем от жизни отстал.
- Не сказать, что очень большая. Первый класс заканчивает. И просит она давно уж у матери, у дочки моей, то есть, смартфон. Ну, и еще кое-что им надо. Папаша-то, зять мой, неудачный родитель попался. Да. Не работает почти, больше пропивает. Дочка одна все дыры бюджетные залатать не может. Ну и вот. «Первым делом, - я скажу, внучке телефон, а там покупайте на свое усмотрение». Вишь, в классе все крутых родителей ребятишки собрались, так получилось. Ну и хвастают, конечно – то, другое. Хорошо, еще бриллианты запрещают в школу носить. Ну, вот как тут? Да я лайбу свою, дом продам, если надо будет, но дите расстраивать не дам!
- Молодец ты, Иван! Держись! Ну, давай, за внуков и выпьем. Чтобы поменьше пакостей им выпадало.
- Да, по пакостям, я думаю, у нас стариков, перевыполнение накопилось, так что молодым не достанется. Ан, нет!
Он покачал головой и поднял свою кружку, Сумайкин последовал его примеру.
- Ну, так давай я с пастухом переговорю насчет твоего телка. А у тебя время высвободится, чего же целый день вокруг него ходить! Поставишь мужику бутылку, заплатишь за пастьбу – ему что, лишнее?
- Не знаю, не знаю. Ну, попробуй. Было бы, конечно, хорошо. А зачем тебе эта морока?
- Ну как же: депутат я! Хотя сейчас это вроде как непопулярное слово.
- Не знаю, что получится, но спасибо. Не выйдет – не заморачивайся. Ты не думай, что я сдам этого Борьку и буду лапу сосать, питаться одними яйцами. Я же все-таки охотник, хотя бегать день – деньской по дебрям уже не могу, ноги не те. Но зайца там, рябчика добыть – без проблем. Так что перебьюсь. Не так давно один господин предлагал хорошие деньги. Взамен я должен добыть медведя. Но давай выпьем, а то заболтал я тебя! Тут и похлебка поспела. Ложка одна, но я сейчас доделаю эрзац. А миска есть у меня.
И Иван Иванович споро изготовил, наконец, некое подобие основного столового прибора из березовой коры. Варево оказалось неимоверно горячее; выпив водки и похлебав его, оба прогрелись до пота, что пришлось кстати. Поскольку апрель в этих широтах – далеко не лето.
- А что же этот медвежий заказчик? – напомнил Сумайкин, переводя дух после нескольких ложек супа из кильки.
- Заказчик-то? Так он где-то наслышался, что я давнишний охотник и местность наша – глухомань, самый медвежий угол. И притащился. Но не самому ему надо – его шефу какому-то. А может, врал про шефа. Но я сказал, как есть, что выслеживать зверя здоровье не позволяет, а медведь – ведь это не шутки. Лет бы десять назад, говорю – было бы другое дело. Тут он малость загрустил, но имелся у него и другой заказ.
- Жалко, наш шеф прямо бредит медведем. Но тогда добудь, пожалуйста, Иван Иванович, лося. Нет, всего лося-то нам не надо – шефу нужен такой трофей, как рога. Любитель он природы, – говорит. А я подумал: ну чего же маяться? Ты уедь месяца на два куда-нибудь на вахту – и будут тебе рога. Наставлены. До того мне эти заявки не понравились. Ага, стану я заваливать лося из-за рогов; перебьешься! То же самое и с медведем. Нет и нет, говорю, опоздали, стар я стал. Поищите кого помоложе.  Уроды!
- Крепко же тебя достали! – с уважением произнес Сумайкин. – А это не тот тип, лет 50-ти, на черной «Ауди»? У меня тоже был.
- Нет, светлая машина у него. А годами помладше. А чего он к тебе – тоже насчет рогов-копыт?
- Нет, видишь ли,  тот хотел пристроиться к нашей пустоши с фигурами. Типа, сделать там турбазу. Ну, с увеселениями, с гостиницей. Смесь бульдога с носорогом. Селу, говорит, одна сплошная польза. У главы был, у Кабанова. Будто старые знакомые они. Но Кабанов, я понял, отлуп ему дал. Дескать, народ против, депутаты. Ну, вот он и пришел ко мне. Насчет премии намекал, за содействие.
- Ха, и тоже получил отлуп, - досказал повеселевшим голосом пастух одного теленка.
- Само собой. Но как-то собраться надо, да начать обустраивать свой парк отдыха. Чтобы не искушать посторонних. Без нужды.
- Надо, надо! Жалко, молодых-то мало, все по городам разъехались.
- Это да. Но если ничего не делать, то и последние скоро уедут.
- Ну, как вы клич кинете с Кабановым, я присоединюсь. Бензопила есть, топор, лопата. По мере сил.
- Ладно. Будем считать, что нас уже трое. Да Лузин не откажется, Калабины. Женщины чем-нибудь подмогнут… Ты чего не обзаводишься половиной?
- Так они же не валяются, половины.
- Ну, которые валяюятся-то - уж никак не на пользу! А чем тебе плоха, например, Настя Короткова? И живете-то почти рядом.
- Да видишь ли… - Патрикеев покрутил головой, порылся в своей котомке и выставил на клеенку маленькую бутылку водки. – Я говорил же тебе, на работе не пью. Но это в одиночку. А вдвоем – уже можно. Таскаю на всякий случай: вдруг продрогну. Гостей-то не жду, ты просто чудом сюда забежал. Ну, давай по маленькой!
Когда выпили и закусили немного остывшим супом, Виктор Петрович спросил:
- Так что, я не понял, с Настей? Ты ее корову тоже отстегал, что ли?
- Нет, тут другое. С ее мужем как-то мы крепко поругались, и даже подрались чуть не насмерть. Из-за пустяка какого-то. Да выпивши, конечно. С тех пор и дружба врозь. Теперь-то его уж нет, да как я к ней подойду?
- Дела-а. А почему не подойти? Не с ней же ты подрался?
- Да шибко уж она его берегла. Будто дитятю. Наверно, врагом меня считать стала.
- Ладно, смотри сам. Тут я тебе не помощник. Но насчет пастьбы попробую пособить. Зайцы зайцами, но может, поросенка какого заведешь в свободное время. Охотиться-то, наверное, собака нужна?
- Нужна. Была у меня хорошая собака, долго работала, да. Кто-то подстрелил. Больше такой не попалось. В последний раз взял я у одного промысловика, аж в другом районе, двух щенят от хорошей собаки. Да. Суп им варил, витамины какие-то – все честь по чести. Бесполезно! Не в коня корм. Родословная много значит, да не всегда. Тоже как у людей.
- Конечно. Это если порода мясо-сальная, так оно и чувствуется у потомства. А насчет талантов – черта с два!
Беседу прервал Борька, приблизившийся, сколько позволяла веревка, к хозяину и требовательно произнесший «Му!».
- Пить захотел, наверно, - рассудил Иван Иванович. Плохо, воды здесь нет. Придется понемногу возвращаться. Ну, давай, Петрович, по заключительной. Если есть желание, можем посидеть у меня. Как?
- Мне, пожалуй, на сегодня хватит. Что-то стал нестойкий. Еще увидимся. Давай двинемся помаленьку. Мусор понесем с собой.
Потянул ветерок и принес охапку снежинок.
- Ну, ты смотри, что творится! – покачал головой Патрикеев. – Зима, да и только. Хорошо, что мы с тобой для сугрева приняли, а то недолго и простыть.
Иван Иванович отвязал Борьку, и они втроем пошли к дороге на село. Проходя в составе отряда по окраинной улице, Виктор Петрович сквозь переулок увидел на соседней Льва Ивановича Гущина, идущего в ту же сторону со свертком подмышкой.
- Иваныч! – зычно крикнул Сумайкин и поднял в знак приветствия руку. Гущин в ответ замахал энергично и скорым шагом направился к ним.
- А я было собрался до тебя, - сказал он после рукопожатий. Хотел позвонить, что иду, незваный - так номера твоего нет. Надо исправить.
- Это непременно сейчас же и исправим. А что, дело срочное?
- Да как сказать… - Гущин неуверенно посмотрел на Патрикеева:
- Тут, понимаешь, немного от суматохи решил убежать. Ну, думаю – куда? – к Виктору Петровичу. Здеся у меня кое-то имеется, - кивнул он на сверток: огурцы, бутылочка, сало…
При этих словах встречные, все, кроме Борьки, засмеялись.
- А что? – недоуменно спросил Лев Иванович. – Это теперича делать не след,  немодно?
- Модно, модно, Иванович, - успокоил его Сумайкин, - еще как! По секрету: мы сейчас с Иваном Ивановичем немного посидели на пастбище и тоже с салом. Понимаешь? Популярно, но и смешно. Старо, но популярно.
- Тады вник. Тады, выходит, вы недееспособные, ли чо ли?
Сумайкин и Патрикеев переглянулись:
- Ну, ты что, Иванович! На ветерке, да с салом – чего нам делается – что слону дробинка! – преувеличенно бодро сказал Виктор Петрович.
- Так раз такое дело, зайдем ко мне, - предложил Патрикеев. – Никого не потревожим: мы вдвоем с Борькой. Да, Борька? Ну, еще куриц десяток, но они не в счет.
Сумайкин сокрушенно покачал головой, но ничего не сказал, спросил только у Гущина:
- А что за суматоха-то?
- Те городские ребята взялись таки ладить магазин из старой избы у меня. Ну и вот: навезли пиломатериалу, двух поделочников-отделочников, тут и сами. Кажинный день пилят, строгают, колотят. Полный тарарам! Вчерась до ночи стучали. Моя-то Анна ушла ноне к подружке, а я чего к ней потащусь? Ну и вот.
- Правильно и сделал, - по-свойски подытожил Иван Иванович и лаконично добавил:
 – Ну, пошли!
                ***
                Глава 8         
Во владениях Гущина и в самом деле наблюдался тарарам. Бригада строителей прибыла с твердым намерением получить оговоренные за ремонт помещения суммы как можно скорей, и работа кипела едва ли не круглосуточно. Старожилы вспомнили, как некогда, давным-давно, на серьезные стройки в округу приезжали ребята из Армении. Нет, не стройотрядовцы – еще раньше. Неподотчетные бригады. И брали подряд на строительство. И строили, аж брызги во все стороны! Брызги – потому что работали они с бетоном, пренебрегая деревом. На дереве много ли заработаешь! Свои мужики в ужас приходили от их трудолюбия. Хотя не могли взять в толк: почему те суммы, которые платились приезжим, нельзя было дать заработать своим? Они потрудились бы не хуже. Видно, все дело заключалось в размере благодарности за предоставление подрядов. Свои-то мужики не догадывались, что от них распорядители ждут еще чего-то, кроме спасиба. Уж только позже поняли, приобрели, наконец, подрядный опыт. И те бедолаги перестали приезжать.
Гущинские не были столь фанатичны, но все-таки трудились от зари до зари, поскольку больше заняться тут, мнилось им, нечем. Хотя, конечно, приехавши зарабатывать, на танцы не попрешь.  Жили здесь же в ремонтируемом здании, на месте и питались, поскольку единственное кафе в селе закрылось с приходом вируса. Пивбар же сгорел еще три года назад, когда кто-то из проезжающих бросил нечаянно окурок за штору окна при входе. Неосмотрительный человек. А может, просто прикольщик. Так или иначе, занялось не сразу, но очень дружно. Конечно, присутствовал в помещении, в соответствии с правилами пожарной безопасности, огнетушитель, но при пуске он ограничился лишь одним плевком пены. Ящик с песком оказался бесполезным: песок от долгого неупотребления слежался в каменную глыбу. Бармен, он же хозяин, с помощью двух посетителей принялся тушить огонь тем, что нашлось. Тут в ход пошли запасы воды, имеющейся для кухни, нечаянно оставшиеся помои, веник, по причине своей пластмассовости тут же расплавившийся и чуть не загоревшийся. Но пламя не сдавалось. Воды в больших объемах не случилось: вся здесь она была привозная. Пока ближайшие соседи бегали с ведрами на колонку за технической, отчаявшийся бармен начал бороться со стихией посредством пива, израсходовав сначала весь резерв разливного и принявшийся уже за бутылочное. Помощники, двое посетителей, со скорбными лицами наблюдали за этим безумием и, помогая опорожнять в огонь бутылки, между тем не забывали делать чудовищные глотки напитка. Но продолжалось это недолго: под натиском пламени все трое вынужденно бежали вон. Тут уже подоспели и соседи с тремя полными ведрами и принялись окатывать водою стены питейного заведения. Вотще! Когда прибыли из райцентра две пожарные машины, тушить им осталось лишь груду дымящихся обломков. Изредка стреляли пробками уцелевшие бутылки с кипящим пивом, да шипела на головнях привезенная пожарными вода. Горестные эти события положили конец  эре кафе в Новосельцеве. Но открывающие новый магазин об общепите и не думали. И вот уже, не прошло и недели, как объект начал приобретать вполне презентабельный вид. Полусгнившие стены исчезли под обшивкой из профлиста снаружи и гипсокартона – изнутри. Скрылся навевавший печальные мысли щелястый потолок, закамуфлированный пластмассовыми плитками со светильниками. На полу расслабленно лег линолеум. Заменили на стеклопакеты два старых крестьянских окна, выходящих на парадную сторону. Наконец, изготовлены были, а частью привезены полки, прилавки и прочая атрибутика. В последние дни перед сдачей объекта заказчикам последние жили тоже в Новосельцеве, поселившись в маленькой гостинице, недоумевающей, как это в нее занесло постояльцев. Словом и делом они старались помочь работникам, занятым на ремонте дома, но скоро поняли, что лишь мешают. А и без того находилось, кому мешать. Так, однажды прибежал с другого конца села калабинский козел Васька, известный скандалист и забияка, и он не давал ремонтникам высунуться из помещения, для начала наподдав одному рогами по тыльной части. Отделались от него, лишь вдарив по морде мешком с остатками алебастра: стройматериал запорошил скотине глаза, и она вынуждена была убраться, натыкаясь на столбы и изгороди. Хорошо, что не видели этого бесчинства зоозащитники. А они водились и в Новосельцеве, особенно Инна Олеговна. Она страсть не любила, когда обижали животных и, случалось, подкармливала собак без определенного места жительства. И сильно переживала, когда приезжала бригада городских собаколовов и отлавливала упомянутых животных. В тот раз бригада загрузила в свой автозак пять особей  местной породы рыжего окраса. На следующий день новосельцевцы заметили на своих улицах пять незнакомых собак черной масти. Кто-то из мужчин начал возмущаться методами работы бригады собачников, подобрал камень и запустил в ближайшего пса. И попал, потому что кидался он неважно, а собака ожидала профессионального броска и уклонилась не в ту сторону. И как раз ей досталось по холке. На беду, невдалеке оказалась Инна Олеговна и принялась журить ненавистника собак. Собрались случайные прохожие и стали высказывать каждый свое мнение. Гомон поднялся необычайный, поскольку развлечения на селе нечасты. Так и не придя к единому мнению, все разошлись без эксцессов, но по дороге домой Инну Олеговну неожиданно цапнула за ногу возбужденная событием дворняга. Без рыка, без лая – просто так, за здорово живешь. И напала-то сзади. Хорошо, на женщине случились утепленные сапоги, и прокусить их собачонке не удалось, но на правой икре пострадавшей остались два болезненных синяка. Впоследствии Инна Олеговна вполне безразлично относилась к судьбе бездомных собак и обходила  стороной, разве что не бросая в них каменья. В другой раз Серега Мутин, которому срочно требовалось опохмелиться, попросил у строителей две сотни до завтра. Никому из них он не приходился родственником, и Сереге отказали в кредите. До чего осерчал! Грозился даже спалить к чертям собачьим этот рассадник разврата. Таким образом, строителям досаждали не только лишь одни проблемы  непосредственно с домом. Поэтому арендаторы старого гущинского жилья не стали тут мешаться.   И предоставили ремонтным делам идти своим чередом. Как-то поздно вечером, когда завершился очередной трудовой день, Федор и Андрей вели разговор с отужинавшими строителями об оставшихся работах. Неожиданно с грохотом и звоном разлетелось вдребезги стекло окна, выходящего на улицу, и в комнату влетела ржавая паяльная лампа. Все оцепенели, затем Федор, прикрыв ладонью глаза, осторожно приблизился к снаряду и потрогал его. Температура лампы соответствовала температуре окружающей среды. Стало быть, речи о попытке поджога не шло. А чего же? Тут работники пилы и топора припомнили просителя 200 рублей, которому отказали, и который в отместку пригрозил спалить заведение. А почему не спалил?
- Деревня! – в сердцах сказал бригадир. – Забыл, включить, наверно, паразит!
Хорошо, что окно стояло еще старое и его так или иначе предстояло убрать, заменив на стеклопакет. Непростое это дело – реконструкция, но все-таки работы продолжались.
И вот в отделке нанесены последние штрихи, и коммерсанты приступили к завозу товаров. Понятно, что поначалу большого изобилия их не будет, думали они, но главное – начать торговать. Когда это предприятие завершалось, доставили из города две изукрашенные вывески. На одной красовалось имя магазина - «Лучший», другая жизнерадостно возвещала: «Мы открылись!». Понятно, что в первый день народу освидетельствовать еще одно торговое заведение собралось немало. В основном женщины. Но и несколько представителей сильного пола ненадолго заглянули сюда, втайне рассчитывая, что знаменательное событие хозяева магазина отметят хотя бы таким уцененным мероприятием, как фуршет. Но ничего похожего не случилось. Поэтому мужики удовольствовались деловыми разговорами.
- Какие новости, Илюха?
- Да, в общем, нету новостей.
- Как хорошо!
- Это почему?
- Ну как же: нынче, если новости – то обязательно поганые.
- А, это да. Нет, нету новостей.
- Счастливец! А у меня недавно лиса трех курей утащила. Может, и не лиса, но не стало трех курей.
- Так, болтают, маньяк в наших краях завелся. Не местный, я думаю. Так вот он таскает курей, кошек, если подвернутся. У Коноплевых на той неделю теленка уволок. Ну, правда, телок потом нашелся – в нижнем селе. Но как туда попал? А ты поставь капкан к курятнику. Медвежий. У Патрикеева должен быть.
Настоящими же покупателями являлись, разумеется, женщины. Они приглядывались к ценам и тут проявляли большую осведомленность о разнице между этими конкретными и оптовыми. Хотя никаких исследований, похоже, не вели.
- А вот этот калач – он настоящий? – спрашивала покупательница, указывая на румяное хлебобулочное изделие.
- Еще какой настоящий! – заверяла Валентина, попервости взвалившая на себя бремя продавца.
- А то тут в последнее время взяли моду привозить не пойми что. С виду-то аппетитная корочка, едва не подгоревшая, а внутри – сырой мякиш. «Электричество пошло некачественное», - говорят. А просто жадничают: дадут сразу побольше гари, чтобы корка поджарилась, и тут же хлеб убирают. Экономисты!
- Да, не сравнишь с ранешним, - поддакивала еще одна любительница шопинга. – Когда в печи на поду пекся хлеб – это да! Не хлеб – песня.
Но калачи все-таки покупали, потому что на поду никто уже ничего не пек. Разве только для элитных булочных.
Валентина при возникавших спорах за свою правоту особо не стояла, отвечая лишь на конкретные вопросы, поскольку не хотела обострять отношений. Хотя язык у нее что бритва. Она мыслила вполне конструктивно: максимум за неделю найдется продавец из числа местных и примет на себя все сопряженные с этим обязанности на время своей смены. И не ошиблась: на четвертый день по объявлению обратилась к ней дама таких лет, с которых работодатели начинают воротить от соискателей места нос. Но тут выбирать не приходилось, и Валентина с легким сердцем передала все содержимое магазина Зое – так звали ее преемницу – на неделю. Теперь целых семь дней она могла отдыхать, время от времени навещая коллегу с консультациями.
За всеми этими хлопотами не забыла она и о Сумайкине. Хотя Федор и говорил, что возня с картинами Виктора Петровича – пустая затея и бесполезная трата времени, Валентина выбрала пару часов и показала холсты сельского депутата одному из корифеев областного художественного Олимпа. Он, посмотрев, сказал, что работы довольно интересные, но требуют доводки. Так сказать, доведения до ума. После чего их можно смело выставить где-нибудь в небольшом зале, за умеренную плату этому залу. Некоторые галереи вообще никакой платы не берут, но им нужны раскрученные, популярные мастера. Иначе – никак. Потому что запасы живописных полотен в их творческом регионе превышают всякие мыслимые пределы. И в доказательство он провел Валентину в свою мастерскую, где в отдельном чулане громоздились штабеля картин – частью в рамах, но большинство лишь на подрамниках; в углу лежала кипа живописных холстов, вообще содранных после написания с подрамников.
- Вот, - сказал корифей, поводя рукой над всем этим скоплением, - ждут своего часа.
Он помолчал минуту и добавил:
- И, сдается мне – не дождутся. Вот так.
- Спасибо, - вполне искренне поблагодарила Валентина и, взяв сумайкинские картины, покинула студию. Говорить ли ему о трудной судьбе десятков и сотен творений живописи, она не решила. На всякий случай заглянула в одну из художественных галерей. Груды холстов в затемненном предбаннике дополнили рассказ корифея. Она все-таки переговорила с сотрудницами. Все рисовалось печально. Валентина вызвала такси и отвезла полотна Сумайкина домой. Не судьба.
- Так выставки, вернисажи, Виктор Петрович, у организаторов договорные, - честно отчиталась она по приезде в Новосельцево перед Сумайкиным. - То есть платные. Нужны спонсоры. И еще одно: на ближайшие полгода-год планы у них уже сверстаны. Может, обманывают, но говорят, что так.
- Я примерно чего-то в этом роде и ожидал. Да ладно. А вам, Валя, спасибо за ваши труды. Если я чем могу – обращайтесь!
- У меня идеи все те же – собирательство старых изображений, может быть, и скульптур. Но вряд ли это сыщется.
- Да что вы? – оживился самодеятельный художник. – Вполне даже сыщется. – И он рассказал о работах своих бывших кружковцев, в том числе о тех изделиях, что стойко несли вахту на семи ветрах за селом. Хотя это не старина.
- Ну надо же! – восхитилась Валентина. – Я не знала. Как бы это все посмотреть?
- Чего же проще! Можно заглянуть в школу – там, наверное, кое-что осталось, в Дом культуры, и у меня сохранились несколько поделок. А большие скульптуры у нас на окраине села. Но те - в рост человека, есть и больше;  такую не в каждом помещении поставишь! Зато уж видно сразу – не безделица!
