Снежный принц

    
   Памяти друга моего Александра Старостина посвящаю эту повесть.


  Больше всего на свете Гена Цыплаков любил сказки.
     В этом не было бы ничего особенно необычного в любую прежнюю эпоху, но только не в «лихие девяностые». В эти годы все ровесники и сверстники четырнадцатилетнего Гены книжки открывали лишь по причине учебной необходимости, а больше смотрели, даже не столько «телек», сколько «видик», который показывал им мощных культуристов и бодибилдеров, а также фантастических киборгов в исполнении тех же «крутых», накачанных стероидами парней. Мальчишки завидовали этим красавцам на экране и, мечтая быть похожими на них, часами обсуждали их приключения и футуристические кино-миры.
       Гена не смотрел видеокассет, не понимал тех, кто ими увлекались, и уже тем был необычен. Открыв же сказочную книгу, он запросто мог погрузиться в неё  с головою, утратив связь с реальностью настолько, что, закрыв книгу, ещё некоторое время видел вокруг себя персонажей прочтенной сказки. С раннего детства ему нравилось также играть в сказки, представляя себя их участником.
      Эту, или подобную склонность дети утрачивают, обычно, где-то после десяти лет. Гена не утратил её, и отчасти потому товарищей по играм у него не было. Но если бы только потому.
       Сложная неврологическая болезнь с рождения обрекла Гену быть не таким, как все, лишив его возможности нормально ходить. Передвигаться он мог, лишь держась за стены, косяки, разные неподвижные предметы, да ещё немного на костылях. Скорее всего, именно поэтому он и искал выхода из четырех стен своей комнаты на просторы сказочных книг, где не нужно было ежеминутно думать о своих непослушных ногах.
       Гена любил не только читать, но и перечитывать сказки, всякий раз открывая в них всё новые истины и мудрости, зачастую проживая приключения заново. И всё же, за четырнадцать лет своей жизни (Гена не помнил точно, когда выучился читать, но произошло это намного раньше, чем бывает у других, здоровых ребятишек) он исследовал вдоль и поперек практически все сколько-нибудь стоящие сказки, успел многое из них усвоить; и, поняв, что, как ни крути, а количество их ограничено, постепенно сам превратился в начинающего сказочника.
      Наверное, Гена подавал надежды, когда-нибудь сделаться и сказочником самым настоящим. А пока он лишь переосмысливал особо полюбившиеся сказки настоящих больших мастеров, брал классических героев и придумывал собственное продолжение их приключений.
       - Зачем это нужно? – спрашивала его сестра Катя – она была моложе Гены на год, но умнее и рассудительнее его, пожалуй, на несколько лет. – Кто такое станет читать? Прежде всего, твои истории – паразитирование на известных героях сказок. Это уже нехорошо. А затем – неясно, кому адресована твоя писанина. Детям? Слишком взросло. Взрослым? Чересчур сказочно и несерьезно.
        Отец Гены и Кати, однажды почитав сочинения сына, сделал свой однозначный и суровый вывод:
         - Могёшь. Но не силён.
         Мама Гены была такого же мнения о его творчестве, что и сестра Катя.
         - Ты не очень-то увлекайся своими бумажками, - говорила она. – Всё равно, кроме тебя, они никому никогда не понадобятся. Главное – тренируйся, разрабатывай ноги. Учись ходить. Неходячему в нашем мире жить очень трудно. И нисколько не интересно.
      С последним утверждением было сложно не согласиться. Все мамины и других доброжелателей доводы Гена понимал и охотно разделял бы. Но совладать со своими непослушными ногами ему было очень трудно. Видимо, мало кто из окружающих даже понимал, насколько пареньку трудно. Недавно, ходя на костылях (деревянных, с упором в подмышки) по своему дворику, Гена оступился и упал, чуть не ткнувшись головой в соседский мотоцикл, мирно стоявший у крыльца. Мама увидела это в окно, немедленно выскочила из дома и помогла Гене подняться. Она немало испугалась, да и сам Гена – тоже.
      - Вот так бывает, - сказал он, еле уняв нервную дрожь. – А куда я упаду в следующий раз? Под грузовик? Иногда ноги меня ну совсем не слушаются. Никак.
      - Тренируй, так когда-нибудь начнут слушаться, - упорно твердила своё мама.
       Но Гена только совсем загрустил, открыл толстую книгу и скрылся за ней от всех.
      Это оказалось полное собрание сочинений Ханса Кристиана Андерсена.
      Гена читал, как Снежная Королева увозит к себе в волшебный ледяной дворец мальчика Кая, которому по вине злого тролля опостылел реальный мир, и вдруг подумал:
      «Повезло же этому Каю! Если бы я очутился на его месте – я бы нисколько не возражал и даже не подумал бы возвращаться в действительность».
      Сия мысль прозвучала у него вслух и была услышана Катей.
      - Такое несбыточно даже в сказке, - усмехнулась сестренка. - Снежная твоя Королева выбрала этого чмошника за то, что он проявил храбрость. А ты - трусишка у нас.
      - Да ну тебя! - отмахнулся Гена и продолжал читать и мечтать.
      Прошло месяца три, и наступил канун Нового года. Даже по тогдашнему унылому и далеко не детскому телевидению к праздникам стали показывать сказочные фильмы. Задумчивый Гена смотрел кино "Снежная королева" 1966 года  особенно внимательно и даже в повторе. Мама и Катя заметили, что в этот раз он поглощен фильмом как-то особенно.
      - Проклова и в детстве выглядела притягательно, - улыбнулась мама.
      - Да нет, - возразила Катя. – Он самой Снежной королевой увлекся. Геночку нашего всегда привлекали девушки постарше…  Очень красивая артистка, конечно, кто бы спорил?
      - Как раз я бы и поспорил, - молвил на это Гена. – Красивая – да не так. Снежная королева должна быть красива сказочно, неотразимо. У неё, наверное, такие глаза – как два ледяных магнита. И вся она – неземная… А эта актриса – обыкновенная женщина.
      - А где бы тебе киношники необыкновенную, неземную-то взяли? – разводила руками Катя. – За пределами-то Земли актрис нет.
       - Это всё ерунда, - покачал головой Гена. – А я бы на неё настоящую посмотрел. Если бы мог заглянуть в мир сказок.
       - Возьми да нарисуй её, - придумала вдруг Катя. – Даже интересно взглянуть – какой идеал женщины у тебя?
       Если бы Гена рисовал хорошо, или хотя бы удовлетворительно, он, может быть, и взялся бы за портрет Снежной Королевы. Но рисовать он совсем не умел, и не стал, поэтому, срамиться.
       И вообще, он нечётко представлял, какая именно должна быть внешность у реальной Снежной Королевы. Если бы кто-то беспрестанно донимал его расспросами, Гена ответил бы, скорее всего, что у Королевы должны быть такие глаза, в которые смотришь – будто уходишь в иные – беспечальные миры. И это – самое главное колдовство в ней. Больше, по сути, ничего и не нужно.
       Что сказочный Кай делал там – в ледяном дворце? Только ли собирал из льдинок слово «Вечность» и спал на полу возле трона владычицы снега и льда? Почему Королева забрала к себе его – у которого были в нашем мире любящие его Герда и бабушка? Ведь можно было бы взять туда кого-то совершенно бесполезного здесь – такого, как я? Ведь, исчезни я из нашего дома, мои родители только отдохнут от бесконечной нелегкой возни со мною, а Катьке, вот, не над кем станет насмехаться…
      А может, бесполезные люди не нужны ни в каком мире?..
      Но, если там только требуется  составлять слова из льдинок – я на это вполне пригоден…
       Так он забрал это себе в голову, и готов был думать о Королеве день и ночь. Что самое странное, Снежная Королева ни разу за много ночей Геннадию не приснилась.
      Всё началось по-настоящему и не во сне, а наяву – ранним морозным утром в середине января. Морозы в тот год ударили на северо-западе России такие, что трудно было дышать, и можно пять раз задохнуться, идя сто метров до ближайшего магазина. Но Гена Цыплаков в магазины, конечно не ходил. Была бы его воля, он сбегал бы в библиотеку, но не мог и этого.
      Около пяти утра Гену разбудило громкое завывание ветра за стеною. Подняв голову от подушки, молодой любитель чудес увидел на окне, посреди замысловатых морозных узоров… глаза.
       Два больших зеленых женских глаза в упор смотрели на Гену – то ли из-за окна, то ли прямо с этого окна. Он промигался – спросонья, да в роскошной наледи может пригрезиться всё, что угодно. Но видение зеленого взора никуда не пропало.
        Глаза эти были невероятно красивы, и с каждой следующей минутой казались Гене всё более чудесными. Они как будто проникали ему в душу и лечили её. Глядя в эти глаза, он забывал обо всём плохом, что есть в нашем мире, ощущал легкое, приятное головокружение, схожее с чувством полёта. Ему сейчас не хотелось ничего, кроме как смотреть и смотреть в эти глаза, и не вставать с постели, не шевелиться, замереть.
        - Доброе утро, -  в комнату, где спал Гена, вошла его мама. – Что это ты там увидел в окне?
         И сейчас же, в этот миг ветер бросил в окно немалую пригоршню жесткого снега, и словно стер прекрасные глаза, повредив ледяной узор.
        Гена вздрогнул, быстро посмотрел на маму, а затем – на часы. Без четверти девять утра. Ну да, за окном-то уже совсем рассвело. А ведь, казалось, только сейчас было пять утра и черно-синяя мгла зимы.
       - Так… Ничего… - поспешил ответить он и, тут же пожелав маме в ответ доброго утра, принялся одеваться.
        Школу Гена посещать тоже, понятно, не мог; учителя приходили к нему на дом. Сейчас он учился по программе седьмого класса.  Сегодня к нему пришла учительница физики Лидия Александровна.
       - Почитал? – спросила она с выражением заметного пессимизма в голосе.
       Лидия Александровна, конечно, спрашивала о домашнем задании. И его Гена, вот именно, что «почитал» - по диагонали, через строчку, отвлекаясь на телевизор и всякие сказочные мечты.
      - Ну, там про молекулы… - вымучил он ответ. – Все вещества и предметы состоят из таких вот микроскопических молекул, соединенных одна с другой…
      - У, как интересно! – деланно улыбнулась учительница. – И эти молекулы – что?..
      - Находятся в постоянном движении, - продолжил Гена.
      - Верно, - подтвердила Лидия Александровна. – В безостановочном, хаотическом движении…
      - А скажите, пожалуйста, - вымолвил Гена полусонно. – И вот этот стол, за которым мы с вами сидим – тоже ведь из молекул?
      - Несомненно, - кивнула учительница.
      - Тогда, если, как вы сказали, молекулы всё время в движении, - почему же стол не трясется? – спросил Гена с самым серьезным видом.
       Лидию Александровну на это разобрал такой неудержимый смех, что ей пришлось в уроке сделать паузу.
      И во время этой паузы, вновь пристально поглядев в окно, Гена заметил, что по заснеженной дороге быстро едут шикарные белые сани, запряженные парой белых коней. Лошади были не менее великолепны, чем повозка. В санях же сидела с вожжами в руках дама, закутанная в белую пышную шубу и в высокой белой шапке на голове. На какой-то миг она обернулась на Гену и встретилась с ним взглядом, - и Гена содрогнулся, поняв, что этот взгляд он уже ловил сегодня в ледяных узорах на окне своей спальни.
       И снова невыразимое, ни с чем не сравнимое счастье накрыло его – но лишь на этот мимолетный миг.
       После обеда Гена, по требованию мамы, неохотно оделся в пальто, шапку и меховые ботинки (валенки надевать и снимать ему было бы трудно) и кое-как, держась за стены, скользя и едва не падая, выбрался на крыльцо. Там он проводил в скуке время от времени примерно по полчаса, чтобы дышать свежим воздухом. Кроме этого делать на прогулке Гене было нечего.
     От скуки Гена снова окунулся в грёзы о тех неотразимо-прекрасных глазах, при взгляде которых проходят и страхи, и боли, и скука с тоской…
     И вдруг он вздрогнул. Прямо у крыльца, на котором Гена сидел, мягко и беззвучно остановилась пара белых коней, влекших за собой высокие и тяжелые белые сани. И женщина из саней взглянула на Гену теми самыми бездонными зелеными глазами.
      Геннадий смотрел на неё и молчал. Ему снова было хорошо и радостно, только предательски подирала нервная дрожь по спине – отчего бы?
      - Здравствуй, мальчик, - произнесла красавица низким, тихим голосом – почти шепотом. – Узнаешь меня?
     Чем-то, не то, что даже знакомым, а близким и родным веяло от неё на Гену. Но он не знал, как к ней обратиться,  как назвать, поэтому покачал головой:
      - Нет.
      - А я уже месяца два за тобою слежу, - сказала она. – Спасибо тебе!
     - Это… за что же?
     - За то, что хорошо ко мне относишься. За то, что понял, что я – не злодейка.
      Геннадий остолбенел и едва отлепил свой язык от нёба.
       - Вы – Снежная Королева? – громко прошептал он.
      - Я – Снежная Королева, - подтвердила она тоже шепотом. – Ты всё ещё хочешь ко мне?
      - Хочу… Но… Вот так, сразу?.. Я ещё не готов… - залепетал Гена.
      - Боишься?
      Геннадию стыдно было сознаваться, но он, и впрямь, боялся. Впрочем, страшился он очень многого с самых малых лет.
       - Почему именно я? – спросил он, борясь с навязчивой дрожью.
       - Я уже говорила. Ты оказался единственным в обычном мире сказочником, который сам захотел ко мне. Сам – без осколков зеркала, без ледяного поцелуя, понимаешь? И твое доброе ко мне отношение, тоже подкупает меня.
       - А сам Андерсен? Разве он не был у тебя?
         Гена перешел с ней на «ты» как-то мгновенно и незаметно для самого себя, словно со Снежной Королевой глупо выглядело ему общаться официально.
      - Да, верно. Сказочный мир открыт только сказочникам, потому что лишь они – некоторые из них – сами верят в то, что сочиняют… Андерсен был у меня, но… Я тебе всё расскажу про него, и не только про него, когда ты уже окажешься у меня.
      - Но дашь ли ты мне время подготовиться, собраться? – продолжал малодушно скулить Гена.
       Он уже поминутно оглядывался через левое плечо: а вдруг сейчас выйдет мама и всё увидит? Вот она расстроится или, как минимум, будет потрясена.
      - Эх… Ты сказочник, а не знаешь, или забыл, что бесконечно я никого не приглашаю. Трусость погубит тебя… Но, впрочем,  ещё  не поздно. Два раза я являлась к тебе. Третий – запомни – будет последним. Колдовать над тобой я не стану – такого рода дружба мне уже давно не интересна. Ладно, захоти ко мне, как следует. Обдумай всё и реши бесповоротно, чего ты хочешь. Прощай.
       Новый порыв зимнего ветра бросил Геннадию в лицо очередную пригоршню снега, и у него заслезились глаза. Протерев их, Гена уже не увидел ни волшебных саней, ни Снежной Королевы. Бело и пусто было во дворе.
      Вот сосед из другого подъезда вышел заводить свой мотоцикл. Кивнул Гене, спросил: «Как жизня?» и, не слушая ответа, уехал. Соседский мальчишка, только что вернувшийся из школы, подошел к Гене; некоторое время они играли в шахматы, разметя снег на скамейке, и рассказывали друг другу глупые детские анекдоты.
      Когда вернулась с уроков и Катя, распираемый противоречиями Гена не выдержал и рассказал ей всё своё сегодняшнее, частично не состоявшееся приключение.
        - Выдумал! – махнула рукой сестра. – Если бы такое случилось на самом деле, ты бы ничего никому не рассказал, и даже мне. Если рассказал – это неправда. Если даже это правда, и ты рассказал – значит, ты дурачок, а если дурачок – значит, врешь всё.
      Такой получался замкнутый круг.
      Потянулись новые дни, а мысль о Снежной Королеве не отпускала Гену. Однако, больше ничего такого не происходило. Только однажды мама пришла с работы и сообщила, что Гене предлагают операцию от ДЦП в Санкт-Петербурге.
      - Вот учебный год кончится, и мы поедем лечиться, - пообещала мама.
      Этого ещё не хватало!
      Перспектива грядущей дальней поездки уготовала Гене и новые неприятности. Теперь мама всё своё свободное время заставляла сына ходить на костылях и по квартире, и по двору, и в баню. Его падения маму несколько пугали, но не останавливали.
      - В Питере на костылях придется добираться всюду, а у тебя от них одни панические атаки, - ворчала она.
      Смелее эти упражнения Гену отнюдь не делали.
      Итак, скучная, пустая жизнь, в которой впереди маячит больничное мучение… или лечение… а какая разница?
       Теперь бы самое время улететь к Снежной Королеве… Но она всё не появлялась.
       Восьмого февраля случилась такая оттепель, что по дорогам побежали ручейки, а с крыш забарабанила капель.
       - Такой ранней весны отродясь не было, - ворчала пожилая соседка тётя Зина, сидя во дворе, на лавочке. – Природа просто сошла с ума.
        «Ну, всё! – сокрушался тем временем Гена. – В этом году в наших краях власть Снежной Королевы закончилась. А больше она обо мне никогда и не вспомнит. Сказочный мир бесконечно открываться не станет… Эх, дурак я, дурак! Было дураку дано, а я нос отворачивал!»
        - Подожди, - возражал пожилой соседке отец Гены на крыльце. – Ещё и морозом стукнет хорошо, и снега до колена навалит. Помню, в пятьдесят девятом году в мае была круговая метель…
       Мая ждать, конечно, не пришлось. Тринадцатого февраля ударил мороз – больше  двадцати градусов, и закружился густой мелкий, кусачий снег.
        Тем вечером Гена ложился спать, уже не думая о Снежной Королеве, а грустно «переваривая» очередную тройку по физике.
        В третьем часу ночи, когда уже вся семья Цыплаковых погрузилась в сон,  и Гена тоже спал крепко, без сновидений, подростка разбудило ощущение сильного холода, которым потянуло от окна. Холод будто бы пролез под одеяло и обволок всего Гену.
       Он открыл глаза и протер их. Окно Гениной комнаты было распахнуто настежь, а там, на улице, прямо в воздухе висели знакомые до счастья белые сани. В этот раз они обошлись без  всякой упряжки, но в них всё так же восседала Снежная Королева. Это её взгляд обнимал Геннадия льдом.
       - Ну, что, сказочник? – спросила она. – Я улетаю домой. Вот, заглянула к тебе напоследок, узнать: поедешь ли ты со мною домой, или останешься здесь?
       Ещё месяца два назад Гена бы засмущался, замямлил что-то невразумительное, задрожал бы от страха. Но к сегодняшней ночи он многое понял и прочувствовал. И решил, чего хочет.
        - Да, я лечу с тобой. Домой.
        - Понял, что здесь ты был только в гостях?
        - Понял. Этот мир вообще создан не для инвалидов, - согласился Гена.
        - Правильно, - говорила Королева. – И само слово «инвалид», которым здесь называют таких, как ты, в переводе с греческого означает «лишний». Но уверяю тебя: в моём замке ты лишним никогда не окажешься.
       Глядя неотрывно в волшебные очи Королевы, он ни на секунду не засомневался, как же ему выйти сейчас из дому, чтобы оказаться в белых санях. Словно северным ветром его приподняло над кроватью и понесло по воздуху к распахнутому окну. Всё так же плавно, расставив в стороны руки и вытянув свои больные ноги, парень выплыл наружу и мягко опустился в сани на сиденье, вроде небольшого диванчика, рядом с Королевой.
       - Тебе не холодно? – спросила она глубоким, грудным, сладким необычайно и обволакивающим голосом. Голосом таким же, как и её магический взгляд.
       Гена был только в майке и в трусах. Конечно, его познабливало; при этом, он не мог бы сказать, будто вокруг какой-то лютый мороз. Просто зябнул.
        Сани были очень широкие, спинка их, высоко поднимаясь, загораживала собой весь свет вокруг и сама посверкивала снежными и ледяными бликами. Видно что-либо было только впереди.
      - Как там, в сказке, было? – улыбнулась Королева. – Забирайся в мою шубу. Согреешься.
       Геннадий не вспомнил сейчас о том, как без него останутся родители и сестра. Не вспомнил и того, что с самого раннего детства любил тепло и домашний уют.
       Но завернувшись в снежную шубу, прильнув к Королеве и утратив из виду весь мир, в котором до этого жил четырнадцать лет, он почувствовал, что ему ни вот столечко не холодно; а до такой степени уютно, как сейчас нашему герою не было до сих пор никогда.
       - Кстати, о сказке, - проговорил он деловито. – Мне в истории про тебя всегда чего-то не хватало.
      - Чего же?
      - Например, вот этого чувства поглощения, как сейчас, когда чудо обнимает меня со всех сторон и словно проглатывает целиком. Затем – у Кая почти никаких приключений в твоём замке…
        Пока Гена так говорил, Королева обняла его ещё плотнее.
        - Вот ты и напишешь новую сказку обо мне, - влажно шепнула она ему в самое ухо. – И в неё добавишь всего, чего недоставало в прежней… Ты уже целовался с девушками?
      - Нет… - раньше Гена покраснел бы при таком вопросе, но сейчас головокружительный мороз пронизывал его, поэтому он побледнел. – И, думаю, мне это очень долго ещё не грозит. Кому я нужен безногий?
      - А хочешь, я тебя поцелую?
      Язык уже отчего-то плохо слушался Геннадия, но глазами он ответил Королеве: «Приказывай мне, я готов исполнить любую твою волю».
      Она наклонилась и поцеловала его по-настоящему, как взрослого. В губы.
      Как это описать, с чем сравнить? Когда ешь на холоде клубничное мороженое, тебя наполняет холод и сладость. Да не такая.  Морозная сладость от поцелуя пронизала Гену насквозь, закружила ему голову ещё сильнее, всё тело стало каким-то невесомым. На миг всё даже как будто погасло перед его взором. Но когда видимость вернулась, Гена понял, что так хорошо, как сейчас, ему не было ещё ни разу в жизни. В сознание его вернулась предельная ясность.
      - Так летим? – предложила Снежная Королева, продолжая неотрывно глядеть ему в глаза. – Если только ты не боишься летать.
       - Сейчас я уже ничего не боюсь, - молвил Гена без гордости, потому, что, и правда, не чувствовал больше ни тени страха. Ни перед чем.
      Сани, и без того не стоявшие на снегу, а висевшие в воздухе, дёрнулись вперед, оглобли, в которых не было никого запряжено, указали вверх; сани принялись набирать высоту, а затем стали описывать плавный круг над домом, где только что жил Гена Цыплаков.
       - Выгляни, попрощайся с родными местами, - опять предложила Королева.
       Гена посмотрел на деревянный восьмиквартирный барак, скорее равнодушно, чем грустно. А ведь сюда его тянуло долгие годы, где бы  он ни очутился. Ребенком он истерически рыдал, когда оказывался где-либо далеко от дома и без мамы. Такое порой случалось, потому, что его возили в детские санатории, где присутствие родителей не предусматривалось.
       - Просто, раньше ты всегда уезжал из дома не по своей воле, а теперь тебе хочется прочь отсюда, - объяснила Королева, прочтя его мысли.
       - Теперь моим домом будет твой замок, - ответил парень. – А может, он и всегда был моим истинным родным домом, только я не знал об этом.
       - Ты прав, - согласилась Королева. – Сказочнику самое место в сказке.
       Сани окончили круг над домом, набрали высоту и быстро помчались по воздуху к северу.
       - А Андерсен жил у тебя? – вспомнил Гена. – Ты обещала рассказать.
      - Ханс, - произнесла Королева, погружаясь словно в грёзы. – Любил одну женщину в вашем обычном мире. Актрису театра. Эта актриса была с ним холодна. Тогда он намечтал меня. Перевоплотил её во мне. Придумал обо мне сказку. Потом я пришла к нему…
       - Как ко мне?
      - Да, почти так же. И некоторое время он жил у меня. Потом ушел. Он был ещё нужен в вашем мире. Так он сам решил.
      - Любил тебя, а сделал плохой? – усомнился Гена. – Сочинил злой?
      - Кто сказал – злой? Что плохого я сотворила? – нахмурилась Королева.
      - Если подумать – то ничего, - поспешил исправиться Гена.
     - Так и есть.
      - Я от тебя ни за что не уйду! – искренне пообещал парень.
      - Посмотрим, - сказала Королева, награждая его новым сладостным и завораживающим взглядом.
        Сани летели вперед с огромной скоростью, всё вокруг мелькало, видны были яркие ледяные искры и выл ветер, не догоняя саней.
       - В них запряжены невидимые кони или олени? – предположил Гена.
       - Если бы даже так было, ты бы их видел. Ты же сказочник? Нет, никого нету. Сани мчатся сами собой.
       Захватывающая волшебная гонка продолжалась.
       Но вечно продолжаться она не могла. Последние метры пути белые сани проскользили по накатанному твердому насту и замерли.
      - Вот ты и дома, - сказала Снежная Королева.
      Гена выглянул из саней и увидел впереди, в нескольких шагах высокий квадратный замок готических очертаний. Небо было ясным сейчас, и солнце так освещало громадное строение, что у нашего героя резало в глазах. Ледяной замок сиял всеми своими гранями, куполами и шпилями.
         Словно подталкиваемый взглядом Королевы, парень осторожно вылез из саней и, всё ещё держась за них, растерянно огляделся в поисках какой-либо передвижной опоры, вроде костылей.
       - Эти палки тебе больше не нужны, - молвила Королева, снова прочтя его мысли. – Как у вас, русских, говорят: «Дурная голова ногам покоя не дает». Для чего мучить больные ноги? Лети!
      И Гена, продолжая немного удивляться происходящему, необъяснимым образом приподнялся вверх, принял горизонтальное положение и поплыл в воздухе, раздвигая его руками, как плывут в бассейне или в реке.  Королева, продолжая пристально смотреть на гостя, осталась в санях и не сдвинулась с места.
       У высоких дверей парадного входа стояли два огромных ледяных рыцаря с копьями изо льда в правых руках и поставленными на снег белыми треугольными щитами. Приветствуя визитера, они стукнули по три раза оземь древками копий и без единого слова распахнули двери, чтобы сейчас же прикрыть их за спиною влетевшего.
      В светлой галерее за воротами внутри жилого помещения замка Гену окликнул глухой мужской голос: «Эй, ты!» При этом навстречу ему дунуло ледяным ветром так, что едва не припечатало к створкам тех же самых ворот.
       - Кто тут? – спросил Гена, вертя головой, но никого не видя.
       - Я – Северный Ветер, - сказал невидимка. – Я здесь служу моей госпоже Снежной Королеве. А ты кто? И зачем прилетел?
        Гена в ответ назвал своё имя и добавил, что он – гость Снежной Королевы, что сама госпожа привезла его сюда. Слово «Госпожа» Гена произнес с большим благоговением и трепетом во всем теле.
      - Верю, - сказал на это невидимка. – Тогда лети по этой вот лестнице в покои.
       Белая сияющая лестница, ледяная, как и всё в этом строении, несколько извиваясь, вела круто вверх. Гена без сомнения направился туда, куда она вела, и вскоре оказался в обширном, круглом зале. Трон, расположенный там, был очень высок, но много не доставал до потолка, терявшегося в головокружительной вышине. На троне уже сидела Королева, попавшая в замок, скорее всего (подумал Гена), каким-то своим – волшебным способом. По бокам трона были еще два более низких сиденья, оба свободных; и Гена спокойно занял одно из них. Кроме Королевы в зале он пока никого не заметил.
       -  Располагайся, - приветливо молвила величественная хозяйка. – Отдыхай с дороги.
       - Благодарю, госпожа, - Гена поедал её глазами.
       - Ты проголодался? – спросила она милостиво. – Покормить тебя чем-то?
       - Было бы неплохо, - коротко поклонился ей гость.
       - Ты ведь сказочник, - уточнила Королева задумчиво. – Так чьи же стихи ты предпочитаешь на завтрак?
       - Стихи – на завтрак? – удивился Гена. – Я бы на завтрак предпочел пару бутербродов с маслом и с колбасой.
        Королева покачала головой.
       - Нет-нет, сказочник. Там, где ты жил до сих пор, употребляют в пищу всякую ерунду, которая наполняет желудки и кишки, портит здоровье и постепенно убивает людей. Ну, а у меня в замке пища только вот такая: поэты питаются стихами, художники – картинами, музыканты – симфониями, операми и так далее.
      - Но как же их есть? – сильно сомневался Гена.
      - Не мучайся этим. Просто назови, что тебе нравится. На завтрак хорошо вкусить чего-нибудь легкого. Назови какого-нибудь поэта и попробуешь его коротких стихов.
      - Э-э-э… Пушкина люблю, - произнес Гена первое, что пришло ему в голову.
       Снежная Королева щёлкнула пальцами левой руки, и в зал вплыла молодая девушка в белом, коротком, ажурном платье, очень похожем на пачку балерины. Девушка была стройная, тоненькая, ниже среднего роста, и словно вся покрыта легким инеем. Она несла ледяной поднос с небольшой книжкой в обложке красного цвета, богато украшенной золотом. Белым инеем на этой обложке были выведены русские слова «Александр Пушкин».
       Девушка подошла к самому трону и поклонилась сначала госпоже, а затем и гостю. Гена взял книжку, открыл её и прочел первое стихотворение:

Пора, мой друг, пора! покоя сердца просит –
Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку Бытия, а мы с тобой вдвоем
Предполагаем жить,  и глядь – как раз – умрем…

    Читая гениальные строки, он ощущал приятнейший тонкий кисло-сладкий вкус на языке, а разыгравшийся аппетит его неясным образом получал насыщение.
      - Знакомое яство? – милостиво осведомилась Королева. – Как видишь сам, ты насыщаешься и не внедряешь в себя ничего нечистого или вредного. В этих стихах же есть великая истина, непреложная в моем царстве, самая главная:
       «На свете счастья нет, а есть покой и воля».
       - Это – именно то, чего ты не имел в своем прежнем мире и уже получаешь тут – в моём замке, где ты обрел истинную родину.
       - Удивительно! – восхитился Гена. – А если я ещё Хайяма люблю?
       - Тоже прекрасный поэт, мудрый, изумительного вкуса, - одобрила Королева. – Криста, будь добра, доставь нам стихи  Хайяма.
       Девушка в ажурном платьице извлекла откуда-то тоненькую прозрачную палочку (сосульку?), прикоснулась ею к красной книжке на подносе – и та обрела вдруг зеленый цвет. Золотое тиснение на ней стало напоминать арабскую вязь, и имя на обложке изменилось на «Омар Хайям».
       Гена снова открыл её и прочёл:
Понял я: одиночество лучше друзей,
Чтоб не видеть добра или зла у людей,
Чтобы строго в своей же душе разобраться, —
Лишь затем для людей быть меж строгих судей.

