Фантастическая повесть-фанфик
Знак информационной продукции: 18 +
ЗАПРЕЩЕНО ДЛЯ ДЕТЕЙ
Художественное приложение-приквел к фантастической повести-фанфику
«Особый отдел»
Ссылки на повесть «Особый отдел»:
Часть 1 - по ссылке http://proza.ru/2022/01/03/263
Часть 2 - по ссылке http://proza.ru/2022/01/04/265
Часть 3 - по ссылке http://proza.ru/2022/01/05/297
Дневник Дианы Зайцевой. Часть 1 - по ссылке http://proza.ru/2022/01/08/141
Фэндом: «Терминатор»; «Терминатор 2: Судный день»; «Терминатор-Спасение»; «Терминатор-Генезис»
Не является каноном «Вселенной Терминатора»
Все персонажи и события вымышлены. Возможные совпадения случайны.
Целевая аудитория: любители киновселенной Терминатора, боевой фантастики и художественных произведений про Омскую область.
Слоган: «Пожалуйста, не стреляйте!»
30 апреля 2029 года. 11.30 утра. Как странно. С того момента, когда я начала писать этот дневник, прошло более десяти лет. И всё это время он лежал у нас дома, не исчез никуда. Не сгорел в печи, когда нечем было топить, не сгинул, когда мы с Ликой уходили на два года в глухую тайгу, спасаясь от бандитов. Его не забрали мародёры, хотя вытащили из нашего дома всё возможное. Тетрадь, конечно, обтрепалась, оборвалась, но словно впитала в себя все ужасы и страдания, принесённые Великой Войной.
Мне она дорога ещё и из-за того, что в ней кратко описан последний счастливый день, когда мы с родителями поехали в Омск за покупками.
Мы с Ликой выжили после страшного бегства из Лузино. Машину бросили на трассе где-то за Красным Яром. Дальше шли неделю пешком. Лику я по большей части несла на руках. Кормились подаяниями жителей придорожных деревень, да и того не хватало. Уже ближе к Таре нас чуть не задрали волки в снежной ночи, и я едва смогла отпугнуть их последними пулями из пистолета.
Сейчас мы живём в Таре, в нашем доме. Лика подросла, но разум к ней в полной мере так и не вернулся. Теперь она подросток с мышлением ребёнка, которого не интересует ничего кроме кукол и игр в дочки-матери.
За последние три-четыре года Тара возродилась к жизни, вобрав в себя жителей таёжного севера. Людей, правда, немного. Мужчин в работоспособном возрасте так и вообще человек пятьдесят осталось. Но жить можно. Главное – трудиться не покладая рук, не чураясь тяжёлой и неблагодарной работы.
Восстанавливается и Омск. Именно туда я сейчас еду, как и много лет назад. И мне кажется, будет символичным, если я опишу своё пребывание в Омске в том же самом дневничке. Я перечитала его уже на несколько раз, всплакнув украдкой. Поразительно, но сбылась моя мечта, которую я загадала, пройдясь под Тобольскими воротами. Это было желание всю жизнь работать на любимой работе. И вот уже три года, как я стала учительницей в своей родной школе, и мне это очень нравится!
Но сейчас меня отправили на две недели на военные курсы. Их специально проводят для молодых женщин, чтобы они могли работать в качестве санинструкторов и сотрудников тыла. Военком сказал, что даже могут дать офицерское звание. Признаться, ехать я не хотела. И не только из-за Лики. Военное дело – это не моё. Я ненавижу оружие, а стрельнуть в человека, пусть даже и во врага, после того случая в Лузино, я точно не смогу. Но машины, с которыми идёт война – иное дело. И пока она не закончилась, мы не можем в полной мере распоряжаться и собственным временем, и даже самой жизнью. Этими словами и убедил меня военком Фролов поехать в Омск.
А ещё я поняла, что устала от рутины, и хотела сменить обстановку. Да, на военных курсах будет сурово. Но зато я могу проехать по области, познакомиться с новыми людьми.
Кое-где ещё лежит снег, но большая часть полей уже готовится к лету. Жаль, что некому их засевать. Большая часть области обезлюдела. Народ всё больше и больше тянется в города и райцентры, оставляя на произвол судьбы большие вековые сёла. Иное дело пригороды. Вот, в Красном Яре, у которого наш водитель приткнул нашу фельдшерскую «буханку», населения больше, чем было до атомной войны. И оно постоянно увеличивается.
Водитель наш отошёл. Тётя Галя, единственный Тарский фельдшер, просматривает накладные на лекарства. А я присела на пенёк, да и пишу себе, украдкой смахивая слезу от навалившихся воспоминаний.
Зимой мне стукнуло 26. Война закончится уже совсем скоро, и я постоянно думаю о будущем. Но вот на днях взяла свою дневниковую тетрадь, и поняла, что писала её не я, а какая-то другая, совсем молоденькая и наивная девчонка, исполненная радужных надежд, мечтаний о прекрасном принце и тайных желаний сбежать с ним на край света.
Времена принцев прошли безвозвратно. Все они превратились в суровых бойцов, закалённых боями на краю света с железными чудищами-Терминаторами. Один из этих бойцов когда-нибудь и станет моим мужем. Но сейчас я об этом почти не думаю. Тем более, что мне самой предстоит овладеть мужскими навыками полевой хирургии, эвакуации раненых и даже стрельбе.
Хотя разве меня этим испугаешь? Опыт-то есть.
1 мая. 20.45. Думала вчера, что у меня будет время пройтись по городу. Но увы. Едва пришла в распоряжение учебной части, расположенной на территории бывшего кадетского корпуса, как нас наскоро накормили прямо на улице из полевой кухни, и заставили обустраивать казарму в виде огромной палатки. А так же затаскивать в неё кровати, тумбочки, обустраивать сушилки. Ставили мы всё в центре большого плаца, за забором и под пустыми глазницами окон некогда прекрасных зданий. Взрыв пощадил их, но взрывная волна вынесла окна, крышу, а за годы безвластия все они стали непригодны для проживания, как и большинство других зданий городского центра.