Гостья загорелась неподдельным интересом и попросила показать то, что имелось у Виктора Петровича из старого деревянного собрания. Вещиц набралось негусто – за долгое время многое разошлось по друзьям и знакомым, бесследно пропало с выставок мастеров прикладного творчества. Все-таки две фигурки из березового капа очень понравились Валентине и она предложила Сумайкину продать ей хотя бы одну. Он кочевряжиться не стал, но долго не решался назвать какую-либо цену.
- Две тысячи пятьсот не покажутся вам грабежом? – наконец, решила внести ясность Валентина.
- Так я могу и даром уступить, - засмеялся мастер резца и кисти.
- Нет-нет, - запротестовала она. – Одно дело – старые клеенки, авторов уж не найти, другое – эти фигурки, над которыми работали вы. Ведь труда тут много, не один день!
- Не один, - подтвердил Сумайкин. И главное, не понять – получается ли? У меня всегда такое.
- Вот. Так вы согласны?
- Лады.
Собирательница прикладной старины немедленно отсчитала назначенную ею же сумму.
- Хоть в ресторан иди, - в раздумье изрек Виктор Петрович, так последнее кафе и то спалили.
Валентина засмеялась:
- А когда можно будет взглянуть на полноразмерные фигуры?
- Да хоть сегодня, лучше вечером. Часов в шесть. День сейчас длинный, можно смотреть и смотреть!
- Тогда мы за вами заедем? С провожатым предметнее будет экскурсия.
- Заезжайте.
Вечером  Валентина вместе с Федором и Андреем, которые все еще обретались в Новосельцеве, напрягая посредством постоялого двора и без того скудный свой бюджет, подъехали к Сумайкину. Он вышел вооруженный топором и стамесками, затаренными в истертую кирзовую сумку.
- Вдруг что-нибудь подправить, - пояснил скульптор. – Давно туда не заглядывал.
Как видно, не заглядывал туда Виктор Петрович действительно давно, ибо по прибытии на место он скоро обнаружил недостачу одной из фигур. В то время, как его спутники с любопытством разглядывали резную деревянную галерею, он силился вспомнить, какое же художественное изделие исчезло. На месте его остался только пенек: фигуру спилили ножовкой, поскольку вся целиком она не поместилась бы в нормальный автомобиль. Ибо вряд ли похитители приехали за добычей на грузовике.
- А, вспомнил! – хлопнул себя по лбу Сумайкин, - здесь стояла «Безутешная вдова» работы Николая Ярцева, которую он сделал перед уходом в армию. И кому же понадобилась Колина «Вдова»? Хотя, что говорить – это же произведение искусства!
Сокрушенно разглядывая сосновые опилки вокруг пенька, он вполголоса матерился до тех пор, пока не подоспели встревоженные горожане.
- Украли? – Андрей попинал ногой пенек - тот крепко вмерз в землю и не поддавался, оттаявши только сверху. Следов – никаких.
- Вот. Натуральный вандализм, - с горечью  констатировал Сумайкин.
- Что-то не думают о духовных ценностях в Новосельцеве, - заметил Федор, насупив брови.
- Это не наши, это приезжие, - безапелляционно заявил Виктор Петрович, и Федор не стал продолжать, замявшись при упоминании о приезжих.
- А остальное на месте? – спросила Валентана.
- Да. Но этим варварам разбой может понравиться, - отозвался Сумайкин.
- Сторожа ведь здесь не поставишь, - сказал Андрей. – А хорошо бы –солью! Крупной кормовой.
- Буду звонить в администрацию и участковому, - твердо произнес Виктор Петорвич и достал телефон.
- Да, непременно, - вставил Федор. – Это же сколько…  Если не секрет Виктор Петрович – сколько за эти скульптуры заплачено? Во сколько обошлось?
Сумайкин на минуту забыл про телефон и непонимающе уставился на вопрошавшего:
- То есть как? Это на совершенном энтузиазме. Абсолютно бесплатно. Ну, если не считать расходов на древесину, то есть бревна. Но за них никто авторам не платил.
- Поразительно! – покачал головой Федор, Андрей сокрушенно поцокал языком, а Валентина лишь развела руками.
Экскурсанты затем только сочувственно помалкивали.
- Федор Федорович, я теперь буду звонить еще участковому, пусть учиняют розыск. Ты ему тоже укажи на такую необходимость, хорошо? Заявление, наверно, придется писать.
И, переговорив с главой поселения, Сумайкин сообщил об акте воровства участковому, нажимая на то, что если так пойдет и дальше, от скульптурной галереи скоро ничего не останется. Служивый счел своим долгом поставить в известность о случившемся бесчинстве свое районное начальство и сообщил, что вынужден принять какие-то меры, и хорошо бы получить еще кого-то в помощь.
- Они что у вас в Новосельцеве, совсем невменяемые? Ну, кому понадобились эти истуканы? Или у кого-то дрова кончились? Так ты, наверное, знаешь всех безлошадных. Вот и загляни, – раздраженно отвечало начальство.
- Да это не местные. Местные все с дровами. Да и дров-то с этой «Вдовы»…
- Стой! Какая еще вдова? При чем тут вдова?
- Это фигура украденная так называлась. «Заплаканная вдова», кажется. Так ее скульптор назвал. Я и говорю – дров-то с нее совсем пустяк. Поэтому непохоже. Да и зима кончилась. Дело-то вроде пустяковое, но тут активисты стали волноваться. На Лбу уже сосенки выросли, так и их, говорят, пилят…
- Какие сосенки? У тебя-то с твоим лбом все нормально?
- Да это поле так называется, где «Вдова» стояла. Лоб – называется. Ну и вот. Возмущаются. Вроде – растащат так все собрание фигур, а там и за квартиры примутся!
- Черт знает, что такое! Все у тебя с твоими новосельцами навыворот. Крутись! Тут на серьезные дела времени не хватает… - и руководство в сердцах отключилось.
Посещение же пустыря Сумайкиным после похищения  «Безутешной вдовы» имело решающее значение: он, заручившись поддержкой еще двух депутатов, ребром поставил вопрос о судьбе пустыря перед главой Кабановым. Не оставалось сомнений, что территория не должна впредь  считаться заброшенной и никому не нужной, вместе с трудами умельцев-резчиков.
- Надо нам провести там ярмарку! – уверенно изрек, подумав, Кабанов. – Хватит делать ее в центре села. И народ хоть развеется там, на природе. А что? Столы да прилавки, палатки разные организуем. Известим население, райцентровских предпринимателей. Из областного центра кого-нибудь пригласим, для окультуривания новых территорий. Тенора из драмтеатра. Или лучше баса?
- Лучше – баса, подумав, сказал один из депутатов. – Но соберутся ли люди? Все-таки тащиться за край села не каждому понравится. Ведь оттуда надо волочить, кроме себя, покупки!
- А почему не соберутся? Я, например, соберусь, вместе со своей половиной. Местных наших артистов привлечем; после Масленицы они уже отдохнули, пусть потрудятся на общее благо! Себя покажут, заодно и на людей посмотрят неформально. А то ведь все в стенах, все в стенах, все на сцене,  кроме Масленицы. Так она давно уже прошла. Ну, и там можно бросить клич: все на обустройство пустыря! Народ будет в приподнятом настроении, вот и воспользуемся моментом. Ну как?
- Идея хорошая, - поддержал главу Сумайкин. – Но надо иметь какой-то план по этому обустройству, хотя бы на первый этап. С примерными датами или лучше – с крайним сроком. Озадачить население.
- Да. Я дам задание своим работникам, пусть помозгуют. Но вы что-то уже предлагаете?
- Первым делом надо выровнять трассу для лыжников – там полосу вдоль леса. И где-то рядом – небольшой спуск для ребятишек – для санок, всяких ледянок-ватрушек. Да и остальную территорию желательно подровнять, а то диковатой кажется: одна пересеченная местность. Сосенки дикорастущие убрать.
- Это уже когда земля оттает. А до того? Надо же ковать-то, пока горячо!
Тут все собрание впало в задумчивость: ну что можно сделать на голом склоне в межсезонье? Снег уже сошел, на лыжах не побежишь, но земля еще мерзлая, никакие земляные работы проводить невозможно. Однако же коллектив, даже и немногочисленный – большая сила:
- А, вот! – нашелся один из депутатов, - надо устроить небольшую избушку, там, где не придется ровнять землю. Типа дежурки. Заодно это будет раздевалка – если кто задумает соревноваться, в мяч или на лыжах. Это и проходная. А потом построим по периметру забор, здесь же будет вход. А?
- Вообще дельное предложение, но только проникать на поле через проходную – это уж как-то чересчур по-режимному. Избушка пусть будет, но рядом надо устроить калитку, чтобы народ без проблем проходил туда-сюда.
- Ну, так и порешим, - подытожил глава. – И мои конторские что-нибудь еще придумают на первое время. Лиха беда – начало. А ярмарку проведем, как только Пасху встретим. Раньше нельзя. Народ потому что гулять станет.
Никто не возражал, и вскоре началась подготовка к этой самой ярмарке. Никаких бы особых забот не случилось, будь она по-прежнему в селе. Но на этот раз надо предстояло начинать дело на голом месте. Абсолютно с нуля.
«Не зря ли мы затеяли эту канитель? - запоздало засомневался Кабанов, - да ладно! Надо же, наконец, обустроить Лоб!».
И уже через два дня бригада из четырех человек, трое из которых – родственники Калабины, приступила к постройке проходной. Интерес у всех был чисто волонтерский, Кабанов только намекнул, что по результатам субботника он организует небольшие посиделки. И работа закипела. Поскольку никаких средств на стройматериалы не предусматривалось, сооружать объект пришлось из подручных материалов. Основу составили частью обгоревшие брусья, уцелевшие в пожаре, уничтожившем кафе. Спросили разрешения у хозяина: он и слышать не хотел о горестном событии трехлетней давности и замахал руками:
- Берите-берите, гори оно синим пламенем! 
Пожелание получилось не очень удачным, зато от души и совершенно без задних мыслей. Недостающее собрали по домам, где недавно шли строительные и ремонтные работы. Несколько хороших обрезков бруса пожертвовал Виктор Петрович; прослышав о проекте, остатки пиломатериала внесли в фонд проходной предприниматели, запускавшие в эксплуатацию магазин при Гущинской усадьбе, там и сям набрали досок и прочего; лишь профлист на крышу пришлось покупать. Но и эту задачу удалось решить в самые сжатые сроки.
- Ну, вы даете! – всплеснул руками хозяин сгоревшего кафе, приглашенный на презентацию, как внесший основной  материальный вклад в строительство проходной. Внутри нее было довольно тесно, поэтому неофициальную часть решили провести на открытом воздухе: столы и скамейки, изготовленные уже для ярмарки, пришлись кстати. Пока собирались немногочисленные приглашенные, работницы бухгалтерии администрации накрывали скромный стол, а двое братьев Кабановых наносили последний штрих в произведение деревянной архитектуры, навешивая дверь парадного входа.
Наконец, она заняла свое место, и оставалось только прибить баннер со словами «Добро пожаловать!». Но с этим решили не торопиться и укрепить его непосредственно перед ярмаркой, когда будет, куда пожаловать.
Актив долго думал, как ввести в строй новое сооружение. Казалось, логичнее было бы приурочить это к открытию ярмарки, но такое предложение вызвало возражения Федора Федоровича.
- Ведь такое торжественное событие не отмечается насухую. И вот, допустим мы, причастные, собрались у проходной, и отмечаем. Хе! А население, что, смотреть должно, что ли? И анекдоты про нас сочинять? Опять же, всех пригласить на такой фуршет мы не сможем – и так поистратились на стройку. А придет человек 500, из них половина – взрослые. Да еще плюс иногородние. Придется нам провести камерное мероприятие, скромное. Мне кажется, так будет лучше, хотя критики нам все равно не избежать. А может, я преувеличиваю. Ну что – в узком кругу?
Так и порешили. И когда наступил момент открытия свежеотстроенного здания, собравшихся пригласили внутрь, где стоя все поместились вполне свободно. Пахло строганой сосной и одновременно – застарелой гарью, но это последнее обстоятельство никак не портило торжества.
- Уважаемые односельчане, друзья! – обратился к собранию глава Кабанов. – Мы долго терпели отсутствие  собственного парка культуры и отдыха, - но больше мириться с этим не должны. Может, не все знают, но некоторое время назад с этой территории похитили фигуру «Безутешная вдова», работы нашего товарища. И кто знает, остановятся ли на этом? Я уверен, что наши жители непричастны к данному преступлению, но надо нам поставить заслон подобным проявлениям корысти. И прежде всего – следует обустроить пустырь, чтобы он не казался бесхозным. Со временем огородим его, а когда появятся аттракционы и спортивные сооружения, здесь за порядком будет следить сторож. И вот первый шаг в этом благородном начинании сделан: у нас появилось тут первое, можно сказать, капитальное строение! Поздравляю! И приношу глубокую благодарность всем, кто принял участие в этом деле, особенно – нашим строителям! А теперь, - возвысил он голос, стараясь перекрыть шум аплодисментов, - приглашаем всех за дружеский стол!
И все тут же вывалились гурьбой к накрытому столу, составленному из двух прилавков, и расселись по скамьям. Хорошо завершился этот день! А скоро грянула и ярмарка.
                ***
                Глава 9
Иван Иванович Патрикеев таки сдал свою скотину на организованную пастьбу – стараниями Сумайкина. Лаптев Виктора Петровича уважал, обида на Патрикеева давно прошла, тем более, что бык, как ни крути, вторгся на чужую территорию. Когда Сумайкин свел их вместе и Иван Иванович поставил литровую бутылку водки, мир и взаимопонимание окончательно утвердились в нарушенных отношениях. Посидели они втроем славно, потому что и в закуске недостатка не было, а уж в воспоминаниях – тем более. Теперь Патрикеев отправлял Борьку на попечение Лаптева спозаранку, сам же мог заниматься целый день иными делами, нежели бдение на лужайке возле своего телка. И это очень пришлось ему по душе, так что по прошествии первого месяца пастьбы он вместе с оговоренной платой вручил пастуху еще и бутылку водки, на этот раз обычную, пол-литровую. Которую они вместе и распили. Хотя Борька, надо сказать, особо не раздобрел, так это и понятно: где же в апреле сытная зеленая трава? Только прошлогодние бодылья, сухие, как лесной хворост и не более питательные. Выгонять скотину народ поднимался рано, хотя особой нужды в том и не виделось, и сопровождал ее на край села, аккурат до пустыря, где крепко одетый Лаптев с длиннейшим бичом группировал стадо. Тоже работенка у него подобралась беспокойная: после исчезновения коллективного способа хозяйствования скотина совершенно отвыкла от порядка и не переносила излишней дисциплины. Поэтому появление пастуха повергло поголовье крупного рогатого скота в некоторое замешательство, даже близкое к стрессу. Еще терпимо казалось, когда он доглядывал за стадом пешком – тут вполне удавалось улизнуть в заросли кустарника или даже на посевы ячменя. Но со временем гонитель обзавелся конем и уж тут вольнице пришел конец. Ко всему, пастух имел длинный бич, который пребольно стегал по холке в случае побега. Однако же и всаднику с конем приходилось туго: потерялась животина – плати хозяину. Правда, это очень редко. Но бывает, объестся она бобовых культур или нарвется на ядовитую траву – тоже скандал. И слепни, комары, мошкара так же достают пастуха с конем, как и поднадзорное стадо. Но Лаптев не тужил: вместе с молодняком в стаде набиралось теперь пять десятков голов – заработок получался неплохой. Правда, пока его не трогала налоговая инспекция – вероятно, ввиду большой занятости.
Как-то вскоре после сдачи Борьки под присмотр Лаптева, Иван Иванович гнал парнокопытное к пункту сбора и, проходя мимо дома Коротковых, услышал давно знакомую песенку: «Висит на заборе, колышется ветром, колышется ветром бумажный листок…». Музыка лилась из дому через приоткрытую форточку. Между тем Анастасия Викентьевна Короткова который год жила одна. «Внуки, что ли, приехали? - постояв немного, он двинулся дальше. – Хорошо, когда приезжают внуки». На другое утро никакой песни из дома не доносилось – может, она и имела место, но не могла пробиться через затворенную форточку. Сдав Борьку Лаптеву, он пробежался взглядом по стаду – коротковская корова отсутствовала. Не встретил Патрикеев  Анастасию Викентьевну вместе с ее Зорькой и на обратном пути. «Надо думать, блины печет для внуков. Проспали, видно. Так еще и рано» - подумал он.
Назавтра форточка опять же оставалась закрытой, и никаких звуков не доносилось. Коровы Зорьки он снова за селом не обнаружил.
- Нет, не пригоняла вчера, - сообщил Лаптев. – И сегодня нету, и уже вряд ли будет.
Иван Иванович не встретил Анастасии Викентьевны на обратном пути, хотя шел не торопясь, ожидая, что вот-вот она появится, сопровождая свою Зорьку. Напрасно. Форточка оставалась закрытой и стояла полная тишина, нарушаемая лишь ленивым брехом соседской собаки.
- Ну, ладно, - решил тогда Патрикеев, толкнул калитку и вошел во двор.  Приоткрытая дверь сеней и рыжий кот, распластавшийся возле нее, во всяком случае, говорили о том, что дом не покинут. Осторожно отодвинув кота ногой, к его неудовольствию, Иван Иванович вошел в сени и постучал. Расслышав негромкий возглас, приоткрыл дверь и спросил:
- Анастасия, ты дома? Можно?
- Заходи, кто там! А, это ты, Иваныч?
Хозяйка мелкими шагами вышла из спальни, проследовала на кухню, зажгла газ и поставила чайник.
- Ты не беспокойся, - поспешил сказать гость. - Просто в те дни музыка тут играла, я подумал еще – наверно, внуки нагрянули. А вчера, сегодня – тишина. И корову к Лаптеву не гоняла. Вот и заглянул, на всякий случай.
- А, да. Музыку я постоянно включаю, для себя. А тут вроде сильно потеплело, решила проветрить дом – ведь все законопаченные сидим.
- Да, не город, - согласился Иван Иванович. – Там другой раз и окно отворяют.
- Мне хватило форточки: продуло. Кашель, голова болит, ночью температура. Ноги быстро ходить не хотят. Да, ведь что же ты стоишь? Проходи, присаживайся!
- Так тебе лекарства, наверно, нужны?
- Да есть всякие таблетки. Чай с медом пью, молоко горячее. Дою  -  что поделаешь!
- А кормить-то корову есть чем?
- Осталось сена немного, да болтушку делаю. А гонять на пастьбу – уж пока нет.
- Так давай я отгоню, найдем там стадо – не иголка, далеко не ушло.
- Ну, если только уж завтра. Сегодня пусть кормится дома.
- Ну, можно и с завтрашнего дня. Я свистну.
Анастасия Викентьевна слабо улыбнулась и принялась наливать чай. Теперь  уж торопиться домой Патрикееву показалось неудобным, он снял куртку, кепку и сел за стол. Тут к чаю появились ветчина, сыр и печенье.
- У меня сейчас небогато, но перекуси, чем Бог послал. Ты на меня не смотри – аппетит пропал совсем. Только чаем с малиной отпиваюсь.
- Так, может, я схожу в магазин, если чего надо? А насчет меня – так у меня рацион без разносолов. Ты сама-то хоть немного закусывай.
Она опять улыбнулась:
- Извини, водки не держу, не ждала никого. А так можно было… - И тут же замахала рукой, увидев, как изготовился взять старт гость.
- А-а. Да-да, - спохватился он, - уж в другой раз. Главное – поправляйся, то есть выздоравливай. Хотя тебе можно и поправляться немного.
- А внуков давненько не привозили, теперь, наверно, как учебный год закончится. Через месяц пожалуют, помогать на огороде. А как у тебя?
- Моя-то внучка тоже давно не появлялась, пока родители не соберутся, не приедет. Мала еще тоже.
- Вот-вот, - Анастасия Викентьевна намерилась еще подлить чаю Патрикееву, но он запротестовал, заметив, что лоб ее увлажнился:
- Хватит, хватит, Викентьевна, спасибо! Я как-то отвык помногу есть, не то, что раньше. А ты отдыхай – устала. Я пойду. До завтра!
- До завтра! – как эхо, повторила хозяйка и встала, чтобы проводить его. Он оделся, остановил ее в этом порыве, подняв ладонь, и задом вышел вон.
По дороге домой Иван Иванович перебирал весь разговор с Анастасией Викентьевной на предмет – не ляпнул ли он чего, что усугубило бы ее болезненное состояние? Как будто – нет. Мата он на этот раз упорно избегал, хотя в последнее время непотребные слова то и дело срывались с языка. Вот например, с печкой: вчера никак не мог разжечь, и костерил все подряд. Щепки ни в какую не хотели гореть и воспламенять дрова. Да что щепки: не хотела гореть даже подложенная под них бумага!
- В этой деревне, что ли, совсем кончился кислород? – горячился не по летам Патрикеев и не скупился на выражения. – Как нечаянно окурок бросить в сырую траву – обязательно пожар будет. А когда есть все условия – не горит!
Вспомнив об этом, вдруг спохватился, что не спросил у Анастасии, надо ли затопить печку? Ведь при простуде тепло нужно. И насчет воды не спросил – может, надо принести? Но возвращаться он не стал. Уж завтра, а сегодня пусть болящая отдыхает. Хорошо, что ей не надо на работу. А может быть, плохо. Потому что пенсию она еще не получает, по недостатку возраста. Короткова числится при маслозаводе сборщицей молока у населения Новосельцева, но пока что молоко никто не сдает. Это уж в мае, а в основном летом, когда пойдут хорошие надои. Зимой Анастасия шьет одежду, работая от ателье, которое, как и маслозавод, гнездится в райцентре. Заказы ей отсылают не особо денежные и требующие корпения, что работницам ателье не нравится. Все-таки какой-никакой заработок у швеи-надомницы имеется. Хуже зимой: молоко никто не сдает, женщины прекращают заказывать летние наряды – зимой кто же их видит?
На следующее утро Иван Иванович вместе с Борькой прибыл к дому Коротковых. Хозяйка уже выпустила Зорьку за ворота и похлопывала по шее, внушая, что негоже бежать куда попало. Корова вертела головой и мычала.
- Доброе утро! – поздоровался Патрикеев. – Как самочувствие?
- Здравствуйте! Пока что без изменений, но лечусь.
- Температура?
- 38 ночью была. Сейчас поменьше.
- Ладно, так мы пошли, - и он похлопал Зорьку по боку. – Да, воды не надо принести? Печку затопить? А то я на обратном пути быстро…
- Вода есть. А вот дров занести можно. Хотя я электричеством обогреваюсь, когда мороза нет. Но вдруг приморозит.
Иван Иванович кивнул, скомандовал:
- Борька, марш! – хотя тот уже шествовал вместе с Зорькой привычной дорогой, с хрустом раздавливая тонкий ледок. Возвратившись через малое время к коротковской усадьбе, волонтер постучал и вошел.