     - Вкусно? – спросила Королева. – А ведь и это, тоже про тебя.
     У этих стихов вкус отдавал восточными пряностями. Генин аппетит они полностью утолили.
      Королева сделала знак пальцами, и её служанка с поклоном исчезла вместе с подносом и книжкой. Гена не успел поблагодарить девушку.
       - Но ответь, госпожа, - обратился к хозяйке ледяных чертогов гость, - Ты ведь не русская?
      - Не русская, - подтвердила Королева.
      - Ты датчанка? А почему же ты говоришь со мною по-русски? И даже все книги в твоем замке написаны на русском языке?
      - Я не датчанка, не норвежка, не русская… Я вообще не из вашего мира. Просто, сказка, написанная великим сочинителем, переведена на множество земных языков. И с тех пор все эти языки нам здесь известны.
       - И одним и тем же стихотворением можно утолять голод сколько угодно раз; оно не иссякнет, никуда не денется, - догадался Гена.
       Королева на это коротко кивнула.
       - А теперь ты можешь отдохнуть с дороги, - предложила она. – Тебе отведут отдельные покои, в которых ты будешь полным хозяином.
        Она снова щёлкнула пальцами; в зале опять появилась тоненькая белая девушка, но её звали Аста. Королева распорядилась, указывая на Гену:
        - Аста, проводи сказочника в его покои.
        Сказочник успел только раз моргнуть – и уже оказался за пределами тронного зала.
        По галерее, теперь уже вниз по лестнице они опять двигались в воздухе. Девушка плыла впереди, указывая путь.
       - Ты тоже летать умеешь? – спросил её Гена, хотя вопрос выглядел глуповато
       - Левитировать, - поправила его Аста. – Все здесь умеют, кому дозволено.
      - Меня Гена зовут, - не очень решительно представился он и получил неожиданный ответ:
     - Что за Гена? – она сморщила нос. – Глупое какое-то имя. – Ты Сказочник.
     Это Гене понравилось не очень-то.
    - Но ведь и ты – служанка, а имя у тебя есть, - попробовал возразить он.
    - Служанок тут много, - сказала она. – А сказочник пока что один.
    Они влетели в довольно просторную полукруглую комнату с тремя готическими окнами, под средним из которых была широкая кровать с пологом. Кроме этого ложа и зеркала в человеческий рост напротив него, в комнате не было ничего.
      - Ложись, - сказала Аста, указав на кровать. – Отдыхай. Если чего понадобится – крикни волшебное слово «Эй!»
     Она исчезла из комнаты, не вылетев в стрельчатые двери, а просто, как будто истаяв на месте. Подобные исчезновения Гена тут, в замке, уже видал. Но прежде чем лечь, он осмотрел себя. Из прежнего дома он улетел, если помните, в одной майке и в трусах. Теперь же оказался одет в сверкающее подобие рыцарских лат, но эти доспехи были мягкие, словно сшитые из нежной ткани – Гена не мог определить, из какой – и очень приятной к телу.
       Наш герой забрался на кровать с ногами, решив почему-то не снимать своих одежд, подложил под голову руки и задумался.
       Размышляя, он, похоже, задремал, и Геннадию привиделся открытый черный космос безмерной глубины, и из этой глубины ему навстречу летят, посверкивая, мириады космических тел – звёзды, астероиды, планеты… Каждая планета – целый огромный мир, населенный людьми, такими же, как на Земле, не такими же, не людьми, а какими-нибудь диковинными существами -  огромными, маленькими, микроскопическими… И всё это летело прочь, прочь на страшной  скорости во тьму, и не было никакой возможности Гене рассмотреть хоть что-то в этих мирах.  И никогда он больше не увидит ни одного из них.
       «Может быть, среди них где-то и тот мир, из которого меня забрала госпожа, - мелькнула мысль. – И он уже умчался далеко-далеко, в эту черноту, и никогда его больше не увидеть… если тот мир, вообще, ещё существует. Там, на Земле, и здесь – в космосе – время идёт по-разному…
      И вдруг все эти миры, летящие вдаль, превратились в мокрые хлопья снега и закололи Гене щёки, лоб, нос, подбородок.
       «Брррр!..» - произнес Гена, замотал головой и очнулся на том же ложе под пологом.
       Он откинул полог, оглядел комнату – пусто. Даже в ледяном зеркале отчего-то не было никакого отражения.
       Часов здесь тоже не было. Который час – не понять, хотя за окнами было всё ещё светло.
      Продолжать валяться? Поспать ещё сколько-нибудь? Или позвать кого-то – пусть расскажут, что ему делать дальше?
      Он поскреб в затылке, ероша лохматую свою шевелюру, и вспомнил: «Крикни волшебное слово «Эй!».
      - Эй! – позвал Гена – почему-то шепотом.
      И перед ним тут же возникла тоненькая хрупкая девушка, какую Гена уже видал.
      - Привет, Аста… - начал Гена, но девушка покачала головой.
      - Криста? – поправил себя Гена.
     Опять – нет.
     - Как же тебя звать?
    - Герда, - назвалась девушка.
    - Ха-ха! А я, значит – Кай?
   - Нет, - она была абсолютно серьезна и даже грустна. – Пока ты просто – Сказочник. Госпожа не дала тебе пока никакого имени.
     - Странно как-то всё это, - поежился Гена.
     - А здесь вообще всё странно для человека, пришедшего из мира, в котором нет чудес, - хмыкнула Герда.
      Последовала пауза.
      - Мне приказано  исполнять все твои желания, - сказала Герда, помолчав. – В отсутствие госпожи можешь располагать мною, как тебе угодно.
      «Ничего себе! – подумал Гена. – Ко мне приставили служанку, будто я барин какой-то».
      - Если уж я попал в мир чудес, то хотелось бы поскорее увидеть какое-нибудь чудо, - молвил он скромно.
      - Вот зеркало напротив тебя, - указала пальцем Герда. – Оно волшебное.
      Гость ледяного замка осторожно слез со своего ложа, держась руками за кровать, подковылял к зеркалу и внимательно посмотрел в него.
      - Странное дело! – заявил он немедленно. – Я там не отражаюсь. Это что же – меня превратили в вампира?
     - Ничего странного. И никаких вампиров. Ты ведь не попросил зеркало, чтобы оно отразило тебя.
      Всё больше удивляясь, Гена осведомился, как к этому зеркалу полагается обращаться, на что Герда сухо ответила: «Вежливо».
     - Зеркало, покажите мне, пожалуйста, меня, - неуверенно попросил Гена.
     Ледяная поверхность продолжала отражать только изукрашенные морозными узорами белые стены да краешек ложа с пологом.
     - Опять что-то не так, или оно не работает? – озадачился Гена.
     - Что – не так?.. Так, подожди-ка… - задумалась служанка. – Ага! Вот! Ты же забыл указать, какого тебя нужно отразить? Того, что был раньше? Того, какой ты есть сейчас? Или того, каким ты станешь в будущем?
      - Сейчас, - ответил Гена и немедленно сформулировал: - Зеркало, покажи мне, пожалуйста, меня, какой я есть сейчас, в данную минуту.
     И сразу вся немаленькая поверхность ледяного зеркала заполнилась фигурой Снежной Королевы. Госпожа с легкой улыбкой поглядывала на прижавшегося к ней, съёжившегося, словно нахохлившийся птенец, Гену Цыплакова. Тот взирал на неё в ответ боязливо и влюбленно, зато взгляды, бросаемые им же на нескольких служанок, стоявших здесь же полукругом, были предельно высокомерны и надменны.
      - А где же?.. – растерялся Геннадий, оглядываясь назад и не видя никакой Снежной Королевы рядом с собой.
      - Мысленно ты теперь всегда с госпожой, - пояснила Герда. – А сама она пока в отъезде: улетела по своим делам, в которые нас – прислугу – не сильно посвящает.
      Служанка тоже подошла к зеркалу, заглянула в него, причем, смотрела на что-то там с большим интересом. Но Гена не увидел её отражения.
      - А почему?.. – начал он, но Герда его опередила:
     - Ты не попросил зеркало, хотя бы мысленно, отразить меня. Но зачем тебе это надо?
      Гость сейчас же задумал такую просьбу, и вновь увидел в волшебном стекле самого себя. А Герда стояла перед ним на коленях, в предельно смиренной и в какой-то жалкой позе.
      Судя по всему, Герда видела в зеркале то же, что и он.
      - А без этого никак нельзя? – спросил Гена, чувствуя себя виноватым перед девушкой.
      Она покачала головой.
     - Приказа госпожи никто не может ослушаться.
     И снова опустила взор.
     А, кстати, этот взор что-то сильно напоминал Гене. Что-то такое, чего он никак не мог забыть.
      - Но я не нуждаюсь в слугах…
     - Нуждаешься. Дома-то тебя обслуживали всю твою недолгую жизнь.
     - Даже если и так – я буду очень милостивым господином, - частил Гена. – Ты будешь мне, скорее, подружкой, чем служанкой, Герда…
      Но какой-то внутренний голос сказал в нём в этот миг: «А ведь прикольно! Почему бы не попробовать?»
       Он снова и снова вглядывался в лицо этой снегурочки, и что-то оно Гене напоминало. Там, в том мире, который теперь далеко, три года назад (или сколько их там, этих лет пролетело с тех пор, как он тут, посреди льда?), в одном южном городе, отдыхая там вместе с мамой Гена встретил девчонку,  чей взгляд покорил его. Он смотрел и смотрел на неё – и не мог наглядеться.
     Но девчонка оказалась старше Гены на пару лет, и – поэтому или по другой причине – но Гена её жутко стеснялся. За целых три недели он не проронил с нею ни слова, даже толком не познакомился, узнав лишь имя – Карина.
      С тех пор он так больше нигде и не видел её, хотя вспоминал частенько. И вот теперь…
       - Ты мне кого-то напоминаешь… - молвил Геннадий и, видя, что Герде довольно любопытно (хотя она, похоже, могла читать мысли), выпалил служанке всю эту не так уж и давнюю историю, кое-что в ней приукрасив и преувеличив.
      Снегурочка Герда хитренько заулыбалась.
      - И что бы ты делал с этой девочкой, если бы тебе хватило смелости познакомиться с ней толком?
       - Ну, общался бы. Болтал бы о чём-нибудь. Хотя бы и о сказках.
       - Да, - закатила мечтательно глаза Герда. – Скорее всего, твоя Карина сказками интересовалась.
        Тут Геннадий вспомнил, что в самый последний день, перед тем, как уехать из санатория, Карина пришла в его комнату и подарила на память книжку именно со сказками.
       - Эту? – как бы небрежно спросила Герда и легким движением бросила на кровать небольшую, потертую книжку «Грузинские и абхазские народные сказки».
      - Надо же!.. – он вцепился в книжку дрожащими от волнения руками.
      Сказать, что Гена был удивлён – мало. Он был потрясён.
      - Первый раз вижу такого сказочника, который попал в сказку и так удивляется малейшим чудесам, - пожала плечами Герда. – Значит, ты говоришь, что я похожа на ту девочку?
      - Одно лицо, - подтвердил Гена, лихорадочно листая книжку и уже начав перечитывать одну из сказок. – Только ты вся такая снежная, вроде, а та обычная была. Ну, живая, земная девочка… Слушай, где ты взяла её книжку? У меня дома она куда-то затерялась.
       - Пропала у вас – появилась у нас, - хмыкнула Герда. – А кто красивее – я или Карина?
       На этот сложный и щекотливый вопрос Геннадий ответить не успел. Где-то близко снаружи замка завыло, земля укрытая снегом, словно вздрогнула.
      - Пожаловала госпожа! – хватилась Герда. – Я бегу.
     Она ушла уже привычным образом, будто бы растворившись в воздухе. А наш герой, всё ещё имевший слабое представление о  том, что именно ему тут делать, остался сидеть на кровати, читая книжку.
      Вскоре в его комнате всё так же волшебно возникла Снежная Королева, и парень опять окунулся в её глаза.
      - Ну, как тебе тут? Хорошо? – спросила она. – Никто не обижает?
      - Мне всегда хорошо, когда ты рядом, - монотонно ответил парень, не отрывая от неё свой взгляд. – Но посещают всякие мысли.
      - Это нормально. Какие, например?
      - Зачем я тебе нужен такой? Трусливый, глупый, ленивый…
      - Ты не трус, - перебила его Королева. – Почти все люди из всех возможных миров чего-то боятся. Прежде всего, они страшатся неизвестности, неуверенности в ближайшем будущем и неспособности контролировать касающуюся их ситуацию. Не того ли самого боишься и ты? И значит: ты – как все.
      Гена всё ещё смотрел на неё с сомнением.
     - Ты не глупец, - продолжала Королева. – Ты достаточно много знаешь  из того, что тебя интересует. А что ты называешь ленью?
     - Там я мало тренировал ноги, - повинился Гена. – Потому что боялся падать… Не очень хорошо учился, потому что…
     - Но если бы убрать страх падения, ты бы не ленился? – спросила Королева. – Если бы ты учился интересному – ты бы сам стремился учить уроки – нет?
      Гена вдруг вспомнил, как в пятом классе открыл показавшийся ему очень занимательным учебник «История Древнего мира и Средних веков» и прочел его сразу весь за несколько дней.
      - Наверное, ты права, госпожа, - молвил он и поклонился.
      - Летать сегодня тренировался? – строгим голосом спросила Королева. – Просто так, или в волшебных санях?
      - А что – всё это позволяется мне? – Гена пришел в восторг.
      - Ты можешь, конечно, сидеть в замке, сколько тебе заблагорассудится. Но, думаю, разумнее учиться летать. Знай, что рано или поздно, это тебе потребуется.
      Мальчишка был всей душой за полёты. И Королева принялась учить его. Достаточно было сесть прямо, взмахнуть руками, как крыльями и приказать себе мысленно: «Взлетаю»…
       Едва наш герой всё это проделал, как оказался в воздухе, между ледяным потолком и таким же полом. Некоторое время он растерянно кувыркался в пространстве, не понимая, как собой управить. Ему даже опять стало страшно. Но, поняв, что угрозы падения нет ни малейшей, Гена принялся двигать корпусом вправо-влево, балансировать руками, и так у него получилось передвигаться в полёте и поворачивать в стороны.
        Приземлившись на кровать всё так же – силою мысли, мальчишка окончательно убедился, что волшебный полёт не таит в себе никакого риска.
       Взлетев после этого снова, Гена выскользнул за пределы замка через окно, как будто там не существовало никаких ледяных стекол, или они были неосязаемы. Он промчался несколько раз вокруг стен и над шпилями замка. От удовольствия захватывало дух. Решив, что для первых упражнений этого пока хватит, Гена так же легко проник внутрь жилой башни через окно, а напоследок пощупал рукой ледяное стекло и убедился, что оно никуда не делось.
       «Думаю, ты доволен? – спросила его Снежная Королева без слов, одним взглядом. И Гена понял, что может отвечать ей так же – молча.
      «Я счастлив, госпожа!» - ответил он глазами.
     «В том мире, откуда ты прилетел, слишком много шума, не так ли, Сказочник? – продолжала беседу Королева. – А общаться без слов намного спокойнее. Только нужна привычка».
      «Но ты так и не сообщила мне, зачем я сюда перенесен», - напомнил Гена.
      «Ты находишься в полном моём распоряжении ровно до тех пор, пока не напишешь от начала и до конца новую сказку обо мне, - сказала Королева. – Лишь только ты её закончишь – сейчас же станешь сам себе хозяином. И сможешь оставаться здесь, сколько захочешь, делать всё, что пожелаешь, или вернуться в свой прежний дом».
     «Думаешь, я справлюсь с этим?» - смутился гость.
    «Верю, что справишься, иначе ты бы здесь не сидел, - кивнула она. – Или будешь моим учеником навсегда. Но это – самый крайний случай».
       Мальчишка, как всегда, или, как это случалось с ним чаще всего, почувствовал некую неуверенность в  своих силах и способностях. От него снова будут чего-то ждать. Так родители уже много лет ждут, что Гена встанет на ноги. Учителя из школы ждут, что он будет отличником. А он…
      «А сейчас день или ночь? – решил он перейти пока на другую тему. – Конечно, постоянно светло, но бывает ведь полярный день».
     «Ты, может быть, хочешь сейчас ночь? Хочешь, чтобы было темно?» - подмигнула Королева.
     Затем она звонко щелкнула пальцами, и за окнами замка сделалось черным-черно, как в самую глубокую зимнюю полночь.
       «Просто, было четырнадцатое февраля, - объяснила госпожа. – Это – день всех влюбленных, и мне хотелось, чтобы он продолжался подольше»
      «Для тебя – для Снежной Королевы, существует любовь? – Геннадий снова был удивлен, чуть ли не больше, чем в прошлые разы. – Ты в неё веришь?»
      «Почему нет? Ты вот, например, в меня влюблен», - молвили её глаза, заглядывая юному сказочнику в самую душу. 
      «Но я ещё слишком мал, чтобы быть в тебя влюбленным», - смущенно краснея, сказал взглядом подросток.
       Глаза Снежной Королевы на это засмеялись.
       «Мне несколько тысяч лет, мальчик, - покачала головой она. Для меня все из вашего мира – слишком малы».
* * *
      Да, но что же происходило всё это время в реальном мире, в тихой квартире Цыплаковых, которую столь равнодушно покинул Гена?
      Его мама зашла в комнату утром, спустя  несколько часов после похищения сына. И никакого похищения она не заметила. А увидела только то, что Гена,  сидит на кровати, опустив голову ниже плеч, и то ли задумался, то ли дремлет.
      Так бывало с ним и раньше. Или почти так. Когда при этом кто-то неожиданно появлялся рядом или окликал Гену, тот вздрагивал.
      Но теперь он не вздрогнул и никак не отозвался на оклик. Просто продолжал спать сидя.
       - Эй! – мама надеялась, что это шутка. – Что спишь-то, как на завалинке дедушка старенький? Не спи – завтракать будем.
      Никакой реакции.
      Мама подошла к сыну и попыталась потормошить его за плечо. Гена спал, дыша почти совсем беззвучно, и просыпаться не собирался.
      На все попытки дозваться, докричаться до него, разбудить, растолкать – он вообще никак не реагировал. В конце концов, потянув спящего сына за руку, мама добилась лишь того, что он упал на пол и продолжал спать там, немного скрючившись.
       Тут мама Гены уже испугалась немножко. На её зов в комнату, не торопясь, вошел отец нашего героя. Но и он не смог никак разбудить сына. Только поднял Гену с пола и уложил обратно на кровать. Мама заботливо прикрыла мальчишку одеялом.
      Так он проспал  всё утро, день и вечер, не меняя позы. Время шло, а он не просыпался, никак  не обозначал, что хочет есть или пить, или совершать любые естественные  отправления. Даже дыхание его было чуть уловимым.
        Решение вызвать мальчишке «скорую помощь» было принято к вечеру второго дня странной болезни. Приехал и участковый врач; долго осматривал Гену, а затем сказал грустно:
       - Знаете, похоже на летаргию.
       - Ой! – всплеснула руками мама, сразу же испугавшись. А отец спросил, смешливо хмыкнув, по своему обыкновению:
       - Это что за бяка такая? Редкая, наверное?
       - Не в том дело, что редкая, а в том, что она плохо изучена, - объяснил врач. – Есть, конечно, какие-то сведения об этой летаргии и лечат её. Но сказать, когда он проснется, я пока что не возьмусь.
        Под непрекращающиеся охи и причитания Гениной мамы врач начал рассуждать, что, строго говоря, это и не лечится. Надо просто положить больного в палату, вводить ему питание через капельницу, следить за ним и поддерживать жизненные функции.
        С тем наш спящий красавец и был доставлен в стационар терапевтического отделения сельской больницы. Мама, вся в слезах, поехала с ним, просидела несколько часов у его кровати и даже хотела тут ночевать, но врач сказал ей, что в этом нет никакого смысла, как и в том, чтобы навещать Гену. Когда он проснется, Цыплаковым позвонят.
       Сестра Катя не истерила, не плакала по поводу странной болезни брата, а ходила притихшая и задумчивая. Порой она улыбалась. Весь вид Кати был такой, будто она что-то знала о Гене, но рассказывать никому не собиралась.
       Дни полетели за днями, а Гена всё спал, тихо и безмятежно.
* * *
      Ночь над ледяным замком кончилась мгновенно, и сразу наступил ярчайший солнечный день. Это, разумеется, произошло по очередному щелчку пальцев Снежной Королевы. Сама она опять куда-то улетела, никого не уведомив, куда и как надолго.
       Герда принесла на обед Геннадию «Каменный цветок» Бажова. Парень внимательно перечел знаменитый сказ, наслаждаясь его глубоким и богатым вкусом, а когда насытился, спросил служанку:
       - Очень интересно: если здесь добывают пищу из книг, тогда что тут пьют?
       - Жажду утоляют у нас тоже книгами, - ответила Герда. – Но другими. Жажда знаний – слышал о такой?
      И она положила перед Геной темно-коричневую книжку «Эвклид. Начала».
      - Это что же? Учебник? – уточнил Геннадий.
     - Ага. Геометрии.
     - Ну, а если мне не особенно интересна геометрия?
     - Если ты не станешь утолять жажду знаний, ты внутренне пересохнешь, как заброшенный колодец, и исчезнешь, претерпев немало мук, - Герда, похоже, воспитывала своего молодого господина.
      Что-то, честно говоря, пить Гене сейчас вообще не хотелось. Тем не менее, он ленивым жестом взял «Начала», перелистнул страницу.
      «Точка – это то, часть чего есть ничто».
      «Линия – это длина без ширины».
      «Концы линии – это точки».
    Гена зевнул.
     Тем не менее, даже прочтя эти скупые строки мудрости, он ощутил, как свежая волна разливается внутри него. Ощущение было приятным. Он как будто хлебнул самой чистой, свежей и вкусной воды на свете.
     - Но тебе, наверное, больше подойдет утолять жажду вот этим, - Герда снова прикоснулась концом сосульки к подносу, и вместо «Начал» там появилась «Теоретическая поэтика».
      Гена поглядел и на эту книгу без особой радости.
      - Забыл, что от тебя требуется написать сказку? – напомнила ему Герда. 
      Он помнил, конечно.
      - А если я не справлюсь с таким делом – что будет?
     - Будет не очень-то хорошо.
     - Подожди-ка. Ты тоже была ученицей Снежной Королевы?
     - Была, - подтвердила Герда.
     - А стала служанкой?
    - Как видишь?
Но какому-то колдовству Герда, так или иначе, выучилась. Это Гене было ясно. Он с возрастающим любопытством смотрел на её сосульку, которая, без сомнения, была здешней разновидностью волшебной палочки.
     - Научи и меня колдовать, - попросил он. Но Герда ответила, что это не входит  её обязанности.
        Выходило так, что, несмотря на то, что Герда – служанка, было нечто, чего она выполнять была совсем не обязана.
       Впрочем, перо и бумагу она ему раздобыла, и Геннадий приступил к написанию сказки.
       Прежде всего, он обмакнул мохнатое, длинное, так и норовившее пощекотать ему то щеки, то нос, перо от неведомой ему птицы в чернильницу и посадил на желтоватый лист бумаги две большие кляксы. После третьей кляксы лист пришел в полную негодность, а перо пришлось обмакивать снова. То же самое приключилось и со вторым, и с третьим листом. Да, наловчиться обращаться со старинным письменным прибором, было не так-то легко.
     - Наколдуй, чтобы перо не капало чернилами, - попросил он Герду, и это было исполнено; можно было кое-как приняться за творчество.
     А что писать-то? Тоже так – с кондачка не сообразишь. Время, конечно, терпит, но…
     «На далеком, холодном Севере, в красивом ледяном дворце жила-была Снежная Королева», - старательно вывел наш сказитель.
     - «Жила-была»? – улыбнулась Герда. – Это для какого возраста сказка будет?
     - А что? На сей счёт были особые распоряжения.
     - Не знаю. Но госпоже такое начало не понравится.
     Гена махнул рукой и продолжил писать.
     «Она была необычайно, сказочно красива, но одинока. Её огромное могущество вселяло страх в души живших вокруг неё людей, гномов, троллей и духов. Все старались держаться от неё подальше. Снежной Королеве стало скучно, и она решила найти себе учеников».
    - «Необычайно, сказочно красива…» - улыбнулась Королева, прочтя эти слова. – Благодарю тебя, Сказочник, за такое прекрасное отношение ко мне. Но тебе надо подучиться. Полетим в гости к одному знаменитому старому Сказочнику? Он тебя научит.
     - Я хочу учиться только у тебя, - сказал он, преданно глядя я колдовские глаза Королевы.
      - Волшебству – конечно, обучу. А сказок я сама не пишу.
      - И волшебную сосульку дашь?
      Она без слова вынула откуда-то из-под своей роскошной шубы ярко посверкивавшую сосульку и протянула ученику.
      - Взмахни ею и пожелай, чего тебе хочется.
      - Хочу мороженого! – заявил Гена, махнув палочкой, и сейчас же в комнату вплыла служанка Герда с подносом, на котором лежала книжка Джанни Родари «Дворец из мороженого».
      - И это – всё? – ученик был явно недоволен. – А если я настоящего мороженого хочу?
      - Ты будешь есть эту гадость из вашего мира? – Снежная Королева немного скривила своё прекрасное лицо. – Она станет переливаться и булькать у тебя внутри… Это совсем не приятно.
      Снежная Королева одарила его пристальным взглядом, от которого желание Гены замерзло само собою.
     - Да, госпожа, ты права, - молвил он, поклонившись.
     Почитав итальянскую сказку, наш герой смог насладиться неплохим вкусом мороженого, как настоящего, при этом, не съев его ни ложечки.
      Покончив с таким видом пищи, Гена заявил, что так и не  понял, действует ли волшебная сосулька, потому, что книжки ему Герда приносила и раньше по первому его слову.
      - Ну, подумай ещё, чего тебе хочется? – спросила Королева.
      И Гена надумал.
    - Вот! Мне приходится тут писать птичьим пером, а это непривычно и довольно неудобно. Хочу обычную авторучку из нашего мира.
     Он махнул сосулькой. Сейчас же правую руку Гены овеяло сильным порывом холодного ветра. Воздух и само пространство завращались перед ним и скрутились в небольшую тёмную воронку. И это ничто, эта прореха во времени секунду помешкала и выплюнула прямо Геннадию в ладонь самую обычную авторучку, какую покупают школьникам младших классов.
      Снова немного удивлённый Гена взял письменную принадлежность и набросал ею на древнем, средневековом бумажном свитке: «Проба пера». По сравнению с соответствующими эпохе чернилами, след от ручки из двадцатого века оказался еле заметен. И всё же писать теперь стало куда удобнее. Гена был доволен.
     -   Ну, что, полетим к старому сказочнику? – спросила Королева; при этом взгляд её превратил вопрос в приказ.
     И опять Гена очутился в сверкающих белых санях, кутаясь в шубу Снежной Королевы и уютно прижимаясь к своей госпоже. И сани мчались высоко в небе, сами собою, на громадной скорости, и ветер свистел кругом. Была ночь, и блистали разноцветные звезды, то больше, то меньше размером; по времени ослепительно вспыхивая.
     Гена всё крутил в руках не таявшую волшебную сосульку и думал:
     «Что же мне такое наколдовать себе, чтобы стать счастливее, чем я есть сейчас?».
     И в голову ему ничего не приходило. Здоровые ноги? А зачем  вообще ноги человеку, который способен летать?
      Значит, он счастлив совсем? Абсолютно? То есть, он – в Раю?
      Вдруг сани, стремительно, не качаясь, мчавшиеся в звездном мерцании, остановились мягко, без толчка, без рывка, замерли на месте.
      Приехали? Гена выглянул из саней, как ежик из норки, и обнаружил, что они так и висят – высоко над снежной равниной.
       На вопросительный его взгляд последовал безмолвный ответ:
      «Закрой глаза и прыгай. Не бойся».
      Он и не боялся. Чего бояться тому, кого научили летать?
      Совершился ли прыжок сам собою, едва лишь Гена закрыл глаза? Неизвестно. Но, едва лишь он открыл глаза, как понял, что сидит в крошечной хижине, на деревянной скамье. За маленьким окошком не сыпал снег, не выла вьюга – только качали ветвями деревья тёмной лесной чащи. За низким квадратным деревянным столиком сидел седой человечек  высотой в локоть, одетый в простую белую рубашку, жилетку, в холщовых штанах и деревянных башмаках на ногах. Он с аппетитом ел овсяную кашу из деревянной миски деревянной же ложкой. Ещё в каморке была железная печка, известная по книгам нашему герою под названием «буржуйка». У бревенчатой стены были прислонены два зонтика.
       - А! – воскликнул человечек, обернувшись к Гене. – Приветствую! – и махнул дружески ему ложкой. Вид у человечка при этом сделался такой, будто к нему зашел старинный приятель, которого он не видел несколько дней или недель, и соскучился.
      - Здравствуйте, - произнес Гена робко.
      Человечек дохлебал кашу в скоростном режиме, тут же вскочил со скамейки, подсеменил к гостю и деловито пожал ему руку.
      - Рад представиться. Оле-Лукойе. – Он смерил гостя пристальным взглядом. – Это, по-вашему, значит, будет: гражданин Закрой-Глазки.
      Гена в ответ хотел назвать своё немудреное имя, но почувствовал замораживающий взгляд Королевы, а затем и заметил, что она смотрит снаружи в окно хижины, и молвил:
      - А я… просто – Сказочник.
     - То-то я и обрадовался, встретив собрата по сказкам! – тараторил гномоподобный обитатель домика. – Ну, и какую сказку ты сочинил, брат?
      Наш герой опять почувствовал смущение. Те сказки, какие он написал до сих пор, сейчас отчетливо казались ему детским лепетом, либо, на самом деле, как говорила сестренка Катя: «паразитированием на классике».
       - Госпожа привезла меня к вам, чтобы поучиться сказочному делу, - сказал Гена вместо упоминания о своих прежних «достижениях».
       - Ясно… ясно, всегда рад помочь, - пробубнил гражданин Закрой-Глазки себе под нос. – И давно у тебя Госпожа имеется? И как тебе это теперь – постоянно из-под Госпожи высовываться?
       Гена ответил, что вот уже несколько дней, как он попал в этот волшебный мир, и чувствует себя абсолютно счастливым.
      - Гм… Гм… Ну, что ж… Учиться по какой методе станем? Наяву, или по новой – во сне?
       Наяву? Это опять – учебники, уроки, требования… Знания, конечно, неплохо утоляют жажду – проверено. Однако в последнее время Гена жажды практически не испытывал почему-то.
      - Давайте, во сне?
     Оле-Лукойе пожал плечами и двинулся к своим зонтикам. Один из них был испещрен яркими, разноцветными картинками, а другой – строгий, чёрный.
     - Какой предпочитаешь?
     «Зачем мне цветной? Я же не девчонка», - подумал Гена и без сомнения выбрал:
     - Давайте чёрный.
     Оле-Лукойе пожал плечами и предложил гостю прилечь на лавку, расслабиться и ни о чём не думать. Гена с готовностью выполнил всё это, и хозяин хижины раскрыл и закрутил над ним чёрный зонтик. И наш герой провалился в сон.
     В этом сне, в полной чернильной тьме, летали какие-то желтые, сверкающие слова. Геннадию некоторые из них  были понятны: «гипербола», «метафора», «дактиль», «ямб», «амфибрахий», «анапест»; другие он видел впервые: «эпифора», «анафора», «литота», но понимал, что и они – из того же самого хранилища, что и знакомые.
      Откуда-то Гена услышал вялый, полусонный голос, принадлежавший, скорее всего, самому Оле-Лукойе.
      - Напомню тебе, мой юный друг, что сказки произошли от древнейших мифов. В них люди излагали и аккумулировали, как вековую мудрость народов, так и  обычные мечты. Первым великим сказочником был француз Шарль Перро. Его творчество во многом перекликалось с народными французскими сказками. А самым великим сказочником был и остается по сей день нашедший, например, меня Ханс Кристиан Андерсен – датчанин. Как ты помнишь, он не столько сочинял сказки, сколько видел живые души в таких обычных предметах, как, например, штопальная игла или уличный фонарь. Не говоря уже о снеговиках или оловянных солдатиках. Такие предметы создают люди и по умолчанию делятся с ними частичками своих душ…
       Учение Оле-Лукойе сильно напоминало университетскую лекцию. Гена Цыплаков с этой формой обучения был совсем ещё незнаком.
       - Если ты, мой юный друг, пишешь стихи, то знай, что новую сказку о Снежной Королеве можно сочинить и в стихах. Ещё в Тёмные века Гомер писал поэмы, во многом походившие на сказки. Не забывай, повторяю, что и в стихи нужно вкладывать душу. И вот ещё что: сказки не должны содержать в себе одних поучений и умствований. Хорошая сказка непременно смешит или пугает. Когда же в ней нет ни смешного, ни страшного, она похожа на кашу без соли, сахара и масла. Понимаешь?
      - Угу.
      - А тебе какие сказки нравятся?
     - Пожалуй, страшные. Жизнь вообще несмешная штука. Особенно – у нас, инвалидов.
     - Да уж, недаром ты выбрал черный зонтик… Но я думал: если в жизни твоей мало смеха и веселья, ты ищешь всё это в сказках – нет?
       Ученик не успел ответить учителю на этот вопрос. Потому что тёмный сон кончился. Гена увидел себя вновь в волшебных санях, под боком у Снежной Королевы.
      - Интересно учиться у Оле-Лукойе, не правда ли?
      Гена, смущаясь, признался, что не думал, будто учиться сказочному делу выйдет настолько занудно.
      - Это только первое время, - предположила Снежная Королева. – Впрочем, если не хочешь учиться – пиши сказку сам, без помощников. Пиши, как угодно, долго. Никто тебя не торопит.
      Наш герой сказал, что над этим надо подумать.
      - Оле-Лукойе – маленький сказочник, а ты у нас большой. Тебе надо поменять имя с простого на сказочное. Я придумала, на какое. Отныне ты станешь зваться Олаф.
      - Конечно, госпожа! – новонареченный Олаф был в восторге от каждого слова своей повелительницы.
      - Ты ведь хотел поколдовать? Вот, я нашла достойное поручение для твоей волшебной сосульки, - говорила, тем временем, Снежная Королева. – Помнишь, когда ты был маленький, у тебя была подружка?..
       - Я в твоем замке подружку нашел, - похвастался Олаф. – Герду.
      Госпожа поморщилась, будто ей напомнили о чём-то неприятном, дурно пахнущем.
     - Герда – это служанка. Никакой подружкой она тебе быть не может. Я говорю об Анне, помнишь её? Иначе она звалась Нюрой.
      И тут Олаф вспомнил: это было лет восемь или девять назад. В областном детском психоневрологическом санатории он познакомился с девочкой по имени Нюра Сеновалова.
       Если у нынешнего Олафа – а  тогдашнего Гены Цыплакова – детский церебральный паралич поразил, по сути, лишь ноги, то у пятилетней тогда Нюры почти не двигались и руки, была поражена речь: девчонка всё понимала, но в ответ не говорила, а, скорее, мычала; разобрать можно было только некоторые слова; да и разум Нюры был несколько затуманен тяжелой болезнью.
      Всё это пронеслось в памяти Олафа мгновенно.
     - Нюру нужно забрать сюда, - молвила Снежная Королева. – Тебе здесь хорошо, и ей тоже так будет. А там она только мучается.
      - Может, за эти годы ей полегчало? – пожал плечами Олаф.
      - А тебе? – подняла бровь Снежная Королева. – Как сам понимаешь, тебе стало хорошо только, когда ты попал ко мне.
      И в этом она была абсолютно права.
     - Но я ничего о ней не знаю, вот уже лет шесть. Не знаю, где она живет, адреса Нюры… - отпирался Олаф.
      - Зато мне всё это известно, - успокоила его Снежная Королева.
     - Я ведь теперь в ином мире – верно? Мне придется возвращаться снова в наш?
      - Только на время. И я помогу тебе в этом. Летать ты выучился неплохо. Уговорить Нюру тебе не составит труда. Ты научишь и её летать, и вы вместе вернетесь ко мне.
      Добираться в реальный мир, как уверила Олафа его Госпожа, займет не так уж много времени. Питаться, как здесь, так и там, можно, по-прежнему, стихами, сойдет и одними и теми же. Маленькая книжечка не станет тяжким грузом в полёте.
        - А если я сам что-то сочиню, я смогу этим насытиться? – спросил Олаф.
        - Смотря, как сочинишь… в том смысле – будут ли твои стихи вкусны, - ответила Снежная Королева.
       На том сомнения и были разрешены.
       Птица, привыкшая летать, возможно, хоть как-то понимает счастье полёта, уже сидя в клетке, или лежа с перебитым крылом. Олафу, в бытность его Геной Цыплаковым, пришлось полетать лишь раз – в четыре годика, самолетом, вместе с мамой и с папой. Расстояние путешествия составило около четырехсот километров, но Гена намучился за полчаса пребывания в воздухе немало. Гене казалось, что он перевернут вверх тормашками и вернуться в нормальное положение неспособен. Его беспрерывно тошнило; кроме того, Гена боялся, что самолет вот-вот рухнет.
       Нет, летать без зависимости от громоздкой техники, самому по себе, было намного приятнее. Это было ни с чем несравнимым счастьем. И, хотя перед ним стояла конкретная задача, Олаф успел налетаться, напариться, накружиться всласть в черном небе, переполненном разноцветными звездами, холодными и теплыми, прежде, чем луч одной из звезд, сделавшись красным и вытянувшись книзу, указал ему, что пора нырять. И Олаф нырнул, и пронизал, как живая игла, неощутимую черную ткань неба волшебного мира, бирюзовую ткань неба, разделяющего миры, и ввалился, как ложка в овсяную кашу, в серое, мрачное дневное небо реального мира.
      Снизу был город, в котором Гена – теперешний Олаф – бывал несколько раз, но ничего в нём не видал толком, кроме того самого детского санатория. Но сегодня Олафа вела волшебная воля Снежной Королевы. И он легко отыскал нужный адрес.
* * *
      «Нюрочка – утя-путя», «Нюрочка – лапушка», «Нюрочка – хорошая девочка», «Нюрочка – умничка».
      К таким словам и к поглаживанию по голове от родственников и разных маминых знакомых Аня Сеновалова привыкла давно. После того, как её перестали возить в детский психоневрологический санаторий, жизнь её текла тихо и безмятежно. В санатории бывало труднее, поскольку другие дети иногда обижали её – беспомощную и безответную. Дома обижать Нюру было некому.
       Но чем старше она становилась, тем кислее казалась ей такая жизнь. И правда – целыми днями сидеть на месте, практически неподвижно, уставясь в телевизор, или уж в окно. Руки Нюре служили не сильно лучше, чем ноги, которые безвольно висели, как веревки. Руками она делать тоже ничего не могла. Даже кормить девочку приходилось с ложечки. Глазенки её – в целом, не лишенные привлекательности – всё же заметно расходились в стороны, а из-за этого Нюра не могла нормально прочесть даже надпись на пакете пастеризованного молока. Буквы она знала, но складываться в слова для неё эти буквы упрямо не хотели.
      Да и разговаривать-то Нюра почти совсем не могла. Например, во фразе из четырех слов разборчиво у неё произносилось в лучшем случае два.
      Из-за всех этих проблем и друзей с подругами у Нюры к её четырнадцати годам не наличествовало. И жизнь её была монотонна до беспросветности.
      И вот, однажды, двадцать третьего февраля, когда она сидела, как обычно, вперив глаза в телеприемник цветного изображения «Рекорд ВЦ 381д», где шел праздничный концерт, и пел любимец Нюры – Михаил Боярский; за окном её комнатки бесшумно пролетело что-то, очень похожее на человека.
      Присмотревшись своими непослушными глазами, Нюра поняла, что это, и впрямь, был человек. Люди сами не летают, однако, этот мальчишка, примерно одного с Нюрой возраста, летал, и весьма неплохо, легко загребая руками воздух, как воду в бассейне.
      Удивленная девушка хотела уже позвать маму, но парень посмотрел в её сторону выразительными серыми глазами и приставил палец ко рту.
     «Тсссс! Привет. Узнаешь меня?», - прошелестел у неё в голове неслышимый для человечьих ушей вопрос летуна.
     Нюра отрицательно покачала головой.
    «Помнишь, как нас с тобой в санатории высаживали зимой вместе на балкон, чтобы мы там, так сказать, гуляли?».
      Это Нюра помнила. Минуту спустя, в памяти её всплыло и имя того сероглазого, кривоногого, вечно лохматого, белобрысого мальчишки.
     - А!.. Ы –Е-а Цы-а… - радостно замычала Нюра.
    «Да ты не говори – чего мучиться? Ты думай. Я услышу твои мысли».
    «Ты – Гена Цыплаков, да?» - подумала Нюра четко и ясно.
     Парень за окном закивал.
     «А как же ты летать выучился?» - спросила она снова мысленно.
     «Этому научила меня Снежная Королева. Знаешь такую?»
     «Слышала. Мама мне книжку о ней читала. Но на самом деле её не бывает».
      «Видишь – я летаю?»
      «Вижу».
     «Значит, бывает. А вот у меня волшебная сосулька…»
     «Хи-хи, сосулька!» - мысленно засмеялась Нюра.
     «И ничего смешного, - насупился Гена-Олаф. – Она вроде волшебной палочки, только ледяная. Я могу ею наколдовать что угодно. Правда, ещё мало пробовал…»
       Тут в комнату вошла мама Нюры, и Олаф, временно вновь именовавшийся Геной, поспешно нырнул под окно, заняв, однако, такую позицию, что ему было видно всё происходящее в квартире.
      Похоже, было время полдника. Мама принесла Нюре кружку кефира и сдобную булочку. Женщине пришлось кормить уже довольно большую дочку с ложечки: Нюра почти не могла владеть собственными руками.
      Покормив девушку и посюсюкав с нею, как с совсем ещё маленьким ребенком, мама вышла из комнаты. Повременив и убедившись, что прямо сейчас женщина сюда не вернется, Гена-Олаф опять вынырнул из-под окна.
       «Десерта хочешь? – спросил он снова мысленно. – Говорят, вот эта штука исправно доставляет мороженое».
      Он помахал сосулькой, и перед Нюрой, которая сидела за небольшим чайным столиком, возникла хрустальная вазочка с шариком клубничного мороженого.
       «Ух, ты!» - обрадовалась Нюра и уже собиралась, было, звать маму обратно, но летающий гость мгновенно проник к ней в комнату сквозь стекло и закрыл Нюре рот ладонью.
       «Молчи, глупая. Я сам тебя покормлю».
      Сейчас же, опять по мановению сосульки, у Гены-Олафа из ниоткуда возникла крошечная серебряная ложечка, которой он принялся запихивать мороженое Нюре в рот. Делал это гость неумело, порядком свинячил; мороженое текло по лицу Анны и всюду оставляло липкие капли. Но девушке, всё равно, нравилось.
     «И вот так тебя всегда кормят? – спросил Гена-Олаф, хотя зачем было и спрашивать?
     «Да», - подтвердила Нюра, перекатывая во рту мороженое.
     «И в туалет тебе тоже приходится помогать ходить?» - задал неловкий вопрос посланец.
     Ответом был короткий кивок.
     «А в замке Снежной Королевы мне ни разу не хотелось в туалет, - вспомнил гость, - Я теперь понимаю, почему. Там пища – вовсе не мороженое, не кефир, не булочки всякие. Даже не суп и не каша. Там питаются стихами и сказками.
     «Ничего себе! – чрезвычайно удивилась Нюра. – А как это?».
     Не то, чтобы Гена-Олаф сам четко представлял, как именно происходит такое колдовство, но что-то щёлкнуло у него внутри, словно кто-то сказал ему: «Попробуй, покажи».
       Он огляделся в комнате и снял с книжной полки красочную книжку в твердой, блестящей обложке – «Конёк-Горбунок» Ершова. Положил её перед Нюрой, но девушка печально покачала головой.
      «Нет. Я не умею читать».
      «Не печалься об этом! – Гена-Олаф махнул рукой. – Госпожа придумает, как быть в твоём случае».
      «В вашем мире я умру  голоду», - решила Нюра и плаксиво скривила губы.
     «Всё будет хорошо, - снова попытался ободрить её несколько сам растерянный гость и похлопал Нюру по плечу рукой, в которой у Гены-Олафа была волшебная сосулька. Одновременно с этим Гена-Олаф принялся сам читать прекрасные стихи поэта Ершова:
«Вдруг приходит дьявол сам
С бородою и с усам,
Рожа словно, как у кошки,
А глаза-то – что те плошки.
Вот и стал тот черт скакать
Да зерно хвостом сбивать.
Я шутить ведь не умею,
И скочи ему на шею.
Уж таскал же он, таскал –
Чуть башки мне не сломал…»
     Нюру смешные и разудалые строки привели в восторг; она засмеялась, а потом промолвила снова мысленно:
      «Знаешь, а я ведь, и правда, когда ты читал, как будто бы ела что-то очень вкусное – такое кисло-сладкое и немножко щекочущее. И сейчас чувствую, что подкрепилась неплохо».
      «Ну, вот, видишь, как хорошо получается! – обрадовался гость. – Значит, первое время я смогу тебя кормить, а там Королева что-нибудь придумает… Слушай, ты ведь хочешь научиться летать, как я?»
      «Конечно, хочу!» - мысленно воскликнула Нюра.
      Ни их разговоров, ни Гениной декламации Ершова никто, кроме них самих, разумеется, не слышал.
      Они уговорились, что учиться летать Нюра станет нынче ночью, когда Гена опять явится.
      До этого времени Олаф, которому пока не нужно было называть себя снова Геной, решил немного отдохнуть на скамейке, неподалеку от дома, в котором жила Нюра. Благо – он заметил, что кроме Нюры в этом мире его, вроде бы, никто не видит. Спать Олаф совсем не хотел, однако, едва он присел на скамейку, у него случилось нечто, вроде видения (или сновидения?).
      В нескольких шагах от него стояла сама Снежная Королева, просвечивающая насквозь, тоже подобная призраку. И её ледяной взгляд по-прежнему наделял Олафа силой.
      «Госпожа? – обрадовался или немного испугался Олаф. – Откуда ты здесь?»
      «Я не здесь, - был ответ. – Я смотрю на тебя через зеркало, а нахожусь в своём замке. Тебе понравилось колдовать сосулькой?»
      «Да, но это оказалось совсем просто».
      «У тебя талант к колдовству, мой милый, - произнесла Королева с гордостью. – Я не помню, чтобы у меня бывал хоть один ученик способнее тебя».
      Олаф счастливо улыбнулся во весь рот.
      «Помоги Анне, и не отступайся, даже если она передумает улетать ко мне. Помни, кем ты был до моего появления».
       Олаф склонился в истинно религиозном поклоне.
      «Я весь, весь твой, госпожа!»
      За Нюрой Олаф, который опять вынужден был назваться Геной, прилетел уже поздней ночью. Девушка безмятежно спала в своей кровати, съежившись в комочек под одеялом, как кошка.
     Олаф-Гена не сразу добудился её, несколько раз потормошив одеяло, затем просто стянул его и коснулся Нюриного плеча. Она сильно вздрогнула и пробудилась.
     «Ой! Какой ты холодный! У тебя пальцы – как лёд. Как самый, причем, настоящий лёд!»
      «Так и должно быть. Ведь я живу у Снежной Королевы. Ну, что – летим?»
     «А я не упаду?» - засомневалась Нюра, старавшаяся согреться, ёжась и натягивая себе одеяло опять на плечи.
      Похититель сказал, что ей не надо думать о падении.
     «А думай о том, как прекрасен легкий, свободный полёт. Ты таких ощущений, уверен, никогда ещё не испытывала».
     Он нечувствительно задел Нюру самым кончиком сосульки, и девушка сильно неуклюже поднялась в воздух вверх тормашками.
      - Ай-яй!.. – громко взвизгнула она.
     Похититель поначалу и сам вдруг испугался, но сразу же успокоился. Да, конечно, сейчас в комнату ворвётся Нюрина мама. А ну и что? Помешать отлёту дочери она просто никак не сможет.
     Мама не ворвалась. А сумевшая выровняться в воздухе и принять правильное горизонтальное положение Нюра заметила, что внизу, на её кроватке кто-то по-прежнему лежит.
      «Интересно, кто же это там?»
      «Плюнь на это, учись летать лучше, - советовал ей приятель. – А книжку про Конька-Горбунка возьмем в качестве провизии?»
      «Нет, давай другую. Возьмём «Русские народные сказки».
     Гена признался, что и сам обожает перечитывать эту книгу.
     И оба выпорхнули на волю прямо сквозь закрытое окно, что уже их не удивляло.
* * *
     В опустевшей комнатке Нюры Сеноваловой снова установилась тишина.
     Нет, не так. Комната, похоже, не опустела. Поскольку, в кровати девушки, под одеялом кто-то продолжал лежать. Но лежал этот кто-то, не сжавшись в напряженный комок, а расслабленно разметавшись во весь свой небольшой ростик.
     Утром мама подошла к доченьке довольно поздно – около десяти утра, поскольку, если Нюра спала спокойно и беспробудно, то пусть уж и выспится сегодня досыта. Так думала мама.
     Но беда в том, что добудиться Нюры она не смола – ни в десять часов утра, ни в одиннадцать, ни к обеду. Вроде, кое-как сумел это сделать экипаж «скорой помощи» с врачом, вызванный перепуганной мамой.
      Да, после некоторых манипуляций хмурого врача, после укола, Нюра смогла привстать (под спину ей поспешно были подложены две подушки) и что-то пробормотать, не открывая глаза.
      Её удалось даже немножко накормить – влить в сжатые губы пару ложек манной каши. Но Нюра не проснулась от этого, хотя еду проглотила.
      Постепенно медикам и маме удалось понять, что девушка ведет себя, похоже, как сомнамбула, либо лунатик. Её можно было заставить принять сидячее положение, но это грозило падением. Она принимала пищу в очень малых дозах. Она что-то бормотала, как сквозь сон. Однажды Нюра, простите, даже обмочилась. Но проснуться никак не могла и не открывала глаза.
     Врачи этого города – всего лишь райцентра, хоть и крупного – не знали, какой диагноз ставится при подобных симптомах. Нюру, в сопровождении медиков и мамы, срочно отправили вертолётом в серьезный научно-исследовательский медцентр города Санкт-Петербурга. И там диагноз поставили – довольно-таки удивительный.
     - Каталепсия, - сказал высокоученый доктор – лауреат нескольких международных премий по медицине.
     - Господи! А это ещё что такое? – пришла в ужас несчастная Нюрина мама.
     - В своё время был такой уникальный человек – Вольф Григорьевич Мессинг, - промолвил питерский доктор. – Он мог предсказывать будущее, и его прогнозы всегда сбывались. Так вот, он пророчествовал чаще всего после ухода в астрал через каталепсию, когда выходил из этого состояния, возвращаясь к ясному сознанию. Правда, Мессинг сам успешно из каталепсии выходил. А вот выйдет ли ваша дочка, и удастся ли нам ей помочь – это пока вопрос. 
     Единственным положительным моментом странного и пугающего Нюриного состояния было то, что конечности девушки, обычно сжатые и скованные бесчисленными контрактурами, в этом трансе совершенно расслабились, сделались мягкими и послушными. Нюра так и протягивала ручки к маме, и на них легко сгибался и выпрямлялся каждый пальчик. Ноги еще, приводимые в движение опытными массажистами питерского НИИ, выглядели тоже теперь несколько менее больными, вполне гибкими, неплохо выпрямляемыми.
    Но просыпаться Нюра не собиралась и не открывала глаза. Бормотание её губ по-прежнему было непереводимо.
     Шли дни за днями. Каталепсия не прекращалась.