Закончили работу мы поздно ночью, зато я сдружилась с двумя девушками-педагогами. Одну зовут Рита. Она высокая, видная, с длинными и красивыми волосами, заплетёнными в косу. Я её про себя стала называть «атаманшей». Что-то в ней было от казацкого сословия. Другая девушка – Аня – худенькая, невысокого роста, молчаливая и стеснительная. Но зато работящая. Мы все не из Омска. Рита с юга, из степей Черлакского района. Аня же оказалась из Крутинки. Я спрашивала у неё про дядю Васю и тётю Шуру, но она ничего про них не слышала. К сожалению, я тоже до сих пор не знаю об их судьбе. Закончится война – буду искать. Может, и в Лузино получится съездить, посмотреть в каком состоянии дом. Надеюсь, что никакого Пахана с его дружками я там больше не встречу.
Сегодня утром было построение. Нас приветствовал начальник Омских ускоренных офицерских медико-санитарных и интендантских курсов (так они официально называются) майор Никодимов. Он кратко обрисовал наш распорядок дня, отметил, что к обучению будут привлекаться настоящие фронтовики, воевавшие в Америке с Терминаторами многие месяцы. И особенно обращал наше внимание на то, что мы с сегодняшнего дня считаемся военнослужащими со всеми вытекающими из этого обязательствами. Потом он пожелал нам успехов и представил молодую женщину-интенданта, Дарью Викторовну, которая уже сегодня начнёт нас учить.
Дарья Викторовна привела нас на склад речного порта, что километрах в трёх от нашего лагеря, и мы всей группой до ночи разбирались в товарной номенклатуре основных армейских товаров, в логистике снабжения и нехитрой интендантской документации. Раньше она была сложна и компьютеризирована. Но война с машинами откинула всю эту «кухню» на десятилетия назад, а потому мы, как колхозные счетоводы, работали с засаленными тетрадками учёта, заполняемыми на коленке и заверяемыми росчерком простого карандаша. Мне эта работа очень понравилась, но ещё больше заинтриговали планы на завтрашний день. Ведь нас повезут на стрельбище и приведут к Воинской Присяге.
Кстати, сегодня - старинный праздник Весны и Труда. Наконец-то мы стали хотя бы вспоминать о праздниках. Но главный праздник – окончательная победа над Скайнетом – ещё впереди. И его с нетерпением ждёт каждый житель нашей потрёпанной и измождённой планеты.
2 мая. 15.10 дня. Старшина разбудил нас рано утром звоном подвешенного перед палаткой обрубка рельса. Это пожилой мужчина в военной форме, отслуживший срочную службу задолго до войны, и приехавший в Омск откуда-то из Подмосковья. Вообще, встретить в Омске коренных омичей, оказывается, непростое дело. Те, кто уцелел, уехали, опасаясь радиоактивности, и теперь большинство жителей – это либо те, кто приехал из районов, либо иногородние, оказавшиеся здесь в последние три-четыре года, а то и позже. Вот и он один из таких. Мы с девочками немного поговорили с ним вчера вечером. Зовут старшину Кирилл Иванович Дубов, и приехал он не по своей инициативе, а был командирован от воинской части. В Америке он был дважды, и оба раза получал сильные ожоги от плазменного оружия Терминаторов, так что после окончания войны его сразу же комиссуют по состоянию здоровья. Мне понравилось, что он добрый, внимательный, и смотрит на нас с какой-то грустью.
На построении майор Никодимов заявил то, что мы итак знали. Что нам предстоит поехать за город и учиться стрелять из автоматического оружия, после чего мы будем принимать присягу. А потому нам надлежит быть готовыми и морально и физически к столь торжественному событию.
Его наставление было излишним, так как настроение у всех было боевое, и спустя каких-нибудь полчаса мы уже ехали в кузове крытого брезентом армейского «ГАЗика». Отъехали километров на десять к востоку от города, на импровизированное стрельбище. Здесь же мы увидели строившихся в шеренгу юношей в камуфляжных костюмах.
- О, и «юнги» с нами! – Воскликнула Люда – девушка из Любино, которую вчера назначили ротной для всякого рода самоорганизации. Высокая и широкоплечая, она фигурой скорее напоминала мужчину и была самой старшей среди нас. В своём райцентре она возглавляла отдел по снабжению населения непродовольственными товарами.
Я поначалу не поняла, и посчитала ребят этих будущими матросами речного флота. Хотя река как транспортная артерия сейчас работала чрезвычайно слабо, но вид транспорта этот пока оставался незаменимым. Но оказалось, что это школьники, проходящие курсы юных спасателей войск гражданской обороны (сокращённо – ЮнГО). У нас в Таре тоже такие курсы проходило несколько человек. Воинские звания им давали редко, обычно просто ставили ответственными по технике безопасности. Но предполагалось, что в случае масштабного вторжения армии Скайнета, они могут возглавлять комплексные партизанские роты, созданные из ополченцев. Потому их тоже обучали военному делу.
Мишени уже стояли на поле. Они представляли собой металлические скелетоподобные фигуры, высотой под два метра. Подойдя ближе, мы поняли, что они пуленепробиваемые, но имеют множество вмятин и царапин от многочисленных попаданий.
К нам пришёл ехавший в кабине инструктор по стрельбе – худой подтянутый парень с новенькими погонами лейтенанта по имени Евгений. Мне он очень понравился. Именно такого мужа я себе и представляла.
- По установленным правилам, вас нужно сначала научить собирать и разбирать автомат, - сказал он. - Но после обеда здесь уже будет заниматься группа профессиональных военных, так что разбором позанимаетесь у себя в расположении части. А сейчас приступим к стрельбе.