- Проходи, проходи, Иван Иванович! – пригласила Анастасия Викентьевна, хлопотавшая на кухне.
- Я сейчас, только дров принесу.
Он принес большую охапку сосновых поленьев и положил у печи.
- Вот спасибо! Присаживайся к столу, чаю выпей. У меня оладьи.
- Э, не надо было беспокоиться, с температурой-то!
- Все равно немного полезно и посуетиться, расшевелиться. А печку я к вечеру затоплю, если морозить начнет. Да ты угощайся, Иван Иваныч, и я чаю выпью за компанию, - еще раз пригласила хозяйка, кутаясь в шаль.
  - Хороши оладьи, - непритворно похвалил Патрикеев, отведав угощение, дополненное медом. Но от второго стакана чаю отказался:
- Спасибо! Теперь до обеда можно и не питаться – до того наелся! Ну, ты отдыхай. Вечером я Зорьку доставлю. Да она, наверное, не станет упираться – вечером вся скотина домой спешит. Хотя есть, которые блудить начинают.
- Ну, Зорька домоседка. Только калитку открыть, она сама зайдет.  И я, наверно, встречу.
- Лучше отдыхай.
Вечером, как и обещал, Иван Иванович доставил Зорьку по месту жительства и, закрыв за ней калитку, продолжил путь домой в сопровождении Борьки. В следующие три дня он также неукоснительно конвоировал Зорьку до места сбора коров и затем обратно. На четвертый эту обязанность вновь взяла на себя Анастасия Викентьевна: она вместе с коровой стояла уже у ворот, поджидая их с Борькой. Поздоровавшись, пошли вместе.
- Не рано ты вышла в поход? – спросил Патрикеев. – Может, надо еще полечиться?
- Нет, простуда прошла. Температура спала, но таблетки пока глотаю. Да ведь и нельзя залеживаться, а по квартире много ли находишь? Гантели поднимать мне как-то непривычно.
   Иван Иванович скупо засмеялся, спросил:
- Наследников своих извещала?
- Нет. Зачем? У них там своих забот хватает. Но перезваниваемся. Хорошо, есть телефоны у каждого, а письма-то нынче не дождешься. Или тебе приходят?
- Как же: приходят. Счета за вывозку мусора. Регулярно.
 Теперь засмеялась Анастасия:
- Я и забыла. Эти-то, верно, приходят.
Гнали свою скотину к Лаптеву в этот час и другие скотовладельцы, здоровались с Коротковой и Патрикеевым, некоторые подмигивали.
- Вот, еще раз так пройтись – «тили-тили тестом» дразнить будут, - засмущалась Анастасия.
- До каких лет доросли, а все оболтусы, - беззлобно проворчал Патрикеев. – Так что же нам теперь – по разным улицам ходить? Раньше как-то не замечали, а тут… С чего бы это?
Иван Иванович совсем уж забыл, что раньше он Борьку в стадо не гонял, и что с утра почему-то надел совершенно свежую рубашку и прогулочную, не огородную куртку. Спутница его тоже выглядела приодетой, хотя и неброско. Обратный путь они преодолевали также вместе, но вечером Анастасия убежала почему-то раньше – на свист Патрикеева никто не отозвался и увидел ее теперь Иван Иванович уже отходящей от стада со своей Зорькой. Тотчас же он позвал своего телка, и они быстро настигли беглецов и опять, как утром, пошли вместе. 
Между тем администрация распорядилась сгонять рогатый скот на выпас в короткий срок, а не тянуться с этим по часу. Такое ущемление свобод его владельцев обусловливалось тем, что за время сбора стада оно успевало изрядно удобрить территорию будущего парка отдыха близ проходной, что было ни к чему: как-никак – не парник. И в преддверии ярмарки такое терпеть не представлялось возможным. Поэтому собранный скот следовало как можно скорее отгонять подальше, на опушку леса, где удобрение бедных лесных почв представлялось более уместным. Но это ужесточение дисциплины ни к чему не привело: на сбор стада как уходило полчаса, так и продолжало уходить. Конечно, за это время накапливалось дополнительно значительное количество органики. И если в начале пастбищного сезона мороз скрадывал последствия пребывания тут животных, то с наступлением теплых дней появилось неприятное амбре и ноги стали вязнуть. Ввиду таких обстоятельств пункт сбора парнокопытных решили вообще убрать из пределов парковой территории и перенести к ее верхней оконечности, в мелколесье. Это увеличивало протяженность пути коров и их хозяев на полкилометра.
- Нет, чтобы изобретать решения, облегчающие жизнь народа, так они придумывают лишние препятствия, - роптали некоторые, однако же больше по привычке. Поскольку понимали, что устраивать скотный двор посреди культурной территории негоже.
Иван же Иванович приветствовал такой поворот событий, поскольку это увеличивало продолжительность проводов скота – совместных с Анастасией Викентьевной. Как ему казалось, она тоже не опечалилась удлинением маршрута до точки концентрации коров. Да и почему раздражаться? Не зима – длительные прогулки организму только на пользу.
Ярмарка неотвратимо приближалась, заставляя нервничать главу Кабанова и делать вид, что тоже озабочены ее подготовкой, прочих работников администрации. Впрочем, некоторые и в самом деле переживали за успех предприятия.
                ***
                Глава 10
Александр Кабанов, достигший призывного возраста, в последнее время испытывал приступы тревоги. Но не предстоящая служба, которой он не пытался избежать, омрачала его думы о ближайшем будущем. Причиной беспокойства являлась его симпатия – Анна Большакова, которая с отличием заканчивала нынче школу. Поскольку знакомство их состоялось, как и у всех в  школах, давно, отношения оставались свойскими на протяжении всего долгого учебного процесса. В какие поры молодой Кабанов начал проявлять излишний интерес к Анне Большаковой, он и сам не смог бы сказать. Но когда ему пришла пора прощаться со школой, ввиду того, что 12-й класс в ней отсутствовал, Александр понял, что гораздо труднее будет ему не видеть каждодневно Больбшакову. Это еще казалось терпимым, так как он ходил на шахматную секцию при школе, которая работала четыре дня в неделю. Но иногда занятия у Анны заканчивались раньше, чем наступал урочный час для шахматистов, и раза два Кабанов опаздывал. Изучить расписание ее уроков не составило труда и в дни, когда они заканчивались у Анны рано, он приходил на секцию за час до освоения дебютов и эндшпилей и дежурил в коридоре, поджидая. Не сказать, что они принимались слишком оживленно и продолжительно беседовать, но и нескольких фраз ему хватало, чтобы чувствовать себя замечательно. Мысли о предстоящей долгой отлучке в ряды он пока отодвигал на самый дальний план. Но тут обнаружилось, что не только ему приглянулась отличница Большакова. И куда бы ни шло, если бы конкурент обретался в этой же школе или недавно, как и Сашка, окончил ее. Нет и нет: им оказался парень из соседней деревни, отстоящей от Новосельцева на восемь километров. Где они познакомились, оставалось загадкой. Кабанов решил, что Жорж – так звали этого паразита – тоже отличник, и знакомство их с Анной произошло где-нибудь на районной олимпиаде по математике. А может быть –  по русскому языку. Какая разница? Сашку бесило то, что этот Жорж посягал на его драгоценное достояние. При этом оставалось неясным, имелись ли у достояния какие-нибудь чувства к нему, Кабанову, или же они целиком принадлежали подлому Жоржу? Однажды, выбрав момент, когда конкурент прибыл к школе, имея в планах подождать Большакову, Сашка предложил ему отойти немного в сторонку для конкретной беседы и увлек в одну из аллеек, устроенных не слишком давно. Несмотря на прозрачные еще по малолетству кусты, конкретные беседы здесь время от времени проводились. Пока Жорж вопросительно глядел на скамейки и кусты, Александр ударил его в скулу.
- Ты чего, урод? – тихо спросил супостат и тут же нанес ответный удар. Так они молотили друг друга без явного превосходства одного над другим, до того момента, как прозвенел звонок. Двор моментально заполнился галдящим народом, и аллеи не остались без внимания. Приглаживая волосы и утирая разбитые носы, двое соперников разошлись.
- Если еще увижу, что ты ошиваешься тут возле наших девчонок, - голову оторву! – грозно пообещал Александр.
- Ага, щас! – невпопад бросил приезжий Казанова и, сев на скамейку, демонстративно предался ожиданию.
Несмотря на то, что правда была на стороне Кабанова, победу ему одержать не удалось, что немало расстроило его. Конечно, не составило бы проблемы позвать на помощь школяров, иные дылды из них дотягивали едва ли не до двух метров, но он посчитал ниже своего достоинства звать на подмогу младших. Да и драться у всей школы на виду – совсем ненужное дело. Вот Пашку бы привлечь… Он один двух Жоржей отделал бы за милую душу! 
Эта мысль завладела Сашкой, и он решил, что именно такой путь и надо выбрать, дабы отвадить захватчика от Анны и вообще от села Новосельцева. Шли весенние золотые дни, все больше укорачивая срок пребывания Кабанова вне военной формы. И загадить их никому непозволительно – справедливо кипел негодованием он.
Найти тяжелоатлета Павла не составило труда: он на фермерском машинном дворе в эти дни латал трактор, в преддверии надвигающейся посевной.
- Слушай, Паш, - обратился к нему Сашка, - тут надо бы сделать вразумление одному чужаку. Он из Боровки. Прыткий паренек. Он подбивает клинья под Большакову.
- Большакову? – отложил кувалду приятель. – Он наморщил лоб, роясь в памяти: - Аньку, что ли?
- Да.
- Хм. А ты тут при чем? Гастарбайтеров не любишь? А-а, понял! Ну, дела! Где же она его подце… где же они обзнакомились-то?
- Без понятия. Да какая разница? Надо его проучить, чтоб дорогу сюда забыл!
- И что же ты предлагаешь?
- Он ездит из своей деревни на мотоцикле. Через лес и этот пустырь со скульптурами. В лесу там тропинка есть, вся кривая, никто не ездит по ней, но можно. Вот там и подождать его и навтыкать до обморока! Не поймет – еще раз, потом еще – пока не поймет! – полыхал Кабанов.
- Вообще так и делают. Но только молодые. А я уже вышел из этого возраста. Да и, надо сказать, имелся у меня один мордобой, нечаянный. В полиции протокол писали. Чуть до суда не дошло. Поэтому мне не с руки воспитывать этого Жоржа. Еще по нечаянности покалечу, тогда уж совсем труба. Придумай что-нибудь другое, фантазии тебе не занимать. А по морде-то – много ума не надо.
Такая беседа состоялась между ними уже на следующий день после поединка Александра с Жоржем. На разработку другого плана у Кабанова ушло два дня. Вечером второго он неслышной тенью прокрался закоулками к пустырю, имея при себе хорошо наточенную ножовку, осмотрелся, приблизившись к собранию скульптур, и выбрал наиболее подходящую. Спилить ее было делом нескольких минут, несмотря на то, что работать приходилось, согнувшись в три погибели, чтобы ножовка ходила как можно ниже. Взвалив затем свою добычу на плечо, он быстрым шагом пересек пустошь и углубился в лес, где и спрятал в густых кустах.
На следующий день он прибыл на рабочее место Павла, собирающего из металлолома культиватор, и посвятил его в свой план.
- И ты думаешь?.. – расхохотался тот, выслушав Кабанова. – А что, давай попробуем. Мне вообще-то нравится.
И в тот же вечер, взяв кое-какие принадлежности, они отправились в лес, когда уже все владельцы скота разобрали своих коров и разошлись по домам. Против ожидания, времени на обустройство задуманного представления потребовалось больше, чем предполагалось: то ветви слишком уж заслоняли участок, где предстояло соорудить задуманное, то он выглядел недопустимо открытым, то нужное дерево стояло слишком далеко от тропы, то имело чересчур много веток. Наконец, их поиски увенчались успехом – они нашли то, что нужно.
- Ну, лучшего и желать не надо, - заключил Павел. – Иначе это заведет нас далеко.
 Сашка согласился, и они принялись за дело. Перво-наперво принесли вызволенную из-под куста скульптуру «Безутешная вдова», слегка отсыревшую от суточного перепада температур, и установили ее под выбранным деревом. Затем Кабанов полез на эту сосну с удачной ветвью в трех метрах над землей, и завязал на ней веревку с петлей. При этом, передвигаясь обратно к стволу, он чуть не сорвался и не угодил в петлю. Паша, стоя внизу, беззвучно ругался. Но все обошлось. Дальше пошло все как по маслу. Они накинули петлю на шею несчастной и, натянув веревку, устроили ее на оптимальной высоте. Лицом «вдову» повернули в ту сторону, откуда должен был появиться мотоциклист Жорж. Осмотрев результаты своих трудов с разных позиций, Александр и Павел остались ими довольны. Теперь все зависело от того, поедет ли боровский кавалер в этот день в Новосельцево, и как рано, если поедет.

- Лишь бы никто до того не поперся  в лес! – высказал опасение Козин.
- Должна же существовать справедливость! Не накаркай!
Сашка как в воду глядел. Не далее, как позавчера Сергею Ивановичу Копылову позвонил директор Новосельцевской школы - его давний знакомый, и между прочим сообщил, что, похоже, в селе вплотную занялись парком культуры. Потому что начали строить там избушку. А ведь Сергей Иванович имел на пустующую территорию какие-то виды?
- Спасибо! – поблагодарил Копылов. – Я прикину, что к чему и как.
- Если будешь здесь – заглядывай!
- Непременно. Я еще и к Кабанову хотел заскочить. Так что жди.
- Позвони только, как будешь на подходе.
- Ну да. Еще раз тебя мерсю.
Конечно, Копылов был готов ко всему, но надеялся, что культурно-оздоровительные прожекты новосельцевской администрации так и останутся мечтаниями и, наскучив многолетним нерадостным пейзажем пустыря, аборигены, наконец, дадут «добро» на устройство здесь туристической базы. Ан, нет! Что за избушку они затеяли строить и только ли одну ее? В скверном расположении духа он через день выехал рано утром в Новосельцево, и первым делом направился к скверной избушке. Она представляла собой почти уже поднятый сруб небольших размеров, кругом валялись щепки и опилки, но строители еще отсутствовали.
- Тьфу ты, гадость! – выругался Сергей Иванович, вляпавшись по причине слабого освещения в продукты жизнедеятельности скота, оставшиеся на старом месте сбора. Оценив масштабы строительства, он счел их не катастрофическими. В крайнем случае,  избушка может нечаянно сгореть – мало ли что? Теперь, в соответствии с порученным делом, следовало провести общую рекогносцировку и исследовать опушку леса: не затеяли там, часом, ушлые новосельцевцы еще какую-нибудь стройку в рамках инфраструктуры?
Тут подвернулась и тропинка, углубившись по которой немного в лес, Сергей Иванович остановился, как вкопанный, и схватился за сердце. И неудивительно: в расступающихся сумерках прямо перед собой он увидел повешенного. Вернее, повешенную. Лицо было обращено в другую сторону, но предметы одежды ясно указывали на гендерную принадлежность несчастной. Секунду-другую Копылов стоял, не шевелясь и почти не дыша, ловя обострившимся слухом малейшие шорохи, затем, пригнувшись, опрометью бросился прочь. Не переводя дыхания, он достиг автомобиля, бросился на сиденье и повернул ключ зажигания. Мотор зарокотал, но его квохтанье заглушали удары сердца о грудную клетку. Коровы с их погонщиками еще не вышли на променад, но уже раздавалось мычание и запоздалые вопли петуха. В рекордно короткий срок Сергей Иванович преодолел расстояние от Новосельцева до областного центра, не подумав даже заехать к директору школы или главе администрации. Он небрежно поставил машину, не заботясь об удобствах прочих автовладельцев, и заспешил на свой этаж. Тут, не успев раздеться, выхватил, как пистолет, из кармана телефон и включил его: звонков не поступало. Копылов перевел дыхание и опустился на стул в прихожей.
Несколько успокоившись, позвонил Клепацкому:
- Виктор Джеральдович, тут возникли некоторые проблемы. Но лучше за чашкой.
- Подъезжай! – последовал лаконичный ответ.
Патрон сидел у себя за столом, заваленном какими-то бумагами, где на каждом листе присутствовало две-три строчки. Копылову почему-то пришло на ум объявление на пачках ксероксной бумаги: «При производстве этой продукции не погибло ни одно дерево», а следом – анекдот: «При изготовлении этой колбасы не пострадало ни одно животное». Но, в общем-то, веселиться не приходилось: перед глазами то и дело возникала лесная тропинка, а над ней… Ужас!
- Да, дела! – недовольно сказал Клепацкий, - не понос, так золотуха! Надо же, какая злодейская деревня! Придется тебе временно лечь на дно. Будем надеяться на мастерство наших доблестных сыщиков. Авось, они пойдут по верному следу. Потому что оправдательных приговоров почти не бывает. Плохо, что ты наверное, все-таки засветился – машина твоя.
- Народу на улице не попадалось.
- Так окна есть, да и из огорода усмотреть могли. Но что гадать? Главное, не паникуй.
Легко сказать!
Тем временем рабочий день пастуха Лаптева начался и протекал, как обычно: он, сидя на коне, и имея при себе бинокль, осматривал вверенных ему коров и молодняк и, когда надо, кричал, призывая животных к порядку, а если требовалось – пускал в дело и кнут. Основная задача состояла в том, чтобы не пустить стадо далеко в лес, пройдя через который оно выходило на фермерское зерновое поле. Никакого зерна в эту пору там еще не наблюдалось, но фермер заявил, что на нем посеяны озимые и всходы уже должны проклюнуться, и если коровы укусить их еще не смогут, то просто вытопчут весь будущий урожай. Лаптеву проблемы представлялись совершенно не нужными, и он зорко следил за передвижениями домашнего скота, который по своим повадкам мало отличался от дикого. И, как всегда, наскучив поеданием обкусанных уже верхушек сухой прошлогодней травы, наиболее взыскательные парнокопытные двинулись в лес, игнорируя грозные окрики всадника. Пришлось углубляться за ними в чащу. Здесь на извилистой тропинке он увидел то, что моментально заставило его забыть о беглых коровах: на толстой ветке сосны висело тело. Опешив от неожиданности и вспомнив, что вечером и ночью он точно не пил ни грамма, Лаптев, не теряя времени, понукнул коня и достал из ножен крупный тесак.
«Хорошо, что на коне, без него бы не достать!» - бестолково успел подумать он, но действовал организованно и скоро: ухватившись левой рукой за твердую талию, он правой полоснул лезвием по синтетическому шнуру. Прием получился удачный: тело тут же обрушилось на землю. В следующий момент спасатель опознал в нем  деревянную «Безутешную вдову» из галереи скульптур. Размыслить, что к чему, он не успел: со стороны Боровки донесся стрекот мотоцикла, а через мгновение из-за кустов вылетел и он сам, понуждаемый сидящим за рулем Жоржем. Сворачивать ему особенно было некуда, и он принял влево, в кусты боярышника, поскольку справа стояла толстенная сосна. Весь исцарапанный, Жорж выбрался из зарослей только через минуту и как раз сзади лошади. Она, ошеломленная обилием невиданных событий, взбрыкнула и угодила копытом в правый бок мотоциклиста, отчего он снова завалился в боярышник. Лаптев, очумевший не меньше лошади, не знал, куда кинуться: то ли к вдове, хотя той помощи и не требовалось, то ли к Жоржу, охавшему в кустах. Наконец, тот выдвинулся на тропу в стороне от мустанга, держась за пострадавшие ребра. Лаптев привязал коня, отведя на пару метров, и принялся помогать ему вызволять из шипастого куста мотоцикл. Механическая лошадь нисколько не пострадала и не испытывала, кажется, никакого стресса. Жорж, по-прежнему держась за бок, уселся на своего скакуна и принялся глядеть в зеркало. Состояние его фэйса вызывало сострадание, что он понял и сам.  Отталкиваясь ногами, при помощи пастуха Жорж развернул мотоцикл, выругался и поехал обратно. Лаптев же, натужившись, взвалил неудачливую скульптуру вдовы на своего коня и повез ее к сотоварищам не пустырь, заботливо придерживая рукой. 
Поскольку происшествие не вызвало широкого областного и даже районного резонанса, Сергей Иванович ничего об этом не узнал. Следующие два дня после своего вояжа в Новосельцево Копылов не находил себе места, вздрагивая от каждого стука, производимого ветром. Особенно по ночам: он здраво рассудил, что за ним придут ночью, именно – в два часа десять минут. Это предчувствие сводило его с ума; он понял, что надо что-то делать, дабы окончательно не свихнуться. И позвонил Валентине, бодрым голосом пожелав ей здоровья, и осведомился, как идут дела на торговом поприще и как вообще – в Новосельцеве. Не обижают ли местные?
- Нет, не обижают, - отвечала Валентна, - а торговля идет не слишком бойко, но в магазине сейчас местная продавщица и уж, надо надеяться, она выжмет из односельчан все, что можно.
- Я слышал, там на пустыре будку какую-то построили. Или только слухи? Еще что интересного слышно?
- Нет, действительно построили. А в остальном все пока по-старому. Хотя не шутя собираются обустраивать его.
Звонить директору школы, а тем более главе Кабанову представлялось нецелесообразным, более того – опасным. Узнать сводку происшествий за неделю в полиции – тем более. Хотя Клепацкий мог бы это сделать. Но на такое безумие Сергей Иванович не решился. Хорошо, что у него отпуск, иначе он запорол бы всю работу. Наконец, на исходе седьмого дня после происшествия на лесной тропе он позвонил новосельцевскому главе:
- Федор Федорович, приветствую тебя! – собрав волю в кулак, жизнерадостно прокричал Копылов в трубку. – Как дела во вверенной тебе территории? К нам сюда не собираешься? Давно не был. Я уж и забыл – когда.
- Привет, Иваныч! Нет, пока не собираюсь: на месте куча дел! А к вам-то надо, но если заедешь, то целый день пропал. Еще и не хватит, хоть с петухами выезжай! Разве что переночевать и прихватить субботу?
- Смеешься? Их и в такой-то день не найти, а ты захотел – в субботу!
- Ну, вот видишь: никак не получается.
- Раз так, тогда я к тебе загляну. У вас все спокойно, без катаклизмов?
- Без них, Иваныч, без них обходимся пока что.
- Вот и славненько!
И действительно, скоро Копылов наведался в Новосельцево и заглянул к старому однокашнику.
- А-а, прибыл! – пожал протянутую ему руку Федор Федорович. – Ну, проходи, располагайся. Как раз свободные минуты – никого нет. Рассказывай!
- Так особенно рассказывать нечего, у меня все по-старому, областные новости все пропечатаны вдоль и поперек. Но в основном о Снежнодольске. А есть же еще и другие поселения. Как у вас?