* * *       

      Вряд ли Нюре Сеноваловой доводилось раньше когда-нибудь летать. Но, оказавшись в свободном полёте первый раз в жизни, она растерялась лишь на какое-то мгновение. А затем происходящее стало приводить Нюру в восторг.
      Была прекрасная, звездная, зимняя ещё ночь. Здесь, в вышине, звезды казались намного ближе, выглядели крупнее и притягательнее, прекраснее. Широчайший простор, какого невозможно представить, стоя а земле и глядя в такое же небо, или в сверкающую снежную равнину, или в бескрайнюю степь – всё это дало бы лишь саму малую толику ощущения подобного простора. Обилие воздуха всюду, такого чистого, прохладного, свежего, какого она не вдыхала неделями и месяцами, сидючи в своей комнатушке, кружило Нюре голову, попросту опьяняло девушку.
     Во время этого прекрасного полёта она стала замечать, что и руки, и ноги у неё движутся намного свободнее, чем только вчера вечером. Она легко гребла руками воздух, как воду во время плавания, подражая в этом своему приятелю, летящему впереди.
      «Гена, я здорова! Смотри – я здорова!» - беззвучно закричала Нюра, и Гена-Олаф, оглянувшись на неё, вытянул вверх большой палец.
      Лет десять или пятнадцать спустя, здесь, в реальном мире люди придумают средство для коррекции некоторых симптомов этой болезни, и оно будет называться «подвесной терапией».
      А пока сказочный полёт продолжался. Нюра иногда спрашивала Гену-Олафа, как он знает, куда именно нужно лететь, если путь так далёк, на что слуга Снежной Королевы ответа не давал.
      На самом деле, перед его глазами всё время маячил взгляд Снежной Королевы, а в ушах постоянно раздавался её обволакивающий шепот: «Ко мне… ко мне…». Таким образом она уверенно вела его по нужному небесному пути. А Нюра ничего этого, разумеется, не замечала.
     Большую воронку, возникшую перед ними из ниоткуда, Нюра заметила. В эту воронку водоворотом вкручивалась темнота зимней ночи и, как будто, яркие звёзды вместе с нею. А там, на дне этой воронки, или по ту сторону, сиял ослепляющий свет.
     Гена смело нырнул туда, и Нюра, не думая ни мгновения, последовала за ним. Ночь осталась позади, где-то там, в реальном мире. А здесь их окружил белый полдень и сильный мороз.
     Ледяной замок Снежной Королевы привёл Нюру в восторг – девушка обожала всё красивое, хотя сама являла собою, скорее, жалкую дурнушку, нежели красотку. Рыцари в ледяных латах у входа в замок отсалютовали вновь прибывшим, как обычно, постукиванием  копий об лёд. Олаф, уверенно двигаясь, проводил Нюру в покои самой Королевы. Она сидела там на своем троне и встретила их по-разному: Нюру – благосклонно, а Олафа – холодно.
     Сначала она вперила замораживающий взгляд в глаза девочки и несколько минут смотрела на неё, что называется, пронзительно.
      - Здравствуй Анна, - произнесла Королева обычным своим обволакивающим голосом. – Хорошо ли тебе здесь? Ты можешь отвечать мысленно, мой гонец ведь поучил тебя этому немного?
      «Да, я умею, - ответила Нюра тем способом, каким ей позволили, и подтвердила, склонив голову. – Мне хорошо, милостивая госпожа. Сегодняшний день пока самый счастливый в моей жизни». 
      - Останься здесь со мной, - не то позволила, не то повелела Нюре Королева, говоря обычной человеческой речью. – А ты, Олаф, можешь удалиться к себе.
       И, хотя это тоже было чем-то, вроде снисходительного позволения, в грудь Олафу немедленно дунул порывом откуда-то взявшийся северный ветер, и парня просто и бесцеремонно выдуло – вышвырнуло вон из тронного зала. Через какое-то мгновение он уже оказался всё в той же комнате с волшебным зеркалом, на высокой кровати с пологом, за наглухо закрытой дверью.
       На некоторое, не слишком продолжительное время Олаф оторопел и растерялся. Затем задумчиво подковылял к волшебному зеркалу и велел ему показать Нюру.
       Его приказ был исполнен. Олаф увидел тронный зал, где Нюра по-прежнему сидела напротив Снежной Королевы, постепенно заметно подмерзая и покрываясь снежной порошей.
       «Зачем я Вам нужна?» - спрашивала Нюра госпожу мысленно, как было принято здесь, но Олаф отчетливо слышал каждое слово обеих.
       «Я набираю себе учеников, - ответила Королева. – Я научу тебя волшебству, и ты станешь свободной и могущественной, почти как я сама».
       «Это очень приятно», - Нюра была рада такому известию.
       «Но сейчас ты, наверное, устала? Можешь вообще ничего не делать – просто отдыхать, хоть несколько дней, - предложила Королева не менее милостиво. – Хочешь спать?»
       И сразу же вслед за этим предложением, Нюра как бы послушно закатила глаза, поднялась в воздух спиною вниз и, головой вперед, поплыла к дверям, сквозь которые просочилась из тронного зала. А дальше зеркало почему-то перестало работать. В нем отражалась некая беловатая туманная пелена, как невкусная пена на молоке.
       Олаф думал, что Королева и Нюру тоже заставит писать о ней, госпоже, новую сказку, но этого не дождался. Зеркало ни на какие его приказы сейчас пока что не реагировало. Олафа пробила зевота. В руках у него всё ещё оставалась книга «Русские народные сказки», содержанием которой в качестве духовной пищи Олаф и подкрепился на сон грядущий.
    Ему на глаза попалась сказка «Гуси-Лебеди». Маленький мальчик был украден из дома старой лесной ведьмой, а унесли его к ней белые птицы…
    Олаф сделал «брррр», помотал головой, отряхивая дремоту. Так, что же это ему напомнило? Он сам в белых санях летит в царство льдов… Только там, в русской сказке, колдунья – старая и безобразная, а Снежная Королева – молода и невероятно красива…
    Позвольте, а зачем Баба-Яга-то украла мальчишку? Съесть? Не-не! Людоедов в русских сказках не бывает… не должно быть! Может, Бабе-Яге тоже был нужен ученик?
    Дочитав сказку и почувствовав привычное насыщение, он заснул тревожным сном. Ему привиделось, как Снежная Королева допрашивает растерянную Нюру в ледяной комнате, похожей на ту, где жил теперь Олаф:
     «Вспомни, девочка, когда ты была маленькой, дружила ли ты ещё с кем-нибудь, кроме этого Сказочника?» А Нюра ничего не отвечает, только трясет головой да и вся дрожит от мороза.
     И, обернувшись к Олафу, Королева улыбается: «А знаешь, я ведь тоже давно живу. Сказать, почему выгляжу не так ужасно, как ваши русские колдуньи? Просто на морозе лучше сохраняюсь, ах-ха-ха!..»
     Пробудившись ярким зимним утром – вовсю блистало солнце – Олаф обнаружил возле своей кровати Герду, кого и следовало ожидать, и немедленно спросил её:
     «А где Нюра?»
     «Какая Нюра?» - спросила служанка Олафа безучастно.
     И сколько он ни втолковывал снегурочке о своем недавнем путешествии и похищении девчонки, Герда лишь делала большие глада и самый равнодушный вид, а потом только сказала, что всё это вряд ли могло быть и, скорее всего, ему приснилось.
     «Госпожа дома?» - перевел тему Олаф, в конце концов.
     Нет, Снежная Королева опять отбыла по своим, никому здесь не ведомым делам.
     «А тогда – можно мне выйти… то есть, вылететь из комнаты  и попутешествовать по замку?»
      «Запрета на это не было».
      Вылетев из комнаты, Олаф обнаружил длинный коридор, а по его стенам, с обоих сторон – много одинаковых белых дверей, похожих на ту, сквозь которую он только что просочился. Но ни проникнуть сквозь эти двери, ни открыть их, ни просто заглянуть в них так, как глядят в стекло, у Олафа не получалось, хотя только недавно в реальном мире он проделывал это с легкостью, благодаря чему и извлек сюда Нюру.
      Нет, уж нельзя – так нельзя. Разве сравнить то, чему Олаф тут пока выучился, с могуществом госпожи Королевы?
      Теперь можно добавить в мою сказку: «В замке Снежной Кролевы было очень много пустых ледяных комнат».
      Но пусты ли они?
      Волшебное зеркало не смогло уже показать ему, что за одной из таких вот белых дверей Нюра ответила Снежной Королеве на её расспросы. А Нюра сказала, что, кроме Гены Цыплакова, она ни с кем не дружила. Прочие детишки в основном насмехались над нею и нередко обижали беспомощную девочку, дразня её и отбирая у Нюры игрушки. Тогда госпожа поцеловала Нюру в лоб и молвила, что она может наслаждаться отдыхом здесь и дальше; а на следующий день явилась опять к нему – к Олафу.
    Надо еще упомянуть, что первые строчки сказки Олафа не очень впечатлили госпожу. Да и что написал Гена за свои очень одинокие четырнадцать лет? Только стишок о летучей мышке в зеленых штанишках. Да ещё он попробовал переложить на стишки русскую сказку про теремок – и снова у Гены вышло не лучше жалкого детского лепета.
    «Так, может, ты и не хочешь больше быть Сказочником? – ласково осведомилась Королева.
    «Отчего же? Хочу», - пожал плечами Олаф.
    «А если ты будешь жить в моем замке не как Сказочник или мой ученик, а просто так… Вернее, не просто так, а как мой преемник – Снежный Принц, а?».
    «А как же сказка? Ты разжалуешь меня из сказочников?» - спросил Олаф.
    «Так, если ты сам не очень-то хочешь учиться», - хмыкнула Снежная Королева.
    И в немалой степени это была правда. Олаф, будучи ещё Геной, отличался великой ленью, и сделавшись Олафом, изменился в этом, прямо скажем, мало.
    «Я же в сказке, - заметил он. – Что – и здесь тоже обязательно учиться?»
    «Не обязательно, - вздохнула Королева. – Но, вообще-то – желательно».
    «Незнайка, я читал, научился водить машину, только взмахнув волшебной палочкой, - искательно молвил Олаф. – У меня тоже такая палочка есть, только ледяная».
    «Это не искусство, а ремесло, - объяснила ему Королева. – И потом – ну не всё же в сказках – правда. То, что ты сейчас привел в пример – обычное враньё».
     «А ещё я читал скандинавские саги, - продолжал упорствовать Олаф, - и узнал из них, что у вас тут, на Севере, был когда-то в древности приготовлен волшебный напиток – поэтический мёд. Всякий, кто его выпьет, сразу же сделается поэтом».
    «Такой мёд существует, - сказала Королева, вздохнув. – Но ведь ты ещё довольно мал. Не слишком ли крепок он окажется для тебя? Это ведь вино, если ты пока не понял, хоть и волшебное».
    «Вино, - кивнул Олаф. – Но не отрава же. Если я выпью его совсем немного, поэтический мёд мне не повредит».
    Он тут же вспомнил – видно, к месту – как  возрасте годиков шести, на каком-то семейном празднике попробовал половинку чайной ложки водки – и тогда у Олафа, бывшего ещё, конечно, Геной, буквально глаза на лоб полезли. Потом его просто стошнило. И с тех пор ни к какому алкоголю Гена не прикасался. Боялся…
    Но теперь он расхрабрился… Вроде бы. И Королева видела насквозь, что Олаф твердо решил отхлебнуть поэтического мёда.
     Госпожа хлопнула три раза в ладоши – и в зал вплыла служанка – Герда с холодной, запотевшей желтой бутылочкой и хрустальным бокалом на ледяном подносе.
     Сосуд подпрыгнул без посторонней помощи и плеснул мёд в чашу.
     Олаф выпил его достаточно храбро и без сомнения. Вино не показалось ему сильно каким-то жгучим, крепким – совсем нет; поэтический мёд лишь нежно согрел парню нутро. Сладок же он был чрезвычайно, однако, Олаф с младенческого возраста был известным сладкоежкой.
     «Очень вкусно!» = восхитился он и хотел налить себе ещё меда, но госпожа не позволила.
     «Хватит. Теперь посиди немного, прислушайся к себе: что почувствуешь», - распорядилась она.
     Бутылка, бокал, поднос и сама снежинка Герда – всё это растаяло в воздухе, как обычно.
     Но спустя несколько мгновений на Олафа напало какое-то новое горячее и щекочущее чувство. Ему нестерпимо захотелось писать, выводить на бумаге рифмованные слова и фразы. Перо и бумага явились тотчас перед ним – и Олаф знал, что всё это призвано колдовством из других миров. Кто призвал – Королева ли, Герда, или сам Олаф нежданно-негаданно уже этому научился? Ведь летать-то он теперь умел…
    Размышлять об этом не было большого смысла, да и времени. Хотелось писать и писать, немедленно, сейчас же.
     Схватив перо, не ставившее клякс, Олаф лихорадочно застрочил:

     Ручка скачет, скачет, скачет
     По бумаге день-деньской,
     И стихи за ручкой скачут
     Тёмной синей полосой.

     «Что это? – прервала его тут Королева. – Какой смысл в этих стихах?»
     Олаф наморщил лоб. Объяснить назначение своих ребяческих строчек он не мог, но процесс письма приносил ему некое удовольствие.
     Он снова впился глазами в ледяные очи госпожи – и озарился мыслью:
     «А! Конечно! Я должен писать стихи о тебе и только о тебе! Сейчас…»
     И застрочил снова:

     Королева была так прекрасна –
     Никому не сравниться с ней,
     Но она скучала ужасно
     Без друзей…

     «Да нет, - покачала головой госпожа. –Дело не в этом. Ты знаешь, зачем вообще люди пишут стихи?»
     Сей вопрос тоже поставил Олафа в тупик.
     «Вот, сам видишь, что без учебы, все-таки – никуда. Придётся тебе снова лететь к гному».
     «А может быть…», начал Олаф, но был перебит госпожой.
     «Ты мог бы стать рыцарем, если бы сразу согласился. Но теперь, глотнув поэтического меду, ты не сможешь быть спокоен, если не станешь плодить рифмованные строки. Делать же это неосмысленно – глупо и смешно. И, значит…»
     Пока она говорила, поэтический мед стал оказывать на Олафа и другое своё действие – как обычного дурманящего хмельного напитка. Говоря короче, на нашего стихотворца-графомана накатила неодолимая дремота.
     Олаф снова летел, проваливаясь спиной в небо, или в черный космос, иногда вращаясь, то плавно, то быстрее. Перед его глазами сменяли друг друга расплывчатые матовые цветные пятна. Постепенно они фокусировались в звезды, которые были далеко и разного цвета. Звезды летали вокруг Олафа, не приближаясь к нему. Он ощущал какое-то предельное спокойствие и уют – будто это не его выбросила в космос некая волшебная темная сила, а сам Олаф хозяин этой вселенной, может делать здесь всё, что захочет; например, в любой момент сесть и отдохнуть на любой планете или светиле. А может, он просто смотрел на этот красивый космос в магическое зеркало, никуда не отлучившись из ледяных своих покоев?
     Долго ли, коротко ли продолжался полёт, но окончился он так же мгновенно и внезапно, как и начался. Олафа чувствительно кувырнуло через голову и повернуло ногами вниз. В глазах его всё погасло, затем опять что-то возникло и зарябило – и, наконец, он понял, что сидит на том же стуле в лесной избушке гнома Оле-Лукойе, где уже раз побывал.
     Хозяин сидел неподалеку, на скамье у топящейся печки и строгал охотничьим ножом деревяшку.
     - Здравствуй. Опять на учебу? – спросил он, мимолетно обернувшись к гостю и тут же снова уставясь на некую свою поделку.
      - Угу… Здравствуйте, - ответил Олаф.
      Наш герой уже начал привыкать общаться на астральной частоте, и, возможно, поэтому звук голоса Оле-Лукойе, просто проворчавшего приветствие почти себе под нос, показался Олафу неприятно громким, как даже и собственный голос.
     - Вижу, ты уже испробовал поэтического мёда, - заметил Закрой-Глазки. – Тебя в детстве не учили – всё, что попало, в рот не тащить?
     - Почему? – немного удивился Олаф. – Мед вкусный, приятный и волшебный. Кому не хочется стать поэтом?
      - Ты хорошо помнишь историю его создания? – спросил Оле-Лукойе, теперь уже повернувшись к Олафу и сурово глядя ему в глаза. – Из-за этого волшебного напитка когда-то человека убили.
     Олаф наморщил лоб и вспомнил нужную главу скандинавского эпоса пятого века новой эры.
     - Да-да, - пробормотал новоиспеченный поэт, - Помню. Убили мудрого карлика…
      - Кровь его смешали с медовухой и всё повторно сварили… - задумчиво и недобро продолжил Оле-Лукойе.
      - Это было очень давно, - возразил Олаф.
      - Убийство – есть убийство, - нудил Закрой Глазки. – И всякий, отведавший поэтического меда, становится словно тоже виновным. И никогда не обретет ни счастья на Земле, ни покоя.
      «Но ведь я-то уже и не на Земле» - подумал Олаф и едва сумел подавить приступ тошноты.
      - Я тебе больше скажу. Я и был тем самым карликом, кровь которого использовали в поэтическом меде, - сознался тем временем Оле-Лукойе. – Это мою кровь ты выпил
      - Его звали иначе, - заметил Олаф, подавив ещё один приступ тошноты
      - Верно, - подтвердил человечек. – Первое моё имя было – Квасир, что на том древнем языке, которого теперь не существует, означало «хмель мудрости». Но едва меня убили, и душа моя оказалась вот здесь – всякая мудрость опостылела мне, опротивела. Веришь или нет, а я понял, что глупым жить намного легче, чем умным, а если ты мудр – слыви глупцом. Дольше и гораздо спокойнее проживешь. Отныне и навеки я – гражданин Закрой Глазки, занимаюсь только сказками, общаюсь только с детьми.
      - Возможно, - кивнул Олаф, и вдруг вспомнил, как в реальном мире раньше его – маленького мальчишку – взрослые, порой незнакомые люди гладили по голове, восторгаясь, какой он умный. Олаф – тогдашний Гена Цыплаков – гордился этим и только удивлялся, почему у него так мало друзей?
      А ларчик-то просто открывался. Видимо, умничать Геночке надо было меньше.
      - Так зачем же люди пишут стихи? – вывел его из размышлений вопрос Оле-Лукойе.
       - Не знаю… Потому, что складно интереснее писать и труднее…
       - Ты теперь, знаю, часто Бажова читаешь? – заметил Оле-Лукойе.
       Ученик подтвердил, что уральские сказы хорошо идут ему на завтраки и обеды.
       - А для чего Данила-мастер свои каменные чаши вырезал? – прищурил глаз неутомимый наставник.
       Это Олаф знал назубок с малолетства.
       - Чтобы всю красоту малахита открыть; самому посмотреть и людям показать, - отчеканил ученик.
       - Вот, правильно. А у поэта вместо малахита – слово, фраза, рифма. А ещё есть такая штука – гармония. Слыхал?

* * *
    На весь мир Королева гремела
    Красотой неземною своей,
    Только счастья, увы, не имела,
    В ледяном своём замке сидела
    Без друзей…

    Он сочинял. Он теперь не мог не сочинять, повсюду видя летающие, носящиеся стремглав, подобно молниям, светящиеся, разноцветные слова. Постепенно они слагались в строки – ровные и не очень. И внутри он то и дело ощущал что-то, наподобие щекотки – постоянную потребность сочинять.    
    Когда Олаф вынырнул из черного, блистающего космоса и снова вплыл в свои покои, к его кровати был прислонен красивый длинный одноручный меч с тонким клинком, очень прозрачным – настолько, что через него было видно любой предмет обстановки без малейшего искажения.
    - Это что? – спросил он сам себя, взяв меч в руки.
    Клинок был легок, рукоять очень удобная. Просто держать такое оружие - было не лишено приятности.
    - Подарок тебе от госпожи, - раздался голос возникшей, как всегда, неведомо откуда Герды. – Она знает, что ты давно мечтаешь о мече.
    И это была правда. Всевозможные русские мечи-кладенцы, неотразимый гномский клинок Грам из скандинавских саг, Оркрист и Гламдринг из творений Толкиена и тому подобные завороженные и завораживающие палаши давно привлекали, притягивали Гену Цыплакова. Пластмассовые сабли и мечи из «Детского мира»  были его любимыми игрушками лет так с пяти.    
    Научившись же кое-как строгать по дереву охотничьим ножом, Гена сразу начал вырезать отнюдь не примитивные кораблики, а именно меч. Пусть и деревянный, да – сработанный криво, косо, как попало, но с большим старанием. Гена внушил сам себе, что это волшебный меч и донимал этой новостью всех родных и знакомых.
    Прошло тогда всего две недели – и Гена совершенно охладел к деревянному мечу, и сие изделие юного романтика пошло на топку печи.
    - Но для чего сказочнику меч? – спросил теперешний Олаф довольно равнодушно.
    - А разве ты не мечтал о нём столько лет? – нахмурилась Герда.
    - Да, но это было в детстве…
    - Лучше поздно, чем никогда. Носи его и радуйся. А зачем он понадобится – тебе разъяснит госпожа.
     Олаф ещё сомневался, хорошо ли рубит этот очередной ледяной артефакт? Проверил. Выдернул волос из своей жидковатой белобрысой шевелюры и бросил его на обжигающее морозом острие. Волос легко распался пополам.
     Но с кем тут сражаться? С рыцарями-стражами у входа? Нелепо. Зачем?
     Ладно. Скорее бы возвращалась госпожа Снежная Королева!

* * *

      
     А Снежная Королева была в этот момент близко от Олафа. Она сидела в покое Нюры и сюсюкала с нею, как с совсем маленькой девочкой.
     - Так, правда, у тебя нет больше друзей там, в вашем мире?
     Нюра грустно покачала головой.
     - И никогда не было?
     Девушка покрутила головой сильнее.
     Не то, чтобы она совсем никогда и ни с кем не дружила – кроме Гены Цыплакова. В том же санатории у неё была одна подружка – Настя Царева – не такая подружка, с которой они бы вместе играли, но такая, что заботилась о Нюре, жалела её. Потому, что одной Нюре было трудно.
     Однако рассказывать об этой Насте Нюра госпоже почему-то не стала.
     - Ах, ты, малютка! – улыбнулась Королева, потрогав морозным указательным пальцем кончик Нюриного носа. -  Хочешь стать снежинкой?
     Ну да, на детских праздниках, таких, как новогодние утренники, Настя с интересом смотрела на танцующих девчонок в ажурных нарядах снежинок. Она и сама бы так потанцевала. Но не могла – по понятным причинам. И Нюра сказала об этом Королеве.
     - Да, но если бы ты по-настоящему захотела –  я бы помогла тебе… - молвила та. – А может, ты хочешь стать повелительницей снежинок?
      - Это как?
      Вместо ответа Нюра получила от госпожи волшебную сосульку. Как колдовать ею, Нюра уже себе представляла, поскольку недавно видела такую же ледяную волшебную палочку.
      - Это как у Гены, - радостно сообщила девушка.
      - У какого Гены? – Королева подняла взгляд к потолку, будто вспоминая. – А! У того, который привел тебя ко мне? Забудь про него, - Королева пренебрежительно махнула рукой.
      - Как забыть, если это мой друг Гена Цыплаков. Мой единственный друг, - произнесла Нюра Сеновалова не без гордости.
      - Это всего лишь мой слуга, - возразила Королева. – И зовут его совсем не Гена – это он тебя обманул. Его зовут Олаф.
     - Не может быть! – Нюра почти вспылила, но Королева придвинула к ней магическое зеркало и сказала:
     - Начинай же становиться повелительницей снежинок. Взмахни сосулькой и молви: «Пусть сейчас здесь пойдёт снег».
     Нюра выполнила всё это, и к её удивлению, прямо с ледяного потолка сказочного замка повалил снег – большие, пушистые снежинки, при этом совсем не влажные – сухие и хрусткие. Нюре было приятно, как они засыпали её плечи, волосы, руки. За какую-нибудь четверть часа рядом с Нюрой насыпался сугроб – небольшой и аккуратный, но довольно внушительный.
    - Хватит, - решила за неё Королева и махнула своей сосулькой, из-за чего снегопад сразу прекратился.
     - Теперь – хочешь увидеть свой родной город? – спросила Королева. – Пожелай, и он отразится в зеркале.
     Всё так и получилось. Творить чудеса в этом ледяном мире оказалось очень легко даже совершенно беспомощной доселе Нюре.
     В зеркале замелькали улицы и дома родного города. Нюра видала их прежде редко, поскольку очень подолгу никуда не могла выбраться из дома. Впрочем, иногда мама возила её по этим улицам на инвалидной коляске.
     Да, а как же там мама? У Нюры возникло щекочущее желание поскорее увидеть маму, но Снежная Королева сказала, прочтя мысли девушки:
     - Подожди, успеешь с этим. Лучше учись, пока я здесь, с тобой. Попробуй-ка сотворить снегопад в своем родном городе.
     Взмаха сосулькой и пожелания оказалось тут недостаточно – ничего не произошло.
     - Зачерпни снега из вот этого сугроба – Королева указала на насыпавшуюся с потолка небольшую горку, - слепи снежок и запусти в зеркало. Не бойся, оно не разобьется.
     И прежде непослушными пальчиками своей вечно скрюченной в клешню ручонки Нюра легко слепила довольно аккуратный снежный шарик и запустила весело его в стекло.
     Волшебное зеркало булькнуло, проглотив снежок. По ледяному стеклу пошли круги, словно по луже, потревоженной камнем. Когда круги пропали, стало видно, что в городе, где раньше жила Нюра Сеновалова повалил густой снег.
     Девчонка была так рада прекрасно удавшемуся ей колдовству, что даже запищала от восторга.
     Какое дело было сейчас Нюре, что там, в реальном мире, в наших краях подступал уже канун мая, и не только дачникам пора было в огороды, но и вообще подходил весенний сев.