Тренировка длилась часа три. Мы стреляли по мишеням из разных положений - стоя, лёжа, и даже из кузова грузовика, в котором для защиты были уложены мешки с землёй. Евгений дал нам несколько видов оружия – автомат Калашникова, пистолет «ТТ», и ручной пулемёт. Целиться нужно было в контур туловища, причём не обязательно туда, где у человека жизненно важные органы. У машин иная конструкция, и нанести серьёзный урон им можно только раскалённой плазмой. Именно она способна прожечь корпус, или отсечь начисто руки-манипуляторы, в которых Терминаторы держат своё оружие. Евгений сказал, что американские плазменные винтовки не дают отдачи, и шума от них намного меньше. Но у нас таких нет. Хотя научиться стрелять можно и из «Калаша», а потом вполне успешно сражаться в рядах Американского Сопротивления с их излучателями марки «вестингауз». Полученных навыков будет достаточно.
У меня и у моих новых подружек были средние результаты попаданий. Нам отрядили по два рожка и приказали стрелять короткими и длинными очередями. В самом конце я не удержалась, и пару раз прицельно стрельнула одиночными в оскаленный металлический череп, но не попала.
Лейтенант увидел это, подошёл, помог мне приложить к плечу автомат и правильно прицелиться, совмещая прицельную планку с мушкой. При этом он несколько раз прикоснулся к моей руке и плечам.
Я снова выстрелила дважды и попала оба раза! Моей радости не было конца! Я захлопала в ладоши и даже завизжала от радости. А прикосновения Евгения запомнились, заставив сердце учащённо забиться.
Грязные, уставшие и оглохшие от пальбы, но довольные и улыбающиеся, мы построились у Боевого Красного Знамени Омского гарнизона. Оно было простенькое, даже без бахромы, надето на самое обычное древко. Но это нисколько не умаляло нашего к нему уважения и общего торжества.
Нас вызвали по одному, вручали текст присяги, вложенный в красную папку, а на шею вешали ещё горячий от выстрелов автомат. Текст мы заранее не читали, и Люда, принимавшая присягу первой, дважды запнулась. Но другие девушки, в том числе и я, прочли без запинок. Я волновалась, но чувствовала себя счастливой. А когда поставила подпись в ведомости присягнувших, то уже глубоко осознавала принадлежность всей моей жизни Отчизне, для которой всем нам ещё столько всего предстоит сделать.
2 мая. Запись в 23.50 вечера. Обратно мы поехали около 13 часов. Во время движения девчата шушукались между собой.
- А лейтёха то запал на Дианку, - услышала я голос Люды, но решила не обращать на это внимания. Хотя чувствовала, что краснею, а руки сами вспомнили его тёплое, нежное касание…
Поев в столовой, мы построились на плацу, и старшина повёл нас на пристань в устье Оми – помочь разгрузить баржу. Грузчиков, работавших там, отправили на обед, а мы целый час скатывали на берег бочки с топливом. Рыжий матрос, руководивший разгрузкой, говорил, что это остатки горюче-смазочных материалов, собранные по заброшенным складам и бензоколонкам вблизи Иртыша. Их сливают в бочки, пригоняют баржей в Омск и распределяют по стройучасткам и колхозам для заправки автомобилей и тракторов.
Когда грузчики вернулись, нас отпустили и дали немного отдохнуть. И я смогла записать в свой дневничок события первой половины дня.
Через полчаса старшина принёс к казарме несколько автоматов и показал нам, как их разбирать. Он не требовал сдачи каких-то нормативов (типа, разбери-собери на время). Нам следовало лишь научиться это делать в спокойной обстановке и не более того. Помогать друг дружке так же не воспрещалось. И мы с девочками (я, Рита и Аня) собрали и разобрали свой «Калаш» трижды.
Около половины шестого нас отправили на зачёт по интендантскому делу. Мы ждали билетов, вопросов и тому подобного, но он заключался во всесторонней помощи межрайонному вещевому складу, расположенному в наспех отремонтированном здании бывшего Музыкального театра. Работы на этом складе всегда «выше крыши» (а крыша у него – ого-го, настоящий трамплин, хотя и порушенный), объёмы – колоссальные и помощь двадцати пяти девушек была для него просто необходимой. По сути, это был обычный субботник. Мы таскали тюки, разгружали какие-то доски с тракторной тележки, а потом инвентаризовали всё это в больших амбарных книгах.
Ужин только закончился, и мне пока не хочется спать. Наверное, ещё пошепчемся с девчатами перед сном. Интересно, есть ли женихи у моих новых подружек?
3 мая. 17.05. Утром всё тело ныло, хотя я и привычна к тяжёлой работе. По плану сегодня продолжение боевой подготовки, но старшина вновь повёл нас на тот же склад, и мы перекладывали какие-то коробки до самого обеда. Завхозы просили старшину оставить нас до вечера, но тот, к счастью, был непреклонен. После обеда мы пошли на берег Иртыша учиться метать гранаты. Обычные гранаты для Терминаторов что слону дробина. Американцы пользуются специальными магнитными минами с обеднённым ураном, позволяющим осколками пробивать высокопрочные и тугоплавкие сплавы, из которых сделан эндоскелет. Ещё применяют световые гранаты, сжигающие инфракрасные сенсоры. Эти сенсоры для Терминатора – что для нас зрение. Ещё такая граната разбрасывает сгустки плазмы, при прямом попадании которого Терминатору можно разрезать корпус или даже оторвать череп. Увы, но у нас нет ничего подобного. Старшина дал нам несколько железных болванок и приказал точечно кидать их в специально отмеченные места из самых разных положений – стоя, сидя, лёжа, и даже через себя. Потом мы вырыли небольшой окопчик и по два человека бросали болванки как можно дальше, представляя, что на нас ползёт танк-Терминатор Т-1.
- Ну что, готовы мы к войне со Скайнетом? - Задорно спросила у старшины Люда, когда мы шли назад.
Но старшина лишь невесело покачал головой:
- Нет, девоньки. В реальном бою даже со световыми гранатами у вас бы не было ни единого шанса.