- Ярмарка намечается, в этом году хотим устроить ее за селом и положить начало проведению там сегмента культмассовых мероприятий, которые требуют открытого пространства.
- Вон как! Стало быть, облагораживанию бросовых земель даете старт?
- Да, сколько все это тянулось! Хватит, пора браться за дело конкретно!
На этот раз хозяин кабинета не выставлял спиртного, а равно – и закуски, поэтому разговор можно было бы считать завершенным, однако же гость, преодолевший долгую дорогу, видимо, соскучился по разговору и спросил:
- Народ поддерживает?
- А как же! Без народа – никуда. Каждый человек на счету.
- Да ты что? Никто не терялся? Не ищут никого?
- Никого. Да что толку искать-то? Наши если потеряются – то с концами. Не найдешь. Последний раз это Андрей Калабин терялся, лет 20 назад. Искали, искали – не нашли. Ну, ладно. А года три назад он из Канады приехал, туристом. «Родные места посмотреть хочу», - говорит.
- И что потом?
- Посмотрел. И уехал.
- И больше – никто?
- Никто.
- Как хорошо-то! А то ведь лес недалеко, долго ли потеряться! Все в лесу нормально?
Федор Федорович насупил брови: «Вот уж, видно, делать-то нечего! Болтает всякую чушь». Но вслух сказал:
- Да произошел тут один идиотский случай: кто-то повесил в лесу фигуру из галереи скульптур. Видел же ты ее?
Копылов поперхнулся, перевел дыхание и спросил:
- Кого – ее?
- Да галерею же, галерею нашу!
- А-а, конечно, видел. Хорошая галерея. А зачем было вешать-то?
- Спроси его, дурака этого. Маньяк, не иначе. Да иногородний, конечно, у нас-то таких не водится!
Сергей Иванович шумно вздохнул, расслабленная улыбка озарила лицо и, встав, он шутливо поклонился, протянул на прощание руку:
- Ну, пока! Не забудь, если планы по пустырю переменятся, извести по-дружески.
Домой возвращался он в приподнятом настроении. «Ну, надо же! Сколько здоровья с этой дрянью потерял!». И он насвистывал песенку. В небе горячился жаворонок, и день стоял солнечный, ярко-голубой.
 Виктор Джеральдович выслушал оптимистический отчет Копылова о поездке в Новосельцево, посмотрел на его розовые щеки и, будучи человеком весьма недоверчивым, спросил:
- А был ли мальчик? – чем нанес большую обиду своему доверенному.
- Был мальчик, - сумрачно ответил Сергей Иванович. – Еще какая дама! Я думаю, на моем месте другого кондратий бы хватил. И вообще, кажется, пора мне заканчивать с этим Новосельцевом, достало оно меня!
- Так ведь любой труд подразумевает трудности! Это одно и то же. И ведь не задаром ты работаешь!
- Все равно скоро на службу выходить. Отпуск кончается.
- Ладно, ты отдохни пару дней еще, а потом доведи дело до конца. Нужна полная определенность. Давай.
Когда за Копыловым закрылась дверь, Виктор Джеральдович выругался и пробормотал:
- Что это за Новосельцево такое – нормальных вроде людей орангутангами делает! На свой лад. И та тройка тоже какая-то нестойкая становится. Надо ускоряться!
Так думал Виктор Джеральдович. А Копылов, припоминая свои малопродуктивные переговоры с депутатами новосельцевской думы, решал, что же делать: или выйти из игры, или же продолжить попытки добыть каштаны из огня для патрона, пока у того водятся деньги. Единственный, кто откликнулся на предложение Копылова – это директор школы. Но и неудивительно: как-никак они порядочное время имели приятельские отношения, работая в пригородном районе. Директор, проводя педсоветы, старался внушить педагогам мысль о том, как расцвело бы село, а вместе – и школа, будь здесь туристический центр. Чем Новосельцево хуже Паттайи? И учителя, будучи людьми дисциплинированными, соглашались с руководителем. Правда, иногда его посещали сомнения: официально-то он получил их всемерное одобрение и поддержку, но что будет при тайном голосовании? Особенное разочарование постигло его с Кабановым: уж, казалось бы, от кого еще ждать помощи, как не от старинного приятеля? А вот поди ж ты: глава поселения определенно дал понять, что такой помощи не будет. И что он пойдет на поводу у местного населения. Вот тебе и руководитель!
Так или иначе, от своей основной работы отрываться никак нельзя. Правда, она пока приносит слабый доход, не то, что фирма, где он работал прежде. Вот там – да! Но она потерпела крах, и квалифицированный экономист Копылов принужден был искать новый источник заработка. Он не успел даже собрать компромат на своего начальника. Соискателя приняли в недавно организованную «Лабораторию планирования и стимулирования организации производственных процессов  предприятиями среднего и малого бизнеса в дотационных районах экономически устойчивых регионов». Мыслилось, что работа учреждения будет финансироваться инвестициями этих регионов, которым надоело субсидировать отстающие районы. Имелись также виды на привлечение средств из федерального бюджета, если удачно встроиться в какую-либо программу. Отработав на этом многообещающем участке год, Сергей Иванович с некоторым разочарованием увидел, что с инвестициями в «Лабораторию» никто не спешит, и всем сотрудникам приходится обивать множественные пороги на предмет ее финансирования. Впрочем, тем же занимались и многие другие учреждения, так что приходилось мириться с таким положением дел. Тут и появился на горизонте Виктор Джеральдович Клепацкий, предполагавший, что специалист по дотационным территориям, тертый экономист может со знанием дела выполнить поручение по приручению такой соблазнительной территории, как Новосельцево вкупе с Березовым. Копылов, оценив перспективы, решил, что он ничем не рискует, а в случае удачного хода дел может рассчитывать на дивиденды. Если же, паче чаяния, затее суждено провалиться, то он успеет хотя бы попользоваться щедрыми командировочными, обещанными Клепацким. Тем более, что отпускные, начисленные «Лабораторией», ввергали в уныние. Но отпуск заканчивался, попытки завладеть, хотя бы временно, нужным участком земли в Новосельцево не приносили успеха, и приходилось думать о выходе на незавидную, но постоянную работу. В то же время Сергей Иванович не собирался ставить крест и на связи с Клепацким: мало ли что? «Лаборатория» - фирма ненадежная. Больших перспектив у нее как-то не чувствуется. Вроде, все сотрудники стараются, работают… Или только делают вид?
Он, неизвестно почему, вдруг припомнил, что у директора «Лаборатории» дом с тремя туалетами. Но, надо думать, спроворил его патрон раньше. Или уже будучи директором этой нищей конторы? Вот интересно. Что тогда говорить о Клепацком – у него в хоромах, наверное, туалетов штук пять, никак не меньше. Паркет, лепнина, мебель красного дерева и палисандра. Сергей Иванович грустно окинул взором свою убогую пятикомнатную комнатную квартиру с двумя лишь туалетами. Горе! Правда, есть еще мансарда. Но мансарда есть даже у Кабанова! Хотя у него только один туалет.
Мысли Сергея Ивановича потекли в сторону Новосельцева с его непрошибаемыми активистами. Действительно, видно, не на шутку взялись за свой парк отдыха. Построили сторожку. Он вспомнил, как вляпался возле этого строения в коровью лепеху. Лучше бы построили туалет! Хотя, если трезво рассудить, коровы в туалет ведь не ходят…  Какая обещающая утешение мысль только что мелькнула? Ах, да – насчет трезвости суждений. Трезвость – полезная вещь, но все хорошо в меру. В самом деле, пора снять нервное напряжение последних дней. Стресс в больших дозах вреден однозначно.
 И Сергей Иванович достал из бара бутылку водки.

                ***
                Глава 11
В Новосельцеве дружно встретили Пасху. Над селом стоял запах куличей, народ все ходил радостный, выставляли на стол самое лучшее, взаимно удивлялись прихотливой покраске пасхальных яиц, угощались без меры, принимали гостей и сами наносили визиты. Чего же лучше!
Но скоро подошли и сроки проведения  ярмарки. В администрации от ее подготовки у всех уже болела голова, хотя вообще говоря, болеть приходилось из-за солидарности с главой, который ввязался в эту авантюру по собственному желанию, без малейших указаний сверху. Поначалу хотели к этому дню привезти из райцентра бульдозер и выровнять хотя бы небольшую площадь для торговых рядов, но по зрелом размышлении отказались от этой идеи. Снег хоть и сошел, но земля еще не оттаяла и то, что удастся соскрести бульдозеру, смешается со льдом и получится грязная каша, которая не просохнет и за неделю. И решили все проводить на старой, обкусанной почти до корней, прошлогодней траве. Ни к чему были все сомнения и мигрени! Лишь только глава с Сумайкиным и еще двумя депутатами расставили изготовленные ранее столы, как уже появились первые продавцы и волонтеры, за так готовые посодействовать в общем деле. Запоздавшие в это утро на пастбище коровы с изумлением смотрели на растущее здесь скопище людей, производящих изрядный шум. А все потому, что некоторые из них желали купить, а еще большее число – продать. Как и везде. Уже потянуло дымом и запахло шашлыком, заиграла электронная музыка, которую питал переносной генератор, малое время погодя прибыл ансамбль «Фейерверк» из сельского ДК и грянул «Калинку». Тут привез свой прилавок со своей же продукцией фермер Раздобреев из соседнего села, торговавший с него говядиной и дробленым зерном, в то время, как его половина из задних дверей УАЗа продавала замороженные свиные ножки и свиные же головы. Мастера прикладного искусства выставили на продажу свои поделки, по весьма умеренным ценам, потому что спрос на них отличался скромностью. Вязаные рукодельницами вещи расходились особенно слабо – может потому, что морозы закончились, а может – потому, что в магазинах полно китайского товара. Тут же торговали бараниной и свининой частные владельцы скота, не имеющие фермерского размаха, а исключительно от щедрот подсобного хозяйства. В достатке имелось маринованной и квашеной капусты, соленых огурцов и черемши, непомерно злого чеснока естественной местной селекции, меда, сушеного шиповника, каленых кедровых орехов, клубничного мармелада, прочих солений и варений. Не смущаясь, Федор Калабин продавал варварски добытых удочкой почти краснокнижных хариусов, выловленных на том смехотворном основании, что хариусы местные и он – тоже местный. За этой рыбой приходилось забираться в верховья Песчанки, поэтому продавалась она дорого. Пришел Патрикеев, торговавший собственноручно добытого и освежеванного диетического  зайца. Последнего, надо сказать, никто не покупал – уж больно он без шкуры казался истощенным и малоаппетитным, не в пример импортным куриным задницам, толстым и напитанным жиром. Их подвезли чуть позже торговые люди из города, и этот продукт пользовался спросом, особенно у гостей из райцентра, других курей и не едавших. Много чего выложили на свои прилавки кондитеры, пекари, школьные кружковцы и умельцы по приготовлению мясо-рыбных деликатесов, как-то: копченые окорока и секретно посоленное сало, вяленые окуни, твердые, как сосновая щепка и вкусные до невозможности. Попробовавшие их незамедлительно вспоминали о пиве, однако же на ярмарке торговали только кока-колой, лимонадом, ненатуральными соками, на коробках с которыми утверждалось что соки – натуральные. Натуральной казалась только бутилированная вода, впрочем, налитая неизвестно откуда. Но новосельцевцы – народ не привередливый, пили и такую. Самые предусмотрительные прихватили с собой горячительное, не надеясь на кипятившийся в нескольких местах чай.
 Весна! Она коварна: кажется, вот тепло, хоть загорай, пришел домой – ан, насморк, колотье в спине, правое ухо постреливает. Лучше поберечься. Поэтому  Виктор Петрович Сумайкин и Лев Иванович Гущин, заранее созвонившись, прихватили с собой по бутылке рядовой водки. Третьим поставщиком ее должен был стать Иван Иванович Патрикеев, но его освободили от этой повинности, поскольку он пообещал приготовить отличную диетическую закуску – печеного зайца. Патрикеев, глядя на вещи реально, не надеялся продать его. Если же, паче чаяния, кто-то соблазнится таким продуктом, можно и продать, а к столу купить что-то здесь же – на ярмарке недостатка в закусках не бывает. Независимо от наличия питья. После того, как зайца Патрикеев приготовил к продаже, он заглянул к Анастасии Коротковой – не сходить ли им на это мероприятие вместе? Но она еще не полностью восстановилась после простуды, покашливала, а потому отказалась, пожелав ему хорошо провести время. И чтобы он тоже не простудился.
Ярмарка шумела, веселье - в полном разгаре.
«О, баядера, мой прекрасный цветок!..» - ревел завозной оперный певец на одном конце дикого поля, «Этой ярмарки краски!..» - гремела запись из колонок на другом.  Несмотря на все усилия организаторов по образцовому проведению мероприятия, появились люди в особо приподнятом настроении, причиной чего никак не могла стать одна лишь ярмарка сама по себе. Этот момент трое возрастных ее участников сочли вполне подходящим, чтобы посидеть малой компанией где-нибудь в сторонке. Они отошли недалеко в лес и Патрикеев, большой специалист по разведению костров, моментально запалил такой, который слал мизер дыма, но исправно давал высокую температуру. Иван Иванович тут же пристроил сбоку зайца, достал стеклянный пузырек с солью и посолил. С ярмарки они принесли каравай хлеба, колбасу и бутылку воды.
- Ну, тогда и приступим, пожалуй, - сказал Виктор Петрович, наполняя одноразовые стаканчики с рисунком под хрусталь.
- Давненько не приступали, - заметил Лев Иванович. – Хорошо, когда печень помалкивает.
- С ярмаркой! – провозгласил Иван Иванович, поочередно прикоснувшись к беззвучным стопкам обоих друзей.
- А холодновато там, на поле, - заметил Гущин, закусив. – вот у костерка – в самый раз. Лепо. И ветра тут нетути. Еще бы табуретку… - и он принялся пригибать кусты, поудобнее умащиваясь на них.
Иван Иванович, опустившись на колени, сдвинул дрова в сторону, а на углях, оставшихся от мелких хворостин, устроил своего зайца, и пошел за новой порцией топлива. Порозовевший Виктор Петрович тут же поспешил в другую сторону и притащил поросшую мхом валежину, на которой они и уселись с Патрикеевым.
- Ну, пожалуй, хватит жарить, - решил тот полчаса спустя, когда первая бутылка подходила к концу. – Горячо сыро не бывает. Да еще с водкой – хорошая защита. Что, поднимем перед горячим блюдом?
И они выпили за охотничий фарт Ивана Ивановича, а он быстро нарезал часть диетической тушки и разложил на газете.
- Жестковато, - констатировал охотник, пробуя приготовленное блюдо.
- Да, есть немного: скрозь  твердый, - согласился Гущин. – Его бы попарить маненько. Стал бы отменный деликатес. Хоть кажинный день снедай.
- Ну, если жевать не торопясь, то можно вполне, - высказал свое мнение Сумайкин. И они принялись жевать тонкие пластинки не торопясь.
- Натуральный продукт, - оценил некоторое время погодя Виктор Петрович. – Не колбаса!
Молчание подтвердило правоту его слов. Жаркое получилось отменное, однако требовало известных усилий для потребления, чем и озаботились участники пикника, методично работая челюстями.
Ярмарка меж тем помалу затихала: не слышно стало оперного баритона, угомонился ансамбль сельского Дома досуга, лишь записи популярных песен неслись над пустеющим полем; народ понемногу расходился, оставляя на столах и под столами стаканчики от мороженого и из-под чая, конфетные фантики, многочисленные пустые упаковки и остатки трапезы. На ее  запах уже давно сюда подтянулось полдюжины близлежащих собак, которые с нетерпением ждали, когда же, наконец, гуляки покинут ярмарочную территорию. Дежурная бригада, состоявшая из работниц администрации и волонтеров, наспех собирала в траурные полиэтиленовые пакеты весь мусор, какой-то пикап увозил все это на далекую свалку, к неудовольствию собачьего сборища.
- Ну вот и май пришел, - разгибая утомленную спину, сказала тетя Поля, - скоро и зима. – И она метнула последний пакет с мусором в костерок, который наряду с другими уже угасал.
- Федор Федорович, - хлопнул себя по лбу один из братьев Калабиных, - так давайте все остатки тут и спалим, вместе со столами! Вот будет костер – в Боровках увидят!
- Так столы-то сгорят, а мусор станет тлеть сутки, двое – еще разнесет ветром! Нет уж, сколько убрали – и хватит. Все равно тут будут еще субботники – делать много чего надо, - ответил разгоряченному Калабину глава администрации.
Наконец, погрузили и увезли музыкальную аппаратуру, генератор и два старых, но еще употребляемых в работе администрации полированных стола, оставив остальные в сторожке. На поле опустилась тишина, нарушаемая лишь перебранкой собак, дальним плачем тальянки да нетрезвым голосом тоже дальнего солиста. Но это был не гость из облцентра: он уже счастливо ехал домой, согреваемый письменной благодарностью местной власти и хоть небольшим, но все же гонораром. Трое городских владельцев магазина «Лучший», присутствовавших здесь вместе с частью своих продовольственных товаров, смотрели и слушали, с целью более полного представления о жизни изучаемой территории. Им то и дело приходилось удивляться местным странностям, вроде калабинского предложения сжечь все последствия  ярмарки или посещения территории, вслед за собаками стада коров, которые пришли сюда посмотреть, невзирая на попытки Лаптева завернуть их к дому. Однако они опоздали – ничего съестного тут не осталось.
Еще больше удивились горожане, когда из ближайшего сектора леса донеслось нестройное пение мужского хора, а затем показались и сами исполнители. В них коммерсанты узнали Сумайкина, Гущина и Патрикеева; двое последних шли, поддерживая друг друга, а Виктор Петрович нес пакет с мусором от посиделок и при каждом шаге в нем звякали пустые бутылки. Старейшины были крепко навеселе, и то и дело кто-нибудь из них спотыкался, пока они преодолевали опушку. При этом они не переставали выводить «Динь-динь-динь, динь-динь-динь – колокольчик звенит, этот звон, этот звук много мне говорит!».
- Ну, дела! – произнес смущенный Андрей, - ладно, когда молодежь гуляет, а тут – старики! А молодежь где – чай хлещет? Молоко?
- Так она наверно, вся в городе, - рассудительно сказала Валентина. – Некому, кроме дедушек, гулять.
Еще больше они удивились бы, скажи им кто-то, что двое из троих, а именно Сумайкин и Гущин настроились продолжить банкет, уже дома. И звали Патрикеева, однако он сказал, что ему срочно и обязательно надо заглянуть по одному адресу. Адрес этот его спутники знали и не посмели возражать. Но Патрикеев, расставшись с ними и достигнув калитки Анастасии, вдруг потерял равновесие и едва не упал, прямо в лужу под ногами. «Да, пожалуй, чтобы идти к ней, я недостаточно трезв. Чего позориться?» - самокритично рассудил он и нетвердой походкой отправился к себе домой.
- Может, и нам причаститься, - спросил меду тем Федор, – мы чем хуже? Не пенсионеры, но уже и не школяры. Имеем полное право. Исследование по желанию Джеральдовича провели, территорию осваиваем успешно, спонсорскую помощь администрации оказали, чего же еще? Можем гулять смело.
- Что до меня, то я – за, - поддержал Андрей, а Валентина пожала плечами:
- Я тут договаривалась кое с кем насчет клеенок. Но это можно и завтра.
Вопрос разрешился без дебатов.
- Жаль, что еще не время цветов, - сокрушенно проронил Андрей.
- Не до журавля, - засмеялась Валентина, - хоть бы молока настоящего купить. Думала, на ярмарке, перед уходом. Чего с ним полдня таскаться. А оно, говорят, закончилось почти сразу - через полчаса. Немного продавалось. 
- Хм, - удивился Федор, - ведь тут шатается целое стадо коров, они что – молока не дают?
- Я спросила: говорят, молоко все идет на выпойку телятам и немного себе. Потому что продавать невыгодно – привозное магазинное даже дешевле. И все знают, что там в основном порошковое и еще неизвестно какое, но пьют. А если продавать свое по таким ценам, лучше тогда вообще корову не держать. Поэтому и спаивают телятам – они, говорят, растут, как на дрожжах. А мясо куда выгодней молока.
- Совсем сдурела деревня, - заключил Федор. – Молоко – коровам, хотя его бы – в детсады.
- Но мне объяснили, что малообеспеченные сдают молоко сборщице – хоть какая-то копейка. Так им же и самим надо, поэтому и идет его в общепит немного.
- Кошмар кошмарный! Так что же, ты осталась без молока?
- Ну почему? Есть ведь у нас в магазине, произведенное из натуральных продуктов. Как во всех магазинах. Если не злоупотреблять – никакого ущерба здоровью.
- Да, не хотелось бы ущерба, - с чувством заметил Андрей.
- Это как кока-кола: всякий яд полезен, но в определенных дозах, - глубокомысленно изрек Федор.
- Все-таки жалко, что нет еще цветов!
                ***
                Глава 12   
Александра Кабанова провожали в армию, и тут присутствие гостей и гулянье получилось не по обязанности, а искреннее. Идущее, как сказали бы современные цицероны, прямо из сердца. Не иначе. Его мать на пару с подругой жарила, парила, варила. И хоть нередко проводы сопровождались эксцессами, поскольку народ в них принимал участие молодой, горячий, все же и Федору Федоровичу надлежало принять в мероприятии серьезное участие. Традиция! Хотя за порядок, а коли случится – и за непорядок в поселении отвечать ему. В доме Кабановых собрались их родственники, не уехавшие еще бывшие друзья Сашки, нынешний его приятель Павел и сосед-баянист. Звучали напутственные речи и пожелания отличной службы, наставления на предмет не уронить чести славного села Новосельцева и много еще других замечательных слов. Федор Федорович выступил весьма сдержанно и отметил, что в их роду служили все представители сильного пола, и он сам – в том числе. И после службы Александру дорога везде открыта.
Сосед, отставив стопку и закусив, взял в руки баян. Почему-то получилось, как у поэта: «Каждый пьет за парня русого, за его невесту, отчего ж играют грустную гармонисты песню?». Невесты, правда, тут не обнаружилось, но русый парень был, и, считай – именинник, а вот поди ж ты! Баянист заиграл «Любо, братцы, любо, любо братцы, жить…» и ему нестройно подпевали. Кто-то даже всплакнул.