* * *

    - А что ты хотел делать с волшебным мечом в детстве, если бы он тогда у тебя появился? – спросила Олафа Снежная Королева в ответ на его вопрос про ледяной меч – для чего он нужен поэту?
    - Сражаться с чудовищами! – сверкнул глазами Олаф. – Но их не было, и драться мне было не с кем.
     - А теперь – будет с кем, - уверила его Королева. – На мои владения наступают страшные огненные великаны – муспеллы. Они могут и собираются своим жаром растопить ледники. Если это произойдет, на Земле случится ужасный зной, который уничтожит большую часть человечества. Мировой же океан поднимется настолько, что смоет и утопит всех оставшихся людей. Многие годы, дни и ночи мои рыцари бьются с муспеллами, не покладая клинков. Но битва эта великая и упорная, и моим рыцарям нужно подкрепление.
     - Но что я смогу противопоставить огненным великанам? – пожал плечами Олаф и немного вздрогнул. – Я – всего лишь поэт, к тому же – я слаб телом и…
     - Ты храбр, - молвила Королева без сомнения в голосе. – А силой я тебя наделю. Ты поешь богатырской еды, и мускулы твои нальются огромной мощью.
      - Опять книжка какая-нибудь? – спросил Олаф, в первый раз в жизни ясно почувствовавший себя отнюдь не храбрецом.
      - Нет, вовсе не книжка, - подняла указательный палец госпожа. – Волшебная каша – знаешь такую?
     - Каша? – удивился Олаф. – Но до сих пор в вашем мире я подкреплялся только духовной пищей.
     - Каша, во всяком случае, вполне вещественная, мирская, - засмеялась Королева. – Ты отведаешь её и сделаешься богатырем.
     Герда уже была тут и держала в руках маленький глиняный горшочек.
     Олаф же на мгновение вспомнил, как бабушка уговаривала его, совсем маленького, есть овсяную кашу.
     «Не будешь есть кашу – навсегда останешься маленьким, слабеньким и хлипким, - говорила она тогда. – А вот древний греческий герой – Геркулес – этой каши  ел много – и был непобедимым.
     Овсяные хлопья, из которых готовили мама с бабушкой ту кашу, сами по себе именовались «Геркулес». Но все увещевания аппетита Гене много не добавляли.
     Тем временем, горшок, оказавшийся, как практически всё здесь, волшебным, принялся сам собою варить кашу и быстро изготовил её столько, что она потекла на ледяной пол. Заметив это, Герда приказала горшку остановиться, поставила его перед Олафом и убрала следы каши с пола.
     Каша оказалась манной и была сварена не очень умело – вся из комков, сгустков сахара и крупной соли. Есть её для Олафа оказалось не так уж легко.
     После второй ложки, содержимое которой Олаф едва не выплюнул обратно, ему вспомнилось, как он же сам – только будучи Геной – ел вот почти такую же кашу в пресловутом детском санатории. Так же давился, глотая вместе с кашей слезы. Напротив него сидел с тарелкой друг Гены по имени Олег Бородин и поглощал невкусное варево с самым невозмутимым видом. В глазах Гены Олег представал целым героем уже хотя бы за это.   
     В сравнении же с Геной Олега можно было счесть настоящим героем, потому, что Олег не боялся ровно ничего из того, чего страшился Цыплаков. Ноги Олега с малолетства были такими же слабыми и непослушными, как и у Гены, однако Олега не останавливал страх перед падением, и он рвался всюду дойти сам. Они с Геной были почти ровесниками, но Олег Бородин уже лет в десять ходил на костылях довольно сносно, а в тринадцать бросил и их и передвигался просто на ногах, как все люди.
    Так же, как и Гену, Олега Бородина можно было назвать сказочником. Встречаясь почти каждый год в том самом санатории, два друга только и делали, что делились между собой прочтенными сказками и сочиняли новые – свои собственные. Они фантазировали, будто могут попадать внутрь этих самых сказок, в фантастические миры, и совершать там всякие подвиги, переживать приключения.
    И в этом различия между двумя мальчишками обозначались явственно. Гена на вымышленные подвиги был необычайно охоч, в то время, как в реальной жизни (нам это уже известно) довольно-таки робок. Олег приключения не только выдумывал, но и искал их вокруг себя наяву. Историями сказочных стран и миров Олег делился только с одним своим другом – Геннадием; тогда как этот самый Геннадий готов был болтать о чудесах и таинственных, придуманных странах чуть ли не с каждым встречным-поперечным. Гена при этом строил исключительно умное и загадочное лицо и  убеждал того или иного малознакомого ему сорванца, что посвящает его сейчас в большую-пребольшую тайну, только его, и больше об этом никому говорить не положено. Санаторная смена у Гены зачастую оканчивалась тем, что его «тайну» знала вся группа, да и не одна подчас.
   В последние два-три года, Олег в своих письмах и телефонных звонках в основном старался втолковать Гене, что тому давно пора решительно браться за себя, больше тренироваться, перебороть собственный страх перед ходьбой и вообще – перед жизнью. В таких убеждениях, однако, Олег становился похож на Генину маму, и Гена Цыплаков уже не был так рад общению со своим закадычным другом, как раньше.
   Подслушала ли Королева мысли Олафа, или Олег Бородин был ей знаком прежде, но госпожа почему-то именно теперь вспомнила об Олеге.
    - Если ты сам не хочешь быть рыцарем, то, может быть, твой друг захочет? – предположила она. – Слетай за ним и приведи ко мне в замок.
    Это опять была не просьба, но приказание.
    Олаф, и правда, не очень стремился воевать – даже за госпожу, даже невзирая на то, что силы его серьезно прибавились всего от нескольких проглоченных с грехом пополам ложек волшебной каши. 
    - Будет исполнено, госпожа, - отчеканил он, преданно глядя Королеве в глаза.
    И собирался уже вылететь в окно, только спросил ещё:
    - А этот меч я должен отдать Олегу?
    - Нет, - ответила Королева. – Меч – подарок тебе. Носи его, как знак моей высочайшей милости. Олег получит другой меч. И помни, что по пути туда тебе могут встретиться муспеллы и придется все-таки сражаться – вот и будет, чем.
     «Странно, - усомнился Олаф. – Я ведь раз уже летал туда, и никаких великанов мне не встретилось…».
     Он несколько поежился, но презрел страх. Чего бояться при такой покровительнице? Да и, возможно, муспеллы не захотят сами вставать у него на пути. В первый же раз их не было.
     Однако Королева предупреждала не напрасно, а раз на раз не приходится. До времени и новый полет сквозь вечность протекал для Олафа безмятежно. Но вдруг, когда до цели было ещё не близко, а отступать и возвращаться – поздно, перед Олафом возникла гигантская огненная колесница, летящая вперед без всякой упряжи – примерно так же, как и сани госпожи. Колесница вся была словно объята языками пламени, а на ней стоял во весь огромный рост светящийся исполин с огненной шевелюрой и бородой, сам голый по пояс; а на поясе у него висел гигантский огненный меч.
     Взгляд муспелла был грозен, и Олаф чувствовал, что поединка не избежать.
     Олаф поднял ледяной меч – благо, от волшебной каши силы его теперь многократно возросли. Огненный же великан ощерился страшной улыбкой и потянулся за своим мечом.
     И тут Олаф почувствовал настоящую, непреодолимую жуть – и не столько от того, что его сейчас ударят клинком, похожим на исполинский огненный язык. Олаф понял, что он сейчас улетит в бездонную черную дыру-пустоту. Куда-то туда, где кончается попросту всё. Эта дыра-пустота разверзалась прямо под ним.
     Ему вдруг сделалась очевидна и разница между ним самим и этим огненным врагом. Великан твердо стоял на своей колеснице, тогда как Олаф просто витал в пространстве без опоры, пусть и продвигаясь в нем вперед.
     Когда мечи скрестились, длань горе-рыцаря Снежной Королевы, разумеется, дрогнула, и то, чего Олаф страшился, как раз и произошло. Наш герой провалился в безысходное небытие.

* * *

    Нет, Олаф не погиб. Он вынырнул из кромешной темноты, будто очнулся от обморока. Или ещё бывает сон без сновидений, когда сам не замечаешь ни состояния этого сна, ни времени. Он вынырнул и обнаружил, что летит над старинным русским городом. Город был очень красив, прежде всего – за  счет многочисленных православных храмов и монастырей. Они придавали городу особый колорит. И Олаф почему-то совсем не сомневался, что это именно тот город, где живет его друг Олег Бородин.
    Пролетая над городом, Олаф заметил с радостью, что даже не лишился в этой стычке ледяного меча, хотя удар получился изрядный. Напротив, Олаф теперь вцепился в меч и парил в воздухе, прижавшись к нему, словно к помелу, на котором в сказках летают ведьмы.
    Может, меч и спас его? Нет, конечно. Спасла защита всемогущей ледяной Госпожи. Что рядом с этим все сверкающие клинки и все волшебные сосульки во Вселенной?
    Впрочем, найти Олега было необходимо; этой задачи никто Олафу не отменял.
    Адрес друга «Сиреневая улица, дом сто один, квартира номер один» Олаф, будучи ещё Геной, затвердил давно, как строчку из стихотворения. Мог бы безошибочно назвать, разбуди его хоть глубокой ночью. И сейчас именно это помогло. Спустившись ниже, Олаф проследовал по указателям, и скоро оказался перед тем самым домом сто один.
     Это был старый, обшарпанный деревянный дом, не многим отличавшийся от того барака, где жил и сам Олаф в своем прежнем селе, будучи Геной. Квартира номер один была на первом этаже, и Олаф, позаглядывав в разные окна, довольно скоро с радостью увидел у одного из них Олега, который сидел за письменным столом, весь погруженный в чтение книги. Олаф чуть нерешительно стукнул в стекло кулаком. Потом ещё раз. Олег поглядел в окно и увидел визитера, висящего в воздухе, обнимая одной рукой ледяной меч.
    Парящий Гена Цыплаков (Олег ещё не знал, что это теперь Олаф) поднес палец к губам и прошипел:
     - Тссссс!
     Несмотря на двойное по раннему весеннему времени стекло, Олег ясно услышал это «Тссссс!» и пораженно помотал головой.
     - Бррррр! – произнес он в свою очередь. – Дочитался до глюков. Хватит. Надо сделать перерыв.
     Олег отложил книгу, закрыв её, и Олаф увидел название на обложке. Это был Булгаков – «Мастер и Маргарита».
     Вполне возможно, что Олег как раз читал то место в романе, где Мастер пришел к Ивану Бездомному через окно.   
     - Я не глюк, - услышал Олег ответ летающего мальчишки. – Я – твой друг Гена Цыплаков. Правда, теперь у меня другое имя.
     Олег нахмурил свои рыжие брови и внимательно рассмотрел пришельца.
     - Похож, похож, - отчасти согласился Олег. – Но призрак ты напоминаешь ещё больше.
     - Я, и правда, могу проходить сквозь стены и стекла окон. Как призрак, - смирился с вновь полученным названием Гена. – Сейчас я влечу к тебе в комнату.
     Гость так и поступил. И, примостившись на ещё один стул, принялся рассказывать не сильно, но все же удивленному Олегу, что прилетел к нему из царства Снежной Королевы. А точнее – прилетел за ним.
    - Царство Снежной Королевы – это одна из частей Страны Сказок? – уточнил Олег.
    - Можешь сомневаться, но, по-моему, это уже понятно, что я в неё попал, - сказал Олаф.
    И он поведал продолжавшему хмуриться другу, как повстречался со Снежной Королевой, как проник в её дворец… в общем всё-всё с самого начала и до прилёта сюда. Не забыл и о похищении Нюры Сеноваловой. Продемонстрировал другу и ледяной меч, и волшебную палочку-сосульку.
    Ледяному мечу Олег обрадовался. Впрочем, на слова о том, что Снежная Королева вручит и ему такой же, сказал:
    - Я сам себе меч сделал. Не бамбуковый, конечно, как у японцев, но всё же…
    Он вытащил из-под своей кровати весьма добротно изготовленный тонкий деревянный меч. Эта игрушка была сделана куда лучше всех мечей, когда-либо вырезанных Геной. Но как её можно было сравнить с клинком Королевы?..
     Волшебную сосульку Олег пожелал немедленно проверить. Одно непритязательное желание у него было.
     - Понимаешь, сколько я ни хожу в нашу библиотеку, а ни разу не встречал там «Тайны заброшенного замка» Волкова, - сказал он Гене. – Все остальные книги про Волшебную страну есть там, а этой нет – да и шабаш!
     Олег ещё не договорил, а «Тайна заброшенного замка» уже звонко шлепнулась перед ним на стол, вызванная откуда-то волшебной сосулькой.
     Большие любители книг очень хорошо знают этот шлепающий звук закрывающегося увесистого тома, и звук такой очень приятен их слуху.
     При виде книги на лице невозмутимого Олега Бородина отразился блик истинного восторга. И чуть сейчас же не погрузился в чтение.
     - Подожди, - остановил его летающий друг, - я ведь говорил тебе, что у нас, в царстве Снежной Королевы, этим питаются? Возьмем книгу в путь, чтобы нас не мучил голод.
     Олег посмотрел на него чуть рассеянно.
     - Ты ведь полетишь со мной? – уточнил Гена-Олаф, напомнив, что Снежной повелительнице нужен рыцарь.
     - Прямо сейчас? – подрастерялся Олег.
     - Сейчас или нынче ночью. Думаю, ночью удобнее будет сбежать, - предположил Гена-Олаф. – Но решайся скорее. Долго ждать тебя я не смогу.
     Гонец лукавил: приказ Снежной Королевы ему выполнить было необходимо, так или иначе.
     - Как надолго будет это путешествие?
     - Трудно сказать. Очень возможно, что навсегда.
     Олег Бородин засомневался ещё больше.
     - А если я влюблён? – напомнил он призрачному другу. – Если мне, в отличие от тебя есть причины жить в земном мире?
     - Ради этого ты откажешься от Страны Сказок? – не поверил Олегу друг.
     - Оно того стоит, - сказал Олег серьезно.
     Летающий гость был немного растерян. Сам он вряд ли променял бы царство Снежной Королевы на что бы то ни было, пусть самое драгоценное. Но с настоящей любовью он пока не встречался.

* * *

     Сон почему-то не шел к Олегу в эту ночь. Парень вертелся с боку на бок, задумчиво глазея в темноту.
    Так Страна Сказок существует? В детстве он просто поддакивал заигравшемуся в сказки приятелю, с которым никто, кроме Олега, как-то не хотел дружить, потому, что с Геной не о чем было толковать, кроме тех же самых сказок и футбола (по телевизору).
    Конечно, никаких сказочных снов с приключениями Олег не видел. Но сочинять сказки и делать вид, будто придуманная реальность где-то и впрямь имеет место быть – всё это постепенно увлекло Олега. Он тоже сделался начинающим сказочником.
    И вот теперь оказалось, что Генка не вполне врал… Или нет – что же – не врал вовсе? Если он сам, персонально попал в сказочную страну, да ещё и прилетел оттуда за Олегом…
     Пока Бородин размышлял так, друг-летун опять возник перед ним, словно из ниоткуда.
      - Так летим, или нет? – похоже, Гена-Олаф ставил вопрос ребром.
      - Не знаю, - опять пожал плечами Олег, - Как я оставлю родителей? Как я расстанусь с Клавой моей?
      Его сомнения начинали бесить Олафа.
      - Какая-то Клава тебе дороже сказочного мира! – недоумевал Олаф. – Возможность попасть туда тебе предоставляется в первый и в последний раз в жизни, а ты ломаешься… как девушка…
     Олег бросил на летающего друга сердитый взгляд в ответ.
     - Хоть показал бы мне свою красавицу, - проворчал друг. 
     - Пожалуйста. Вон, у меня на столе её фото в рамке. Можешь смотреть. Посвети фонариком.
     В дополнительном освещении слуга Снежной Королевы не нуждался. Отныне в мире живых людей он видел одинаково хорошо хоть днем, хоть самой темной ночью.
     Портрет Олеговой девчонки Гену-Олафа не впечатлил нисколько. Серой мышкой была эта Клава по сравнению с Госпожой. 
     Олег встретился со своей возлюбленной на следующий день, ближе к вечеру, в городском парке. Они погуляли немного по аллее. Бородин не знал, что Гена-Олаф, истомившийся за этот день ожиданием, невидимый, следил за каждым их шагом, ловил каждое слово влюбленных, легко паря немного поодаль.
     Гена-Олаф, конечно, лукавил, заставляя Олега выбирать, лететь или не лететь. Задание Госпожи ему должно было выполнить не мытьем, так катаньем, использовав все возможности, а в случае провала – готовиться, весьма вероятно, к суровому наказанию. И посланник ждал, напрягая всё своё терпение.
     - Клава, - вымолвил Олег очень смущенно. – Понимаешь, возможно, мне в ближайшее время придется уехать.
     - Куда? – насторожилась девушка.
     - Я не могу тебе этого сказать. Наверное, я расскажу тебе всё после своего возвращения.
     - Гм… Надолго? – снова спросила Клава.
     - Прости, но это тоже секрет.
     - Я спрошу у твоей мамы, - улыбнулась Клава.
     - А мама об этом ничего не знает, - сказал Олег и тут же подумал, не напрасно ли он это произнес?
      - Ты поедешь куда-то один, на продолжительное время и втайне от родителей? – Клава удивилась всерьез, - Олеженька, ты меня пугаешь…
      - Не бойся. Со мной всё будет в порядке, - заверил он таким спокойным тоном, словно и сам ни мгновения не сомневался в этом.
      Но тут Олег ошибся. Расставшись с девушкой (они почему-то даже не поцеловались) и свернув с аллеи на свою родную улицу, мальчишка не успел пройти по ней и дюжины шагов, как из-за ближайшего дома стремглав вырвалась грязно-зеленая машина «Нива», нелепо вихляясь на ходу, и сбила парня с ног. В тот же миг завизжали тормоза, и автомобиль, вздрагивая, точно и сам пришел в ужас от содеянного, сначала замер на месте и сразу стал медленно отплывать назад. Олег лежал, распластавшись, на потертом и сильно выбитом колесами асфальте. Клава увидела, что стряслось, и вопила, заламывая руки, над своим любимым. Выбравшийся из несчастного драндулета, неслабо пьяный водитель, мычал какие-то оправдания себе в усы, почему-то мокрые насквозь. К этому прибавился ещё и противный сигнал милицейской сирены.
     А душа Олега, рассеяв сгустившийся совсем ненадолго вокруг неё мрак, легко выпорхнула из тела и сейчас же увидела Олафа-Гену, находившегося поблизости, как я уже говорил, и парившего в воздушной стихии.
     - Ты тут? – растерянно произнес Олег, жестко взирая на друга и поминутно оглядываясь на собственное бездыханное тело внизу.
     - Ну, так летим? – легкомысленно спросил Гена-Олаф, широко улыбаясь, в восторге от предстоящего полёта.
     Некоторое время Олег не мог опомниться; а кроме накативших на него новых и неведомых ощущений, у него возникло подозрение относительно Гены: «А не ты ли это мне подстроил?»
     - Нет, не я, - ответил Гена, прочтя вопрос на его лице. – Убивать меня ещё не учили. Да и не моё это… Летим или не летим? Так совпало… Чего тебе теперь здесь терять?
     - Её, - Олег указал взглядом на рыдающую Клаву.
     Посланец так наморщил нос, что Олег понял – больше уговаривать не будет. И решился.
     - Только погоди немного: я слетаю домой, захвачу свой меч. Ты-то, вон – вооружен.
     - Деревянную игрушку? – на этот раз Гена-Олаф сморщился от смеха. – На что он тебе?
     - Мы же в сказку уходим, - рассудил Бородин. – Там и деревяшка может сделаться настоящим оружием. Кто знает – ещё и волшебным, даже…
     Проникнув к себе домой и вооружившись наивной самоделкой, Олег успел убедиться, что бесчувственное тело его туда не отнесли. И не в морг. А в больницу. Стало быть, надежда на возвращение ещё теплилась для него.
      И вот, несколько минут спустя они уже мчались вдвоем в потустороннем пространстве, похожем на открытый космос.
* * *

         Поздним вечером, да, скорее, уже ночью новых суток врач городской больницы сообщил встревоженным матери и деду Олега Бородина – а те сообщили и девушке Клаве - что парень сильно пострадал в ДТП, получил несколько переломов, но жить будет, хотя, когда именно выйдет из комы – ответить пока невозможно.
        Лишь уверившись, что её сын ещё вернется к жизни, зареванная мама Олега  вошла в его комнату – немного прибраться, и обнаружила, что со стола там исчез портрет подружки Олега – Клавы. Куда он запропастился, никто особенно не выяснял. Было не до этого.

* * *
        - Обожди, а ты-то – умер, что ли? – спросил приятеля Олег, как бы подводя черту под надоевшей Гене темой.
        - Откуда я знаю, - хмыкнул тот. – Я вылетел из тела. Попал в сказку. Если это называется «умер» - пусть умер…
        Олег на это хмыкнул тоже, но с каким-то другим, более весомым значением.
        Фантастический полёт отвлек Олега от мрачных мыслей. Сказочная, блистающая красота космоса потрясла его.
        - Так, говоришь, здесь могут нам встретиться враги? – спросил он, на мгновение выйдя из мечтательного созерцания таинственных светящихся космических глубин.
       Олаф снова напомнил Бородину об огненных великанах -  муспеллах, наступающих, по словам Снежной Королевы, на её владения.
       - Ну-ну, - покачал головой Олег Бородин. – Разберемся в этом…
       - В чём именно?
       - Кто на кого нападает на самом деле. Каждый, обычно, считает себя правым; другого – виноватым. Но не каждому слову нужно верить.
       - Нашей госпоже верить необходимо! – возмутился Олаф, который, замечу, здесь опять перестал быть Геной. Но его негодование было прервано явившейся из тех самых необъятных глубин горящей колесницей без упряжки, но со стоявшим на ней во весь рост огненным исполином.
      - Вот он – муспелл! – взвизгнул Олаф, поднимая меч обеими руками. По лицу не слишком героического паладина тотчас заструился холодный пот.
      - Стой! – твердо произнес Бородин, стремительно заняв позицию между Олафом и огненным великаном. Олег тоже стиснул в руке свой смешной для предполагаемого боя деревянный меч, но размахивать им не стал. – Привет, бонжур, хэлло, или как там у вас здороваются?..
      К огромному удивлению Олафа, муспелл ответил Олегу глубоким, приятным, очень гулким баритоном на чистом русском языке.
      - Привет тебе, юный воин из Митгарда. Кто ты, и куда держишь путь?
      Олег же, видимо, ждал такого ответа. Он коротко назвался и, несколько путано, постоянно обращаясь за подтверждением к Олафу, стал объяснять муспеллу, что друг позвал его с собою в царство Снежной Королевы.
      - Значит, вы не к нам – в Муспелльхейм, - кивнул великан. – Ага. Тогда я не волен чинить вам препятствия. Но спешу предостеречь. В снежно-ледяном мире вам могут заморозить души.
      - Гм… - задумался Олег, разглядывая  деревянный меч. – Как тебя зовут, предостерегатель?
      - Снорри, - назвал свое скромное скандинавское имя огненный исполин.
      - Так вот, Снорри. Меня вызвал в этот мир снегов и льдов мой друг Гена Цыплаков. И у него, хоть он там и живет уже некоторое время, никакая душа не заморожена.
      - Ты в этом уверен? – усомнился Снорри, пронзив Олафа, которого вновь ненароком обозвали Геной, подозрительным взглядом.
      Олаф-Гена ничего не сказал на это. Просто отвел глаза.
      - А кто воюет за Королеву? – задал новый вопрос Олег. – Ведь не сама она бегает, или хоть летает с оружием в руках?
      - Ледяные великаны Ётуны, - объяснил Снорри. – Неприятного вида  полудикие гиганты, ростом с нас, муспеллов, но куда злее…
      - Я видел только рыцарей в ледяных доспехах, - попытался возразить Олаф. – И латы у них очень красивые…
      - Наверное, ты что-то не то видел… - начал Снорри, но вдруг нахмурился, сорвался с места и умчался вдаль, потрясая огненным мечом.
      Наши герои разом оглянулись. Там, куда улетел муспелл, они увидели быстро приближающееся светящееся туманное пятно болотного окраса.
      - Это что ещё за туманность Андромеды? – пожал плечами Олег.
      - Не знаю, - буркнул Олаф. – А не прибавить ли нам ходу?

* * *
      

      У ворот замка Снежной Королевы Олег с большим интересом разглядывал тех самых ледяных рыцарей, что охраняли вход. Да, они были мало похожи на ётунов или хримтурсов, какими тех описывали скандинавские саги. Но Олег решил, что с течением времени жестокие великаны могли заменить невзрачные кольчуги на блестящие латы, заменить рогатые шлемы на более красивые позлащенные каски, и вообще, поступить под начало кому-то менее дикому, чем их прежние вожди.
    Он нисколько не испугался и даже совсем не удивился, когда у парадной лестницы, за воротами Олега поприветствовал невидимый северный ветер.
    В общем, подросток вел себя, как взрослый человек, попавший в мир чудес, но всё равно, относящийся к этим чудесам скептически. 
    Наверх, в тронный зал Олега проводила снежинка Аста – и всё время подсмеивалась над тем, какой у него суровый вид.
    - Я бы посмотрел на тебя, как бы ты смеялась, если бы сама впала в кому, - проворчал гость на это.
     Оказавшись пред ясными очами Королевы, Олег не проявил никакого трепета или смущения – словом, снова вел себя, как взрослый, опытный человек.
     - Здравствуй, рыцарь, - раздался в гулкой пустоте тронного зала бархатный и одновременно звенящий голос Снежной Королевы.
     - Здравствуйте, - ответил парень, смело глядя прямо на неё. – Ваше Величество? Или как к вам обращаться?
     - Называй меня Госпожой, ибо я – твоя госпожа.
     - А если мне не надо никаких господ? Если я хочу быть ни над кем, ни под кем? – спросил Олег тоскливо.
      - Но ты ведь прилетел сюда, чтобы служить мне. Сам согласился? Или, скажешь, тебя на веревке тащили?
     Олег без особого пафоса сказал только, что, отчего бы ему было не полететь с другом в мир чудес, если уж он, Олег, всё равно умер?
     - Вот мудрое решение! – похвалила Королева. – Согласись, ты ведь всегда мечтал командовать могучими воинами.
     - Это как сказать… - пожал плечами Олег. – Если бы я не был болен с рождения, я бы, скорее всего, стал бы, когда вырос, военным. Или спортсменом.
     Про спортсмена Королева не поняла, а о военном сказала, что одно из Олеговых мечтаний, похоже, вот-вот и сбудется.
     - Ты сам станешь рыцарем, самым главным рыцарем моего королевства; я тебя назначу командиром ледяной гвардии.
     - Да ну! – махнул Олег рукой. – Какой же из меня рыцарь? Это, как у нас, у русских говорят: «Не по Сеньке шапка».
      Он, между прочим, не удивился и тому, что понимал каждое слово Снежной Королевы, хотя, конечно, она была не русская. Однако, здесь, в мире чудес, все, наверное, обязаны понимать друг друга, и ничего удивительного в подобном явлении нет.
     - Из Олега – может быть, рыцарь бы и не получился, - вкрадчиво улыбнулась Королева. – Но ты отныне будешь не Олег.
     - Как это, - не понял Олег.
     - В моих владениях все вновь прибывшие подданные меняют имена, - пояснила Королева.
     - Снова не понял. Погодите, Ваше Величество…
     - Зови меня Госпожой! – её голос обволакивал парня, укутывал, запутывал, как плотное одеяло, но душил не жаром, а, как мы уже знаем, пронизывающим морозом, почти нестерпимым первое время.
     - Тебе ведь нравится смотреть на меня? – лез в самое нутро его души этот голос.
      - Нравится, - пробормотал Олег.
      - Тебе хочется во всём подчиняться мне. Всякое моё слово – блаженный, сладостный закон!
       Олег безвольно, сомнабулически, растянуто повторил эту фразу, заменив «тебе» на «мне».
       - С этой минуты тебя зовут рыцарь Эрик. Я так нарекла тебя.
       - Рыцарь Эрик – так нарекла меня госпожа, - промямлил новоназванный Эрик.
       - И ты смастерил прекрасный меч, - добавила Госпожа. – Вот оружие, которым ты – рыцарь Эрик – станешь крушить наших огненных врагов.
        Тот в который раз с сомнением поглядел на свою деревянную самоделку, несколько похожую на меч.
        Королева взяла этот жалкий клинок в руки.
         - Он волшебный. Тебе известно?
         - Да ну! – оторопел Эрик, в первый раз удивившись, наконец-то, в этих краях.
         - Правда, я пока не могу уточнить, какими именно чарами твой меч заворожен. Выясню. На это мне понадобится несколько часов. Может быть – сутки. А ты пока отдохни.
         И вот новоявленный рыцарь Эрик, временно обезоруженный, медленно летел вниз над ледяной лестницей, летел на отдых в одном из покоев ледяного замка, ведомый приставленной к нему девушкой-снежинкой – всё той же Астой.
         - Зачем тебе портрет этой некрасивой девчонки? – с живым интересом спросила его Аста. При этом Эрик даже вздрогнул от неожиданности. Он сам не знал, куда именно удалось ему спрятать фотокарточку Клавы, похищенную бывшим Олегом с собственного письменного стола. Никакой одежды на нем, эфемерном, теперь не было, а, следовательно, и карманов. Но Олег-Эрик смог сохранить портретик, поместив его внутрь себя где-то в районе груди, словно сунув в карман.
    Похоже было, что Аста могла видеть Эрика насквозь, хотя сам он себя  прозрачным не воспринимал.
    Выяснять, что да почему, Эрик не стал.
    - Это моя девушка, - невозмутимо ответил он.
    - На что тебе такая-то некрасивая?
    Всегда спокойный Эрик начал сердиться.
    - А ты-то кто такая, чтобы спрашивать меня про Клаву? – сдвинул он брови.
    - Я твоя служанка. Назначена Госпожой.
    - А если мне не нужны слуги?
    - А они у тебя были? – Аста заглянула ему в самые глаза.
    - Неа, - покрутил головой Эрик. – Никогда.
    Они уже влетели в ледяной покой, и Эрик примостился на широкой кровати, не найдя никакого другого тут сиденья.
    - Знаешь, как удобно – когда у тебя служанка? Которой распоряжайся, как угодно? Пошли её, куда угодно. Прикажи сделать всё, что захочешь…
     Она придвинулась так близко, что Эрика опахнуло лютым морозом. Он даже отшатнулся.
     - Зачем это? Да я сам за себя всё сделаю, куда угодно схожу… То есть, слетаю уж теперь.
     - И попробовать не хочешь?
     - Не хочу. Никаких слуг мне не надо. И служанок – тоже.
     Снегурочка отстранилась от него и некоторое время униженно молчала.
     - Тогда будь мне просто другом, - произнесла она потом.
     Как-то очень грустно и совсем по-взрослому прозвучала эта фраза от совсем молодой девушки, выглядевшей, вообще, как подросток.
     - Угу, - подтвердил Эрик задумчиво. – И командиром? Как ледяным рыцарям?
     Аста хитро улыбнулась. Эрик вздохнул.
     - Какой же из меня командир? Это, вон, из друга моего – Генки – пожалуй, будет и командир. Он нами, когда мы, пацаны, еще малявками были, довольно лихо командовал…
     Тут Эрик резко замолчал, помыслив – а не сболтнул ли он чего лишнего? 
    Стоило ли тут удивляться, или нет, но Аста знала того, о ком он спросил.
    - А! Это тот парень со смешным и непонятным именем – Гена, - вспомнила она. – Ну, он здесь высоко пошел. Он у нас теперь – принц. Снежный принц Олаф. Вот!
     - Да ну? – недоверчиво пожал плечами Эрик. – Принц… Хотя – почему бы и нет?..
     - Ты, может, голоден, рыцарь мой? – спросила Аста вкрадчиво. – Так прикажи, и я принесу тебе поесть.
     - А если я попрошу еды – это будет неправильно? – вновь усомнился Эрик. – Как там, у Фенимора Купера: «Иные люди понимают только окрики, выстрелы и взрывы». А вы понимаете одни приказы. Нет?
      - Ладно, будем считать, что ты просишь есть, - склонила голову Аста. – И какую же литературу ты намерен употребить сейчас? Этого твоего Купера – с выстрелами и взрывами?
      Подумать только, а Эрик уже почти позабыл, какую пищу вкушают в этом мире! Да, точно – книги.
     - Я из дома взял с собой «Тайну заброшенного замка», - молвил усталый командир. – Сможешь мне её сюда доставить?
     Он ещё не договорил, а служанка уже подавала ему книгу, с учтивым книксеном.
     И Эрик, удобно устроившись на не слишком удобной широчайшей и мягчайшей постели с пологом, углубился в чтение.
      Книга оказалась захватывающей. В ней речь шла о вторжении на землю инопланетян, которых было два народа. Один из этих народов поработил второй с помощью гипноза – в книге формулировалось «магического взгляда», или «ворожбы».
      Прочтя об этом, Эрик вспомнил замораживающие глаза своей здешней госпожи, внушившие ему отныне зваться скандинавским именем.
     «Ну-ну», - мелькнула у него мысль, но дальше этого отчего-то не пошла.
     Всё ещё читая, Эрик задремал, и привиделся ему сон, что он, и вправду, сделался командиром. Но командует одной лишь своей служанкой – Астой.
     «Если ты всё, что угодно можешь доставлять, а не только книги – то доставь-ка мне сюда из дома игровую приставку. Можно? Неделю назад мне, понимаешь, её купили, а я и… того… к вам улетел. Не успел наиграться».
      Вряд ли Аста знала, что такое игровая приставка. Однако во сне она это сразу поняла и доставила ему прибор в мгновение ока. Среди немногих картриджей с играми, какие были у Эрика в бытность его Олегом, там оказался один новый. На картридже единственная игра. В ней ледяные рыцари сражались с огненными великанами. Те и другие были так хорошо прорисованы, а экраном для игры послужило магическое зеркало, что Эрику казалось, будто всё происходит вокруг него вживую, либо он сам попал внутрь видеоигры.
      «Ну, что, снежный болван? – ворчал он, глядя в туповатые глаза исполинского снеговика с мечом, - Вперед!» - и нажимал клавишу джойстика.
      И ледяной гигант послушно взмывал в воздух и устремлялся, размахивая таким же огромным мечом, навстречу множеству огненных воинов страшного, отталкивающего, но вместе с тем, где-то даже и смешного вида.
     Рядом с одним ледяным рыцарем сражались десятки ещё других, мало отличавшихся от этого. Битва кипела, похожая на мультипликационную, но Эрика она порядком захватила.
     В какой-то момент Эрик явственно увидел, что огненные воины осиливают его ледяных подчиненных. И ему остро, до щекотания внутри, с истинно мальчишеским азартом захотелось самому броситься им на помощь. Мгновение – и всё уже произошло. Он взлетел, сам не ведая, как именно, и когда успел; и был уже в самой гуще боя, держа в руке сияющий синим светом, легкий, как сухая деревяшка, короткий меч, и нанося им славные удары врагам.
     Его удары рассекали огненных бойцов пополам, сносили им головы; удары же получаемые Эриком в ответ, хоть и наносились внушавшими ему на вид уважение огненными клинками, но не особо вредили, обжигали лишь кожу до красноты. Он видел всюду близко от себя и гибнущих ледяных слуг госпожи; но тех было очень много, и жалость к ним никак не проявляла себя в душе нашего героя.
     Когда ты, читатель, играешь в приключенческую «бродилку» на своей консоли, жалко ли тебе многочисленную непись, которую ты азартно рубишь световыми и другими мечами, расстреливаешь из лука или танковой пушки?  Держу пари, что ни капли не жалко? Даже если такая же непись дерется на твоей стороне? Вот, примерно так же относился и Эрик во время этого боя к своим ледяным подчиненным.
     Выиграть такое сражение, конечно, не составило ему никакого труда. Когда же последний враг, порубленный в светящиеся и пылающие клочки, исчез, неведомо куда, то, спустя ещё миг, Эрик обнаружил себя вновь в том же покое ледяного замка, откуда умчался в бой только что, на той же широченной кровати с пологом, глядя в то же высокое волшебное зеркало.