3 мая. 23.30 ночи. Когда мы вернулись с Иртыша, на всех наваливалась дрёма. Но не тут-то было! Люда сочувственно сообщила нам с девчонками, что мы сегодня дежурим по кухне. Ничего более неприятного я и представить себе не могла. Но делать нечего, надо так надо. Самоорганизовавшись, мы с Ритой и Аней помогли повару раздать ужин, а потом, наскоро поев, принялись сначала мыть все тарелки, а затем драить и саму полевую кухню. Перед нами ещё успели покормить мальчиков «юнг», так что работы было гора и маленькая тележка. Пока Рита всё домывала, мы с Аней принесли воды и начистили картошки на утро. Девочки пошли в казарму, а мне пришлось ещё выносить в уборную грязную воду.
Едва откинув брезентовую дверь палатки-казармы, я услышала гневный возглас Риты:
- В смысле вы нам не оставили?
Посреди казармы перед Ритой стояла полуголая Люда в шортах и бюстгальтере и размахивала руками:
- Да оставили мы! Оставили! Только другие!
Оглядевшись, я увидела на кроватях и табуретах всех наших девушек, пришивающих что-то к выданным ещё утром защитным гимнастёркам. Рита устремилась ко мне, сжимая в руках какую-то жестяную коробку.
- Смотри, Диана, вот что нам дали!
Заглянув, я увидела шесть металлических штучек наподобие значков трёх разных видов по одной паре каждая.
- А что не так? – С искренним непониманием спросила я.
- Да всё не так! – В сердцах воскликнула Рита. – Это военные эмблемы, которые нам принёс старшина. Но они нашей специальности не соответствуют! А те, что соответствуют, уже разобрали и нам не оставили!
- Там бы всё равно всем не хватило! – Крикнула Люда из своего угла. – И старшина сказал, что без разницы, кому и какие эмблемы носить.
Но Рита лишь отмахнулась. Эта ситуация её крепко разозлила.
В коробке ещё лежала бумажка с рисунками, подписями под заголовком «Эмблемы родов войск СССР». Бросив жребий, кому что брать, мы её просмотрели. Рите достались эмблемы в виде щита с двумя мечами, что означало «военная юстиция». У Ани оказались крылья, руль и колёса – символ автомобильных войск. А моих эмблем – двух скрещенных винтовок на фоне мишени – в перечне почему-то не было. Да и вообще они отличались от остальных эмблем размерами, и конструкцией. У девочек они были золотистые, с белыми, миниатюрными закрутками. Мои же сделаны из другого металла, и крепление их больше напоминало старинный значок.
- Это, наверное, снайперские, - предположила Аня. – Повезло тебе. Ты хотя бы стреляешь. Не стыдно носить. А я-то и в машине за рулём ни разу не сидела.
- Вот-вот, - подхватила Рита. – А мне теперь что – военные законы учить что ли? Нафига вообще их было тогда раздавать?
Мне было немного жаль её разочарования. Мы с «атаманшей» слишком правильные. Наверное, потому и сошлись характерами так быстро.
Я прошлась по казарме, присматриваясь к петлицам других девочек. У многих были общевойсковые эмблемы – пятиконечная звезда с двумя венками, и медицинские – змея вокруг чаши. Они вполне соответствовали тому, на что нас учили. Но меняться с нами никто не хотел.
Услышав за палаткой голос старшины, я вышла наружу.
Старшина давал указания нашей женщине-повару, и сначала меня не заметил. Но я обратилась к нему по всей форме, и он удивлённо кивнул: чего, мол?
Я коротко изложила наши сомнения по поводу эмблем. Кирилл Иванович выслушал, а потом громко крикнул, чтобы услышали в казарме:
- Общее построение! Пять минут на сборы!
Девчонки, кажись, перепугались. Некоторые выскочили полуодетые, на ходу застёгивая пуговицы гимнастёрок. Да и петлицы с эмблемами мало кто успел полностью пришить - у большинства на воротничке была только одна из них. После непродолжительной суеты и неразберихи мы все замерли по стойке «смирно».
- Уважаемые курсанты, - сказал старшина, прохаживаясь вдоль шеренги. – Четыре года назад Министерство Обороны издало приказ об экипировке военнослужащих в период Третьей Мировой войны. В нём сказано, что из-за катастрофического положения дел в материальном обеспечении, для личного состава допускается использовать не полное обмундирование, а лишь отдельные его элементы. Особенно это касается подразделений тыла, военизированной гражданской обороны, охраны и слушателей ускоренных офицерских курсов. Кроме того, поскольку промышленность более десяти лет не выпускает ничего из воинской атрибутики, этот же приказ разрешает использовать всё, что сохранилось с советских времён. Мне удалось достать эмблемы нескольких родов войск и красные петлицы к ним. Ранее всё это принадлежало пропавшему без вести коллекционеру. Так что я действую строго в соответствии с приказом. Вы должны помнить, что война на исходе, и ваша военная атрибутика – лишь формальность. Вряд ли кто-то из вас после окончания курсов наденет эти гимнастёрки хотя бы один раз.
Он остановился, и окинул всех строгим взглядом.
- Не хотелось вас огорчать, но вполне возможно, что после окончания войны ваши звания младших лейтенантов отменят, понизят до сержантов или даже рядовых запаса. Так что, если кого-то эмблемы не устраивают, то носить их вам предстоит очень недолго.
Закончив речь, старшина приказал всем расходиться, но я снова подошла к нему:
- Товарищ старшина, а мои эмблемы к чему относятся? В информационном листке вроде бы таковых нет.
Мне и вправду это было интересно.
- Вам, курсант Зайцева, особенно повезло. Это пехотные эмблемы середины прошлого века. С ними наши прадеды страну от фашистов защищали. Так что гордитесь и носите с честью.
Таких эмблем действительно ни у кого больше не было.