Сашка отдал бы всех гостей, кроме, может быть, Пашки, за приход одного, вернее, одной…
Его план с «Безутешной вдовой» не сработал, или сработал лишь отчасти. При счастливом исходе после встречи с ней на полутемной лесной тропе Жоржа мог хватить кондрашка, или он начал бы заикаться или, на худой конец, стал скрываться в своем селе, опасаясь, что ему пришьют убийство. И роман с Большаковой сам по себе сошел бы на нет. Но получилось все гораздо хуже: боровский кавалер налетел на лошадь пастуха, или она налетела на него, но ударом копыта поломала ему два ребра. И вроде, все неплохо, но на следующий день Анна Большакова отправилась проведать калеку. При известии об этом у младшего Кабанова заныли зубы, и он запоздало подумал, что на тропе следовало устроить другую петлю, которая захлестывалась бы на ноге идущего и вздергивала его вниз головой. И пусть бы себе болтался! Распаляясь, Сашка совсем упустил из виду, что Жорж не передвигался пешком, а ехал на мотоцикле. И вряд ли петля-ловушка осилила бы такой груз. Да и что проку с подвешенного мотоцикла? Не Жорж… На грани нервного срыва Александр вышел подышать студеным вечерним воздухом, и сразу у крыльца налетел на Большакову, которая собралась уже подниматься по ступенькам. Они долго о чем-то говорили, отойдя за голые кусты сирени. А назавтра Анна пришла провожать Кабанова. И что тут особенного: односельчане, да и почти одноклассники! То есть, ничего не понятно у молодых. Павел Козин пришел на проводины тоже, но держался в стороне. Сашка, улучив момент, спросил:
- Ты не слышал? КАМАз, который ты тягал в райцентре, почему-то завалился в палисад. Штакетник – в щепки, стекло в кабине треснуло, дверца помята.
- Ну, ты даешь! – почесал затылок приятель. А Сашка засмеялся и повернулся снова к Анне.
После ярмарки народ вернулся к повседневным заботам, среди которых на первое место выходили садово-огородные. Но имели место еще и полевые, хотя тут ни о какой массовости говорить не приходилось. В Новосельцеве после краха колхоза полеводством занималось лишь одно-единственное фермерское хозяйство, а в нем на этом участке трудились не больше десяти человек. Да и то во время посевной и уборочной, когда надо делать одно, другое и третье одновременно и обязательно в короткий срок, ибо с погодой договор заключить не удавалось еще ни одному фермеру. Но Павел Козин весь земледельческий сезон проводил в поле, почти не имея перерывов, иногда по месяцу и более без выходных. Поскольку с начала и до завершения полевых работ на них требовался трактор. У Козина он трудился без лишних простоев, благо – запчастей полно, плати только деньги. Но это уже забота фермерской конторы. Хотя и возился  Паша с железным конем достаточно. И вот в самом начале нынешней весенне-полевой кампании к Козину рано утром заехали хозяева нового магазина – гущинские арендаторы Федор и Андрей.
В ворота ломиться не стали, ввиду раннего времени, а пару раз посигналили клаксоном – деликатно и без надрыва.
- Что? – спросил Паша после приветствий, переводя взгляд с одного на другого, и обратно. Они переглядывались. Специфика полевых работ заставляла проявлять в разговоре с земледельцами определенную осмотрительность, чтобы не показаться совершенными идиотами. Как получилось накануне. А началось с того, что Гущины обратились к ним с предложением часть обширного огорода использовать за умеренную плату для своих нужд. Ведь чем не дача? А на даче без грядок – никак! Самим хозяевам ввиду почтенного возраста огород великоват: если использовать его весь – надо копошиться с утра до ночи. Федор никакого энтузиазма от этого предложения не почувствовал, но Валентина сказала:
- А что, можно!
И Андрей ее поддержал, хотя в грядках и рассадах разбирался на редкость слабо. Так или иначе, арендаторы занялись сельским хозяйством, поскольку осваивать новосельцевское пространство предстояло по многим направлениям. И  они в тот же день отправились за гору, где находились поля. Сразу же за ней обнаружился трактор, который полз по полю, оставляя за собой ровные неглубокие борозды. Подождав, когда он приблизится к меже, помахали ему рукой, будто с просьбой подвезти. Из кабины, кряхтя, выбрался грузный тракторист, вскинул вопросительно голову.
  - Бог в помощь! – поприветствовал его Андрей. – А где нам найти Козина, Павла?
- Так он дальше туда, - махнул рукой здоровяк, - шлейфует. Но вы не проедете, - он критически посмотрел на машину гостей. – Там колея – во! – и  черкнул ладонью себя по груди, показывая, какая именно там колея.
- А долго он там будет шлиф… шлифовать?
- До ночи должен управиться. Но всяко может получиться. Может, завтра к обеду. А вам для чего?
- Да надо было огород вспахать, у Гущиных. Может, вы возьметесь?
- Э, нет, не выйдет. Я же таскаю культиватор, им, конечно, можно, но он широкозахватный, в огород-то я с ним не влезу. Так что – к Павлу.
- А больше никого нет?
- Никого. Вдвоем мы. Нормальные мужики не выдерживают – ведь все надо через пуп! Вы утречком пораньше к нему домой загляните.
- Как успехи? – поинтересовалась Валентина, рассматривавшая пакетики с семенами овощей, нашедшиеся в магазине. – Нашли тракториста?
- Почти, но не совсем, - сообщил Федор. – Он занят сегодня – шлифует.
- Дома занят?
- Почему дома? На поле.
- А чего он там шлифует?
- Землю.
- Землю? – ужаснулась Валентина, схватившись за щеки. Но тут же нашлась:
- А-а, прикалываетесь?
- Ничуть. Мужик там сказал:
 – Пашка почву шлифует. Но на поле к нему не проехать. Только на тракторе. - Завтра в рань заедем к Козину, до работы.
- Дурдом! – пробормотала Валентина, а Андрей добавил:
- А как иначе? Новосельцево!
- Так чем могу? – нетерпеливо спросил Козин, переводя взгляд на троих гостей.
- Нам бы огород вспахать, - прервала молчание Валентина. – У Гущиных. Вчера к вам на поле хотели попасть – не получилось. Говорят, вы землю шлиф… - она запнулась, - шлифовали?
- Да, уже в потемках закончил шлейфовать. Пылища!
- Как интересно! А как вы шлифуете?
- Да ничего сногсшибательного. Таскаю шлейф - цепь толстенную, длинную. Фронтально-горизонтально тащится, выравнивает почву, закрывает влагу, заделывает семена. После шлейфования еще нужно прикатывание, но мы этим не занимаемся – слишком много солярки на все уходит. Если дождь вовремя – и так хорошо получается.
Огородники переглянулись, Валентина засмеялась, а Федор почесал переносицу.
- Так, значит, вспахать надо?
- Да, половину; у Гущиных возле дома сад, там пахать почти нечего.
- Знаю. Давайте тогда так: сегодня у меня другая работа, а завтра к вечеру я подъеду с фрезой.
- Договорились. Тогда до завтра!
- Пока!
Назавтра Козин, точно, как только стало смеркаться, прикатил на колесном тракторе с фрезой и за полчаса разделал порядочно заросший участок до мягкости чрезвычайной.
- Ну надо же! – восхитился Андрей, вороша распушенную землю. – А я где-то видел, плугом пахали – такие глыбы, их хоть кувалдой разбивай.
- Это, наверно, целина или залежь, - пояснил Козин. – Да если еще глина.
- И что, теперь на все лето – в поле? – поинтересовался Федор, вручая пахарю договоренную сумму.
- В принципе – да. Но если только фирма не прикроется.
- Так а какая фирма? Ты же на фермера работаешь?
- О нем и говорю. Завязать он хочет с этим делом. Сына нет, продолжать некому. Дочка в город смотрит. Но главное, в этом году лесоделяну ему не дали, а без леса – какое фермерство? Рос бы тут виноград…  На древесине только и выезжал. А зерно – так, для отчетности. Но урожай неплохой получали.
- Так-так-так – в раздумье проронил Федор. – А если бросит это дело, оно что, бесхозным останется?
 - Да кто его знает, какие он планы строит. Технику-то, конечно, распродаст, а с землей – тут дело канительное. Темное дело.
- Темное? – оживился Андрей. – А кто-нибудь уже закрывал свое фермерство?
- Да имелись. Да как закрывали? Перестал пахать-сеять, да отчитываться куда там надо… Вот и все. Пашня заросла дурниной, потом сосняком, и все дела. Но рыжики хорошо растут в сосенках. С утра до вечера можно собирать – они все нарастают и нарастают.
Валентина недоверчиво покрутила головой, спросила:
- А их не штрафуют за эти грибы? За сорняки, то есть?
- Да не поймешь: вроде и штрафуют, а они все такие же веселые ходят.
Андрей вкрадчиво спросил:
- А, например, нам твой фермер мог бы уступить свое хозяйство?
- А что? Ему без разницы – хоть пингвинам, лишь бы заплатили. До денег охочий сильно.
- Тогда подскажи, Паша, как нам с ним выйти на контакт. Хотя бы предварительно переговорить, застолбить участок, так сказать.
- Он живет-то в нижней деревне, Октябрьская 35. Могу телефон дать. Но человек необязательный, когда дело не касается денег. Это как танзанийцы, что ли: с ним договариваются о встрече, так он может прийти часа через три после срока. В наших-то краях так не делается, у нас надежно: если человек не идет 15 минут, то он и совсем не придет.
- Понятно. Это насчет фермера?
- Да вообще. А фермер уж точно может не прийти, если это ему без надобности. Что у кого-то надобность – на это он чихал.
- Веселый человек. Дай, на всякий случай, его телефон. И звать как его?
Учитывая странную привычку сельских жителей вставать ни свет, ни заря, решили тут же переговорить с фермером, пока он никуда не делся.
- Степан Андреевич? – спросил в трубку Федор. Это из магазина  «Лучший», соучредитель. Федор меня звать. Есть к вам дело. Взаимовыгодное, думаю. Можно подъехать?
Ответ последовал, видимо, утвердительный: Федор подмигнул пассажирам и тронул с места.
Степан Андреевич, в отличие от своих трактористов, оказался человеком сухощавым, хоть и длинным: годы предпринимательских метаний отразились на нем и визуально.
После взаимных приветствий перешли к делу. Фермер не удивился, что гости знают о его намерении разделяться с производством злаков, поскольку тайны из этого не делал. И даже, как им показалось, обрадовался интересу приезжих к его хозяйству. Сложности состояли в том, что вступление новых хозяев в дело никак не могло осуществиться раньше, чем будет убран урожай, а когда так, то и технику до тех пор продавать никак не возможно. И, конечно, земля – тут предстояло много мороки. Словом, раньше, чем к концу года вступить во владение сельхозпредприятием новые владельцы не могли.   
- Но это крайний срок, - уверенно изрек фермер, - при условии благодарности должностным лицам они все могут ускорить в два-три раза. Так что не переживайте. А зерно на семена я вам оставлю – искать не придется. Остальное продам, чтобы гасить кредиты.
- Ну, у нас пока не горит. Хотя, конечно, лучше побыстрее.
Степан Андреевич кивнул:
- Будем держать связь.
Он достал объемистый, обитый по углам медью бумажник, и сунул туда врученную ему визитку. Гости откланялись и сели в машину. Степан Андреевич долго стоял, провожая ее взглядом, и ощущал в груди приятное волнение – наконец-то появилась реальная надежда покончить с опостылевшим занятием. Еще когда бы отвели лесоделяну, а так – растите ячмень сами. Ячмень – полезная культура; говорят, им прежде кормили гладиаторов и прочих рабов. Но он не гладиатор, перебьется и без ячменя.
Клепацкий остался доволен действиями троих миссионеров в Новосельцеве. Теперь следовало закрепить предварительную договоренность с фермером, и ускорить процесс передачи его дел в их руки. То есть в руки Клепацкого. Вопрос еще, какую цену заломит аграрий. Есть вероятность того, что не слишком большую – как-никак он в земледелии разочаровался. Наметился, наконец, серьезный масштаб участия команды Клепацкого в жизни Новосельцева. Магазин, клеенки – это одно, а две сотни гектаров сельскохозяйственных земель – совсем другое. Копылов только что-то нерасторопно действовал, как и Бургомистров, а казалось бы - такой пройдоха. Еще с этой «Несчастной вдовой» дурацкий анекдот получился. Однако где найти лучших? Все умельцы давно уже пристроены. Но кто хочет, тот добьется, как пели пионеры. А игра стоит свеч, тем белее, что уже понесены немалые затраты. Только вперед, браться еще за один проект уже нет возможностей, да и куража тоже. Надо, чтобы Федор и Валентина укоренялись как можно прочнее в этом многообещающем Новосельцеве.
Между тем трое его порученцев не на шутку занялись огородничеством, что тоже косвенно отвечало замыслам патрона. Здесь всеми основными процессами заправляла Валентина. Ей, в свою очередь, давала консультации и направляла многоопытная Гущина. На огородной почве они замечательно сдружились, и имелась от этого заметная польза. Но пришлось пойти на дополнительные расходы: понадобились укрывной материал, удобрения, пестициды. Клепацкий, видя нешуточный энтузиазм новых новосельцев, оплачивал эти расходы, не уклоняясь. Взамен ему обещали экологически чистый, свежайший огородный продукт. И верно, не прошло и месяца с начала их земледельческой страды, как к столу Клепацкого и их собственному была поставлена молодая редиска, которая удалась у новичков на зависть. Удивилась даже многоопытная Гущина, но в то же время и гордилась: ее уроки дали наглядный результат. А пока до урожая даже скороспелой редиски было еще далеко: Валентина и Андрей пластались на грядках, как заправские дачники. Федор же занимался огородными делами исключительно по необходимости, и все получалось у него как-то не так, хоть и старался: известно – если что-то делаешь без души, фурора ждать не приходится.
- Слушай, Федя, - обратился к нему в эти поры Андрей, надо нам с тобой ускоряться. То есть, чтобы меньше нагрузки падало на Валентину. Она за эти дни спала с лица – ведь безотрывно возится с этими грядками. Еще бы ела – там, стейк свиной с двумя пальцами сала или  хоть чебуреков пару-тройку, а то ведь одними конфетами питается. Того гляди, скоро на нектар перейдет. С одуванчиков.
- Об этом я как-то не подумал, - признался Федор. – Она и раньше-то не слишком на суп налегала, а сейчас, точно, и совсем мало ест. Ладно, я проведу с ней родственную беседу. Я, например, сейчас съел бы этот - с двумя пальцами.
- Проведи. Ну вот, а я сейчас, наверно, сварю картошку и потом мы ее употребим под копченую скумбрию. Уж против этого-то Валентина не устоит! – сказал Андрей и точно, взялся за картошку. Очистив с полдюжины картофелин, он налил в стахановскую тарелку воды и принялся мыть клубнеплоды. Он брал картофелину и плескал на нее водой, и полоскал в тарелке, а потом отчищал непослушную грязь, втирая ее в пористую  белую поверхность. В конце концов, снова вооружился ножом и занялся срезанием наиболее загрязненных участков. Вес приготовленного для варки картофеля значительно уменьшился. «А, хватит! – решил Андрей. – Ведь будет еще рыба». И поставил кастрюлю на огонь. 

Между тем Клепацкого настигла еще одна мысль, и он призвал на беседу Копылова.
                ***
                Глава 13
Иван Иванович Патрикеев в последнее время стал бриться регулярно и тщательно. Кроме того, на щеках его начал появляться давно покинувший их конфузливый румянец, хотя косметикой человек совершенно не пользовался. Тут причина имелась иная: соседи, обмениваясь последними новостями и впечатлениями, сделали вывод, что она заключалась в Анастасии Коротковой. Что-де, Настя, к которой Патрикеев зачастил, подкармливает его качественно приготовленными блюдами, и если дело пойдет так и дальше, не избежать Ивану Ивановичу живота. Впрочем, думали так напрасно: он имел не поддающуюся ожирению конституцию, не страдал обжорством, а кроме того – со своими нечастыми, но дальними охотничьими вылазками сгонял лишние граммы, не успели они появиться. Однако же от одного только бриться щеки его вряд ли бы порозовели; все-таки потчевание Патрикеева у Анастасии тоже не приходилось совершенно сбрасывать со счетов. Между тем и сама она, по оценкам соседей, стала выглядеть лучше: надо думать, яства, приготовляемые для Ивана Ивановича, пошли на пользу и ей.    
- Да чего удивляться, - говорила Ольга Петровна, соседка наискосок через дорогу, - ты возьми поросенка. Если он один, он  и ест-то так себе, без аппетита, худеет, а подсели еще одного – так они наперебой будут глотать, что ни предложи. Так и тут.
- Известное дело, - соглашалась Евгения Васильевна, соседка Ольги Петровны через огород, - как говорила Раневская: «Есть одному так же противоестественно, как с…ть вдвоем».
- Вот-вот!
Анастасия Викентьевна между тем почти не замечала, что ела, хотя готовила безошибочно – на автомате, как говорят повидавшие жизнь пятиклассники: она пребывала в странном, почти сомнамбулическом состоянии. А все это стало следствием предложения, сделанного ей несколько дней назад Иваном Ивановичем. Именно предложил он им двоим пожениться. Было, отчего затуманиться голове!
Патрикеев же, не встретив решительного отказа, чего втайне опасался, докучать лишними резонами ей не стал, а начал деятельно готовиться к бракосочетанию. Разумеется, такие намерения немедленно стали известны Сумайкину и Гущину, которые давно уж подозревали, что совместное с Коротковой сопровождение домашнего скота на пастбище для Патрикеева добром не кончится. И он потеряет свой суверенитет. Но, трезво размышляя, приходили к выводу, что Иван Иванович не брал обязательства жить одиноко, а что приходится жертвовать свободой – так ведь за все надо платить. Это правило почти без исключений: не приходится платить, пожалуй, только за подзатыльники. Их жизнь отпускает даром.
Поскольку бычка своего Патрикеев еще не продал, ввиду его малой упитанности, средства для предстоящего торжества надлежало выкроить из тех сумм, которыми он располагал. Кое-какие накопления имелись. Но бюджет следовало пополнить. Иван Иванович рассудил, что негоже таким солидным людям, как он с Анастасией Викентьевной, уставлять праздничный стол только лишь бутылками с самогоном и, стало быть, особо заниматься его приготовлением не имеет смысла. Угощать приглашенных они будут добротными лицензионными напитками. А вот закуска – другое дело. Тут широкий простор для самодеятельного творчества. И Иван Иванович затеял в этом плане некоторые проекты. Один из них он стал претворять в жизнь за неделю до предстоящей регистрации. Проект выглядел довольно сомнительным но, отринув сомнения, жених очертя голову бросился его осуществлять. Его решимость подогревали приближающееся священнодействие в ЗАГСе и замечательное воспоминание о недавней рыбалке. Он тогда поехал вверх по течению реки за Боровку, туда, где в Песчанку впадала небольшая речушка Мшанка. Тут образовался очень большой омут, где крутились воронки и вода казалась черной. Лед только что сошел, и то не везде, и рыба, надо полагать, испытывала потребность, наконец, разговеться.
Иван Иванович намеревался наловить плотиц и окуней – последних он особенно жаловал в жареном виде. Может попасться и любая другая речная рыба – милости просим. Поскольку морская, надо думать, приелась Анастасии Викентьевне, а именно ее он и хотел угостить дарами местного филиала Нептуна. Если улов будет хорош, можно посолить и закоптить сорогу – замечательная вещь! На праздничный стол очень подходящая. Окуни, печеные на рожне – тоже. Тут на память ему пришло воспоминание о давно минувших днях, когда в сельмаге наряду с популярными маковыми баранками продавались не менее популярные вяленые окуни. Окуньки, как на подбор, были невелики ростом, но страсть вкусные. Продавались они связками, как баранки, и стоили всего ничего, поэтому покупались часто. Старшие в семье не раз пробовали изготовить такой же продукт из рыбы собственной поимки, но не получалось: мухи. Мух водилось множество, поскольку в каждом дворе выращивали свиней для поддержки семейного бюджета. Сейчас свинопоголовье извели почти на нет, а с ним и мух, и можно бы попробовать вялить окуней, да уж их столько не поймаешь – на сковородку бы наловить, не до связок.
Приехав к нужному месту, Патрикеев оставил машину под кустом и дальше пробирался через заросли ивняка и черемухи пешком. Вот и омут. На берегу обнаружился еще один рыбак, но он свою путину завершал: натурально сматывал удочки, которых имел две, и вкладывал в чехол спиннинг.
- Как клев? – традиционно приветствовал его сменщик.
- Клюет помаленьку, - отозвался тот и приподнял полиэтиленовый пакет с мерными окунями. Затем погрузил добычу в рюкзак, взвалил на плечо и с удочками наперевес исчез в кустах, из которых только что выбрался Патрикеев. Хорошо, когда неподалеку рыбачит кто-то еще, но Иван Иванович больше любил рыбалку в одиночестве, поэтому нисколько не пожалел об уходе спиннингиста. Однако, уходя, тот унес с собой и удачу. А может быть, у него имелся какой-то особый способ ловли, только клев у принявшего эстафету Патрикеева выдался никудышный. За три часа, исходив водную артерию вверх и вниз по течению почти на километр, он добыл только трех окуней и полдюжины сорожек. Стоило тащиться в такую даль! Наконец, он вернулся к омуту и тут еще раз решил попытать счастья. Но нет, не его это был день! Когда он стал сворачивать снасти, неожиданный и мощный удар весла невдалеке от берега заставил его вздрогнуть. Иван Иванович тут же сообразил, что никакого весла не могло тут быть, а между тем  круги на воде расходились далеко в стороны, колебля листья водорослей. Щука! А может быть, разгулявшийся сом, которому на охоту еще рановато. Но мало ли… А рыбина велика, около пуда потянет. Не меньше. У Патрикеева от азарта перехватило дыхание. Но такую на обычную наживку не возьмешь. Предыдущий рыбак уж верно, исполосовал спиннингом омут вдоль и поперек, докуда мог добросить блесну или что там у него. Однако речной тяжеловес на это не польстился. Смешно даже думать, чтобы изловить его на червяков и даже на живца. Иван Иванович вдруг усмехнулся, хлопнул себя по лбу и, то и дело бросая взгляды на невозмутимую гладь омута, спешно засобирался домой. Пора сопровождать с пастбища Борьку, да и все равно здесь сегодня делать больше нечего.