* * *

     У людей, живущих в Митгарде, есть поговорка: «Боюсь, как огня».
     В Муспелльхейме так не говорят. Ибо там огня никто не боится.
     Муспеллы сами созданы из огня и вынуждены, защищая свой животворный огонь, сражаться с ётунами – воинами из королевства льдов. Сражаться, не жалея себя, ибо стоит лишь ненадолго оробеть, ослабить боевую хватку, и ётуны будут ломить. Окончательная же их победа привела бы к замерзанию огненного царства. Тогда животворный огонь потухнет, а значит – перестанет согревать собою все близлежащие миры, населенные теми, кто не выживет без тепла. И Митгард – Землю – тоже.
      Снорри знал всё это хорошо. И не хотел, чтобы из всего живого во Вселенной остались одни ётуны да их суровая повелительница – Снежная королева.
      Огненный великан Снорри сражался с ледяными врагами отчаянно, без страха и лени. Он командовал отрядом своих пламенных сородичей.
     Он знал также, что, наверное, по замыслу великих богов, сотворивших все миры, силы муспеллов и ётунов равны. Как ледяным воинам уже сотни лет не удается ворваться в царство огня, так и муспеллы не могут сжечь и растопить королевство льдов. А на грани вечной войны огня и льда, от смешения этих могучих стихий, постоянно и зарождается новая жизнь.
     Но вот грянула новая битва – вроде бы, лишь одна из целого ряда похожих меж собою – но муспеллы вдруг и неожиданно потерпели в ней жестокое и сокрушительное поражение.
     И командовал в этом побоище ётунами молодой летающий рыжеволосый воин с ледяными глазами. Он смотрел этим морозным, сосредоточенным, застывшим взором направо и налево, вперед и назад. И ничто не могло укрыться от него и спастись. И не было в его взоре ни ненависти, ни отвращения к врагу, но и ни жалости, ни сомнения – тоже. Был, разве что, какой-то азарт – словно парень играл, а не воевал. И бессчетно гибли друзья и браться Снорри от разящего, как голубая молния, ледяного меча этого рыжего юноши. Эх!..
     Самого Снорри какое-то чудо, или боги сохранили и здесь от погибели. Но глядя в бестрепетное лицо рыжего юноши, Снорри вспомнил, как этот паренек из мира людей совсем недавно дружески беседовал с ним, со Снорри, встретившись с ним в черной пустоте меж мирами. Если бы Снорри тогда знал, что это враг!..
     Однако, проигран бой, а не война. Снорри и его огненные браться готовы биться опять, и ничто не поколеблет их решимости.


* * *

   
      В апартаменты Олафа что-то долго никто не заходил. Когда ему надоело оставаться в одиночестве, Олаф вспомнил волшебное слово «Эй», и перед ним сейчас же появилась снежинка Герда с улыбкой до ушей.
     - Ты сегодня молодец! – воскликнула она. – Вон, какого рыцаря нам раздобыл! Тебя ожидает заслуженная награда.
     Олафу было не очень понятно, в каком смысле ему награда за некие заслуги его друга. Но на причину ему, было по большому счету, всё равно.
     - А что за награда? – спросил полный любопытства Олаф служанку.
     - Ты видишь это зеркало? – указала Герда на волшебный артефакт. – Так вот, тебе теперь дозволяется пользоваться им всесторонне.
     Сказать по правде, до сих пор Олаф не то чтобы вообще пользовался волшебным зеркалом, предпочтя ему книги.
      - Как – всесторонне? – спросил он. – По нему же, вроде, только можно держать связь и собственное будущее видеть?
     - Не только. Оно способно показывать тебе сказочные миры, граничащие с нашим и совсем дальние, затерянные в пространстве.
        Вроде – Олафу ли было не знать про сказочные миры? Однако, Герда поведала ему, что на самом деле сказочники не сочиняют сказки, а открывают один за другим всё новые волшебные миры, прежде неизвестные людям. Эти миры не появляются во вселенной после их обнаружения, а существовали всегда, или, точнее – были созданы великими Созидающими Силами, неисповедимыми земным разумом.
     - Более великими, чем наша Госпожа? – задал Олаф наивный вопрос.
     - Конечно. Разумеется. И наша Госпожа им тоже подвластна.
     - А они добрые, или злые, эти Силы?
     - Если Созидающие – то, надо думать, они добрые, - улыбнулась Герда. – Но… Хотя… Всё не так уж просто.
     Но суть дела была не в этих глубоких и не очень интересных рассуждениях о том, откуда всё взялось. А в том, что Олафу теперь дозволяется попадать в мир любой известной ему сказки, посредством вот этого зеркала, поскольку сейчас он это заслужил.
     - Госпожа придёт к тебе и научит, какие слова нужно произнести перед волшебным стеклом, чтобы миры открылись, - сказала служанка в завершение. – А пока ты можешь просто попросить у зеркала показать твою любимую сказку – и смотреть её. И будь вежливым, пожалуйста.
     - Как телевизор, - кивнул Олаф, подумав немедленно, что уже порядком соскучился по телевизору. А вот, интересно: хоккей по волшебному зеркалу передают?
     Он мысленно засмеялся над собственным невысказанным вопросом.
     Олаф попросил у зеркала показать ему сказку Сельмы Лагерлеф «Путешествие Нильса с дикими гусями» и думал, что сейчас будет мультик «Заколдованный мальчик» или какая-нибудь кинопостановка. Оказалось – ни то, ни другое. В стекле просто отразилась сказка про Нильса – такая, какой она была, видимо, в настоящей жизни, в вещественном мире. Это можно было понять из живого – явно не поставленного звука голосов; Нильс, превращенный в гнома, говорил со зверями и птицами на той высочайшей частоте, какую услышит далеко не всякое человечье ухо, и Олаф понял их разговор не сразу, а только тщательно вслушавшись. Когда в природе была ночь, действие в зеркале отображало именно ночь – настоящую, живую, без искусственной подсветки, чтобы было красиво. Ну и так далее. Кроме того, когда сюжет читанной Олафом сказки подошел к концу, в зеркале всё продолжалось. Ставший из гнома обратно человеком Нильс тосковал по диким гусям и разговаривал с домашними птицами на их языке, более непонятном никому. Приглашали лекаря – тогдашнего специалиста по психиатрии – умеренных, впрочем, знаний – он сказал, что в целом мальчишка нормален, но не помешает наблюдать за ним. Приглашали знахаря – просили снять порчу с Нильса. Знахарю, сколь он ни шарлатанствовал, это не удалось. А ещё сам Нильс научился наводить порчу на людей и исцелять их, призывать вещи из иных миров…
      Олаф долго с нарастающим интересом смотрел этот сказочный мир, но рано или поздно прискучил, поняв, что действию не будет конца, если он сам не остановит. Стоило молвить зеркалу «Довольно, спасибо» - и стекло опустело.
     Олаф обратил внимание, что, хоть он и долго смотрел сказку – всё-таки, в чем-то – как фильм – но привычного уже здесь духовного насыщения не почувствовал. А вот аппетит – да. Словом, следовало сейчас что-нибудь почитать.
     - Новую бы сказку какую, что ли, - помечтал Олаф.
     - Новую ты придумаешь когда-то сам, - возразила Герда. – Пока питайся теми, что есть. Но не все же ты сказки читал на свете?
     Однако прямо сейчас наш герой предпочел известную ему вещь и открыл «Алису в Зазеркалье» Кэрролла.
     «И здесь тоже уход в сказочный мир через зеркало», - смекнул он.
     Утолив голод, Олаф опять почувствовал некоторую скуку.
     - Чем бы заняться? – спросил он – то  ли Герду, то ли сам себя. – Хоть бы скорее пришла госпожа и задала ещё какую-нибудь миссию.
     - Ты очень хорошо добываешь сюда ребят из Митгарда… с Земли, то есть, - оценила Герда. – Так, думаю, и все следующие твои миссии будут такими же, как прошлые две.
     - А может, в шахматы сыграем? – спросил Олаф. – Здесь шахматы есть? Ты играть умеешь.
     В бытность Геной он с малых лет любил играть в шахматы, хотя не то, чтобы умел. В процессе игры он так погружался в партию, что забывал про всё окружающее, как и в случае с книгами. Но тут проблема была такова, что Гена-Олаф намного чаще терпел поражения, чем побеждал. А проиграв, он всё ещё не мог вынырнуть из сражения на доске, сильно расстраивался, плакал, злился, даже мог подраться с соперником.
     Ведать бы Олафу, в какие игры рубится теперь его друг Эрик – может, он бы тоже захотел себе приставку и джойстик. Но наш герой о видеоиграх тогда почти ничего не знал.
      Герда нашла ему где-то шахматы – все изо льда, с тёмно-синими и белоснежными фигурами – и оба погрузились в игру.
      Увлекшись шахматами, Олаф не увидел, как в зеркале объявилось лицо Снежной Королевы, внимательно наблюдавшей за игроками.
      - Так-так, - промурлыкала госпожа себе под нос. – Отдыхаем? А сказать-то надо всего лишь: «Я – там!».
      И Королева махнула сосулькой.

* * *

     Возможно, Олаф слишком глубоко задумался об игре, весь ушёл в себя, или даже задремал, но шахматные клетки вдруг завертелись пред его взором, перемешиваясь, сливаясь и превращаясь в смешанное черно-белое пространство. На мгновение вообще всё пропало, а затем раздался голос – вроде,  женский, а может, детский, но говорил он весьма фамильярно:
     - Слышь, командир! Ты за каких будешь – за добрых, или за мудрых?
     - Я? – растерялся Олаф, но что-то, как будто щекоча его изнутри, похоже, требовало ответа немедленно. – Я – за добрых! – поспешно выпалил он.
       Пауза. Потом послышался резкий, громкий, неприятный трезвон. Разлепив веки, Олаф обнаружил себя в несколько ином помещении. Это была комната, стены, пол и потолок которой оказались покрыты белым, блестящим кафелем. Отнюдь не льдом и не снегом.
      Олаф лежал на белом топчане или на кушетке у кафельной стены, напротив входа в комнату. Рядом с кушеткой стоял небольшой круглый стол и белая тумбочка с круглым белым механическим будильником, который-то и прозвонил.
     Что это – больничная палата? Немного похоже на реанимацию. Но нет никаких медицинских приборов, ни стоек с капельницами.
     У противоположной стены, рядом с дверью, на ещё одной кушетке, тоже белой лежит кто-то – человек  небольшого роста, одетый в облегающий белый мундирчик, круглую, блестящую белую каску, белые  рейтузы. У его кушетки – тоже тумбочка, но без будильника.
      Над своей кушеткой Олаф увидел висящую на стене длинную, красиво изогнутую саблю в вычурно инкрустированных ножнах. Снял её со стены, вытащил немного из ножен, полюбовался, как хорошо начищена.
      Окликнул того, кто лежал на другом топчане:
      - Эй, солдат! Пора вставать!
     Откуда-то он, офицер Олаф, знает, что это – его ординарец. Только вот, как его звать – что-то позабыл.
      Солдат мгновенно, вышколенно соскакивает с топчана, поправляет на себе мундир, щелкает каблуками, вытягивается во фрунт.
      - Прости. Как тебя звать, солдат? – не очень решительно спрашивает офицер Олаф. – Я вчера, наверно, немного перебрал вина. Сегодня у меня провалы в памяти.
     - Я – Федра, сэр! – восклицает ординарец звонким девчачьим голосом.
     - Может, Федора? – поморщился офицер Олаф.
     - Никак нет, сэр! Именно Федра – как в древнегреческой пьесе.
     По выражению лица своего командира, Федра поняла, что примерно он подумал: «Ну вот, что за ординарца мне подсунули!»
      - Пешки не обязательно должны быть парнями, - пожала плечами она. – Прежнюю королевскую пешку звали Евгения.
     - Может, король девчонок любит. А теперешнюю как звать у него?
     - Евлампия.
     - Ну вот. А куда у него прежняя делась?
     - Погибла в бою.
    У офицера по спине пробежал холодок.
     - Напомни ещё, куда нам надо было явиться сегодня пол-восьмого? – спросил Олаф, бросив взгляд на будильник.
     - К министру, главнокомандующему Добрых! – отчеканила Федра.
     «Ты за добрых или за мудрых?» - вспомнил Олаф.
     Вот оно, значит, как.
     Он слез с топчана гораздо медленнее, чем Федра, и двинулся на службу. Девушка-ординарец услужливо показывала ему правильную дорогу.
     Они прошли пару длинных коридоров, раза два повернули направо и налево, продвинулись прямо и остановились перед белой дверью со светящейся табличкой «Министр». Поблизости от двери за белым письменным столом сидел молодой секретарь, одетый во всё белое, в белом берете на голове, украшенным черным пером.
      Олаф машинально сообразил, что в левом нагрудном кармане надо взять документы и предъявить этому пареньку.
      - Офицер белого наблюдения, - сказал секретарь и отметил сие в специальном журнале. – Время беседы с министром – пять минут.
      Олаф оставил Федру у двери, а сам, чеканя шаг, вошел в кабинет.
     Возможно, читателя немного смутит эта деталь – что наш Олаф, урожденный Гена Цыплаков, не ходивший даже в ледяном замке своей госпожи, здесь, в этом новом мирке, молодцевато щелкал каблуками и чеканил шаг.
     Надо отметить, что, сколь ни странно, сам Олаф на эту несущественную мелочь никакого внимания не обращал. Внешне офицер из него получился весьма бравый.
      В белом кабинете был ещё один стол, за которым сидел суровейшего вида министр, весь в белом, только на фуражке – черный помпон – и сам какой-то бледный. Может, от усталости.
      - Что происходит на вашем фланге, офицер? – строго спросил он без всякого приветствия, - Черные прорывают его. Пешки гибнут бессчетно, а вы всё ждете чего-то.
       - Наши атакующие ходы пока что все заблокированы, - без запинки ответил офицер Олаф. – У меня лично нет стратегического простора. Мы сейчас можем только отбиваться и ждать рывков кавалерии.
      Откуда он брал все эти сведения и оправдания? Не могу сказать точно, но как будто кто-то нашептывал Олафу, что нужно говорить. В его голове словно само собой лепилось некое совсем недавнее прошлое его жизни в этом мире.
     - Черные сами себя называют Мудрыми, - изрёк Олаф, хотя его никто об этом не спрашивал.
     - Да-да, - устало кивнул Министр. – Та сторона тоже считает себя правой в идущей войне.
    - Прав тот, кто обороняется. Виноват напавший, - сформулировал Олаф.
    Взгляд министра беззвучно ответил ему нечто, вроде: «Уфф, некогда мне с вами тут философствовать».
     Министр открыл незримую потайную нишу в стене и вынул оттуда небольшую черную книгу в твердой обложке.  Золотыми буквами на ней было вытиснено: «Гроссмейстер. Война – есть жизнь».
    - Сегодня за день – ознакомьтесь, - не то порекомендовал, не то приказал Министр. – А к вечеру вам выдвигаться на линию соприкосновения.
    Где эта линия находится и как именно выдвигаться, Олаф не имел представления.
    Обратно, в свою белую комнату он добирался теми же коридорами, а за окнами становилось всё пасмурнее: видимо, наползала темная туча.
     Придя в комнату, Олаф завалился на кровать, а пешка Федра стояла у двери.
     - Может, какие поручения будут? – спросила она.
     Олаф лишь махнул рукой.
     - Отдыхай пока.
     Он надеялся, что почерпнет из черной книги более-менее, где он находится и что за война тут идёт.
      Безликий автор по имени Гроссмейстер (никакого портрета в книге не было) с первых страниц провозглашал следующее:
      «Война – есть смысл самой жизни. С древнейших времен всё живое борется за то, чтобы жить и дальше. Если не бороться, то жизнь теряет смысл. Война – это развитие. Если солдат всю свою жизнь так и останется рядовым бойцом – для чего он тогда вообще жил и воевал?»
     «А если не солдат? – подумал Олаф. – И если не воюет? Нет развития? Можно же развиваться в познании мира, в творчестве…»
     Стало так пасмурно, что некомфортно было читать. Молнии, однако, не засверкали, и шум дождя за окном не слышался. Олаф огляделся – где тут включается свет? Федра услужливо спрыгнула со своей кушетки и нажала кнопку на стене. Потолок засветился.
     Олаф тем временем пытался открыть окно – там снаружи стал раздаваться странный свист и металлический звон. Что же это? Металлический град?
     - Эй! Не вздумайте! – крикнула Федра, бросилась к нему, оттолкнула от окна. Она постаралась мгновенно захлопнуть раму, но что-то влетело оттуда в комнату и вонзилось девушке в плечо. Федра охнула и замычала от боли.
      Ранившая её стрела больше напоминала железное птичье перо. По руке Федры тёмной струйкой текла кровь.
      - А могло и в лоб вам попасть, - сказала Федра, перевязывая свою рану бинтом из походного ранца.
     - Что там происходит? – спросил Олаф. – Стреляют с неба?
     - Это птица Рух с черной стороны, - объяснила девушка. – Она сыплет вниз железные перья. Да, как стрелы.
     - Одна из древнегреческих стимфалийских птиц? -  предположил Олаф. – У тех, вроде, перья были медные…
      - Может быть, птица Рух – это их потомок, - сказала Федра, всё ещё морщась. Кровь, однако, ей удалось остановить. – На линию соприкосновения мы полетим на такой же белой птице.
      Бомбардировка перьеобразными стрелами продолжалась с четверть часа. Она кончилась, и за окном сильно посветлело.
      - Тебе очень больно? - вежливо, но не очень участливо поинтересовался Олаф.
      - Чепуха, - махнула раненой рукой Федра, - Присохнет.
      Олафу почудилось, что он где-то уже слыхал точно такой же ответ, и не раз, но не мог вспомнить, где.
      - Может, выйдем на улицу? – предложил наш офицер. – Что нам тут делать? Вот эту дрянь читать? – он брезгливым жестом указал на не понравившуюся  книгу.
       Одеваться, либо переодеваться ему не требовалось. Олаф только сдернул со стены кривую саблю.
        - Жезл не забудьте, - напомнила Федра.
        Олаф вытащил из-под своей кушетки небольшую белую палку с конусообразным набалдашником на конце.
        - Это зачем? – спросил он.
        - Офицерский атрибут, - пояснила она. – Вы сами должны знать его назначение.
        А вот, не знал. Или не помнил. Странно, где это Олафу память отшибло?
         Они покинули комнату, повернули в коридоре в другую сторону и вышли на неширокую городскую улицу.
           Здесь всё было белым. Белые камни мостовой, белые здания, имевшие в высоту по нескольку этажей. По улице взад и вперед ходили люди, одетые во всё белое, ездили конные экипажи белого цвета и всадники на белых конях. Автомобилей никаких не было.
          Похоже, в этой стране на дворе было что-то, вроде нашего восемнадцатого или девятнадцатого века. Никакой особенно сложной техники.
          Но как же кнопки в белых палатах и кабинетах?..
           - Вы так любите белый цвет? - задал глупый вопрос Олаф, у которого слепило глаза от повсеместной белизны.
           - Это Белый город королевства Добрых, - напомнила Федра. - В Черном королевстве столица называется Черным городом. Те называют нас - Белыми.
           «А себя - Мудрыми», - вспомнил Олаф, но озвучивать это не стал.
          Следов бомбардировки или воздушного обстрела вокруг было  мало. Кое-где в окнах нижних этажей были видны длинные черты на стеклах, грозившие трещинами. «Бронированные окна-то здесь» - подумал Олаф.
          Двое мужчин пронесли мимо них третьего – вперед ногами и с двумя перьями-стрелами в груди. Кто не спрятался – птица Рух не виновата…
          - А наши Черный город тоже бомбят? – спросил Олаф не менее очевидную вещь.
          - Бомбят, ещё как. Обстреливают, - ответила Федра, морщась от боли – видно, рана всё ещё беспокоила её. – И ты сам вот уже скоро полетишь черных обстреливать.
          Она резко перешла с Олафом на «ты», и было в этом нечто очень знакомое.
          И ведь только что Федра спасла ему, наверное, жизнь, и сама пострадала при этом.
          - Ты тоже полетишь со мной? – спросил Олаф.
          Она кивнула.
          - На птице Рух? – догадался он.
          Упомянутая птица ждала их в конце улицы, за углом крайнего четырехэтажного дома. И была она выше этого дома ещё, пожалуй, на целый этаж. Птица Рух была вся белая, напоминала по виду орла, но была намного уродливее, чем он, и возвышалась на длиннющих тонких лапах, похожих уже на аистовые.
          Птица Рух стояла у высокой каменной лестницы, ведущей на квадратную площадку, с которой легко было перебраться к птице на спину. Металлическое оперение птицы Рух легко и как-то нервно позванивало. На площадке стоял, скучая, суровый мужик в легкой белой куртке, рейтузах, низких ботинках и в шлеме на голове, похожем на мотоциклетный. Скорее всего, это был «водитель кобылы», то бишь, птицы.   
        Олафу на спине этой птицы пришлось расположиться лёжа на животе. Сидя, он, скорее всего, быстро соскользнул бы вниз. Рядом с ним так же, держась за железные перья, улеглась и Федра. Пилот привычно для себя уселся в районе плеч птицы Рух.
       Чувство полёта было для Олафа не новым, но так мощно ветер свистел вокруг него впервые, грозя сорвать с птичьей спины и швырнуть парня в бездну. Приступ страха длился у него, однако, лишь пару минут. Затем мурашки на теле исчезли, и Олаф уже задумчиво смотрел сверху на Белый город.   
      И тут Олаф, будто случайно, вспомнил, как когда-то уже применял свой офицерский жезл   в некоем другом мире. И ему вздумалось следующее:
       - Тебе не кажется, Федра, что у вас тут немного жарковато? По-моему, не лишне будет слегка охладить. И белым снежком припорошить. Вот так…
      Он направил жезл книзу, и из волшебной палочки на Белый город посыпался густой мелкий снег. Словно огромное легкое кружевное покрывало спустилось. Снежинки красиво кружились, слипались и разлипались обратно, словно танцуя. Олаф взирал на метель, блаженно улыбаясь.
      - Вот так бомбить-то надо, - пробормотал он. – И никого не убивать. Так бы и нас…
      - Чёрным снегом… - дополнила Федра.
      - Почему – чёрным?
      - А там у них всё – черное, - сообщила она. – И снег. И души. Мы с ними должны сражаться всегда. Поскольку мы – Белые, в конце концов!  И Белый наш король должен стать единственным в этом мире! Долой ужасного Черного короля!
      Чёрный снег… А ведь где-то Олаф видел и такое. И черный снег, и чёрный дождь. Нет, не вживую. А в одном волшебном, что ли, окне.
       - А кроме Белого и Черного королевств, никаких других у вас тут нет? – спросил он ещё. – Красных, зеленых?
      - Мы ничего о таких не слыхали, - ответила Федра.
      «Почему бы этим Белым и Чёрным не жить просто вперемежку, но в мире? – подумал Олаф. – Что за смысл жизни – вечная война?»
      Птица Рух летела стремительно, но плавно, чуть покачиваясь; и Олаф немного задремал.
      Ему приснился мир, весь состоящий из чёрных и белых огромных квадратов. И на них дрались смертным боем армии двух этих цветов – рядовые бойцы, офицеры, конные рыцари… Из высоких башен палили пушки.
      Видение оборвалось, когда Федра затрясла его за плечо.
      - Проснись, командир! Нас атакуют!
      Открыв глаза и приподняв голову, Олаф увидел, что они летят уже по черному, как ночь, пространству, а навстречу им летит чёрная птица Рух, размерами не уступающая ихней.
       Он попытался встать и махнуть саблей, но было уже поздно. Произошел самый настоящий таран. С громким скрежетом черный Рух врезался в белого и обе пташки рухнули книзу, ломаясь, умирая и увлекая за собой седоков.
      Тьма и холод сгустились вокруг Олафа. И когда парализующий ужас падения прошел, когда он вообще перестал что-либо ощущать, то увидел ещё один сон.
       На опустевших черно-белых квадратах, в гнетущей пустоте на многие версты кругом, стояли метрах в двух он от другого черный и белый короли – унылые, поникшие, потерявшие короны, оружие, жезлы…
       - И как же мы теперь? – спрашивал один король другого. – Все  наши подданные мертвы.
      - Некому даже еды нам подать, - растерянно кивал второй король.
      «Ничья», - подумал Олаф.
      И проснулся в ледяном замке.
      Над ним стояла Снежная Королева.
      - Уж не испугался ли ты, принц? - осведомилась она с милой улыбкой. - Вернись. Это позади.
       - З-дравствуй, госпожа, - неуверенно проговорил он. - А где я был?
       - Ты засыпал снегом Шахматную страну, - ответила Королева. - Молодец. Благодарность тебе, Сказочник.
       Он приподнялся на локтях в своем роскошном ложе.
       - Шахматная страна... А я-то думал — куда попал? Черные... Белые... Короли...
       И, подумав ещё несколько мгновений, взволнованно произнес:
       - Там война!
       - Там всё время война, - подтвердила Королева. - От тебя требовалось, по сути, только установить там зиму. Ты с этим справился.
       - Там люди гибнут, - бесцеремонно  перебил госпожу Олаф.
       - Они везде гибнут, - холодно кивнула Королева. - Постоянно. Это - жизнь.
       - Я туда попал впервые. И был сразу же офицером. Почему?
       - Потому, что ты - принц. Снежный принц.
       - Федра погибла, - снова заволновался он.
       - Какая Федра? – нахмурилась Королева.
       Олаф стал рассказывать госпоже, что с ним там была в качестве ординарца девчонка по имени Федра…
       - Наверное, ты перепутал и имеешь в виду Герду – твою служанку? – предположила Королева. – Так она спит у себя в комнате. Ты позволишь ей выспаться? Не будешь произносить волшебного слова? Она ведь тоже устала и, думаю, напугалась.
       Теперь Олаф понял, почему лицо девушки, которая, по сути, там, в Шахматной стране, была пешкой, показалось ему таким знакомым.
       - А почему я не получил задания сразу перед забросом в Шахматную страну?
       - Ты ведь хотел отвлечься, отдохнуть от всяческих заданий? Вот и совместил отдых с делом. Было трудно?
       Олаф кивнул.
       - Ты хочешь отдохнуть в каком-нибудь другом мире – где не будет вообще никаких заданий?
       - Но не в таком страшном, каким оказался мир шахмат, - поежился он.
       - Найдется для тебя такой мир. Их полно… Но, может, ты пока ещё поработаешь? У тебя прямо талант доставлять мне новых слуг из твоего прежнего времени.
       Она попросила верноподданного вспомнить, были ли у него ещё какие-нибудь друзья. И нет бы Олафу поинтересоваться – а что дальше стало, например, с Нюрой, которую он уже сюда привел?
       Но – не спросил. Не подумал.
       Зато подумал о Нюре в этот миг рыцарь Эрик, который известен нам ещё и как Олег Бородин.

* * *

        Но отступим немножко назад.
        Буквально только что рыцарь Эрик вёл бой. Ему по-прежнему казалось вначале, что этот бой ведётся виртуальным мечом, с помощью джойстика, и происходит он на экране, в который трансформировалось его волшебное зеркало.
       Только противник в этот раз был что-то очень уж силён. Противник сей представлял собою большого и красивого огненного дракона с огромной пастью, изрыгавшей дым, и красными, прямо налитыми кровью, но умными и грустными глазами. Языки оранжевого пламени так и гуляли по телу, по перепончатым крыльям дракона, по зубчатому хвосту.
       Удары виртуального меча не причиняли дракону никакого видимого ущерба. Зато ответным огнем он истребил уже три из четырех жизней, данных на эту схватку рыцарю Эрику и изображенных в виде сердец внизу экрана-зеркала.  Но Эрик такой потери не придал особого значения.
      - Вот ведь, блин, прокачанный главарь! – проворчал он только лишь, отложил джойстик в сторону, поразмял пальцы и ладони и снова взял девайс.
     И ледяной дворец опять исчез для Эрика. Рыцаря втянуло в зеркало, он очутился в черном межзвездном пространстве, куда уже тут попадал прежде, глаза в глаза с самым настоящим огненным драконом; и вместо джойстика Эрик махал теперь взаправдашним светящимся клинком. Удивления никакого он не испытал – привык к чудесам.
       Правда, перемена условий боя и оружия успешности Эрику не прибавила. Дракон так же казался почти неуязвим, а вот огненные укусы начали причинять рыцарю настоящую острую боль. Запястье правой руки, сжимавшей рукоять меча, обуглилось.
     Он старался не обращать на эту боль внимания, но боль становилась с каждым драконьим выдохом всё явственнее. Поняв, что неумолимо слабеет, Эрик склонил голову себе на грудь и явственно увидел просвечивающее сквозь ребра собственное сердце. Оно было ярко красным и мигало.
       Тут чья-то сильная рука легла Эрику на плечо, ему стало легче и не так больно. Чей-то знакомый голос закричал ему в ухо:
        - Ты что, командир - с ума сошел? Этого убивать нельзя! Летим назад! Скорее!
        И словно каким-то космическим ветром Эрика дернуло за воротник назад; рыцарь совершил в пустоте пару забавных кувырков и, когда разжмурил глаза, нашел себя стремительно летящим неведомо, куда. Слева от него мчалась девушка-снежинка Аста.
          - Что это? - возмутился он. - Как - нельзя убивать? А ему меня, значит - можно?
          - Можно... понимаешь, огненного дракона боится сама Госпожа.
          - Как – боится? Почему?
          Аста поглядела на него очень серьезно, сама несколько испуганно.
         - Я тебе этого не говорила, а ты ничего не слышал. Ясно?
         Эрик промолчал.
         Вернувшись в свою ледяную комнату и подкрепившись пушкинской «Полтавой» (которую проходили в школе в седьмом классе – не отставать же от программы!), Эрик велел волшебному зеркалу показать ему, где сейчас находится Снежная Королева.
       Зеркало отреагировало на это странно – сломалось, что ли? Оно показало Эрику комнату Олафа и самого нашего Сказочника, сидящего на кровати и разговаривающего с кем-то. Но с кем – видно не было. Более того – не слышно было и что говорит сам Олаф. Только губы его шевелилось и черты лица были подвижны, как при разговоре.
       - Сломался, что ли, этот телек? – недоумевал Эрик. – Эй, Генка! Скажи уже что-нибудь!
       Аста хотела предостеречь его, чтобы Эрик не лез в дела Госпожи. Но тот уже коснулся зеркала волшебной сосулькой и пожелал:
       - Хочу поговорить с моим другом Генкой Цыплаковым.
       И сейчас же Олаф, уже готовый заняться чтением, увидел у себя в зеркале Эрика и услышал  речь друга, обращавшегося к нему без всяких церемоний.
       - Привет, Генка? Как сам? Чем занят?
       - Привет… Олег, - не сразу нашелся тот. – Вот, видишь – подкрепляюсь духовной пищей. А только сейчас меня посетила Госпожа.
       - Гм!.. А что же я её не видел? – озадачился Олег.
       - Придет, наверное, и к тебе, - утешил его Гена-Олаф. – Она сейчас, думаю, ещё к Нюре ушла и других ей тоже нужно успеть навестить.
       Олег-Эрик спросил его про Нюру, Гена-Олаф в кратких словах поведал ему о своей подружке, которую сам же и доставил сюда, и которая сейчас обретается где-нибудь в таких же ледяных апартаментах…
        - …И всё у неё теперь классно, - подытожил Гена-Олаф.
        Олег-Эрик наморщил лоб. Он тоже помнил эту Нюру Сеновалову, но смутно. В детстве общался с ней редко.
       По-быстрому распрощавшись с Олафом, Эрик вызвал по такой же зеркальной связи теперь Нюру. Некоторое время смотрел на неё, вспоминая. Нюра тоже неслышно для него разговаривала с кем-то невидимым.
      Эрик дождался, пока она закончит странный разговор и обратился к Нюре сам:
      - Здравствуйте, сударыня. Вы меня помните?
      - Ой, сударь! – обрадовалась и растерялась Нюра. – Нет, а кто вы?
      - Я Олег Бородин. Ну, помните – вам лет пять было. А мне – шесть. Детский санаторий. Я ещё на костылях быстро бегал…
     - Нет, не помню, - покачала она головой.
     - А здесь меня называют – рыцарь Эрик.
     Нюра опустила глазки и слегка зарумянилась.
     - Сударь, если вы думаете стать моим рыцарем, то вынуждена вам отказать. Мне, конечно, очень приятно ваше внимание, но сама Королева сейчас сказала, что за мной скоро прибудет Огненный принц; что он уже летит сюда.
       «Странно. А я и здесь Королевы не увидел», - подумал Эрик.
      - Ну, а здесь вам как – нравится? – спросил он ещё.
      - В этих чертогах хорошо,  но, понимаете, сударь Эрик, у меня никогда в жизни не было даже друзей. А теперь у меня будет принц!
      Эрик галантно распрощался с нею, «выключил» зеркало и задумался.
      Что ещё за Огненный принц? Муспеллов – огненных великанов – он повидал уже достаточно. Не столь уж отталкивающие ребята, как бы кто-то здесь ни считал их лютыми вражинами. Какой-то князь из Муспелльхейма? Ну, пусть так. Ох, что-то чуяло сердце Эрика…
         Снежинка-служанка Аста напомнила о себе.
         - Что – уже забыл свою некрасивую девчонку? – спросила она. – Полюбил теперь эту? Но эта ещё смешнее той…
        - Ты самая умная – да? – Эрик отмахнулся от Асты, словно от назойливой мухи. А потом вытащил из-под своих мягких доспехов фото Клавы и мечтательно уставился на него. Он смотрел несколько минут, замерев и молча.
       - Гляди – не гляди, а она далеко, - опять раздался голос Асты. – И я всё так же не понимаю, что ты в ней нашел.
       Эрик, всё более ощущавший себя снова Олегом, продолжал молчать и глядеть на фото.
       - Она далеко, а я близко, - промурлыкала Аста и придвинулась к рыцарю совсем вплотную. – Если хочешь любви, её можно со мною закрутить.
      Парень окинул девушку-снежинку снисходительным взглядом.
      - Маленькая ещё.
      - Это вопрос, кто здесь ещё маленький, - обиделась Аста. – Уж я постарше твоей-то… да и тебя самого… Слушай! – вдруг придумала она. – Ну, если тебе твоей девчонки так не хватает – как насчет забрать её сюда?
      - Зачем? – оторопел рыцарь.
      - Сидела бы тут и переглядывалась с тобой. И мы бы увидели, что такое истинная любовь.
       - Ты чепуху говоришь, - сказал Эрик жестко. – Клава сюда ещё успеет. Я не с ума сошел, чтобы забирать её на Тот Свет.
       - Зачем – на Тот Свет? А в Страну Сказок?
       Эрик махнул рукой – его не проведешь! И объяснил, что сам отчетливо видел, чувствовал и понимал, как его собственная душа отделилась от тела после наезда машины.
       - Ну, умер ты, или нет – я не знаю, - развела руками Аста. – Но на ваш Свет отсюда летают. А ещё ты можешь посмотреть через то же зеркало и узнать, что у вас там происходит.
       Он воспользовался советом служанки и вскоре увидел сам себя в больничной палате. Нет, не бездыханное тело. Олег лежал под капельницей без сознания, но не мёртвый. Дышал. Специальный прибор рядом показывал, что  сердце бьется.
       Значит, там он в коме какой-нибудь? А всё, что здесь с ним происходит – обычные болезненные видения?
       Он наблюдал сам за собою долго – в реальном мире день сменился вечером. Видел, как бесчувственного Олега навестили там мама и Клава. Как врач сказал его маме, что изменений в состоянии больного пока нет, но оно стабильное, главное – не ухудшается.
       Мысль о том, что с Клавой можно встретиться ещё раз, да и побывать в родных стенах, запала Эрику-Олегу основательно. Когда он задремал, Клава привиделась ему. Рядом с девчонкой стоял почему-то Огненный принц с красными грустными глазами, весь в красно-золотой парче, на голове – шапка, вроде русской царской; держал Клаву за руку и говорил:
       «Если она тебе не нужна – я её забираю!» 
       «Чего это?! – фыркнул Эрик. – Ты же к Нюре летел?»
       «Может, мне одной Нюры мало! А тебе жалко, что ли?» - рычал Огненный принц.
       Эрик не успел больше ничего сказать, как голова этого принца из человечьей вдруг превратилась в драконью, и огромная пылающая зубастая пасть нависла над Клавой. А та, похоже, совсем не понимала, что за опасность ей грозит…
        Проснувшись, Эрик, всё больше становившийся обратно Олегом, смекнул:
        «А что, если сбежать? Сказать, что полечу забирать Клавку, а самому добраться до дому, влезть обратно в своё тело и ожить?»
        Мысль показалась ему довольно здравой. Но пробудившись в полной темноте, Олег рассудил, что прямо сейчас лететь нельзя – будет слишком явное подозрение о побеге. Он преспокойно дождался утра (каковое наступало здесь порой, как помним, по мановению сосульки могущественной Госпожи); дотерпел и до ежеутреннего визита к нему Снежной Королевы (это было похоже на обход врача в больнице). И Олег, которого она называла Эриком, попросил:
       - Дозволь, Госпожа, мне слетать и доставить сюда из нашего мира мою подружку Клавдию? Я соскучился тут по ней, а кроме того, мне кажется, что тебе нравится, когда тебе прибавляют подданных.
       «А с чего это ты так решил, рыцарь? – беззвучно спросила Госпожа, весьма пристально глядя ему прямо в глаза.
       Олег ответил, что видел в её замке много белых комнат «для подданных» - сформулировал он, а некоторые из них – пусты.
      «Это не твоя забота! – сдвинула брови Королева. – Однако, за подружкой – лети. Я вижу, что ты сильно привык к ней, и проявляю милость».
       Олег почти сумел удержать торжествующую улыбку.
       «А чтобы тебе не оказаться в межмировом пространстве одному против нескольких, или многих муспеллов, - продолжила Королева. – Отправляю с тобой и твою служанку Асту. Она, кстати, воспрепятствует тебе, если по дороге ты выдумаешь какую-нибудь глупость».
       Улыбка угасла на губах Олега, не созрев.
       Рыцарю неоткуда было знать, что его друг Олаф несколько часов назад уже улетел ещё за одним своим приятелем – Константином Воробьевым.
       Не знал он и того, что к Олафу Королева на этом вылете надзирательницу не приставила. Тот вовсе не собирался и даже не помышлял превращаться обратно в Гену Цыплакова.