Я думала, что Рита угомонится, но она продолжала недовольно бурчать себе под нос. Хотя в её положении были и другие. Та же Люда ходила в эмблемах химических войск в виде круга с наложенной на него звездой, бензольным кольцом, и символическим изображением трёх видов радиоактивного излучения посередине. У другой девочки, Лены из Ачаира, были лиры - символ военного оркестра. Она сама их выбрала, поскольку любила музыку. Катя из Называевска с гордостью прикрепила к петлицам два скрещенных молоточка с красной звёздочкой посередине. Она думала, что это железнодорожные эмблемы, какие были у её умерших родителей, всю жизнь отработавших на станции. А они оказались знаком военной топографии. Но Катя не расстроилась. Сказала, что планирует после войны стать работником депо, и эмблемы эти могут ей пригодиться.
Я ещё раз просмотрела информационный листок из коробки, и оказалось, что многие эмблемы носили только на чёрных петлицах сухопутных войск. А у нас они все были красные. Но я об этом умолчала, дабы Рита не начала новые разборки. Хотя её эмблемы как раз таки красным петлицам соответствовали.
Вообще, я сильно удивилась такому ажиотажу. С Ритой всё понятно - она тот ещё перфекционист. А вот чего другие девчата всполошились? Отчего любуются эмблемами, обсуждают их? Люда так вообще хвост распустила, хотя её эмблемы издали плохо различимы и похожи скорее на солдатские пуговицы. Но, пока я пришивала свои петлицы, поняла. Это от бедности. Я по детству помню, что и у меня, и у мамы было много всяких украшений. И бусы, и серьги, и браслеты. Но всё это исчезло, было украдено, сгинуло неизвестно куда. Даже в Таре, где мародёрили в основном свои, такие цацки в дефиците. А в Омске и в южных районах, помимо местного криминала было ещё несколько больших нашествий вооружённых банд из Китая и Средней Азии. Те выгребали всё подчистую, без пощады убивая сопротивлявшихся. Омичи с иронией назвали это время «монголо-татарским игом». А одна женщина из Исилькуля, с которой мы работали в Тарском леспромхозе, рассказала мне, как над ней надругались какие-то азиаты. И призналась, что назвала бы это время не иначе как «эпохой великого изнасилования».
В общем, для девчат эмблемы эти – и украшения, и атрибут статусности. А я к этому равнодушна. И лучше отдам их после войны в Тарский музей, когда он, наконец, откроется.
4 мая. 22.15. Утром после завтрака нас привели в аудиторию одного из зданий Кадетского корпуса. Оказывается, он не полностью заброшен, и кое-какие помещения работают. В гимнастёрках и красных петлицах девчата преобразились, подтянулись, и выглядели прям действительно по-солдатски.
Мы расселись за парты, и начальник курсов представил нам нового преподавателя – высокого голубоглазого мужчину в камуфляжном костюме без знаков различия.
- Это Чибисов Николай Иванович, - сказал майор Никодимов, - полевой хирург, воевал в Америке больше года и только вчера вернулся в передовой.
Лично я никогда не видела военврача, да её такого видного. И мне страсть как хотелось узнать, чему он будет нас учить.
- Здравствуйте, товарищи курсанты! – Громко произнёс Николай Иванович, когда Никодимов удалился.
- Здравия желаем, товарищ хирург! – Нестройно, но от души сказали мы, вскочив с табуреток.
- Садитесь, - улыбнулся хирург, как-то по-дирижёрски взмахнув обеими руками.
Мы сели и приготовились слушать.
Николай Иванович сразу же сказал, что теории у нас будет мало. В основном практика. Но какая будет практика, он нам покажет после теории.
Взгляд у него был недобрый, и у меня даже побежали мурашки, когда он на меня посмотрел.
Закончив своё небольшую и несколько туманную вступительную речь, Николай Иванович объявил первую лекцию: введение в Сопротивление. Судя по всему, он собирался рассказать про общие принципы войны с Терминаторами.
- Для победы над машинами необходимо придерживаться следующих правил, - начал он. – Правило номер раз: выжить любой ценой!
Он косо посмотрел на нас, после чего поднял глаза вверх. Вообще, крутить головой в разные стороны, периодическим смотреть в пол или в потолок – это была его манера публичного выступления. Вначале это казалось странным, но потом мы привыкли.
- Любая цена, - продолжал он, - это именно любая цена.
Он сделал ударение на слове «любая».
- С вашим телом может случиться всё, что угодно. Оно может быть полусожжённым, ослеплённым, обездвиженным. Но вы должны обязательно жить! Это касается и тех раненых, которых вы будете вытаскивать из огня. Они будут рыдать, голосить и просить вас избавить их от мучений. Делать этого категорически нельзя. Мы люди. И других людей не убиваем. Остаться в живых самим и убедить жить людей со всеми оторванными конечностями так же важно, как, к примеру, уничтожить целый батальон или центр киборгизации Скайнета. А может даже и важнее. Так что прошу запомнить это всем на всю оставшуюся жизнь.
Он остановился, и смотрел на нас сурово и даже зловеще.
- Правило номер два. Голыми руками сражаться с машинами запрещено. Если в руках нет плазменного оружия, гранаты, или чего-то ещё, способного нанести урон Терминатору, от него следует убегать. Причём убегать как можно быстрее, зигзагами, используя любые укрытия. Хотя…
Он остановился, посмотрел в пол, обхватил голову руками, словно прикрывал уши и резко пригнулся. Потом выпрямился, словно стряхивая с себя наваждение, и, обведя нас тяжёлым взглядом, продолжил:
- Если в руках Терминатора будет оружие, шансов убежать у вас практически нет.
«Может, он контуженный?», – подумала я, глядя на Николая Ивановича. А он тем временем продолжал.
- Правило номер три. Женщины должны рожать! И чем больше, тем лучше. И поэтому каждый мужчина для женщины - муж!
- Ещё чего! – Не удержалась сидящая рядом со мной Рита.
- Курсант, встаньте! – Быстро и строго проговорил хирург, ткнув на неё пальцем. Рита встала из-за парты по стойке «смирно» и по-военному щёлкнула каблуками.