Анастасия Викентьевна свою Зорьку уже забрала, может быть, ждала его, Патрикеева, но он вообще-то предупредил, что едет сегодня на рыбалку. Разделавшись с немногочисленными домашними делами и поужинав, принялся обдумывать возникший план на завтрашний день. Затем, кое-как раздевшись, лег спать, не посмотрев даже теленовости, и сразу заснул, убаюканный мыслями о предстоящей охоте. Ночью она ему приснилась, притом в противоречивом свете. Он закинул удочку с пятью крючками, наподобие самодура, и сидел на берегу, насмерть убивая комаров и бросая их в реку. На поверхности плавали разноцветные опавшие листья, тут же кружились только что слетевшие с веток. Присмотревшись, Патрикеев понял, что это не листья, а бабочки. В одной из них он как будто различил знакомые черты и через мгновение уже не сомневался, что это его Анастасия Викентьевна. Но тут последовала резкая поклевка, он машинально подсек и сразу же из глубины вывернулась огромная рыбина. Она порвала снасть Ивана Ивановича, разверзла пасть и устремилась к бабочке – Анастасии. С противоположного берега в воду бросилась Зорька и размашистыми саженками понеслась на выручку хозяйки, но она не смогла бы успеть. Нет, никак. Тогда Иван Иванович сдернул правый сапог и кинул рыбе в пасть, которая тут же захлопнулась, а Патрикеев схватил свой рыбацкий подсачек и выхватил бабочку из-под носа монстра. Его окатил каскад воды, выброшенной обозленной рыбой, но это уже не имело значения.
«Странный сон – размышлял, проснувшись, Иван Иванович. – И даже зловещий. Но хорошо уже то, что рыбу удалось одурачить, и бабочка не пострадала. Правда, неизвестным осталось, что с Зорькой, но с ее острыми рогами даже больших рыб можно не бояться. Так что все в порядке».
Наутро, спровадив Борьку и Зорьку, которую ему поручила занятая приготовлениями к потрясающему событию Короткова, Иван Иванович принялся за дело. Он поймал самую захудалую курицу, прирезал, ощипал и  приготовился уже запечь ее в духовке, которую включал последний раз полгода назад. Тут в дверь постучали, и через порог шагнул Сумайкин, а за ним – и Гущин.
- Мир этому дому! – приветствовал хозяина Лев Иванович, снимая кепку, а Виктор Петрович коротко бросил:
- Привет!
- И вам - то же самое, - отозвался Патрикеев, наливая на противень немного постного масла. – Проходите, садитесь.
- Так, слышим, ты всерьез взялся за свадьбу, - проговорил Сумайкин, устраиваясь на скрипучей табуретке. – От нас какая-то помощь нужна? Или только за столом?
- Поди, Иван Иванович хочет сделать вечер без сутолоки: двое брачующихся и – родственники. Ну, одно-два должностных лица, и будет, – предположил Гущин. – Нам, может, тамо делать нечего. Только опосля?
- Да, хозяин? – уточнил Виктор Петрович.
- Широкой этой свадьбы не будет, - отвечал Иван Иванович. – Вот именно, что в узком кругу. Но вас-то мы пригласим, куда же денешься? – и он досадливо махнул рукой, пряча за локтем ухмылку.
- Так-так, - уже хорошо, - заметил Сумайкин, между тем как жених погрузил ощипанную курицу на противень, непосредственно в подсолнечную лужу.
- Иваныч, ты что деешь-то? – ужаснулся Гущин. – Куреха и так, небось, жирная, а ты еще масла бухнул чуть не пол-литра! Ты о печени, о желудке  запамятовал, аль как?
- Ему понравится, - невпопад заявил хозяин, отвечая своим мыслям. – Он, жареное, чую, любит! Это не то, что сырые червяки! – и с такими словами  сунул противень в духовку.
Гости переглянулись.
- Ты не выпил, часом? – спросил Сумайкин. – С утра пораньше?
Иван Иванович помотал головой, наблюдая через стекло, ладно ли устроилась курица в духовке.
- Свадьба – это тебе не фунт изюму, - глубокомысленно заметил Лев Иванович. – Особливо, ежели в возрасте. У молодых-то другой раз ум за разум заходит, голова – ровно деревянная!
Патрикеев, наконец, отвлекся от духовки и вдохновенно посмотрел на приятелей:
- Не желаете ли чаю? Водка тоже есть, но я не буду – езда предстоит.
- А-а, - догадался Сумайкин, так ты это жаркое Викентьевне повезешь, угощать будешь?
- Ну что ты говоришь? Неизвестно, какое еще угощение выйдет! Домашние курицы – они жилистые, их надо варить часа два, не то что импортные, пенициллиновые. Тем и полчаса хватит.
- Тогда что же, сам ты будешь грызть эту жилистую куру?
- Ну, нет. Повезу я ее на реку, на Филькинув яму.
И Патрикеев рассказал о большой рыбе, которая обитает в глубине омута.
- И теперь надо торопиться туда, пока ее не выловили, или не ушла куда-то – вдруг пришлая? Вот еще немного – и наживка будет готова. Чувствуете, как пахнет? Аж дух захватывает.
По квартире и в самом деле начал распространяться аппетитный запах жареной во фритюре курятины.
- Я слышал, домашнюю живность рыбой потчуют, но чтобы брать скотину со двора и кормить ею рыбу, первый раз слышу, - недоверчиво сказал Гущин. – Да с маслом. Ты бы еще лучка внутрь положил!
Патрикеев только ухмыльнулся, а Сумайкин сказал:
- У старых рыбаков, конечно, набрался. Они на большую рыбу не только куренка – гуся не жалели!
- Ну и порядки! – Лев Иванович почесал бровь. – Хотя где-то что-то такое я читал. Хорошо, Иваныч, что хоть бычка своего ты для водяного не зажарил, расточитель!
- Бычок, - это неприкосновенное, - строго заметил Патрикеев.
Видя, что он не шутит и никого не разыгрывает, приятели загорелись идеей и вызвались сопровождать его и помогать в этом предприятии.
- Так что из этого выйдет, еще неизвестно, - пытался охладить их пыл Иван Иванович. - На такую-то рыбину охотников много! А она одна.
- Да если приезжая… пришлая, то есть, наверное, местную кухню попробовать хочет, - заметил Виктор Петрович.
- Так и не все же жалуют к ней с жареной курицей, - резонно молвил  Гущин. – Да и откель тебе знать – может она и не одна, может, привалила цельная стая? Косяк, грубо говоря. Вот и плещутся, вот и резвятся, чтоб им!..
Патрикеев открыл рот, то ли от изумления, то ли желая что-то сказать, но, помедлив, ничего не сказал и покачал головой.
- Развеемся хотя бы, - нейтрально заметил Сумайкин. Тем более – суббота.
- Да мне что жалко, что ли? – отозвался Иван Иванович. – Давайте, веселее будет. Но только вы что – так при параде и поедете? И без снастей? Вообще-то снасти я вам организую, но переодеваться, да готовить провизию некогда. Хотя сома, например, надежней промышлять ночью, но тут случай особый. Поехали!
С этими словами он выключил духовку, извлек из ее недр исходящую жаром курицу и погрузил в кастрюлю, накрыв для сохранности вкуса и запаха крышкой.
- Просто завидую я этому водяному, - побормотал Лев Иванович. – Он, может, наловчился так курей съедать? Ему приносят, а он – хап! И в нору. И сидит себе, снедает. Инда треск стоит. А рыбак – домой, без курицы и без рыбы. Не слыхать, ни у кого такую наживку не сдергивали?
- Не слыхать, - досадливо отмахнулся Иван Иванович. - Ну, пошли грузиться!
И они поспешили к автомобилю; Патрикеев торжественно нес подмышкой распространяющую умопомрачительный запах кастрюлю, отчего возбудились все близлежащие собаки, Сумайкин нес рюкзак с походными и рыбацкими мелочами, а Гущин – складные удочки и банку с червяками. Погрузив все это в багажник, тронулись в путь, и через час с небольшим достигли конечного пункта поездки, остаток дистанции преодолев пешком.
На омуте ничего не изменилось, лишь слегка дымились догорающие угли костра – кто-то провел на берегу ночь, и оставалось только  надеяться, что он или они не имели при себе жареной домашней птицы. Внимание приковали к себе приготовления Ивана Ивановича к лову. Занятным показалось то, что прежде, чем наживить курицу, он обмотал ее крест-накрест шпагатом, и лишь потом вонзил внутрь чудовищной величины крючок кузнечной выделки. Грузило из увесистой ржавой гайки и миллиметровая леска длиной 20 метров составляли крюку достойную компанию. Рыболов привязал леску к толстому, но гибкому ивовому пруту, которому следовало сигнализировать о поклевке, взял в правую руку курицу и метнул ее довольно далеко, правой придерживая прут, чтобы он вместе со снастью  не улетел следом. Патрикеев еще что-то пробормотал вдогонку посланному угощению, оглянулся на приятелей и перевел дыхание.
- Ну, ловись, рыбка, шибко велика! – вполголоса, чтобы не создавать шума, напутствовал проект  Сумайкин.
- Ладная яма, - одобрительно заметил Гущин. – А глубина здесь какая?
- Самое глубокое место метров 12. Когда зимой из-подо льда ловят, устают «шить» - перебирать леску, когда вытаскивают. Но там нормальная рыба почти не клюет: щуки да большие окуни навели свои порядки. А может, малым рыбам глубина вообще не нравится.
Сумайкин и Гущин принялись за свои удочки. Наживив червяков, закинули неподалеку от сторожка Патрикеева.
- А вообще-то следовало бы сбрызнуть это дело, для удачи, – запоздало подумал вслух Виктор Петрович.
- Да, оплошали, - согласился Лев Иванович, и тут же схватил удилище, лежащее на рогульке. Поплавок мелко дрожал, одновременно медленно отъезжая в сторону. Терпения у рыболова хватило на секунду; он резко подсек и из воды вылетел небольшой елец. Он сорвался уже на берегу и тут же устремился через заросли осоки к воде. Гущин оказался не так проворен, и когда накрыл ладонями место, где только что вертелся тот, никого уже там не обнаружилось.
- Первый блин – комом, - смущенно пробормотал Гущин и, поправив червяка, закинул на то же место. Скоро поплавок опять повело вбок и прочь от берега; тут уж Лев Иванович не дал себя провести и подсек в самое время. Добычей стал упитанный пескарь.
- Ну, с почином! – негромко возгласил Сумайкин и стал перебираться со своей удочкой поближе к бойкому месту. Патрикеев, даром что старый охотник и рыбак, от нетерпения не находил себе места, однако малое время погодя успокоился, перестал поминутно поглядывать на сигнальный прут и начал сооружать для себя вульгарную поплавочную удочку. Теперь вдоль берега на некотором удалении кружились в неспешной воде три поплавка, но клевало по-прежнему только у Гущина. Лев Иванович изловил уже трех пескарей и два ельца, одного из которых тут же отпустил обратно, ввиду его малости. При этом он не принял во внимание исследования ихтиологов о том, что пораненная рыба не выживет. Как-то упустил из виду. Спустя два часа добыча троих рыболовов составляла сполкило рыбьей мелочи и одного неадекватного окуня, такого же веса. Прочие пренебрегли предлагаемыми им червяками. Попытки ловить на кузнечика не увенчались успехом вообще.
- Не клюет, - меланхолично заметил Сумайкин.
- Это к перемене погоды, - сказал Иван Иванович, и кивнул ввысь, где постепенно густела белесая пелена.
- Да, - согласился Гущин. – А если дождь – дорогу не развезет? Доедем?
- Доедем, - уверенно заявил Сумайкин. – Если пробок не будет.
- Пожалуй, можно и уху заварить, - в раздумье проговорил Гущин, - пока вода закипит, еще пару рыбешек поймаем.
- А в чем она закипит? – остудил его пыл Сумайкин. – Котелок-то мы не брали. Или есть у тебя, господин сомятник?
- Есть, есть, все у нас есть, - отозвался Иван Иванович, оторвался от удочки и зашагал к машине, занятый какими-то своими мыслями. Подойдя к «Ниве», задумался: зачем он сюда пришел? А, что-то насчет костра! Открыв багажник, взял охапку наколотых дров и пошел обратно.
- Иваныч, - изумился Сумайкин, - где ты успел наготовить дров?
- И, главное, скажи на милость  – зачем? – еще больше изумился Гущин.
- Ну как же? Беда с вами, городскими! Ведь едем не в пустыню, тут  обитаемое место, за день проходит целый отряд. И всем надо запалить костер. Вы видели поблизости хоть одну хворостину? Все сожгли пять лет назад, сейчас по километру за хворостом ходят!
Лев Иванович взял одно из поленьев, словно желая убедиться, что это не муляж, покачал головой:
- Ну и порядки!
Виктор Петрович, чистивший рыбу, вдруг спохватился:
- Так ты же, Иваныч, вроде пошел за котелком?
- А, черт возьми! – досадливо воскликнул Иван Иванович. – И верно. Ну что ты будешь делать!
- Так и дрова все равно нужны, - успокоил его Сумайкин, - как же без дров? Газа тут нету.
Патрикеев пошел снова к машине, а Гущин принялся разводить костер, отмахиваясь от дыма ладонью и отворачивая лицо и, отвернув, вдруг увидел бешено дергающийся прут со снастью Патрикеева. Прут толщиной в два пальца был крепко воткнут в землю, но с каждым рывком подавался из своего гнезда.
- Клюет! – вне себя завопил Лев Иванович и мелкой рысцой устремился к берегу.
- Патрикеев! – в свою очередь, взревел Виктор Петрович, и тоже поспешил к месту назревающих событий. Они встали по бокам удилища, готовясь в случае чего, схватить и удерживать его до подхода Патрикеева. Но он еще не успел уйти далеко и через пару секунд оказался рядом.
«Раз-два…» - произнес он про себя и уже в полный голос крикнул: - взяли! – одновременно выдернув свое удилище из глины.
Тотчас его потянули в реку, так что Ивану Ивановичу пришлось крепко упереться пятками; противоборство с обитателем вод длилось несколько мгновений, затем рыболов отвоевал утерянные полметра, но тут же последовала мощная ответная потяжка. Патрикееву пришлось встать вполоборота, вонзая в землю боковые кромки сапог и отвиснув в сторону, как второй номер гоночной яхты, выправляющий крен. Иван Иванович хоть ростом и высок, но весу сравнительно небольшого, сухощавый потому что. А оппонент, по всему выходило, натуральный тяжеловес. Сумайкин и Гущин метались около, не зная, помогать ли товарищу тащить добычу, или не мешать ему, поскольку он стойко держался самые трудные первые минуты поединка. Презрев наставления теоретиков о необходимости вываживать рыбу медленно и методично, чтобы насмерть измотать ее, Патрикеев, чуть только рывки ослабели, поволок ее к берегу нахрапом.
- Иваныч! – задыхаясь в пылу схватки, крикнул он грузному Гущину, - хватай ее за жабры, как подтяну!
Лев Иванович, который никогда за свою рыболовную практику не лавливал рыбы более двух кило весом, понятия не имел, как это хватать монстра за жабры. А если там щука?
Видя его растерянность, Патрикеев, уже далеко отступивший с удилищем от воды, сунул его Сумайкину, а сам поспешил к Льву Ивановичу, изготовившемуся к роковому броску на рыбину. Она буровила воду уже у самого берега, окатывая их брызгами. Виктор Петрович, натужась, подтянул ее еще ближе и Патрикеев, невзирая на радикулит, коршуном налетел на хозяина Филькиной ямы и схватил его под жабры. Тут уж деваться последнему было некуда: это оказался здоровенный сом, ростом едва ли не с самого Ивана Ивановича. Оказавшись на траве, сопротивления он не прекратил, выгибаясь колесом и норовя снова оказаться в воде. С помощью Гущина и подоспевшего Сумайкина скользкого пятнистого речного разбойника оттащили подальше и Гушин, выхватив из костра почти нетронутое огнем полено, три раза огрел сома по широкой плоской голове.
- Ну, ты становишься настоящим новосельцем! – подивился прыти Льва Ивановича Сумайкин и возбужденно засмеялся.
             - С ними свяжешься – греха не оберешься! – прозвучал ответ. Но в глубине души Гущин был доволен: не все местным удивлять его – кое-что он и сам может.
            - Ну, так теперь, пожалуй, не стоит работать уху, - проговорил Патрикеев, - тем более, что котелок я не успел принести. - Он утер со лба пот и уселся на землю рядом с сомом. Его примеру последовали и товарищи.
            - Ну, славный подарок ты Анастасии Викентьевне организовал к свадьбе! – оценил событие Виктор Петрович.
- Это нам подарок, - возразил Патрикеев.
- Так ты же поймал!
- Такой охотничий, рыбацкий обычай – добытое делим на всех участников.
Он поглядел на Гущина и успокоил его:
- По-моему, это не только в Новосельцеве, не наши местные причуды.
Все трое засмеялись. Сома несли по очереди, взваливая на плечо и держа за веревку, продетую в жабры. Однако и рыбью мелочь, скрашивающую долгое время рыбалки, не оставили без внимания. Нельзя нахальничать по отношению к реке.
- Так-то я не употребляю, - как бы самому себе сказал Гущин, и посмотрел на Сумайкина.
 - А как же, - отозвался тот, - всему должно быть время и место. Нынче, кажется, есть и то и другое.
            - И третье, то есть первое, - уточнил Гущин. Герой дня усмехнулся:
            - Но сначала зайдем к Викентьевне, отметимся.
 - Вестимо, надо, - поддержал Лев Иванович. – Дескать, не просто так собрались, а по делу.
              И они зашли к Анастасии Викентьевне, которая гостей не ждала, а может, ждала, но не так много. Когда же она разглядела на плече Ивана Ивановича огромную рыбину, совсем растерялась.
- Мы по пути с реки, - поздоровавшись, объяснил Патрикеев. – Зашли показать рыбу, может, ты такую еще не видела. Да?
И он повернулся к невесте боком, показывая всю величину сома, хвост которого едва не доставал до его пят.
- Да, такую не видела, - призналась Анастасия Викентьевна и, порывшись в памяти, спросила наугад:
- Это кто – карась? – Чем развеселила всю бригаду рыболовов.
- Это сом, Викентьевна, - опять-таки объяснил Иван Иванович.
- А ведь и верно, сом, - припомнила она название рыбы, которой давно уже не бывало на ее столе. Все больше салака, да минтай – ближайший родственник морской капусты. В Новосельцеве рыбу собственной поимки односельчанам не продавали, считая это дурным тоном. Да и местные холодные водоемы отличались невысокой продуктивностью – чай, не тропики, где рыбу можно черпать авоськой.
- Как же вы ее поймали? – удивлялась Анастасия Викентьевна. – Как она не утянула вас самих-то?
- Иван Иваныч ее поймал, его она и точно, чуть не утащила. Но мы подстраховывали, - сказал Сумайкин, и принялся рассказывать обо всех обстоятельствах дела.
- Иваныч, положи пока рыбу на стол, тяжелая ведь, - кстати спохватилась хозяйка и помогла снять груз с плеча Патрикеева.
- И вот, Иван Иванович забрел в воду, схватил сома за жабры – и на берег! – закончил повествование Сумайкин. Он потрепал рыбу по щеке, потянул за ус:
- Хороша? Одна пасть чего стоит! Туда не только куренок, - целый баран влезет! Хорошо, что на Филькиной яме ребятишки не купаются.
Анастасия Викентьевна зябко вздрогнула плечами:
- Опомнись, что ты такое говоришь!
- И очень просто, - заявил разгоряченный Виктор Петрович, но тут же действительно, опомнился и сказал:
- Фартовый человек Патрикеев!
Иван Иванович скромно потупился, однако ничего на это не сказал, а хлопнул себя по коленям и поднялся:
- Ну, чего это мы расселись? Пойдем свеженину делить!
И сотоварищи его тоже поднялись, не мешкая.
- Что же это я? – укорила себя Короткова, - вы ведь, наверно, голодные, с речки?
- Не беспокойтесь, Анастасия Викентьевна, - ответил за всех Гущин. – Мы рыбешку почистим, разделаем, там и перекусим.
- Ну, мы пошли, не будем тебе мешать, - сказал Патрикеев, заметив гладильную доску и утюг.
- А-а, стойте, - вдруг всплеснула руками она, - я вас сфотографирую! Пойдемте на солнышко.
Рыболовов камера запечатлела всех троих, держащих на вытянутых руках сома, затем каждого по отдельности с ним же на плечах и, наконец, одного только сома на траве в живописной изогнутой позе. Сумайкин предложил еще взвесить трофей, но тащить его и искать подходящие весы не хотелось, и они пошли к Ивану Ивановичу, по пути отрядив Гущина в магазин за горячительным. Выпив сперва за достигнутый успех, отложили основную часть заседания на время после разделки сома, и когда спустя полчаса справились с этой задачей, сели за стол основательно. Когда выпили по второй, Патрикеев поднялся из-за стола и начал греметь в шкафах кухонными принадлежностями.
- Пока вы не растащили сомяру, мы его взвесим по частям, - сказал он, показывая ручной пружинный безмен. – Он рассчитан на полпуда.
Подцепляя к безмену одну часть рыбины за другой, установили общий ее вес. Он составил 21 килограмм с граммами.
- Ну, и если считать потроха, которые мы вычистили – за 25 кило перевалило бы, - сказал Сумайкин.
- Без сумления, перевалило бы, - согласился Гущин, а Патрикеев расслабленно улыбнулся и кивнул.
Сидели вроде бы коротко, но хозяин вдруг спохватился, что пора уже ему идти за Борькой, и все поднялись. Упаковав рыбную продукцию, гости направились по домам, однако же предупредили Патрикеева, что составят ему компанию по встрече телка, а заодно сопроводят и корову Зорьку. И Патрикеев тотчас позвонил Анастасии Викентьевне и сообщил, что корова будет доставлена и идти встречать ее нужды нету.
- Семь кило рыбы – это же не копейки, - обратился Сумайкин к Гущину, когда они поспешили догонять Ивана Ивановича. – Надо нам взять еще по бутылке. Деньги ведь он не возьмет!
- Не возьмет, грехи наши тяжкие, - согласился Гущин. – Но не будет ли нам? Я что-то уже квелый.
- По силе возможности. Ну, и закусывать же будем. Сомятиной.
Торжества по случаю поимки речного великана помнили они потом не совсем твердо. Но что посиделки затянулись допоздна – это не вызывало сомнений.
Гущин неуверенной походкой шел домой и пел, не понижая голоса;
 «И никто из друзей моих близких не придет меня провожать,
Только ты, лишь, моя дорогая Дуня, долго будешь над гробом рыдать…».
И верно, никто из близких друзей не провожал Льва Ивановича. Поскольку не в состоянии был это сделать. Но, заждавшись его, супруга вышла в поиск, и немедленно узнала вдалеке его голос. Звали ее никак не Дуня, но это не помешало ей обхватить за плечи спутника жизни и повлечь  домой.
- И что за порядки! - беззлобно возмущалась она, за время регулярной городской жизни забыв о простых житейских радостях Новосельцева. – Ну разве можно так поить старого человека, филолога!
- Чтобы я еще раз пошел на сома, заразу…  Да пропади он! – сокрушался поутру Патрикеев, не в силах вспомнить, звонил ли он Коротковой, приглашая ее на застолье с сомятиной, или только намеревался. Хорошо, если не звонил; а если звонил, еле ворочая языком? Ужас!