* * *
        А в реальном мире мама Нюры Сеноваловой пошла в этот день с утра в церковь, на исповедь.
        - Скажите, - осторожно спросила она священника, выбрав подходящее время. – Правда ли, что детки, если умирают, попадают прямо в рай, без мытарств, без всего такого?
        - Это до семилетнего возраста, - ответил поп очень серьезно.
        - А нашей Нюрочке уже четырнадцать, - сокрушенно молвила мама.
        Не подумай чего, читатель. Нюра не умерла. Она дышала, тело её стало гибким и пластичным. Но из странного состояния каталепсии Нюра всё не выходила. И сердобольная мама её стала постепенно смиряться, что рано или поздно… но что обратного пути у дочурки нет.
       - Молитесь, - посоветовал священник. – И не теряйте надежды. Впадать в уныние, когда человек ещё жив – грех.
        Если бы мама знала, что её дочка на самом деле не испытывает никаких мытарств  в аду, ни библейских блаженств в раю, а сидит-посиживает в сказочном мире и мечтает – наверное, это утешило бы маму?
        «Огненный принц – какой же он? – думала Нюра. – Наверное, красивый. А летит он сюда, может быть, на крыльях? Как принц-эльф в сказке про Дюймовочку? Ой, с ним я тоже стану маленькой-премаленькой, и у меня вырастут бабочкины крылышки!».
       Время шло, а Огненный принц не являлся. Заставлял себя ждать.
       «Зачем я ему нужна? Принцы берут за себя только красавиц – знаю по сказкам. А я-то – страшилка» - боялась Нюра, пристально разглядывая себя в зеркало.
       Кстати, она давно уже не просила это зеркало показать маму или хоть кого-то и что-нибудь из реального мира. Огненный принц словно заворожил девчонку, ещё даже не представ перед нею.
       Он всё не прилетал.
       «Может, он передумал?» - спросила себя Нюра. И поняла, что сейчас она заплачет.
      Пока она терла слезы по щекам, Нюра не заметила, как дверь в её комнату чуть приоткрылась и сейчас же затворилась опять.
      - Нет, не передумал, - раздался чей-то приятный голос. – Привет. Давай познакомимся.
      Голос был мужской, взрослый, благозвучный и немного как будто грустящий.
      Нюра торопливо оглядела всю комнату – и никого не увидела.
      - Кто ты? – спросила Нюра. – И где ты?
      - Я – Огненный принц, - был ответ ей. – А ты будешь у меня принцессой.
      - А почему я тебя не вижу?
      - Потому, что я невидим.
      - Гм!.. – задумалась девушка, - Подожди-ка. Если я стану твоей принцессой – ты и меня невидимкой сделаешь?
       - Ни в коем случае. Думаешь, мне самому приятно таким быть? Меня заколдовала одна злая волшебница.
       - Бедный! И ты теперь всегда будешь невидимкой?
       - Нет. Если ты меня расколдуешь.
       - Ой! – Нюра очень обрадовалась. – Да конечно, я тебя расколдую… Наверное, то есть, смогу. Я, знаешь, тут немножко научилась колдовать. Вот этой штучкой, - и Нюра простодушно показала своему новому другу, где бы он ни был,  волшебную сосульку.
       Говорят, что к хорошему привыкаешь быстро. Нюра так нуждалась в дружбе, что привязалась к невидимому существу, величавшему себя Огненным принцем, за какую-то пару фраз, и уже считала его другом.
      А невидимок она встречала уже в этом мире – например, Северный ветер – недалеко от входа в замок. Ничего страшного.
      - Это не понадобится, - в голосе принца послышалась улыбка. – Я тебе всё расскажу, что делать, когда уже прилетим в моё царство.
      - Ты прилетел за мной на крыльях, или на волшебной повозке – карете или санях? – стала перечислять Нюра.
      - Нет, - ответил он. – Только не пугайся. Я прибыл сюда верхом на драконе. И тебе придется лететь со мной на нём.
      - Но я и сама нормально летаю.  В вашем сказочном мире это не так уж трудно.
      -  Не в мире, а в мирах, - поправил её невидимый принц. - И дракон полетит очень быстро, детка. За ним тебе никак не угнаться. Да и не знаю, кому вообще такое под силу.
      Нюра посмотрела в окно. С большой высоты ледяного замка дракон, сидевший на мосту, выглядел не очень страшным. Красно-желтый, он весь поблескивал золотом. Поглядел вверх, и глаза его на уродливой морде показались Нюре умными. Если дракон – друг Огненного принца, а я стану Огненной принцессой – отчего же зверь будет меня обижать? – подумала она.
      - Но перед отлётом мне бы повидать Снежную Королеву, - сказала Нюра.
      - Мне бы тоже… - пробормотал голос принца, а громче добавил. – Но её сейчас нет в замке. Наверное, улетела по своим снежно-ледяным делам… Она ведь сама тебя предупредила, что я за тобой лечу?
     - Так и было.
     - Значит, дополнительного разрешения нам спрашивать не нужно. Если ты согласна – вперед!
     - Вперед! – радостным эхом отозвалась Нюра.
     Её тут же подхватило какой-то тёплой воздушной волной и вынесло на морозный воздух, прямо сквозь закрытое ледяными стёклами окно. В этом, опять же, не было ничего удивительного для девушки. Лететь ей было сейчас так легко, будто кто-то необычайно сильный нёс Нюру на руках.
      Спускаться много не пришлось. Дракон сам воспарил с моста, плавно кружась в воздухе, и подхватил Нюру на свою блестящую, широкую чешуйчатую спину.

* * *

      По дороге в реальный мир, Олафу пришло на ум заглянуть к учителю сказок – Оле-Лукойе. Вот как-то само захотелось его повидать – и всё тут.
       Разыскать его оказалось не трудно. Взмах волшебной сосульки сразу направил начинающего сказочника по нужному пути.
       - Привет, Конек-Горбунок! – обрадовался ему гном, пододвигая гостеприимно тарелку каши и кружку какого-то шипучего питья. – Ну, как твой творческий зуд?
       - Почти совсем угас последнее время, - вздохнул Олаф. – А как ты меня назвал? Как-то, вроде, по новому?
      - Что тут нового? Ещё не понял, что стал Коньком-Горбунком, что ли?
       - Как тебя понять? – пожал плечами Олаф.
       - Просто. Вспомни сказку-то Ершова. Тебе дали задание,  неведомо: доброе, ли нет, а ты – сразу:

       «Это службишка – не служба,
         Служба – всё, брат, впереди…» -
         Так ведь Конек-Горбунок отвечал, - теперь вздохнул гном. – И сдается мне, что службу ты своей Королеве ещё сослужишь. Только по душе ли тебе самому будет та служба?
        Олаф молчал.
        - Ты пока не задумывался – для чего она собирает вас столько – вот таких, - Оле-Лукойе даже поморщился, - из того мира, из настоящей вашей жизни? - он выделил слово «вашей».
       - Ну… Мне тут жить намного спокойнее и вольготней, чем было там, - пожал плечами Олаф. – Может, она это делает из жалости к нам?
       - Вот и спроси-ка у неё самой…а лучше, послушай совета? – заволновался гном. – Летишь сейчас к своим без охраны? Вот и улетай домой, спасайся! Чувствую, что твои приключения здесь заведут тебя в бездны и окончатся плохо. Может быть, она и забудет про тебя, найдет других…
       - Я тут Снежный принц, вообще-то, - сказал Олаф почти гордо. – А если так поступлю, как ты советуешь – стану трусом и предателем.
      - Сейчас ты Снежный принц, а рискуешь превратиться в Мороженого принца… а как назвать человека, который тащит своего друга неведомо, куда, сам не зная, для чего?
       - Чтобы меня отпустили, я должен написать сказку, - напомнил Олаф.
       - Ты её не хочешь сочинять, - махнул рукой Оле-Лукойе. – А  когда захочешь, может оказаться поздно.
       - Она отпустит меня, лишь только я выполню это условие, - почему-то был уверен Олаф.
       - Она может отпустить и одновременно оставить человека своим рабом навечно, - мрачно изрек гном. – Прочти любую сказку по типу «ученик чародея»…
      Со странными чувствами, не выслушав никакой очередной лекции, не поучившись, покидал наставника Олаф. Но полет в космической сияющей пустоте, меж прекрасных звезд, комет и планет, снова улучшил ему настроение.
      «Если не это – свобода, тогда что она есть вообще? – думал он. – Что – лучше сидеть в четырех стенах, мучиться от страха перед каждым шагом, мотаться по больницам и санаториям в тщетных попытках исправить больные ноги? «Сначала заходи, а потом всё остальное!» - мысленно передразнил он своих маму и сестру. – Этот карлик сам живет, как хочет, вот и мелет ерунду. А очутиться бы ему на моем прежнем месте… советчик!..»

* * *
      
      Костику Воробьеву было четырнадцать лет и у него не было мамы. Папа – имелся, а вместо мамы наличествовала мачеха.
      Папа Костика долго мучился один с маленьким больным сыном – лет шесть. Когда мучения этого папы доходили до предела болевого порога – отец-герой отдавал любимого сынишку  в детский санаторий сразу на пару-тройку смен – от трех до шести месяцев, а когда и больше. Это развязывало руки мужественному работяге-отцу. и он по-черному запивал.
      Бесконечно держать Костю в санатории  было этически неправильно и, пропившись, отец забирал маломобильного ребенка домой, где продолжал мучиться в попытках накормить и обслужить его. У Кости не служили не только ноги, но и руки действовали плохо. Он не мог сам ходить даже потихоньку, и на инвалидной коляске его требовалось возить. Он с большими затруднениями даже ел сам. Лучше было, если Костика кто-нибудь кормил с ложечки.   
      Другое затруднение жизни Костика состояло в том, что еду в квартире своего отца – так, чтобы её хватало на завтрак, обед и ужин – Костик видел не каждый день.
      С появлением мачехи папа стал выпивать поменьше, и еда кое-как дома появилась. Но и неприятностей прибавилось. Точнее, они стали иными.
      Мачеха у Кости была не то, чтобы сказочной злой ведьмой. Нет, она была с ним в нормальных, ровных отношениях, и даже жалела его. Но стоило этой женщине рассердиться на что угодно, либо просто впасть в дурное настроение – и она срывала зло на Косте. И тогда мальчишке нельзя было проронить лишнего слова, чего-нибудь попросить, или возразить новой родственнице. Тогда она кричала на него, громко обзывала «инвалидом несчастным, бесполезным», а могла и ударить.
      В первый год после появления мачехи Костик ещё побывал в санатории и провёл там три месяца, не видя ни отца, ни её. И надо сказать, пожалуй, что отдохнул. 
      Но с четырнадцати лет попасть в это учреждение было нельзя из-за возрастного лимита. И теперь Костику и его мачехе приходилось терпеть друг друга практически повседневно. Это было ещё ничего, когда к Воробьевым приходили какие-нибудь гости. При гостях у них было всё хорошо – для видимости…
       Отвлечемся от этого уныния, ибо даже писать о такой жизни тоскливо.
       Читателю, разумеется, абсолютно ясно, что если Костик в санатории дружил с Геной Цыплаковым, то всё Генины фантазии, напрасно  именуемые «тайнами», были Константину известны. По детской своей наивности, Костик на какое-то время даже проникся Страной Сказок. Ему тоже стали лезть в голову разные фантазии и сниться волшебные сны.
       Но вот он не виделся с Геной Цыплаковым уже больше года, и волшебные сны кончились. Костик стал понимать, что все они были не более, чем иллюзиями, грубо говоря – обманом, в каковой и сам-то Гена вряд ли верил. Просто, Цыплакову хотелось привлечь к себе ребят, казаться для них интересным, каковым он на самом деле отнюдь не был.
     Однажды ночью Костя проснулся в своей кровати, разбуженный каким-то шорохом. Долго тер глаза, не веря тому, что видит. Перед ним в кресле сидел Гена Цыплаков весь в странных, нездешних белых одеждах, скрестив руки на груди, и словно чего-то ждал.
      - Генка… привет! Откуда ты взялся? – больше растерялся, чем обрадовался Костик. – На чем приехал? Почему ночью?
      - Из Страны Сказок, - загадочно улыбнулся Гена. – Своим ходом прилетел.
      - Страны Сказок не бывает. Ты всё врал, - заявил Костик твёрдо.
      - Бывает. Я теперь там живу, - спокойно и холодно возразил Гена.
      - Не бывает! – уперся Костик. – Ты зачем-то заладил врать про неё на каждом шагу. Ты плохой, вообще-то. Зря я с тобой дружил – вот!
      - Ладно, пусть я плохой друг, - Гена, сидя в кресле, улыбался во весь рот. Ему было смешно над импульсивным приятелем. – Но я же прилетел за тобой, когда сам очень даже неплохо устроился в Стране Сказок.
      - Я не верю тебе, - почти рычал от уверенности в своей правоте Костик.
      - И ты не рад, что я прилетел?
      - Рад, - внезапно сменил пластинку Костик. – Я всегда рад друзьям. И у меня их полно. А вот у тебя, наверное, ни одного нет.
      - Тогда давай лапу! – провозгласил Гена и дружески пожал слабую и вялую пятерню мальчишки. – Ууууу… - протянул тут же разочарованно. – Силушки-то у тебя – быть бывало… Не качаешься совсем? Ни гантелек, ни отжиманий – ничего?
       - Сам слабак! – сразу огрызнулся Костик.
       - Ничего себе, как гостей принимаешь…
       И вдруг Костик, очевидно, решивший принять гостя, как положено, завопил посреди ночи в полный свой высокий и пронзительный голос:
      - Тётя Люда-ааааа! Ко мне гость приехал!
      Тётей Людой привык он называть свою мачеху.
      Послышались шаги, и та пришла в комнатку пасынка – в ночной сорочке, заспанная и сердитая.
      - Орём? – спросила надменно. – Соседей будим? Приёмной матери спать не даем? С ног сбившейся с вами – двумя балбесами! У меня вон – давление третий день под двести!
      - Доброе утро, тётя Люда, - невозмутимо ответил Костик. – А ко мне гость приехал – так я пойду, поставлю чайник.
      - Какой гость? Где? – мачеха включила свет, оглядела всю комнату и никого, кроме пасынка не увидела. Глянула на часы – пол-третьего ночи.
      - Да Генка Цыплаков – зараза. Прилетел из Страны Сказок, разбудил – ни свет, ни заря. Надо чаем его угостить. Пойдемте в кухню.
      Костик говорил так, будто  озвучивал самые простые и обыденные вещи. Словно этот надоедный Генка мог припереться к нему на огонек из Страны Сказок в любой момент, а выбрал, зануда, немножко неподходящий. Говорил так, будто он, Костян, вот сейчас встанет и пойдет чай кипятить, да ещё и еды какой-то сварганит сам. Вообще, будто Константин в этом доме полный хозяин.
      - Воробьё-ов! – немного скуля, позвала мужа тётя Люда. – Вставай! Иди, разберись тут.
      - Чего надо? – раздался из другой комнаты недовольный голос Костиного отца.
      - Твой инвалид совсем ума рехнулся, - проворчала мачеха.
      Её муж появился в комнате.
      - Невидимок видит, - сообщила мачеха, указывая на Костика.  – Ещё и разговаривает с ними. Это что такое?
      - Костик, что тут произошло? – спросил отец заспанно.
     И сын доложил ему то же самое: что прилетел друг из Страны Сказок, что он, Костик, обязан приветить этого нахала, а потом слетать с ним кое-куда, ненадолго. Неохота, но надо. Иначе, там без Костика все пропадут. У них, балбесов, руки не из тех мест растут…
     Вид у мальчишки при этом был самый деловитый. Только глаза время от времени закатывались под лоб.
     - Гена Цыплаков? Обожди, сын. А почему я его нигде тут не вижу? – спросил Воробьев-старший.
      - Генка, отвечай, почему мои родственники тебя не видят? – спросил Костик пришельца.
      Гость, отлично видимый мальчишке, сидел всё в том же кресле, с ожидающим видом, никуда, вроде, не прятался.
      - Ох! – вздохнула мачеха убито. – К психиатру надо стаскать нашего Костика. Может, ещё в дурку положат. Вот ты, Кирилл, и будь там с ним. Я хоть тут пока от вас отдохну.
      - Константин, не шуми, ладно? – примирительно молвил ему отец, потрепав сына по шевелюре. – Ночь. Надо спать. Гена тебе приснился.
       - Как – приснился, если он – вот, напротив меня сидит!..
       - Вот стукну по башке – и сразу все видения пропадут! -  разъярилась мачеха.
       Этого Костику никак уж не хотелось, и он поневоле умолк.
       Взрослые ушли к себе, свет выключили, и всё стихло.
       - Генка, - произнес Костик шепотом, как можно тише. – Ты чего – обалдел? Ты как смог от моих спрятаться? Нарочно издеваешься?
      - Я не к ним прилетел, а к тебе, - был ответ. – Думал забрать тебя в Страну Сказок. Полетишь сейчас?
      - Я... не помню, как летать. Давненько не тренировался, - забормотал Костик. – А что там делать – в Стране Сказок? У меня здесь работа. А ты там чем занимаешься?
      - Отдыхаю, веселюсь, лентяйничаю, летаю по космосу… - принялся жизнерадостно и вальяжно перечислять Гена. – Чем хочу – тем и балуюсь… Эх, хорошо там… Погодь! а что за работа-то здесь у тебя?
      - Да шоферю помаленьку, - брякнул Костик. – Денег зарабатываю. Когда надолго хватает, а когда – только на бутылку.
      Такой ответ настолько огорошил Гену, что тот даже вытаращил глаза.
       - Ты – шоферишь? У тебя же ноги не ходят, и руки не гнутся.
       - Это у тебя не гнутся! – опять стал сердиться Костик. – Как вот наподдам сейчас!
       - Гм… А можно, я завтра посмотрю, как ты работаешь?
       - Конечно! – обрадовался Костик, который был любитель похвастаться.
       - Только не говори со мной при родителях, - предупредил гость. – Я невидим ни для кого, кроме тебя. А теперь – спи. Если тебе завтра на работу – нехорошо всю ночь куковать.
       Костик нехотя уснул. Визитер его во сне не нуждался.
       Утром мальчишку одели в брюки, пиджачок, начистили ботинки, и отец его куда-то повез на своей легковушке. Невидимый Гена молча сидел рядом с Костей на заднем сиденье и на все попытки его что-то сказать просто подносил палец ко рту.
      Время от времени к ним подсаживались разные люди. Некоторых из них Костик радостно приветствовал, чуть не крича, например: «Здравствуйте, дядя Вова!» или «Привет, Маша!» и подскакивая на сиденье.
      Люди садились, выходили, где им было надо, расплачивались. Понятно стало, что таксовал отец Костика. А сына он куда-то вез.
      Один молодой пассажир сед прямо на невидимого Гену – и ничего не заметил. Как сел, так и вышел. И Гене от этого тоже ничего не сделалось – даже не помялся.
      Оказалось, Костика везли в спецшколу.
      В ней он учился, а точнее – мучился. Глаза у Кости не только часто закатывались под лоб, как мы уже знаем, но и поминутно разбегались в стороны. Вместе с глазами разбегались и мысли. Ему было трудно усвоить даже как пишутся буквы русской азбуки – где уж там читать!
      Все ученики этой школы были инвалидами, но так трудно учиться, как Косте, казалось, не было никому. Он просто сидел, пришибленно глядя на доску, а если начинал говорить – оживленно и жизнерадостно, то нёс какую-то чушь, не относящуюся к учебе вообще. Его никто не слушал и ни о чем не спрашивали.
       После возвращения Кости во второй половине дня из школы, Гена дождался, пока тот пополдничает, и останется без взрослых в своей комнате. Теперь можно было общаться потихоньку.
     - Ну, посмотрел я на твою работу и на учёбу, - вздохнул Гена. – Если ты это всё называешь жизнью… - он развел руками.
      - А чего? Знаешь, как я устал? Кердык! – выразился Костик, в очередной раз закатывая глаза. – Людей развёз кучу!
      - Куча людей… ну-ну! – грустно кивнул Гена. – Но ты просто так сидел. Работал отец твой.
      - Дурак! Это я работал, а папка просто так, мне помогал! – опять стал горячиться Костик. – Знаешь, сколько денег заработал?..
      - Сколько? – улыбнулся Гена.
      - Сто пятьсот тысяч! – подпрыгнул в коляске Костик, после чего махнул рукой. – И всё равно, мало. Надолго не хватит.
      - Ой, ладно… - вздохнул Гена, поняв, как глупо спорить с таким приятелем. – Ну, что насчет Страны Сказок. Летишь или нет?
      - Я забыл, как летать, - серьезно сказал Костик.
      Ой, будто раньше помнил!.. Держите меня семеро!..
      - Я тебя научу, - заверил Гена. И поведал, что сам выучился летать с помощью волшебной сосульки. – Вот она.
      - Ну и что она умеет делать? – хмыкнул Костик.
      - Да практически всё! Вот чего тебе сейчас хочется – скажи.
      - Чтобы у отца была новая машина! – мгновенно выпалил Костик.
      - Твой отец не поймёт, откуда она взялась, растеряется, - рассудил Гена. – Будут проблемы. Давай сделаем иначе. Пусть старая ваша машина станет как новая и больше пусть не ломается.
       Гена взмахнул сосулькой – и волшебство должно было свершиться. Но как это им проверить? Оставалось ждать какого-нибудь известия.
       Время тянулось очень долго. Часа через полтора вернулся Костин отец, и было слышно, как он разговаривает с супругой в прихожей.
       - Кирилл, у тебя дождь так отмыл машину, что она сверкает лучше новой, - говорила тётя Люда.
       - Она и внутри стала совсем, как новая, - отвечал ей муж. – Вот будто только что из магазина. Вроде, и техосмотр проходила довольно давно. Чудеса!
       - Слышишь? Сработало, - шепнул Костику Гена.
       - Классно! – очень обрадовался Костик и тут же заявил. – Я у тебя сосульку заберу.
       - Как это? – растерялся уже Гена.
       - Мне нужно ещё друзьям всяких чудес наделать. У меня знаешь, сколько друзей?.. Димка, Колька, Машка…
       - Что-то в школе я не заметил, чтоб хоть один с тобой дружил, - пробормотал Гена.
       - Ты глупый! – мгновенно снова осерчал приятель. – Они же все со мной здороваются!
       - Гм… ну, если этого достаточно для дружбы…
       - Давай сосульку. Ты мне её подарил, - напомнил Костик то, чего не было.
       - Чудак! – хмыкнул Гена. – В мире Снежной Королевы тебе дадут такую же, но именно свою, никакой чужой не надо. А летать тебя я научу. Ну, что, взлетаем?
        - Летим, только папу тоже с собой заберем, - решил Костик и уже закричал было: «Па!..», но гость перебил его.
        - Понимаешь, дружище, мам и пап туда брать не положено. Меня посылали только за тобой. Так решай – летим?
        Может, кто-то удивится. Гена удивился очень. Его несчастный друг вовсе не горел с желанием улетать от мучений в сказку.
       - Без папы мне будет плохо везде, - заявил Константин. – Зачем я там нужен?
       - А я – зачем? Меня там нарекли Снежным принцем, - похвастал теперь Гена, который там, в снежно-ледяном мире был Олафом.
       - Значит, там всех принцами делают? – спросил Костик, и вопрос прозвучал уже не так глупо, как прежние его вопросы.
       - Не знаю, - пожал на это плечами Гена. – Только уверен, что там тебе будет лучше, чем здесь. Ладно. Если полетишь –  отправляемся ночью, чтобы твоего отсутствия не сразу хватились. До ночи у тебя ещё есть время подумать.
       И Гена-Олаф вылетел в окно, чтобы невидимым летать вкругаля по городу и размышлять.
       Вопрос-то был не праздный – зачем все они нужны Снежной Королеве?
       Когда всё это случилось с ним, Геной-Олафом, когда только началось, он считал себя каким-нибудь избранным счастливчиком, раз его пригласили в сказку. Ан – нет. И не сказочников зовут. И не счастливчиков. А некоторые и нос воротят от таких приглашений.
       Ладно, прилечу обратно – спрошу саму Королеву, зачем мы ей нужны – подумал он.
       А самой глубокой ночью Гена-Олаф снова ворвался к Костику и разбудил его.
       - Ну, так ты готов в путь? – спросил похититель.
       - Слушай, - пробормотал Костик, протирая глаза. – А твоя эта… сосулька – она всё может?
        Похититель коротко кивнул – да, всё.
        - Тогда наколдуй мне здоровые ноги. Прямо сейчас.
        - Раз плюнуть!
        Наш ученик чародейки взмахнул сосулькой, и…
        Ничего не произошло. Оказалось, как видно, не раз. И не плюнуть.
        Он  пробовал махать сосулькой ещё и ещё – но толку не прибывало.
        - Так я и думал, - заключил Костик. – Врешь ты всё. И постоянно врешь. До свидания!
        Костик с большим трудом натянул на себя непослушными руками одеяло, отвернулся к стенке и больше не хотел разговаривать с гостем. 
      Гена Цыплаков, стремительно становившийся снова Олафом, поднял глаза к Полярной звезде – именно она укажет ему обратный путь в мир Снежной Королевы.

* * *

      До реального мира Эрик и Аста долетели в этот раз очень быстро и безо всяких помех. Муспеллы и прочие вражины, какие им могли встретиться по дороге, вели себя подозрительно тихо.
       Был июль, и сквозь чистое голубое небо весь родной город виделся Олегу-Эрику, как на ладони.
      Вот и родная улица, и дом, где он, Олег Бородин жил с самого появления на свет. Он хотел влететь в окно, но не мог свернуть в нужную сторону. Неведомая сила несла призрачного Олега почему-то к городской больнице.
     - Черт его знает, - проворчал он Асте. – Кажись, потерял управление.
     - Маленький ещё – чертыхаться, - буркнула Аста в ответ. – Тебя твоё тело притягивает.  Оно ещё живое.
     В больничную палату он влетел легко и склонился над собственным телом, безвольно лежавшим под капельницей.
      - Как странно… Я пока живой, но уже вне себя… Я влезу туда – в своё тело?
      - Зачем? – склонила голову набок Аста.
      - Ну, родина, все ж таки…
      И не успела Аста больше ничего возразить, как Олег уже проник в своё распластанное тело.
      Теперь уже служанка-снежинка с предельным вниманием смотрела на лежащего под капельницей подростка, буквально просверливая его взглядом.
      И через пару минут Олег успешно вылетел обратно.
      - Там ужасно холодно и неуютно, - поделился он.
     Аста, казалось, была удовлетворена таким его решением.
     Теперь по плану нужно  было лететь к Клаве. Но не успел они выпорхнуть обратно за окно, а Клава сама явилась в палату.
      Невидимый Олег тут же метнулся к своей девушке, и Аста неотступно следовала за ним.
      - Позволь нам пообщаться немножко наедине, - попросил надзирательницу Олег. – Будь человеком.
       - Я не человек, - ответила она. – Я снежинка. Давай, говори ей, чего собирался, и полетели все вместе обратно, к Госпоже.
       Клава, тем временем, сидела у постели больного, с надеждой вглядываясь в его недвижные черты.
      Призрачный Олег постарался вписаться между её лицом и собственным телом, и глядеть Клаве прямо в глаза. Пытался сказать ей, что он тут, что прилетел за ней.
       Никакого толку. Клава его не слышала и не видела.
       - Может, влезть в себя ещё раз? – предположил он. – И попробовать сказать всё уже осязаемыми губами?
       Асте не понравился такой вариант. Но Олег его испробовал. И вдруг печальной Клавдии показалось, что её парень, лежащий без сознания, шевелит губами и пытается что-то сказать. Смысла она уловить, всё равно, не могла, но бросилась за врачом.
       - Доктор! Олег приходит в себя!
       Прислали врача. Он сказал, что оживление в мозгу пациента наличествует, но говорить о возвращении сознания, пожалуй, ещё рано.
       В общем, как призрачный Олег ни старался, донести до Клавы ему ничего не удалось.   
      - Вылезай, - предложила Аста, пронизывая его морозом внутри тела. – Самому ведь, говорил, неуютно там и мерзко?
      Когда Клава ушла домой, Олег нехотя вынырнул сам из себя и огорченно понял, что вне тела ему – призраку – намного уютнее и веселее.
      - Значит, ничего не получится? – спросил он риторически. – Зря мы сюда прогулялись?
      - Можно ещё ей присниться, - посоветовала Аста. – И во сне уж всё расскажешь. И она поймёт.
       - А как это сделать? Я ведь не умею, - Олег, будучи Эриком, действительно, такого ещё не колдовал.
      - Это просто. Я тебя научу. А не то, ты, поди-ка, решил, что я послана тебе мешать тут? В общем, надо прилететь к твоей Клавдии, когда она будет спать, и положить свои ладони ей на затылок. Даже сосулька не нужна.
      - К девчонке в спальню? Она ведь там раздетая будет!
      - Во-первых, под одеялом. Ничего непионерского ты, юный пионер, там не увидишь. Во-вторых, она твой визит тоже  прозевает. Вы будете с ней в мире её же сновидений. Там и поговорите.
       И всё равно, приближаясь к окну Клавиной спальни, Олег очень смущался.
       Девчонка спала не под одеялом, а лишь под простыней, поскольку погода была теплая, а дома – так вообще жарковато. Добраться до её затылка оказалось совсем легко.
        А приложив к голове подружки свои ладони, Олег сначала заметил, как она вся  съежилась и задрожала (неужели он такой холодный?). Затем он сам как будто бы уснул. Во всяком случае, вокруг их обоих заклубился белый то ли дым, то ли пар, за которым уже ничего не было видно. Они стояли на какой-то поверхности, друг напротив друга и держались за руки.
      - Олежка! – радовалась Клава. – Я так по тебе соскучилась!
      - И я тоже, - отвечал он. – Потому и прилетел, чтобы сказать тебе…
      Он бросил взгляд себе за плечо – Аста стояла поблизости и строго смотрела на них.
      Вот, не сказать бы чего-нибудь не того…
      И Олег начал торопливо и несколько путано рассказывать Клавдии, как друг утащил то ли его душу, то ли какое-нибудь его астральное тело в фантазийный мир снегов и льдов, какая там есть повелительница – Снежная Королева. Как она назначила Олега командиров ледяных великанов, как ему сменили имя на Эрик, про бои с огненными воинами – ну всё, всё, но, по возможности, в кратких словах.
      - В общем, я жив и бодр, - подытожил Олег. – И скоро вернусь в наш мир. К тебе.
      Глаза Асты за его спиной метнули ледяные молнии. У Клавы просто открылся рот от удивления.
      - Тебе там не нравится? – воскликнула она. – Вот вся эта красота и волшебство? И чудесное оружие, и сражения?..
      - Там нет тебя, - промолвил Олег.
      Суровая Аста чуть улыбнулась и кивнула: так, так.
      - Ты хочешь сказать, - прищурила глаз Клава. – Что тебе плохо везде, где нет меня?
      - Да, - подтвердил Олег.
      Девушка была растрогана.
      - Но ведь мы с тобой ещё, можно сказать, малы. Что же – если мы бы поссорились и расстались…
       - То помирились бы.
       - А если бы совсем и навсегда? Если бы я встретила другого парня?
       - Тогда я ему бы с но…
       - Что?..
       Он хотел сказать что-то, вроде: «я бы ему с ноги – в нос!», но передумал и молвил иначе:
       - Я бы ему снова и снова объяснял, что у него, скорее всего, будут  ещё девчонки, а для меня ты – одна.
       - А если бы это всё не помогло, и я выросла и пошла бы замуж за другого?
       - Я бы ждал, когда ты вернешься ко мне.
       Снова пауза.
       - Королева поставила условие – написать  сказку или стихи про неё – тогда она отпускает пленника в его прежний мир, - рассказал Олег. – Я не верю ей, но такие стихи сочинил. Правда, там всё больше про тебя…
       И он принялся читать по памяти:

А нам с тобой всё те же снятся сны:
О том, как мы друг в друга влюблены.
Но что-то, так похожее на лёд,
Нам встретиться по жизни не дает.

Вдруг колет сердце холодом живым,
И в голове клубится снежный дым,
И вянут розы на твоем окне,
А я смеюсь над ними, как во сне…

Похитят мою душу холода,
Останусь я мальчишкой навсегда.
Тебе ж из этих чужеродных мест
Спасать меня однажды надоест.

Над словом «Вечность» буду я сидеть,
На Королеву Снежную глядеть,
И – ни надежды в сердце, ни любви…

Но вот глаза мне вспомнятся твои –
И рухнет лёд. Сон сгинет. Наяву
В твоих объятьях снова оживу.

       Клава бросилась ему на шею и даже сумела обнять. В реальности сна призрак оказался осязаемым.
      - Олежка! Спасибо тебе! Спасибо! Ну, ты уж слишком романтичен. Это от малости лет…
      - А ты не такая?..
      - Я… я… - у Клавы слезы наворачивались на глаза, - Олежка, а если бы  я была там, ты был бы счастлив?
      Олег видел: Аста расширила глаза и вытянула вверх большой палец.
      - Нет, - холодно ответил он. – Туда ты всегда успеешь. Там – не жизнь.
      - А что там? По твоим рассказам, там очень хорошо.
      - Но это не жизнь. Живи здесь. И жди меня, сколько сможешь. Я постараюсь вырваться обратно.
       Лицо Асты (Клава его не видела) сделалось злым.  Снежинка-служанка (а точнее сказать  - надзирательница) покрутила пальцем у своего виска и стремительно вылетела в окно. Олег, почуявший нечто очень недоброе, кинулся за ней вслед.
      - Куда ты? – Клава резко повернулась за ним и проснулась.
      В её комнате никого не было.