- Правило номер четыре! – Объявил хирург громче обычного, подошёл к Рите и изо всех сил ударил её кулаком в лицо. Рита закричала и упала в проём между столов. Кровь из её разбитого носа густо брызнула на пол. – Если видишь перед собой незнакомого человека – сразу бей! И бей как можно сильнее! Если он упал, то значит, что он – не машина. И помогать ему в дальнейшем – ваша обязанность!
Чибисов ухватил Риту за воротник, резко поднял, после чего запрокинул её голову и закрыл окровавленный нос большим серым платком. У Риты текли слёзы, но она молчала.
Хирург отпустил Риту, и вернулся к преподавательскому столу.
- И последнее правило, необходимое для выживания, - провозгласил он, - собака – друг человека. И если собака начинает лаять, значит Терминатор близко. Запомните это!
Николай Иванович прошёлся по аудитории туда-сюда, после чего объявил перерыв и вышел за дверь.
Все сразу же окружили Риту, костеря хирурга в три этажа. Рита скрипела зубами, но терпела, не плакала. Платок промок от крови, равно как и воротник гимнастёрки.
- Может, защитишь нас от этого садиста? – Нервно сказала я Люде.
- Он хотел продемонстрировать правило выживания, и если бы Рита молчала, то он бы её не ударил, – ответила Люда.
- А если бы он ударил другую девушку? – Парировала я.
У меня внутри всё кипело от ярости. Хотелось врезать этому гаду как следует. Я схватила первую попавшуюся табуретку, и подошла к двери. Дверь распахнулась, и я обомлела от ужаса. Хирург стоял на пороге с настоящей гранатой в руке. Посмотрев на меня, он ухмыльнулся, выдернул чеку, и притянул гранату мне:
- Может, подержишь её вместо стула?
Бросив табуретку, я отпрянула назад, чуть не перевернув парту, и бросилась к окну. Оно было зарешёчено, и выскочить наружу я не могла.
Хирург посмотрел на меня какими-то отрешёнными, безумными глазами, после чего повернулся к остальным:
- Минирование раненых и убитых людей, а так же разного рода вооружения и материальных ценностей – излюбленная тактика Терминаторов, - произнёс он. – Для машин мины не опасны, человека же разрывают в клочья, или оставляют калекой на всю оставшуюся жизнь.
Я видела, что девушки стоят с вытянутыми, напряжёнными лицами, готовые в любой момент броситься на пол. Рита опустила руку с платком и молчала. Но хирург этого словно не замечал, и даже забыл про гранату, готовую взорваться в любой момент.
- Минирование – это тема нашего второго теоретического занятия, - продолжал Николай Иванович, вставив чеку обратно в гранату и убирая её в карман камуфляжного костюма. – Сейчас вы видели у меня самую обычную лимонку, которую в Америке никто даже не считает оружием. Одна такая штуковина может уложить целый взвод, но она никому не нужна! Нужны только те боеприпасы, что по-настоящему опасны для Терминаторов. К сожалению, у нас в России таких нет.
Мало-помалу все успокоились и расселись по местам. Я тоже быстро и с опаской вернулась за парту. А Николай Иванович почти целый час рассказывал нам про то, как Терминаторы минировали электростанции, как использовали сенсорные мины, не поддающиеся разминированию, и как некоторые бойцы Сопротивления буквально чудом их обезвреживали вопреки всем законами логики, техники и т.п. Особенно жутким оказался его рассказ об одной из лабораторий Скайнета, где хирургу удалось побывать сразу после её захвата американцами. Он видел множество человеческих тел с металлическими конечностями, сенсорами вместо глаз, чипами, вставленными в мозг. И даже эндоскелеты Терминаторов с натянутой на них человеческой кожей.
Этот рассказ так меня впечатлил, что я больше не сердилась за его ненормальные и жестокие поступки. Он готовил нас к тем испытаниям, через которые прошёл сам. И с этих позиций его можно понять.
Наконец, он закончил лекцию коротким приказом:
- А теперь быстро все на задний двор! Начинаем практическое занятие. У вас десять секунд. Время пошло!
Мы сорвались с мест и через несколько мгновений сгрудились в недоумении. Во дворе на обширной площади очень низко над землёй было натянуто несколько рядов колючей проволоки.
- Ваша задача – проползти под этой проволокой, эвакуируя раненого, - объявил вышедший за нами хирург. Он уже повесил себе на шею автомат Калашникова с пристёгнутым магазином. – Колючка – это подобие сенсорных растяжек, которые машины ставят вместо обычных мин. Очень часто под такие растяжки они кладут раненых людей, изнывающих от боли ужасающих ран. Это одно из самых дьявольских изобретений Скайнета, и я был одним из немногих, кому удалось вытащить человека и остаться в живых.
Мы были в смятении, ведь проволока была натянута в сантиметрах тридцати от поверхности. И пролезть под ней так, чтобы не задеть, было физически невозможно. К тому же небо затянуло тучами. Моросил противный дождик, усиливающийся с каждой минутой, и пачкать одежду никому не хотелось.
- Ложи-и-и-ись! – Дико и протяжно закричал хирург, увидев наше замешательство, и шарахнул вверх длинной автоматной очередью.
Мы закричали от неожиданности и в ужасе упали на землю. Животный страх заставлял нас подчиниться абсурдному приказу, и мы полезли под проволоку.
- Быстрей! Быстрей! Быстрей! – Продолжал кричать хирург, подкреплял каждый свой выкрик одиночным выстрелом. А потом стал противно визжать, типа изображая звуки пикирующих с неба летающих Терминаторов.
Я сразу же зацепилась плечом, надорвав гимнастёрку, потом ещё и штаниной. Рядом вскрикнула от нестерпимой боли Люда. Слышалось бульканье грязи, шуршание одежды, глухие стоны, треск рвущейся одежды. Дождь усилился и превратился в настоящий ливень. Я было решила, что Николай Иванович отменит приказ, и медлила, быстро не ползла. Но он лишь продолжал истерически кричать:
- Кто зацепится, тот убит, и я буду стрелять на поражение!