                ***
                Глава 14
Федор Климов, который не испытывал влечения к сельскохозяйственному труду, особенно ручному, начал задаваться вопросом – а не зря ли он поддался на уговоры дядьки, Виктора Джеральдовича, и бросил свою работу? Не иначе, Клепацкий обладал некоторым даром гипноза. Почему нет? Мать говорила, что была в их роду ведунья, которой ничего не стоило убедить человека, что зуб у него не болит, или что пакость, которую он задумал, не удастся, нечего и стараться. И верно – пакость не удавалась, потому что замысливший ее переставал стараться. Для чего, если она все равно не удастся? Так что Джеральдовичу вполне могли передаться по наследству некоторые способности ведуньи. Поэтому, может, у него и деньги? Дядька себе на уме! Правда, вовлекши Федора и Валентину в свой проект, он оплачивал их труды и расходы. Не сказать, что щедро, но все-таки. Вслед за Валентиной притащился Андрей – ее неофициальный воздыхатель. Он сотрудничал с ними на правах волонтера, но с открытием магазина стал получать и некоторое содержание. Впрочем, Линев в этом не особо и нуждался, поскольку оба родителя его трудились в силовых структурах и могли вполне сносно обеспечивать ребенка. К 25-летию Андрея даже прикупили ему автомобиль, взамен надоевшего, хоть и навороченного мотоцикла. Однако же Андрей в это время увлекся Валентиной Зориной, и машина проиграла в его предпочтениях. Она смирно стояла в гараже, в то время, как ее владелец отправлялся в поездки с Федором и Валентиной, на авто Федора. Что и понятно: кому, как не Климову, исполнять по совместительству роль водителя? Ведь он таксист-маршрутчик. Федор, работая на такси, имел постоянный и неплохой доход: кроме того, что отчисляли ему от продажи билетов, негласно он оказывал и некоторые курьерские услуги, довозя посылки из города в деревню и наоборот. Отправители на оплату обычно не скупились. В Новосельцеве постоянных маршрутов у него не нашлось, однако он числился старшим в бригаде по освоению и приручению этого полезного села, а потому находился здесь почти неотлучно. В то время, как Валентина жительствовала в гостинице, мужская часть отряда квартировала у одного из братьев Калабиных в просторной летней избушке, которой хозяева почти не пользовались, построив не менее просторную веранду.
Осилив весенние огородные работы, результатом чего стали грядки с морковкой, свеклой, дайконом и луком, полпреды Виктора Джеральдовича могли перевести дух. Оставалось с наступлением июня высадить огурцы и помидоры, рассадой которых обещала поделиться Анна Николаевна Гущина. Пользуясь выдавшимся окном в земледельческой кампании, все втроем решили съездить на несколько дней в Снежнодольск, о чем Федор известил по телефону Виктора Джеральдовича.
- То есть это будет в счет отпуска, - уточнил последний, и возражать не стал.
Федор заглянул на свою старую работу, посидел в кафе вечером со свободными таксистами, справился о пассажиропотоке и рассказал о своих трудах в сельской местности, не упомянув, однако, об истинной цели этих трудов. Очарованные нарисованной картиной села Новосельцева с его дремучей природой и не менее дремучими обычаями местного населения, кое-кто из гонщиков выразил желание немедленно увидеть все воочию. Однако имелось препятствие: в отличие от Климова, никто из них не являлся отпускником, и предметное ознакомление с замечательным селом пришлось отложить на более позднее время. Затем Федор загнал своего железного росинанта в автосервис на предмет мелкого ремонта, который требовался после несуразных деревенских дорог, а также сделал в отпускные дни еще несколько полезных дел, не считая устного отчета перед Виктором Джеральдовичем.
Валентина же с Андреем, лишенные внимания Федора и других знакомых, которых немало появилось у них в Новосельцеве, проводили отпускное время, как им вздумается, и если не бросились в загрантурне, то лишь по причине малости этого времени. Собственный город после продолжительного их отсутствия в чем-то неуловимо изменился и казался теперь более привлекательным. Хотя, скорее всего, они просто соскучились по нему. Бывает же, что человек, проведя некоторый период жизни в непривлекательном месте, спустя какой-то срок начинает с теплотой вспоминать о нем, и даже иногда видит во сне. Что же говорить о славном городе Снежнодольске, где Валентина и Андрей росли с детства?
Они обошли все имеющиеся в его распоряжении музеи, выставочные галереи, исключая лишь странное собрание произведений старины в арт-зале Виктора Джеральдовича Клепацкого, поскольку все эти вещи видели неоднократно. Посетили молодые люди также лодочную станцию, где арендовали моторную лодку с лодочником в придачу, так как не имели прав на управление маломерными судами, как и любыми другими. Однако носиться по волнам, которые то и дело давали лодке хорошего пинка снизу, им не очень понравилось, и на другой день они взяли простую весельную лодку и поплавали на ней в свое удовольствие, не торопясь, разглядывая берега. Андрей сидел на веслах, и хотя моряком не был, справлялся с ними вполне удовлетворительно. Так ведь никто и не спрашивал с него запредельных скоростей – на кой?
Отпускные дни пролетели быстро и трое горожан снова отправились в Новосельцево, на этот раз на двух автомобилях, потому что Линев поехал на своем «Фольксвагене». Он приглашал в качестве штурмана Валентину, но она отказалась, почему-то заявив: «Еще рано».
На месте первым делом освидетельствовали свой магазин, несколько удивившись необычному наплыву покупателей. Почти все  приобретали спиртное.
- Что стряслось? – улучив момент, спросил у продавщицы Федор, кивая на полку с крепкими напитками.
- Свадьба, - ответила та и, проводив взглядом последнего покупателя, уже в полный голос добавила: - Вот уж скоро с регистрации должны явиться.
- А что же, этот весь народ – приглашенные? – спросила Валентина. – И каждый – со своими бутылками?
- Ну что ты, - снисходительно разъяснила продавщица, - на свадьбе-то народу будет немного. А все покупают это, - она кивнула на популярную полку, - потому что праздник как будто у всех. Потому что если кто-то гуляет, почему мы должны пить чай? – думают. Ну и вот. Будь лето, пригласили бы, может, всех, а тут погода еще весенняя, ненадежная. Под небом столы не поставишь: вдруг продует кого. Народ-то в годах. А так бы и выпивки, и закуски хватило бы. Там между всего будет и сом – Патрикеев поймал. На 50 кило потянул сом. На две свадьбы хватит!
- А кто женится-то? – спросил Линев.
- Так Патрикеев и женится, – последовал ответ, ввергший приезжих в ступор.
- Патрикеев, это который? – опамятовавшись, призвал на помощь логику Федор, - сын того Патрикеева, или племянник?
- Ну, какой племянник, - обиделась продавщица. – Сам Иван Иванович и женится!
- А на ком? – спросила Валентина в замешательстве. – Как олигархи – на молодой?
- На Анастасии Викентьевне.
- Это… Которая Короткова?
- Ну да.
Валентина посмотрела на Федора, тот покрутил головой и посмотрел на Андрея, который, в свою очередь, остановил свой взгляд на Валентине.
- Да, дела! – выдал, наконец, Федор. – То есть я хотел сказать – замечательные дела. При случае надо как-то поздравить молодоженов.
- А сом-то и вправду попался большой? – помолчав и придя в себя от потрясения, спросил Андрей.
- Говорят, ростом с самого Патрикеева, хвост по земле тащился!
- Вот это да! – восхитился Линев. – На червяка?
- Вот уж не знаю. Говорят – на курицу. Иван-то Иванович по-всякому умеет.
Валентина округлила глаза, Федор засмеялся.
Наведавшись в огород, нашли грядки несколько усохшими, но редиска выглядела вполне удовлетворительно, только что проклюнувшиеся шильца лука и чеснока тоже чувствовали себя неплохо, всходов морковки и свеклы еще не наблюдалось.
- Ну, в целом все хозяйство в порядке, - резюмировал Климов.
- Тогда не махнуть ли и нам на рыбалку? – предложил Андрей. – Патрикеев молодец, дедушка. Но, может, и нам повезет? Уж не сома с коня весом, но что-нибудь все равно поймаем. Нам и легче будет. Того сома, говорят, они втроем по очереди несли до машины – Патрикеев, Сумайкин и Гущин.
- И Гущин? – покачала головой Валентина. – В его-то годах…
- Так и те двое ненамного младше. А Гущин нипочем не даст себя обслуживать. Такой человек. Типовой новосельцевец. Говорит только как-то коряво, но и оно понятно – село. Может, не довелось ему среднюю школу закончить.
Тут Валентина залилась смехом.
- Ты чего? – встревожено спросил Федор.
- Забыла вас посвятить, - сквозь смех отвечала она. – Лев Иванович – кандидат филологии!
Наступило молчание.
- Э… Кандидат? – изумленно спросил пришедший в себя первым Федор.
- Это, может, прикол с его стороны? Лапша? – усомнился Андрей.
- Никакой лапши. Мне Анна Николаевна показывала его монографии по профилю. Автор – Л.И. Гущин, и в одной – его фотография.
- Ну, дела-а, - протянул Линев. – А чего же он – «намедни», «тады» и прочее несварение несет?
- Анна Николаевна объясняет, что приелся ему рафинированный слог. И модные словечки типа «либо», которое говорят все неуклонно, хотя есть замечательный эквивалент – «или», то же самое и «успешный», в смысле – человек. При этом могут сказать «полячка». Ну и, соответственно – китайка, индейка, корейка. Это все его раздражает. И убежал в деревню – к «истокам», говорит.
- Потеха, - осмыслив, сказал Федор.
- Да уж, - согласился Андрей, – веселый человек. А не подумаешь. Деды здесь что надо. И то – Сумайкин с Патрикеевым говорят: «где наш филолог?». Подтрунивают, думаю. А, оказывается – факт.
- Ну, так что насчет рыбалки? – спросил Федор. – Я вообще-то не фанат. Но сом – это вещь!
- А что тут думать? Раз уж на свадьбу мы не приглашены.
- Ага. Ты как, Валентина? – осведомился Климов у родственницы..
- Можно и на рыбалку. На природе давно мы не появлялись. На настоящей.
- Стало быть, решено. Сейчас разгрузимся на квартирах, и будем собираться. Надо накопать червяков, Валентине сапоги нужны резиновые. Мы-то, работяги, всегда при сапоге.
Сборы не заняли много времени, но с сапогами вышла заминка: не подбиралось подходящего размера. Все изделия этого ряда – утепленные и без утеплителя, высокие и короткие имели один изъян: они были Валентине велики, и когда, примерив их, она делала несколько шагов, голенища хлопали по икрам. Ноги ее не отличались величиной.
Имелись еще детские сапоги, но с мультяшными рисунками и Валентина сочла это для себя неприемлемым.
- Ну, бери тогда взрослые, которые поменьше, и сделаем тебе портянки, - предложил Федор, не смущаясь присутствием продавца.
- Тебе бы только смеяться, - обиделась Валентина и решила обойтись вообще без сапог.
- Да где надо, мы сами в воду полезем, - за себя и за приятеля пообещал Андрей.
Прихватили крупу для ухи, две луковицы, пачку пакетиков с приправами и черный перец.
Поскольку время давно уже перевалило за полдень, куда-то далеко решили не ехать.
- Если Патрикеев на Филькиной яме тамошнего сома уже выловил, делать там нечего, - заявил Климов, - а поедем поближе, куда-нибудь сразу за Березовое.
Предложение возражений не вызвало. После непродолжительной езды они свернули к реке в двух километрах от нижнего села. Но Березовое – это тебе не Новосельцево, вознесшееся на склоны. Березовое в низине, и тут случается много распутицы, особенно по весне. Путь к реке внезапно преградила ложбина, бывшая когда-то рукавом Песчанки. Теперь она сплошь являла собой раскисшую глину с редкими вкраплениям кочек и множеством мелких луж.
- Вот те на! – раздосадовано выдавил Федор. – Что будем делать?
И все, включая Валентину, посмотрели на ее кроссовки. Они практически всепогодные, но далеко не то, что резиновые сапоги. По жидкой грязи в них ходить…
- Несподручно, - высказал общую мысль Климов.
- Так это самое… - сказал Андрей, - мы же обещали Валентине, если что, полезем в воду сами. А тут грязь – какая разница?
- Ладно, мы с тобой полезем, - согласился Климов, - а она что, тут возле грязи ждать останется?
- Почему ждать? Мы ее переправим. Перенесем!
Федор с сомнением покачал головой, но ничего не сказал. Зато Валентина решительно запротестовала:
- Что я вам – мешок с вермишелью? Вы идите, а я обойду эту канаву. Где-то же есть ей край!
- Ну, уж это не дело, - возразил Федор. – Проще тогда ехать нам куда подальше.
- Пока будем ездить, стемнеет. А так вы уже и удочки успеете поставить, может, и рыбу поймать, и огонь разжечь.
В продолжение этой речи Федор скептически улыбался и кивал головой. Андрей же, подкравшись к Валентине с фланга, подхватил ее на руки и без промедления шагнул в грязь, не слушая возмущенных тирад со стороны своей ноши. И все шло благополучно на протяжении нескольких шагов, но ступив в залежи матерой, жирной глины, Андрей безнадежно увяз. Силясь вырвать ноги из жадно чавкающей жижи, он напрасно растрачивал силы, при этом, ясное дело, не мог освободиться от самонадеянно взятого груза. Положение складывалось безвыходное. Федор, не теряя ни секунды, бросился на выручку. Подобравшись к бесталанному носильщику сзади, он скомандовал:
- Тянем правую ногу! – и уцепился за правый сапог Линева, придерживая  одной рукой его самого. Прием удался. Сейчас же взялись за левый сапог, и вытянули вместе с ногой и его. Дальше пошло легче: Андрей развернулся к покинутому берегу и двинулся к нему, при помощи Федора уже почти без усилий вытаскивая ноги после каждого шага. Дышал он, как марафонец на сороковом километре, однако ношу свою вынес на сушу и благополучно поставил на ноги.
Федор засмеялся, Валентина возмущенно фыркнула, а ее носильщик  слегка покраснел. Хотя, это может быть, явилось следствием перенесенных нагрузок, подаренных трясиной.
- Ну что же, - подвел итог Климов, - переправа не удалась. Теперь куда?
- Постой-ка! – воскликнул отдышавшийся Андрей, - надо нам сделать скользящие сапоги!
- Тут в нормальных-то приходится туго, зачем еще скользкие?
- Да нет, - это как скользящее дежурство, вахта: - один перешел в сапогах, разувается и бросает на этот берег второму. В данном случае – Валентине.
- Так бы сразу и сказал. Это идея хорошая, кажется. Даже очень. Значит, я перехожу и бросаю сапоги сюда и Валя – раз! И в дамках.
- Могу и я перекинуть ей сапоги, - обиженно сказал автор идеи.
- Твои снегоступы сразу же она потеряет в грязи. Мои сапоги поменьше. Ну и, тебе, Валентина, придется держать их за голенища. Андрюха подстрахует.
Такая тактика привела к полному успеху форсирования коварного препятствия. Вообще, надо сказать, Березовое после больших паводков просыхало долго, особенно дороги, которые местами оставались непроезжими по неделе и больше. Жители каждый раз, когда по тому или иному случаю приезжало начальство, ставили вопрос о ремонте дорог. Иногда даже ребром.  Отремонтировать хотя бы в черте села. Начальство отвечало что – ого! – ремонт тут непременно нужен, и даже немедленный. Но как раз сейчас денег на это нет. Но вот уж к следующему грязевому сезону!.. Ага.
Поэтому все пока оставалось без изменений. В следующий раз приезжало другое начальство и тоже безмерно удивлялось неухоженности местных дорог и обещало, что как только приблизится следующая распутица, спуску ей не будет.
 Трое молодых рыболовов справились с природными препятствиями вполне достойно.
 

 Выбрав участок на берегу почище, развели на старом кострище огонь, закинули удочки – и место приняло вполне обжитой вид. Все шло вполне нормально до тех пор, пока вдалеке не послышался слитный приглушенный топот, а потом из перелеска за дорогой появилось стадо местных коров. Они без труда преодолели грязевую полосу, делая это не первый раз. Не отвлекаясь на куртины серой прошлогодней травы, чуть приправленные первой нынешней зеленью, коровы направились прямиком к реке, и влезши по брюхо в воду, принялись шумно утолять жажду. Тотчас и без того мало прозрачный поток приобрел цвет кофе с малым добавлением молока.
- Ну вот, - раздраженно проворчал Федор, стоило только выбрать хороший уголок, как тут же навалилось это скотство!
Ни одна из коров не обратила на упрек внимания, и он в сердцах кинул в ближайшую комком глины. Снаряд, не долетев до цели, рассыпался на мелкие обломки, не причинив парнокопытному никакого вреда.
- Видно, рыболовы пожаловали? – донеслось сзади. – Здравствуйте!
Неслышно, по-партизански, к берегу подъехал на коне пастух.
- Здравствуйте! – не очень любезно отозвался находившийся ближе всех Андрей.
- А это правильно выбрали вы место и время, - закурив сигарету, - сказал верховой и, перекинув ногу, уселся поперек седла.
- Почему? – заинтересованно спросила Валентина. – По-моему, всю рыбу коровы распугали и совсем замутили воду.
 - Никак нет: тут постоянный водопой и место прикормленное. Потому что с коровами приходит сюда и стадо мух, всяких жуков-пауков да клещей. Тут-то рыбе и угощение! Я сам другой раз удочку поближе к коровам подкидываю. Но сейчас дома большой запас ельцов накопился – не ловлю. – И он затянулся импортным дымом. – Так что все путем.
 Как и следовало ожидать, первая поклевка случилась у Валентины, хотя Федор в этом деле, можно сказать, тоже был новичком. Андрей, за которым числились многие рыбалки, мог считаться авторитетом, и тут же поспешил с консультациями на помощь Валентине.
- Не дергай, - отчаянно крикнул он, увидев, как рыбачка сгруппировалась, готовая вымахнуть на сушу рыбину, но опоздал: серебристая рыбка свечкой взвилась на водой и, не долетев немного до берега, шлепнулась обратно.
- Эх! – соболезнующее воскликнул он, - ну ничего. Первый блин комом, главное, что клюет.
И действительно, клевало: тут же поплавок Валентины поехал вбок и, окруженная азартными болельщиками, она таки выловила ельца. Затем клевать начало и у Андрея с Федором и в непродолжительное время все втроем они наловили десятка три ровных ельцов, и среди них одного окуня, который, конечно же, попался Валентине.  А затем как обрезало: ни единой поклевки. За минуту до этого стадо с шумом выбралось из воды и направилось на поиски провианта.
- Видно, и стая ушла, - констатировал с сожалением опытный рыболов Линев.
- Может, этот окунь их напугал? – предположила Валентина, дуя на пораненные пальцы, которые порезала, по недостатку опыта, о жаберные крышки полосатого разбойника.
- Может быть, - не стал возражать Линев. – Да нам хватит, да, Федя? Первая вылазка – и сразу фарт.
- Натурально, - ответил тот. - Сейчас костерок подбодрим и уху заварим. Я-то думал, грешным делом: ну, крупу взяли, лук взяли – получим полный облом. Как бывает обычно. А тут – смотри!
- Это Валентине повезло – она новичок. Ну, до кучи – и нам.
Костер между тем совсем прогорел и испускал лишь слабые струйки дыма, когда чувствовал дуновение ветра. Климов отправился собирать хворост, а Линев, принялся чистить рыбу, памятуя, что у Валентины травмирована рука. Дело подвигалось медленно, чувствовался недостаток сноровки. Еще сложнее обстояло со сбором топлива: никто не догадался захватить охапку дров из Новосельцева, а на берегу ничего подходящего не нашлось. Ивняка росло достаточно, только весь он был сырой и огня почти не давал, ограничиваясь щедрыми порциями дыма.
- Может, нам рыбу закоптить, и не возиться с ухой? – с досадой бросил Федор, весь красный от попыток раздуть пламя.
- Так это надо долго ждать. Другое дело – запечь на углях, так и углей-то нету, - возразил Андрей, стряхивая рыбью чешую с рук, щек и одежды.
- Я подключаюсь к заготовкам дров, - бодро заявила Валентина и направилась в гущу кустов. Федор немедленно последовал ее примеру, взяв немного в сторону. 
- Что бы мы делали? - вдогонку ему крикнул Линев.
- Вот-вот, - отозвался тот, углубляясь в заросли.
Валентине в этот день определенно везло, если не считать мелких увечий, нанесенных окунем: она вскоре наткнулась на сухую валежину – кривой ствол черемухи, повергнутой неизвестно кем или чем. С помощью Федора, призванного на помощь, они приволокли добычу к костру, где принялись обламывать сучья. Это оказалось куда как нелегким делом: засохшее дерево имело твердость кости, и Федор чертыхался, силясь переломить корягу пополам. Вотще! Даже с участием призванного на подмогу Андрея сделать этого не удалось. Тогда положили ее поперек костра, сначала обломав все ветки, подвесили котелок с водой, всыпали крупу, а ввиду засилья рыбы картошку решили не добавлять, ограничившись крупной порцией лука.
- Настоящая уха картошку не признает, - авторитетно заявил Линев – она портит вкус. А кладут побольше луку ну и еще чего, смотря по местным предпочтениям. Потом суют еще в конце приготовления в уху головешку. Тогда настоящая уха.
- Я бы съел и без головешки, - признался Федор, - что-то оголодал неожиданно.
- Река, - философски заметила сестра. – Ладно, вы варите пока, минут десять еще и, наверное, хватит. А я пойду, поищу жарков. Я видела уже один, полузеленый.
- Так лучше я схожу, - вызвался Андрей. – Или вместе.
- А кто же доварит уху? Федя – он к кухне мало приспособлен, - после некоторой паузы ответила Валентина. – Да я недолго: есть – так есть, а нет – уж в другой раз. Жарки – замечательные цветы.
 И с этими словами она опять вошла в тальниковые заросли, где уже давно имелись торные тропы, натоптанные рыбаками и любителями тайных банкетов. Хорошо, пока еще не появилось туристских троп, иначе всем кустам, вместе с жарками, лягушками и кузнечиками немедленно пришел бы конец: российский турист любит до беспамятства свободу поведения на отдыхе. Никакой другой ему даже и не надо.