      * * *

      Аста и Олег снова ворвались в ту самую больничную палату, где лежало под капельницей бесчувственное тело нынешнего призрачного рыцаря.
      Она спикировала к этой самой капельнице и схватилась за иглу.
      - Что ты собираешься делать? – спросил он, хотя ответ был ясен.
      - А зачем его мучить? Лежит меж мирами – ни то, ни сё, - Аста держалась за иглу, вливающую лекарство в вены беспомощного Олегова тела, но пока не выдергивала её.
      - Таков приказ Снежной Королевы? План «Б» - да?
      Аста ничего не отвечала и никак не действовала.
    - И ты просто возьмешь и убьешь человека?
    - Это всего лишь еле живое тело, - ответ Асты был холоден.
    Но с этим ответом можно было согласиться. Олег только что был там, внутри и обнаружил не так уж много хорошего. И всё же…
     - А если я стану защищать это чуть живое? – Олег решительно выставил вперед светящийся ледяной меч.
     - И не пытайся, - равнодушно ответила Аста. – Ледяные не убивают друг друга ледяным оружием.
      - Аста, ну будь человеком! – повторил он, не убирая меча. – Ты ведь когда-то была живой девушкой?
      - Я не помню этого, - покачала она головою. – Я сделана из снега. А у снега нет чувств.
      - Но ты же предлагала мне закрутить любовь с тобой?
      - Мне было интересно: что это вообще такое?
      - Интерес – тоже чувство… Кроме того, мне кажется, ты чего-то боишься. Просто взбучки от Королевы? Или она может тебя уничтожить?
      Аста виновато кивнула.
      - Сделанные изо льда  снега умирают?
      Вопрос был излишним – хримтурсы под командованием Олега-Эрика явно гибли в сражениях с муспеллами.
      - Но я думал, мы здесь и так – на Том Свете? То есть, всё равно, что умершие?
      Она замотала головой – нет, нет!
      - А что – из  настоящего мира мертвых хоть кто-то приходил и рассказывал что-нибудь? откуда известно?.. Или там просто ничего нет?
      - Есть. Оттуда… приходят. Но пришедшие оттуда – страшны! Невероятно страшны! Если такой появится где-нибудь здесь, то загнать его обратно очень трудно. Они там или мучают умерших, или сами умершие становятся ими.
      Это Олегу показалось вероятным. Он, конечно, смотрел в реальном мире набиравшие сейчас популярность американские кинострашилки про зомби – живых мертвецов. Ну да – приятного в них мало.
       - Если моё тело умрет, я не окажусь там, среди тех, о ком ты сейчас сказала?
       - Не окажешься. Останешься среди нас. 
       - Но у меня не будет надежды вернуться к живым?
       - Не будет.
       Снежная девушка опять протянула безжалостную руку к капельнице.
       - Тебе с нами плохо? – спросила она при этом.
       - Не плохо, но у вас скучно. Каждый день одно и то же. Мы не станем старше…
        - И не состаритесь…
        - И не создадим больше ничего толкового. И не победим зло – так, чтобы по-настоящему победить, а не понарошку. Будем навсегда разлучены с любовью. И, в конце концов, всё равно когда-нибудь погибнем. Понимаешь?
      А не всё ли ей равно.
      - Ты хочешь сказать, существование в вашем жалком мирке полно смысла?
      - Достаточно и того, что там, у нас есть любовь, а у вас – нет.
      Аста задумалась. Опустила руку от капельницы.
      - Вот я возьму тебя с собою в наш мир – ты там сама всё увидишь, - неожиданно пообещал  Олег.
       - Меня? В ваш мир?! – Аста, казалось, была потрясена.
       - Не бойся, снегурочка, не растаешь, - улыбнулся Олег. – И у нас – интересно. Тебе понравится.
       Она молчала.
      - Давай договоримся, - предложил он заговорщически. – Ты оставишь мне надежду, а я не позволю Снежной Королеве отправить тебя к мертвецам?
      Ответа не было. Служанка не верила ему.
      - А если получится, возьму тебя и в реальный мир, - продолжал искуситель.
      - Мы вот сейчас тут болтаем без толку, а она всё слышит и видит нас, - пролепетала служанка.
      - Где? – Олег оглянулся по сторонам и вдруг воскликнул. – Тогда слушай меня, Королева! Я вернусь к тебе, чтобы сразиться с тобой! И я вырвусь от тебя на свободу! И никто другой, кроме меня, виноват в том не будет!
      Аста даже немного пригнулась. Глаза её расширились от страха. Казалось сейчас сюда влетит какой-нибудь снежный вихрь, чтобы покарать бунтовщика.
      Нет, не влетел.


* * *

       Обратно они не мчались, а, скорее, плелись, ковыляли – по сравнению с тем, как двигались раньше.  Хотя речь здесь идёт о космических скоростях.
       Вот впереди затуманилось Ледяное королевство – Ётунхейм.  А огненный Муспелльхейм нависал над ним, пылая не хуже Солнца жарким рыжим диском.
      Здесь, уже на подлёте к цели им встретился грустный и растерянный Олаф, снова переставший быть Геной Цыплаковым.
      - Привет, дружище! – бодро окликнул его Олег, не желавший более быть Эриком. – Что пригорюнился? Куда потерял свою красотку?
      Вот уж о Герде Олаф как-то совсем позабыл. Его занимало теперь другое.
      - Привет, - рассеянно бросил Олаф. – Ты можешь себе представить, что паренек из мира людей, никому там не нужный, влачащий жалкое существование, наотрез отказался лететь в Страну Сказок?
      На лице Олега не было заметно удивления, когда Олаф рассказывал ему о том, как не удалось заманить к Госпоже Костика Воробьева.
      - Значит, он всё же нужен кому-то в своём мире, - рассудил Олег. – Или тот мир нужен ему самому. Ты ушел от ответа про подружку?
      Но в этот миг пред ними, словно ниоткуда, возникли пять здоровенных муспеллов – в этот раз без колесниц, зато с клинками, готовыми разить без пощады.
     Олег храбро кинулся вперед, и Аста поддержала его, убеждаясь, что бесстрашие этого паренька выражается далеко не в одних лишь словах. Бой закипел; и может, ребята продержались бы долго – если вообще бы не одолели врагов – но их подвёл сказочник. Олаф, любящий громкие фразы, но тушующийся в настоящем деле, струхнул и сейчас. Его удары никуда не годились, были какими-то паническими.
      Его первого и достали плашмя огненным клинком по голове, плашмя, потому что меч Олега помешал муспеллу сразить Олафа наповал. И всё пропало из глаз и из сознания сказочника. 

* * *

     Снежная Королева сидела на своём троне и внимательно рассматривала деревянный  меч, сделанный этим храбрым мальчишкой, которого она жаловала званием рыцаря и именовала Эриком.
     Клинок деревянный, но при этом волшебный. Почему? Ведь ни она сама, ни какой-то другой чудотворец никаких чар на него не налагал.
      Просто, паренек, трудолюбиво вырезавший это жалкое по изначальной сути оружие, мастерил его с такой любовью и так верил, что в Стране Сказок сей меч обретет могущественные волшебные свойства… что меч его таковым и стал.
      Повелительница снега и льда что-то чувствовала в этой деревяшке сразу. Что-то не очень хорошее. И недаром она заменила самодельный меч Эрику на другой: красивый, стильный, похожий на фантастическое оружие будущих веков; такой, что не мог ему не понравиться. А всё же – менее разрушительный, чем эта деревяшка.
      Наивной игрушкой, что сейчас была в руках Королевы, можно было перерубить пополам тот меч, похожий  на джойстик. Можно было сразить огненного великана – муспелла, либо ледяного гиганта – ётуна. Без проблем…
      Более того – и это самое страшное – совсем пустяковой манипуляцией можно сделать эту деревяшку опасной и для самой Королевы…
      Ох, брррррр!.. Даже думать о таком – нестерпимо ужасно. 
      Значит, надо уничтожить этот клинок.
      Она попыталась сломать его и даже не очень удивилась, когда это не удалось. Конечно. Заворожен неизвестно, чем, непонятно, как. Сам Эрик не знал, что его заворожил. Попробуй-ка, сломай!
     Сжечь?
     Как?! Что-то одна чепуха сегодня в голову приходит. Развести огонь среди льдов!
     Она решила посоветоваться и вызвала посредством волшебного зеркала Оле-Лукойе. Тот некоторое время смотрел на меч с ещё большим интересом, а затем наморщил нос.
      - Не сломать, говоришь? – заворчал гном по-стариковски. – Что-то, мне кажется, его и не сжечь. Он пропитан чем-то. Боюсь, что его можно лишь поджечь. Чтоб горел. Но не сгорит. А ты помнишь, чем для тебя это опасно?
     Конечно, Королева помнила. Горящим деревянным мечом можно её уничтожить.
     Да что там мечом! Хоть горящей спичкой.
     Что же делать?
      - Я бы на твоем месте просто выбросил его в любой из параллельных миров. И пусть там валяется.
       - А если он попадет к врагу?
       - Выбрось в мир, где у тебя нет врагов.
       - В мир людей?
       Что-то в этом было. В мире людей в сказки верят только дети, да и те верят всё меньше. И какой ребёнок сообразит, зачем этот меч нужен? И кто из них пойдёт сражаться с Королевой? Для чего?
      Решение проблемы нашлось.
      Деревянный меч полетел в ледяное окно, сопровождаемый заклинанием, и очутился где-то в мире людей, в какой-то всеми позабытой канаве на опушке леса.
      Кому там понадобится эта глупая палка?
      Теперь проверить, что ли, куда подевались мои верные слуги – рыцарь и сказочник, Эрик и Олаф?
      Королева воззрилась в волшебное зеркало

* * *

     Нюра сидела на спине дракона и ничего  не боялась. Даже когда он на лету опасно качался вправо-влево – она даже не взвизгивала.  Когда вокруг них запылало жаркое пламя – не испугалась. А пламя здесь было повсюду – и на земле, и даже в воде. Вместо деревьев из земли выметывались многометровые огненные языки. И вообще всё кругом, если не горело – не сгорая – то понемногу тлело. Это была Огненная страна.
     Огни здесь были разноцветные – всех цветов радуги. Они не дымили и не душили жаром, а просто согревали, который мягче, а который – горячее. Вот огненный язык лизнул дракона в самое крыло. Ящеру от этого хуже не стало нисколько. Вот сама Нюра коснулась красивого сине-зеленого огненного столба – и нашла, что он еле осязаем, но теплый и щекотный.
     - Это, наверное, не настоящий огонь, а понарошку, - подумала вслух Нюра.
     - Почему? Самый настоящий, - уверил её невидимка. – Он жжет и может спалить дотла. Но только то и тех, кто мне не нравится. 
     Нюра подумала, что вот это, похоже, самая жаркая страна из всех теплых стран. И что нет ничего красивее, чем огонь.
     - А как ты думаешь, чем занимаются принцессы? – спросил невидимый Огненный принц.
     - Ну, в сказках они ждут к себе женихов и выбирают их, - вспомнила Нюра.
     Дракон пролетел низко над горящей землей. Навстречу ему попались три громадных огненных воина. Они дружно и очень синхронно взмахнули клинками: похоже, отдали принцу честь.
      Великаны видели незримого принца? Или знали, что он обязательно летит на этом драконе?
      - Выбирать тебе не придётся, - задумчиво молвил принц. – А вот ждать – да, пожалуй, надо. Видимым я стану не так скоро.
     А дракон подлетел к самому верху высокой башни желто-красного цвета и завис около окна под её крышей.
      - Тебе ведь легче летать, чем ходить, - произнес голос невидимки. – Ты сама влетишь в башню, или тебя перенести?
      Хотя Нюра умела летать сама, но пожелала, чтобы её несли. И всё та же неведомая сила, что посадила Нюру на спину дракона, теперь внесла девчонку в башню прямо сквозь стекло, так, будто окно было распахнуто настежь.
      Её усадили в мягкое вращающееся кресло. Окно оказалось справа от Нюры, а прямо напротив её – маленький круглый столик и большое высокое зеркало.
      - Вот, - сказал невидимка. – Принцессы обычно сидят в башнях. И тебе придётся сидеть.
     Комнатку можно было бы назвать кельей, но там было очень богато. По полу, потолку и по стенам – ковры. Столик и оправа зеркала – из золота.
      - Чем будешь угощать принцессу? – немножко нескромно спросила Нюра.
      Голос объяснил ей, что он – Огненный принц – ест одно только жареное мясо, а – пьет  огонь.
     Жареное мясо Нюра ещё могла понять, хоть и не любила такую еду в прежней жизни. Но как можно пить огонь?
      - Ты ведь прикасалась к огню, пока мы летели сюда – и он тебе нравился, - подбодрил её голос.
      Слева от сидящей Нюры отворилась дверь с таким лязгом, будто была из железа. В каморку сам собою вплыл золотой поднос с широкой золотой тарелкой, на которой были выложены куски жареного мяса и с серебряным кубком – из него вырывалось зеленое и фиолетовое пламя.
      - У тебя невидимого – и  слуги невидимые тоже? – отчего-то это показалось ей смешным.
      Голос объяснил ей, что в этом замке предметы и еда движутся сами собой  - нужно только их позвать.
      Она чуть поклевала мясо – но совсем без аппетита.
      - У Снежной Королевы питаются книгами и музыкой, - напомнила Нюра.
      - Если не будешь есть сама – можешь покормить мясом дракона, - предложил голос.
      Нюра тут обратила внимание, что дракон засунул свою уродливую и кому-то страшноватую голову в окно и не сводит глаз с тарелки.
      Девочка протянула летучему зверю мясо и погладила его по морде, покрытой костистой чешуей, твердой, как алмаз.
     - Дракон добрый, - радостно засмеялась Нюра. – Он, того и гляди – замурлычет, как кот!
     - Но без еды ты ослабеешь… совсем скоро, - предупредил голос.
     Она с опаской попыталась хлебнуть из кубка. Огонь не опалил девчонку и тут – просто влился в неё и чуть защекотал в животе. Нюре сделалось тепло и приятно во всем теле.
      - Я, пожалуй, угощу тебя тем, что любила покушать дома, - предложила она Огненному принцу, - Будешь морожеое? – и  принялась искать волшебную сосульку в складках своей одежды.
       Не нашла. Сосульки нигде не оказалось.
       - Как же так? Она растаяла? – растерялась Нюра. – Конечно – здесь жарко…
       Ей никто не ответил. Только дракон глуповато таращил огромные свои глаза в окно. А потом улетел и дракон.
       Время потянулось, поползло. Сколько его проходило – определить было трудно, поскольку часов здесь, как и в замке Снежной Королевы, не было. Когда Нюра чувствовала хотя бы легкий голод, к ней влетал серебряный кубок с огнем, этот голод утоляющим. Мяса ей больше не предлагалось. По ночам в этой стране, похоже, не темнело. Башня была очень высокая, и из окна Нюре плохо было видно землю. Но там, снаружи всё время что-то горело. Когда Нюра чувствовала дремоту, её крутящееся кресло раскладывалось и позволяло девчонке лечь. Ничего удивительно – подобной мебели было полно и в конце двадцатого века. 
     Огненный принц вернулся к ней опять неожиданно, по-прежнему невидимый. Просто, в каморке снова зазвучал его голос.
      - Здравствуй. Ну, как ты тут живешь? – спросил он, похоже, сочувствуя Нюре.
      - Мне скучно и одиноко, - ответила она плаксиво. – Где тебя носит?
      - Я сражаюсь с ведьмой, тебе ведь это известно… Покормишь опять дракона?
      В окне снова потемнело –  свет с воли перекрыла драконья голова.
      Прилетела тарелка с кусками мяса – какого-то жесткого даже на ощупь и зеленоватого.
      - Надолго ли всё это? – спросила невидимого жениха Нюра, кормя зверя. – И что мне тут делать без тебя?
      Откуда ни возьмись – на столике перед ней возникла толстая и старая, трёпанная книга.
    - Изучай её, - сказал голос. – Это волшебная книга, учащая колдовству.
    Нюра печально покачала головой – нет, она не умела читать.
    - Ты просто слушай, - посоветовал ей голос. – Книга будет читать себя сама.
    Древняя обложка открылась, как от дуновения ветра, и запыленные страницы стали перелистываться сами. В придачу раздался скрипучий старушечий голос, шедший из книги, который, и правда, сам стал читать:
     - Когда принцессам нечего делать, они заставляют прислугу читать для них вслух. Лучшее же чтение, это – учение. Отсюда следует, что читать надо книги, которые учат чему-то. Я учу тому, как защищаться от своих врагов, как нападать на них, как врагов обманывать, запутывать, заманивать в ловушки, какое бывает оружие, и тому подобное… - она ещё что-то бормотала, пока Нюра не начала позёвывать. – Но главное, - сделала вывод книга, - это отличить врага от друга. Враг может притвориться твоим другом, и ты не уличишь его, пока сама не окажешься в ловушке. Самый же худший враг – невидимый…
      - Погоди-ка, - смекнула Нюра, стряхивая с себя дремоту. – А ты-то, Огненный принц, ведь невидимка? Может быть, ты – мой злейший враг?
      Она весело подмигнула. А голос принца, казалось, смутился.
      - Ну… не каждый же невидимка – обязательно враг, - пробормотал он. – Я пока не сделал тебе ничего плохого.
     - Я пошутила, - девчонка беззаботно махнула рукой, но добавила серьёзнее. – А всё же, ты отнял у меня мою волшебную сосульку. Я тут пробовала, например, полетать. Без неё – не получается.
      Принц на это предположил, что сосулька, похоже, растаяла от здешней жары.
      - Но колдовать без неё ты научишься у книги, - сказал он. – А летать мы с тобой будем на драконе.
      Нюра соблаговолила послушать учение книги, и та монотонно начала:
      - Заклятие первое: как обезоружить своего врага…
      Девчонка выслушала, с трудом повторила слова по памяти и убедилась, что ничем махать тут не требуется.
      - Заклятие второе, - проворчала книга. – Как напугать своего врага.
      За ним последовало третье заклятие – как парализовать врага.
      - Ужас какой! – воскликнула Нюра и, обращаясь к принцу, спросила: - может, там есть и как убить врага?
      - Есть, - ответил тот как-то виновато.
      - Не буду такое учить! – возмутилась семиклассница.
      - Подумай о том, что враги бывают жестоки. Враг сам может норовить убить тебя, - внушал принц.
      Нюра, подумав  немного, кивнула.
      Принц продолжал улетать вместе с драконом и не возвращался подолгу. Но теперь новоназванная принцесса имела хоть какое-то занятие.
      Впрочем, из башни её по-прежнему никуда не выпускали. Катать  на драконе – только обещали. Но Нюра была счастлива от  мысли, что стала настоящей принцессой.

* * *

     - Вста-а-ать!
     Этот грубый басовитый окрик мгновенно вернул Эрика и Олафа к жизни. Эрик вскочил на ноги с чёрной, обожженной земли – моментально, по-солдатски. Олаф поднялся медленнее, со скрипом, как истый увалень. Но встал.
     Они стояли в некой яме – похоже, в воронке от огромного пушечного ядра. В двух шагах правее Эрика в этой яме лежало ещё чьё-то обгоревшее мёртвое тело. Над воронкой возвышался громила в черной форме с сержантскими знаками отличия, в черной блестящей каске на голове. Громила наставил на них два старинных пистоля с расширяющимися стволами.
     Чёрный сержант заставил обоих вылезти из воронки и куда-то повел под дулами. Олаф поминутно оборачивался на эти дула. Куда их ведут? На расстрел?
     Нет – их подвели к высокому офицеру в черной кирасе, сидящему верхом на богатырском черном жеребце. И золоченая сбруя коня, и ордена на мундире офицера горели самым настоящим огнем, не сжигая и не опаляя.
     - Вот, господин офицер, - отчитался сержант. – Эти увальни нашлись в воронке. Кто они, откуда взялись – не говорят. Там ещё мёртвая девка валялась.
     «Так он нас и не спрашивал ничего, - подумал Олаф. – Или – спрашивал, а мы не слышали?»
      А Эрик лишь пробормотал себе под нос – с ужасом: «Аста!».
     - Что? – покосился на него офицер.
     - Контузило нас, - ответил Эрик, вернее пробурчал себе под нос. – Можем чего-то и не помнить. У меня голова – как  ядро.
     - Молчать! – рявкнул офицер. – Клянусь Гроссмейстером! Отвечать! Имена!
     Свои имена они помнили – Олаф и Эрик. Как попали сюда – на этот счет бормотали невнятно.
     - Как вы думаете, сержант – это не лазутчики ли от Белых? – спросил офицер.
     - Всё может быть, - тот смиренно пожал плечами.
     - Далеко ль до греха? – задумался офицер. – отведите их в воронку обратно и расстреляйте.
     Он произнес мягко – но это был приказ. И трое двинулись обратно.
    Но едва они успели пройти несколько шагов, как в небе потемнело. Над ними летела огромная птица и со свистом метала на горящую землю стальные перья-стрелы.
     Черный сержант, недолго думая, метнулся кубарем в сторону, заодно разрядив в птицу оба своих пистоля. Эрик кувырнулся следом за ним, выхватив из складок одежды волшебную сосульку и стреляя в птицу целой очередью из острых льдинок. И, похоже, он попал в цель. Железную птицу немного подбросило кверху, а затем она распластала крылья и рухнула сраженная.
     Ещё через три мгновения волшебная сосулька в руке Эрика растеклась водой и исчезла.
     Перья-стрелы больше не падали. Лишь одна из них попала сержанту в ногу. Эрик уже помогал тому вынуть стрелу из раны и остановить кровь.
      - Спасибо тебе, парень! – благодарил сержант. – Чем ты её? Если бы не ты – нас бы посекло насмерть.
     - Да ладно, - отмахнулся Эрик. – Может, за это передумаешь нас расстреливать? И расскажешь, где мы и что тут за война?
     И сержант объяснил, что они попали в Шахматную страну и находятся сейчас на стороне Мудрых, иначе называемых Черными. Птица, сбитая Эриком называется Рух, и её прислали Белые, величающие себя ещё Добрыми.
     - Угу, - понял Эрик. – Шахматная страна… Значит, вы всегда воюете?
    - Не всегда, - сказал сержант. – Но с тех пор, как нас поработили злые силы…
    Злыми силами он назвал огненных великанов  Муспелла, прилетевших сюда из своего мира и заставивших их, Мудрых, воевать. Во главе же этих великанов стоит огненный дракон, нарекший сам себя после появления в Шахматной стране Гроссмейстером.
     - Разумный дракон? – усомнился Эрик.
     - А почему нет? – хмыкнул сержант. – Большинство драконов – разумные. но про  огненного – многие  у нас полагают, что это какой-то сильный маг превратил себя в дракона, и ему в таком образе нравится.
      - А я слыхал что-то про Огненного принца, - молвил Эрик на всякий случай.
     - Не знаю, - пожал плечами сержант. – Главный в Муспелльхейме – огненный дракон. Он может считать себя там хоть королем, хоть принцем, хоть кем хочет.
     Эрик многозначительно поглядел на Олафа, имевшего несколько испуганный вид.
     - Нюрка… - обронил Эрик встревожено.
     - Что? – не понял Олаф, думавший только о том, чтобы исчезнуть отсюда,  хоть куда-нибудь.
      - Да нужно как-то проверить – не этот ли самый принц  её унёс. А то – как бы не пришлось спасать принцессу!
     Олаф молчал, не вполне понимая, что ему-то сейчас делать?
     - Чего сопли жуем, друг? – нервничал Эрик. – Надо перенестись прямо сейчас к обиталищу Огненного дракона.
     - Как мы перенесёмся? И при чем тут я?
     - У тебя волшебная сосулька на месте? Моя – растаяла, ты видел.
     Олаф панически стал рыться в своей одежде. Сосулька ещё существовала, но заметно оплавилась.
      - И чего?
      - Как – чего?! Скорей колдуй, рохля несчастная, чтобы мы оказались там, где живет этот дракон. Что там у него – дворец, замок, пещера, логово… Не важно! Колдуй, друган, сосулька растает!
     И Олаф взмахнул ледяным жезлом.

* * *

    Нет, происходило что-то совсем не то, на что Нюра надеялись.
    Какой смысл изучать заклятия, если пробовать их можно только посредством волшебного зеркала, в котором отражались какие-то безликие, будто условные враги, не знакомые, непонятные, ничего не значащие, похожие на тени, или на пластмассовых солдатиков, индейцев и неандертальцев? От заклятий эти бессмысленные фигурки корчило, плющило, перегибало пополам и вчетверо, они застывали на месте, падали… Нюра понимала,  что они живые, а заклятия их убивают. Она никогда бы не применила ни одно из них на человеке, который бы стоял напротив неё, был поблизости.
      Но Нюру никуда не выпускали из её каморки, Держали как в тюрьме. И с каждым днем или ночью она теряла силы. На неё накатывал не то, что сон, а тёмное забытьё, в котором она медленно летела по кромешному мраку, а вокруг Нюры что-то двигалось и скрежетало зловеще, но что – рассмотреть было невозможно.
      - Я совсем обессилела, - жаловалась она своему принцу, никак не становившемуся видимым. – Я такая слабая, что скоро растаю, как снежинка. Мне надо погулять… по морозцу. Чтобы повелительница снежинок снова застыла и не квасилась.
      Нюра с тоской вспоминала совсем, вроде, ещё недавнее время, когда она командовала снегопадами из замка Снежной Королевы.
      Да, там было холоднее, но лучше. А здесь даже волшебное зеркало не показывало ей маму, а только одни ужасы.
      - Потерпи, - отвечал принц. – Погулять никак невозможно, пока я не расколдуюсь. А ты вот – мясо зря не ешь. Оно дает дракону его силу. И тебе бы тоже сил прибавило.
     - Что же это за мясо? – однажды спросила она. И ответ показался Нюре кошмарно страшен.
      - Это мясо самих драконов, - громко прошептал невидимка ей в самое ухо.
      - Что! – испуганно вскрикнула она. – Ты хочешь сказать, что я кормлю дракона… драконьим мясом?
       Нюру чуть не стошнило от смеси страха и отвращения.
       - Ну, давай называть его «мясом врагов», - тихо и примирительно сказал Огненный принц. -  Понимаешь, у драконов враги – прежде всего, другие драконы. И вот, они убивают один другого и, поглощая мясо убитого противника, забирают себе и его силу. И его колдовство…
      - И ты сам пожираешь драконье мясо?! Гад ты такой! Прекрасный добрый зверь всюду возит тебя на себе, а ты!.. 
      Ей показалось, что и дракон, как обычно, заглядывавший к Нюре в окно, имел сейчас виноватый вид. Наверно, сам стыдился, что был каннибалом. Он разевал пасть – может, хотел прорычать, или молвить по-человечьи что-то в своё оправдание?
      Тут за дверью каморки послышались  шаги – будто кто-то подошел с той стороны и забарабанил по двери кулаками.

     * * *
     - Нет, не так, - осёкся Олаф, прежде, чем махнуть сосулькой. – Дракон – не дракон – это нам неведомо. Переносимся к жилищу Огненного принца. А там разберемся, кто есть кто.
      Словно вихрь в тот же миг подхватил их и завертел. И остановил это быстрое верчение у подножья высокой башни, полностью охваченной непалящим огнем.
      Они стояли перед самым входом в башню – два не очень взрослых, не то, чтобы здоровых паренька, один из которых, вследствие своей болезни, ходил кое-как, а второй только недавно почти вовсе не мог ходить. Они не так давно научились летать – а сейчас уже утратили эту полезнейшую, если нужно откуда-то срочно слинять, спасобность. У них не было никакой магии – сосулька Гены растаяла теперь тоже – и  толкового оружия, чтобы вступить в бой, когда такое потребуется. Один из них отчаянно трусил, но боролся со страхом, чтобы не ударить в грязь лицом перед своим другом, который собирался войти в башню, несмотря ни на что.
     А вход охраняли два великана в красивых огненных доспехах, с мечами, похожими на языки огня на поясах – и каждый меч был длиною по  три метра.
     Один из охранников склонился над подростками и прищурился, разглядывая их – настолько ребята были малы по сравнению с ним. Пригляделся и потянул клинок.
     - Снорри? – узнал великана Эрик. – Привет. Ты собираешься нас зарубить?
     - А кто вас сюда звал? – сурово молвил Снорри, сперва кивнув – в знак того, что тоже узнал пришельцев. – Если вы пожаловали с враждебной целью – вы погибнете. Мы – охрана.
     - Чья охрана? Огненного принца?
     Снорри кивнул.
     - Этот принц похож на дракона? – пробурчал Олаф, выглядывая из-за спины Эрика.
     - А вам какое дело? – снова сдвинул брови Снорри.
     - А не притаскивал твой принц молодую девчонку от Снежной Королевы? – невозмутимо спросил Эрик.
     - А до этого вам что? – отпарировал Снорри ещё суровее.
     - Это наша подруга, - объяснил Эрик. – Мы хотим убедиться, что с ней всё хорошо.
     - Зубы заговаривают, - молвил второй великан раздраженно. – Позволь, командир, я их казню?
      - Воевать мы ни с кем не собираемся, - старался Эрик убедить Снорри. – Вы видите, что у нас нет никакого оружия.
      - Оно может быть хитро спрятано. Может быть невидимо, - упирался второй великан.
      - Ты можешь провести нас к своему господину? – спросил Эрик. – Пы поговорим с ним, повидаем нашу Нюру – и больше ничего.
      Снорри немного задумался.
     - Да ну! – махнул он рукой. – Станет мой могучий господин бояться таких недомерков. К тому же, они говорят по-дружески. Надо отвести их к принцу; он сам решит, как поступить.
      - Я слышал от скальдов историю, - промолвил второй великан. – Как одного дракона убил его же родной брат – гном… 
     Но Снорри уже принял решение и повёл пришельцев наверх по винтовой лестнице. Он не наставлял меча им в спины, так как был уверен, что ребята никуда не сбегут и в драку неожиданно не бросятся. Подойдя к железной двери, он постучал, и дверь приоткрылась.
      - О мой повелитель, к тебе пришли, - объявил Снорри довольно незамысловато.
     Дверь отворилась настежь. Ребята увидели полулежащую в вертящемся кресле перед зеркалом, бледную Нюру и глядящую в окошко большую и уродливую драконью голову. 
       - Нюра, привет, - немного вяло произнес Олаф и приподнял руку в знак приветствия.
       - Привет, ребята! – кисло улыбнулась им нареченная принцесса.
       - А, - сказал дракон, рыча, и растянул свою ужасную пасть в подобие улыбки. – Бойцы пришли. Это хорошо. Давайте сразимся.
      Ещё мгновение – и это был уже не дракон, а человек. Впрочем, лицо его оказалось не менее отталкивающим, чем драконья морда. Какое-то измятое, всё в шрамах и рубцах, лицо имело презрительное выражение. Человек был высок и широкоплеч, облачен в шипастые желтые латы (золотые?).
     - Ой! – воскликнула Нюра, преодолевая слабость и дурноту. – Расколдовался!.. То есть, что?! Расколдовался… дракон?!
     Или латы весили очень мало, или человек этот обладал исполинской силой, однако же он чрезвычайно легко перепрыгнул через подоконник и очутился внутри этой небольшой комнатки. Взмахнул руками – и откуда-то из воздуха (а может, из иных миров?) призвал два длинных одноручных сверкающих прямых меча, которые перебросил Эрику и Олафу.
      - Сгодятся вам такие?
      Олаф не смог поймать меч на лету – подобрал его с пола; при этом рука парня дрожала. Эрик меч поймал, но оглядывал его с недоверием.
      Сам Огненный принц вооружился пламенным клинком – короче, чем были у великанов, но тоже довольно длинным. Сделал слугам знак, чтоб разошлись – дали  место для сражения.
     Бой начался. Ребята рубились, отступив в коридор, двое на одного; и Огненный принц не обманул их – дал не какие-нибудь хлипкие, негодные клинки, а вполне настоящие, боевые, крепкие и хорошо отточенные. Но Олаф сражался робко, его удары были курам на смех. По сути, у человека-дракона и Эрика получился поединок. И они боролись так яростно и грозно, что Нюре стало страшно. В её коротенькой жизни был случай, когда Нюру оставили одну на скамейке, а поблизости от неё два рослых, породистых пса затеяли то ли схватку, то ли игру, но раззадоривались с каждой минутой всё более, жутко рычали, грызлись, лязгали большими, острыми клыками, мало что замечая вокруг. Они были совсем близко от беспомощной, неподвижной девчушки и легко могли сильно кусануть и её. Нюра тогда закричала от страха; прибежал сосед дядя Петя и распинал псов.
      То, что происходило сейчас по ту и эту сторону раскрытой дверцы её тюрьмы – в чём-то напоминало Нюре давнишнюю сцену с собаками – но разгонять теперешних драчунов было некому. Она сама пыталась окликнуть, остановить своего ухажера-оборотня – бесполезно. Огненный принц угомонился, лишь опрокинув Эрика на спину и выбив у него оружие. Олаф-Гена сдался сам, скоро поняв, что не боец ни разу.
     Победитель насмешливо поглядывал на них, сияя от удовольствия.
    - Ну, что, воины? – спросил он обоих ребят. – Немного же вы навоевали тут! В межмировом пространстве куда бойчее были, дааа…
    - Это мои друзья! – возмутилась еле живая Нюра. – Отпусти их на свободу. И меня отпусти, если ты уже расколдован. Не хочу больше быть твоей принцессой!
     - Тебе же нравилось, - снисходительно улыбнулся Огненный принц.
     - Дааа, ты ведь за всё время даже цветочка мне не подарил…
     - Ну ладно, - человек-дракон убрал с лица улыбку. – Бросим притворяться. Как принцесса, ты мне совсем не нужна. А взял я тебя для подпитки. Когда ты любишь меня – ты источаешь энергию. Когда ты мучишься, страдаешь, плачешь, ненавидишь меня – от тебя исходит ещё более мощная энергия. И она питает мои драконьи силы.
     Он легонько махнул мечом – так колдун помахивает волшебной палочкой – и Нюра из кресла взлетела на стену коридора, будто припечаталась к ней. Нет – не припечаталась. Запястья рук и лодыжки ног её оказались прикованы к каменной стене металлическими цепями.
     - Вот и виси – как охотничий трофей, - сказал Огненный принц. – Иногда я стану приходить к тебе.
     Два заступника взирали на всё это с пола, бессильные чем-то помочь подружке.
    - Вас, молодые люди, я тоже оставлю здесь, - сказал им угнетатель. – Вы – бойцы. Для нас, драконов, сражаться – значит, жить. Сражаться вы можете, а вот убить меня не способны. И в поединках с вами (если угодно – то и двое на одного) я получу массу энергии для жизни и более кровавых боёв.
     И сейчас же Олаф-Гена и Эрик-Олег оказались рядом с Нюрой на той же стене, в таких же цепях, Олег – справа, а Гена – слева от развенчанной принцессы.
      Снорри подвинул хозяину стул, и Огненный принц сел, любуясь своей добычей.
      - Тут могла висеть сама Снежная Королева, - сообщил он жертвам. – Но ваша госпожа откупилась от меня вашими душами. Вас трое – значит, Королева может спокойно жить три года. На это время затихнут бои между великанами на границе огня и льда…
     - И в Шахматной стране? – вставил вопрос Гена Цыплаков.
     - Угу… Смотри-ка, сообразительный! – кивнул ему Огненный принц. – А за эти годы она сманит к себе в замок ещё кого-нибудь, ненужного в Митгарде.
     - Мы нужные! – прорычал Олег Бородин.
     - Не-а, - радостно покачал головой человек-дракон, довольный, как сытый кот. – Вы никому не нужны. Вы – ошибка природы. И вот, Королева извлекла из вас некую пользу. А ты, Снежный принц, - от посмотрел на Гену, улыбаясь во весь свой большой и кривой рот, - запомни – нужные в принцы не идут.
     Тот хотел заспорить с мучителем, но оборотень лихо вскочил на подоконник – и сразу стал опять драконом. И полетел по своим делам.
     Весь свет в коридоре погас. Дверь в Нюрину каморку захлопнулась. Ребят окружила кромешная тьма.
     - Вот и всё, - угрюмо пробубнил Гена. – Что-то мне кажется, нескоро сюда хоть кто-то ещё придет.
     - Но ему же энергию от нас надо, он сам говорил, - возразил Олег. – Хотя, конечно, время в этих мирах для нас и для него может идти по-разному…
     - А в смерти, как и в мучениях, он тоже может найти какую-нибудь энергию, - выдал очередную «радостную» мысль Гена.
     - Я тут изучала волшебную книгу, - взяла слово Нюра. – И могла бы поразить этого гада убивающим заклятием. Но я растерялась, не сообразила…
      - А сейчас тебе его ничем не поразить? – спросил Гена. Нюра покачала головой.
      - Нет. Эти заклятия действуют только на прямой видимости.
      - Да и  вряд ли он боится собственных заклятий, - усомнился Олег. – Слушай, Нюра – а ты не выучила чего-нибудь, разбивающего цепи?
      Нет, не выучила. Не успела.
      А и успела бы – как бы им уйти? Стражи не дадут. Улететь? Крыльев, летающих саней – нет. Волшебные сосульки – растаяли.
      Да и сама книга, подсунутая девчонке, не блещущей рассудком, скорее всего – липа. Обман.
     Об этом подумали и Гена, и Олег одновременно.
     И воцарилось молчание.
     Тьма и тишина постепенно погрузили размазню-Гену в дремоту. И парню привиделась Снежная Королева – красивая и манящая сейчас, как никогда раньше. Прекрасная, как свобода.
      - О госпожа моя, спаси меня! Забери обратно, к себе! – умолял Сказочник Олаф.
     - Да-да, я спасу тебя! – сладостно говорила Госпожа. – Но смогу сделать это только, если ты всё же сочинишь что-то про меня. Тогда я не только извлеку тебя из Муспелльхейма, но ты и вообще обретешь полную свободу. И сможешь летать домой, к своим родителям, когда захочешь.
      - Полной свободы мне не надо, - изрекал верноподданный раб. – Моя свобода – это ты. А сочинить – конечно. Теперь я умею. Вот…
     И стихи потекли из него сами – как… будто ему было сильно невтерпеж выплеснуть их из себя, как тягость.
 