«На нервы давит», - подумала я. Ползти было не очень далеко – метров семь-восемь, но из-за проволоки каждое движение давалось с огромным трудом. Увидев, что некоторое уже доползли до конца, я тоже ускорилась, и, порезавшись ещё в двух местах, добралась, наконец, до конца.
Я думала, что это конец мучениям, но это оказалось только началом.
- Ложись! Назад! За ранеными! – Николай Иванович подскочил ко мне и грубо толкнул прикладом в грудь. Затем подбежал к другой девушке, схватил её за шею и толкнул вниз.
Не все девушки пробрались через поле, многие застряли, и мы должны были теперь вытащить их в качестве раненых. Я поползла к Люде, у которой безнадёжно запутались ноги. Благодаря худобе мне ползти было легче, чем многим, но всё равно тяжело. Одежда теперь представляла собой грязное месиво, и ливень промочил нас до нитки. Мокрые гимнастёрки рвались легко, а железные шипы колючки уходили под кожу всё глубже. Во время одного из движений я неуклюже подняла голову, и проволока глубоко порезала мне затылок. Когда я доползла до Люды, она плакала и дёргала ногой, нанося себе всё более и более серьёзные раны.
- Тихо, Люда, не дёргайся, - сказала я ей. – Я сейчас помогу.
Одними пальчиками, щипая мало-помалу, я стала освобождать её. И вдруг прямо перед моим виском просвистела пуля и ушла в землю, обдав лицо грязными брызгами. Я очень испугалась, но повернуться никак не могла.
- Кто зацепился, тот убит! Разве неясно? – услышала я адресованный мне возглас хирурга. – Зачем тащить мертвеца, если можно спасти живого?
- Да пошёл ты! – Прошептала я и продолжила высвобождение Люды. Я ожидала новых криков, или даже удара прикладом в спину, но ничего этого не последовало. Зато спустя пару мгновений по нам начался настоящий автоматный обстрел. Пули свистели над головами и кучно плюхались в грязную лужу, образовавшуюся под проволокой. Девчонки кричали и плакали, и я не сомневалась, что некоторые ранены, а может уже и убиты.
- Всё, ползи! – Крикнула я Люде, отцепив окончательно её окровавленную ногу от проволоки.
Пробравшись через водянистое месиво и получив ещё три-четыре пореза на спине, я вылезла из-под проволоки и поднялась во весь рост. Ни убитых, ни раненых от выстрелов не наблюдалось. Рыдающие девчонки, окровавленные, в разодранных в лохмотья гимнастёрках, одна за другой становились рядом.
Хирург прекратил стрелять и подошёл к нам, оценивая масштабы содеянного.
- Короче так, уважаемые барышни-курсанты, - заявил он. – С заданием не справился никто! Считайте, что ваше подразделение полностью погибло здесь без толку, не выполнив поставленной задачи! Но знайте – это упражнение было простейшим! Да ещё и днём! Ночью машины куда опаснее, так как видят инфракрасным зрением. Завтра у нас по плану полевая хирургия. Я буду учить вас в условиях реального боя в натуре запихивать обратно выпущенные кишки.
Честно говоря, всем уже было фиолетово, что будет завтра.
Я с трудом помню, как мы добрались до казармы. И там дали волю чувствам, рыдая навзрыд – и от боли, и от досады, и от жалости к себе, и от невиданного унижения. Нехитрая аптечка, спрятанная в тумбочке, была немедленно опустошена. А явившийся на вечернее построение старшина даже по нашим стонам и плачу через брезентовые стенки палатки понял, что что-то не так. К нему вышла заплаканная Люда, укутавшаяся в простыню, показала глубокие кровоточащие порезы на руках, плечах, замотанную бинтами израненную ногу, и вкратце рассказала о произошедшем.
Рита вызвалась растопить буржуйку, так как все изрядно замёрзли, но прелые дрова никак не хотели разгораться.
Пришлось долго отстирывать гимнастёрки. Но из-за дождя развесили их не на улице, а между кроватями.
5 мая. Время записи - 6.30 утра.
- Бабенко, Баранова, Зайцева, для выполнения задания – на выход! – Услышали мы голос майора Никодимова. – На сборы десять минут!
В полном недоумении мы с девчатами переглянулись. Уже было около одиннадцати вечера, и никаких мероприятий до утра у нас не намечалось. Но не подчиниться непосредственному командиру мы не могли, и в муках натянули на себя влажную одежду.
Двух других девушек я толком не знала, и не понимала, почему вызвали именно нас.
Чуть поодаль от палатки в темноте стояли начальник курсов, старшина и ещё двое: офицер и солдат.
- Товарищи курсанты, - сказал Никодимов, - слушайте боевую задачу. Поступаете в распоряжение начальника военного патруля старшего лейтенанта Хлебова с целью принудительной отправки хирурга Чибисова на психиатрическое освидетельствование. Берите оружие, поскольку он вооружён и опасен. Операцию будет проводить патруль, вам лишь нужно, при необходимости, поддержать их огнём.
Всё это казалось ночным кошмаром. Старшина вручил нам автоматы, и мы, с двумя патрульными, отправились к набережной. Старшина и начальник курсов остались возле казармы.
Палатка хирурга, похожая на шатёр, вплотную примыкала к полуразрушенному кирпичному домику, находящемуся рядом с центральным пляжем. Кажется, тут раньше располагалась пляжная администрация. Я припомнила это место – мы здесь гуляли с родителями и Ликой за день до начала войны. Сквозь приоткрытую брезентовую дверь был виден слабый свет. Хлебов шёпотом приказал нам лечь и внимательно наблюдать.
- Может, шарахнем очередями? – спросил патрульный солдат.
- Нет, - ответил Хлебов. – Приказано – доставить живым.
В палатке послышался нетрезвый нечленораздельный голос.
- Он ещё и пьяный, – с досадой прошептала одна из девушек.