Тем временем Линев священнодействовал у костра. Твердо зная, что ельцы варятся очень быстро, он дождался, пока крупа слегка размякла, отправил в котелок лук, и лишь потом загрузил рыбу, которая едва вместилась. При этом вода поднялась до краев сосуда и то и дело выплескивалась, когда варево вновь начало кипеть. На запах жареной на углях пены пришла невесть откуда взявшаяся собака, однако же бдительный Федор безжалостно прогнал ее, погрозив вслед складным удилищем. Так что Андрею никто и ничто не мешало. Он посолил уху, достал пакетики с приправами и попытался разобраться, что к чему. Это оказалось непросто, поскольку все надписи на них производители сделали почему-то посредством иероглифов. Упаковки не отличались красочностью, не имели никаких фотографий и рисунков. Подумав, Андрей выбрал ту, на которой имелось наибольшее число иероглифов, убедился, что не перец и высыпал примерно треть в котелок; затем потряс пакетик и добавил еще немного.
С букетиком только набирающих цвет жарков и еще каких-то трав появилась раскрасневшаяся Валентина.
- Как дела на кулинарном фронте? – поинтересовалась она и, уловив аромат ухи, воскликнула коротко и емко:
- О-о!
- Все готово, - горделиво отчитался Линев, - можем приступать к трапезе.
Тут уже Валентина приступила к работе по кухне: она нарезала хлеб, достала  посуду и разлила по тарелкам, отметив мимоходом необычайную густоту блюда.
Изрядно проголодавшись на свежем речном воздухе, все трое немедленно приступили к дегустации, обжигаясь и дуя на ложки.
Чрезвычайно горячее варево не позволяло понять, насколько оно хорошо. Наконец, Федор задумчиво посмотрел на Валентину и молвил:
- Что-то тягучее оно какое-то. И вроде сластит. Или у меня глюки?
- Мне тоже кажется, что сластит, - ответила она. – А что тянется – это и так видно. – И подняла полную ложку, с которой в тарелку продолжала стекать тонкой струйкой уха.
- Странно, - удивился Линев. – Может, рыба тут такая? Мутированная?
- А ты что-нибудь еще добавлял, кроме нее и лука с солью?
- Ну да, конечно.
Он пошарил в стороне от костра и нашел пакетик с приправой. Валентина повертела его в руке, наморщила лоб, напрягая память, наконец, лицо ее просветлело:
- Так это китайский универсальный кисель, или что-то около этого. Но что кисель – это я точно помню!
Федор вытаращил глаза, Андрей открыл рот, но рука с ложкой так и зависла в воздухе. Валентина засмеялась.
Посовещавшись, решили уху все-таки есть, хотя бы понемногу. Вкус у нее  был вполне приемлемый.
- Это та собака напасть наслала, - сказал Андрей, с аппетитом поглощая универсальное блюдо.
- Какая собака? – полюбопытствовала Валентина.
- Да приходила тут одна. Федя ее прогнал. Вот она и навела порчу. Кикимора какая-нибудь болотная. Прикинулась собакой.
- Ну, ты придумал! Обычная собака, голодная, - урезонивал приятеля Климов.
- А почему же тогда приправа превратилась в кисель? – не сдавался повар.
Возразить было нечего.
Новосельцево пребывало в приподнятом настроении, когда тройка рыболовов возвращалась домой. Конечно, прежде всего, праздник концентрировался возле дома Ивана Ивановича Патрикеева, где  собрались кроме молодоженов их родственники и друзья, но звонили и многие другие односельчане, поздравляли, желали, как водится, счастья и долгих лет жизни. И получали приглашение зайти и принять участие, и заходили, но очень немногие, бывшие изрядно навеселе, в основном же народ отказывался, сознавая, что в доме Патрикеева, хоть и немаленьком, десятки человек никак не поместятся. Играло по селу не меньше полудюжины гармошек и баянов, слышались песни, где-то тренькала гитара – видно, и кто-то из молодых поддался общему настроению. На  дощатой площадке в ограде у Ивана Ивановича гремел проигрыватель и там народ временами толокся в танце: употребление горячительных напитков и танцевальные па делали прохладную погоду вполне приемлемой и даже комфортной.
Ивана Ивановича с Анастасией Викентьевной приехали поздравить его дочь с мужем и внучкой Ленкой. Ленка смущалась скопища незнакомых взрослых, и даже старых людей, но деду своему обрадовалась, а он-то – еще больше. Посадили их за стол вместе – со стороны Ивана Ивановича внучку с родителями, по другую сторону, рядом с Анастасией Викентьевной – ее молодежь.
Поскольку герои дня принимали поздравления, подарки, и без конца  - бокалы навстречу чередующимся тостующим, времени у Патрикеева на беседу с внучкой не выдавалось, но он улучал минутку, чтобы подложить ей на тарелку что-нибудь из богатого выводка вкусняшек. Сам Иван Иванович в этот ответственный момент не пил, только пригублял, и старался закусывать, однако же и от этих малых доз, или от чего другого, понемногу хмелел. Анастасия Викентьевна также воздерживалась от пития, хотя ей наливали не водку – шампанское, а после – только красное вино. Виктор Петрович с супругой тоже выпивали умеренно, что и понятно, поскольку Сумайкин принял на себя обязанности тамады и дел ему хватало. Анна Николаевна Гущина вела разговор сразу с несколькими соседями по столу, в то время, как Лев Иванович, сидевший напротив патрикеевского зятя, довольно охотно отзывался на призывы последнего «выпить за молодых» и спустя малое время основательно захмелел. Сам зять, несмотря на то, что поднимая стопку, ставил ее обратно выпитую лишь наполовину, спустя час уже выглядел пьяным – все потому, что поднимал он ее непомерно часто. Несмотря на противодействие своей половины и осуждающие взгляды дочери Елены. Приглашенных набралось человек десять, не считая родственников, которым приглашения не требовалось.  Недоставало лишь Федора Федоровича Кабанова, но он уехал на заседание районной думы, заверив, что не задержится сверх надобности ни на минуту. Семейство Кабановых представляла пока его супруга Лидия Петровна, активная собеседница Анны Николаевны. Ожидалось еще прибытие Лаптева, который также обещал слишком не запаздывать и, кроме того, любезно согласился пригнать по месту жительства корову Зорьку и телка Борьку. Наконец, появился и он.
- Друзья-товарищи! – перекрывая шум все более оживленных разговоров, - обращался к собранию Виктор Петрович. – Понятно, что многим из нас приходится находить время, чтобы принять различные микстуры, однако же сейчас наша задача – не забывать о той, которая на столе. Так поднимем же ее за здоровье и благополучие виновников сегодняшнего торжества! И не забудем закусить!
Слова тамада произносил таким проникновенным от выпитого и радости за соединившуюся пару голосом, что никто не мог отказаться. Да и с чего бы? Потехе нынче время. А выпить и закусить имелось в достатке, даром, что сверхдоходами именинникам кичиться не приходилось. Наготовили, да и славно! Уж лучше пусть останется на неделю, чем не хватит на один день. Шампанское и водка, красное вино, близкий по крепости к спирту  самогон – есть чем поднимать тосты! Впрочем, с самогонкой Иван Иванович, конечно, дал маху: этот пламенный напиток потреблять могли только гренадеры, из каких тут нашелся лишь Паша Козин. Не ощущалось недостатка и в закусках, большую часть которых приготовила собственноручно Анастасия Викентьевна при поддержке Анны Николаевны и Марьи Сергеевны. Чего только не выставили на стол! Тут теснились тарелки с котлетами, голубцами и жареными пельменями, а для не переносящих жареное – с творожными варениками, холодцом, запеканкой, тушеными с картошкой и солеными грибами, курицей фри, и курятиной, тушеной в капусте, шариками сложной смеси в кляре, расстегайчиками и разными травяными салатами. Почетное место занимало большое блюдо с жареными кусками сома, изловленного Иваном Ивановичем. Сам он хотел разложить рыбу по небольшим рядовым тарелкам, чтобы не бросалось в глаза, но новобрачная настояла на большом позолоченном блюде, которое, как и многое другое, принесла из своего дома. Она хотела, чтобы все видели добычу Ивана Ивановича, выловившего сома, какого тут давно не видывали. И правильно сделала!
Ленка, освоившаяся в новом для себя коллективе и подстрекаемая матерью, спела для именинников вечера песню «Давным-давно…», после чего покинула застолье – ей следовало отдохнуть, но эстафету подхватили оставшиеся его участники. Ввиду почтенного возраста хозяев и гостей, различные игры устраивать не стали, однако для желающих во дворе выдавал нешуточные децибелы проигрыватель, а сосед  наяривал на своем баяне, не особенно виртуозно, но с полным пониманием ответственности. Обслуживали стол дочери Анастасии Викентьевны и Ивана Ивановича. Помогать им намеревалась Ленка, но ввиду пережитого суматошного дня и позднего времени ее уложили спать, и она немедленно уснула, не слыша ни разноголосого гомона, ни песен, ни топота танцующих во дворе. Рядом на диване безмятежно спал папаша, временами всхрапывая и что-то бормоча себе под нос. Уставшие за день новобрачные клевали носом, хотя держали марку до последнего, затем  Анастасия Викентьевна отправилась ночевать к себе домой вместе с семьей дочери, в доме Ивана Ивановича остались он сам, спящие зять и внучка, а также и дочь, которая еще с полчаса убирала со стола. Назавтра они собирались уезжать. Патрикеев сложил на чистый стол подарки – их набралось немного, поскольку все в основном дарили деньги: зачем презентовать по большей части никчемные вещи? Имея же деньги, человек может купить, что ему нравится, сам.
- Ты видишь, что делается? – многозначительно спросил Валентину Андрей, когда они вернулись с реки и подошли к ее гостинице. Отголоски  свадьбы неслись во все концы поселения.
- Алло, коммерция! – окликнули их у одного из домов. – К нашему шалашу!
В палисаде под черемухой веселилась компания. Трое остановились и Федор отрицательно поводил ладонью из стороны в сторону:
- Мы уже хорошие!
Конечно, не имело смысла вторгаться в это пиршество, где они, совершенно трезвые, выглядели бы глупо. Пришлось солгать.
- Ну, надо же! – обронила Валентина.
- Новосельцево! – восхищенно сказал Андрей, и повторил:
- Ты видишь, что делается?
- Да, я вижу, -  неопределенно отвечала она.
                ***
                Глава 15            
По окончании унылой зимы неизмеримо ускоряется бег времени. С последними, зазевавшимися льдинами на Песчанке унеслись и последние дни мая. Солнце забиралось все выше, припекало сильнее; стремительно брало разбег лето. Сергей Иванович использовал оставшиеся дни отпуска для поиска альтернатив слабо фонтанирующим «Лаборатории» и туристическому проекту Клепацкого. Следовало бы заняться этим чуть раньше: в то время, как Копылов собирался выйти на службу, наступило время массовых отпусков. И ряд начальных людей, которых он давно не тревожил, и решил, что пришла пора сделать это, покинули офисы. Конечно, у всех есть замы, но замы ничего не решают. Чтобы не вызвать подозрений руководителя насчет подсиживания. Тут, конечно, он допустил промашку. Пришлось созваниваться по телефону. Иные не отвечали, другие уж защищались от солнечных ожогов на далеких пляжах, но нашлись и те, кто еще не забурел окончательно – они согласились провести краткое собеседование на дому. Поскольку звонил он знакомым руководителям. Однако ничего из этих поисков не вышло: экономика переживала сложные времена, а с ней – и экономисты, да и не только они. Тревожные мысли стали беспокоить Сергея Ивановича: как бы не сдулась, за компанию с банкротами, его «Лаборатория», или не сократили  должность Копылова, привыкнув к его трехнедельному отсутствию. Невеселые мысли не мешали ему, однако, наблюдать количество туалетов в домах и квартирах, где он имел честь быть принят. Их достало бы на батальон пехоты, в то время, как библиотечных комнат – никак бы не достало. При  том, что пехоте особенно и некогда читать.
В понедельник позвонил Клепацкий:
- Загляни-ка ко мне. В контору, в контору, конечно. Есть разговор.
Сергею Ивановичу стало не по себе: как-никак, понедельник. Предчувствия не обманули его. Клепацкий расслабленно сидел в кресле и курил свою посеребренную трубку. Играла музыка. Похоже было, что Виктор Джеральдович слегка навеселе. Он показал Копылову на кресло, выпустил клуб дыма и положил трубку в пепельницу, прихлопнув жерло серебряным колпачком.
- Выходишь на работу? – спросил Клепацкий. – Это хорошо. Очень кстати.
Он замолчал и постучал пальцами пятерни по столу.
- Что-то не так? – бесстрастным голосом спросил Копылов. – Воду не нашли? Ее не оказалось?
- Воду нашли, поменьше, чем в Зайсане, но все равно очень много. Много рядовой воды.
- Рядовой?
- Да, обычной, слегка минерализованной. А настоящей минеральной там оказалась только небольшая линза, в другом пласту.
- Что же они дурака валяли? Взбаламутили порядочных людей!
- Так первые подходы были поверхностные. Нужны деньги, чтобы все делать основательно. Вот и раззвонили, чтобы привлечь внимание, а с ним – и деньги. И теперь есть полная ясность.
Клепацкий взял в руки трубку, откинул крышку и затянулся.
- Так что, дорогой Сергей Иванович, проект наш закрывается. Не будем там путаться под ногами. Пусть уж жители Новосельцева выходят дружно на этот Лоб и резвятся там меж деревянных чучел!
И Виктор Джеральдович выпустил особо густой и ядовитый клуб дыма, так что в трубке затрещало.
- Других проектов пока нет? – озабоченно спросил Сергей Иванович, ощутив нечто вроде сочувствия.
- Других нет. Появится что-нибудь подходящее - извещу.
Копылов сразу после этого позвонил младшему экономисту в «Лабораторию»:
- Степа, здравствуй! Как дела? На новый уровень не вышли, пока я тут восстанавливал организм? И вообще?
- Все по-старому. Но директор получил премию. За эффективное внедрение передовых методов исследования состояния производительных сил… - дальше не помню.
- О-о! Так, наверное, все получили?
- Никак нет. Он один.
- А откуда распоряжение?
- Приказ он написал. И собирается в отпуск.
- Понятно. Значит, работа бьет ключом?
 - Естественно, как всегда.
После этого разговора Сергей Иванович несколько успокоился. Раз директор идет в отпуск, стало быть, животрепещущих, фатальных проблем пока нет. И хорошо еще то, что директор продолжительное время не будет висеть над душой. Еще лучше то, что теперь Копылов абсолютно свободен от Новосельцева, которое в последнее время до крайности раздражало его. Интересно, а как троица молодых, откомандированных туда же Клепацким? Не иначе, им тоже дан отбой.
Между тем Виктор Джеральдович не спешил отзывать своих трех молодых посланников, занятых в далеком селе. Из конкретных, практических дел у них, правда, значился только магазин, но по мере работы мороки с ним прибавлялось, хотя, казалось бы, должно быть наоборот. Прежде всего это вызывалось завышенными ожиданиями люда на товарное разнообразие. Валентина поначалу, когда обнаруживалось, что у нее нет в продаже той или иной нужной вещи, едва не падала в обморок и понуждала Федора сей же час ехать на базу и везти требуемое. Федор, как старший группы интервентов, старался убедить родственницу, что негоже мотаться в Снежнодольск по каждому пустяку и что расходы тогда не покроет никакая ударная торговля. Смешно казалось теперь, что в пору подготовки к открытию магазина они рассчитывали получать прибыль, торгуя малым ассортиментом найденных ими дешевых товаров. Сейчас даже обширнейший прейскурант позволял только-только сводить концы с концами. Со временем острота восприятия магазинных заморочек у продавщицы притупилась и завоз товаров осуществлялся планово, по мере необходимости. Но, поскольку магазин уже претендовал на статус серьезного, устоявшегося заведения, необходимость эта возникала все чаще. Потому что невозможно уже покупателю сказать: «Подождите до следующей недели». Иной раз шли даже на то, что Федор быстро добирался до райцентра и покупал нужное там, и уже на следующий день магазин радовал требовательного покупателя выполненным заказом. Чтобы идти в ногу со временем, приходилось расширять ассортимент, как только возможно. Авральные первые дни торговли для Валентины оказались куда как нелегкими, несмотря на весьма умеренный натиск покупателей. Прошло немало времени, прежде, чем она безошибочно устремлялась к нужной полке и доставала желаемый товар. С приходом второй продавщицы она, наконец, могла вздохнуть свободно.  Менялись через неделю, держа открытыми двери магазина с 9 до 9. Что и говорить, трудовая неделя порядочно выматывала. К тому же навалилась весенняя огородная страда. Хорошо еще, всегда под рукой оказывался Андрей, копавшийся на грядках без видимого отвращения, не то, что Федор. У Климова к земледелию душа никак не лежала. Да, надо сказать, и занят он бывал в майские и последующие дни постоянно: Виктор Джеральдович вменил ему в обязанность доставку товара для  еще одного магазина, в соседнем районе. Так что необходимые поездки местного значения иногда выполнял Андрей. Когда возникала надобность съездить в райцентр или в Березовое, или же побывать дома Валентине и ему самому. Федор же находился в Новосельцеве почти неотлучно, кроме экспедиторских поездок на базы в Снежнодольск.
В середине июля Клепацкий позвонил Федору и высказал пожелание, чтобы он сотоварищи прибыли бы к нему на предмет обсуждения дальнейших действий. Пользуясь тем, что в магазине работала сменщица Валентины, на следующий день в полном составе они отправились на встречу. В несколько задымленном кабинете Виктор Джеральдович курил очередную сигарету – уволенная в запас трубка переместилась на край стола. Видимо, владелец ее отложил реализацию плана по сокращению сеансов курения. Теперь на смену ей пришли скоростные сигареты: тут ничего не надо было прочищать, набивать и приминать. Все очень быстро.
- Диспозиция наша такая, - сказал хозяин кабинета, когда состоялся обмен приветствиями и прибывшие уселись вокруг стола, - такая-разэтакая…
Он затушил сигарету и продолжил:
 - Ценных минвод в районе Новосельцева спецы не нашли. То есть там есть небольшой объем, но именно, что небольшой. Велик запас обычной воды, так что тамошним жителям качать – не перекачать. И на огороды, и на питательные цели, и на сангигиену – на все хватит. Но ради одной сангигиены туристы туда не поедут. Так что туристический проект сворачиваем. Может, даже и хорошо, что все разъяснилось, пока мы не начали там строить. Спасибо упертым новосельцевцам, что затормозили процесс и оставили для себя свой Лоб. Как говорил Копылов: «Им что в лоб, что по лбу!».  Потому что у него не получалось. Такая ситуация. Если у кого намечались какие-то планы, понемногу готовьте их претворение. Помнится, ты, Валентина, говорила что-то про сентябрь?
- Да, если ничего не сорвется.
- С фермерскими гектарами связываться теперь нет смысла. Остается магазин. Сдать в аренду? Продать? Ведь ты, Федор, тоже хотел возвращаться на прежнюю работу?
- Может, вернусь. Но пока могу поработать и на магазин, месяца два-три.
Все удивленно посмотрели на него.
- Да уйти будет никогда не поздно, а пока мы на месте, продолжим. Там же еще огород у Валентины с Андреем. Соседи завидуют: урожайный вышел огород!
- Видишь, как. Всякие у нас таланты. В общем, так: мы договорились на время, пока Валентина торгует. Но присматривайте кандидата на ее место. Ведь ты не останешься в магазине бессрочно? Конечно, нет. Я так и думал. Ну, вот все пока, а там видно будет.
                ***
Пришло время ягод, появились уже и грибы, местами, несмотря на летние каникулы, клевала рыба, купальный сезон – в разгаре. Народ отдыхал, но  своеобразно: кто - то обливался потом на даче, иной забирался в нехоженые лесные дебри с двухведерным горбовиком на спине в поисках голубики. Некоторые в полночный час метали в воду сети, с риском быть обнаруженными рыбоохраной и, соответственно, оштрафованными. Но находились и такие, кто уходил от природы, наоборот, в прокаленные солнцем городские теснины, по которым струились лишь скупые воды, посылаемее на асфальт поливочными машинами. В это время и позвонила Валентине мать и сообщила, что долгожданное место в туристической фирме скоро освобождается и соискательнице пора перебираться поближе. Это известие не стало для Валентины неожиданностью, так же, как и для Федора с Андреем.
- Ну, вот и подошла к концу моя командировка, - сказала им продавщица и по совместительству огородница Зорина. Дальше вы уж без меня. Слезы лить не станем?
- Еще как! – ответил Андрей, но не пояснил: еще как станем, или еще как не станем. – Мне вообще-то тоже подходит срок идти в школу. Надо появиться там чуть пораньше, прозондировать, как и что. Так что вот так. Жалко рыбалку, и огород наш. Да и все Новосельцево жалко.
- Конечно, - кивнула Валентина. – Иной раз снится, что я живу здесь всегда и никуда не собираюсь. Просыпаюсь: «Как же так? Ведь дом у меня в другом месте!».
- Ну, будем наведываться сюда, чтобы не травмировать психику. Постепенно и отвыкнем. Верно, Федя?
- Что до меня, так я вообще привязан только к магазину. Хотя местные знакомые наши – все нормальные граждане. Особенно старики. Но, как Гущин, сюда на поселение я вряд ли приеду. Скорее всего – никогда.
- Никогда не говори… - наставительно подняла указательный палец Валентина.
- Да ладно. А вот хотел я предложить тебе, Валя, такой вариант: не заняться ли нам именно торговлей? Лично я настроился открыть свой магазин, в Снежнодольске. Их там хватает, но чем мы хуже? Твой любимый туризм сейчас в загоне, видишь же. И Клепацкий проект захлебнулся, и вообще туристическая суета затихала. Может, оживет со временем. Тогда и карты тебе в руки, если тяга останется. А может, и нет: торговля, ты же заметила, захватывает не меньше. И, главное – возможности. Хватит мне таксовать: я все время подозревал, что занимаюсь чем-то не тем. Спасибо Новосельцеву. Ну, Валя, как ты, а?
В продолжение этой речи товарищи во все глаза глядели на Климова, осмысливая сказанное. Они-то полагали, что ревностная забота его о «Лучшем» обусловливалась ответственностью за дело, как старшего. Оказывается, нет – он нашел нечто свое.
- Чудеса! – только и пробормотал Андрей. Помедлив, сказал:  – Ну, а вообще, тебя можно поздравить. Дерзай!
Федор выжидающе смотрел на Валентину.
- Я как-то настроилась на свою идею, - ответила, помедлив, она. – Ты сделал выбор, вообще говоря, неожиданно. А мне, кроме всего, не годится обманывать домашних и мамину подругу, которая хлопотала за место для Валентины Зориной. Понимаешь?
- Понимаю. Но если что-то переменится, жду тебя в компаньоны. И Андрея тоже. Развернем целую сеть. Здесь магазин размахнем до немыслимых размеров. И-эх!
- Стало быть, с магазином все ясно, - подытожил Андрей. – Осталось разобраться с огородом. И в узком кругу накрыть отвальную полянку. Да? Все село созывать, наверное, не получится. Или как? Кого пригласим?
                Владимир Сметанин, 2021