Морозы рычат от гнева,
Мечами из льда звенят,
А Снежная Королева
Глядит в окно на меня.

Она в моё сердце дышит
Холодным манит колдовством,
И я становлюсь ледышкой,
А может - снеговиком.

Метель меня поглощает,
Как белый до неба дым,
И видеть я начинаю
Всё то, что незримо другим.

Тянет меня глазами,
Зовёт улететь к ней,
И быстро белые сани
Несутся ввысь без коней…

    - Какой ты молодец! – похвалила Госпожа. – Да, ты будешь спасён. А этих двух мы оставим у дракона, ладно? Ведь кем-то откупиться о него мне необходимо.
     - Я согласен! – отвечал  Олаф. – Только забери меня, потому что мне очень страшно тут.
     - Что ты там бормочешь? Бредишь? – голос Олега разрушил Генин сладкий сон.
    Гена открыл глаза, потряс головой – он снова был в безысходной темноте, прикованный к стене цепями.
     - Я сочинил стихи о нашей Госпоже, - поделился он. – И Королева обещала спасти меня.
     - И ты ей веришь? Она сама и законопатила тебя сюда, - хмыкнул Олег.
     - Почитай, что ты там придумал? – попросила Нюра. – Может, не так страшно станет.

Летим, где всегда темно,
Лишь дом ледяной мерцает,
А в нём даже вьюга злая,
Как кошка свернулась в клубок.
И мне уже все равно,
Что я навсегда оставляю
Горящий, болящий, странный,
Бессмысленный наш мирок,
Где множатся язвы и раны

Не я, а он одинок.

Вернусь ли сюда - не знаю...

Мне сказки бы вечно слушать,
Что сказыаает мороз...

- продолжил Гена-Олаф.
     - Здорово! – оценила и Нюра. – но подожди-ка! Королева тебя одного хотела спасти? А нас тут бросить помирать?
     - Ну… - растерялся Гена. – Понимаешь… ей ведь надо… кем-то…
     - Какая же Королева умница! – недобро рассмеялся Олег, не собиравшийся опять становиться Эриком.  – А ты-то у нас какой молодец! Суворов, помнишь, говорил: «Сам выживай – о товарищах забывай». Или я что-то путаю? А-а! ты ведь Снежный принц, преемник там – да? А мы-то кто? Мы – уж так, ничтожества.
      Гена закашлялся.
      - Дочитай уже свой опус, - милостиво дозволил суровый Олег.
      - А я дальше ещё не придумал…
      - Ай-яй-яй! Упущение! Так ведь ты долго тут промучишься. Рядом с нами – ничтожествами… Давай уж я помогу тебе закончить?
      И Олег, взаправду, подытожил Генины стихи незамедлительно:

Проснулся -
Холодные уши,
И малость простужен нос,
Внезапно сон обрывается.
На улице лает пёс -
Обычная жизнь продолжается,
Или заново начинается?

А я - только в сказку врос…

     Тут Нюра засмеялась.
     - Так сойдет? – поинтересовался Олег. – Спроси-ка, раб, у своей повелительницы – готова она тебя забрать?
     Ничего не происходило. И Гена-Олаф больше не видел Королевы.
     И вдруг – кромешную тьму прорезал бледный луч голубого света.

* * *

    В реальном мире был теплый июльский день. Семейство Воробьёвых поехало на природу. Костик, разумеется, ехал тоже, подпрыгивая на сиденье и громко командуя отцу: «Напррраво! Налево!».
    - Мы, вроде, куда-то не туда едем, - вдруг показалось мачехе.
    - Едем, куда надо. Просто, мы на этой опушке раньше не бывали, - пояснил Костиков папа.
    - Конечно, не туда! – радостно завопил Костик. – Давай, папка, я машину поведу!
     Но на это его предложение никто никак не отреагировал.
    Рядом с Костиком на заднем сиденье сидел ещё его троюродный братец – второклашка Коля Семёнов.
    Никакого покоя этому Коле от родственника не было. Костик поминутно похлопывал кузена по плечам, стучал слабыми, но твёрдыми кулачками ему по спине, по груди, попадал и в нос, и в ухо.
    - Костик, солнышко, не мучай Коленьку, - говорила ему мачеха тётя Люда подозрительно ласково.
     - Чаво ты делаешь-то? – досадовал Коля на Костю.
     - Не мешай руки тренировать, - деловито отвечал Костя.
     - Ни фига, у тебя тренировка… А если я тебя так же тресну? Вот!..
     - Папа! А Колька дерется!
     - Сейчас оба леща у меня получите, - проворчал отец добродушно, и дети притихли.
     Доехали; расположились на полянке у опушки леса. Затеяли разводить костер.
     - Давай, Колька, помогай мне собирать дрова! – скомандовал Костик, восседая на маленьком походном стульчике.
     - Как помогать-то? – пожал плечами Коля.
     - Ищи всякие деревяшки, что можно положить в костер, и носи их мне. Я скажу, что годится, а что – нет.
     Коля махнул на него рукой и принялся искать топливо сам.
     И очень скоро обнаружил самодельный меч, вырезанный кем-то из дерева и покрытый голубой и желтой, местами потрескавшейся краской. Игрушка сиротливо валялась с краю выбитой дождями канавы.
     - Славный меч! Давай посражаемся? – предложил Коля брату.
     Но второго игрушечного клинка не было. Да и перекошенные болезнью руки Костика не могли бы его удержать.
     - Что я, маленький, что ли – в рыцарей палками играть? – возмутился Костя. – А эта деревяга гореть будет нормально. В костер её сунь – да и всё.
     Отец уже успел развести костер, и Коля, сам не желавший считаться маленьким, положил в огонь свою находку.
      Никто из них не знал, что это – меч Олега Бородина. И что, исчезнув из нашего мира, он вновь появился в мире огненном.

* * *

     - Ого! Кажется, это мой меч! – воскликнул Олег Бородин, вглядевшись, как следует. – Только теперь он светится!
     Такая волшебная перемена в деревянном мече давала, однако, мало надежды – ведь все трое были крепко прикованы к каменной стене за руки и за ноги. Как его достать? Да и чем он поможет?
     Посветившись немного, меч померк и, казалось, утратил это своё волшебное свойство.
     Мрак и безнадега сгустились опять – словно захлопнулась приоткрывшаяся крышка гроба.
     И во мраке этом пред мысленным взором Олега возникла Снежная Королева.
    - Ну, что, рыцарь Эрик? Выручить тебя? - спросила она. - Рыцари мне нужны. Их у меня почти нет. Одни только снежные да ледяные болваны.
    - Если ты хочешь нам добра - верни домой меня и Нюру. - ответил Олег напрямую. - А сказочника можешь оставить себе. Он все ещё в это не наигрался.
      Ответа на такое предложение не последовало. Вместо этого Королева стала искушать Нюру.
      - Летим обратно в Снежную страну? Бросим этих мальчишек! На что нам они? Снежных королей пока не бывало ни одного. Ты станешь моей преемницей.
      - Ты помирать собралась? – без затей спросила Нюра.
      - В ближайшие два года – нет. Дракон говорил, что за мою жизнь заплачено этими двумя балбесами?
     - А потом – заплатишь мною? Нет уж! Я домой хочу, к маме! – сверкнула глазами Нюра.
     Королева лишь вздохнула. Может, она имела в виду, что домой, к маме отсюда уже никому никогда не попасть?
      Она снова перешла к Олафу-Гене.
      - Ну, что, Снежный принц? Ты решился? Сочинив такие стихи, ты действительно становишься принцем. Потому, что ты теперь свободен в любом сказочном мире, кроме Огненного.
     - То есть?..
     - Из любого сказочного мира ты можешь перелететь в другой, или вернуться домой, если захочешь. Но здесь ты – пленник Дракона, и освободить тебя могу одна я. Решайся же. Дракон может войти сюда в любой миг. И всё для тебя будет потеряно.
      С самого раннего возраста, оказавшись где-нибудь помимо своей воли, Гена Цыплаков сразу и порой – панически начинал думать – а как ему попасть обратно? Часто это было довольно трудно. Почти всегда приходилось ждать – месяц, три месяца, полгода…
      А отсюда обратно можно было вот только так.
      И, черт побери, он решился…
      Снова были белые сани и головокружительный полёт, и звёзды, и миры в сияющей бездне.
      По дороге Сказочник всё думал: как мог его приятель Костик Воробьев, живущий, пожалуй, весьма скверно в реальном мире, отказаться от мира волшебного, где даже самый такой полёт не сравним ни с чем на Земле.
       Снежная Королева прочла мысли Олафа и ответила, что Хайям давно всё это объяснил:

      О мудрец! Если тот или этот дурак
      Называет рассветом полуночный мрак –
      Притворись дураком и не спорь с дураками.
      Каждый, кто не дурак – вольнодумец и враг.
      Королева прочла эти строки, а Олаф кивнул, ощутив острый и пряный вкус мудрых восточных стихов.
      А ворвавшись в ледяной замок и приземлившись на своё прежнее ложе с пологом, законченный теперь Снежный принц немедленно «включил» волшебное зеркало и с неподдельным интересом наблюдал: что там свершится дальше в огненном мире с его друзьями?

* * *

      В их тюрьме снова вспыхнул свет, и дракон в облике человека вновь вошел, бряцая доспехами.
      - Ну, что, дети мои? – спросил он скучающим тоном. – Чем займемся? Хотите сражаться или тихо ненавидеть?
      - Много чести – сражаться с тобой, - ответил Олег злобно.
      - Висеть долго без движения – вредно, - заметил мучитель и призвал откуда-то целых два меча. – Я же, как видишь, забочусь о твоем здоровье. Помашешь мечами со мной – потом вам принесут поесть… Ба! А где же ваш третий? – он только сейчас заметил отсутствие сказочника.
      - За ним пришли, - пояснил равнодушно Олег. – Он демобилизовался. Или дезертировал.
      - Даже знаю, кто пришел, - кивнул мучитель. – А мои-то два остолопа всё ушами прохлопали. Я вот им головы посворачиваю… Ну, ладно. Ближе к делу.
      Огненный принц стукнул клинками мечей о пол, и цепи Олега оборвались и уронили парня на холодные камни. Олег медленно встал на онемевшие ноги, и человек-дракон перебросил ему оба меча. А себе тут же призвал третий меч – похожий на сине-рыжий язык пламени.
     Бойцы стали разминаться, делая разнообразные махи клинками. Олег не продвигался вперед – всё стоял у стены, сгибая и выпрямляя ноги в коленях. Первый удар он нанес по цепям Нюры, и та тоже рухнула, скривившись от боли. Хотела заплакать, но боль скоро прошла, и такой радости Нюра мучителю не доставила. Встать на ножки – не решилась. И всё же, сидеть ей было комфортнее, чем висеть в оковах.
     - Эй, приятель! – возмутился весело, будто понарошку, человек-дракон. – Тебе, Спартаку сушеному, кто разрешил освобождать рабов?
      Конечно, дракон веселился – ведь ему ничего не стоило вернуть на стену обоих своих узников.
     В ответ на эти насмешки Олег обрушил оба меча ему на плечи. Человек-дракон, грохоча, отпрыгнул назад и уклонился от одного клинка, а второй отбил. Олег шагнул вперед и ударил; сделал выпад на левое колено и ударил опять. Мучитель только отступал да отбивался. Так, наступая, Олег отошел от стены на несколько метров и повернулся спиной к выходу из коридора. Тут враг перешел в наступление и за пару приёмов выбил у рыцаря оба клинка.
      - И что дальше? – спросил дракон, окончательно пришедший в хорошее настроение. – Повесить тебя обратно, или уж избавить от всех мучений?
      Он вообще не заметил игрушечного деревянного меча, валяющегося у самой входной двери. Олег же, пятясь, подошел к своей игрушке совсем близко и, не имея больше никаких вариантов, протянул руку и схватил деревянную пустяковину.
     И она засветилась. И леденящий, осязаемый, жестокий голубой луч уперся Огненному принцу в грудь.
     Олег, конечно, не сразу понял, что враг испугался. Но понять это не составило никакого труда, когда огненный клинок в попытке перерубить светящуюся деревяшку, сам развалился надвое.
     Стоило приложить лишь небольшое усилие, чтобы пронзить оборотня насквозь и так обрести свободу. Однако Олег не стал этого делать. Разве что припугнул:
     - А теперь, господин мой, посоветуй, как мне поступить с тобой?
     - Снорри! – хрипло позвал на помощь Огненный принц, и два великана появились в коридоре.
      Но пока он ещё звал, произошло истинное чудо чудное. Нюра встала на ноги и,  сделав пару неуверенных шагов в сторону бойцов, взмахнула руками и наложила на врага парализующее заклятие.
      В тот же миг Огненный принц застыл на месте, не в силах пошевелиться. Так же застыл и Снорри, и тот, кем он командовал.
      Надо понять разницу. Если неходячий доселе Олаф-Гена уже ходил пару раз в этом сказочном мире – в Шахматной стране, то Нюра именно сейчас делала свои первые в жизни шаги.

* * *

    Олаф, видевший всё это, оживился чрезвычайно, сменил расслабленную, скучающую позу, подполз на четвереньках к зеркалу так близко, что едва ли не влип в него носом. Кто-то вошел в его апартаменты, но Сказочник на вошедшего не сразу обратил внимание.
     - Привет, - сказал ему кто-то звонким девчачьим голоском.
     - А! – отозвался он совершенно равнодушно. – Привет, Герда.
     - Я не Герда. Я Хельга.
     - Значит, привет, Хельга, - тут он немножко отвлекся от зеркала и покосился  на девушку. Это была ещё одна снежинка-служанка в ажурном льдистом, легкомысленном наряде. – А Герда где? – спросил Олаф.
     - Я вместо неё теперь, - был ответ. – А Герда погибла.
     - Наверное, когда в нас врезалась птица Рух в Шахматной стране, - догадался Олаф.
     В голосе его не было ни грусти, ни сожаления. Полное безразличие.  Он опять воззрился на то, что показывало зеркало.

* * *

     Олег обернулся к Нюре и радостно вытянул вверх большой палец левой руки.
     - Давай-ка скорее смываться отсюда, - пролепетала Нюра. – Я обездвижила их на короткое  время. Мне никого не убить. Не смею. Или уж ты убей его. Но не на моих глазах…
     Он кивнул девчонке и снова посмотрел на смятенного и побежденного врага.
     - Скажи мне приятель – могу я своей деревяшкой убить тебя?
     Огненный принц кивнул. У него была живой сейчас лишь голова.
     - Почему же моя игрушка оказалась сильнее всех твоих пламенных мечей?
     - Ты когда-то вырезал её, сам веря, что это волшебный клинок, - прокряхтел оборотень. – И теперь, сгорев в реальном мире, твой деревянный меч – единственное настоящее оружие в этой башне. Всё остальное – только кажущееся.
      - И ты мне кажешься?
      - Да. Тебе стоит заставить себя очнуться – и ты окажешься в реальном мире.
      Как заставить – Олегу пока не было понятно. Он спрашивал дальше.
      - Снежная Королева будет пытаться помешать нам вернуться?  Тянуть обратно, в ваш бредовый мир?
       Огненный принц кивнул.
       - Как нам защититься от неё? Избавиться от Королевы навсегда?
       - Огонь, - был ответ. – Держитесь в своем мире постоянно вблизи огня. Свеча, керосиновая лампа, спички в кармане… Если где-то рядом покажется она или её слуги – зажигайте огонь.
      - Какой ты сегодня добренький, - Олег улыбнулся и дружественно потрепал Огненного принца по щеке. – Анна, как тебя там по батюшке?.. Ты дошла в этой книжке до летательного заклятия?
      Теперь кивнула Нюра.

* * *
       - Они сейчас улетят, - сообщил Олаф снежинке-Хельге.
       Рядом с ней уже стояла Снежная Королева, и волшебные глаза её пронизывали Сказочника насквозь.
       - Тебе задание, - сказала Госпожа. – Нужно вернуть их сюда. Нельзя им позволить удрать. Иначе мне придется отдать дракону тебя. Либо самой сдаваться в плен.
       Олаф замялся. Он понимал, что уже повёл себя скверно, бросив друзей в плену у дракона. Но самому идти в этот плен совсем не хотелось. А если дракон захватит Снежную Королеву – это грозит нарушением равновесия во всех мирах, а для Земли – вообще, едва ли не Концом Света.
      - Держись, старик! – подбодрила его Хельга. – Я полечу с тобой.
      Да ну её, подумал четырнадцатилетний старик. Толку-то от этой мелюзги! Такой, как она, вот – даже от дракона не откупиться, хоть миллион снежинок ему насыпь.
       И всё же, через минуту Олаф и Хельга летели опять в межмировом пространстве, в направлении Митгарда – Земли.
      Они не смогли догнать Олега и Нюру – только на подлёте увидели, как оба беглеца нырнули туда, в земную атмосферу. Оставалось преследовать до самого конца.
       В реальном мире беглецы разделились – они жили в разных городах. Их преследователям тоже пришлось разделиться. Олаф рванул за Олегом и влетел вслед за ним в окно знакомой нам больничной палаты.
     Покалеченное тело парня по-прежнему лежало на той же кровати. Около него сидели мама Олега и Клава – его девушка. Сегодня они узнали от врача, что больной стал проявлять какую-то новую активность – возможно, вот-вот он придет в себя.
     Именно прийти, а точнее – прилететь в себя он прямо сейчас и собирался. Но в последний миг путь в собственную белковую оболочку Олегу преградил Олаф.
     - Ты чего, друг? – не понял его Олег. – Ты зачем мне мешаешь?
     - Затем, что Госпожа повелела мне вернуть тебя обратно, - сурово заявил Олаф.
     - Да? Обратно – к ней, или к Огненному дракону? – спросил Олег насмешливо.
     Пока считанные секунды Олаф соображал, что на это ответить, Олег уже шустро занырнул в себя, а когда сомнительный друг зачем-то ринулся к нему, Олег  огромным усилием воли заставил своё тело сесть на кровати и молниеносным приемом из восточной борьбы ухватил Олафа сгибом локтя за оказавшуюся волне осязаемой шею.
     - Ну, братишка – кто из нас теперь попался?
     - Ты же не убьешь меня? – вдруг несколько струсил Олаф.
     - Как знать?.. Ты ведь, и твоя Госпожа иначе не отстанете от меня?
     Олаф чувствовал, что ещё немного – и друг его, действительно задушит – и не знал, как поступить теперь. Мысленно он просил Снежную Королеву хоть как-то сейчас прийти ему на помощь.
      Олег Бородин же вовсе не хотел его убивать – только напугать, как следует, чтобы впредь было неповадно – однако, ощущал лютый мороз, источаемый другом, а этот мороз снова вводил почти ожившее Олегово тело в немоту. Похоже, Снежная Королева подсобляла своему верному гонцу.
      Кто-то из них двоих сейчас должен был совершить что-то очень плохое. И другого выхода не было?
     Олег видел, вовсе не открывая биологических глаз, как были поражены мама и Клава тем, что он сел и сделал некий непонятный для них жест. Как сбегали за врачом, и он пришел вместе с медсестрой. Стал пытаться приводить больного в сознание шлепками по щекам. Это не помогало потому, что Олаф морозил ожившего всё сильнее, сам рискуя немедленно провалиться в царство Хель.
     Что ждет такую вот вылетевшую душу, какой является сейчас он – Олаф, если её убьют ещё раз? Только темнейший из тёмных миров, где уже не полетаешь, не покормишься книгами, не полюбезничаешь с воздушными девушками, откуда вообще нет спасения.
      «Огонь… Огонь! – вдруг вспомнил в свою очередь Олег. – Свечка, спичка… спичку! Зажгите, кто-нибудь, хоть спичку, пожалуйста!»
      - Доктор, он пытается нам что-то сказать! – громко прошептала мама.
      Все присутствующие в палате затихли и полностью превратились в слух.
      - Что-то о спичках, - поняла Клавдия. – Он просит зажечь спичку! У кого-нибудь, простите, ради Бога,  спички есть?
       - Зачем это? – усомнился умный, погруженный в свои мысли врач.
       Но сердобольная медсестра, может быть, покуривавшая иногда на работе, вынула из кармана своего белого халата коробок спичек и услужливо зажгла одну из них.
       - Что же дальше делать, девушка? – спросила медсестра.
      Клава взяла у неё из рук горящую спичку и поднесла к самому лицу Олега.

* * *

       В реальном мире этого никто не увидел и, конечно, не понял. Но в тонком, потустороннем сказочном мире между Олегом и его преследователем из Снежного королевства вмиг вспыхнула жаркая огненная стена. Эффект мороза пропал в ту же секунду, а дальше пропал и сам Олаф, отброшенный назад, кувырнувшийся несколько раз и словно провалившийся сквозь каменный пол.
      Стена горела лишь несколько мгновений, и когда она угасла и исчезла, совершенно живой подросток Олег Бородин открыл глаза по-настоящему и весело уставился на кивающего головой врача, на ухмыляющуюся медсестру, на плачущую от радости Клаву, на маму, схватившуюся за сердце по той же причине.
     - Здравствуйте! – сказал им Олег.

 * * *

      Как мы помним, мама Нюры Сеноваловой совсем отчаялась.
      Она жила в Санкт-Петербурге в научно-исследовательском институте со своей больной, впавшей в странное, непонятное состояние дочкой уже более полугода. Ничего не менялось в состоянии Нюры. Мама уже обращалась даже к священнику с просьбой рассказать ей, что ждёт души детей на Том Свете.
      Надежда на исцеление появилась вдруг, словно бы ни с того, ни с сего и странно чрезвычайно. Мать с дочкой спали в одной палате. И вдруг среди ночи никогда прежде не ходившая Нюра сползла с койки, встала на ноги и, вытянув перед собой руки, двинулась по палате с закрытыми глазами. Она шла и что-то бормотала.
      Наткнувшись в темноте на закрытую дверь, Нюра повернула обратно, не пошатнувшись дошла до маминой кровати. Мама схватила дочку за вытянутые вперед ручонки. Почувствовала, что Нюра вся горячая, будто у неё сильнейший жар.
     Непросыпающуюся девочку снова уложили в кровать, тут же измерили ей температуру – тридцать девять и три! – и вкололи жаропонижающее. Следующее измерение – утром – показало температуру уже тридцать два и одну десятую градуса!
     - Кошмар! – пробормотал врач, покрываясь вдруг испариной. – Ваша дочка на грани жизни и смерти.
     Нюра тоже что-то бормотала. И при касании была теперь холодной, как лёд. И белой - как снег.
     - Зажгите свечку! – громким шепотом бредила она. – И оттащите от меня эту ведьму! 
     Господи! Какую ведьму? Не о родной же матери она так!
     Но свечку мама догадалась зажечь – церковную. Она принесла её по секрету от всех в палату.
     Бледность начала стремительно покидать личико Нюры. Естественный, здоровый цвет тканей возвращался. Она также быстро теплела.
      И вот – открыла глаза. Прежде блуждающий, рассеянный взор её сделался ясным и осмысленным, только искал кого-то.
      - Где она? – спросила Нюра, и речь её теперь, не то, что прежде, была тоже внятной.
      - Кто – она-то, солнышко моё?! – мама не знала, страдать или радоваться?
      - Ледяная девчонка, - объяснила Нюра. – Та, что влетела сюда со мной и хотела заморозить меня насовсем.
      Был июль, на улице было жарко, а Нюра дрожала от холода.
      - Солнышко моё, не пугай меня, - сказала ей мама. – Ты теперь говоришь  и ходишь сама. И никаким ледяным девчонкам мы тебя не отдадим – так и знай!
      Да – так оно и вышло.

* * *
      Ясным июльским утром Гена Цыплаков проснулся дома, в своей кровати.
Некоторое время он лениво потягивался и протирал заспанные глаза.
Да неужели, Гена, наконец-то, дома? Как надоели все больницы, врачи, капельницы, уколы и таблетки, сколь бы целебны они ни были!
После окончания загадочного состояния летаргии Гена пробыл в больнице ещё две недели, показавшихся ему вечностью, и вот теперь-то ночевал дома первый раз.
       Гена помнил, как перед ним внезапно вспыхнула жаркая огненная стена, как она выбросила его – Снежного принца и Сказочника Олафа – кувырком из волшебных миров, и всё для него разом погасло и исчезло… А затем вернулось – в виде реального, земного мира людей и отсутствия чудес. В виде той же больничной палаты и врачей. Палата была отдельная – ввиду особого, странного состояния этого больного.
       В комнату Гены заглянула его мама.
       - Ты вставать собираешься? - спросила она. - Вообще-то уже четверть десятого.
       - Я пока проснулся только наполовину, - ответил сын и зевнул.- А сегодня воскресенье, вроде?
       - Боюсь, как бы ты невзначай снова не уснул на полгода, - сказала мама серьёзно. - Это было страшно. Ты мог умереть.
       - Мог, конечно, - согласился Гена, и лицо мамы приняло тревожный вид. – Но не умер же. Я был в такой чудесной стра…
       - Давай-давай, рассказывай всю ерунду в мельчайших подробностях! – донесся из средней комнаты насмешливый голос сестры Кати.
      - Мне снились такие чудесные сны, что даже жаль, что они закончились и не хотят повториться, - поправил себя Гена.
      Кате он, разумеется, поведал все свои приключения в сказочных мирах, но сестренка не считала необходимым растрепать такое всем подряд. Ну, а про сны мама расспрашивать нашла излишним.
     Гена встал, натянул штаны, пошел в кухню, как обычно, держась за стенки. Никаких перемен к лучшему после возвращения из сказочных миров в его здоровье не произошло.
      Он позавтракал манной кашей – пока ел её, вспомнил такую же волшебную кашу – богатырскую… Да, мама готовит намного вкуснее, но колдовских свойств домашняя каша не имеет, увы!
      Вернулся в среднюю комнату, сел на диван. На столе у окна – немалая стопа книг. Гену оставили в седьмом классе на второй год. Необходимо прочесть хоть часть этих книг, подготовиться к учёбе, чтобы не остаться и на третий.
     Вспомнил про  жажду знаний. А так ли она сильна у Гены Цыплакова в этом мире?
      Сегодня погода уж очень хорошая. Выйти хоть на крыльцо, подышать летним солнечным теплом. С жаждой знаний разберемся позже.
     - О, Генка вышел! – обрадовался соседский мальчишка. – Давай, Генка – в шахматы?
     Сосед приносит шахматы из дома, начинается игра. Соседский мальчишка забирает Генину сдвоенную черную пешку – сам жертвуя коня. Гена берется за вторую пешку, но рука его вздрагивает.
     Ему пригрезилось так же отчетливо, как будто наяву – страшный, хищный конь – как дикий древнегреческий кентавр – злобно ржа, встает на дыбы, сбивает черную пешку с ног и кровожадно впивается почти человечьими, но гораздо более крупными зубами ей в горло…
     - Нет, не могу. Не буду дальше играть. Как вспомню эти войны в Шахматной стране… Там – настоящая кровь и смерть. Люди гибнут. А мы тут сидим – играем ими, против их воли толкаем на гибель.
     Нет сомнений, что и этому мальчишке Гена-трепло о своих приключениях что-то порассказал.
     Мимо них проходит Катя и, слыша слова брата, крутит пальцем у виска.
     - Это тебе от лекарств всякого наснилось, - говорит соседский мальчика, делая участливое лицо.
     - Может быть, - Гена пожимает плечами. Сам-то он отлично понимает, что лекарства тут ни при чём.
     Соседский мальчишка куда-то убежал, а Гена мечтательно поглядел на небо. Да, совсем недавно он мог летать. А теперь снова – даже ходит кое-как, еле-еле.
     Пришла почтальонка, вынула из сумки газеты.
     - Привет, Геночка, - сказала она, разглядывая сегодняшнюю почту. – Ого! Тут письмо пришло лично для тебя!
     Подает ему конверт, на котором под адресом написано:
     «Цыплакову Геннадию. Лично».
     Отправитель письма – Олег Бородин.
     Гена медленно идет домой, закрывается в своей комнате и распечатывает конверт.

     «Привет, Генаха! – пишет Олег. – Как там у тебя дела? Надеюсь, всё в порядке? У меня тоже всё окей. Правда, в восьмом классе застрял на годик ещё. Видишь ли, я по малости травмировался. Попал под соседскую «Оку», несколько  месяцев провалялся в отключке. Но это пустяки, сейчас всё идет на лад. Уже с костылями хожу понемногу. Из больницы домой выписали. Скоро и костыли брошу.
     Пока валялся, насмотрелся всякой ерунды, типа твоей, кстати, Страны Сказок – помнишь? Столько всего увидел – хоть книгу пиши. Ты там, в моих снах, между прочим, тоже был.
     Оклемался я так скоро, благодаря моей девушке – Клаве. Вот кому спасибо!
      Генка, ты там не ленись, не кисни, будь крутым чуваком. Тогда и у тебя девушка будет. А станешь рассусоливать – быть тебе в итоге старым пачкуном.
      Жду ответа. Теперь обещаю писать тебе чаще.
      Твой друг Олег».

      Гм…
      Никаких подробностей Олег не написал. Сплошь общие слова. Сам не верит в то, что прошел в сказочных мирах? Или, если он знает, что и Гена там был – чего растекаться мыслью по древу? Скорее всего, так.
      Но странный зуд где-то в глубине души заставляет Гену схватить авторучку и писать… нет, не ответ Олегу, а стихи. Тот, кто хлебнул хоть раз Поэтического меда, не сочинять отныне не может.
      У него родилась «Баллада о пешке»


1. В игре.

Дан сигнал – пора идти в атаку.
Длань могучая перстом толкает в бой.
Не могу противиться я знаку,
Мной играет кто-то неземной.

Я в строю безликих пешек черных.
Он велит мне делать встречный ход.
За какие ниточки он дёрнет?
На какие кнопочки нажмёт?

Давит мне ответственность на темя:
Жизнь – бой. Не прозевай! Смотри!
Бьется пульсом шахматное время
В каждой деревяшке изнутри.

Злобно гонит время нас вперёд –
Шевелись! Не то – грядёт цейтнот!

Путь мой под названьем «вертикаль» -
Чёрно-белый, а по сути – серый.
Есть горизонталь, диагональ –
Только для ферзей и офицеров.

Лишь вперёд шагать обречены мы
За такую призрачную честь.
Норовят нас белые вражины
С клеток сбить и сразу жадно съесть.

Душу мою заживо не съешь ты,
Как силён бы ни был в вышине.
Вот опять безвольно гибнут пешки
В деревянной шахматной войне.

Каждый шаг мой – это шаг наверх.
Я должен бить налево и направо,
Чтобы короля никто не сверг,
Чёрная б не сгинула держава.

Ты опять замешкался, солдат?
А цейтнот, подлец, тому и рад…

Зря такой я маленький и гордый.
Долго драться не хватило сил.
Белый конь с нахальной, хитрой мордой
Буквой Г своей меня сразил.

2. Вне игры.
И угас мне чёрно-белый свет,
Но зажегся новый – многоцветный.
Я – воздушный, зыбкий, неконкретный –
Падаю туда, где клеток нет.

Все в один тут сходятся пути,
Некуда и незачем идти.
Все – единый обретают цвет,
Времени безжалостного – нет.

Вниз и в тишину меня влечёт.
Здесь иной, товарищи, цейтнот…

Я блаженствовал, не тратя тщетно сил,
Нежился, как в самом сладком сне.
Вскоре конь – тот, что меня убил,
Дружелюбно улыбнулся мне.

Мы лежали рядом – все свои:
Пешки, кони, короли, ладьи…

Я один всё ежился в тоске,
Мучило меня незримо что-то:
Для чего мы жили на доске?
И зачем бежали от цейтнота?

Пешкой быть – не знать весёлых дней.
Чёрной клетки белая не слаще.
Умирать зачем за королей,
Если их опустят в тот же ящик?

Жизнь полна не шахматных проблем.
Кто играет нами? И зачем?..

     - Скучно, - прокомментировала Катя, когда Гена с воодушевлением прочел ей. – Высоцкий на эту тему писал. И в похожем размере. Только намного веселее и талантливей.
      Конечно, так. И к тому же, Гена, повидавший вживую Шахматную страну, здесь, в своей балладе, довольно-таки приврал про неё. Но не СОЧИНЯТЬ он теперь не может.  Таким Геннадий Цыплаков и будет всю свою жизнь.
      Интересно, что бы об этой балладе сказала Госпожа?..
      Может быть, стихи и не так хороши. Но вкус у них есть – неплохой, ореховый. Гена теперь может чувствовать вкус всякого литературного произведения. И это весьма любопытное ощущение, пришедшее к нему из сказочных миров. Правда, питаться литературой у него здесь не получается.
       Соловья баснями не кормят…
      Да, так кто же играет нами? Когда Гена сделался ненадолго черной пешкой, он выяснил, что их – Мудрых или Чёрных – толкал вперед Гроссмейстер – Огненный дракон. Кто же играл за Добрых – Белых? Его вдруг осенило. Ну конечно, она! Снежная Королева.
     Отец Гены – Вячеслав Иванович Цыплаков – часто смотрит по телевизору вечерами военные фильмы. И в одном из них неприятный, высокий голос с металлическим звоном произносит:

     «С тех пор, как Земля вращается вокруг солнца, пока существует холод и жара, буря и солнечный свет, до тех пор будет существовать и борьба. В том числе среди людей и народов. Если бы люди остались жить в раю, они бы сгнили. Человечество стало тем, что оно есть, благодаря борьбе. Война - естественное и обыденное дело. Война идёт всегда и повсюду. У неё нет начала, нет конца. Война - это сама жизнь. Война - это отправная точка».
      Это сказал Гитлер.
      Ух, ты! Так вот кого цитировал Гроссмейстер в своей – да в своей ли? – черной книге!
 
      Потянулись скучные дни, опять похожие один на другой.
      Наступила осень. К Гене снова стали ходить учителя. Жизнь становилась привычной рутиной. Где же она – Страна Сказок? Есть ли на самом деле?
     И вот снизошел первый заморозок. Оконные стекла подернулись искристым туманом.
     И как-то утром в этой мутной пелене окна Гена Цыплаков вновь увидел знакомые прекрасные глаза.
     «Здравствуй, Сказочник Олаф, -  молвила Снежная Королева так, чтобы слышно было только ему одному – Ну, что? Соскучился по мне?

КОНЕЦ.

   9.01.2022 г.