- Опасно нападать, - задумчиво сказал старлей. – Может начать отстреливаться. Разведать бы.
- А вдруг он не один? – Предположила я.
- Тоже верно, - ответил Хлебов. – Придётся ждать, пока уснёт.
Я тем временем обдумывала одну идею, не решаясь высказать вслух. Но отсутствие у патруля конкретного плана добавили мне решительности:
- А давайте я схожу к нему поговорить.
Старлей, кажется, слегка опешил:
- Тебе что, жить надоело? Мало приключений за сегодня?
- Если я попрошу уточнений по завтрашним занятиям, он ничего не заподозрит. Посмотрим на реакцию, а заодно выясним, есть ли в палатке кто-то ещё.
- А если он будет стрелять?
- Я сразу упаду на землю, а вы тогда действуйте сами.
- Да пусть идёт, - поддержал меня патрульный солдат. Вероятно, ему тоже было не по себе от всей этой ситуации. Но Хлебов колебался, понимая, насколько велик риск. Я же была уверена, что хирург ничего мне не сделает. Если бы он хотел кого-то убить, то уже сделал бы это сегодня днём.
- Ладно, хорошо, - решился, наконец, командир патруля, - только давай так – задаёшь ему один-два вопроса, и сразу назад. Если пригласит в палатку – зайди на несколько секунд и посмотри, где у него автомат.
- Есть. Только я иду без оружия, - ответила я и по-пластунски поползла к палатке Чибисова. У двери я привстала на коленки и негромко, но чётко спросила:
- Николай Иванович, это курсант Зайцева, можно к вам? – и тут же, упав на землю, откатилась в сторону, опасаясь автоматной очереди.
В платке зашевелились и я услышала пьяный, недовольный голос хирурга:
- Ну кто там пришёл?
И после небольшой паузы он добавил:
- Заходь!
Я отряхнулась, и со сжавшимся сердцем, робко вошла внутрь.
У дальней стенки палатки стояла разобранная односпальная железная кровать. На ней сидел полуголый Николая Иванович в кальсонах. На коленях у него лежал автомат, а рядом на полу стояла полупустая пластиковая полторашка с остатками мутного самогона. Тут же стоял стул с керосинкой и с перекинутой через спинку верхней одеждой.
- А, девушка с табуреткой! – Хмыкнул хирург, закидывая ногу на ногу. – Хочешь убить меня любовью, или задушить в объятьях?
Он сделал злое лицо и испытывающее посмотрел мне в глаза.
- Извините, я не вовремя, - пролепетала я, испугавшись его свирепого вида, и немного попятилась. Всё, что нужно я уже увидела, и могла уходить.
- Ненавидишь меня? – Усмехнулся хирург. – Они думают, что, уничтожив ядро Скайнета, закончат войну.
Я перестала пятиться, почувствовав, что вплотную приблизилась к брезентовой двери.
- Но он хитрее их. Понимаешь? Хитрее этих глупых, ненасытных людишек. У Скайнета есть Терминаторы, способные принять облик чего угодно! А ещё микроскопические нанороботы и даже люди, готовые за него пожертвовать жизнью!
В глазах Николая Ивановича я заметила шизофренический блеск.
- Никто из вас даже не понял, как можно преодолеть эти растяжки!
Хирург в сердцах ударил ладонью по прикладу.
- И как же их преодолеть? – Сдавленным полушёпотом спросила я.
- А никак! Понимаешь, никак!!! – Вскричал хирург, немного привстав. – Я специально погнал вас под них, чтобы в реальном бою память о пережитой боли не позволила вам ползти за ранеными. Чтобы вы понимали самоубийственность этой затеи! Не питали иллюзий и лживых надежд! Раненый под растяжками – это труп. Ты знаешь, сколько здоровых, сильных людей погибло, пытаясь вот так кого-то спасти?!
Мне показалось, что у него в глазах блеснули слёзы.
- И я тоже. Собирался вытащить раненую девчушку, чуть помладше тебя. Американку. Терминаторы ей надрезали шею и прострелили обе ноги. Я видел, как она задыхалась, как мучилась, молила о помощи…
Он судорожно сглотнул и добавил, тихо, уставившись в пол:
- Её взгляд до сих пор передо мной…
А потом кивнул на стул:
- Видишь синюю шинель с красной повязкой? Мне дал её Джон Коннор. Я служил в его батальоне три месяца, и даже ассистировал Кэтрин Брюстер, когда Джону потребовалась пересадка сердца.
По щекам Николая Ивановича потекли слёзы.
- Вас учат бинты мотать да бумажки перекладывать. А должны учить смотреть смерти в лицо! Вы должны уметь выполнить задачу, даже если вам жить – мгновение! Ведь железяки эти редко промахиваются!
Я понимала, насколько тяжело хирургу жить в плену столь ужасных воспоминаний. Но после недолгой паузы всё же решилась сказать:
- Давайте сейчас мы вместе пойдём к командиру курсов Никодимову, и вы ему всё это изложите. Как лучше нас подготовить.
Хирург отложил автомат:
- Кто меня здесь послушает?
- Но вас же взяли преподавать, - заметила я. – Надевайте свою шинель. Она тоже аргумент в вашу пользу.
Не знаю, пошёл бы он со мной, или нет, но после этих слов брезентовая дверь откинулась, и в палатку вбежал Хлебов с солдатом. Хирург не сопротивлялся и беспрепятственно позволил надеть на себя наручники. У него был отсутствующий, пустой взгляд, словно он отключился от реального мира. Я думаю, что в его ушах гремели взрывы растяжек, а перед глазами - умирающая американская девушка, спасти которую он так и не смог…
Окончание по ссылке http://proza.ru/2022/01/10/40
Изображения с сайтов:
Twitter
bolshoyforum.com
www.auction-imperia.ru
Полный список произведений автора на сайте «Проза.ру» по ссылке http://proza.ru/avtor/demits
Художественные произведения автора на сайте «Фикбук» по ссылке https://ficbook.net/authors/2807003